Ошибка Марии Стюарт Джордж Маргарет

II

Дарнли пробирался по темным аллеям, тянувшимся параллельно Кэнонгейту, закрыв плащом большую часть лица и сгорбив плечи, чтобы скрыть свой рост. Он снова вырвался на волю, сбежал из душного Холируда туда, где мог дышать свободно. После заката не составляло особого труда затеряться в темных эдинбургских переулках. Все добрые протестанты разошлись по домам («Скорее всего, читать Библию и молиться», – думал он), но Эдинбург мог предложить гораздо больше, чем разрешала реформистская церковь. В аллеях и переулках работали таверны и дома, где можно было найти утехи иного рода.

Он лишь недавно, поначалу робко и неуверенно, приступил к знакомству с этими другими развлечениями. По правде говоря, он чувствовал себя виноватым. В конце концов, он недавно женился. Но то, чего ему так хотелось, было отвратительно для него самого, а значит, тем отвратительнее для его жены. Лучше прямо платить за это и покупать плотские радости у тех, кто считает это невинной забавой или, во всяком случае, повседневной рутиной.

Что касается выпивки, приятно было отправиться в заведение, специально предназначенное для этой цели, вместо того чтобы суетиться и привлекать внимание ради лишнего глотка в официальной обстановке. Кубки на пирах наполняли слишком редко, хотя вино было лучшего качества. А его слуги Тейлор и Энтони Сэнден постоянно косились на него, если он позволял себе несколько глотков виски в своих личных покоях. Он знал, что они мысленно подсчитывают каждый глоток.

Дарнли распахнул дверь таверны с веселой вывеской «Задница монаха», на которой монах поднимал рясу, демонстрируя голые ягодицы. Таверна представляла собой небольшое полутемное заведение, находившееся рядом с переулком Блэкфрирс, и Дарнли считал его идеальным для своих целей: оно было достаточно популярным, чтобы не выделяться на фоне остальных, но не чересчур многолюдным в это время суток. Он поискал место на скамье и подозвал служанку еще до того, как сел.

– Добрый вечер, Ваше Величество!

Дарнли вздрогнул. Кто мог узнать его? Он обшарил взглядом помещение и остановился на массивной мускулистой фигуре Арчибальда Дугласа, раскинувшегося на скамье. Арчибальд поднял кружку и отсалютовал ему.

Проклятье! Теперь ему придется сидеть со своим дальним родственником. Он передернул плечами. Ходили слухи, что мрачный и язвительный Арчибальд был убийцей и не брезговал заказами на кровавую работу.

– Неожиданная встреча, кузен, – пробормотал Дарнли, усаживаясь рядом с ним. Мощное бедро Арчибальда находилось лишь в нескольких дюймах от него; тот и не подумал подвинуться, как требовали приличия.

– Я и не знал, что муж королевы посещает такие места, – заметил Арчибальд. – Какой приятный сюрприз.

Арчибальд сделал большой глоток. Когда он опустил кружку, Дарнли увидел капельки эля, поблескивавшие на его бороде.

– Каждому иногда нужно сменить обстановку, – ответил Дарнли. – А здешний эль мне по вкусу.

Он не кривил душой. В последнее время ему пришлось отказаться от виски. Дело было не только в том, что этот напиток стало трудно достать после раздора с графом Аргайлом, который удалился в свое поместье на севере, – виски раздражал его желудок и награждал пульсирующей головной болью по утрам. Приходилось довольствоваться элем и вином.

– Что еще вам по вкусу? – поинтересовался Арчибальд. Дарнли оцепенел. Неужели он знает про его визиты в другие места?

– Мне нравился вкус виски графа Аргайла, но теперь его трудно достать, – осторожно начал он.

– Ага, – Арчибальд крякнул и сделал еще один глоток. Дарнли принесли эль, и он жадно отхлебнул из кружки. Он уже несколько часов ожидал этого.

Вместе они опустошили несколько кружек. После первых трех Дарнли почувствовал желанное облегчение. Понадобилось три большие кружки эля, чтобы добиться эффекта, сравнимого с тем, что он получал от одной фляжки крепкого напитка. Теперь он не возражал против общества Арчибальда – в сущности, он испытывал определенную приязнь к своему родственнику. Свечи в комнате горели так же красиво, как роговые светильники во дворце, отливавшие мягким янтарным светом. Деревянная обшивка стен казалась такой же роскошной, как слоновая кость. Внезапно перед ним возник образ Марии с распущенными волосами в ночной рубашке в его постели… белая кожа ее ног, напоминавшая мраморную статую…

– Королева занята сегодня ночью? – спросил Арчибальд.

– Нет, – он понятия не имел, занята ли она. Он знал лишь, что хочет отправиться к девкам из маленького дома, расположенного немного дальше по улице, где он сможет утолить свои фантазии без какого-либо стыда и лишних вопросов, как и собирался с самого начала.

– Значит, она не со своим секретарем? – Арчибальд выглядел удивленным.

– Не знаю.

– А-а!

Восклицание повисло в воздухе, словно жужжащий шмель.

– Что вы имеете в виду? – натянуто спросил Дарнли.

– Я имею в виду, что обычно она проводит время с ним – с этим странным человечком со странными вкусами.

Дарнли фыркнул и едва не подавился от смеха:

– Я уже давно знаком с Риччио, и в его вкусах нет ничего странного. – На самом деле итальянец обладал хорошим вкусом в том, что касалось одежды, еды, вина и книг, – в большинстве вещей, которые реформистская церковь считала греховными.

– Тогда почему королева развлекается с ним? – спросил Арчибальд, стараясь придать своему лицу озадаченный вид.

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Конечно, вы должны так отвечать. Прошу прощения. Если это происходит с вашего разрешения… – Арчибальд пожал плечами…

Он намекает… он осмеливается намекать, что Дарнли – рогоносец, причем по собственному желанию? Что он стоял рядом и смотрел, пока секретарь-итальянец ублажал его жену?

– Я не потерплю такого оскорбления! – вскричал Дарнли и схватился за рукоять меча. Арчибальд тоже встал, и его массивное туловище как будто целиком заполнило таверну.

– Я не собирался оскорблять вас, – сказал он. – Как добрый родственник, я всего лишь пытался предупредить вас и сообщить об опасности. Моя преданность вам заставляет меня сказать об этом.

Арчибальд казался совершенно искренним. Дарнли, который был слишком пьян даже для того чтобы обнажить меч, плюхнулся на скамью. Его мысли бешено вращались по кругу.

– Вы лжете, – выдавил он. – Это неправда!

Куда делся Арчибальд? Его родственник ушел. Дарнли заказал еще одну кружку эля.

Он прислонился к стене и прикрыл глаза. Сегодня ночью он не пойдет к девкам. Нет, он отправится к жене. Есть ли хотя бы одна причина, по которой она может отказать ему? К черту девок! И к черту Риччио!

Дарнли нарисовал воображаемую сцену, которая всегда возбуждала его. Он хотел, чтобы Мария целовала и лизала ему пятки, потом ноги, медленно приближаясь к паху и щекоча его своими волосами. Она отбросит волосы, и они окружат его ноги мягким шатром, а потом начнет продвигаться к его члену… Сама мысль об этом так возбудила его, что он едва смог сдержаться. Он нашарил кошелек, чтобы расплатиться за эль, и, шатаясь, вышел на улицу, едва способный нормально передвигаться из-за болезненной эрекции.

Мария попросила Мэри Сетон принести настой липового цвета, чтобы сполоснуть плечи и шею. Было уже поздно, и она собиралась в постель. Теперь ей требовалось больше спать, и, честно говоря, она была рада немного побаловать себя.

Тонкий аромат липового цвета навевал сон, и ей нравилось закрывать глаза и представлять себя на цветущем летнем лугу.

– Спасибо, дорогая Мэри, – сказала она, взяв узкую стеклянную бутылочку. Жидкость в ней имела бледно-розовый оттенок. Мария налила немного на ладонь и стала медленно втирать ее в шею, чувствуя, как расслабляются мышцы.

– Мне вернуться попозже для молитвы? – спросила Мэри Сетон.

Они часто читали молитвы по четкам перед сном, но после свадьбы Марии этот обычай прервался. В последнее время, когда Дарнли уходил куда-то по вечерам, они вернулись к прежнему занятию.

– Да, – ответила Мария.

Оставшись одна в спальне, она еще некоторое время втирала лосьон в шею и плечи, а потом почитала стихи дю Белле.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Дарнли. Он остановился и тяжело привалился к косяку.

– Итак, ты одна, – начал он. Его голос был громким, а тон обвиняющим. Он вошел и с грохотом захлопнул дверь.

– Да, но ненадолго. Скоро я ожидаю… – она закрыла книгу, собираясь обнять его.

– Ага, так ты ждешь гостя? Ну что ж, отпусти его! Ты знаешь, кого я имею в виду! – Дарнли рывком двинулся к ней.

Только не это! Он опять напился! Сердце Марии упало, но в то же время она пришла в бешенство. Ее тихий вечерний ритуал теперь пропал безвозвратно.

– Нет, не знаю, – она попятилась.

– Иди сюда! Не бегай от меня! – он схватил ее за плечи и прижал к себе. Она ощущала его возбуждение точно так же, как в тот раз, когда он напал на нее в походном лагере. Он начал срывать с нее одежду, но был настолько пьян, что не смог даже этого.

– На колени! На колени, и обслужи меня! – он схватил ее за голову и попытался наклонить к своим ногам. Она отшатнулась и влепила ему крепкую пощечину.

– Ты пьян! – закричала она. – Как ты посмел в таком виде ворваться в мою спальню?

– В твою спальню? В твою спальню? – произнес он дрожащим монотонным голосом. – Что такое «твое» и «мое»? Разве мы не одна плоть? Разве муж не един со своею женою?

Он прыгнул вперед и попытался ухватить ее, но она легко увернулась. Когда Дарнли упал, Мария едва сдержалась, чтобы не пнуть его. Ее охватила дрожь. Попятившись, она подошла к двери спальни.

– Отведите короля в его покои, и пусть его слуги позаботятся о нем, – ровным голосом приказала она.

Когда слуги взяли Дарнли под мышки и уволокли прочь, Марию неудержимо затрясло от гнева и нервного напряжения.

Когда ее муж напивался, он превращался в чудовище. И эта ситуация продолжала только усугубляться, потому что он стал выпивать гораздо чаще, чем раньше. Теперь ей придется держать дверь спальни запертой. Все еще дрожа, Мария вошла в спальню и повернула в замочной скважине большой железный ключ. Потом закрыла на засов дверь, выходившую на спиральную лестницу.

III

Дарнли подергал дверь, ведущую в спальню Марии, но она была заперта. До сих пор он даже не думал о предположении Арчибальда Дугласа, будто с их браком что-то не в порядке. На самом деле он хотел опровергнуть коварные инсинуации Дугласа, когда поднялся по спиральной лестнице между спальнями, тихо подошел к двери и осторожно взялся за дверную ручку. Прижав дверь к косяку, чтобы заглушить звук, он повернул ручку и толкнул ее. Никакого движения. Дверь заперли изнутри. Раньше Мария никогда так не поступала. Дарнли приложил ухо к массивной деревянной створке, где не было замочной скважины, через которую можно было бы заглянуть в комнату. Он ясно расслышал мужской и женский голоса: Мария и Риччио.

Он почувствовал физическую боль и привалился к двери. Его предали.

Или нет? Может ли существовать другое объяснение?

Но тогда зачем запирать дверь?

Нет, иного объяснения, кроме того, на которое намекал Дуглас, быть не могло.

Риччио – любовник Марии.

Дарнли мог бы рассмеяться, если бы унижение не оказалось таким тяжким. Итальянец был старым – ему по меньшей мере пятьдесят! – безобразным и на целую голову ниже Марии. И к тому же низкого происхождения.

Но все это лишь усугубляло оскорбление.

Если бы она выбрала Мейтленда, ухоженного, изощренного и чрезвычайно умного, тогда… Или Босуэлла с его опытм в плане ублажения женщин… Или даже французского посла де Фуа с его европейской savoir-faire[1] и склонностью к интригам… любого, про кого он мог бы сказать: «У него есть то, чего нет у меня»… Но Риччио!

Дарнли повернулся и спустился по лестнице, настолько ошеломленный, что едва переставлял ноги. Войдя в спальню, он бросился ничком на огромную кровать – ту самую, куда раньше приходила Мария. И куда она больше не придет…

Когда сцены их недавних любовных игр прокручивались в его памяти и казались такими же яркими, словно их изобразил один из голландских живописцев, его глаза застилали слезы. Как она стремилась к нему… Ее слова… Неужели все это ложь? Неужели она говорит те же самые вещи Риччио в этот самый момент, лежа с ним в одной постели?

Дарнли стукнул кулаками по мягкому пуховому матрасу. Мысль о том, что Мария сейчас в объятиях другого мужчины, была невыносимой.

«Ты должен принять это, – строго приказал он себе. – Правду не скроешь. Она развлекалась с тобой и использовала, чтобы забеременеть и родить наследника королевской крови, а теперь ты больше не нужен ей. Она обещала сделать тебя полноправным королем; теперь она говорит, что это невозможно, что ты должен подписывать бумаги и присутствовать на заседаниях Тайного совета, чтобы заслужить это право. Но это всего лишь предлог. Истина в том, что ты выполнил свое предназначение. Теперь от тебя можно избавиться. На самом деле она больше не любит тебя».

Боль от этой мысли была сродни колющей ране от удара мечом. Но она ничтожна по сравнению со следующей: «Возможно, она никогда не любила тебя, и все твои воспоминания и драгоценные слова ничего не стоят. Ты никогда не имел того, что считал своим».

А быть может, и ребенок вовсе не от него, а от Риччио…

Дарнли разрыдался, уткнувшись в подушку. Он плакал до тех пор, пока не обессилел и не почувствовал себя опустошенным.

Должно быть, он заснул, потому что, когда попытался открыть глаза, веки слиплись от высохших слез. Он застонал. Почему он полностью одет? Произошло что-то неприятное, что-то ужасное, затаившееся на грани осознания… Что это такое? Оно было таким же огромным и темным, как стог сена, отбрасывавший тень на сжатое поле. Внезапно осознание пришло к нему.

«Твоя жена бросила тебя. Более того, она никогда не любила тебя».

Дарнли поднял голову. Во дворце царила тишина. Должно быть, Риччио уже давно ушел из верхних покоев. Но в Эдинбурге есть места, где никогда не спят. Укромные места в подворотнях, с дверями, у которых нет никаких вывесок.

Внезапно он испытал сильнейший прилив желания. Говорят, все женщины в темноте одинаковы, и это действительно так. Да, это так!

Он свесил ноги с кровати. Новые шерстяные рейтузы приятно натянулись на бедрах.

«Мне даже одеваться не нужно, – подумал он. – Я уже готов».

Он встал и тихо подошел к зажженной свече, мерцавшей на письменном столе.

«Пожалуй, я предложу Риччио присоединиться ко мне, – подумал он. – Может, он скажет что-то успокаивающее. Возможно, есть какое-то объяснение. Возможно, все это неправда…»

Возможно, все это неправда. При этой мысли его сердце взыграло. Он взял свечу и направился по галерее в комнату Риччио. У двери он остановился и тихо постучал.

Внутри кто-то заворочался. Разумеется, Мария не могла быть там вместе с ним!

«Я король, – сказал он себе. – Я могу входить, куда захочу».

Он повернул ручку – на этот раз дверь оказалась незапертой – и вошел в комнату. Риччио выпрямился в постели, сонно моргая. Его лицо исказилось от страха.

«Он принял меня за грабителя, – подумал Дарнли. – Что за ирония!»

– Боже милосердный! – воскликнул Риччио. – Лорд Д… Ваше Величество! Что случилось?

Дарнли поднес свечу к его лицу. Оно было морщинистым и усталым, а волосы висели слипшимися прядями. Неприглядное зрелище.

– Ничего особенного, – любезно сказал он. – Я собирался попробовать кое-какие нетрадиционные развлечения в веселых домах Эдинбурга и решил, что стоит иметь при себе искушенного спутника.

– Ох! – Риччио откинулся на подушку. Он выглядел изможденным. Пожилой человек не должен заниматься тем, чем он, судя по всему, занимался в последнее время.

– Прошу прощения, но я не могу, – наконец произнес он.

– Нет, можете! – возразил Дарнли и дернул его за воротник ночной рубашки. – Вам придется сопровождать меня. Я не собираюсь идти один. В конце концов, я ваш король!

Риччио встал с постели. При обычных обстоятельствах даже в вышитой ночной рубашке он имел комичный вид. Но теперь он выглядел просто отвратительно.

– Прошу прощения, я должен одеться, – сказал он и скрылся в алькове за ширмой.

– Я готов, – сказал Риччио, выходя из-за ширмы.

– Хорошо, – отозвался Дарнли.

Они тихо вышли из комнаты. Дарнли провел сонного Риччио по дворцовому коридору и вышел вместе с ним на свежий воздух. Риччио споткнулся на мостовой, и Дарнли рывком поднял его.

– Проснитесь, – прошипел он. – Вы должны быть бодрым и свежим для дел, которые предстоят нам.

Значит, Риччио выбился из сил после занятий любовью? Что может быть более явным доказательством?

Дарнли знал про боковые ворота, которые должны были вывести их наружу мимо стражников с факелами. Они вышли с южной стороны дворца и направились по узким аллеям и переулкам, куда не проникал лунный свет. Вокруг было темно: уличные фонари и свечи в окнах домов, мимо которых они проходили, уже давно затушили. Наступил самый глухой час ночи. Кроме шороха крыс, потревоженных их шагами, не слышалось ни единого звука.

От каменных домов веяло холодом, и вскоре Дарнли дрожал даже под шерстяным плащом.

– Поворачиваем сюда, – велел он Риччио. Из-за угла доносился слабый звук голосов. Потом он тихо постучал в дверь, и ему открыла женщина, которая явно не собиралась ложиться спать.

– Я ищу Летицию, – сказал Дарнли. Его голос стал хриплым от возбуждения.

Женщина посмотрела на Дарнли и внезапно узнала короля. Она протянула руку и погладила его по щеке.

– Какая чудесная кожа, – низким голосом произнесла она. – Я не отдам вас никому. Сегодня вы только мой.

Она повела его в маленькую спальню, после того как приказала кому-то еще позаботиться о Риччио. Кроме огромной кровати, в комнате практически не было мебели.

– Идите сюда, – женщина потянула его за собой и мягко толкнула на кровать. Потом легла и протянула к нему руки.

Казалось, она жаждала поцеловать его, прикоснуться к нему. И даже если ее желание было притворным, он не мог этого определить. И это было правдой. Все женщины в темноте одинаковы. На ощупь ее тело было точно таким же, как у его жены.

Когда все закончилось, она не отвернулась от него, не стала говорить о политике или о его обязанностях. Вместо этого она ласкала его. С какой целью? Он не понимал этого. Потом женщина прошептала:

– Думаю, наше удовольствие можно усилить, если заняться этим втроем.

– Ты имеешь в виду…

– Подождите – и увидите, – уверенно сказала женщина. Она встала, накинула халат, позвонила в колокольчик, и у двери появился слуга. Они обменялись несколькими тихими фразами, и дверь закрылась.

– Вот, – она подала Дарнли большой кубок, наполненный вином. – Освежитесь и наберитесь сил.

Вскоре дверь со скрипом приоткрылась, и Риччио заглянул внутрь.

– Необычное блюдо, не правда ли? – прошептала женщина. – Делайте с ним что хотите.

– Риччио, друг мой, – пробормотал Дарнли. – Присоединяйтесь к нам, – его язык уже немного заплетался от выпитого вина.

Риччио с опаской приблизился к кровати.

– Мы ждали вас, – сказал Дарнли.

Риччио выглядел еще более изможденным и больным, чем раньше, но послушно забрался на кровать. Женщина начала ловко раздевать его. Когда она добралась до штанов, то кивнула своему гостю.

Дарнли аккуратно расшнуровал штаны Риччио, медленными движениями вытаскивая каждый шнур из ушка. Треугольное отверстие постепенно расширялось. Внизу можно было разглядеть шелковое белье. Дарнли спустил с него штаны, под ними остались лишь короткие шелковые панталоны.

Хозяйка борделя жестом велела ему лечь на живот. Риччио выглядел испуганным.

– Не стоит бояться, – заверила она, поглаживая его ягодицы. – Только не напрягайся, а то будет больно.

Она повернулась к Дарнли:

– Разве не соблазнительно? Такой круглый, прекрасно вылепленный задок… Конечно, ощущение будет другим, но и у пива не такой вкус, как у вина. Многие мужчины пьют и то, и другое, и просят добавки… Ну вот, теперь я вижу, что эта мысль возбуждает вас.

Да, это возбуждало его, но не по той причине, о которой она думала. Его возбуждала мысль о насилии над мужчиной, который украл его жену, заставил его делать грязные вещи, унизил его.

– Да, – прошептал он. – Сильно возбуждает.

Дарнли чувствовал ненависть и страх Риччио, но это лишь усиливало удовольствие. Он хотел надругаться над ним, растерзать его изнутри, выставить посмешищем. Когда он услышал сдавленный крик боли, то ощутил вкус победы. Риччио словно окаменел.

– Говорю вам, расслабьтесь, – велела женщина.

– Ах-хх! – в голосе Риччио слышалась боль.

«Это к лучшему», – подумал Дарнли.

Он жестоко наказывал коротышку, используя его так грубо и властно, как только мог. Он чувствовал боль, которую причинял Риччио, хотя двигался механически, но Риччио молчал.

Потом его короткие узловатые пальцы вцепились в подушку, а когда Дарнли стал проникать все глубже и глубже в его тело, он крепко стиснул челюсти.

– Ради всего святого, прекратите! – наконец взмолился Риччио.

– Нет, я еще не совсем доволен, – возразил Дарнли, задвигавшись сильнее. Риччио закричал.

Потом Дарнли почувствовал спазм, но это ощущение отличалось от всего, что он испытывал до сих пор. На одну четверть это напоминало ненависть, на другую – любопытство, на третью – возмездие и лишь на последнюю четверть – физическое удовольствие. Он издал пронзительный торжествующий крик и рухнул на спину Риччио.

Риччио плакал.

– Вам не понравилось? – удивленно спросила женщина. – Вообще-то некоторые мужчины предпочитают это. Мне очень жаль… Здесь есть мазь, которая поможет облегчить боль.

Риччио выбрался из постели и стал собирать свою одежду. На его ягодицах красовалиь алые пятна крови. Дарнли показалось это комичным.

– Вы зло, – обратился он к Дарнли. – Вы пожалеете об этом дне.

– Разве сейчас день? – осклабился Дарнли. – Я думал, ночь еще не кончилась.

Женщина подняла оконную занавеску и выглянула наружу.

– Светает, – сказала она. – День приходит на смену ночи.

Риччио ушел.

IV

Мария собиралась попросить Мэри Битон принести ее меховую накидку с капюшоном, но удержалась от этого. Мелодия песни, которую играл Риччио, была такой нежной, что ей хотелось дослушать до конца. Кроме того, она не торопилась идти в дом эдинбургского торговца, где собиралась пообедать.

Она стояла у окна в своих небольших покоях в Холируде и смотрела на улицу Кэнонгейт, расцвеченную огнями. Они отражались в слое льда, как в зеркале.

«Нужно ходить очень осторожно», – подумала она. Она находилась на пятом месяце беременности, и это начинало сказываться на равновесии при ходьбе.

Песня закончилась. Пора.

– Спасибо, дорогой Риччио, – сказала она, повернувшись к нему.

– У меня есть две другие, которые я сыграю в следующий раз, – с улыбкой отозвался он.

– Подайте мою накидку, – устало попросила Мария.

Мэри Битон достала накидку из гардероба и подала ее своей госпоже.

– Ты должна послать во Францию за тканью для твоего свадебного платья, – укорила ее Мария. – У портных остается мало времени. Помни, ты можешь выбирать что хочешь: это мой подарок.

Девушка улыбнулась, но улыбка вышла натянутой. Возможно, она все еще переживала из-за своего романа с назойливым английским послом Рэндольфом? Их отношения подошли к концу, когда Марии пришлось изгнать его из страны за содействие мятежу лорда Джеймса. С тех пор за Мэри ухаживал один из ее соотечественников.

– Александр Огилви – это удачный выбор, – сказала королева. «Действительно, – подумала Мария. – Он честный, прямодушный и никогда не предаст меня».

Риччио поднялся вместе с Марией и спустился с ней по широкой лестнице. Когда они удалились, чтобы их не было слышно, он прошептал:

– Огилви не считает, что ему повезло, – он помедлил, но не стал ждать ее вопроса. – Он любит другую – леди Джин Гордон, но к ней посватался более могущественный лорд. Грустно быть молодым и влюбленным, но не иметь возможности бороться за свою любовь.

– Кто посватался к ней? – спросила Мария, спускаясь по лестнице. Подол длинной бархатной юбки волочился по ступеням за ее спиной.

– Лорд Босуэлл. Они должны пожениться в следующем месяце. – Риччио закатил глаза, радуясь тому, что смог удивить королеву. – Там нет никакой любви, сплошной расчет. Очень жаль.

– Босуэлл! Он женится на девушке против ее воли?

– Да. Но это выгодная сделка для ее семьи.

Какой-то момент она гадала, каково чувствовать себя вещью, которую отдают другому человеку против твоей воли. Сопротивляться или подчиниться?

«Босуэлл! Только представить, каково отдаться ему… Он должен быть грубым и требовательным. Он может сокрушить женщину, использовать ее так же, как объезженную лошадь.

Но по крайней мере от него не будет разить спиртным, и он не станет приставать с омерзительными требованиями, порожденными больной фантазией».

Воспоминания о поведении Дарнли были мучительными для нее. В последнее время он словно пребывал в обители распутства и непристойности. Он…

– Моя драгоценная жена, – прервал ее размышления Дарнли. Он стоял у подножия лестницы, одетый в лучшие шелковые штаны и накидку, расшитую самоцветами. Его лицо было таким же красивым, как всегда, а улыбка казалась высеченной из слоновой кости. Но она вздрогнула, когда Дарнли взял ее за руку. Он посмотрел на Риччио, как бы отпуская его взглядом, но итальянец уже отвернулся и отошел в сторону.

– Чем собирается заняться моя королева? – любезно спросил он.

– Мне нужно прочитать несколько депеш, – ответила Мария. Раньше это было бы намеком или скрытым приказом, но она больше не хотела, чтобы он занимался государственными делами.

– А потом?

«Назревает очередная гнусность», – подумала она.

– Нужно разобраться с большой перепиской между Эдинбургом и Лондоном, – осторожно сказала она. – Появились кое-какие насущные дела. Сесил почти ежедневно переписывается с шотландскими мятежниками в Ньюкасле, а также с Ноксом. А я… – она замолчала. Ей не хотелось делиться своими подозрениями с Дарнли – он мог все разболтать.

– Да, любовь моя? – он наклонился и поцеловал ее.

Она явственно ощутила запах вина. Значит, он уже выпил… но пока это не сказывалось на его поведении.

– Почему ты так много пьешь? – грустно спросила она.

– Не понимаю, о чем ты, – пробурчал он и отвернулся.

Они в молчании прошли по Кэнонгейт, а потом направились в деловую часть Эдинбурга через ворота Нетербоу. Торговец Дональд импортировал вина из Бордо и Ла-Рошели в обмен на шерсть и шкуры коз, овец и кроликов. Он был небогатым, но преуспевающим человеком и играл заметную роль в городском совете. Посещение торговцев и их собраний для Марии превратилось в желанное избавление от душной атмосферы дворца с его заведенным распорядком, и она всегда принимала их приглашения.

– Добро пожаловать, добро пожаловать! – энергично приветствовал их у дверей своего дома Мюир, когда увидел факелы, сопровождавшие королевскую чету.

В его доме всегда царила чистота и создавалось впечатление, что каждая вещь находится на своем месте. На столе к их приходу уже аккуратно лежали оловянные и стеклянные столовые приборы и набор специй – имбирь, перец и гвоздика, – которые позволяли гостям приправлять блюда по своему вкусу. Компания была тщательно подобрана: еще один купец, торговавший на Балтике, главным образом пенькой и железом; студент теологии из Сент-Эндрюса; врач из Абердинского университета, который провел исследование о причинах, вызывающих чуму; юрист, специализировавшийся на завещаниях и делах о наследстве; английский книготорговец, имевший лавку в Эдинбурге, и тихий молодой человек, называвший себя схоластом и математиком. Все эти люди и их жены были приятными собеседниками, и Мария любила слушать их. Ей их работа казалась такой же экзотической, как путешествие по рекам Южной Америки.

Математик… Он проводил долгие часы, изучая числа, но не для практических целей.

Врач… Он написал трактат, в котором после тщательных наблюдений во время последней вспышки эпидемии изложил, по его мнению, основные причины, вызывающие загадочную болезнь, – мусор, мух и крыс.

«Я скорее заглянула бы в жерло извергающегося вулкана», – подумала Мария. Должно быть, этот серьезный и немногословный человек был очень смелым.

– Но какое отношение к этому имеет мусор? – внезапно раздался голос Дарнли. – Грязь есть повсюду: кучи навоза, дерьма и мочи… – Он громко выговаривал каждое слово с таким важным видом, что остальным пришлось умолкнуть. – Однако чумы нет повсюду! – Он кивнул слуге, наполнившему бокал, залпом проглотил вино и стукнул о стол, требуя добавки. – Честная добрая грязь не делает человека больным!

– Ваше Величество, – осторожно сказал врач. – Как я изложил в своем труде «Краткое описание чумы», болезнь должна иметь первичный источник. Потом все эти факторы усугубляют ее. Чума не возникает из грязи, но инкубируется… то есть культивируется в ней.

– Ба! Как и все ученые, вы задаете больше вопросов, чем находите ответов. Но знаете ли вы о соколиной охоте, а? – он громко рассмеялся. – Вот чем измеряется мужское достоинство, а никак не изучением навоза!

Хозяин попытался направить разговор в другое русло.

– Насколько я понимаю, Нидерланды все больше сопротивляются господству Испании, – сказал он. – Они не могут больше терпеть инквизицию.

– А кто смог бы? – неожиданно спросил студент-теолог. – Это мерзость и скверна перед лицом Господа Бога! Надеюсь, что наши добрые кальвинистские братья убедят Уильяма Молчаливого больше не молчать, но…

– Я спросил, знаешь ли ты о соколиной охоте? – взревел Дарнли. – Отвечай, скотина!

Он вскочил и свирепо уставился на врача.

– Видите, он оскорбляет меня! – закричал он. – Он отказывается отвечать!

– Нет, Генри! – воскликнула Мария, неуклюже поднимаясь с места. Она протянула руку к его плечу, но Дарнли оттолкнул ее.

– Тогда будем биться! – Он схватился за то место, где обычно находилась рукоять меча, и его повело в сторону. Он был совершенно пьян. Споткнувшись, Дарнли врезался в стол и отшатнулся к буфету.

– Прекрати немедленно! – приказала Мария. Ей было так стыдно, что она забыла о смущении. Он казался одержимым бесами.

– Ты предаешь меня? Значит, все так, как они говорят! – он повернулся вокруг своей оси, словно пытаясь обрести равновесие. – Прощайте!

Он устремился к двери, распахнул ее и с грохотом сбежал по крыльцу. Они услышали, как он снова споткнулся, упал в грязь и разразился проклятиями.