Мудрость Ганди. Мысли и изречения Ганди Махатма
Mohandas Gandhi
The Wit and Wisdom of Gandhi
Edited by Homer A. Jack
DOVER PUBLICATIONS, INC.
Издано с разрешения Dover Publications, Inc. и литературного агентства Andrew Nurnberg
Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Вегас-Лекс».
© Homer A. Jack, 1951, 1979
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2015
Посвящается моей матери
Предисловие
Ганди был плодовитым автором, поднимавшим самые разнообразные темы. Думаю, что в этом отношении с ним не смог бы соперничать даже непревзойденный Вольтер. За свою долгую жизнь Ганди написал бесчисленное множество писем, передовиц и тематических статей в своих знаменитых газетах Young India[1], «Навадживан» и «Хариджан». Он также опубликовал множество книг, среди которых стоит отдельно назвать вышедшую в 1927 году автобиографию «История моих экспериментов с истиной»[2] (The Story of My Experiments with Truth). Кроме того, у него было бесконечно большое число интервью, публичных обращений, молитв и обычных бесед, которые дословно записывались и ежедневно публиковались в индийских и иностранных газетах. Ничего подобного в мире не случалось ни до, ни после Ганди. Пьярелал Найяр, официальный биограф Махатмы, был, вероятно, ошеломлен обилием материалов.
Литературное наследие Ганди представляется еще более удивительным в свете того, что сам Ганди никогда не был писателем. В отличие от своего великого современника Рабиндраната Тагора, а также от верной последовательницы Виджаи Лакшми Неру Пандит, Махатма обладал далеко не совершенным литературным стилем. В своих текстах он чрезвычайно редко поднимался до высот красноречия и изящества. Пассажи, заслуживающие внимания благодаря своим литературным достоинствам, практически не встречаются в его сочинениях. Ганди никогда не был эстетом – он был прагматиком. Он не располагал достаточным временем, а также не обладал ни желанием, ни амбициями, чтобы стать художником слова. Он думал лишь о своем народе и о борьбе за его свободу. Писал Ганди намеренно просто, заботясь лишь о том, чтобы все его понимали. В результате он сумел добиться главного – ясности изложения. Я сомневаюсь, что во всем литературном наследии Ганди нам удастся отыскать хотя бы одно двусмысленное или непонятное предложение. Махатма неустанно оттачивал свое мастерство в течение всей жизни. Он выковал стиль, идеально служивший его цели. Он заставил своих читателей думать о содержании, а не о форме – разве это не торжество соответствия средства цели?
В это безбрежное море отважно бросился Хомер Джек. Подобно искателю жемчуга, он поднял на поверхность лучшие из бесчисленного множества раковин, не дав им потеряться на морском дне. Подобно химику, Джек провел тщательный анализ добытого материала и выделил из него самые ценные его элементы. Отбросив все сложные фигуры речи, Джек представил на суд читателя суть и смысл сказанного Ганди. Коротко говоря, Джек сделал за нас то, что сами мы не сделали бы никогда. Теперь мы можем, читая эту книгу, безмятежно наслаждаться письменным и устным наследием Махатмы.
В данной антологии сочинений Ганди меня больше всего поражает мастерство отбора материала. Я не мог даже предположить, что найду в книге столько жемчужин глубокой мысли и здравого смысла. Джек и сам проявил немалую мудрость, прибегнув к коротким, а не к длинным цитатам. Должно быть, он испытывал немалое искушение последовать за плавным течением мыслей Ганди, но это привело бы к растворению сути в необозримой массе текста. Проявив незаурядное благоразумие, Джек выбрал краткие цитаты, чем только усилил эффект, производимый поразительным мышлением Ганди. Нигде в книге я не встретил примеров вольного обращения с исходным материалом, нигде Хомер Джек не злоупотребил контекстом. Это редакторская работа очень высокого класса.
То же самое можно сказать и о систематизации материала. Она была выполнена мастерски и с безупречным вкусом. Религия, теология, личная этика, социальная этика (любовь), государственная служба, международные отношения, политика, семья, образование, культура и профессиональное обучение, проблемы Индии и личность самого Ганди – вот выбранные Джеком рубрики, и все они убедительно проиллюстрированы точными словами Ганди. Кто усомнится в величии духа Ганди, в мощи его ума, увидев на страницах этой книги сияние его гения?
Я с удовольствием рекомендую ее многочисленным – как я надеюсь – читателям. Прочитав ее, немало людей, прежде ничего не знавших о Ганди, откроют для себя этого великого человека и тем самым обогатят свою жизнь. Те же, кто хорошо знает и почитает Махатму, снова преклонят колени перед сим скромным святилищем. И в том, и в другом случае это будет достойная награда Джеку за его труды.
Джон Холмс
Введение
Оригинальность – удел богов. Она недоступна даже святым. Идеи Мохандаса Карамчанда Ганди не были исключительно его авторскими находками. Разрабатывая свою самую оригинальную концепцию ненасильственных прямых действий, Ганди неоднократно ссылался на предшественников – графа Льва Толстого, Генри Торо, а также на Нагорную проповедь и священные тексты индуизма.
Во многих отношениях взгляды Ганди представляли собой необычную смесь восточного и западного мировоззрения. Рожденный в Индии, он был плохо знаком с родной культурой, о чем впоследствии немало сожалел, ибо получил образование в британских школах. В возрасте девятнадцати лет он оказался в Англии, где изучил право и познакомился с западным образом жизни, поняв его настолько, насколько это возможно для представителя восточной культуры. По возвращении из Англии Ганди недолго оставался в Индии. Двадцать лет он прожил в Южной Африке, борясь за гражданские права большой индийской общины. Находясь там, он продолжил изучение западной культуры и особенностей западного мышления. Помимо этого, он наконец смог тщательно присмотреться к собственному народу и его культуре.
Несмотря на то что Ганди осуждал английскую систему образования, господствовавшую в Индии до 1947 года, и беспощадно критиковал всю западную цивилизацию как таковую, он признавал, и нередко, что очень многим ей обязан. Величие Ганди было в большой степени обусловлено эклектичностью его взглядов. Он тщательно отбирал то, что представлялось ему истинным, из восточных и западных культур и религий. Из-за осуждения Запада Ганди часто обвиняли в ретроградстве и реакционности. Тем не менее сам он всегда отрицал, что интересуется стариной именно из-за ее древности. Например, Ганди ратовал за повсеместное применение ручной прялки в отсталых сельских районах Индии, так как это орудие идеально подходило для бедняков. Ганди не слишком хорошо относился к машинам, так как видел, что в руках капиталистов – иностранных и местных – они превращаются в орудие эксплуатации людей, к которым хозяева тоже относятся как к машинам.
