Чудесный Китай. Недавние путешествия в Поднебесную: география и история Тавровский Юрий
Станция переходит в город
В безводной степи возникли двухэтажные здания железнодорожного ведомства, пограничников, таможенников, небольшой гостиницы. Вместе с несколькими солидными бревенчатыми постройками в русском стиле они стали ядром поселения на 10–20 тыс. человек, большинство из них ютились в бараках и хибарках. Сохранившиеся русские бревенчатые избы отреставрированы и получили статус «охраняемого культурного наследия». В центре небольшого городского парка – памятник и ухоженные братские могилы наших воинов. Именно в здешних краях в августе 1945-го начиналось наступление Советской армии на северные китайские земли, которые входили в прояпонское марионеточное «государство Маньчжоу-го». Благодарная память об избавителях от японского гнета жива и поныне – недавно рядом с мемориальным комплексом на средства местных жителей установлена скульптурная группа советских воинов-освободителей. По соседству с главным пропускным пунктом на границе водружен также памятник «Красному секретному маршруту». В 1920–30-е годы по этому маршруту через контролируемую гоминьдановцами и японцами территорию под видом кочегаров, путевых рабочих или мелких торговцев в Советский Союз перебирались посланцы коммунистического руководства, связные Коминтерна, курсанты военных училищ, студенты Коммунистического университета трудящихся Востока и других учебных заведений.
В 1945-м здесь погибли первые советские солдаты – освободители Китая от японского ига
Деловой центр города Маньчжоули
Попав в сегодняшний Маньчжоули с его двумя 43-этажными башнями-близнецами и десятком небоскребов пониже, непросто представить себе старый город. Хибарки минувшего времени можно найти, если постараться как следует. Но стоит поторопиться – их безлюдные остовы быстро сносят строители. Город расширяется, возводится один микрорайон за другим. Население растет и уже превысило отметку 300 тыс. человек. Доходы людей и спрос на жилье увеличиваются. Его строят предприниматели, а городские власти занимаются крупными общественными зданиями, на щедрые субсидии Центра на границе построены здания железнодорожного и автомобильного переходов, стратегическое шоссе и другие дороги, административные постройки, новая пассажирская станция, аэровокзал.
Фантазия на русские темы
Именно с аэровокзала начинаются архитектурные сюрпризы Маньчжоули. Достойное международного аэропорта просторное здание особенно поражает своими интерьерами – чего стоят одни плафоны на потолке белоснежного главного зала, расписанные микеланджеловскими ангелами. Через несколько километров дороги по выжженной степи неожиданно появляется… главное здание Московского университета. Уменьшенное в три-четыре раза и лишенное шпиля, оно тем не менее узнается сразу и производит сильное впечатление. Открывшийся в 2007 году местный «МГУ» (на самом деле это Маньчжурский филиал Университета Внутренней Монголии в городе Хух-Хото) уже выпустил несколько партий специалистов в разных областях знаний, особенно востребованы выпускники-русисты. Фантазии на русские мотивы продолжаются и дальше. Уменьшенные копии «Рабочего и колхозницы», «Медного всадника», памятников Гагарину на Ленинском проспекте Москвы, воину-освободителю из берлинского Трептов-парка, монумента «Родина-мать» в Волгограде и пары десятков других классических произведений советских скульпторов расставлены в степи среди чахлой травы и засохших березок, которые, наверное, должны были стать тенистым парком.
Что за город без озера и набережной
Бревенчатые дома стали памятниками архитектуры
Чуть дальше начинается другой фантастический комплекс под названием «Парк матрешки». В центре высится главная Матрена, вымахавшая метров на 20–25. На ее боках нарисованы сразу три красавицы. Китайская обращена в глубь Срединного государства. Русская вглядывается в начинающуюся за ближайшим холмом Россию. Монгольская вперилась в бескрайние монгольские степи. Вокруг матрешки-гиганта стоят ее младшие сестры росточком до десяти метров, а дальше совсем «крошки», в рост человека. Некоторые раскрашены портретами иностранных писателей, от Марка Твена до Николая Островского, но большинство расписано голубоглазыми красавицами в цветастых платочках. Неподалеку стоит здание, похожее на типичную русскую церковь о пяти главах. К счастью, луковки не увенчаны крестами, ибо внутри «Музея русской живописи» сосредоточены довольно аляповатые копии самых известных картин русских и европейских художников, воспевавших красоту женского тела… Весь этот архитектурный комплекс, возможно, когда-то разовьется в этакий русский Диснейленд. Поток туристов из внутренних провинций Китая нарастает с каждым годом, и среди основных достопримечательностей наряду с путешествием по диковинной для южан степи уже сейчас значатся Парк матрешки и прочие «русские» объекты.
Русская специфика Маньчжоули подчеркивается не только русскими миловидными «девушками для фотографирования», которые расхаживают среди матрешек в живописных сарафанах, и скудно одетыми красотками, которые отплясывают в ночных клубах. По начертанным еще в 1901 году пяти главным улицам энергично передвигаются гости из соседних российских регионов – Забайкальского края, Иркутской области, Бурятии. Им не до местных достопримечательностей, в руках объемные сумки с покупками. Они передвигаются из одного магазина в другой, не преодолевая никаких языковых барьеров. Во-первых, почти каждое китайское название дублируется русским. Во-вторых, многие китайские торговцы знают необходимые русские слова. Ключевые навыки китайской речи, особенно числительные, хорошо известны и гостям, многие из них посещают Маньчжоули регулярно. «Торговый туризм» из России стал одним из источников благосостояния жителей Маньчжоули, которые даже поставили памятник нашим «челнокам» на одной из торговых улиц.
Действующая модель Московского университета
Таких матрешек нет даже в России
Русских в Маньчжоули много. Несмотря на языковой барьер, они торгуются, ругаются, фотографируются на память в лавках, магазинах и супермаркетах. В многочисленных ресторанах и ночных клубах наши соотечественники едят китайские, русские и монгольские блюда, аплодируют китайским жонглерам и русским стриптизершам и поют под караоке народные песни. «Здесь одни и те же китайские вещи в два-три раза дешевле, чем в Чите, – рассказывала полная блондинка, приехавшая приодеть сына к новому учебному году. – На сэкономленные деньги можно еще и погулять – пожить в комфортабельной гостинице, посетить бары и ночные клубы. В Маньчжоули удобно и безопасно, я хочу здесь поселиться, выйдя на пенсию». Китаец, хозяин лавки фотопринадлежностей, тоже доволен. «Русские любят фотографировать и покупают самую современную технику, – рассказывает он. – Многие, особенно мужчины, поначалу выглядят страшновато, они очень большие и громко говорят. Но когда привыкнешь и научишься объясняться с ними, то проявляются хорошие качества: честность, щедрость, добродушие. Я мечтаю открыть магазин в Забайкальске. Еще лучше – в Чите или Иркутске».
Приграничье догоняет приморье
Обилие россиян, машин и автобусов с российскими номерами на улицах Маньчжоули объясняется просто. Для пересечения границы на этом погранпереходе не требуется индивидуальных виз, таможенные формальности сведены к минимуму, а покупки можно делать за рубли. Все это и многое другое стало возможно после того, как в 1992 году китайское руководство провозгласило стратегию «открытости приграничных районов». Она была призвана сократить разрыв в уровнях экономического и социального развития приграничья с приморскими районами, получившими приоритетные права с самого начала проведения политики «реформ и открытости» в 1978 году. В соответствии с новой стратегией Маньчжоули стал одним из 14 «открытых городов», или, как их называют в Китае, «сухопутных портов».
«Все началось в 92-м, когда Маньчжоули стал самым первым “сухопутным портом” на границе, – рассказывал вице-мэр Лян Баоюань. – Тогда жителей было меньше 30 тысяч, современных зданий не было вообще. Но потом с каждым новым пятилетним планом нам выделяли все больше средств на развитие. Сейчас бюджет города составляет 1600 млн юаней, из них государство дает 600 млн, а миллиард зарабатываем сами. Каким образом? Получаем отчисления от внешней торговли и туризма, от местной промышленности, от продажи земли. Государство позволяет нам оставлять на развитие 25 % поступлений от перегрузки товаров на железной дороге. Это хорошие деньги, ведь через нас проходит 70 % всей торговли с Россией, это около 30 млн тонн леса, сыпучих грузов, нефти в год. Нам очень повезло с соседями. Я имею в виду и всю Россию, и сопредельный город Забайкальск.
Памятник русским «челнокам»
Рубли принимаются наряду с юанями и долларами
Мы давно дружим с тамошним мэром, ездим в гости друг к другу. К сожалению, в Забайкальске я вижу мало перемен к лучшему. В чем причины? На мой взгляд, в первую очередь у вас отсутствует государственная политика развития приграничных районов, нет льгот для местных жителей, недостаточно капиталовложений в развитие инфраструктуры. Но, главное, у вас вдоль границы живет очень мало людей. Вам надо как-то привлекать туда больше народа, строить на границе предприятия, чтобы на них работали и русские, и китайцы. Наши люди не любят уезжать в глубь России надолго. Мы хотим видеть Забайкалье, Сибирь и Дальний Восток развитыми и богатыми, тогда у нас тоже будет больше возможностей для торговли, туризма. Сильно надеемся, что президент Путин поможет нашим соседям разбогатеть».
