Еда и патроны Мичурин Артем
– Нет. Пришли мы. – Стас поднялся и кивнул на невысокую сосну с мощным стволом и раскидистой кроной.
Когда-то в дерево, судя по всему, ударила молния и расколола его с одной стороны. Снаружи трещину, чуть не доходя до верха, затянула кора, образовав глубокое дупло с отверстием примерно в двух метрах от земли, которое из-за густой хвои не сразу-то и заметишь.
– Ишь ты. – Леший снял пулемет, положил его на землю и, одобрительно кивая, подошел к предполагаемому месту схрона. – Отличная нычка. Только вот как мы красавицу нашу туда запихивать будем?
Стас отцепил от крепежа разгрузки связку из пяти ремней и потряс ею, звеня латунными пряжками.
– Ну, бля, голова! – подивился Леший предусмотрительности своего напарника. – А я-то смотрю, чего это он пояски со жмуров снимает? Уж чуть было плохо о тебе не подумал. Только у меня еще вопрос имеется. Как потом доставать будем наше сокровище? Дупло-то до земли, похоже. – Леший провел пальцем вдоль шва сросшейся коры.
– Херню не выдумывай всякую, – бросил Стас, усердно прилаживая ремни к лямкам. – Нашел проблему. Топор в руки, и готово. Лучше подумай, как мы поднимать эту тяжесть будем.
Леший оглядел сосну, остановил взгляд на нижней ветке, чуть выше дупла, подпрыгнул и ухватился за нее руками.
– Ты что делаешь? – осторожно поинтересовался Стас, очередной раз усомнившись в адекватности напарника, висящего на ветке и дрыгающего ногами.
– Грузоподъемность проверяю, – пояснил свои действия Леший и спрыгнул на землю. – Ты про принцип рычага слыхал? Вот сейчас его и применим. Конструкцию твою через ветку перехлестываем, я мину снизу поднимаю, ты за ремни тянешь. Как подтащим к дуплу, я ее вовнутрь заталкиваю, а потом вместе подтравливаем аккуратненько, пока не упрется.
Стас оценивающе глянул на сосну, на ремни, на сосну, прикинул, как этот механизм должен работать, и в конце концов согласно кивнул.
– Только поживее надо, а то, боюсь, пряжки долго не выдержат.
– Пряжки-то выдержат, – заверил Леший. – Как бы ремни сами не лопнули. Надо их смочить.
Стас хлопнул ладонью по фляге, вызвав гулкий звук.
– У меня пусто.
– Да, – согласился Леший. – И у меня на дне. Остается только одно.
– Нет, – замотал головой Стас. – Я обоссаные ремни тянуть не буду.
– Ишь ты, бля, интеллигент. Ладно, раз такой брезгливый, снизу толкай.
Леший молча открепил сцепку ремней, после чего, не желая, видимо, травмировать тонкую душу напарника, отошел за сосну и вернулся уже с изрядно увлажненным объектом надругательства.
– Ну что, приступим?
Через пять минут надрывного скрипа дерева, кожи, мышц, суставов и зубов ценный груз был относительно благополучно помещен в свое новое временное хранилище на дне дупла.
– Ох и тяжела зараза, – посетовал Леший, с хрустом разминая шею и поднимая с земли пулемет.
– Надо двигать. – Стас подул на ладони и слизнул кровь с пальца, поцарапанного клепкой.
– Куда подашься теперь? – спросил Леший, поправляя на ходу амуницию.
– Не знаю пока.
– А что будем с бомбой решать? Не вечно же в дупле торчать ей. Не для того брали.
– У тебя самого-то идеи есть?
– Идеи? Есть одна. – Леший шмыгнул носом и взял паузу.
– Ну и? – решил напомнить о вопросе Стас после нескольких секунд молчания. – Поделиться идеей не желаешь?
– Поделиться? – опять переспросил Леший. – Что ж, можно и поделиться. Мы же теперь с тобою вроде как напарники, да? Братья, так сказать, по оружию? Ага. Гвардейской кровью повязанные. Теперь вместе…
Стас молча шел и слушал, терпеливо дожидаясь окончания пустопорожнего прогона на братскую тему и перехода к делу.
– Ладно, – закончил наконец Леший со вступительной частью. – Идея такая – перебираемся за реку, выходим там на бригадира покрупнее и толкаем бомбу ему.
– Все? – без особого энтузиазма поинтересовался Стас.
– Да. А что?
– И сколько ты за нее выручить планируешь?
Леший глубоко задумался и впился зубами в нижнюю губу. По лицу было видно, как в мозгу рождаются астрономические суммы, доселе никогда его не посещавшие.
– Ну, тысячу золотых, к примеру, – озвучил он свои нешуточные запросы и довольно ощерился, алчно сверкнув глазами.
– Тысячу, – повторил Стас. – За возможность решать судьбу целого города. Тысяча золотых в обмен на возможность прижать яйца тем, для кого это даже не деньги. Тысяча…
– Все, хорош умничать, – перебил его Леший. – Понял я уже. И сколько ты хочешь получить за этот, бля, ключ к счастью?
Стас многозначительно усмехнулся и покачал головой.
– Такие вопросы с бухты-барахты не решаются. Это ведь не просто товар.
– А что тогда?
– Это власть, Леший. Большая власть. Настолько большая, что нам двоим с нею на руках некомфортно будет. Поэтому ее нужно отдать, но, разумеется, не просто так и не кому попало. Бригады навашинские отпадают сразу. Они не смогут предложить нам ничего, даже если все вместе скинутся. Здесь нужен клиент посерьезнее.
Леший неожиданно остановился и поднял пулемет, глядя через прицел в сторону Вербовского.
– Кто? – спросил Стас, тоже вскинул оружие и припал глазом к оптике.
– Опять наши сонные друзья плетутся. Рядом с помойным баком. Видишь?
Стас перевел взгляд чуть правее и разглядел в кустах возле прогнившего до дыр металлического бака две фигуры, медленно движущиеся в их сторону.
– Далековато. В голову не попаду.
– Хрен с ними, – махнул рукой Леший и опустил пулемет. – Оттуда они нас не чуют, дальше вряд ли пойдут. Ну, так это, к нашему разговору возвращаясь, может, Мурому взад толкнем?
– Ты меня не слушал, похоже, – ответил Стас, вешая автомат на плечо.
– Почему? Очень даже слушал. Муром – город богатый, отбашлить может нехило.
– Леший, – обратился к нему Стас тоном врача, беседующего с дауном, – нас пытались пристрелить только за то, что мы оказались слишком близко к этой херовине. Напомню, если забыл, пристрелить нас пытались муромские гвардейцы. А ты теперь с ними дела вести хочешь? Смотри, быстро обменяешь бомбу в дупле на килограмм свинца в жопе.
– Ладно, раз я хуйню сплошную несу, так предложи сам чего-нибудь. Чужие идеи обсирать – много ума не надо.
Стас взглянул вверх, туда, где синее прояснившееся окончательно небо обрамляли зеленым кружевом ветви сосен, и мечтательно улыбнулся.
– Как ты смотришь на то, чтобы сменять наш ядреный трофей на заводик оружейный в Коврове, с начальным капитальцем, разумеется? Рабочих уволим, кроме инженеров да технологов, пяток надзирателей наймем, купим рабов на севере – в Коврове рабов иметь можно – да и заживем припеваючи. Особнячки выстроим с мэром по соседству, осядем наконец-то. Семья, дети там, все такое. А? Как тебе идея?
– Детей не люблю, – с серьезным видом ответил Леший. – А в остальном мне идея твоя нравится. Интересно, еще такие игрушки здесь не завалялись? А то, может, это одна из сотни? Может, тут склад целый?
– Интересоваться нужно было, когда гвардеец дышал еще. Теперь поздно уже. Но если у Мурома тоже свой «щит» будет, то это даже к лучшему.
– Что за «щит»? – удивился Леший. – Что еще за хреновина?
– Это не хреновина, – постарался разъяснить Стас. – Это термин такой. Наличием оружия массового уничтожения ты жопу свою прикрываешь, как щитом. Еще до войны было понятие «взаимное сдерживание». Считалось, что если у обеих сторон конфликта такое оружие имеется, то это само по себе гарантирует его неприменение, так как обязательно последует удар возмездия, а этого никто не хочет.
– Да, бля, – усмехнулся Леший, – хуевая теория-то оказалась.
– Не такая уж и хуевая, – продолжил Стас. – Сам подумай. Ведь, к примеру, ядерное оружие создали еще… в этом… давным-давно короче, в середине прошлого века, а использовали всерьез только семьдесят два года назад. Получается, что теория исправно работала шестьдесят лет или около того. Учитывая, что все это время обе стороны только и мечтали о том, как бы по вражине пиздануть. Или во Вторую мировую – у немцев огромные запасы химического оружия имелись, но они его так и не применили, опасаясь ответного удара теми же средствами. И это уже в разгар войны! Так что зря не говори. Взаимный страх – сильная штука.
– И откуда ты все про все знаешь? Прямо, блядь, кладезь мудрости ходячий, – оценил Леший эрудированность собеседника.
– Спасибо, польщен, – кивнул Стас, в шутку принимая комплимент. – Отец газеты и журналы старые собирал, много их у него было, ну и я почитывал на досуге. Весьма занимательные иногда статейки попадались, в «Науке и жизни» особенно.
– А, понятно. Только вот я так и не вкурил, нам-то какая польза с того, что у Мурома своя химическая байда будет?
– Сдерживание, Леший, – развел руками Стас. – Сдер-жи-ва-ни-е. Если у соседа есть, как ты изящно выразился, химическая байда, то она должна быть и у меня, иначе буду я не соседом и не мэром своего города, а гнобимым дерьмом. Поэтому считаю не лишним перед сделкой помассировать клиенту мозг на предмет смертельной угрозы со стороны злого и до чужого добра жадного конкурента. Ведь жить спокойно, зная, что вот-вот на рыночную площадь подкинут адскую машинку с радиодетонатором и центр твоего нежно любимого и приносящего сказочные барыши города превратится в большой токсичный могильник, очень трудно. А мы предложим спокойствие по умеренным ценам.
– Слушай, – легонько хлопнул Леший Стаса по плечу, – не пойму, на кой ляд ты в наемники подался? Тебе в торгаши идти надо было. Молодец! Ну ладно, тормози давай, пришли мы.
Стас сделал еще пару шагов и повернулся лицом к Лешему, остановившемуся метрах в трех позади. Тот стоял молча, с серьезным выражением на помрачневшей роже, и держал в руках пулемет, направив его черное дуло в грудь напарнику.
– Вот так, значит, да? – невозмутимым тоном поинтересовался Стас. – А я считал, что мы с тобой братья по оружию, кровью повязанные и… Как ты там еще говорил?
Леший усмехнулся и сплюнул.
– Хотя, конечно, – продолжил Стас, – удивляться особо нечему. Говнецо-то я сразу почуял. Надеялся, что ошибаюсь, ан нет. Жаль.
– Автомат на землю. Куртку с разгрузкой тоже скинь, марать не хочется.
– Дешевка ты, Леший. У тебя миллион на кармане, а все мелочь подбираешь.
– Скидывай, – повторил тот с металлическими нотками в голосе.
– Ответь, – продолжая игнорировать указания, обратился к нему Стас, – ты это из-за жадности делаешь или из страха? Боишься, что сдам или кину и товар без ведома твоего пристрою?
– А какая теперь разница? Скидывай, говорю, снарягу, не тяни. Будешь паинькой – стрельну в сердце, без мучений подохнешь, а нет, так кишки свинцом набью. Ну!
– Да хуй тебе! Отсоси сначала, – выдвинул Стас встречное предложение и смачно харкнул Лешему под ноги.
– Вот сука!
Палец надавил на спуск, боек РПК щелкнул и…
– Что, не работает? – язвительно поинтересовался Стас.
Леший, не веря своим глазам, передернул затвор и нажал снова. Щелчок.
– Как же?.. Ах ты!..
– Вот досада, правда? – Стас поднял автомат и направил ствол на вероломного компаньона. – Никак патроны закончились? Ай-ай-ай.
Леший сглотнул и отшатнулся, едва не потеряв равновесие из-за накатившей вдруг слабости в ногах. Неумолимое каменное выражение на самодовольной роже моментально сменилось растерянно-испуганным. Глаза забегали по сторонам в поисках спасения, норовя закатиться кверху. Руки бессильно опустились, и пулемет, ставший бесполезным куском металла, лязгнув сошками, упал на землю. Леший открыл рот в попытке что-то сказать, но все слова будто выдуло из головы ураганом паники, налетевшим нежданно-негаданно. Губы его мелко затряслись, словно у плаксивой девки, подбородок нервно задергался.
– С-стас… Стас, послушай. Я не собирался… только п-припугнуть хотел. – Леший медленно, шатаясь на ватных ногах, отступал, выставив перед собой руку с поднятой ладонью, будто защищаясь от причитающейся ему пули, и продолжал нести бессвязный, никому не нужный бред: – Я бы не стал, мы же вместе… Ты что? Ты решил?.. Нет-нет. Я только проверить хотел. Я…
Выстрел прервал поток бессмысленных оправданий. Правая нога Лешего метнулась назад, словно решила вдруг жить независимо от тела, хозяин которого потерял равновесие и упал лицом в землю, не успев вовремя подставить руки. Он перевернулся на спину, сел и, обхватив ногу возле быстро расползающегося кровавого пятна на перебитой голени, зашлепал губами, брызжа слюной и рождая нечленораздельные звуки.
– Больно? – поинтересовался Стас сочувственным тоном.
– Не… не надо, не стреляй! – По когда-то мужественному и суровому лицу покатились слезы, розовая слизь пузырилась в носу, лопаясь и стекая через подбородок на шею. – Не убивай меня! Я уйду, далеко уйду, ты обо мне не услышишь больше. И про бомбу я забуду. Твоя она, забирай, не убивай только!
– А может, люди и впрямь вырождаются? – спросил Стас, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Что?
– Ничего. Вынь из кобуры пистолет и брось мне.
Леший беспрекословно подчинился, суетливо расстегнул кобуру трясущимися руками и, взяв АПС за рукоять двумя пальцами, бросил его Стасу под ноги.
– Нож.
Пятнадцатисантиметровый клинок с пилой и шокирующим зацепом проследовал тем же путем без лишних возражений.
– Хорошо.
Стас сунул АПС за пояс, подобрал нож, взвесил его на ладони и, покривившись, отбросил в сторону, после чего вынул из ножен свой.
– Не убьешь? – дрожащим голосом спросил Леший и попытался отползти назад, толкаясь всеми тремя здоровыми конечностями и волоча искореженную ногу.
– Не убью, – ответил Стас и сделал шаг вперед.
– Ты что?!
– Зажмурься.
– Что?!
Ни слова больше не говоря, Стас в четыре размашистых шага нагнал ползущего спиной вперед Лешего и ото всей широкой души зарядил носком ботинка ему в зубы.
Пульсирующий гул разрывал череп изнутри. Леший открыл глаза, и мгла, крапленная мигающими световыми точками, сменилась мутной сине-зеленой картинкой неба в обрамлении сосновых лап. Во рту явственно чувствовался вкус крови. Язык рефлекторно заворочался, но тут же остановился, наткнувшись на острые осколки зубов. Леший поморщился и сделал попытку сесть, опираясь на руки. Брюшные мышцы напряглись, туловище, толкаемое вперед их силой, начало приподниматься и… завалилось обратно, не найдя под собой опоры.
Леший непонимающе вытаращил глаза и поднял правую руку, точнее, правое плечо, потому как предплечье и кисть поднять не удалось. Они висели безжизненной плетью, никак не реагируя на приказы ошарашенного мозга. Рукав в районе локтя был распорот и сочился кровью. Нервный полубезумный смешок вырвался из разбитого рта вместе с зубным крошевом.
Леший собрал стремительно покидающие его силы в кулак и, до боли напрягая пресс, перевел нагруженное магазинами туловище в вертикальное положение. Кровь ударила ему в голову, и все вокруг на секунду заволокло черной пеленой. Как только пелена рассеялась, а картинка окружающего враждебного мира снова обрела некоторую ясность, боковое зрение уловило движение метрах в пятидесяти правее. Леший крепко зажмурился, потряс головой, проморгался и снова взглянул на нечто темное, перемещающееся среди кустов. Нечеткий силуэт, обрамленный лохмотьями, все резче вырисовывался сквозь хитросплетение голых серых веток боярышника, пока наконец не разделился, образовав две шатающиеся человекоподобные фигуры.
– Нет… – выдохнул Леший и завертелся на земле, дико корчась в тщетных попытках встать на единственную здоровую ногу.
Одна из фигур остановилась, повела головой, будто принюхиваясь. Тело, облаченное в лохмотья, резко дернулось, опустилось вниз, сгруппировавшись, и рвануло вперед.
Стас выбрался из очередного оврага, когда его нагнал душераздирающий предсмертный вопль, рожденный в муках животным ужасом.
– А обещал, что не услышу больше. – Он грустно усмехнулся и, не оборачиваясь, пошел дальше.
Глава 17
Спустя примерно час активного форсирования естественных преград и еще столько же ускоренной ходьбы по все менее пересеченной местности проклятая, изрытая червоточинами оврагов территория Вербовского осталась далеко за спиной, а впереди, сквозь частокол перемежающихся лиственным молодняком сосен, замаячили уже знакомые очертания мертвой бетонной туши стрелочного завода. Стас глянул на часы и похвалил сам себя за проявленную расторопность.
Время сейчас было ой как дорого. С момента последнего сеанса связи уничтоженной поисковой группы и ждущего ее где-то неподалеку от Лазарево транспорта минуло уже больше двух с половиной часов. Если эсэсовцы еще не попытались возобновить радиосвязь, то совсем скоро они это сделают и, услышав на другом конце тревожное молчание, забеспокоятся, наверняка запросят подкрепление, которое через часок прибудет, и выдвинутся к предполагаемому месту выхода группы. Следов ее там они, разумеется, не обнаружат, забеспокоятся еще сильнее, продолжат двигаться к Вербовскому и через пару часов будут на месте. Еще минут тридцать уйдет на прочесывание местности и отстрел плотоядных аборигенов, пока наконец гвардейцы не уткнутся в шесть бездыханных тел и пустой контейнер. Вот тогда настоящая канитель и закрутится. До ее старта по самым оптимистичным прогнозам оставалось порядка трех с половиной часов. За это время Стасу нужно было пробраться к западным воротам, чтобы прихватить шмотки и…
«И?.. – спросил он себя. – Дальше что, мудила?» Из хорошо организованного ряда мыслей, занятых построением плана спасения родной и горячо любимой шкуры, как-то совершенно выпала, самым паскудным образом затерявшись, одна маленькая мыслишка, которая теперь выползла наружу и остервенело драла мозг когтистыми лапами. «Катя, Катя, Катерина… Что же делать нам с тобою? Зар-р-раза! Да, подставил я тебя знатно, что и говорить. Ведь рано или поздно, скорее рано, на меня выйдут, значит, выйдут и на тебя. Мы же где только не светились. А как выйдут, так и… С собой уводить? Куда? К чему? А магазин, дом? Нет, не пойдет. Или пойдет? Здесь ее оставлять никак нельзя. Ну что за блядство?! Из одного говна в другое! Ладно бы один, так нет, еще и ее с собой утянул».
Придаваясь тягостным размышлениям, Стас выбрался на дорогу и пошел вдоль остатков заводской ограды, готовый в любой момент нырнуть сквозь ее многочисленные прорехи и затеряться в цеховых лабиринтах. Но пока вокруг все было спокойно. Даже склочные и обычно шумные вороны вели себя тихо, вышагивали по верху забора, деловито переваливаясь с ноги на ногу, да любопытно вертели головами, прикрывая глаза-бусинки полупрозрачными веками.
Пасторальная картина безмятежности нарушилась резко и неожиданно. Со стороны насыпи, сильно левее тоннеля, раздались автоматные выстрелы. Сначала одиночные, быстрые и, казалось, беспорядочные, словно кто-то палил по нескольким целям, пытаясь сдержать их или отогнать. Потом протрещали две длинных очереди. Наверху железнодорожной насыпи появился человек. Он бежал, сжимая левой рукой цевье АКСУ, а правой лихорадочно обшаривая карманы бушлата.
Стас остановился, глядя, как тот, едва не падая, скатывается вниз по щебенке, и машинально отметил про себя участок насыпи с поваленным столбом в качестве ориентира. Если Леший и не соврал насчет мин, то в этом месте их явно уже обезвредили.
Человек меж тем тоже заметил Стаса и, спотыкаясь, бросился через пустырь в его сторону, что-то истерично крича и размахивая руками. Когда расстояние сократилось достаточно для того, чтобы среди визгов и хрипов можно было разобрать «Собаки!!!», за спиной у бегуна возникли четыре приземистых силуэта, которые быстро перемахнули насыпь и растаяли в пыльном сухостое. За ними выросло и исчезло тем же путем еще пять или шесть, и еще…
– Мать твою! – Стас рванул вправо и, вскарабкавшись по завалившейся вовнутрь плите забора, спрыгнул по другую его сторону.
Хруст сухостоя, ломающегося под отчаянно бегущими ногами, потонул в диком пронзительном визге, почти сразу же сменившемся звуками раздираемой одежды и мяса.
Стас, забыв об усталости и гудящих мышцах, молнией обежал ближайшее здание, судорожно ища глазами вход, и буквально влетел в пустой дверной проем, обнаружившийся с тыльной стороны. В считанные секунды он миновал четыре лестничных пролета и прилип плечом к балке, водя стволом вдоль рваной линии забора.
Незадачливого спринтера с пустым АКСУ собаки догнали уже на дороге и теперь рвали со смачным треском. Стасу через прореху в плитах было видно, как дергаются, упираясь задними лапами, их мускулистые тела, покрытые жесткой шерстью, в стремлении выдрать из мертвой человеческой туши кусок посочнее. Голодная стая насыщала желудки с неистовой алчностью. Очень скоро влажные звуки раздираемой плоти и лопающихся жил уступили место лязгу клыков по оголенной кости и хрусту перемалываемых хрящей. Смоченные кровью и слюной лоскуты тряпья покатились, гонимые ветром, прочь от изодранной добычи, что еще совсем недавно так отчаянно цеплялась за жизнь своими грязными пальцами с въевшимся под кожу запахом пороха.
– «Пара стаек небольших, – едва слышно повторил Стас припомнившиеся слова Лешего. – Нас не тронут». Знаток хуев!
Выстрелить по грызущимся за мозговые кости хвостатыми бестиям он не рискнул, все еще лелея надежду на то, что изрядно перекусившая стая уйдет с миром. Однако безвестный товарищ оказался, видимо, не настолько мясист, чтобы заполнить собою полтора десятка собачьих желудков. Побродив немного вокруг остатков пиршества и принюхиваясь в совершенно нежелательном направлении, ненасытные твари под предвкушающее рычание одна за другой потянулись сквозь забор.
– Суки! – выплюнул Стас, распрощавшись с пустыми надеждами, взял в прицел самую широкую дыру и, дождавшись очередного непрошеного визитера, пальнул.
Пуля вошла промеж лопаток в мощную спину крупного и, судя по многочисленным шрамам, матерого пса, прибив того к земле будто гвоздем. Вырванные из груди клочья пуха разлетелись в стороны. Шавки помельче, штурмующие забор через соседние дыры, бросились было врассыпную, но властный рык, раздавшийся почти у Стаса под ногами, моментально привел паникеров в чувство. Стая рванула вперед и пропала из зоны видимости. Внизу, с каждой секундой прибывая, зашуршали по бетонному полу когти. Скоро многоголосый скулеж и рычание заполнили пространство нижнего этажа.
Стас осторожно, держа автомат наготове, подкрался к лестнице и глянул в просвет между ступенями и перекрытием, тут же встретившись глазами с парой собак, неподвижно стоящих внизу с задранными мордами. Как только ствол автомата приподнялся, хвостатые твари метнулись в стороны и исчезли с глаз.
– Заразы, – пробубнил Стас, пятясь назад к стене. – А ну пошли прочь! – крикнул он и для убедительности пальнул в воздух. Грохот выстрела, многократно усиленный эхом, отразился от голых стен и вдарил по ушам оглушительным аккордом.
Внизу снова возникло движение, но быстро прекратилось. Уходить стая не спешила, но и атаковать не решалась. Пока не решалась.
Стас очень пожалел, что не прихватил гранату. Сейчас она была бы как нельзя кстати. Но если бы да кабы разрешить сложившуюся паскудную ситуацию не помогали, а время шло. На часах было уже десять минут четвертого, и это значило, что в Муроме практически наверняка уже забили тревогу. Не успел Стас об этом подумать, как со стороны дороги на Лазарево зародился слабый гул. Стремительно усиливаясь, он скоро перерос в хорошо различимый рокот трех или четырех двигателей. Машины, судя по всему, проехали через тоннель и двинулись к месту встречи поисковой группы.
– Началось, – прошептал он и вздрогнул от визга, неожиданно раздавшегося снизу.
Визжала, срываясь на жалобный скулеж, одна из собак. Вначале Стас решил, что это какая-то внутренняя грызня, но лихорадочный, с пробуксовкой, скрежет когтей о бетонный пол и быстро удаляющиеся испуганные завывания опровергли эту догадку. Стая опрометью вылетела из здания и, прошмыгнув через дырявый забор, растворилась в зарослях борщевика.
Собачий визг резко оборвался глухим ударом, хрустнула кость, а еще через пару секунд послышался неприятный влажный треск разрываемой и сдираемой с еще теплого мяса шкуры. Снизу что-то интенсивно зачавкало, перемежая хлюпающие звуки фырканьем и сопением.
Стас глубоко вздохнул, сосчитал до пяти и медленно-медленно, чтобы не шуметь, направился к лестнице, опустился на колено и осторожно заглянул в проем, но ничего, кроме красного ручейка да клочьев шерсти, не разглядел. Положив на одну чашу весов ценность уходящего времени, а на другую – серьезность риска встречи с существом, которое обратило в бегство крупную собачью стаю, он все же склонился в сторону времени. Тем более что факт панического бегства хвостатых людоедов сам по себе мало о чем говорил.
Стас не раз слышал истории о совершенно необъяснимом поведении собак. Многие охотники утверждали, что собственными глазами видели, как эти умные коварные твари, атакующие в момент смены магазина, использующие укрытия и не испытывающие ни малейшей боязни перед безоружным человеком, буквально ссались, только учуяв волколака, хотя, по здравом рассуждении, для стаи он не особо-то и опасен. Вполне вероятно, что схожим образом они могли реагировать и на других выродков местной и не очень фауны. К примеру, на случайно забредшего грибника – хорошая альтернатива стае в полтора десятка голов. По крайней мере, в это очень хотелось верить.
Но, спустившись на половину пролета, Стас увидел, что здорово ошибся. Внизу, выгрызая куски из брюха изуродованной туши, сидел… сидела… Первое и единственное определение, которое пришло на ум от вида этой твари, – старуха. Костлявое чудовище с непропорционально длинными конечностями, обтянутое дряблой морщинистой кожей в пигментных пятнах, склонилось над добычей, нелепо раскорячив ноги и упершись руками-корягами в пол. Обвисшие груди болтались из стороны в сторону при каждом очередном рывке и чертили сосками по залитому кровью бетону, оставляя на нем быстро затягивающиеся серые борозды. Большая приплюснутая голова с жиденькой растительностью зарылась в собачьи внутренности так, что снаружи торчала лишь черепушка, увенчанная по бокам мясистыми ушами с длинными толстыми мочками.
Стас, затаив дыхание, спустился еще на пару ступеней и прицелился. Мушка с целиком сошлись посередке лба, забрызганного красным. Палец уже начал плавно выбирать спуск, как вдруг чудовище замерло, прекратило чавкать, уродливая голова стала медленно-медленно подниматься из зловонной дыры собачьего брюха. Нити вязкой слизи, смешанной с кровью, потянулись вверх от туши, лопаясь и повисая гирляндами на перепачканной морде кошмарного существа. Наконец движение остановилось, чудовище выронило изо рта рваный шматок печени и открыло глаза…
Карие, чуть замутненные, с сеточкой воспаленных сосудов по краям, усталые глаза старой женщины. Они несколько секунд неподвижно глядели на Стаса с красного овала лица, испещренного морщинами, потом опустились. Чудовище осторожно приподнялось, медленно перебирая руками по полу, и село, неуклюже обхватив подтянутые к груди колени. Голова повернулась в противоположную лестнице сторону и стыдливо повисла, уткнувшись подбородком в ключицу.
Палец замер в половине хода и вернулся назад, ослабив давление на спусковой крючок. Стас, по-прежнему держа в прицеле нелепое творение обезумевшей природы, бочком спустился на первый этаж и двинулся к выходу. Уже на пороге он остановился и прислушался, ему показалось, будто существо издало какой-то звук. «Всхлип? Нет. Почудилось». Тварь сидела все так же неподвижно, склонив набок огромную безобразную голову, только костлявые плечи мелко подрагивали.
Стас, не отрывая взгляда от пустыря, перебрался через забор и спрыгнул на пыльную обочину. Никакого движения среди бурьяна заметно не было. Стая, руководствуясь своими малопонятными человеку соображениями, предпочла уйти подальше от логова «старухи». Или собаки просто больше знали об этом нелепом с виду существе? Так или иначе, но дорога снова была свободна, и Стас, не желая терять больше драгоценного времени, перешел на бег.
Минут через десять он остановился возле примеченного столба и достал шомпол. То, что ополоумевший от страха мужик и полтора десятка собак не подорвались на минах, перемахнув через насыпь в этом месте, конечно, здорово обнадеживало, но все же не настолько, чтобы слепо довериться удаче. Стас огляделся по сторонам – чисто, если не считать дозорной будки, торчащей метрах в двухстах правее. Он поднял автомат и глянул в оптику. Особого движения на посту не наблюдалось. Только один не внушающий серьезных опасений тип с «Бизоном» на плече лениво прохаживался взад-вперед и пинал мятую жестянку. Еще двое сидели в будке, увлеченно шлепая по столу картами.
«Общую тревогу пока не забили, – подумал Стас. – Хоть бы часок еще…»
Он перекинул автомат за спину и едва ли не ползком двинулся через насыпь, осторожно прощупывая шомполом бурый щебень впереди себя. Ближе к середине опасного маршрута выяснилось, что перестраховка была вовсе не лишней. Шомпол, очередной раз протиснувшись между камнями, уткнулся в какую-то ровную поверхность, издав глухой стук. Стас отложил импровизированный щуп в сторону и со всей доступной осторожностью начал разгребать щебень, из-под которого вскоре показался кружок серого пластикового корпуса ПМН. Двести грамм тротила в компактной упаковке с нажимным датчиком, ждущие своего часа, чтобы оторвать ступню беспечному ходоку, а заодно и набить брюхо щебеночным крошевом. Такие адские машинки, щедро раскиданные на подступах к городам и фортам в дикое послевоенное лихолетье, до сих пор собирали кровавую дань, год за годом множа число калек. Один неверный шаг, хлоп, и нога укорочена по щиколотку. Правда, в последнее время эти малютки стали все чаще забирать себе не ноги, а руки. Большинство минных заграждений мало-помалу разведали, а вместе с тем появилась и тьма охотников до дармового тротила. Уж больно соблазнителен ценный ресурс, бесхозно валяющийся под открытым небом.
Подобных «умельцев» Стас тоже навидался. Частенько сидели они возле кабаков с перевернутой шапкой на земле и заправленными под ремень рукавами. Грязные, запаршивевшие, но все еще хранящие остатки гордости, не позволяющие окончательно распрощаться со всем человеческим, плюнуть на прошлое, отрешиться и, упав на колени, жрать помои с заднего двора, как сделали уже многие. Он не раз ловил себя на мысли, что хочет подойти к бедолаге и спросить, каково это. Каково здоровому крепкому мужику лет тридцати-сорока, не раз со смертью под руку хаживавшему, одним махом потерять все? Каково это, когда сегодня, вчера, позавчера ты при деньгах, набит патронами, обласкан шлюхами, на столе чистое бухло и хорошая жратва, а завтра… Завтра ты уже на самом дне выгребной ямы, больной, голодный, немощный. Бывшие дружки, с которыми недавно братался по пьяни, отворачиваются и делают вид, будто знать не знают вонючего калеку-оборванца. Алчные бляди, стелящиеся всякий раз, как ты возвращался «с полей», обливают тебя тошнотворной смесью презрения и сочувствия. Сопливая малышня, как зверье, почуявшее слабую, беспомощную добычу, травит изо дня в день, насмехается, плюет, валяет в грязи, а ты можешь только огрызнуться в ответ или уйти, убежать, спрятаться в дальний, темный, грязный угол и сдохнуть там забытый всеми, похороненный заживо.
Он хотел спросить. Много раз. Но что-то останавливало. Рука бросала в подставленную шапку патрон, а язык прилипал к нёбу. И только одна мысль ворочалась в голове, пытаясь поудобнее устроить свои жирные бока на жесткой, рваной подстилке-совести: «Хорошо, что не я».
Стас взял шомпол и, обогнув адский механизм, двинулся вперед. Больше подобных сюрпризов на пути не встретилось, и минут через пять подошвы берцев снова коснулись твердой и относительно безопасной земли.
Идти знакомой дорогой через южный район сейчас было бы, мягко говоря, не самым умным решением, и Стас предпочел заложить крюк лесом, держась подальше от стены и в особенности ворот. Ведь, как известно, слухи имеют замечательную способность разлетаться быстрее самых важных приказов и распоряжений, так что наиболее рьяные функционеры уже вполне могли приступить к удовлетворению невысказанных чаяний муромского руководства. Темный сосновый бор к западу от переезда опять принял беглеца в свои мрачные владения, как и шесть дней назад, когда тот, заливая кровью бурое покрывало из иглиц и лишайников, спасался от идущего по пятам…
«Шесть дней? – подумал Стас, вспоминая те, казалось, давно уже минувшие события. – Неужели всего шесть? Чертов город! Не нужно было сюда соваться. Все одно к одному. Столько говна за шесть дней. Уму непостижимо. Сначала пидорас Валя со своим, блядь, должком, но тут уж – чего душой кривить? – сам хорош. Потом Коллекционер. Непонятный тип. – Стас хмыкнул, удивляясь собственному нежеланию клеймить охотника матерными приставками. – Рейдеры – это еще туда-сюда. Хотя, если килограмм говна смешать с килограммом меда, получится два кило говна. Впрочем, там оно собственного розлива, не муромского. Дальше у нас матерая сучара Буров со своими отмороженными эсэсовцами. Опять Коллекционер. Еще раз имбецилы в форме, чтоб ничего от жизни сладкой такой не послипалось. Снова Буров – мразь прожженная. Скользкий гаденыш Ренат Маратович – сейчас, наверное, пятый угол ищет, ссаньем в ботинках хлюпая. И, наконец, встречайте! – Стас даже плечи распрямил, вжившись в роль конферансье, оглашающего выход на сцену очередного участника представления. – Леший! Крутой мужик, с ног до головы покрытый боевыми шрамами ветеран-головорез, прирожденный командир, воодушевляющий идущих за ним собственной беспримерной решимостью! А на поверку – дешевая сопливая блядь. Все. Спасибо тебе, Муром – славный русский город, родина былинных героев! Последнее дело, и гори ты синим пламенем».
Гореть Муром пока не спешил, но к тому времени, как Стас миновал раскинувшееся правее скопище лачуг южного района, окна уже заблестели первыми огоньками, вспыхивая и затухая меж деревьев, будто крошечные маячки. Небо заметно потемнело, все четче обозначая профиль луны. Сосновый лес постепенно перемешался с разросшимися всюду тополями, нанесенными, видимо, с многочисленных городских аллей, а скоро и вовсе сошел на нет, превратившись в чисто лиственный. Тополино-осиновая роща сделала крутой заворот налево и пошла дугой в обход пустыря, усыпанного строительным мусором. На дальнем краю этой серой маленькой пустыни, ощетинившейся острыми пиками колотых свай, виднелись темные, лишенные признаков жизни развалины улицы Жданова.
Чахлая, едва заметная на фоне битого кирпича и бетона растительность, с громадным трудом пробивающаяся к свету из-под мусорного саркофага, обвивала торчащие отовсюду ржавые штыри арматуры, цеплялась куцыми побегами, словно увечный, из последних сил пытающийся встать на перебитые ноги.
Стас решил, от греха подальше, не соваться на открытую местность, тем более что шагать по захламленному пустырю было отнюдь не легко. Железобетонные капканы терпеливо ожидали неверного шага, чтобы сдавить подвернувшуюся ступню промеж блоков, прихватить гнутыми стальными прутами, резануть стеклом. Да и черт знает, какую еще дрянь свозили сюда доблестные строители муромских фортификаций помимо лома. Лес обычно не слишком разборчив в выборе мест произрастания и с бывшими завоеваниями человечества церемониться привычки не имеет, берет свое тупым напором. Но не здесь. Этот пустырь зеленый владыка обошел стороной, будто побрезговал. А раз так, причина была веская. То, что не берет даже лес, лучше оставить в покое – эту простую истину Стас усвоил давно, еще когда бегал мальчишкой в компании знакомых пацанов с района на ВХЗ. Вэ ха зэ – три буквы, складывающиеся в полумистическую зловещую аббревиатуру, что манила к себе безмозглых малолеток, как говно мух. Стас после того случая не раз задавался вопросом: «Ради чего?», но ответа себе так и не дал. Возможно, все дело было просто в скуке.
Владимирский химический завод располагался на окраине старого города, на так называемых брошенных землях. Изрядно поредевшее за послевоенные годы население отступило к центру, без боя сдав матушке-природе едва ли не две трети городской территории. Сбиваясь в кучу, стремясь утрамбоваться поплотнее, владимирцы, подгоняемые бесконечными нападениями мародеров, отходили все дальше и дальше, оставляя один важный объект за другим. Укрепленные блокпосты – анклавы некогда полумиллионного города на враждебной ныне земле – создавались лишь вокруг наиболее значимых элементов рухнувшей инфраструктуры, тех, без которых город попросту не выжил бы. ВХЗ в число таковых, разумеется, не вошел. Громадный производственный комплекс, одно из градообразующих предприятий, бросили спешно. Ни о какой эвакуации оборудования и материалов речи не шло. Завод, по всем раскладам, ожидала стандартная для любого бесхозного объекта судьба – разграбление, запустение и, как логичный конец, полное уничтожение силами наступающей растительности. Но… даже спустя более полусотни лет этот покинутый людьми колосс продолжал держать оборону. Густой смешанный лес, обступивший Владимир со всех сторон и зажавший в зеленые тиски, доходя уже едва ли не до Золотых ворот, ВХЗ не тронул. Старшие ребята – пацаны лет четырнадцати – хвастали тем, что пробирались к самому забору таинственного комплекса и с придыханием рассказывали о его невероятной сохранности, абсолютно необъяснимой на фоне давно перемолотых лесом в труху окружающих строений.
В тот проклятый летний день, сразу после обеда, кому-то из пятерых малолетних долбоебов пришла в голову охуенная идея: «А пойдемте на ВХЗ». Решение было принято единогласно и безотлагательно начало притворяться в жизнь. Осознание некой таинственной опасности, конечно, играло на нервах, заставляя потроха сжиматься в комок от мысли о грядущей встрече с неизвестным, но мандраж только сильнее подстегивал к «подвигам». Да и как откажешься, если все идут? Занять вакантное место зачмыренного слабака, ставшее таковым после переезда в другой район патологического недоумка Саньки Сопли, никому не улыбалось.
От двора до вожделенного места назначения было часа полтора ходу: через малый рынок, дальше – свиноферма, а за ней самый сложный участок – дозорный пост на границе города. Пост этот представлял собой пару смотровых вышек, сварганенных из опор ЛЭП с укрепленными броней пулеметными гнездами наверху, да один бетонный дот. Летом от такого поста толку было мало из-за разрастающейся бешеными темпами «зеленки», которую не успевали прорежать. Два ряда вкопанных в землю рельсовых обрезков с натянутой между ними колючей проволокой, местами оборванной, серьезным препятствием назвать было тоже трудно. А за ними шел только лес, вплоть до самого забора таинственного и ужасного ВХЗ.
По возвращении домой с «героического» рейда Стас получил от отца такой нагоняй, что кожа на жопе едва лоскутами не сходила шириною в ремень. И за что? Ведь всего-то по лесочку прогулялся, в котором и собак не видали ни разу. Внутрь не заходил, постоял за компанию возле ворот, подивился целехонькому заводу, торчащему посреди леса, будто призрак из довоенной эпохи, и назад. Но скоро он понял, «за что». Через три дня понял, когда Мишка Ильин – самый смелый из горе-банды – умер, выхаркав наружу половину своих легких, а второй парнишка, имя которого уже стерлось из памяти прошедшими годами, тот, что стоял у Михи за спиной и через его плечо смотрел, как «атаман» теребит веткой загустевшую жижу в керамической ванне, ослеп, получив в довесок ожог верхних дыхательных путей. Еще Стас отлично запомнил, как визжала на похоронах Михина мать, рвя на себе волосы, и как посмотрела на него, десятилетнего пацаненка, когда первые комья земли разбивались о крышку соснового гроба. Этот взгляд безумных воспаленных глаз с опухшего лица навсегда засел в мозгу, будто спрашивая: «Почему ты не сдох вместо моего мальчика? Почему ты не сдох?!»
– Потому что не баран конченый, – ответил он на незаданный вопрос и сам удивился, поняв, что говорит вслух.
Мусорное озеро продолжало переливаться неровными бетонными волнами в свете набирающего яркость лунного диска, неумолимо приближая каменные «муравейники», растущие на горизонте. Вскоре показались и знакомые очертания универмага, а еще через некоторое время из-за столбов кирпичной трухи выплыл особняк Дикого.
«Вот сюда нам не надо», – подумал Стас и свернул налево, углубляясь в непроглядную чащобу, подальше от глаз внештатных сотрудников муромской горбезопасности, так нелестно отрекомендованных Коллекционером. Пробираться сквозь заросли тополиного молодняка, раздвигая собою ветки, норовящие хлестнуть по роже, было, конечно, не слишком комфортно, но привлекать к своей одинокой фигуре внимание ушлых ребят Александра Дмитриевича Прокофьева – уважаемого мужчины и истинного джентльмена – хотелось еще меньше. В том, что предприимчивые товарищи, крышующие южный район, вели дела с высочайшего позволения городских властей, Стас не сомневался, а история Коллекционера свидетельствовала и о совсем уж близкой, едва ли не интимной связи с администрацией. При таком раскладе Дикой со своими подручными, наверняка прикармливающие целую кодлу информаторов, могли бы оказать властям неоценимую помощь в поимке залетного стрелка. И если Буров не подрастерял хватки за последние пару дней, то Дикой наверняка уже был введен в курс недавних событий, до определенной, разумеется, степени.
Свет узких окон-бойниц приближался, угрожающе поблескивая сквозь деревья вертикальными желтыми полосками. Стас начал забирать еще левее, пытаясь обогнуть негостеприимный дом по как можно более крутой дуге, но сделать это из-за густой поросли оказалось не так-то просто. Ноги то и дело за что-нибудь цеплялись, а хитросплетение веток, преграждающих путь, становилось все плотнее.
На фоне белой кирпичной стены появились два человеческих силуэта. Вооруженные автоматами люди шли в сторону леса и, судя по жестикуляции, что-то оживленно обсуждали.
Стас замер, присел и снял АК с предохранителя. Пара автоматчиков прошла еще метров десять и тоже остановилась возле ближнего угла здания, лицом к лесу. Вспыхнул огонек прикуриваемой самокрутки, за ним второй.
«Больше, блядь, нигде места не нашлось», – с досадой подумал Стас и, расчехлив оптику, медленно-медленно поднял автомат.
Один из курильщиков – худощавый мужик среднего роста в черной куртке и таких же штанах, заправленных в сапоги, – раньше Стасу не встречался, а вот второй был уже знаком. Весельчак Костян, находящийся, как обычно, в приподнятом настроении, тряс раскрасневшимися щеками и активно жестикулировал, чертя в воздухе замысловатые узоры тлеющим между пальцами окурком. Немногословный собеседник сдержанно улыбался и кивал иногда, хотя по лицу было заметно, что пустая болтовня его уже не на шутку утомила. Так продолжалось минуты три. Наконец оба огонька совершили крутое пике и упокоились среди кустов репейника. Костян с напарником, выпустив напоследок по сизому облачку табачного дыма, свернули направо.
Стас, успокоенный созерцанием удаляющихся спин, опустил автомат, закрыл окуляр прицела и, пригнувшись, двинул вперед.
– Еб твою… – вырвалось вдруг.
Сухая ветка подвернулась под ногу и треснула так, что от неожиданности зазвенело в ушах. Две фигуры, уже скрывшиеся было за особняком, как по команде остановились, вскинули автоматы и сделали несколько шагов в сторону подозрительного звука.
Сердце екнуло. Стас рефлекторно попятился, но тут же передумал, медленно опустился на четвереньки и, ощупывая ногами вероломную растительность позади себя, лег на живот. Двое прошли еще немного и остановились метрах в ста от опушки леса, пристально глядя поверх стволов в заросли.
«По-шли вон, у-ро-ды», – членораздельно подумал Стас, прилипнув щекой к прикладу, будто и впрямь собирался донести сию глубокую мысль до умов не в меру подозрительных товарищей.
Но установить контакт с враждебным разумом у него не получилось. Мужик в черном что-то быстро скомандовал Костяну, и они начали расходиться в противоположные стороны параллельно границе леса, так что держать в зоне прямой видимости обоих уже не получалось. Стас, сам не зная почему, решил вести черного. Тот в полуприсяде продолжал забирать левее, не сводя глаз со сплошной желтовато-серой стены тополиной поросли. Вдруг, резко тормознув, он вскинул автомат и дал короткую очередь по только ему одному видимой цели. Метрах в тридцати от Стаса что-то пронзительно взвизгнуло и, треща ветками, ломанулось в глубь непроходимой чащобы.
– Чего?! – громко крикнул откуда-то справа Костян, встревоженный звуком выстрелов.
Черный поднялся в полный рост, еще раз пристально вгляделся и, опустив ствол, махнул рукою:
– Отбой.
– Что? Что такое-то? – продолжал любопытствовать бегущий навстречу Костян. – В кого палил?
– Да подсвинок вроде. Зараза.
Из особняка на стрельбу высыпали еще несколько человек с оружием.
– Ложная тревога, – замахал им руками черный. – Нормально все, кабанчика подранил. Все нормально.
Гурьба автоматчиков остановилась и, развернувшись, понуро зашагала обратно.
Стас быстро заморгал левым глазом, пытаясь смахнуть каплю холодного пота, упавшую с брови. Соленая влага растеклась по ресницам и жгучей росой опалила слизистую. Веки сами собой плотно сомкнулись, а открывшись, продемонстрировали глазам мутноватую, слегка плавающую, но от того не менее приятную картину с двумя удаляющимися спинами, украшенными с правого плеча автоматными прикладами. Стас облегченно вздохнул, но торопиться не стал, решив для верности минут пять отлежаться.
Новых вспышек повышенной бдительности не последовало. Люди Дикого продолжали размеренно патрулировать территорию вокруг особняка, утратив, судя по всему, интерес к месту недавней кабаньей охоты.
Стас поднялся, еще раз мысленно выразил благодарность безвинно искалеченному животному и, внимательно глядя под ноги, продолжил свой нелегкий путь. Через двадцать минут лес, плавно перешедший в останки парка имени Пятидесятилетия советской власти и вновь обретший свой привычный хвойный облик, прервался, рассеченный Владимирским шоссе, по другую сторону которого уже маячили сквозь рощу, сильно прореженную топорами поселенцев, огни западного района.
Стас миновал уползающий в обе стороны архипелаг обтесанных временем асфальтовых кочек и вышел к остову АЗС. Большое сооружение, выстроенное буквой «Т», мельком попавшееся ему на глаза прошлый раз, по дороге из западного района в южный, вблизи выглядело совсем по-другому. Длинное, похожее на барак здание, когда-то, видимо, закрытое, а сейчас щеголяющее только ржавым каркасом да железобетонными сваями, прирастало из центра громадным козырьком, покоящимся на трех опорах. Точнее, не на трех, а на двух, потому как передняя опора рухнула, снесенная чем-то тяжелым, и потянула за собой козырек, переломившийся и уткнувшийся теперь разбитым свесом в землю. Заправочные автоматы, едва не подчистую съеденные ржавчиной, уныло поскрипывали на ветру тонкими лохмотьями бурой жести. На поваленном высоченном щите, украшенном сверху странной, ни о чем не говорящей аббревиатурой «ТНК», облупившейся от времени краской было намалевано: «Здесь бензина нет, продуктов нет. Стреляю без предупреждения».
– Верю, – ухмыльнувшись, кивнул Стас дошедшему сквозь годы посланию и отправился дальше.
Окраина западного района, как и все вокруг, медленно погружалась в сгущающиеся сумерки. Желтый свет керосиновых ламп разливался за окнами, роняя наружу теплые брызги домашнего уюта. Похрюкивали свиньи в сараях, мычали коровы, дождавшиеся вечерней дойки, голосили наперебой петухи, соревнующиеся в вокальных способностях.
Стас шагал по околице, вдыхая аромат печного дыма с едва заметным сладким привкусом пареной тыквы, бросал чуть завистливые взгляды на дворы да справные избы, где собирались к ужину хозяева с домочадцами, и думал: «А может, и я бы так смог? Может, послать все к черту, всю эту пустую беготню, суету и осесть где-нибудь под Ковровом? Скотину завести, детей. Катя магазин смогла бы открыть на новом месте. У нее к этому делу талант. Да…»
Он обогнул лесом правую оконечность района и углубился в петляющие между заборами проулки, стараясь держаться подальше от проезжей части, напоминающей о себе отдаленным скрипом телег и лошадиным фырканьем. Включенные прожектора сторожевых башен, выглядывающие из-за сменяющих друг друга крыш и заборов, служили ему четким ориентиром. Людей на улице было немного. Кто загонял коз на двор, кто тащил воду с колодца, нес из леса хворост. Праздношатающихся встречалось еще меньше. Большинство порядочных обывателей уже сидело по домам, предпочитая не высовывать носа на улицу в темное время суток.
Стас свернул в очередной прогон и тут же сделал шаг назад, заметив человека в черной униформе и с АК-74 на плече, стоящего к нему спиной возле приоткрытых ворот. Человек глубоко затянулся папиросой, выпустил сизый дымок в темное небо, покрывающееся россыпью сверкающих точек, и постучал ботинком о завалинку, сбивая налипшую грязь.
Осторожно выглядывая из-за угла, Стас присмотрелся к дому, показавшемуся знакомым, и невольно отпрянул, услышав со двора сбивающийся на оханье стариковский голос:
– Что же вы, сынки, делаете-то? Э-хе-хе. Говорю ж, не знаю я. Ушел он. Переночевал ночку и ушел. Ох…
– Ты попизди еще, попизди, сучара старая, – присоединился к разговору второй голос, молодой и наглый. – Не так запоешь скоро.
– Да я ж разве скрываю чего? Рассказал все уже. Ой-ей. Сынок, мне б это, дом-то запереть бы. А?
– Пшел, блядь!
Из ворот, спотыкаясь, вылетел дед Григорий в рубахе и портках. Голова разбита, ухо в крови.
– Эх-кхе… – Он упал на колени и закашлялся, прихватывая рукой правый бок в районе почек. – Ох. Кто ж вас растил-то, паскудников?
Вместо ответа деду в ребра прилетел увесистый удар ботинком от амбала, шедшего позади. За первым на улицу вальяжной походкой вырулил еще один, росточком пониже, тоже обряженный во все черное, с кобурой на поясе и в хромовых сапогах, надраенных до зеркального блеска. Он, постукивая ногтем по серебряной пряжке, обошел деда, все еще стоящего на коленях, придавил каблуком упершуюся в дорожную грязь стариковскую руку, присел, схватил Григория за волосы и пару раз с силой ткнул его лицом в землю.
– А за паскудников, козел ты ебаный, мы еще отдельно погутарим. Поднять, – небрежно бросил он двум ухмыляющимся мордоворотам и кивнул на лежащего в грязи старика.
Те быстро поставили деда Григория на ноги, встряхнули и отошли в сторону, брезгливо отряхивая ладони.
– Вперед пошел, рухлядь, – скомандовал главный.
Дед, утирающий рукавом кровь из разбитого носа, вздрогнул, втянул голову в плечи и неловко заковылял дальше по прогону, боязливо оглядываясь на шедшую позади троицу.
– Мрази, – прошипел Стас, машинально расстегивая клипсу.
Рука уже обхватила ребристые щечки рукояти, готовая нажать на спусковой крючок и послать по пуле в каждый из трех бритых затылков. Но это продолжалось только один миг. Потом мозг снова заработал по графику и нарисовал своему импульсивному хозяину неприглядную картинку дальнейших событий. Стас шумно выдохнул, пуская в холодный вечерний воздух струйки пара, и со злостью загнал ПБ обратно в кобуру.
«Опоздал, блядь! Сильно опоздал», – подумал он, провожая взглядом деда Григория с троицей конвоиров, развернулся и, нырнув в соседний проулок, прибавил ходу.
Судя по разросшимся белым пятнам прожекторов, до магазина оставалось уже совсем недалеко. По соседней улице, долбя копытами грязь, пронеслась лошадь, яростно понукаемая седоком. Стас замедлил шаг и, поднимая автомат, резко обернулся, готовый встретить очередью лихого всадника, вывернувшего из-за угла. Но топот и крики продолжали удаляться, пока наконец не стихли по направлению к южному району.
«Засуетились падлы, забегали».