Ганди однажды написал, что многие будут удивлены тем фактом, что за свою жизнь он прочитал очень мало книг. У него просто не оставалось на это времени, так как его отнимала политическая деятельность, и Ганди порой с нетерпением ждал, когда его в очередной раз лишат свободы, чтобы он смог наконец взяться за чтение. Вот что он пишет о своем нахождении в южноафриканской тюрьме в 1913 году: «У меня много лет не было возможности учиться, особенно после 1893 года, и перспектива засесть на год за книги переполняла меня радостью»1[3].
В Лондоне Ганди изучал западное правоведение и время от времени читал христианскую литературу. В Южной Африке он наконец взялся за систематическое изучение христианства. За первый год своего пребывания в Африке он прочитал почти восемьдесят книг. Особенно сильное впечатление произвели на него две книги – «Царство Божие внутри вас» Льва Толстого и «Последнему, что и первому» Джона Рёскина. Позже Ганди писал, что по прочтении книги Рёскина он «проснулся на рассвете, готовый воплотить на практике его принципы», – и, что характерно для Ганди, он действительно это сделал! Перевод книги Рёскина на гуджарати, озаглавленный «Сарводайя» («Богатство для всех»), был опубликован в 1919 году, став ненасильственным выражением протеста против запрещения некоторых книг бомбейскими властями.
Будучи в Южной Африке, Ганди смог впервые в жизни заняться изучением родной индийской культуры, пользуясь отчасти сочинениями теософов, отчасти другими английскими переводами и толкованиями. В своей «Автобиографии» Ганди рассказывает, что прочитал тогда книгу Макса Мюллера «Индия: чему она может нас научить?» и перевод «Упанишад», выполненный теософским обществом. В этот же период Ганди прочитал «Жизнь пророка Мухаммеда»[4] Вашингтона Ирвинга и эссе Карлейля об основателе ислама. Всю свою жизнь Ганди выборочно читал публиковавшиеся на Западе книги. Когда он в последний раз в начале 1942 года отбывал тюремное заключение во дворце Ага-хана, он прочел несколько фрагментов «Капитала» Карла Маркса.
Сам Ганди был весьма плодовитым сочинителем, несмотря на то что никогда не получал гонораров за свои произведения2. Первой известной его публикацией стал памфлет, озаглавленный «Обращение к британцу Южной Африки». В этом тексте содержались «основанные на фактах утверждения об условиях жизни индийцев провинции Натал». Памфлет был опубликован в Южной Африке в 1894 году. По пути в Южную Африку из Лондона в 1909 году Ганди написал «Хинд Сварадж, или Индийский Гомруль». Это короткое эссе стало началом и основой тридцатилетней борьбы Ганди за независимость Индии. «Хинд Сварадж» был напечатан большим тиражом в 1938 году. К этому изданию Ганди написал новое введение, в котором указал: «Я не вижу никаких причин отказываться от изложенных здесь взглядов».
Ганди очень рано осознал важность печатных органов в политической борьбе и в 1904 году основал газету Indian Opinion, издававшуюся на английском и на гуджарати. Вот что он сам говорил об этом периодическом издании: «Оно было зеркалом части моей жизни… неделю за неделей изливал я на его страницы душу. Не могу припомнить в своих статьях ни одного слова, не продиктованного глубокими раздумьями, ни одного преувеличения, ни одной фразы, написанной для развлечения публики». «Хинд Сварадж» печатался в Indian Opinon с продолжениями, как и многие статьи по диететике, которые впоследствии были объединены в опубликованную на английском языке книгу «Путь к здоровью». Ганди прекратил издание Indian Opinion в 1914 году, когда покинул Южную Африку. По воле судьбы сын Ганди Манилал до сих пор издает в Натале Indian Opinion[5], на страницах которой критикует процветающий в Южно-Африканском Союзе расизм.
В 1919 году Ганди принял участие в учреждении двух журналов – одного на английском языке – Young India, а второго на гуджарати – «Навадживан». В 1933 году Young India стал называться «Хариджан» – этим словом Ганди обозначал неприкасаемых. О том, что скромные на вид еженедельники пользовались в Индии огромным влиянием, говорит тот факт, что в начале 1940-х годов они выдержали двенадцать изданий на девяти языках, самые же важные статьи Ганди на следующий день перепечатывались всеми газетами Индии – а таковых выходило 37 на английском и 115 на различных языках Индии.
В начале 1920-х годов Ганди закончил книгу «Сатьяграха в Южной Африке». Она была написана в то время, когда Ганди сидел в тюрьме в Еравде, и с продолжениями опубликована в «Навадживане». Именно в этот период Ганди убедили написать необычайно искреннюю автобиографию, которую он назвал «Историей моих экспериментов с истиной». Эту книгу, написанную на гуджарати, Ганди тоже создал в тюрьме. Печатали ее в «Навадживане» – главу за главой. Личный секретарь Ганди, Махадев Десаи, переводил главы автобиографии на английский с помощью Мирабен (Мадлен Слейд). Этот перевод печатали в США, в журнале Джона Холмса Unity («Единство»). В Соединенных Штатах автобиография Ганди полностью была опубликована только в 1948 году, хотя отрывки из нее печатались Эндрюсом в 1930 году.
Большинство поздних работ Ганди представляли собой статьи и интервью, печатавшиеся в Young India, «Навадживане» и «Хариджане». Кроме того, вышло в свет несколько сборников этих материалов. Например, в начале 1920-х годов публикации в Young India были изданы отдельным трехтомником. Печатались также выдержки из работ о миссии, неприкасаемых, отечественной промышленности и т. д. – под редакцией иногда самого Ганди, иногда его ближайших сотрудников. «Официальное» собрание статей Ганди опубликовало издательство «Навадживан» в Ахмедабаде.
С 1918-го по 1942 год, до самой своей смерти, Махадев Десаи был правой рукой Ганди. В шутку его называли Босуэллом[6] Ганди. Махадев Десаи опубликовал несколько книг, включая «Гандиджи в индийских деревнях» и «Гандиджи на Цейлоне». Пьярелал, бывший секретарем Ганди до смерти последнего в 1948 году, также написал несколько книг о Махатме, а теперь работает над его многотомной монументальной биографией[7].