Решение 1992 года об «открытости приграничных районов» стало первым, но далеко не единственным способствовавшим «мирному возвышению» Маньчжоули. Дополнительные права и бюджетные вливания местные власти получили после решений Политбюро ЦК КПК и Госсовета КНР о «масштабном освоении западной части страны» от 1999 года и о «модернизации старой промышленной базы Северо-Востока» от 2007 года. В 2011 году Маньчжоули получил от правительства еще и статус «экспериментальной зоны приоритетного развития и открытости», а это означает дополнительные льготы и субсидии. И без того крупнейший «сухопутный порт» на границе с Россией должен превратиться в международную торговую базу, ориентированную на всю Северо-Восточную Азию, в базу перерабатывающей промышленности, освоения энергоресурсов, трансграничного туризма, в международный логистический центр и платформу-инкубатор инновационного сотрудничества. Уже осуществляется 69 строительных проектов инвестиционной стоимостью более чем в 100 млн юаней каждый (1 юань приблизительно стоит 5 рублей), включая международный оптовый центр торговли древесиной и торгово-развлекательный комплекс «Ванда плаза».
Китайско-российско-монгольские торговые выставки приносят Маньчжоули все больше новых доходов
Приграничная торговля важна для деловых людей по обе стороны границы
Богатые соседи – мирная граница
Эту установку Пекина стараются претворить в жизнь партийные и городские власти Маньчжоули. В условиях начатого США «сдерживания Китая» спокойствие на тысячах километрах рубежей с Россией и Монголией имеет поистине стратегическое значение. Не менее важны поступающее из сопредельных государств сырье и возможность беспрепятственной доставки через них ресурсов из дальних стран. Растущая роль Маньчжоули в геостратегических раскладах Пекина проявляется в международной деятельности, возложенной на местные власти. Вот уже восемь лет подряд в этом городе одновременно проводятся Китайско-российско-монгольская выставка научно-технического сотрудничества и Китайско-российско-монгольский форум регионального торгово-экономического сотрудничества.
Выставка размещается в характерном для Маньчжоули помпезном здании, напоминающем какой-то из павильонов ВДНХ. Парад главных участников – мэров приграничных городов и крупных предпринимателей – начинается с настоящего представления с барабанами в исполнении солдат местной пограничной заставы. Само собой, перерезается красная ленточка, произносятся речи на трех языках. У стендов всегда многолюдно: производятся мелкие покупки «на пробу», подписываются миллионные контракты.
Несколько сотен участников собирает трехсторонний торгово-экономический форум. На него съезжаются руководители сопредельных российских и монгольских регионов, городов и поселков, соседних китайских провинций и, конечно, важные чиновники Маньчжоули. Приглашаются также ученые из Москвы, Хабаровска, Читы, Улан-Батора, Пекина, Харбина, Шанхая и даже Гонконга. Лейтмотивом выступлений последних лет стала мысль о важности стратегии «разворота на Восток», которая разработана вернувшимся в Кремль президентом Путиным. Правда, звучит и сдержанная критика принятой в 2009 году российско-китайской «Программы сотрудничества между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири России с провинциями Северо-Востока Китая до 2018 года». С большим энтузиазмом обсуждаются перспективы освоения нашего сибирского рынка после вступления России в ВТО.
Пассионарии из Маньчжоули гордятся своими успехами
В Маньчжоули даже вчерашние бедные крестьяне из глубинки могут стать хозяевами мусульманского ресторанчика
Китайские пассионарии в действии
Со своим планом «завоевания рынка» на недавнем форуме выступила моложавая, но очень уверенная в себе женщина по имени Мэн Линь. Необычным было то, что она была не чиновницей или ученой, а предпринимательницей, президентом торговой компании «Чэнлинь» из города Маньчжоули. Еще более необычной была откровенность, с которой она говорила о намерении использовать открытие внутреннего рынка России для наращивания экспорта китайских овощей и фруктов, расширять уже действующий распределительный центр в Иркутске, создать систему сетевого маркетинга, заняться слиянием и поглощением каналов сбыта на Дальнем Востоке. На банкете в большой монгольской юрте по завершении форума состоялось знакомство с Мэн Линь и ее мужем по имени Гэн Фучэн. Каждый из них вложил в семейный бизнес не только по одному иероглифу собственного имени, но и по мощному заряду пассионарности.
Уже на следующее утро мы втроем обходили владения предприимчивой пары. На просторной площадке в конце Второй улицы имелось все, что полагается иметь на овощебазе: во дворе разгружались грузовики с номерами разных провинций Китая и загружались фуры с иркутскими и читинскими номерами, на складе работницы перебирали картошку, а грузчики укладывали на поддоны ящики с надписью «Яблока». Не было только запахов подпорченных овощей.
«Наш девиз – “честность в торговле, взаимная выгода партнеров” относится как к китайцам, так и к русским, – приговаривала Мэн Линь, вскрывая наугад то ящик свежих яблок из провинции Цзилинь, то ящик персиков из Чжэцзяна. – Мы закупаем овощи и фрукты в 18 из 23 провинций Китая и тщательно выбираем поставщиков. Подпорченные продукты – подмоченная репутация. Это для нас неприемлемо. Мы хотя и самый крупный в Маньчжоули, но не единственный экспортер овощей и фруктов. То же самое и с российскими партнерами. В нашем распределительном пункте в Иркутске работают двадцать человек, там хорошие маркетологи, и они поддерживают отношения только с надежными закупщиками в самом Иркутске, а также в Чите, Красноярске, Омске, Новосибирске. Со времени основания компании десять лет назад поставки в Россию растут на 20 % в год и в 2011 году составили 50 тыс. тонн».
Мы вышли во двор, откуда как раз собиралась выехать пара огромных фур. «Длуга, ластаможка быстла-быстла!» – пожелала Мэн Линь русскому водителю передовой машины. Тот приветливо помахал ей и тронулся в путь. «Товар вывозят более 200 машин, все принадлежат российским компаниям. Работаем круглые сутки, семь дней в неделю, – пояснил на хорошем русском языке Гэн Фучэн, отвечающий в семейном бизнесе за транспорт, контакты с властями, финансовые операции через собственную кредитную фирму, а также за начатую недавно торговлю русским лесом. – С конца мая у нас затишье, ведь летом наши соседи сами выращивают овощи и фрукты. Но с ноября начнется запарка: в Россию пойдут груши, апельсины, мандарины, яблоки… В “меню” более 50 названий сезонных овощей и фруктов. Нам посчастливилось найти выгодный и полезный бизнес, мы ведь никого не обижаем, не вытесняем, а только помогаем северным соседям питаться полезной и вкусной пищей, создаем в России новые рабочие места. Проблемы? По нашу сторону границы их нет. Как резиденты “открытого порта” мы даже освобождены от экспортных пошлин. Бывает, теряем много времени на границе, ваши таможенники – строгие люди. Главное ограничение для нас и наших конкурентов – это малочисленность населения на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири, невысокие доходы большинства потребителей».
В довольно скромном кабинете «королевы фруктов» на стенах вывешены почетные грамоты и дипломы, а на столе – фотографии двух улыбающихся мальчишек. Иметь двух детей – это не только большое родительское счастье, но и лишнее доказательство делового успеха. Ведь в условиях все еще строгой демографической политики получить разрешение властей на «сверхпланового» ребенка обходится недешево, надо внести немало средств на разные городские программы…
«Все началось ровно двадцать лет назад, – рассказывает Мэн Линь. – Восемнадцатилетней девушкой я узнала из телепередачи о создании в Маньчжоули “открытого порта” и о всевозможных льготах. Уехала из родной провинции Цзилинь, не раздумывая. Хотелось самостоятельности, романтики. Первые годы были очень суровые. Пришлось недоедать, заниматься мелкой торговлей, раскладывая товар прямо на земле… Дела пошли на лад, когда встретила Гэна».
«Ко времени нашей встречи я уже кое-что знал о торговле с Россией, – улыбается Гэн Фучэн. – В Маньчжоули я попал после окончания университета в городе Цицикар, это тоже во Внутренней Монголии. Работал переводчиком с русскими “челноками”, потом с китайскими “фирмачами”. С 1996 года мы с Мэн Линь сами занялись торговлей фруктами и овощами, но работали через посредников. Только в 2002 году создали компанию “Чэнлинь”, начали торговать с Улан-Удэ, с тех пор, как видите, развернулись шире».
На прощание основатели «Чэнлинь» подарили мне небольшой арбуз, выращенный в Маньчжоули. В здешних условиях это равносильно осуществлению фантазии автора одной из советских песен 1970-х: «Утверждают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести». Похоже, энергия и предприимчивость пассионариев, помноженная на продуманную стратегию государства, способна творить чудеса. Именно таким чудом видится мне Маньчжоули, китайский город с русской спецификой.
Не Западом единым
Существует еще одна серьезная причина процветания «чудо-города» – геополитическая. Она заключается в стремлении китайского руководства диверсифицировать внешнеэкономические связи. Провозгласив в 1978 году курс «реформ и открытости», Дэн Сяопин создал на восточном побережье Китая условия для возникновения «чудо-городов», нацеленных на сотрудничество с Западом. Массированное государственное финансирование и специальные «тепличные» условия позволили Шэньчжэню, Чжухаю, Сямэню стать «стыковочными узлами» с экономиками сначала Гонконга, Макао, Тайваня и стран Юго-Восточной Азии, а затем и развитых стран Запада. Эти витрины нового Китая помогли резко улучшить восприятие страны в мировом общественном мнении.
Северное направление для политики открытости тогда было закрыто. В 1989 году Горбачев съездил в Пекин, отношения между двумя правящими коммунистическими партиями нормализовались, и открылись перспективы развития межгосударственных, торговых, культурных и прочих связей. Но вскоре последовал распад Советского Союза, и в России наступило «смутное время». Пора для реализации «северной стратегии» Пекина пришла только на рубеже ХХ и XXI веков. Двумя монументальными достижениями этой стратегии являются заключение Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Россией и Китаем и создание Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Оба этих события произошли в 2001 году.
Зафиксированные в договоре 2001 года отношения стратегического партнерства весьма ценны для Пекина сегодня, но станут еще более важными, жизненно важными в обозримом будущем. Недовольство «мирным возвышением» Китая в США, Японии, странах Европы, Южной и Юго-Восточной Азии нарастает с каждым годом и начинает принимать контуры военно-политического сдерживания КНР по периметру границ. В этих условиях мир и взаимодействие на северной границе с Россией и Монголией приобретают особое значение, позволяют не отвлекать колоссальные ресурсы на модернизацию военной инфраструктуры границ и приграничных зон. Налаживание торговли и сотрудничества с сопредельными странами расширит ресурсную базу китайской экономики и обеспечит гарантированный транзит стратегического сырья из удаленных регионов. В идеале Пекину на всем протяжении границ с Россией и Монголией нужен пояс мира и взаимодействия на межгосударственном и межрегиональном уровнях, зона свободных повседневных контактов жителей приграничных районов. Не случайно одним из самых крупных мероприятий внешнеполитической жизни Китая при Си Цзиньпине, ставшем новым председателем КНР в 2013 году, стало совещание по всестороннему развитию связей с сопредельными странами.
В одну сторону
Выполненная каллиграфическим почерком надпись «Первые ворота в северную страну» украшает традиционную китайскую арку киноварного цвета с золотой черепицей на крыше. На арке табличка с такой надписью: «После открытия российской стороной своей части зоны торговых обменов купцы и туристы обеих стран смогут посещать друг друга через эти ворота. Это станет воплощением дружбы народов Китая и России». Но перед центральным проходом арки воткнута другая табличка с выцветшей надписью – «Проход закрыт». Согласованная двусторонними соглашениями зона безвизовой и беспошлинной торговли по обе стороны границы готова ровно наполовину. На китайскую половину. Кроме арки построены и работают здания универмагов, пассажей, гостиница с рестораном. Не обошлось без двухметровых матрешек и вызолоченного фонтана, похожего на «Дружбу народов» с московской ВДНХ.
Российская территория начинается за проволочными заграждениями метрах в сорока от «Первых ворот». В голой степи виднеются лишь одно трехэтажное здание и какой-то бетонный недострой, а на горизонте – невысокие постройки поселка Забайкальск. Контраст разителен.
Невольно возникают простые вопросы. Почему не открыть на нашей стороне хотя бы простенькие торговые ряды, ведь китайские лавки бойко продают туристам не только китайские товары, но и российские сувениры? Почему не угощать блюдами русской кухни и столь желанными в суровой степи прохладительными напитками летом и горячительными зимой? Почему не предлагать модные в Китае картины маслом, изделия из забайкальских полудрагоценных камней и иные российские товары? Почему не построить хотя бы скромный парк развлечений в русском стиле? Думается, что дело не только в нерасторопности местных чиновников и предпринимателей. Без массированной институциональной и финансовой поддержки центральных властей Забайкальск никогда не станет вровень с Маньчжоули. Поселку до сих пор не сильно помогли многочисленные целевые программы развития Забайкалья и Дальнего Востока, принимавшиеся и в СССР, и в новой России. Правда, благодаря подписанной в 2009 году программе приграничного сотрудничества в Забайкальске недавно началось строительство нового лесоперерабатывающего комбината, на китайские капиталы строится его двойник в поселке Даурия и промышленная зона в поселке Моготуй. Но к самому Забайкальску это имеет мало отношения. В обращенной к России витрине «китайского экономического чуда», каковой на глазах становится Маньчжоули, по-прежнему отражается печальная судьба российской глубинки. Между тем в условиях продолжающегося мирового кризиса экономические связи с Китаем могли бы стать для России не только своеобразной страховкой, но и мощным подспорьем для развития. Пока же «Первые ворота в северную страну» ведут в никуда.
Ворота на Север
Тибет. Обустраивается «крыша мира»
«Новые тибетцы» перед дворцом Потала
Во всем мире продолжаются разговоры о «китайском чуде». Чудо это, выраженное в сотнях миллиардов долларов экспорта и импорта, процентах ежегодного роста валового национального продукта и иных цифрах, можно представить и по-другому. Например, начать рассматривать «китайские чудеса» поменьше, из которых состоит чудо большое. Преобразившийся в связи с Олимпийскими играми 2008 года Пекин. Обновленный благодаря ЭКСПО-2010 Шанхай и выросший напротив него «город небоскребов» Пудун. Шэньчжэнь, собирающийся затмить соседний Гонконг. А еще Чжухай, Сямэнь и другие приморские экономические зоны. А еще стремительно растущая сеть скоростных железных и автомобильных дорог. А еще…
А еще – Тибет. Там тоже происходит чудо. Такое впечатление сложилось после десятидневной поездки по большим и малым городам Тибетского автономного района, как официально называется эта горная провинция Китая. Она известна на Западе Джомолунгмой и другими вершинами-«восьмитысячниками», Далай-ламой, низкорослыми яками и другими диковинами. Но лучше начать с начала.
Московитов на улице Баркор больше нет
Для большинства иностранцев Тибет начинается с Лхасы, самого высокогорного города мира (3490 метров над уровнем моря), где в каждом номере гостиниц установлены кислородные аппараты. Правда, бесплатные аппараты почти никогда не работают, а переносные баллончики с чистым воздухом надо покупать. В самой Лхасе дышать можно и без баллончиков, если не бегать и не делать резких движений. Выйдя из гостиницы, мы с коллегами-журналистами неспешно двинулись куда глаза глядят.
Обычная улица небольшого провинциального китайского города. Одноэтажные лавки, закусочные, парикмахерские. Стоп! Парикмахерских подозрительно много. Перед ними на скамеечках сидят девицы, очевидно освободившиеся от стрижки-бритья. Но вот к скамеечке подкатывает внедорожник, из него выходят двое в какой-то военизированной форме и, не заходя в заведение, начинают оживленную беседу с выстроившимися в ряд мастерицами. Недолгий диспут заканчивается, приезжие и несколько «парикмахерш» уезжают. Только тогда до наших пытливых журналистских умов доходит суть происходящего. Эксперты напоминают, что из-за тяжелого климата командированные из «материкового» Китая приезжают на два-три года и не берут с собой жен. Возникающие физиологические проблемы решаются естественным образом.
На довольно пустынной сначала улице становится больше людей, повышается этажность придорожных торговых заведений. Показались золотые крыши храма. Улица вливается в настоящий широкий проспект, правда не прямой, как полагается проспекту, а круглый! Это знаменитая улица Баркор, в прямом смысле слова окружающая величественный монастырь Джокханг. Баркору несколько веков, еще в 1716 году христианский миссионер Ипполито Дезидери докладывал своим иезуитским командирам, что в районе квартала Баркор сложилось международное торговое сообщество из монголов, китайцев, московитов, армян, кашмирцев, непальцев и выходцев из Северной Индии. Уже тогда из Лхасы вывозили не только золото, но также такие экзотические товары, как сушеные хвосты яков, мускус, разнообразные лекарства тибетской медицины, меха, а ввозили чай, сахар, шафран, кораллы, янтарь. Сегодня на Баркоре не видно московитов и индусов, зато много китайцев, уйгуров и хуэйцзу (китайских мусульман) из соседних Синьцзяна и Цинхая, которых выделяют традиционные для мусульман белые шапочки. Для одних Баркор – это длинная ярмарка с множеством лотков, лавочек и магазинов. Для других – заключительный этап паломничества к буддийской святыне, какой является один из самых больших и самых намоленных храмов Тибета.
Сувениры бывают разные…
Лавка на улице Баркор
Вереницы бедно одетых и явно усталых мужчин, женщин и детей медленно движутся друг за другом, то падая ниц и простираясь на земле, то снова вставая, воздевая к небу руки с закрепленными на ладонях деревянными плоскими дощечками, которые играют роль «обуви» при вставании с земли. Снова упасть ниц, снова растянуться на земле, вытянув руки вперед, снова встать… Обычно паломники трижды проходят-проползают вокруг Джокханга. За спиной у некоторых из них деревянная «койка» и матерчатая подушка, с которыми они проделали многодневный путь до Лхасы. Выехав из столицы Тибета через пару дней, мы видели на горных дорогах настоящие караваны паломников. Кто-то совершал уже известные нам движения «лечь-встать-лечь», кто-то вез на себе тележку со скарбом и запасом продуктов. Требующий немалой физической силы молитвенный обряд довелось видеть затем и в других местах Тибета, богатых почитаемыми монастырями и храмами. Есть и другие формы общения с богами. В руках у некоторых верующих молитвенные барабаны, которые они постоянно крутят, каждый оборот барабана приравнивается к прочтению священной сутры, свернутый в рулон текст которой спрятан внутри барабана. Немало людей ходит вокруг храмов, вращая установленные обычно вдоль одной из внешних стен большие бронзовые барабаны с начертанными священными знаками-символами буддизма.
Паломники идут в Лхасу издали, дав обет либо искупить свои грехи, либо попросить Будду о даровании милости. Заодно они везут с собой что-нибудь на продажу, чтобы оправдать путешествие. Нехитрые товары – топленое масло и сушеный творог из молока яка, меха, полудрагоценные камни и предметы национальной одежды. Их либо продают посредникам с центрального рынка, либо пытаются продать на торговой улице Баркор. Туристки из западных стран впадают в неистовство при виде всевозможных украшений из серебра, бус и браслетов из голубых, желтых, коричневых, белых, зеленых камней. Мужчинам интереснее бронзовые статуэтки Будды, молитвенные барабаны, традиционные ножи, кожаные шляпы. Встречаются и страшноватые сувениры. Вот чаша для вина, сделанная из затылочной части человеческого черепа и обрамленная по краям серебром. Вот свирель из кости. «Самые звонкие инструменты получаются из костей девственниц, но они уже все проданы», – объясняет продавец. Хочется купить все – расшитые традиционными орнаментами мужские матерчатые сапоги, женские передники и халаты, коврики, замечательные сундуки для путешествий с нарисованными яркими красками львами или благопожелательными орнаментами. Несколько лавок торгуют танка, типичными для Тибета, Цинхая и других горных районов Китая буддийскими иконами, которые нарисованы клеевыми красками на шелке. На танка чаще всего изображен Будда, встречаются лики его учеников, сцены из буддийских преданий и тибетской истории.
В специализирующейся на продаже танка лавке, которую содержит молодой художник, на глазах у посетителей рисующий все новые произведения, мы познакомились с буддийским монахом – ламой. Он сам обратился к нам на сносном английском языке и, узнав, что мы из России и интересуемся буддизмом, пригласил посетить свой монастырь Джокханг. Наш новый знакомый был лет 30, рослый, атлетически сложенный, со спокойным и приветливым лицом. На нем ладно сидело монашеское одеяние пурпурного цвета, на ногах простые сандалии, на голове очень короткая стрижка. Лама по пути объяснил причину почитания монастыря Джокханг. Оказывается, великий учитель Гуру Римпоче (Падмасамбхава) сражался на месте нынешней Лхасы со злой женщиной-демоном, победил ее и на месте сердца поверженной фурии основал монастырь. Сильно приукрашенные нашим знакомым события реально происходили в VIII веке, когда объединивший весь Тибет царь решил сменить местную религию бон на буддизм и пригласил из Индии миссионеров, включая знаменитого монаха Падмасамбхаву. Под его руководством началась титаническая работа по переводу буддийских книг на тибетский язык, и тем самым в горной стране был заложен фундамент новой веры.
Лама провел нас прямо в монастырь где, впрочем, свободно ходили сотни верующих. Сначала мы побывали в его келье, очень маленьком и очень скромно обставленном помещении с кроватью, тумбочкой и несколькими танка на стенах. Я подарил ламе небольшую икону, купленную перед поездкой в Троице-Сергиевой лавре. Подарок был с удовольствием принят и тут же установлен на тумбочке. Затем нас повели в зал для молитв, украшенный резными деревянными колоннами, какими-то знаменами и расшитыми занавесками. Мы остались стоять при входе, где лежали сандалии и прочая обувь монахов. Около 30 сверстников нашего знакомого сидели в несколько рядов на подушках и хором нараспев читали сутру. Время от времени один из лам звонил в колокольчик, раздавались также удары в бронзовый барабан или пронзительные звуки труб. По завершении молитвы началась церемония распределения подношений верующих. Старший лама внес большой бронзовый таз с разноцветными полудрагоценными камнями, и каждый монах зачерпывал по несколько горстей, складывая свою долю в пластиковый пакет. Отойдя от зала для молитв, мы увидели деревянные полки, уставленные бронзовыми статуэтками Будды разных размеров. В них не было бы ничего необычного, если бы лицо божества не было прикрыто белым куском ткани. Оказывается, эти изваяния ждут покупателей или, скорее, жертвователей. Купленные статуэтки будут установлены в главном зале монастыря рядом с главной статуей Будды, и, таким образом, просьба благотворителя будет скорее услышана Богом. Экскурсия по храму Джокханг закончилась на его плоской крыше. Глянув вниз, можно было рассмотреть внутреннее пространство монастыря с несколькими этажами келий и молитвенных залов. Посмотрев вдаль – насладиться величественным видом города и дворца Потала.
Два цвета дворца Потала
Этот хрестоматийный вид известен каждому, кто читал статьи и книги о Тибете, смотрел документальные или художественные фильмы про «крышу мира». Потала – это и дворец, и крепость, и монастырь. Она таит в себе объяснение многих особенностей Тибета. Как будто бы вырубленный в скале дворец раскрашен в два цвета. Низ – белый, верх – пурпурный, совпадающий с цветом одежд лам секты «желтошапочников» (гелугпа). В белых помещениях вершились дела государственные, а в пурпурных – духовные. Пурпурные постройки были зимней резиденцией нынешнего Далай-ламы XIV до его бегства в Индию после неудачного антикитайского восстания в 1959 году. Сейчас в Потале живут «живые Будды» и другие ламы разных рангов, молятся паломники со всего Тибета, бродят туристы из «материкового» Китая и разных стран мира.
Дворец Потала
Золотые крыши Лхасы
Потала – это настоящий небоскреб в сравнении с другими зданиями Лхасы. Я насчитал примерно 15 этажей как в белой, так и в пурпурной части дворца. В Джокханге, по моим подсчетам, всего пять этажей. «Небоскребы» как бы лежат на склонах горы, опираясь на ее мощь. По каменным ступеням и утоптанным земляным дорожкам бредут по крутому склону бедняки в обносках и богачи в новеньких, отороченных мехом халатах. Вращая свои молитвенные барабаны, они проходят мимо прилепленных к склону горы домов с монашескими кельями, мимо нарисованных прямо на скалах изображений Будды, мимо массивных деревянных ворот с бронзовыми украшениями. По пути паломники успевают повязать на святые места хадак, белый ритуальный шарф, символизирующий уважение и чистоту помыслов. Внутри просторных залов «духовной» части дворца в полутьме возвышаются огромные статуи сидящего Будды. Вокруг них нескончаем поток паломников. Горят плошки с маслом, весь воздух пропитан его не слишком приятным запахом. Стены украшены танка и цитатами из сутр. На крыше дворца позолоченные (а может быть, золотые) украшения в форме то ли молитвенных барабанов, то ли колоколов. На ослепительном горном солнце горит золотой символ тибетского буддизма – Колесо жизни с двумя сидящими оленями по сторонам. Точно такое же Колесо жизни установлено и в пекинском храме Юнхэгун, крупнейшем тибетском храме за пределами собственно Тибета.
У далай-лам, одновременно светских и духовных правителей Тибета, на протяжении многих веков сложились особые отношения с Китаем. Уже первый объединитель всех тибетских уделов Сонцзан Гамбо стремился наладить с правившей тогда Китаем династией Тан (618–907) официальные связи и после нескольких попыток добился этого, взяв в жены Вэньчэн, одну из дочерей китайского императора. За два года до этого он женился на принцессе из Непала, которая в приданое принесла две статуи Будды. Дочь Сына Неба с многочисленной свитой прибыла в Лхасу из Сиани в 641 году и тоже привезла в приданое статую Будды, которая и по сей день стоит в храме Джокханг. Принцессу по традиции сопровождала большая свита, в которой были ученые, инженеры и художники, давшие ускорение местной экономике и культуре. Их приезд способствовал завершению заложенного в 637 году дворца Потала.
Начатый Сонгцзан Гамбо двухсотлетний период процветания и стабильности сменился четырьмя веками междоусобиц и ослабления связей с Китаем, также переживавшим не лучшие времена в своей истории. Только в 1270 году тибетско-китайские отношения достигли своей новой вершины и император правившей тогда Китаем монгольской династии Юань (1271–1368) Хубилай присвоил Пагба-ламе, главе одной из буддийских сект под названием «Сакья», титул «императорский наставник». Он же построил в своей столице Даду (Пекине) дворец и ламаистский храм Юнхэгун. Высший придворный титул позволял Пагба-ламе не только вершить дела буддизма во всем Китае, но и наделял его высшими административными полномочиями в Тибете. Провозгласившие династию Юань монголы еще до установления контроля над Китаем хорошо знали хитросплетения борьбы за власть между разными сектами и региональными группировками Тибета. Ставка на секту «Сакья» оказалась верной, мир и спокойствие были восстановлены, а Тибет стал считаться одним из административных районов Китая. Была оказана помощь в реставрации Поталы.
Пережив несколько бурных периодов тибетской и китайской истории, дворец-монастырь вновь утратил свою величественность и к середине XVII века имел жалкий вид. Но тут «колесо жизни» сделало очередной оборот, и власть в Китае установила маньчжурская династия Цин (1644–1911). Как и другой чужеземной династии, Юань, новой власти были понятны проблемы окраин империи, заселенных некитайскими народами. Тогдашний хозяин Поталы Далай-лама VII добрался до Пекина, где встретился с Сыном Неба и получил из его рук документ, который подтверждал право на титул и связанные с ним религиозные и административные полномочия. И опять правителю Тибета была оказана всевозможная поддержка, включая очередное восстановление Поталы.
С тех пор каждое перерождение в очередного Далай-ламу и в равнозначного по святости и власти Панчен-ламу утверждается правительством Китая. Мальчик по имени Лхамо Тхондуп стал нынешним Далай-ламой XIV в феврале 1940 года, когда «живые будды» более низких рангов решили, что именно он – новое перерождение Далай-ламы XIII, а правительство Китайской Республики утвердило этот выбор. В 1995 году шестилетний мальчик Гялцань Норбу был выбран среди трех тщательно отобранных кандидатов традиционным методом жеребьевки из золотой вазы в монастыре Джокханг и стал Панчен-ламой XI, в которого переродилась душа «ушедшего в нирвану» шестью годами раньше Панчен-ламы Х. Итог жеребьевки был вскоре утвержден правительством КНР.
Трудная дорога к храму
Потала – главный, но не единственный великий храм Лхасы. Ведь это название в переводе с тибетского означает «место богов». Много святых, много сект, много храмов и монастырей. В центре города в IX веке был построен храм Джокханг, который по числу паломников опережает Поталу. В XV веке великий лама Цонгкапа со своими многочисленными последователями добавил Лхасе три крупных монастыря – Ганден, Сера и Дрепунг. Не успев не то что осмотреть, но даже посетить эти святилища, мы отправились во второй по размерам и важности тибетский город Шигадзе, где действует монастырь Ташилунпо, резиденция Панчен-ламы, который наравне с Далай-ламой является верховным религиозным авторитетом Тибета.
Наш путь был долог и труден, как и полагается дороге к настоящему храму. На выезде из Лхасы трасса вполне «цивилизованная» – двухрядная, асфальтированная, со столбиками ограждения на опасных участках. Постоянно открываются замечательные виды серпантинов горных дорог, пасущихся яков, редких полей со снопами скошенной соломы, за ближними горами появляются заснеженные вершины. На перевалах стоят цветастые арки с названиями на китайском и тибетском языках, а чуть поодаль – обо, горки из камней, которые складывают путники в качестве подношения богам, ответственным за безопасность путешествия. Помолиться о безопасности совсем не лишне – вскоре дорога становится однорядной, прижимается к склону гор так, что из окна видна только пропасть и раскиданные на дне остовы упавших машин. Настоящий страх приходит при виде движущегося по нашему же склону навстречу тяжелого грузовика. Разъехаться негде. Но опытные водители знают расположение буферных зон, и грузовик остается позади. Впереди видим группу велосипедистов, натужно крутящих педали спортивных машин со множеством передач. Их сопровождает машина-лидер с надписью на борту о том, что это искатели приключений из далекой Канады. Поражаешься их выносливости и здоровью, ведь даже в удобном кресле автобуса становится трудно дышать.
Яки – вечное богатство тибетцев
Священные горы, священные озера…
На высоте около пяти тысяч метров автобус делает остановку. Гид торжественно сообщает, что это – священное для ламаистов место и мы первые иностранцы, которых сюда допустили. На небольшом горном озере после кончины далай-ламы проводится начальная церемония поиска человека, в которого переродился покойный. Именно здесь ламы высших рангов должны определить сторону света, главное направление поиска. Покатые берега озера украшены длинными разноцветными гирляндами. Но это вовсе не украшения, а обереги, защита от злых духов. На каждом из разноцветных флажков гирлянды написано заклятие против демонов. Из автобуса я вышел, хотя и с трудом. Потом невольно встал на колени, а дальше попросту пополз. Воздуха в легких не хватало, его там просто не было. Из последних сил сделал несколько снимков и пополз обратно. Проявив съемку, увидел над озером странное продолговатое свечение, которого не было во время фотографирования…
Нехватка кислорода и вызванная ею усталость мешают адекватному восприятию действительности. Постепенно понимаешь, что перед тобой еще одно чудо Тибета – священное озеро Манасаровар («Живая вода»). Оно находится рядом с горой Кайлас и озером Ракшас. Сохранившие веру в богов древней религии бон тибетцы считают Кайлас жилищем бога Демчога, а Манасаровар – местом обитания его подруги богини Дордже Пхагмо. Вместе они символизируют мудрость и сострадание, гармонию мужского и женского начал. Буддисты считают, что именно Манасаровар является легендарным озером Анаватапта, где королева Майя зачала Будду. Ну а некоторые географы утверждают, что озеро Манасаровар является самым высокогорным на планете водоемом с пресной водой.
Дорога идет вниз, дышать становится легче, жизнь окрашивается в яркие краски. Делаем остановку на склоне горы, где пасутся яки. Довольно миролюбивые низкорослые черные коровы позволяют себя погладить, но мощный коричневый бык посматривает на пришельцев неодобрительно. Хозяева стада из примерно 30 голов настроены очень дружелюбно. Хозяйка демонстрирует таинство дойки, хозяин предлагает попить чаю из кипящего на костерке алюминиевого чайника. Их лица и руки почти черные от яркого горного солнца. Это настоящие пастухи настоящих яков в отличие от тех, которые подстерегают туристов на перевалах и смотровых площадках и за умеренную плату позволяют фотографировать себя и украшенных попонами животных.
Новая жизнь тибетского буддизма
Главная цель поездки в Шигадзе – это монастырь Ташилунпо. Он не такой величественный, как дворец Потала или монастырь Джокханг. Построен на невысоком холме и окружен довольно ровным пространством, поэтому над многочисленными одноэтажными или двухэтажными домами с кельями монахов возвышаются всего четыре многоэтажных здания, главное из которых выделяется золотистой крышей.
По каменным плитам монастырского двора ходят паломники, беспрерывно вращая молитвенные барабаны. Иногда они беседуют с монахами в пурпурных одеяниях. Нас проводят по главным святым местам – показывают ступу (традиционное буддийское надгробие) с останками Далай-ламы I, ступы нескольких панчен-лам. Самая великолепная ступа Панчен-ламы IV достигает высоты в 11 метров и сделана из чистого золота. Монастырь гордится также самой большой в Тибете статуей будды Майтреи (Будда будущего). Высота статуи – 26 метров, на нее пошло около 300 килограммов золота, 116 тонн бронзы, тысяча жемчужин и 40 алмазов.
Журналистов из России согласился принять заместитель настоятеля монастыря. Сидя на низком диванчике под портретами усопших панчен-лам и их нынешнего молодого преемника-перерожденца, он угощал нас чаем, засушенным творогом из молока яка, рассказывая об истории монастыря, основанного после смерти Далай-ламы I в 1447 году. В отсутствие хозяина монастыря Панчен-ламы XI, который в то время находился в Пекине, монах повязал нам на шеи пурпурные ленточки с благословением Святейшего. Не обошел наш собеседник и острых углов. Он вспомнил о гонениях на буддистов в годы «культурной революции», прокатившейся над всем Китаем и в конце концов достигшей Тибета. Многие здания и реликвии Ташилунпо сильно пострадали, число монахов в его обители за то же время сократилось с 5000 до 800. Сам он был послан на «перевоспитание трудом» и вернулся к монашеской жизни только 20 лет спустя. Прибывшие из центральных районов Китая хунвэйбины («красные охранники») делали то же, что и в своих родных местах, – «выкорчевывали феодальные предрассудки». В Тибете было полностью или частично разрушено 90 % храмов, резко сократилось число монахов.
Пекин признал ошибки и сделал много, чтобы искупить грехи. Широким потоком в Тибет пошли щедрые субсидии на реставрацию монастырей. В местах погребения знаменитых лам строят новые пагоды – ступы. Только одна украшенная драгоценными камнями золотая ступа над прахом Панчен-ламы X в монастыре Ташилунпо обошлась в 55 млн юаней (один доллар США примерно равен шести юаням). В Потале между 1989 и 1994 годами прошла масштабная реконструкция, которая обошлась в 55 млн юаней. По завершении работ ЮНЕСКО включила дворец в список объектов Всемирного наследия. Все это, конечно, очень важно для улучшения отношений с живущими в Тибете примерно тремя миллионами тибетцев, подавляющее большинство которых остаются приверженцами ламаизма. Но для тех же тибетцев, для 1300 млн других граждан КНР и для всех обитателей Земли еще важнее реализуемая с 2001 года уникальная программа развития Тибета.
Самый лучший период в истории Тибета
Пекин начал оказывать помощь Тибету вскоре после того, как в 1949 году континентальный Китай перешел под власть коммунистической партии, провозгласившей создание КНР. Еще несколько лет ушло на установление контроля над отдаленными районами. В Тибете это произошло в 1951 году. По понятным причинам помощь была поначалу ограниченной, хотя прокладка уже первой автомобильной дороги, обошедшейся в огромные суммы и стоившей жизни тысячам китайских военных строителей, дала мощный толчок развитию местной экономики, торговых и прочих контактов с внутренними районами Китая. В последующие десятилетия по мере развития китайской экономики росла и помощь Тибету, принимались специальные программы его развития. Через год после волнений молодежи, которые в 1989 году прокатились по всему Китаю и затронули Тибет, в Лхасе побывал тогдашний руководитель Китая Цзян Цзэминь. Он обсуждал проблемы вывода Тибета из отсталости и бедности с партийным руководителем Тибетского автономного района Ху Цзиньтао. Началась работа над программой помощи, которая была утверждена в 1994 году на третьем совещании по работе в Тибете и предусматривала реализацию 62 крупных инфраструктурных, промышленных и сельскохозяйственных проектов.
Подарок от панчен-ламы
Школа в новом городе Линьчжи
Но стартом ускоренного развития Тибета называют все же следующее, четвертое совещание. Оно прошло в июне 2001 года и было приурочено к полувековой годовщине «мирного освобождения», как в Китае именуют восстановление контроля над Тибетом. Утвержденный совещанием список крупных проектов централизованной помощи на 2001–2005 годы насчитывал уже 117 наименований и оценивался в 31,2 млрд юаней. В эту сумму не включались текущие бюджетные субсидии (около 38 млрд юаней), программы шефской помощи от передовых регионов Китая (более миллиарда юаней). Об этих проектах и о стратегии развития «крыши мира» мне и шести другим журналистам из Москвы удалось побеседовать с председателем правительства Тибетского автономного округа Джампа Пхурнтсогом.
«Следует учитывать, что нынешняя программа – это составная часть стратегии развития всех западных районов Китая, нацеленной на преодоление диспропорции в развитии восточных, особенно приморских провинций и отстающих западных районов. Центральное правительство помогает ускоренно развивать транспорт, энергетику, связь, гидроэнергетику. Важную роль должно сыграть реформированное сельское хозяйство, вырастут доходы крестьян.
Нынешняя программа развития Тибета в корне отличается от традиционных. На передний план выведена экологическая составляющая. В наших горах, где зарождается великая Ярлунг Цзанпо (Брахмапутра), где формируется погода всего земного шара, нет места дымящим трубам и ядовитым отходам. В Пекине и Лхасе понимают свою ответственность перед человечеством и поэтому роль основных “моторов” развития отводят ускоренному развитию международного туризма, созданию индустрии тибетской медицины. Тибет – это земной рай, и мы хотим дать шанс миллионам граждан Китая и иностранцев побывать там. Тибетская медицина – это кладезь сокровенных знаний и чудодейственных лекарств, и мы готовы делиться этими богатствами с медиками и фармацевтами других стран, готовы лечить больных в самом Тибете. Развивая систему заповедников и экологически чистых производств, мы заинтересованы в привлечении передовых зарубежных технологий охраны окружающей среды. Мы также приветствуем иностранные, в том числе российские инвестиции, гарантируем налоговые и другие льготы. Нас ждет успех, и мы призываем друзей разделить его».
Танка на темы астрономии
Сбивать масло тибетских женщин учат с детства
Тибетцы очень любят танцевать свои танцы
Сохранить чистоту и уникальность
Все, о чем говорил тибетский руководитель, подтверждалось увиденным своими глазами. В Лхасе мы побывали на недавно объявленном заповедником болоте, ради сохранения которого перенесли соседнее предприятие и закрыли каменоломню. На всем 100-километровом протяжении дороги от аэропорта до Лхасы мы видели тысячи недавно посаженных деревьев, стволы которых специальными каменными заборчиками защищены от прожорливых баранов и яков. В живописнейшем округе Линьчжи на юго-востоке Тибета, где в долине Брахмапутры растут бананы, виноград и цитрусовые, нас возили на завод по производству лекарств тибетской медицины. Его построили по соседству с заброшенной площадкой предприятия, которое наносило ущерб окружающей среде и поэтому было закрыто. Там же, в Линьчжи, из объявленного национальным заповедником района произрастания целебных трав и кореньев было переселено несколько деревень вместе со всеми жителями. В Тибете уже действуют семь национальных и восемь провинциальных заповедников, занимающих в общей сложности 33 % территории автономного района.
Охрана уникальной природы идет параллельно с мерами по сохранению духовного своеобразия Тибета. К ним можно отнести поощрение властями традиционных буддийских сект, возрождение религиозных праздников, самобытных промыслов. С начала 1980-х годов на реставрацию храмов правительство выделило свыше 400 млн юаней. За последние десятилетия возрождено свыше 40 традиционных религиозных праздников. Число монахов и монахинь хотя и сократилось по сравнению с серединой прошлого века, но все равно составляет внушительную цифру в 46 тыс. человек. Растут доходы храмов, возобновились дискуссии знатоков буддийских канонов, в дома верующих и на церемонии освящения новостроек приглашаются монахи и «живые Будды» – высокопоставленные ламы.
Весьма продуманно выглядит и национальная политика властей. По данным переписи 2010 года тибетцы составляют 90 % трехмиллионного населения, хотя при этом не учитываются десятки тысяч китайцев – военнослужащих и командированных на три года из внутренних провинций административных и технических специалистов. Несмотря на выплату командированным компенсаций за трудные условия (большинство приезжих страдают от нехватки кислорода и по этой же причине не привозят с собой семьи), Пекин не стимулирует переселение китайцев, не создает для них инфраструктуру в виде особых жилых районов, школ, больниц. Среди хозяев частных ресторанов, ателье, парикмахерских и магазинов в городах преобладают китайцы, но много также мусульман-хуэйцзу из соседних провинций и уйгуров. Быстрому росту тибетского народа помогает отсутствие запрета на рождение второго и последующих детей. В городах нормальным для тибетцев считается иметь двух-трех детей, а в деревне – трех-четырех и более.
Практически все ученики школ, которые мы посещали, – тибетцы, хотя многие предметы преподаются по-китайски. Китайский язык – билет в лучшую жизнь, он дает шанс на дальнейшую учебу, карьеру. Впрочем, популярен и английский, во всех монастырях пояснения на языке Шекспира нам давали самоучки-ламы. Лучшие выпускники поступают в университет в Лхасе или в вузы Пекина и других китайских городов. В поездке нас сопровождала переводчица-тибетка, учившаяся в германском Геттингене. На тибетском языке издаются газеты, работает телеканал, властями дотируется издание нескольких литературных журналов на тибетском и китайском языках. На улицах даже крупных городов много людей в национальных костюмах. Местные жители очень любят праздники. Народные танцы мы наблюдали перед храмами, на городских площадях, в парках. Тибетцы танцуют столь же энергично, как и молятся.
«Будда вам в помощь!»
Похоже, что природе и национальному своеобразию Тибета сегодня ничего не угрожает. Но будет ли так завтра, всегда? Ведь экономическое развитие набирает темпы. В 2007 году было объявлено о находке на Тибетском нагорье огромного месторождения цинка, меди и свинца. Не нарушит ли разработка природных богатств хрупкий баланс экологической системы Тибета? В начале 2010 года прошло серьезное совещание по развитию не только Тибета, но и соседних провинций, где также есть тибетцы: Сычуани, Юньнани, Ганьсу и Цинхая. В нем участвовали все высшие руководители Китая во главе с генеральным секретарем ЦК КПК Ху Цзиньтао (помните, в 2001 году он был партийным руководителем Тибета). На совещании не только отметили рекордный объем капиталовложений в Тибет за истекшее после совещания 2001 года десятилетие (310 млрд юаней, или 45,6 млрд долларов, что позволило увеличить ВНП района на 170 % и обеспечить ежегодные темпы прироста в 12,3 %). Были также намечены планы на следующую декаду, до 2020 года. Они предусматривают выравнивание жизненного уровня жителей самой бедной из 31 провинций Китая до среднего по стране, распространение бесплатного образования и другие программы.
В Тибете непрерывно строятся новые и расширяются старые шоссейные дороги, создаются новые аэропорты. Символом прогресса Тибета, но в то же время и возможных негативных последствий является железная дорога Цинхай – Тибет, самая высокогорная железная дорога в мире. В самой высокой точке она поднимается на высоту 5072 метра над уровнем моря. Дорога открылась 1 июля 2006 года, ее протяженность составляет 1956 километров. С учетом высокогорья используются специальные кондиционированные вагоны с подкачкой кислорода. Все отбросы и отходы человеческой деятельности попадают в особые контейнеры и вывозятся обратно на «материк». Все новые пути сообщения облегчат доступ к «крыше мира» миллионам туристов (в 2013 году их было 13 млн, включая 220 тыс. иностранцев). Облегчится и контролируемый пока приток китайских предпринимателей и просто искателей приключений – для некоторых районов Лхасы, Шигадзе и городов поменьше уже сейчас характерна атмосфера времен покорения американского Запада с сорящими деньгами холостяками, с заменившими мустангов «лендкрузерами», с лихими девицами.
Колесо жизни – символ тибетского буддизма. Нынешняя жизнь Тибета – счастливая
Еще один источник потенциальной напряженности – та самая тибетская интеллигенция, которую так старательно пестуют китайские власти. Молодых тибетцев бесплатно учат не только на малой родине, но и в лучших китайских университетах, обеспечивают стипендиями для учебы за границей. Как бы ни повторилась в Китае та же история, что приключилась в последние годы существования Советского Союза, когда именно национальные элиты советских республик возглавили движения за суверенитет, за развал вскормившей их сверхдержавы. Каждый год на «крыше мира» происходят демонстрации сторонников укрывшегося в Индии далай-ламы и даже самосожжения буддийских монахов. «Мы видим реальные угрозы стратегии открытости в западных районах и в Тибете. Мы хорошо изучили негативный опыт Советского Союза. Мы принимаем все необходимые меры» – так говорили в Лхасе наши собеседники в откровенных разговорах за стаканом местного пива из единственного растущего в Тибете злака – горного ячменя цинкэ. Ну что же, как говорится, «Помогай, Господи!», а точнее – «Будда вам в помощь!». Очень хочется, чтобы эксперимент с ускоренным и гармоничным обустройством «крыши мира» увенчался успехом.
Четыре сокровища китайской архитектуры
Китайские львы
Добродушная львица на мосту Лугоуцяо
После прогулок по китайским дворцам, паркам и храмам можно подумать, что самые распространенные в Поднебесной животные – это драконы, фениксы и львы. Именно их бронзовыми или каменными изваяниями украшали свои владения императоры и иные власть имущие. На самом же деле эти замечательные звери если и встречаются в реальной жизни китайцев, то очень-очень редко…
Вот уже несколько лет я веду фотоохоту на китайских львов. Самым удачным сафари оказалась поездка в западные предместья Пекина, где сотни львов украшают знаменитый мост Лугоуцяо, он же мост Марко Поло. При открытии моста в 1192 году на нем было 627 львиных изображений, сейчас кто-то насчитывает 482, кто-то – 496 царственных животных. Одинокие и парные, «улыбающиеся» и грозные, целые семьи львов не уберегли сам мост и начинающийся за ним городок Ваньпин от японских войск, которые в июле 1937 года атаковали китайский гарнизон и положили начало Войне сопротивления японской агрессии, которая длилась до сентября 1945 года.
Львица с львятами-близнецами на мосту Лугоуцяо
Очень серьезные бронзовые и мраморные львы императорского дворца в Пекине тоже слабо справлялись со своими функциями – отпугивать врагов Драконового престола. Зато «веселые львы», встречающиеся в городах Южного Китая, всегда создают хорошее настроение, как того и хотели их создатели. Хороши львы, которые охраняют опоры моста на Великом канале в Ханчжоу – они как будто только что выбрались из воды на берег и прилегли отдохнуть. Честно говоря, все китайские львы хороши, очень хороши.
Для того чтобы стать специалистом по китайским львам, надо знать всего несколько базовых пунктов.
Во-первых, изваяния царя зверей пришли в Китай вместе с буддизмом по Великому шелковому пути где-то в первых двух веках нашей эры, при династии Восточная Хань. Буддисты считали львов надежной защитой своей религии от сил зла. Еще они считали их «собаками Будды», что подвигло скульпторов на смешение образов двух животных.
Во-вторых, стоит обратить внимание на парность львов, охраняющих ворота и двери. Один, стоящий слева самец, защищает поднятой лапой шар, поначалу символизировавший сокровище веры, а затем власть, единство Поднебесной. Его подруга обнимает львенка, под которым подразумеваются такие конфуцианские ценности, как забота о потомстве и благоденствие. Открытая пасть льва отпугивает злых людей и духов, а закрытая удерживает и защищает добрых.
Лев в самом древнем буддийском храме Китая – Баймасы в Лояне
В-третьих, львов разрешалось устанавливать не только перед императорскими дворцами и хоромами знати, но также перед храмами, домами чиновников и просто богатых людей. Правда, любящие порядок китайцы и тут нашли способ установить кое-какие правила. Посчитайте число завитков в гриве. Если их 13, то лев охраняет владение чиновника высших рангов, меньше завитков (буклей) – ниже ранг знатности.
В-четвертых. Китайские львы давно перестали быть только китайскими. Их можно встретить в Японии, Корее, Вьетнаме и других странах, испытавших сильное воздействие китайской культуры. Львы украшают улицы «чайна-таунов» по всему миру – от Нью-Йорка до Лондона. Даже в Санкт-Петербурге пара каменных львов охраняет от злых демонов набережную Невы.
А теперь познакомьтесь с лучшими экземплярами моей «львиной» коллекции.
Бронзовый лев из императорского дворца в Пекине
Лев из Музея резьбы по камню, Пекин
«Веселые львы» в пригороде Шанхая
Лев с замечательными буклями в гриве. Маотай, Гуйчжоу
Усталый лев на Великом канале в Ханчжоу
Редкая скульптура из Музея резьбы по камню, Пекин
Китайская черепица
«Конек» золотой черепичной крыши на ремонте
Керамическая черепица всегда восхищала меня. Впервые красно-оранжевые черепичные крыши довелось увидеть в Болгарии, затем в Восточной Германии. Они придавали городским и сельским пейзажам дополнительные краски, создавали радостное, оптимистичное настроение. Это же настроение я испытал, впервые оказавшись в Китае, в Пекине. Гостиница была рядом с площадью Тяньаньмэнь, и поэтому золотые крыши императорского дворца впечатались в первую, самую прочную картинку Китая. Потом в море черных крыш с удивлением встретил черепицу зеленую, а затем даже голубую.
Путешествуя по разным уголкам Срединного государства, бывая в Японии, Корее, Вьетнаме, я видел все те же черепичные крыши, хотя и разного цвета, преимущественно черного и изредка золотого. Стало ясно, что китайская черепица является такой же непременной составляющей китайской цивилизации и ее зоны влияния, как архитектура, садово-парковое искусство, чайная церемония, музыка, иероглифика. С большим опозданием, всего несколько лет назад, я решил «коллекционировать» черепицу, фотографируя самые интересные образцы. Из объяснений китайских друзей и из книг узнал несколько важных фактов о черепице. Вот они.
Цвет черепицы определяет статус постройки и ее хозяев. Простые люди использовали и продолжают использовать черную черепицу. Аристократы и высокопоставленные чиновники имели право на зеленую. Желтая или золотистая черепица примерно с десятого века (династия Сун, 960–1279) полагалась только императору или деятелям, приравненным к Сыну Неба, – Конфуцию, обожествленному легендарному полководцу Гуань Юю. В Гугуне, бывшем императорском дворце, на могилах императоров династии Мин (1368–1644) в окрестностях Пекина, в летних резиденциях Ихэюань и Юаньминъюань преобладает именно этот цвет. Впрочем, там можно увидать и зеленые кровли – в помещениях для придворных. Хозяйственные постройки крыты, естественно, обычной черной черепицей. Синюю черепицу довелось видеть только в пекинском Храме Неба, символика тут ясна и без объяснений.
Черепичные крыши укрывают Китай от невзгод
Зато стоит пояснить значение разнообразных фигурок зверей на угловых скатах. Они делаются из того же материала, что и черепица, и повторяют ее цвет. Количество фигурок всегда разное – от двух-трех до одиннадцати. Правда, этот рекордный набор можно увидеть только на крыше павильона Зала высшей гармонии в Запретном городе. Число зверей на крыше, само собой разумеется, тоже символизирует статус. Да и сами зверушки выбираются не просто так. Дракон и феникс – символы императорской власти. Морской конек и небесный конь заявляют о высокой морали Сына Неба. Мифические животные и рыба яюй выполняют функцию пожарных, ибо могут ниспослать дождь при угрозе возгорания.
Крыши павильонов на озере Сиху. Ханчжоу
Свои подходы к черепичному искусству на юге Китая. Цветовая иерархия по традиции поддерживается, хотя на недавно построенном буддийском храме, не имеющем отношения к Сыну Неба, вдруг видишь «императорский» золотой цвет. Черная черепица покрывает выполняющее роль дворца местного масштаба здание резиденции уездного начальника. А вот «звериная» символика порой просто ставит в тупик. В провинции Юньнань на углу крыши вдруг появляется феникс, да еще один-одинешенек. Оказывается, в некоторых районах провинции до сих пор сохраняется матриархат и фигурка феникса как раз означает, что в доме хозяин – хозяйка. В противном случае над фениксом была бы фигурка дракона. В провинции Фуцзянь красные (!) черепицы переходят в углы, которые заканчиваются игривыми животными, лишь слегка похожими на драконов.
Впрочем, все произведения китайского черепичного искусства прекрасны и достойны дальнейшего любования и фотографирования.
Зеленая и синяя черепица Храма Неба
Храм Неба
Храм Неба
Черепичная крыша храма в провинции Фуцзянь, Восточный Китай
Золотая черепица Императорского парка Ихэюань
В новых храмах в провинции стали использовать золотую черепицу. Юньнань
Китайские мосты
Самые разнообразные мосты построены в парке Ихэюань
В списке 20 самых длинных мостов мира в 2010 году значилось 13 китайских. Все они построены уже в нынешнем веке и чаще всего являются частью высокоскоростных железных и шоссейных дорог, пересекающих Срединное государство с севера на юг и с востока на запад. Конечно, при возведении, например, Даньян-Куньшанского виадука длиной 164,8 километра на железной дороге Пекин – Шанхай были применены самые современные технологии и архитектурные решения. Но китайские мостостроители не забывают и о славных делах предшественников, украсивших своими шедеврами древние города и пополнивших историю мировой архитектуры удивительными изобретениями. Самый старинный из китайских мостов называется Аньцзи («Безопасная переправа») и был построен в 610 году на севере нынешней провинции Хэбэй. Мост Аньцзи еще и самый древний в мире арочный мост – при общей длине 50 метров пролет составляет 37 метров. Подобное чудо инженерной мысли было повторено в Европе только в XIV веке…
На мосту Аньцзи мне побывать не довелось. Зато еще один знаменитый мост Лугоуцяо (Мост над тростниковой лощиной) в окрестностях Пекина исходил из конца в конец много раз. Сделать это было не очень трудно, ведь длина моста через пересохшую реку составляет всего 267 метров, да и открывающиеся виды то классической крепости Ваньпин, то беломраморных изваяний львов на перилах широкого (9,3 метра) сооружения вынуждают фотографа постоянно менять точку съемки, убегать вперед и возвращаться назад в поисках самого лучшего кадра. Этот мост известен также как мост Марко Поло. Знаменитый путешественник в своих мемуарах посвятил ему такие слова: «…превосходный мост, настолько прекрасный, что у него едва ли найдется соперник в мире». Венецианец побывал на мосту в 1275 году, но десятипролетный гранитный красавец был построен гораздо раньше, в 1189–1192 годах.
Мост с 17 пролетами в парке Ихэюань
У арочного моста через Великий канал в самом его начале (или в его конце, если считать от Пекина) в Ханчжоу пролетов всего три. Но он очень хорош. Даже самые большие суда, перевозившие рис и иные товары с юга империи в Пекин, легко проходили под мостом, да и сегодня тяжелые баржи и буксиры свободно идут сквозь приподнятый центральный пролет. Два других пролета вполне пригодны для использования современными кораблями поменьше. Перед опорами моста поставлены волнорезы, украшенные изображениями усталых, как будто только что выбравшихся из воды львов. По обе стороны моста длиной около 200 метров воссозданы «старинные» кварталы, хотя идиллию туристам портят стоящие поблизости высотные дома.
Великий канал и иные водные пути, разумеется, требовали строительства мостов. Мост Баодай (Мост драгоценного пояса) перекинут через Великий канал в Сучжоу, одном из самых красивых городов Китая. По легенде, его возвели в 1446 году на деньги, пожертвованные чиновником, который продал свой украшенный драгоценными камнями пояс. Этот мост имеет длину 317 метров при ширине 4,1 метра и состоит из 53 арочных пролетов.
Озеро Сиху в Ханчжоу славится своими мостами
Мосты с еще более приподнятыми пролетами в Китае называют «лунными». Наверное, это потому, что вместе с отражением на воде полукружие пролета создает идеальный круг, как у полной луны. Эталоном «лунного моста» может послужить одно из самых красивых сооружений в Императорском парке Ихэюань в Пекине. Мост Юйдайцяо (Мост нефритового пояса) соорудили в 1764 году. Под ним раньше проплывал императорский корабль внушительных размеров, а сейчас снуют целые флотилии прогулочных лодок.
Парк Ихэюань с его рукотворными озером Куньминху, реками и каналами предоставляет богатые возможности для возведения мостов разных размеров, форм и предназначений. Ни одна из этих возможностей не была упущена придворными архитекторами. Среди нескольких десятков оригинальных мостов мне больше всего по душе мост с 17 пролетами. Ажурный беломраморный мост виден из разных точек в огромном парке и отовсюду прекрасно гармонирует то с серой, то с синей водой озера, с плакучими ивами по берегам, с дальними горами.
Мостик-крошка во дворе. Гуйчжоу
Мост на озере Сиху в Ханчжоу явно вдохновил создателей моста в Пекине
Львиный мостик в Гуанчжоу
Старинный мост Лугоуцяо (Марко Поло) в окрестностях Пекина
Мост Юйдайцяо в парке Ихэюань
В окрестностях Шанхая много городков на каналах, а в них – много разных мостов
Мост-беседка на озере Тайху
Изящный мостик на берегу озера Сиху
Китайские пагоды
Вековые традиции воплощены в новой пагоде на острове Хайнань
Еще до первой поездки в Китай я любовался и восхищался пагодами во Вьетнаме и Японии. Их устремленность в небо напоминала готические соборы Германии, стройные минареты Узбекистана. Пагоды всегда казались мне еще и небоскребами древности, и я очень обрадовался, когда при строительстве одного из самых «небоскребных» небоскребов Шанхая, башни Цзиньмао («Золотое процветание»), были использованы мотивы многоярусной пагоды (я насчитал 13 ярусов). Небоскреб-пагода, построенный в XXI веке, символизирует соединение китайской традиции с новейшими архитектурными и строительными достижениями Запада. Но ведь и традиционные пагоды, появившиеся пару тысячелетий назад, тоже были плодом «окитаивания» архитектурной формы, пришедшей с Запада. Правда, не с того Запада, под которым подразумеваются страны Европы, а из Индии. Страны, лежавшие за пределами Великой Китайской стены, именовали сиюй («Западный край»).
Прообраз пагод называется «ступа» и пришел в Китай по Великому шелковому пути вместе с первыми буддийскими монахами-миссионерами. Они строили ступы на могилах своих скончавшихся собратьев, а также в качестве хранилищ канонических книг – сутр – и иных реликвий своей веры. По буддийской легенде, первые ступы были построены на местах захоронения родоначальника буддизма Шакьямуни, прах которого после кремации разделили правители первых восьми государств, принявших эту религию. Классические ступы до сих пор встречаются в Китае, образцом может считаться изящная Байта (Белая пагода) в Пекине. Целый «Лес ступ» существует в монастыре Шаолинь, прославившемся своими боевыми искусствами. Но преобладают, конечно, китаизированные пагоды. Как и ступы, они называются баота, а слово «пагода» китайцам неизвестно, оно пришло в европейские языки от португальцев, переделавших на свой лад санскритское слово «бхагават», то есть «священный».
«Пещерная» пагода в Дуньхуане
Китайских фантазий на тему ступ-пагод великое множество. Бывают одноэтажные, трехэтажные, но большинство имеет семь или тринадцать ярусов. Ведь китайская нумерология утверждает, что именно эти числа благоприятны, поскольку соответствуют мужскому началу ян. Пагоды бывают круглые, квадратные, шести– и восьмиугольные. Их строили из камня, кирпича, дерева, железа и даже золота, крыши были из черепицы разного цвета, преимущественно зеленого. Это «золотая середина» между черной, предназначенной для простолюдинов, и желтой, зарезервированной для Сына Неба, императора. В отличие от индийских ступ китайские пагоды внутри зачастую полые, между внутренними этажами проложены лестницы, на ярусах имеются довольно просторные террасы, которые использовались для чтения и переписывания буддийских книг. Своеобразные пагоды с включением элементов собственных традиций можно встретить в отдаленных районах, в местах обитания национальных меньшинств. Некоторые из них, такие как Тибет или государство Дали в нынешней провинции Юньнань, были самостоятельными странами. Словом, сколько городов, столько и пагод.
Древние пагоды царства Дали в провинции Юньнань
Пагода храма Фосянгэ в парке Ихэюань
Байта (Белая пагода) в Пекине
Ступы в храме Шаолиньсы
Ступы в Музее резьбы по камню в Пекине
Пагода в Цюаньчжоу
Фантазия на тему пагоды. Небоскреб в районе Пудун, Шанхай
Минарет в традиции пагод в пекинской мечети
Так строят пагоды в XXI веке. Юньнань
Читать бесплатно другие книги:
