На арфах ангелы играли (сборник) Миронова Лариса

3

Наталья Васильевна глубоко вдохнула весенний уже воздух Тверской и медленно побрела по направлению к бульвару. Недавний разговор, больше напоминавший симпозиум неформалов конца восьмидесятых, в редакции респектабельной многотиражки ее очень утомил и порядком напугал. Конечно, он её просто стращал, что называется. Только зачем?

А что, если во всей этой болтовне есть хоть капля истины? Так кропотливо собирать информацию о каких-то, в общем, рядовых гражданах? Это какие же силы должны быть задействованы для одного только сбора информации! Неприятно ощущать себя подопытной мышкой… Однако!

Тут она вспомнила прошлогодний разговор в деревне, на даче, с Федором, печником. Федор – удивительный мужик. На костылях, без кистей обеих рук – как вообще живет, непонятно… А он ведь не просто живет, а ещё и печи кладет! Это своими клешнями! Так вот, Федор что-то говорил про электриков… Про Кидалыча. Он и телефонист, и электрик на селе. По всему району ездит, в каждый дом вхож… Подходит вполне. Федор тогда сказал, а она только посмеялась… Но теперь, похоже, не до смеха. Ведь Кидалычу она поручила получать её почту, когда она уедет в Москву. Он многое знал про всех и всё на свете. Услужливый, общительный, на все руки мастер, весь заработок несет домой своей женушке-алкоголичке… Его нельзя было не уважать за такую заботу о своей совсем никудышней бабенке… А может, она была только прикрытием?

Остерегайтесь электриков! Почему именно электриков, а не сантехников, к примеру? Они ведь тоже ходят в каждый дом? Электриков, электриков… Ну, да, именно электриков! Электричество есть повсюду! И есть единый центр управления. Если и создавать сеть осведомителей, то, разумеется, на базе энергоснабжения. Это же просто! Не отсюда ли выражение – «засветился»?

Лет десять назад, на заре перестройки, она как-то после очередной катастрофы, написала статью о необходимости создания системы предупреждения техногенных катастроф и аварий. Для этой цели предлагалось создать всемирную систему наблюдения за планетой – доступную для всеобщего пользования. Любой гражданин должен в любой момент получать полную информацию о происходящем на земле. Произошел выброс вредных веществ в атмосферу – и все это тут же увидели. Она предложила использовать уже действующую всемирную систему метеонаблюдений. О спутниках-шпионах тогда не очень было принято рассуждать вслух.

Идея эта казалась ей вполне безобидной, но в какую бы газету или журнал она с этой статьей не сунулась, везде на неё смотрели, как на безумную. Одно из двух – или она глупее всех на свете, или…

Она остановилась, похолодев и мгновенно утратив способность двигаться, от внезапности этой простой кошмарной мысли. Но, к счастью, состояние это длилось не долго.

Наталья Васильевна подумала, что так можно начать бояться собственной тени. Не кисни! – сказала она себе строго и беззаботно улыбнулась прохожему. Тот в ответ состроил смешную гримасу.

Она снова подумала о Петре Сергеиче и его интрижках-завлекалочках. Но теперь уже – без всякого раздражения.

За последний год он порядком раздобрел и даже обзавелся небольшим, однако заметным, брюшком. А пошел бы ты весь совсем далеко! И шёл бы ты лесом! – пожелала она невидимому оппоненту, и настроение её решительно улучшилось.

Она засмеялась. Жизнь продолжается! Главное – не дрейфить! Надо просто смотреть побольше хороших снов, улыбаться, шутить – что в этом дурного? Без этого жизнь тускнеет. И главное, помнить, что по уму, характеру и способностям ты можешь быть не только гонимой и вечно страдающей личностью, но и победителем в своем деле. А дело писателя – быть адвокатом людей. А вовсе не их судьей.

Теперь мысли её текли совсем в ином русле. Да, уже давно всё в этом мире по-другому, иначе, непривычно и неприятно для многих. Однако надо жить дальше. Но как? Как жить в этом новом мире? В мире, где понятия добра и зла так плотно переплетены, что и не сразу поймешь, что к чему, кто друг, а кто враг. Интеллектуальная подготовка тут большой роли не играет. Гораздо важнее иметь развитое чувство равновесия, чтобы жизнь тебя не вышибла из седла.

Чем лучше чувство равновесия, тем большие препятствия можно преодолеть. И можно безопасно жить, если правильно поставить паруса и учесть силу ветра.

Можно, можно плыть своим курсом, даже если течение способно отнести твой парусник совсем в другую сторону!

И она снова улыбнулась прохожему. Однако на этот раз ей повезло меньше. То ли человек был озабочен своими проблемами, то ли он от природы был лишен чувства юмора, но в ответ на её беспечную улыбку он только покрутил пальцем у виска.

Чтобы отвлечься, она решила зайти в небольшую итальянскую парикмахерскую во дворе углового дома. – Вольё фарэ…

Но так и не решив, что же она хочет – покрасить волосы или покрыть ногти лаком, она сказала: «Фарэ ля аккончиатура, пэр фаворэ».

И услужливый молодой мастер быстро соорудил на её голове невероятную башню буквально из воздуха. Она рассмеялась.

В таком экстравагантном виде и значительно улучшившемся настроении Наталья Васильевна на троллейбусе доехала до Кропоткинской и углубилась в переулки Арбата. Когда же она подошла к небольшому, давно не реставрированному особнячку с мемориальной табличкой «здесь жил и работал», сердце её радостно тук-тукало и в голове стоял невообразимый шум. Она испытывала огромное облегчение оттого, что незримое присутствие Петра Сергеича наконец прекратилось. И когда только она научится «держать дистанцию», не впадать в депрессию после встречи с такими вот неприятными ей типами! Не думать о них вообще!

Кабинет директора находился на втором этаже. Она представилась секретарю, её сразу впустили.

– Рада с вами познакомиться, – улыбалась одним ртом шикарная Гули, поправляя указательным пальцем словно из пенопласта изготовленный седой парик. – А я вот как раз звоню вашей дочери, не могу дозвониться второй день…

– Лучше бы вам и не пытаться, – с места в карьер перешла в наступление Наталья Васильевна. – Вы ведь по вопросу…

– Нет, нет, что вы! – перебила её Гули, – я совсем по другому делу, я просто хочу убедить её перевести девочку в нашу школу. Только у нас она получит настоящее музыкальное образование, только у нас работают настоящие профессионалы. Что спецшколы по сравнению с нашими кадрами? Всё, что они умеют, так это портить детей. Год-два и – смерть.

– Что вы такое говорите! – почти закричала Наталья Васильевна – ещё один разговор с психозным уклоном?.

Гули сделала движение, подобное тем, которое делают кошки перед прыжком на добычу.

– Ну не в прямом, конечно, смысле, – засмеялась она колючим смехом.

– Слава богу, хоть это.

– Творческая смерть, вот что я имею в виду. А это пострашнее! Убить в человеке творца – это хуже, чем убить просто человека! Намного хуже! Но они это делают! И ещё руки испортят, обязательно испортят. Это уж как водится… За ваши денежки вам помогут приобрести профессиональную болезнь. Это они умеют. А у нас здесь совсем другое, всё по-домашнему, забота о детях – наше главное дело. Кроме того, у нас дети имеют возможность играть на сцене Большого зала консерватории. Какая школа ещё может этим похвастаться? Вот именно – не каждая.

– И сколько же эта честь стоит?

– Считайте, совсем ничего. Только стоимость аренды зала. Так что переводитесь к нам, и не думайте даже на эту тему. Договорились? Не сомневайтесь, вашей девочке здесь будет уютно.

– От добра – добра не ищут. Девочке совсем неплохо там, где она учится, в самой обычной музыкальной школе. Поверьте, и там есть талантливые педагоги, и к тому же – заботливые и добрые люди. Мы знаем, сколько стоит учиться в спецшколах и не собираемся туда ходить вовсе. Кроме того, там действует железное правило мировой подлости – если система однажды сказала – «нет», «да» она уже никогда не скажет. Но я к вам все-таки по другому поводу. И вы меня выслушаете, надеюсь…

– Так, так, так…

Гули постучала пальцами по столу.

– Вы втягиваете мою дочь в противоправную деятельность, и я этому буду препятствовать всеми силами, а они у меня есть, поверьте.

– Боже мой, что за чушь!

Гули откинулась на спинку стула и приложила ладонь с оттопыренным пальцем ко лбу.

– Нет, не чушь. Я в курсе. И я настою на том, чтобы вам дали другого инспектора, моя же дочь слишком доверчива и простовата для того, чтобы вести подобные дела. Вы её подставите, а потом ещё и оклевещете. То есть сделаете всё то, что делают в подобных случаях ловкие предприимчивые люди вроде вас. И не советую вам вовсе трогать её… Будут последствия. На этом я с вами прощаюсь.

– Постойте, вы мне угрожаете? Боже. Какая дикость! Вы – интеллигентный человек! – удерживала её непробиваемая Гули, сопровождая слова жестами гостеприимства. – Вы очень, очень ошибаетесь! Вы не правы! Если бы вы знали – как! Я желаю вам только добра! Вы совершаете непростительную ошибку, поверьте мне. И очень скоро об этом пожалеете!

– Всего и вам доброго, – сдержанно сказала Наталья Васильевна и вышла из кабинета, про себя добавив: «Пропади ты пропадом, чертова ведьма».

Гули и точно напоминала элегантную инфернальную силу, ловко и со вкусом упакованную в стильный дизайн. Её черные глаза гипнотизировали и усыпляли бдительность, но Наталью Васильевну это могло только разозлить, к счастью, гипнозу она не поддавалась, чего, однако, не скажешь о её дочери. Сумасшедший муж на её глазах мучил свою собственную мать, а она не могла даже вспомнить, как это было. А когда и с ней начал вытворять такие же фокусы, она не понимала – за что и как он вообще такое может. Все ужасные события прошлой жизни напрочь стирались, словно исчезли из её памяти, оставляя лишь туманное пятно смутных ощущений, никогда не переходящих в ясные образы.

Она почему-то вспомнила руки Гули. Было в них что-то такое, что смутно тревожило её. Множество перстней, колец, как это часто бывает у такого типа женщин, но нет, не это… Ах, да! Ну конечно! Ногти! Накладные ногти! Лак, словно ярко-желтый налет яда гончих верма, он опасен для всех, кроме самих ведьм. Этот яд превращает людей и животных в злобных псов.

Так гласит предание.

4

И снова кабинет с видом на Пушкинскую. Похоже, я здесь прописалась, подумала женщина и грустно улыбнулась своему отражению на безупречной полировке шкафа.

– Петр Сергеич, – сказала она с тяжелым вздохом, – опять я вас буду мучить.

– Я знал, что вы вернетесь… Мучайте на здоровье, – вальяжно ответил хозяин и скрестил руки на животе. – Возможно, эти мученья будут не напрасны. Что-нибудь дельное родится, как знать? – Он приглушенно засмеялся. – Надеюсь, вы не станете меня пытать с пристрастием, где находится центр мирового сионизма, и давно ли я у них на службе или нечто аналогичное в этом роде?

Он снова засмеялся – посыпались мелкой дробью камешки-невидимки. Наталья Васильевна вежливо улыбнулась.

– Простите, я уже понемногу начинаю привыкать к вашей манере шутить. Но, к моему несчастью, вы правы! Куда ни кинь, везде клин, вы правы и насчет Гули. Она крепкий орешек, боюсь, мне не по зубам. Ей, похоже, действительно что-то от нас надо. Если бы дело было только в здании, она могла бы купить какого-нибудь алчного инспектора с потрохами! Но нет! Зачем-то ей надо, чтобы именно моя дочь сделала это! Почему? Не знаю и не догадываюсь. Как выкрутиться из этой ситуации, плохо себе представляю. И, самое ужасное, всё это отражается на Сонике. Я не страдаю манией величия и параноидальной идеей преследования также не одержима, верите или нет, я вовсе не склонна преувеличивать свою собственную значимость в этом мире, но все-таки что-то нехорошее вокруг нас действительно постоянно происходит. Возможно, и такое допустимо, меня с кем-то путают. Но результат плачевен – жить нам становится всё сложнее.

– А вы что думали, когда проводили Восстановительный съезд ВКП(б) в 1986 году?

– Господи, не знаю, чья это была выдумка. Глупейшая выдумка! – истерично рассмеялась женщина.

– О которой сразу три газеты – популярные тогда, на заре перестройки из-за своих боевых публикаций на общественно-политические темы, – «Советский цирк», «Вечерний Киев» и балтийские «Новости» эту выдумку, как вы теперь выражаетесь, напечатали?

– Если бы вы знали, сколько усилий я приложила, чтобы добиться опубликования опровержения этой глупости!

– И добились?

– Увы – нет.

– Зато вы с этого момента стали персоной нон грата на общественно-политическом поприще.

– Да я и не стремилась занимать там хоть какое-нибудь значимое место! Я просто пишу о том, что я думаю по тому или иному вопросу. И всё! Иногда мне хочется, чтобы мои публикации обсуждали. И не более того.

– Возможно. Но так сложилось! И ничего теперь не попишешь! Очень часто придуманный миф, явно придуманный, оказывается более живучим и реальным, чем реально существующая действительность. Но вот вы попали в поле подозрения. И, соответственно, все те, кто вам близок и дорог. А вас более всего волнует судьба Соники.

– Похоже, девочку держат в заложниках, как это ни странно звучит. Петр Сергеич вальяжно улыбнулся.

– Совсем не странно, ибо так оно и есть. Совсем необязательно сажать людей в тюрьмы, расстреливать… Можно просто и тихо создавать невыносимые условия жизни для самого персонажа и его близких. Это проще и совершенно безвредно для системы… Главное – запустить в действие механизм. А дальше всё пойдет как по маслу. Сознание людей не меняется веками, их природа остается той же… Круг замкнется очень быстро. Стоит только сказать – ату! И множество обычных, повседневных людишек дружно начнут поедать себе подобных. Братца Сони бьют в школе старшеклассники, он боится ходить на занятия. Его наказывает мать, потому что ее вызывают в школу по поводу успеваемости. Он, после ночи крутых разборок с мамой, не в состоянии хоть что-то запомнить и опять получает новые двойки. И опять наказание и бессонная ночь, ибо мама приходит домой поздно. Вся в делах. Приходит к семейному очагу, когда детям уже давно пора спать…

– К сожалению, это так.

– Ну вот, мальчишку, наконец, исключают из школы. У мамы, конечно, не хватает ни времени, ни воли, ни здоровья, чтобы организовать его учебу. Всё, на что её хватает, так это на очередную сиюминутную взбучку. Прокричалась, ручками помахала, сняла стресс… и успокоилась, даже как будто раскаялась в излишней жестокости, отсюда наутро тортик, который провинившийся и побитый мальчик съедает в одиночку. И так повторяется много раз. У ребеночка вырабатывается условный рефлекс. И он уже подсознательно старается воспроизвести ситуацию конфликта с таким сладким разрешением. Потом велосипед, а там и своя иномарка. Ах, не хотите давать, так у меня дружки из Солнцево, не дорого берут, кстати. Так что на размышления времени не очень.

– Да что за кошмарный сценарий!

– К сожалению, всё именно так и бывает. И случаи совсем не единичные. Дети бизнес-вумен – это очень большая проблема! Заказные убийства родителей в обеспеченных семьях – это что-то вроде хита сезона. Самый простой способ для подростка решить свои проблемы. Что-то вроде мании. И никто-никто не станет вникать, почему незадачливый брат ненавидит успешную и талантливую сестричку, и никому дела нет до того, что он тоже не такая уж бездарь. Просто с ним в свое время поступили не совсем педагогично. От него просто откупились, а он – личность! Но об этом просто забыли. И теперь он изгой, а роль эта его никак не устраивает. А вот если сестренку бить по голове и выкручивать пальцы, тогда она тоже станет такой же, как и он, бездарью. И никто не станет ему пенять, и всё сравняется. А если вы вмешаетесь, то сделаете только хуже, потому что именно вас обвинят всем хором во всех грехах ваши несостоявшиеся отпрыски.

– Но почему, почему именно у нас так?

– А потому что именно у вас растет такой уникальный ребенок. А не у Сидора Петровича или Петра Сидорыча. А ваша общественно-политическая репутация уже подпорчена.

– Но это же глупости! Я уверена, уже все давным-давно забыли про ту дурацкую историю.

– Допустим.

– Талантливых детей и сейчас много, я это с уверенностью могу вам сказать. Их сотни, даже тысячи.

– Значит, те, вписанные в систему, более или менее успешно с ней сосуществуют. А вы и ваша малышка в нее явно не вписаны. Вот система и отторгает то, что ей чужеродно. И зря ножки не топчите – ни одна правозащитная организация не возьмется защищать человека, если она не уверена, что это укрепит её собственный базис. Людей не волнует чужое горе как таковое, политики и общественные деятели лишь делают на чужом горе свой капитал. Главное для них – найти недовольных, униженных и оскорбленных, указать на них, а им – на ложную цель, и дело сделано. Людей по-настоящему волнует только то, что их лично касается. Где взять денег, к примеру, или не дать прорваться вперед конкуренту. А талантливый человек, тем более – ребенок, у которого всё впереди, всем конкурент. Вообще, вы заметили, люди стали как-то уж очень явно бояться умных и талантливых. Только несчастье вышеозначеных может пролить бальзам на их израненные завистью и обывательскими хлопотами души. Они даже не так сильно ненавидят богатых, ведь богатым мечтал бы стать каждый второй, если не первый. И это кое-кому, представьте себе, удается, что вселяет надежду. Но что уж точно никогда не случится, так это стать умным и талантливым серому человечку, а ведь так хочется! Вот и приплыли к самому главному выводу – в интересах такого общества заранее уничтожить всех умных и талантливых. И тогда у серого человечка появится, наконец, шанс удовлетворить своё неуёмное тщеславие. И не улыбайтесь иронически – мировая история знает тьма тому примеров. В эпоху средневековья, – а мы живем именно в такое время, да вы это и сами знаете, ибо ваша статья так и осталась валяться в нашей же редакции, так и не дойдя до читателя, я о статье «Грядет средневековье», десятилетней давности, припоминаете? Так вот, в эпоху средневековья были уничтожены тысячи тысяч женщин и мужчин только потому, что женщины были красивы и божественны со своими голубыми глазами и белокурыми локонами, а мужчины умны и самостоятельно мыслящи. Тогда были успешно осуществлены массовые репрессии против высшей расы. И простой народ Европы был счастлив и толпами ходил смотреть на это шикарное зрелище – сжигание заживо очередной ведьмы или очередного еретика. И до сих пор в Европе ощущается дефицит красивых женщин и по-настоящему умных мужчин. Думаете, они, тогдашние люди, так были глупы, что верили в эту муть, нет же, конечно, нет, но им, этим простым людям, было чертовски приятно видеть мучения тех, кто лучше красивее и умнее их самих. Только мучения вышеозначенных могут примирить толпу сереньких людишек с талантом и красотой. Особенно духовной красотой. Христа будут любить вечно. Понимаете, да? Общество равных и уважающих другую личность людей никогда бы не измыслило такой жестокой религии. Требовать пролития крови за идею может только серость. Ей это само по себе приятно. А посему резюмируем – в нашу эпоху массового оскудения интеллекта и духовной мощи готовьтесь к великим испытаниям или покоряйтесь, сливайтесь с массами и не ропщите, ибо всё это бесполезно. И каждый, кто имеет хоть малюсенькую власть и должность, будет стараться, как говорят наши граждане в Нью-Йорке, «поюзать» вас внештатно, потому что грабить и вымогать всегда легче и приятнее у тех, кто в данный момент от тебя зависит, а не требовать свои законные у вышестоящих. Таков наш современный народ, таков наш менталитет – увы! И эти правила игры повсеместно приняты молчаливым большинством. Не хотите играть по этим правилам, большинство вас и сотрет в порошок. Понимаете, не власть, а сами так называемые простые люди, потому что, возроптав против хищнической, человеконенавистнической системы, вы тут же начнете, как бы невзначай, наступать на любимые мозоли этим милым простым людям, уже принявшим новую веру и честно живущим в ней – потому что все так делают. Серое большинство с большей лёгкостью примет любую, самую отвратительную систему, чем проявит хоть какую-то активность, чтобы хоть на миллиметр продвинуться в сторону истины. Потому что ему, этому унылому большинству, всегда легче приспособиться, чем что-то преодолевать и созидать. Да, Новое Средневековье на горизонте, и с этим надо считаться. Древний мир не признавал самостоятельности, самоуправства личности, лицо, как таковое, для него не существовало. И вот когда прежнее общество распалось, с его неограниченной властью над личностью, на место его явилось незамедлительно другое общество, где уже нет государства в привычном для нас смысле, а есть только личина нового хозяина. Хозяина нынешней жизни, для которого существует только один закон – закон тайги. И личина эта уже определилась – в самых грубых и жестких чертах. Новый хозяин жизни эгоистичен, презирает всех и вся, не признаёт ничьих прав, кроме своих собственных. Прав закоренелого эгоиста. И серое большинство склоняет голову перед новым хозяином жизни, он ему более импонирует, чем интеллигент, борющийся за его же права. Так что, прекрасная дама, нас ждут тяжелые, воистину, времена. Такой тип мышления обязательно приуготовит массовое сознание к приятию такого устройства государства, когда наша некогда огромная земля будет разбита на небольшие участки, не связанные между собой и крайне враждебные, вечно спорящие из-за пустяков. Все боятся всего и вся. А посмотрите на современную архитектуру – это спелые пуленепробиваемые окна, металлические двери, запертые подъезды. Страх? Да, страх очевиден. Ведь государство больше не защищает граждан. Пусть сильные съедят слабых! Это так и это ещё и стремление к разобщенности. Но есть у выше означенного явления и светлая сторона, как, впрочем, и у любого явления. Именно в такую вот историческую пору расцвета – ет любовь, становится значимой и жизненно необходимой. Любовь – это и есть та единственная отдушина средневекового, мрачного мира, в которой и реализуется душа… Любовь – это всегда прекрасно!

– Извините, – сказала Наталья Васильевна, вытирая рот платком. – Извините, – сказала она и чихнула.

– А сейчас извините вы, потому как – прощаюсь, – он встрепенулся тоже как-то нарочито, подстать её чиханию, словно в отвращении, стряхнул с себя невидимую пыль веков, затем посмотрел на посетительницу слегка рассеянным, нестрогим взором и сказал: – Захотите принять активное участие в нашем движении, милости прошу к нашему шалашу. В другом разливе будет то же самое, уверяю вас. Ибо, уверяю вас, все пути ведут в Рим. Иного не дано! – это слово произнес он в растяжку. – Да не бледнейте вы так, может водички?

5

Вливаться в непонятно какую партию, даже имеющую такую мощную базу данных, ей всё же не хотелось. Да и вообще не хотелось от кого-то зависеть ни в каких обстоятельствах… Как хорошо жить самостоятельной творческой жизнью и думать только о служении музам! Но расплата неизбежна – безвестность. Это можно в литературе, можно даже в живописи и поэзии, надеясь на то, что когда-либо пробьёт твой час. Но как быть музыканту, когда его творение живет лишь в короткие мгновения исполнения на сцене? И имеет ли она право вести этим путем ребенка?

За такими невеселыми думами её и застал закат. Небо, неожиданно появившееся в просвете между домами, залилось малиной, и неяркие блики радостной краски легли на её лицо.

Согласиться можно, конечно, с тем, что человеком легко управлять при помощи современных средств воздействия на психику. Гипноз, кодирование на «лжеидею»… Ведь так, кажется, говорил Петр Сергеич? Чипы, наконец. В это легко верится, когда события происходят в кино или в детективном романе, но то, что кодируют на деструктивное поведение твою собственную дочь, да ещё с такой ужасной целью – уничтожить детей, мать и, в конце концов, себя самую, в это верить уж никак не хотелось. Но он так и сказал: «Вы для вашей дочери сейчас – олицетворение всего зла её жизни. Всё, что с ней было не так, она видит как исходящее от вас лично. Она, в свою очередь, кодирует сына на почве ревности и зависти к успехам его сестры на ваше убийство, после чего он становится постоянным пациентом психиатрической лечебницы, потом разборки с дочерью с помощью нового мужа, человека весьма странной ориентации. И вот, наконец, печальный финал: собственность отчуждена, дети, так много обещавшие в раннем возрасте, теперь уже идиоты и преступники, сама же ваша дочь либо сразу, либо немного погодя, отправляется на тот свет или, если сильно повезет, в инвалидную коляску. Лишнее говорить, что ваше общественное лицо безнадежно испорчено. И, стало быть, поставлен огромный крест на вашей писательской и педагогической деятельности. Ленин, царство ему небесное, не зря не заводил детей. Дети – ахиллесова пята для политика и общественного деятеля. Обыватель очень чувствителен к тому, что происходит в семье известного человека. Любого можно выбить из общественно-политической обоймы, если как следует поработать с детьми или супругом, тоже перспективно».

Ну да, можно. «Поработать» с кем угодно можно – и всегда будет результат. Так что ж теперь – не жить вовсе? Или с пеленок, с младых ногтей учить детей ненавидеть жизнь, людей? Подозревать всех и вся? Чтобы потом не дули на воду? Да, согласна, легче испортить ребенка хороших, добрых родителей, нежели сбить с пути дитя эгоиста, циника. Потому что такие родители сызмальства учат своих детей собственным примером быть подозрительными и острожными. Где выход?

Слепая страсть, на уровне рефлекса, к справедливости и вера в инстинктивный разум – это было последнее, что ещё давало силы жить. Все умозрительные построения рушились в соприкосновении с реальностью. С виду вроде всё комильфо, даже порою приятненько, но лишь задень покрепче, как дружно полезет всякое дрянцо изо всех щелей.

Так говорил Петр Сергеич…

6

Билеты пропали во второй раз. Начало июня, купейных нет, а чтобы купить сразу четыре места в одном купе – об этом не может быть и речи.

– Придется ехать автобусом, сказала Наталья Васильевна Сонике.

– А как же Анютик с Гердусиком?

– Собак придется пока оставить. Попросим Маму, чтобы она их отправила к нам машиной, как только у Вовы будет такая возможность.

– Когда?

– Ну, когда он поедет к своим родным на Волгу. Ведь это недалеко от нас. Вот и привезет к нам собак.

– Тогда поехали. Там уже трава выше крыши.

– Да, поработать придется как следует… Цветы уже есть наверное… Там сейчас очень красиво.

– Когда едем?

– Завтра.

– Тогда собираемся.

…Дом, такой прекрасный снаружи, утопающий в душной волне цветущей черемухи и сирени, встретил их обескураживающим раздраем внутри. Окна были выбиты, осколки лежали на полу грудами – видно, бросали камни с улицы, с близкого расстояния. Рамы сломаны, перегородка между спальней и залой разобрана и унесена, проводка сорвана, выключатели и розетки выдраны из стен «с мясом»… Но самое ужасное было – дверь! Входная дверь! Её и вовсе сняли и унесли. Кому понадобилась дверь без косяков? От печки-голланки осталась только груда кирпичей…

Да уж…

– Соника, не унывай, пока светло, давай попробуем навести хоть какой-то порядок.

– Наведешь тут… Пойду веник из прутьев сделаю. Все мои картинки со стенки содрали. Вот противные!

– Да ты не огорчайся! Другие нарисуешь. Они не из вредности, а по глупости это сделали.

– Ты думаешь?

– Знаю. Просто хотели у себя повесить на стенку. Им понравилась твоя живопись.

– Могли бы попросить, я бы ещё нарисовала.

– Но мы же уехали… Да будет тебе переживать из-за этих рисунков! Давай принимайся за работу. А то как спать в таком свинарнике?

Они работали до темноты. Окна затянули полиэтиленовой пленкой – принесла Зоя с плотины. Вход в дом завесили большим одеялом, которое спрятали в сарае, за свалкой горбыля. Там же сохранилось и ещё кое-что из их скарба. Тайник на виду, а не нашли. Другой тайник, где была спрятана посуда и несколько банок консервированных овощей, находился в яме. Яму вырыли тоже на самом виду, почти перед калиткой. На дне лежали картофель и морковь, неиспорченные, свежие, без ростков и бахромы.

– Ладно, хватит на сегодня, да и голова от свежего воздуха разболелась.

– Выхлопной трубы не хватает?

– Острячка! Ну ладно, кое-как разгребли эту помойку, и будет, а завтра по-настоящему уберем.

– Тогда давай сходим за молочком.

– Давай, а голланку соберем тоже завтра, всё равно глины хорошей нет, в кастрюле прошлогодняя, вся черная какая-то. С утречка на речку надо сбегать. Пошли, ты как?

– Банку схожу на ручей вымыть. Я счас.

– Принеси половину банки воды. Чай вечером, после молока, вскипятим.

– Ха! На чём?

– Соника, ты меня удивляешь. Как это – на чем? А русская печь, забыла что ли?

– Так мы же трубу не чистили, ты говорила, что нельзя без этого начинать топить.

– А мы не всю печь будем топить, а так только, чуть-чуть. На припечке сделаем ещё одну печечку. Подавай мне кирпичи, Штук шесть понадобится. Только выбирай те, что поровнее. Вот этот не пойдет… Совсем корявый.

Наталья Васильевна поставила два кирпича набок, ещё два – спереди и сзади на некотором расстоянии от этих двух, затем ещё два положила сверху поперек. Заготовила мелко разрубленных щепочек и сухих крапивных стеблей.

– Чур, я вьюшку открою!

– Открывай. Только не измажься в саже. Возьми тряпку, что-то рукавицы не могу найти.

Соника залезла на печку, вытащила чугунные круги, сложила их на краю лежанки.

– Класс! Угадай, что я тут нашла?

– Неужели замок от нашей двери?

– Не смейся! Это очень полезные вещи. Они под старым тулупом лежали, воры их и не нашли. Во-первых, пакет свечек, их тут штук десять будет, и… самое главное! Засов! Засов от двери в сенях!

– Это действительно находка. Поважнее, чем замок от унесенной двери. А теперь пошли за молоком, пока совсем не стемнело.

Они шли по селу в полной тишине, даже собаки не лаяли. Старушки сидели у окон и смотрели на улицу – кто прошел, хозяйки занимались со скотиной, мужички, где ещё они были, отдыхали на крылечке после работы в огороде, ребятня в это время тоже сидела дома. Младшие у телевизора, те, что постарше – собирались на площадке за клубом ближе к полуночи.

Хозяйка ответила не сразу, была в хлеву. Наталья Васильевна и Соника постояли у калитки, постучали клямкой, хотели уже возвратиться домой, как их хлева послышался голос Маши – иду!

Полное тело плавно покачивалось – Маша несла два доверху заполненных ведра молока.

– Вот кого бог принес! – громко воскликнула она, осторожно ставя ведра на крылечко. – Сейчас, сейчас впущу, маленько погодите.

– Да я и сам открою, – торопливо ответил её муж, вставая с крылечка и пряча недокуренную сигаретку в кулаке.

– Давно впустил бы людей. Наши клиенты. Давно приехали? – расспрашивала улыбчивая Маша, процеживая пенистое молоко через широкий кусок марли в большую кастрюлю.

– Да сегодня.

– Маленько прибрались?

– Ну да, кое-что сделали – и тут же к вам, за пропитанием. Молочко нынче почем?

– Да по пятнадцать, как и в прошлом году. Пейте на здоровье. Это тебе не из магазина.

– Да уж знаем. Спасибо. Как перезимовали?

– Перемерло народу пропасть. Только и несут… И несут… Маша махнула рукой в сторону кладбища.

– Скоро всех перетаскают, – вставил мрачное слово Василь. – Трое мужуков зимой сгорели напрочь в кочегарке, греться туда залезли… Там, за школой, одне, без хозяек жили. Похоронили кое-как, где чьи кости – не разобрать. Эх… жизня! Да и в Москве жить хреново, особливо честному человеку? Телевизер поди смотрим.

– Это кому как. Хватает всякого и в Москве, и – уклончиво ответила Наталья Васильевна. – Как договариваемся – на всё лето?

– Не знаю…

– А что такое?

– Да сын с робятишками приедет.