Ганди не был литературно одаренным человеком – по крайней мере, его писательский талант не виден в переводах. Ганди свободно владел английским, но в своей борьбе за использование местных языков предпочитал гуджарати. Джон Холмс замечает по этому поводу: «Ганди не был великим литератором. Он не достиг вершин в красноречии и красоте стиля. В первую очередь его занимал не стиль, а смысл. Писание виделось ему не родом искусства, а практическим способом выражения мыслей. Ему было, что сказать, и он говорил это быстро, просто и ясно»3.
Несмотря на ожесточенную борьбу, которую ему всю жизнь приходилось вести, Ганди умел сочетать разум и остроумие с мудростью. Если юмор и сатира и не были главным оружием его ненасильственного арсенала, то все же он часто проявлял их в своих личных отношениях с друзьями. Он подмечал забавные ситуации в собственной жизни и, не колеблясь, рассказывал о них другим. В своей «Автобиографии» он вспоминает, как однажды, после того как он в детстве отведал козлятины, ему приснилось, что у него в желудке блеет стадо коз! Он писал, что «муки махатм известны только махатмам»4. Луису Фишеру он признался в мотивах, побудивших его к мистическому еженедельному дню молчания: «Я очень много работал и потому решил давать себе отдохнуть раз в неделю. Так я установил день молчания. Позже, конечно, я облек это молчание в одежду всяческих добродетелей и прикрыл его завесой духовности. Но на самом деле исходным мотивом было просто желание отдохнуть»5.
Ганди, в отличие от Сталина, не обучался в семинарии. Ганди, подобно Христу, не получил богословского образования – но несмотря на это, вся его жизнь и ее смысл зиждились на страстной личной вере. Его миссия была религиозной в своей основе. Ганди не пытался обратиться в христианство, но он включил некоторые христианские воззрения в свою личную религию – эклектический индуизм. Махатма весьма критично относился к уродливому наросту индуизма – к концепции и практике неприкасаемости.
Величайшим общественным нововведением Ганди стала сатьяграха – прямое групповое ненасильственное действие или духовное движение. Это оружие он выковал в противостоянии расистскому угнетению индийцев в Южной Африке и отточил в борьбе с британским империализмом в Индии. Он не мог отделить сатьяграху от своей религиозной ориентации – и в самом деле, первая вырастала из второй.
Как мудро заметил Орас Александер, вся жизнь Ганди была примером «своего рода диалектики»: сначала он подготовил свой народ к свободе, а потом помог ее добиться6. Подготовка, названная конструктивной программой, в разные периоды была посвящена единству мусульман и индуистов Индии, отечественной промышленности, защите женщин, реформе образования, воздержанию и отмене неприкасаемости. Когда конструктивная программа стала воплощаться в жизнь, Ганди начал кампанию прямых ненасильственных действий, направленных на достижение освобождения, к которому он к тому времени сумел подготовить своих соотечественников. Такое чередование видов деятельности способствовало универсальности интересов Ганди и разносторонности его сочинений.
Миссия Ганди выходила за пределы религии, богословия, сатьяграхи, независимости Индии и ее внутренней политики. Помимо этого, Ганди разработал богатый кодекс личной и общественной этики, включая продуманные, хотя и противоречивые концепции диететики, воздержания и отказа от собственности. Внимание, которое он уделял бедности, было производным от его концепции лидерства как служения на благо общества. Ганди мало говорил о международных делах, хотя в последние годы и стал символом движения, боровшегося с войной как с орудием национальной политики. Эта позиция хорошо согласовалась с отвращением Ганди к насилию и ненависти – инструментам политики внутренней.
Анализу идей Ганди посвящена весьма обширная литература, начиная с его первой биографии, составленной преподобным Джозефом Доуком (эту книгу Ганди скромно послал Толстому), ранних проповедей Джона Хейнса Холмса и хорошо известного жизнеописания, написанного Роменом Ролланом. С тех пор литература о Ганди стремительно разрасталась. Только среди книг, вышедших на английском языке, можно насчитать свыше 1400 названий. Одну из лучших интерпретаций идей Ганди дал многолетний его соратник, разносторонне образованный странствующий английский миссионер К. Эндрюс. Некоторые книги были посвящены разбору отдельных идей Ганди. Самыми ценными из них можно считать «Политическую философию Махатмы Ганди» Гопи Дхавана, «Мощь непротивления» Ричарда Грегга и книгу Р. Дивакара «Сатьяграха: сила правды».
Ганди был отцом детей матери Индии и как типичный восточный отец давал своему потомству самые разнообразные советы. В одной и той же статье Ганди мог рассуждать о малопонятных тонкостях индуизма и давать весьма практичные рекомендации в отношении брака, диеты или прядения. Некоторые западные критики склонны видеть в Ганди странного чудака – из-за осуждения им вивисекции и курения, из-за поддержки вегетарианства и оздоровления почвы. Однако самое удивительное, что Ганди и сам называл себя шарлатаном! Он был неутомимым экспериментатором во всех областях человеческой деятельности, он настаивал, что проповедует цельную всеохватывающую философию. Наше преимущество заключается в том, что сегодня мы имеем возможность проявлять сдержанность в оценке компетентности Ганди в определенных областях. Как говорила Виджая Пандит Неру, философия Ганди в конце концов всегда оказывалась правильной, даже если поначалу и представлялась ошибочной, так что, возможно, мнения Махатмы, которые мы на Западе сейчас склонны отметать, окажутся верными впоследствии. По другому поводу Ачарья Крипалани сказал однажды Стенли Джонсу: «Махатма более прав, когда ошибается, чем мы, когда наши суждения верны»7.
Если мы отвлечемся от личных пристрастий Ганди, таких как диета или некоторые сугубо индийские проблемы, например сварадж, то перед нами по-прежнему будет стоять вопрос: действительно ли миссия Ганди универсальная и не зависящая от времени? Ответить на него сможет только история, хотя многие предсказывают, что человек, подобный Ганди, появится на Земле не раньше, чем через тысячу лет. В связи с семидесятипятилетием Ганди Альберт Эйнштейн написал: «Грядущие поколения с трудом поверят, что по Земле в плоти и крови ходил такой человек»8.
В своих речах и сочинениях Ганди отнюдь не всегда был последователен, и очень многое стало следствием именно этой очевидной непоследовательности. Однако то, что на первый взгляд представляется нам непоследовательностью, может оказаться рассмотрением предмета с разных точек зрения или следствием духовного роста человека со временем. Луис Фишер, проведя в 1942 году неделю с Ганди, отметил легкость, с какой смысл слов Махатмы можно было извратить, если вырвать их из контекста. Фишер вспоминает о многогранности мышления Ганди: «Отчасти удовольствие от тесного интеллектуального общения с Ганди заключается в том, что он действительно открыт и позволяет интервьюеру видеть, как работает его ум. Люди в большинстве своем стараются высказывать свои мысли в отточенной, законченной форме, чтобы сделать их менее уязвимыми. Ганди не таков. Он раскрывает собеседнику смысл каждого шага в своих рассуждениях. Он думает вслух, и собеседник имеет возможность записать ход его мыслей. Многих это сбивает с толку, отчего некоторые утверждают, будто Ганди противоречит самому себе. Видимо, он слишком стар и беспристрастен, для того чтобы думать, какое впечатление он производит на других»9.
Однако Ганди был все же живым человеком и иногда отвечал своим критикам. Однажды он признался: «Я никогда не делал фетиш из последовательности»10. В другом месте он утверждал: «Моя цель заключается не в том, чтобы быть последовательным в рассуждениях по тому или иному вопросу; моя цель – последовательность в истине в том ее виде, в каком она предстает передо мной в данный момент. В результате я расту от истины к истине. Тем самым я избавляю мою память от излишнего бремени, и, что еще важнее, когда мне приходится сравнивать мои сочинения, написанные пятьдесят лет назад, с созданным в самое последнее время, я не нахожу между ними никаких противоречий. Впрочем, друзья, склонные видеть непоследовательность, поступят здраво, воспользовавшись идеями, которые содержатся в моих недавних высказываниях, если, конечно, эти люди не предпочитают мои старые мысли. Однако прежде, чем сделать выбор, им стоит внимательно присмотреться к моим высказываниям и увидеть, нет ли согласованности там, где они видят кажущиеся противоречия»11.
Упорное стремление Ганди к истине пронизывало все его бытие. Не случайно он озаглавил свою автобиографию «История моих экспериментов с истиной». В начале 1920-х годов он утверждал: «Мой опыт неизменно говорил мне, что не существует иного Бога, кроме Истины»12. В 1931 году он заявил: «Истина – это Бог»13. Истина и ненасилие составляли сущность его веры – были двумя солнцами, вокруг которых вращались меньшие планеты его жизни и мышления14.
Выдержки, из которых составлена книга, как надеется автор, дают достаточно полное представление о мышлении Ганди, хотя это представление не исчерпывает всего богатства духовного и интеллектуального наследия Махатмы. Цитаты отбирались мною субъективно и в какой-то степени произвольно. Однако ничто не было пропущено из-за предубеждений составителя или из-за веяний нашего времени. Многих высказываний здесь не хватает из-за недоступности некоторых сочинений Ганди.
Тематическое разделение материала, по моему мнению, достаточно очевидно, но я рекомендую читателю сначала ознакомиться с содержанием, чтобы получить представление об общей структуре книги. Иногда мне стоило большого труда логически разделить смежные темы. Особенно непросто было обособить индийские проблемы от универсальных, и совсем тяжело – увидеть разницу между воспоминаниями Ганди и его мнениями по поводу тех или иных тем. В предпоследней главе, однако, основное внимание уделено индийским проблемам, а последняя посвящена автобиографическому остроумию и мудрости Ганди.
Выдержки расположены в порядке их публикации. Источники для каждой цитаты указаны в примечаниях.
Разум, остроумие и мудрость Ганди продолжают жить, а не становятся лишь омертвевшими цитатами. В 1940 году Махатма сказал: «Если гандизм – это лишь еще один синоним сектантства, то он заслуживает уничтожения. Я был бы глубоко уязвлен, если б мог знать, что после моей смерти то, за что я стоял, выродится в сектантство. Пусть никто и никогда не скажет о себе: “Я последователь Ганди”. Всех, кто разделяет мои взгляды, я считаю своими учениками, спутниками в странствии, вместе со мной ищущими истину»15. Ганди высказывал пожелание, чтобы его сочинения были кремированы вместе с его телом. «Останется жить то, что я сделал, а не то, что сказал и написал»16.
Разум, остроумие и мудрость могут проявлять не только святые, но и грешники, вполне заурядные люди – ведь и сам Ганди всегда настаивал на своей заурядности: «У меня нет и тени сомнения в том, что любой мужчина, любая женщина способны достичь того, чего достиг я, если он или она приложат столько же усилий для культивирования в себе той же надежды и веры»17. Тех, кто был подавлен его божественными требованиями, Ганди предупреждал: «Отбрасывать мои свидетельства как бесполезные только из-за того, что меня считают махатмой, недопустимо в серьезных вопросах»18. Тем не менее Ганди предостерегал и от другой крайности: «Никогда не принимай за истину в последней инстанции даже то, что исходит из уст махатмы»19.
Гомер Джек
Словарь индийских терминов
Ахимса – Ненасилие («а-» – отрицательная частица, «химса» – насилие). Это древняя индийская концепция, которую проповедовали Будда, последователи Вишну и основатель джайнизма Махавира
Ашрам – Религиозная община, учреждение или школа; место послушничества и служения
Ба – Семейное уменьшительное обращение к матери в языке гуджарати. Используется как уважительное наименование госпожи Ганди
Бай, бен – Уважительное обращение к женщине
Бапу – Семейное обращение к отцу в языке гуджарати. Во всей Индии употребляется при упоминании Ганди в знак особого к нему уважения
Брамин – Высшая каста в индуизме; при произношении «брахман» обозначает сущность головы бога Индры
Брахмачарья – Последовательное половое воздержание. Буквально: проводник, ведущий к Богу
Бхагавадгита – «Песнь божественного отца». Эта поэма, содержащая 700 стихов, является частью Махабхараты
Бхай – Уважительное обращение к мужчине
Варнашрама Дхарма – Кастовая религия («варна» – цвет; «ашрама» – место послушничества)
Веданта – Важная индуистская философская система
Веды – Самые ранние индийские религиозные гимны
Гандиджи – Уважительный титул Ганди; «джи» соотвествует слову «сэр» или «господин». Иногда Ганди называют также «махатмаджи»
Гита – Песнь (см. Бхагавадгита)
Гуджарати – Язык, на котором говорят в штате Гуджарат, где родился Ганди
Гуру – Духовный наставник
Гурудева – Почитаемый учитель. Этим титулом величали Рабиндраната Тагора, хотя Ганди иногда называл его просто «Поэтом»
Даршан – Вид духовного счастья, обусловленного присутствием дорогого человека, или нахождением в приятном месте, или обладанием дорогой вещью
Дхарма – Религия или религиозный долг (см. Санатана дхарма и Варнашрама дхарма)
Конгресс – Индийский национальный конгресс
Махабхарата – Национальная индийская эпическая поэма, главный божественный герой которой Кришна. Бхагавадгита – часть этого эпоса
Махатма – Великая душа («маха» – великая, «атма» – душа)
Муслим – Индийское произношение слова «мусульманин»
Пандит – Ученый человек или наставник, особенно брамин, в индуистской религии, в законоведении и науке
Пураны – Священные индийские легенды
Рамаяна – Священный эпос северной Индии, божественный герой которого Рама. Поэма переведена на хинди
Рупия – Денежная единица Индии. Четыре пайса составляют анну. Шестнадцать анн составляют одну рупию. Лакх равен ста рупиям, а сто лакхов – одному крори или 10 тысячам рупий. В 1951 году рупия соответствовала 0,21 доллара США
Санатана Дхарма – Ортодоксальная индуистская религия
Санатани – Ортодоксальный индуист
Сатьяграха – Сила правды, или душевная сила («сат» – правда, истина, «аграха» – твердость). Ненасильственное прямое действие или пассивное сопротивление
Сатьяграхи – Последователь сатьяграхи
Свадеши – Товары, произведенные в собственной стране («сва» – сам; «деши» – страна)
Сварадж – Самоуправление; независимость («сва» – сам, «радж» – управление, правительство)
Упанишады – Индуистские религиозно-философские трактаты
Урду – Язык, в основе которого лежит хинди. От последнего отличается множеством персидских и арабских заимствований
Хаддар (хади) – Домотканая одежда
Хариджаны – Термин, которым Ганди обозначал неприкасаемых («хари» – бог, «джан» – люди)
Хартал – Прекращение работы (хиндустанское слово мусульманского происхождения)
Химса – Насилие, ненависть (см. Ахимса)
Хинди – Язык Северной Индии, происходящий из санскрита
Хинд-Сварадж – Самоуправление Индии (см. Сварадж)
Хиндустани – Язык, представляющий собой смесь хинди и урду
Чаркха – Рука, вращающая колесо
Глава 1
Религия
Религия
Религии – это разные пути, ведущие к одной цели. Не все ли равно, какой путь мы избираем, если все они ведут в одно место? На самом деле религий столько же, сколько и людей1.
Обман характерен для любой религии. Где есть свет, там неизбежно есть и тень2.
Превыше всех религий я ставлю не индуизм, а ту религию, которая возвышается над индуизмом, религию, изменяющую сущность человека, религию, очищающую и неразрывно связанную с истиной внутри нас3.
Религия, не считающаяся с практическими делами и не помогающая решать их, не может называться религией4.
Я пришел к заключению, что правы все религии, но каждая из них несовершенна, так как мы толкуем их нашим скудным разумом, а иногда и нашими мелкими душами, но чаще всего просто не понимаем. К моей печали, я нашел, что во всех религиях присутствуют различные, а подчас и противоречивые толкования текстов5.
Человек, стремящийся к истине, не может устраняться от жизни в любых ее проявлениях. Именно поэтому моя приверженность к религии привела меня в политику; без малейших колебаний и с полным смирением я могу сказать, что те, кто утверждают, будто религия не имеет ничего общего с политикой, просто не знают, что такое религия6.
Пробный камень, позволяющий определить у человека присутствие религиозного чувства, – это способность выбрать самую правильную вещь из всех более или менее правильных вещей7.
Изучение других религий, помимо собственной, позволяет понять, что все они зиждутся на одном прочном основании, и увидеть универсальную и абсолютную истину, возвышающуюся над «пылью убеждений и верований». Пусть никто не опасается, что тщательное и почтительное изучение чужих религий ослабит или пошатнет его веру в родных богов8.
После долгого изучения и тщательного размышления я пришел к выводу, что, во-первых, все религии, по сути, одинаковы; во-вторых, все религии содержат ошибки; и в-третьих, все религии дороги мне почти так же, как мой родной индуизм, подобно тому как все люди должны быть дороги человеку почти так же, как его близкие родственники9.
Наша собственная религия в конечном счете есть лишь материя, связующая нас с нашим Творцом10.
Если мы сами несовершенны, то и религия в том виде, как мы ее толкуем, тоже должна быть несовершенной. Мы не понимаем религию во всем ее совершенстве точно так же, как мы не понимаем Бога. Постижимая для нас религия, являющаяся, таким образом, несовершенной, всегда пребудет предметом эволюции и повторных интерпретаций. Движение к истине и Богу возможно только благодаря такой эволюции11.
Для меня религия, по сути, едина, но она имеет множество ветвей, и если я, представитель индуистской ее ветви, утрачу верность материнскому стволу, то я стану недостойным последователем этой неделимой религии12.
Религию надо судить не по ее худшим образцам, но по лучшим. Именно к лучшему и только к нему одному или к еще более высокому должны мы устремиться в своем религиозном восхождении13.
Религия занимается наукой души14.
Духовное действие самое практичное в истинном смысле этого слова15.
Я не мыслю себе политики, отделенной от религии. В самом деле, религия должна пронизывать каждое наше действие, каждый наш поступок. Религия отнюдь не синоним сектантства. Религия есть вера в упорядоченное нравственное управление Вселенной. Эта религия возвышается над индуизмом, исламом, христианством и т. д. Она не подавляет их. Она приводит их в гармонию друг с другом и приближает к действительности16.
Религии созданы не для того, чтобы разделять людей, они призваны объединять их. Величайшее несчастье современности состоит в том, что религии искажены настолько, что становятся причиной раздоров и массовых убийств17.
Собственная религия представляется каждому человеку самой верной, даже если она занимает низшие ступени при ее философском сравнении с другими религиями18.
Атеизм
Атеизм – это бог атеиста19.
Есть люди, которые, будучи ослеплены эгоизмом собственного рассудка, заявляют, что им нет никакого дела до религии. Однако это то же самое, как если бы кто-то одновременно говорит, что он дышит, но у него нет носа. Посредством ли рассудка, инстинкта или суеверия каждый человек признает свое отношение к божественному. Самый закоренелый агностик или атеист признает необходимость моральных принципов и считает добром их соблюдение, а злом – их нарушение. Даже человек, не принадлежащий к какой-либо церкви, не может жить и не живет без религии20.
В наши дни стало модным отбрасывать Бога, не оставляя ему места, и настаивать на том, что высшей жизни можно достичь без живой веры в живого Бога21.
Терпимость
Я терпимо отношусь к неразумному религиозному чувству, если оно не безнравственно22.
Нетерпимость есть разновидность насилия и поэтому противоречит нашим убеждениям23.
Нетерпимость выдает недостаток веры у человека24.
Золотое правило поведения – это взаимная терпимость, умение понять, что мы никогда не начнем думать одинаково, что мы способны видеть лишь фрагменты истины с разных точек зрения. Совесть не может быть одинаковой для всех. Поэтому, хотя совесть отличный поводырь для индивида, ее нельзя навязывать всем остальным, ибо это будет недопустимым нарушением свободы их совести25.
Если вы не можете допустить, что иная вера такая же истинная, как и ваша, то допустите, по крайней мере, что исповедующие иную веру люди ничуть не хуже вас26.
До тех пор пока существуют разные религии, каждая из них будет иметь свои внешние символы. Но если символ превращается в фетиш и орудие доказательства превосходства данной религии над остальными, то такие символы должны быть отброшены27.
Сохранение собственной культуры отнюдь не означает презрения к носителям иной культуры; напротив, оно требует усвоения лучшего из чужих культур. То же самое справедливо и в отношении религии28.
Точно так же, как у дерева есть один ствол, но множество ветвей и листьев, есть одна истинная и совершенная религия, но верований становится много, когда истинная религия преломляется в человеческом сознании. Истинная религия неизреченна, она превыше языка. Несовершенные люди облекают религию в слова, которыми они владеют, и эти слова толкуются такими же несовершенными людьми. Какое толкование правильное, какого из них должны мы придерживаться? Каждый толкователь прав со своей точки зрения, но невозможно, чтобы все ошибались. Отсюда следует необходимость терпимости, которая предполагает не равнодушие к собственной вере, но лишь более осмысленную и более чистую любовь к ней. Истинное понимание религии ломает барьеры между разными верованиями29.
Мне не нравится слово «терпимость». Терпимость может означать неуместную приниженность чужой веры в сравнении со своей, в то время как ахимса учит нас уважать чужую веру так же, как свою собственную, признав тем самым и ее несовершенство30.
Поскольку все верования, которых придерживаются люди, несовершенны, постольку не возникает вопрос об их сравнительных достоинствах. Все веры – это откровения Истины, но все они несовершенны и подвержены ошибкам. Уважение к чужой вере не должно делать нас слепыми к ее недостаткам. Нам следует также сознавать и видеть изъяны нашей веры, но не оставлять ее по этой причине, а стараться исправить ее пороки. Если мы будем одинаково смотреть на все религии, то мы не только не станем колебаться, но сочтем своим долгом внести в нашу веру приемлемые догматы чужой31.
Обращение
(См. также раздел «Миссионерство» в главе 12.)
Многие обращения можно считать лишь «так называемыми». В некоторых случаях отречение от одной веры и переход в другую происходят не по зову сердца, а по велению желудка. В любом случае, однако, обращение оставляет после себя незаживающую рану32.
Новообращенные – это «заново родившиеся» или, по крайней мере, должны быть таковыми. Наивысшего постижения новой веры можно ожидать от тех, кто перешел в нее по зову сердца, а не из соображений удобства33.
Я не доверяю людям, которые много говорят о своей вере. Особенно в случае своего обращения. Вера не терпит разглагольствований. Верой надо жить, и тогда она становится примером для других34.
Новообращенный испытывает большее воодушевление от новой веры, чем человек, рожденный в ней35.
Я не стану даже думать об обращении в другую веру, прежде чем полностью не пойму свою собственную36.
Я почитаю чужие религии ровно настолько, насколько я почитаю свою, и поэтому для меня невозможна сама мысль об отступничестве37.
Нет нужды обращать других людей в свою веру словом устным или письменным, достаточно просто жить своей верой. Пусть ваша жизнь станет открытой книгой для всех38.
Если человек из страха, по принуждению, от голода или из материальных соображений меняет веру, то это неправильно именовать обращением. Истинное обращение происходит от сердца, по наущению Бога, а не чужого человека. Голос Бога всегда можно отличить от человеческого голоса39.
Писания
Писания не могут превзойти разум и истину. Писания созданы для того, чтобы очистить разум и осветить истину40.
Духовность – это не знание писания и не участие в философских дискуссиях41.
Божественное знание не постигается посредством книг. Его надо понять и осознать в себе самом. В лучшем случае книги – это вспомогательное средство, но чаще они только мешают42.
Ошибку нельзя считать истиной, даже если ее можно подкрепить писаниями мировых религий43.
Знание религиозных книг – это не то же самое, что религиозность44.
Нельзя воспринимать как слово Божие ничего, что невозможно испытать разумом или прочувствовать в религиозном опыте… Учение существует в опыте его святых и ясновидцев, в их жизни и слове. Когда-нибудь окажутся забыты все ученые комментаторы писаний, но накопленный опыт мудрецов и святых сохранится в веках как источник религиозного вдохновения45.
Истина не является достоянием какого-то одного писания46.
Индуизм
(См. также главу 12 и раздел «Религиозная вера» в главе 13.)
Индуизм – самая терпимая религия, ибо ей неведом прозелитизм, и она распространяется сегодня так же успешно, как и в прошлом. Индуизму удалось не вытеснить, а вобрать в себя буддизм. Подчиняясь духу свадеши, индуист отказывается переменить веру не только потому, что считает ее самой лучшей, но и потому, что знает, как дополнить ее путем реформ47.
К несчастью, сегодняшний индуизм состоит, как мне кажется, только из предписаний относительно еды. Индуизм подвергается опасности вырождения в свод подробных правил того, с кем можно, а с кем нельзя есть48.
Индуизм – не исключительная религия. В ней найдется место для почитания всех пророков мира. Индуизм не миссионерская религия в обычном смысле этого слова… Индуизм предписывает каждому почитать Бога в согласии с собственной верой, или дхармой, и потому мирно уживается со всеми религиями49.
Можно совсем не верить в Бога, но при этом называть себя индуистом. Индуизм – беспощадное требование истины, и если сегодня он болен, то лишь оттого, что мы утомлены, но когда мы преодолеем свою усталость, индуизм предстанет перед миром во всем своем невиданном прежде сиянии50.
Индуизм можно уподобить Гангу. Он чист и не замутнен в своих истоках, но по течению вбирает в себя нечистоту. Так же, как Ганг, индуизм в целом благотворен. Он принимает иную форму в каждой провинции, но его внутренняя сущность остается неизменной51.
На мой взгляд, Гита – самая простая и легкая для понимания книга… Основной ее посыл угадывается сразу и безошибочно. Эту книгу признают своим священным текстом все индуисты. Коротко говоря, Гита задает нам полный и совершенно осмысленный нравственный кодекс. Она насыщает одновременно и разум, и душу. Поэтому Гиту можно считать и философским, и религиозным руководством. Ее призыв универсален, а язык необычайно доходчив и прост52.
Брахманизм, терпящий неприкасаемость, вдовство девственниц и их растление, очень дурно, на мой взгляд, пахнет. Это пародия на брахманизм. В нем нет ни грана понимания и осознания брахмана. Не существует истинного толкования его писаний. Оно пронизано неразбавленной животной похотью. Настоящий брахманизм сделан из более сурового материала53.
Гита – это вселенская мать. Она ни от кого не отворачивается. Ее двери широко открыты для тех, кто в них стучится. Истинный почитатель Гиты не ведает разочарования. Такого почитателя все время распирает радость и безмятежность, за которыми прячется понимание54.
Индуизм – это не религия… Это образ жизни. Многие из тех, кто не практикует обряды индуизма, ближе к нему, чем некоторые из тех, кто ревностно их придерживается55.
Христианство
(См. также раздел «Миссионерство» в главе 12.)
Бог нес крест не только 1900 лет назад, Он продолжает нести его и сегодня. Он умирает и воскресает каждый день до сих пор. Жалок был бы мир, опирающийся на исторического Бога, умершего две тысячи лет назад. Не следовало бы проповедовать исторического Бога, надо, наоборот, показывать, как Он и сегодня живет среди вас56.
Я не сумел найти разницу между Нагорной проповедью и Бхагавадгитой. То, что Проповедь описывает образами, Бхагавадгита сводит к формуле. Возможно, она не научная книга в общепринятом смысле слова, но она выведена из закона любви – закона отречения, как я бы его назвал, – и выведена чисто научным способом. Нагорная проповедь дает нам тот же закон, но делает это изумительно красочным языком. Новый Завет преисполнил меня покоем и радостью, в отличие от Завета Ветхого, отдельные части которого вызвали у меня резкое неприятие. Если я вдруг лишился бы Гиты и забыл все ее содержание, но имел бы под рукой Проповедь, то я получал бы от нее ту же радость, какую я получаю от Гиты57.
Мои трудности [с христианством] лежат глубже. Это свыше моих сил – поверить в то, что Иисус был единственным воплощенным сыном Божьим и что только тот, кто верит в него, обретет вечную жизнь. Если Бог может иметь сыновей, то все мы Его сыновья. Если Иисус был подобен Богу или сам был Богом, то и все люди подобны Богу и сами могут быть Им. Оказалось, что разумом я не в силах поверить в то, что своей смертью и кровью Иисус искупил мирские грехи человечества. Конечно, метафорически в этом может заключаться истина, но лишь метафорически. Помимо того, согласно христианскому учению, душой обладают только люди, но не другие живые существа, для которых смерть означает полное исчезновение. На этот счет я придерживаюсь совершенно иной веры. Я могу принять Иисуса как мученика, как воплощение жертвенности и божественного учителя, но не как самого совершенного из всех рожденных на Земле людей. Его смерть на кресте стала великим образцом для мира, но сердцем я не могу принять, что в этой смерти нам было явлено нечто мистическое или чудесное. Примеры жизни благочестивых христиан не дали мне ничего, что не могли бы дать люди, исповедующие иные религии. В жизни многих я видел преображения, которые, как я слышал, происходили с христианами. С философской точки зрения в христианстве нет ничего исключительного. В том, что касается жертвенности, индуизм неизмеримо превосходит христианство. Для меня невозможно признать христианство самой совершенной или величайшей религией мира58.
Много лет я считал Иисуса из Назарета одним из величайших учителей, каких знал мир, и я заявляю это со всем смирением. Я употребляю слово «смирение», ибо именно его я на самом деле испытываю. Конечно, христиане отводят Иисусу из Назарета более высокое положение, чем я, ибо, будучи нехристианином и индуистом, я не могу чувствовать и переживать так же, как христиане. Я намеренно употребляю здесь слово «чувствовать», а не «отводить», ибо ни я, ни кто-либо другой не имеет права возноситься так высоко, чтобы «отводить» какое бы то ни было место великому человеку… Иисус занимает в моем сердце место одного из величайших учителей, оказавших сильное влияние на мою жизнь59.
Не смешивайте учение Иисуса с тем, что мы считаем современной цивилизацией60.
Если бы Иисус вернулся на Землю, то он отрекся бы от многих вещей, которые люди творят во имя христианства61.
Он [Иисус] сильно повлиял на мою жизнь, ибо я считаю его одним из многих рожденных Богом Сыновей. Я употребляю здесь слово «рожденных» в более глубоком смысле, нежели это делают в обычной речи. Я подразумеваю здесь «духовное рождение». Во время своей земной жизни Иисус был ближе других к Богу62.
Христианство оказалось искажено, когда оно пришло на Запад, ибо стало религией королей63.
Глава 2
Теология
Бог
Для человека возможна лишь одна универсальная вера, тождественная верности Богу. Эта верность при отсутствии противоречий способна включать в себя верность монарху, стране и человечеству. Но также часто верность Богу исключает все остальные ее разновидности1.
Бог – величайший революционер из всех, каких видел или увидит мир. Бог насылает на землю потоп. Он направляет бурю туда, где всего минуту назад был штиль. Он сравнивает с землей горы, построенные им же с великим тщанием и терпением2.
Бог – это неопределимое нечто, то, что мы чувствуем, но не постигаем умом. Для меня Бог есть Истина и Любовь. Бог есть этика и нравственность. Бог есть бесстрашие, Бог – источник света и жизни, но тем не менее Он выше и вне всего этого. Бог есть совесть… Он возносится над речью и разумом. Он – личный Бог для тех, кому необходимо его прикосновение. Он – чистейшая сущность. Он просто есть в тех, кто имеет веру. Он вечный страдалец, Он терпелив, но Он и страшен. Он величайший демократ из всех, кого когда-либо знал мир, но Он и величайший из всех тиранов. Нас нет. Есть только один Он3.
Содержание богатейшего на свете слова – «Бог» – не одно и то же для каждого из нас. Это содержание меняется в зависимости от опыта человека4.
Известно, что человечество слишком тупо для того, чтобы читать знамения, которые время от времени посылает нам Бог. Нужен стучащий нам в уши барабан, чтобы заставить нас пробудиться от летаргии, услышать божественное предостережение и понять, что потерять себя есть единственный способ найти себя5.
Я вижу одного и того же Бога и в Бхагавадгите, и в Библии, и в Коране6.
Бог – очень строгий надсмотрщик. Он никогда не удовлетворяется показными фейерверками. Его мельница, хотя она и мелет тонко и безостановочно, работает мучительно медленно, и Он никогда не удовлетворяется поспешно сорванными плодами. Он требует чистейшей жертвы, следовательно, и вы, и я обречены на тяжкий долгий путь, вынуждены будем прожить ту жизнь, которую Он соизволит нам отмерить7.
Кто хочет стать другом Бога, должен пребывать в одиночестве или подружиться со всем миром8.
Голос народа – голос Божий9[8].
Я не видел и не знал Его. Я сделал мирскую веру в Бога своей, и, так как моя вера неизгладима, я считаю, что она – результат опыта. Можно, однако, утверждать, что описывать веру как опыт – значит лгать, и, пожалуй, лучше будет сказать, что у меня нет слов для описания моей веры в Бога10.
Не позволяй никому говорить, что Бог не может быть пристрастным, что Он не располагает временем на то, чтобы вникать в суетные человеческие дела. У меня нет иного языка для описания фактического положения вещей, для выражения моего цельного опыта. Человеческий язык лишь приблизительно и несовершенно может описать пути Божии. Меня печалит тот факт, что эти пути не поддаются описанию и наблюдению. Однако если смертный отважится все же охарактеризовать их, у него не будет в распоряжении иного средства, нежели наша не слишком внятная речь11.
Все в нашем мире пронизано неопределяемой таинственной силой. Я чувствую ее, хотя мне и не дано ее увидеть. Эта невидимая сила заставляет нас ощущать ее, но она не поддается проверке и доказательствам, ибо не похожа ни на одну вещь, которую я могу воспринимать органами чувств. Эта сила возвышается над разумом, превосходит его. Но в какой-то ограниченной степени мы все же можем разумно судить о бытии Бога12.
Я смутно чувствую, что хотя все вокруг постоянно меняется и отмирает, за всеми преображениями стоит какая-то живая сила, сила неизменная, которая поддерживает целостность Вселенной, творит, уничтожает и воссоздает. Эта формирующая сила или дух и есть Бог. Поскольку ничто из того, что я воспринимаю моими органами чувств, не может быть вечным и неизменным, я прихожу к выводу, что вечен только Он один. Что несет нам эта сила – благо или зло? Я вижу, что она несет благо, ибо даже в смерти есть жизнь, в царстве лжи всегда есть истина, а во мраке мерцает свет. Отсюда я заключаю, что Бог – это жизнь, истина и свет. Он есть любовь. Он высшее Божество13.
Бог настолько же жесток, насколько он милостив14.
Каждый из нас волен по-своему толковать слово «Бог». Мы делаем это вынужденно, по необходимости, ибо Бог объемлет не только наш крошечный земной шар, но и миллионы других таких шаров и миров. Как можем мы, жалкие букашки, судить о Его величии, безмерной любви и бесконечном сострадании? Его бесконечная любовь и жалость так велики, что Он позволяет людям надменно отрицать Его существование, спорить о Нем и даже резать глотки ближним!15
Вслед за теми, кто утверждает, что Бог есть любовь, и я говорю, что Бог есть любовь. В глубине души я всегда считал, что Бог есть истина… Мало того, я пошел дальше и сказал себе, что истина есть Бог… Если вы хотите найти истину как Бога, то единственным средством для этого неизбежно будет любовь, то есть ненасилие, и, так как я верю, что в конечном счете всегда можно поменять местами цели и средства, то я, не колеблясь, говорю: да, Бог есть любовь16.
Бог ведет точный учет всех добрых дел и злых поступков. Нет на свете лучшего бухгалтера, чем Он17.
Совершенство присуще только Всемогущему, но, несмотря на это, какой же Он демократ! Сколько наших заблуждений и откровенной лжи Он терпит! Он терпит, что его мелкие и ничтожные творения осмеливаются подвергать сомнению Его существование, хотя Он – в каждом атоме вокруг и внутри нас. Но все же Бог сам выбирает тех, кому Он являет свои откровения. У этого высшего существа нет рук, ног и иных органов, но тот, кому Он решает открыться, может Его видеть18.
Бог – это не сила, обитающая в облаках. Бог – невидимая сила, сущая в нас самих. Она находится от нас на расстоянии в тончайший волосок19.
Можно называть Бога каким угодно именем. Важно лишь, чтобы имя это означало живой закон природы20.
Вселенная наша упорядочена: существует неизменный закон, управляющий всеми неодушевленными и одушевленными предметами, сущими или живущими. Это не слепой закон, ибо никакой слепой закон не способен управлять поведением живых существ… Закон, управляющий жизнью, есть Бог. Закон и законодатель едины в Его лице. Я не могу отрицать существование ни законодателя, ни закона, потому что слишком мало о них знаю21.
Я верю в вездесущее, недоступное нашему наблюдению Провидение, правящее человеческими судьбами, – назовите это Богом или иным другим именем по вашему усмотрению22.
Человек и природа человека
Я отказываюсь с подозрением относиться к природе человека. Он всегда ответит добром на любой благородный или дружелюбный поступок23.
Не важно, насколько робок и боязлив человек. В час испытания он может оказаться способным на высочайший героизм24.
Нет человека настолько дурного, чтобы он не заслуживал искупления; нет человека настолько совершенного, чтобы он имел право убивать тех, кого он считает злыми25.
На созданной Богом Земле нет высокопоставленных и низкорожденных людей. Мы все – его творения. И так же, как в глазах родителей равны все их дети, так и в глазах Бога все его твари должны быть равны26.
Человек всегда останется несовершенным, и его участь – непрерывно стремиться к совершенству. Совершенство в любви и нестяжании останется недостижимым идеалом, покуда мы живы. Но стремиться к идеалу мы должны всегда и без устали27.
Я решительно отказываюсь судить о человеке по тем скудным данным, какие предоставляет нам история28.
Во мне живет неистребимая вера в отзывчивость человеческой природы29.
Я открыл, что человек всегда выше систем, каковые он сам создает30.
Читать бесплатно другие книги:
