Жемчуг богов Юрьев Сергей
Гвардейцы, здоровенные парни в «хаки» с золотыми аксельбантами и погонами, деловито заталкивали пленных в грузовики, похоронная команда откапывала и сортировала трупы, а Тика о чем-то до хрипоты спорил с грузным офицером возле свежепоставленного шлагбаума, который усердно красили два солдатика — один белой краской, другой черной. Зеро и Савел поглядывали на них, не слезая с брони гусеничного вездехода, припаркованного возле разбитого бункера.
— Кажется, Тика наконец-то нарвался на достойного собеседника, — оценил ситуацию Савел.
— Это только первый раунд, — возразил Зеро. — Тика его измором возьмет.
Но, судя по всему, у офицера был приказ, и Тика натолкнулся на необходимость искать того, кто этот приказ отдал. Но вышеозначенный начальник в данный момент отсутствовал, так что Тике пришлось длинно выругаться и отойти на заранее подготовленные позиции.
— Они, видите ли, утверждают, что, хотя мятеж и подавлен, но главная цель операции, освобождение заложницы, не достигнута! — начал он сообщать, находясь еще в сотне шагов от вездехода. — Не схвачен также зачинщик мятежа, и пока они не поставят его к стенке или не найдут тело, а папе не вернут дочку, никто из посторонних к пещере не приблизится, будь у него хоть по три пропуска в каждом кармане. Так что, нам остается всего ничего — дождаться полной победы или письменного приказа команданте Гальмаро, заверенного круглой печатью его личной канцелярии, или, в крайнем случае, устного распоряжения генерала Рауса, отбывшего за дальнейшими распоряжениями.
— Значит, они сбежали вдвоем. Как это романтично. — Савел усмехнулся и покосился на Зеро, ожидая, что тот поддержит тему.
— То ли они сбежали, то ли полковник ее уволок с ножом к горлу — какая разница! А нам из-за них эту ночь придется торчать здесь, в этой развороченной дыре, а может, и не одну… А время идет. У нас, между прочим, сроки! Вот вам, Зеро, что мешало еще три дня назад засесть за работу и написать нужную нам бумажку?! И не надо было бы сюда тащиться, мы бы задним числом подтвердили соответствие! Я, конечно, понимаю — надо, чтобы все было натурально, но кто знает, сколько времени они нас тут промурыжат. А на мне, между прочим, еще девять текущих дел висит, и у каждого сроки оговорены.
— Тика, а зачем вы нам здесь нужны? — поинтересовался Зеро. — Вы не специалист по нашим делам, не грузчик и не охранник…
— В мою задачу входит всячески способствовать ускорению выполнения задания агентом Зеро Валлахо, осуществлять нейтрализацию бюрократического фактора, а также периодически докладывать в Группу Контроля о действиях агента, равно как и о его бездействии…
— Вот иди и осуществи нейтрализацию, — прервал его Савел и разлегся на крышке люка. — Или доложи.
— На сегодня я исчерпал все свои возможности, — не унимался Тика. — Вот завтра прибудет генерал Раус, и если он окажется не таким же дуболомом, как его подчиненные, завтра же к вечеру мы сможем начать…
— А куда они могли деться, эти ваши мятежники и заложники? — спросил Зеро.
— В том-то и дело! — чуть ли не обрадовано воскликнул Тика. — Если бы они просто ушли в джунгли, у нас не было бы никаких проблем. Гальмаро бросил бы сюда полк или дивизию, они бы оцепили район, все тут обшарили, а мы были бы сами по себе. Но дело в том, что они скрылись именно в пещере, прямо-таки въехали туда на армейском «Додио-211» с передним приводом, крупнокалиберным пулеметом и недельным армейским пайком на четыре персоны. И теперь, пока их не отыщут, нам туда, говорят, дорога заказана, а не найдут их никогда или пока сами не вылезут, потому что уже пробовали. Две роты туда загнали, так они через полчаса оттуда вылетели, как будто им кто-то соли на хвост насыпал.
— Это все тебе у шлагбаума сказали? — подключился к разговору Бакс.
— Это все, что мне удалось услышать, подслушать, выспросить по пути до шлагбаума и обратно, а обо всем остальном я просто догадался. Работа у меня такая — все знать, а чего не знаю — о том догадываться.
— Догадался бы ты, где дочка здешнего хозяина прячется, цены бы тебе не было, — съязвил Бакс.
Тика посмотрел на него с укоризной и молча отправился на второй раунд, видимо, посчитав, что сиарский офицер — более безобидный собеседник, чем коллеги.
— А правда ли, что Гальмаро награждает отличившихся в боях орденом «Свобода и Сандра», с которым в комплекте идут интимные услуги его дочки?
— Тика рассказал? — усмехнулся Савел. — Вообще-то он не позволяет себе шуточек, если речь идет о деле, но когда он просто треплется, верить ему можно не больше, чем цирковому клоуну. Гальмаро как-то застукал дочку с каким-то офицером, но отнесся к этому спокойно — ему то какая разница, что за игрушки у ребенка. А все остальное — местный армейский анекдот. Есть такой орден в Сиаре, назван в честь Сандры Каллери, героини борьбы за независимость, сподвижником которой был Дуарт Гальмаро, фамильный предок нынешнего, основатель рода, можно сказать. Точнее — клана, род у них гораздо древнее.
Натужно взвыл тягач, оттаскивая в сторону сгоревший танк, грузовики с пленными начали выруливать на бетонку и почти сразу же дали задний ход — навстречу им выползал трейлер, разъехаться с которым было невозможно.
— Вот и наше оборудование приехало, — сообщил Бакс.
— Я ничего такого не заказывал! — удивился Зеро.
— Ты же знаешь, что творится с теми, кто попадает в пещеру, — начал объяснять Бакс. — Не знаю, как ты, а я туда не полезу, хоть стреляй. В трейлере — зонд и пост управления. Кстати, — он обернулся к Тике, который почему-то вернулся с полпути, — если завтра твой генерал узнает, что у нас есть такая штука, он не то что шлагбаум подымет — он нам дорогу заасфальтирует.
— Учту, — сказал Тика непривычно кратко. — Только ты объясни нашему коллеге, что это за зонд, и как он, собственно, работает. Уверен, ему это будет оч-чень интересно.
Тика легонечко, так, чтобы ногу не ушибить, попинал трак гусеницы, и, насвистывая «Я был примерный малый», все-таки пошел к неприступному шлагбауму.
— Что это он? — спросил Зеро, глядя ему вслед.
— Злится, — ответил Савел. — Он всегда злится, если ему вволю поговорить не дают или относятся скептически…
— Так что там с зондом?
— Зонд, как зонд. Точно такой же, как тот, что пещера уже съела, только запрограммирован на автоматическое возвращение, как только теряется связь. Да увидишь, когда смонтируем.
— И все-таки?
— Ладно… Похож он на тарелку, куча датчиков, видео-фотокамеры, тягу турбины дают во все стороны, много маленьких турбин… А Тика вот что в виду имел: источник энергии — тартарриновый стержень.
Зеро поморщился. Он ожидал чего-то в этом роде, и теперь стало понятно, почему Департамент так торопится, не желая дожидаться неизбежной и близкой победы Гальмаро.
— Значит, один стержень вы там уже посеяли…
— Посеяли. Как бы не проросло…
ОТРАЖЕНИЕ ВТОРОЕ
— Светлая, со стороны Варлагора прилетел ворон, черный, как смоль. Он стремился влететь в твои покои, чтоб осквернить твое плечо касанием своих лап, а твой слух — лживыми речами. Двенадцать стрел и пять дротиков прервали его полет в двух локтях от окон твоей светлицы, потому что закон — один для всех, и вестникам, даже имеющим крылья, следует подходить пешком к чертогу твоему и смиренно ждать, когда пресветлый взор твой будет на них обращен. — Чалл, начальник дворцовой стражи, был даже немного благодарен наглой птице за то, что необходимость доложить о попытке вторжения позволила ему лишний раз лицезреть басилею.
— Впусти его, Чалл, — распорядилась Эленга и возложила на свою голову Корону.
— Но, Светлая, его поразили…
— Впусти его!
Чалл с поклоном удалился. Сейчас, если, конечно, тот комок разорванной плоти не выбросили в ров, он наколет его на острие своего меча, а потом положит его возле ног басилеи. Только бы не выбросили… А то придется посылать стражников под мост, и неизвестно, как долго они проищут этот кусок падали. А Эленга не любит ждать, хоть у нее и вечность впереди. А может… Он вдруг замер, растерянно глядя перед собой. Стражи стояли полукольцом, обнажив мечи, а на них пешком надвигался все тот же ворон, целый и невредимый. Стражи пятились от него, и было ясно, что они уже пробовали и рубить, и колоть, и топтать, и душить…
— Впустите его! — передал он приказ басилеи и сам сделал шаг в сторону.
Стражи торопливо расступились, и ворон с достоинством прошел мимо них, а потом, помогая себе крыльями, полез вверх по ступенькам.
— Не мучайся, Родонагрон, — шепнула басилея, зная, что шепот будет услышан. — Прими свой обычный облик.
В короткой и яркой вспышке моментально сгорели черные перья, и дальше по лестнице шагал высокий бледный юноша в черной мантии с алым подбоем. Его крючковатый нос действительно напоминал клюв ворона, а полы мантии с каждым шагом вздымались, словно крылья. Стражники бросились было за ним, но тут же отпрянули назад, вспомнив приказ Эленги и о том, что они смертны.
— Я не могу убить тебя, Родонагрон, — вместо приветствия сказала басилея, — но здесь, в Велизоре, я сильнее тебя и могу заставить твое тело ощутить боль.
— Но ведь сначала ты спросишь, зачем я здесь… — заметил владыка Варлагора.
— Зачем ты здесь? — спросила Эленга.
— Я не знаю, хочешь ли ты об этом знать, но прошла ровно тысяча лет, с того дня, когда ты, басилея, явилась в мир. И я считаю, что не нанесу себе вреда, а тебе не доставлю радости, если расскажу, как это случилось.
— И конечно, ты сделаешь это не даром…
— Цена невелика. Изгони из Велизора отроков Ирольна!
— Я уже дала им убежище, и ничто не заставит меня отказаться от собственного слова. — Она гневно посмотрела на Родонагрона, хотя давно разучилась испытывать гнев, как, впрочем, и радость. — Это не главная причина моего отказа, но и ее достаточно для того, чтобы ты не настаивал…
— Тогда запрети им возвращаться в Ирольн! Пусть они навсегда поселятся в Велизоре.
— Они мои гости, но не пленники.
— Тогда поднеси мне кубок вина из черных ягод, растущих гроздьями!
— Теперь ты достойно оценил свою тайну. — Эленга поманила пальцем хрустальную бутыль, стоящую на небольшом изящном столике, которая тут же поднялась над высоким хрустальным кубком, наполняя его густой ароматной влагой. Затем золотой поднос, на котором стоял кубок, поплыл к гостю и почтительно замер перед ним.
— Когда я увидел тебя впервые, ты была почти мертва. — Родонагрон отхлебнул из кубка, искоса взглянув на басилею, желая прочесть смятение на ее лице. — Твое тело лежало на носилках рядом с Источником, а вокруг тебя стояли плачущий мальчишка — паж, мертвый кудесник Каббиборой лишенный сердца, и десять воинов — Коллиер, Молландр…
— Я помню имена ветров. — Эленга внешне была совершенно спокойна, но только внешне.
— Я, обернувшись вороном, облетал тогда покорные мне земли, но странное беспокойство заставило меня повернуть к Источнику. Воины стояли над твоим телом, а сотня Милосердных Слуг приближалась к ним. Вскоре произошла схватка, и я кружил над нею, но прошло лишь несколько мгновений, и все Милосердные Слуги, кроме немногих бежавших, были мертвы. И тогда Коллиер возложил на твою голову Корону, и ты открыла глаза…
— И что потом?
— А потом я, оценив достоинство Короны, бросился на тебя, чтобы отобрать сокровище, но твои воины преградили мне путь. Я убил твоих воинов, но они не умерли, а стали ветрами, девять из них подхватили тебя и унесли куда-то, подгоняемые твоим страхом, двое бежали и теперь скрываются, боясь твоего гнева и моего могущества, а мертвый кудесник Каббиборой, покорился мне.
— Что было дальше?
— Той же ночью в землях, ранее мне недоступных, поднялись стены Велизора, вокруг которого и ныне благоухают сады и поют райские птицы, по залам которого ходят почтительные слуги, ворота которого охраняют доблестные воины. Все это тебе приснилось в первую же ночь, проведенную здесь, и сон твой стал явью… А может быть, ты до сих пор спишь, и все это тебе снится?! — Родонагрон вдруг захохотал, вцепившись в подлокотники кресла так, что золото стало сгибаться, а драгоценные камни выкрошились из гнезд.
Девять ветров притаились под потолком, готовые в любой момент подхватить незваного гостя и вышвырнуть его за долину Ирольна, они ждали только властного жеста басилеи. Но она лишь холодно смотрела на хохочущего Родонагрона, который вновь превратился в ворона, а смех его перешел в карканье.
— Эленга, ты же хочешь умереть. — Ворон не спрашивал, ворон утверждал. — Тебя принесли сюда мертвой, тебя оживила Корона, так отдай же ее мне, и тогда ты, может быть, снова умрешь.
Ветры сорвались с места, не дождавшись команды, и ворон, разбрасывая пламя и теряя перья, вылетел в высокое окно, крича какие-то угрозы.
— Кто здесь? — Басилея ощутила короткое ледяное дуновение, это было странно, ведь все верные ей ветра гнали сейчас Родонагрона. — Каббиборой?
— Да, Светлая… — Ветер принял очертания блестящего кавалера.
— Ты решил снова сменить хозяина?
— Нет, Светлая… Владыка приказал мне сорвать с тебя корону, пока твои ветра будут преследовать его.
— И что же ты медлишь?
— Я же знаю, что это невозможно.
— А твой владыка?
— И он знает. Поэтому он мне поверит, когда я скажу, что пытался, но не смог…
ГЛАВА 3
" — Основа нашего миропонимания едина, независимо от того, к каким конфессиям мы принадлежим: Бог есть, Он создал мир, Он дал каждому из нас возможность найти Истину и Добро в самих себе.
Слишком ревностные поборники веры, унылые ортодоксы, ставящие превыше всего точность исполнения обряда, сейчас несут делу духовного возрождения человека и человечества больше вреда, чем самые отпетые безбожники. Этому можно найти множество доказательств и в прошлом и в настоящем. Как известно, Северная Лемурида, она же континент Эвери, осваивалась руками каторжников, ссыльных, изгоев общества. Именно они обильно полили кровью и потом эту землю, прежде чем она дала обильные всходы. В условиях суровой жизни из монашеского ордена Святого Причастия возникла самая ортодоксальная из церквей Единого. Ее власть, ее духовное влияние были так велики, что в 309 году со дня открытия Эвери губернаторы колоний под давлением поселенцев были вынуждены ввести обязательное причастие всех иммигрантов. За неисполнение обрядов и праздников следовали суровые кары, вплоть до изгнания и смертной казни через сожжение — и все это было закреплено законодательно. В результате, на континент был закрыт путь прочим культам и даже иным конфессиям культа Единого. Обряды пришлось исполнять всем — и верующим, и не верующим, даже верующим, но не в того (пауза для смеха). А что мы имеем сейчас! Как только грянула промышленная революция и последовавшая за ней война за независимость, клерикальные настроения в обществе резко пошли на убыль, и сейчас население Эвери, с одной стороны, погрязло в атеизме, а с другой — легкая добыча для идолопоклонников, адептов сатанинских культов, лжепророков и шарлатанов! (Мирро Муни, предстоятель межрегиональной методистской церкви Свидетелей Единого)
— Если приспособить постулаты веры к потребностям и вкусам обывателя, а святые обряды преподносить тому же обывателю как низкопробное шоу, то, конечно, нетрудно добиться популярности у массового прихожанина. Но тогда не пастырь откроет пастве путь в Царствие Небесное, а паства увлечет своего пастыря прямиком в Пекло. ( Архиепископ Савва Молот, Единоверная Соборная Церковь Гардарики)"
Из стенограммы диспута на 216-м Всемирном Конгрессе Церквей, Рома 30 августа 2976г.
«В области социологии и социальной психологии следует считать приоритетными те исследования, которые направлены не столько на изучение процессов, происходящих в обществе, сколько на разработку продуктивных методик, позволяющих этими процессами управлять».
Из памятки чиновникам канцелярии бюджетного комитета сената Конфедерации Эвери. (Сов. сек.)
17 августа 8ч. 40м.
Бумаги на столе лежали четырьмя аккуратными стопками, слева направо — по степени важности. Крайнюю левую президент Индо Кучер не трогал никогда, из следующей выдергивал наугад два-три листа, просматривал заголовки и презрительно швырял обратно. Третья стопа, состоявшая преимущественно из докладов Департамента Безопасности, была сравнительно невелика. Большая часть документов оттуда удостаивалась беглого прочтения и косой резолюции в левом верхнем углу: «На усмотрение Вико!» В четвертой попадались личные послания глав крупных держав, карта рейтинга политиков и письма Лизы Денди, с которой президент встречался раз в два месяца в одном из второсортных номеров «Президент-отеля».
«…ты знаешь, он очень мил, этот мой новый визажист. Не сомневаюсь, что в нашу следующую встречу ты вполне оценишь его несомненные способности. Они будут написаны у меня на лице и не только. Я даже советую тебе порекомендовать его твоей супруге, он хоть придаст этому чучелу вполне пристойный вид, и тебе не придется краснеть за нее на приемах и визитах. Кстати, твоя последняя речь, которую ты произнес, спуская на воду новый линейный крейсер, привела меня в восторг, а некоторые даже плакали… Кстати, сегодня вечером по 12-му каналу будет „Заткнись, парень!“, если хочешь посмотреть на меня, включай. Меня сейчас по ящику показывают не реже, чем тебя, может, поменяемся?! Ну, все. Чао! Кстати, привет главе Морского Департамента, клевая оглобля. Не забывай свою киску».
"… Посольский Приказ Соборной Гардарики уполномочен выразить протест по поводу введения в состав военно-морского флота Конфедерации Эвери линейного крейсера «Фаланга». По данным наших экспертов, этот корабль нарушает сложившийся баланс сил и является несомненной угрозой миру. Строительство указанного крейсера с самого начала противоречило четырехстороннему договору между Соборной Гардарикой, Конфедерацией Эвери, Империей Хунну и Ромейским Союзом «Об ограничении морских вооружений».
«Заместитель начальника Департамента Безопасности Гресс Вико просит принять его сразу же после прочтения данной записки. Дело не терпит отлагательств.»
Президент озадаченно потер подбородок и налил себе минералки. Согласно протоколу, утренний просмотр текущих документов должен происходить с 8-00 до 9-30 в Круглом кабинете без окон и картин на стенах, в условиях полной звукоизоляции и, уж конечно, в отсутствие кого бы то ни было. Даже телефонный разговор расценивался бы как серьезное нарушение установленных правил, поскольку считалось, что в этот отрезок времени стоит оградить Избранника от посторонних влияний, которые могут повлиять на его решения. Вовсе не собираясь идти на поводу у зарвавшегося нахала, президент все же нажал кнопку переговорного устройства.
— Ландо! — воззвал он к референту.
— Слушаю вас, дженти Индо.
— Вико там?
— Здесь.
— Чего ему надо?
— Ему надо к вам.
— Вы ему сказали, что он осел?
— С вашего позволения…
Вдруг в динамике раздался непонятный грохот, и уже другой голос, более жесткий и уверенный продолжил: — Кучер, у нас пять минут на принятие решения и десять — на реализацию, или мы потеряем сотни миллиардов и мировое лидерство!
— Напугал. Заходи, — распорядился президент и с тоской посмотрел на разложенные бумаги.
Вико вошел быстро, и хотя в его движениях не было ни капли торопливости, Индо Кучер даже не заметил, как именно зам. шефа Департамента оказался в кресле напротив.
— В девять тебе надо быть в эфире. В утренних Новостях. Вот текст обращения. — Вико и теперь, казалось, никуда не спешил. — Съемочная группа ждет внизу.
Президент молча взял листок. «Союз Верных Сынов и Дочерей Республики Бандоро-Ико обратился за помощью к Конфедерации… Даже, скорее, не обратился, а воззвал к нашему милосердию, к нашей верности демократическим идеалам и принципу свободы личности. На архипелаге, расположенном всего в пятистах милях от побережья Эвери, уже восьмой год, с того самого времени, когда к власти пришла кровавая клика Рокко Маро, творится неприкрытый геноцид, бросается вызов всем общечеловеческим ценностям, гуманистическим принципам и нормам международного права…»
— И к чему такая спешка?! — Президент уже расценил вторжение как предельно бесцеремонное и был готов вспылить.
— Тебе, конечно, известно, что на Бандоро-Ико сосредоточено семьдесят процентов разведанных мировых запасов тартаррина. Остальные тридцать — на севере Гардарики. Рокко Маро сейчас находится с визитом в Гардарике и, по агентурным данным, завтра намерен подписать там договор о военном сотрудничестве. Если наша гуманитарная операция будет отложена на завтра, то мир окажется на пороге мировой войны. Две эскадры Гардарики уже в трех днях пути к архипелагу. У нас остались считанные часы, чтобы сделать Рокко Маро эмигрантом.
— А что потом?
— Уже готово соглашение с Сынами о вступлении Бандоро-Ико в Конфедерацию на правах союзной территории. Если сегодня днем высадится десант, сегодня же вечером оно будет подписано.
— Неплохо сработано…
— Вставай и пошли! Или у тебя задница к креслу приросла?!
Президент молча поднялся и с достоинством направился к выходу, обратив к Вико гладко выбритый плоский затылок.
Все-таки, Индо Кучер был не худшим президентом за последнее столетие, он был даже весьма популярен среди работяг и прочих обывателей среднего достатка, которым импонировала его явная твердолобость, презрение к тонким материям и склонность рубить с плеча. А избирательницам нравился его тяжелый волевой подбородок, суровый прищур и волосатые кулаки, которые Индо обычно клал перед собой на трибуну так, чтобы все видели. Впрочем, Департамент четко отслеживал, какие действия президента стоит афишировать для поднятия престижа, а какие приглушить ради общественного спокойствия. В свое время именно Гресс Вико, бывший тогда скромным аналитиком отдела политических прогнозов, обосновал продвижение не менее скромного начальника канцелярии губернатора Порт-Саланга. Сам на этом сделал карьеру и приятелю по школе рейнджеров помог в люди выбиться. Хотя конечно, все его выкладки были тогда проверены-перепроверены…
Референты, советники, пожилые секретарши и юные стенографистки, стоявшие в приемной, расступились, пропуская своего шефа и шефа своего шефа. Пара гвардейцев, украшавших своим присутствием вход в апартаменты президента, взяли «на караул», а каких-то два клерка, случившихся в коридоре, попятились назад. Некоторая суматоха преследовала Гресса и Индо, пока они, наконец, не уединились в просторном лифте.
— И не вздумай сегодня гнать отсебятину, — пользуясь случаем, заметил Вико. — Над твоим обращением всю ночь работало сорок человек.
— А почем нынче бананы в Гардарике? — перебил его Индо.
— По две гривны за пуд, — не задумываясь, ответил Вико. — Гривна идет по два фунта тридцать пять санти, а пуд — это шестнадцать килограмм.
В обязанности Гресса Вико входило предоставление президенту любой информации политико-экономического характера, полученной из агентурных источников. Задавая самые нелепые вопросы, Индо Кучер порой пытался поставить в тупик Серого Кардинала, но тот всегда моментально находил ответ где-то в закоулках своей памяти. Хотя иногда президент подозревал, что Вико берет ответы с потолка, не рассчитывая, что их кто-то будет проверять.
— А если они вдруг начнут вопросы задавать? — Президент решил на всякий случай посоветоваться.
— Объясняю еще раз: надо сделать заявление. Съемку произведет пресс-служба президента, запись с курьером уйдет на «Эвери-TV». Пресс-конференция подождет до вечера, пока не будут готовы вопросы и ответы…
17 августа 15 ч. 35 м.
Роза Валлахо была приятно удивлена, обнаружив, что на счет Зеро, откуда ни возьмись, упало двенадцать кусков, причем с пометкой «после налогообложения». В последнее время Зеро нечасто удавалось хоть что-нибудь заработать, а когда работа все же находилась, платить за нее не спешили, а если и платили, то норовили вместо полновесных эверийских фунтов всучить корранские песетос или иную экзотическую валюту. Хорошо хоть ракушками с островов Чамо не расплачивались…
Доверенность на пользование счетом Роза хранила между ящиками кухонного стола. Она надеялась, что Зеро, выписавший ее лет шесть назад, когда на счету был хронический минус, забыл о своей старой оплошности. Пока он пропадает в каких-то джунглях, нужно было пользоваться случаем. Прежде всего — открыть собственный счет, половину перевести туда. Нет, лучше две трети или все — в конце концов, это семейный бюджет, и она имеет право… Но это завтра, а сейчас самое время обновить гардероб, заказать ужин из шести блюд с доставкой на дом, пригласить на вечер кого-нибудь из старых приятелей или новых знакомых. Нет, позже… Сначала — к Лоле. «Орден созерцателей радости» она не посещала уже года три, с тех пор, как иссякло тетушкино наследство, ее самая длинная заначка, искусно утаенная от мужа. Кроме визитов к «созерцателям» она не позволяла себе никаких левых расходов, зато их она посетила за полгода раз тридцать. Хорошо хоть, Зеро не интересовало, где она шляется с утра и до обеда — это же не с вечера до утра. Сеанс там стоил фунтов двести, но за три года все могло подорожать, и поэтому она сняла с полки здоровенный синий том в мягком переплете с солидным названием «Системный подход к анализу антропогенных и техногенных воздействий на окружающую среду» и вытряхнула из него на неряшливо застеленную кровать стайку бледно-синих бумажек, около четырех сотен фунтов, все, что оставил ей Зеро на время своего отсутствия. В конце концов, стремиться к лучшему — неотъемлемое право любого гражданина Конфедерации, даже если он — гражданка! А лучше, чем у «созерцателей» ей не было нигде и никогда. Жаль только, что «Орден» до сих пор под запретом, хотя Лола и говорила, что все это безвредно… Если б разрешили, услуги стоили бы дешевле, и народ был бы счастливее, и безобразий на улицах было бы поменьше…
Роза заметила, что она уже несколько минут торопливо идет по третьему пешеходному уровню, и ноги сами несут ее к стоянке такси. Она могла бы, не спускаясь вниз, поехать в вагоне монорельсовой дороги, тем более, что станция находилась прямо у нее под окном, и стоило это раз в пятнадцать дешевле, и по времени она ничего не теряла… Но при входе в вагон нужно было вложить в кассовый датчик личную магнитную карту, и тогда память о ее поездке навеки останется в базе данных Департамента Общественного Транспорта. А ей почему-то не хотелось, чтобы кто-то мог узнать… Хотя, конечно, ничего постыдного в этом нет… Наверняка, куча народу ходит к «созерцателям», и запрет, конечно, не более чем формальность. Иначе давно бы все салоны «Ордена» прикрыли, а содержатели на рудниках бы горбатились, как прочие преступники. Роза представила себе, как Лола в норковом манто и вечернем платье орудовала бы ломом, откалывая мерзлые куски бурой породы где-нибудь на Лабра-Ойми, и ей стало смешно. Нет, бояться совершенно нечего… Она даже чуть было не решила сэкономить и вновь подняться на станцию, но дверца такси уже распахнулась перед ней.
— Шестой сектор, девятнадцатый уровень, Бинга-Холл 117.
Водитель, даже не взглянув на нее, набрал на панели управления код маршрута, и машина сорвалась с места.
— Телик включить? — Предлагать дополнительные услуги входило в обязанности таксистов.
— Включить.
Что-то щелкнуло, и Роза увидела перед собой губастое лицо президента.
— …мая это трудное решение я думал не только о благополучии нации, но и о чести нашего народа в глазах всего мира, и еще — о чести президента в глазах народа, избравшего меня на этот высокий и ответственный пост". — Индо Кучер вцепился волосатыми пальцами в край черной трибуны и смотрел народу в глаза со сдержанной суровостью.
— Другой канал! — потребовала Роза.
— Сейчас везде одна рожа, — отозвался водитель. — По всем каналам — обращение президента. Говорит, война будет, если не проявим твердость.
Она чуть было не испугалась, что таксист окажется слишком общительным парнем и будет своей трескотней мешать ей наслаждаться предвкушением сеанса Созерцания, но тот вдруг замолчал и даже экран отключил. Водитель такси должен уметь поддержать разговор на любую тему, быть в курсе последних новостей спорта, политики, слухов, сплетен, моды, современного искусства и т. д. Но он должен чувствовать, когда надо замолчать, а когда вообще не стоит заговаривать.
Такси обычно пользовались лишь очень состоятельные люди, которым некуда было спешить, а эта пассажирка (клиентка, наездница, вобла, чаевых не даст) демонстрировала странность за странностью: то откидывалась на спинку сиденья, закатив глаза, то упиралась лбом в кресло водителя, как бы пытаясь подтолкнуть машину, то вдруг скинула туфли и подтянула к подбородку костлявые коленки, то начинала припудриваться, хотя и так вся в пудре…
— Шестнадцать-двадцать три, — угрюмо сказал водитель, когда они остановились возле входа в пешеходную галерею Бинга-Холла.
Роза сунула ему две десятки, и стремление бежать скорей навстречу «созерцанию» пересилило естественное желание дождаться сдачи. Она даже не заметила, как водитель, глядя ей вслед, покрутил пальцем у виска…
Бинга-Холл располагался в девятнадцатом пешеходном уровне и состоял из нескольких супермаркетов, модных салонов, туристских контор, ресторанов и баров. В одном из них, «Молчаливой Устрице», за стойкой под видом двери в подсобку и располагался вход в салон «Ордена». Посетителей с утра было немного, причем половина, похоже, задержалась здесь с ночи. Два ветерана за столиком у окна играли в шашки, какая-то пышнотелая размалеванная девица подпирала локтем прыщавого кавалера в белом смокинге, который с трудом поддерживал себя в сидячем положении, а в дальнем углу две школьницы в форме гуманитарного колледжа что-то пили, скорее всего, бренди, принесенное с собой… Розу предупреждали: сначала надо присмотреться к посетителям, не обнаружится ли кто-нибудь, похожий на «шляпу», и лишь потом можно подойти к бармену и, положив на стойку серебряный фунт, сказать: «Роби, тройной трост…»
— Роби, тройной тростниковый, но только если он настоящий. — Роза вдруг подумала, что за время ее вынужденного отсутствия условная фраза могла и поменяться, но ведь Роби за стойкой был тот же самый…
— Пойду справлюсь в погребе. — Роби стремительно и бесшумно скрылся за дверью, забрав с собой монету, а Роза начала нервно царапать стойку малиновыми ногтями. Но бармен не заставил себя долго ждать.
— Лола ждет тебя, сестра… — Роби и тон сменил, и выражение его лица стало умильно-преданным. Он с едва заметным поклоном вернул Розе ее серебро и, на всякий случай, окинув взглядом зал, пропустил ее за стойку, а дверь, обклеенная дорогущим дубовым шпоном, распахнулась перед ней сама.
За дверью ее встретил горбун Саул, блестя лысиной и поглаживая нечесаную седую бороду. Он окинул Розу суровым взглядом, повернулся к ней спиной и молча пошел прочь по длинному темному коридору. Разговаривать с ним не полагалось, за дверью лучше было вообще не говорить ни с кем, кроме Проводника, а Проводником была Лола… Роза неотрывно смотрела на тусклые отблески светильников, пробегающие по гладкому черепу Саула. Веки ее тяжелели, сознание постепенно окутывал розовый туман, окружающее пространство светлело, стены расступались, и вокруг запорхали многочисленные мотыльки, один из них ужалил ее в руку повыше локтя, но это была сладкая боль, она вливала в нее покой, как, впрочем, и все, что встречалось ей по ту, то есть, теперь уже по эту сторону жизни. Наконец, лысина впереди пропала, и дорога была открыта. Впрочем, и дороги-то никакой не было, было лишь пространство, наполненное светом, теплом и предчувствием радости. Лола, правда, не велела даже мысленно называть это счастьем — только радостью, но велика ли разница… Но пора бы ей появиться и указать путь туда, где предчувствие станет явью, где сбудутся ее самые потаенные, самые сокровенные желания, где она возьмет от жизни все и даже немножко больше, чем все…
— Роза… Роза… — Голос был подобен журчанию ручья или перезвону серебряных колокольчиков, или… — Разве можно исчезать так надолго! Я не хочу тебя огорчать, но ты пропустила столько всего…
Лола казалась совсем юной, почти девочкой, и за те три года, что они не встречались, совсем не изменилась. Но и сама Роза выглядела здесь иначе, чем там, в сером мире за вратами «Ордена», куда, увы, ей придется вернуться. Напротив вдруг образовалась зеркальная стена, и, прежде чем ответить Лоле, она бросила короткий взгляд на свое отражение. Привычные морщинки разгладились, исчезла чрезмерная худоба, коленки и грудь округлились, а жидкие пепельные волосы заструились к поясу тяжелыми темными прядями. Пятнадцать лет назад она выглядела примерно так же, только гораздо хуже…
— Я была слишком занята… — Роза попыталась оправдаться, но ее подружка, ее Проводник засмеялась так нежно и так радостно, что стало ясно: никаких оправданий не нужно — она здесь, и ей рады.
— Милая, ты многое упустила, но не стоит жалеть о потерянном… Радость беспредельна, и ценность имеет лишь то, что происходит, а не то, что уже произошло или то, чего не случилось.
— Проводи меня в мой Хрустальный замок на берегу Искристого озера, — нетерпеливо попросила Роза, зная, что время пребывания здесь ограничено. — И пусть там будет Повелитель Тела…
— Не торопись, — остановила ее Лола. — Сегодня тебе некуда спешить. Тем, кто приходит к нам после долгого расставания, «Орден Созерцателей» делает подарки. Ты можешь пробыть на этой стороне хоть неделю, и это тебе не повредит. Тем более что дома тебя никто не ждет.
— Откуда ты знаешь?
— Об этом мне говорят твои глаза.
— Я так счастлива…
— Не говори…
— Прости, я забыла.
— В Хрустальном дворце ты будешь лишь ночевать, и рядом с тобой будет любой, кого ты захочешь. А дни ты будешь проводить в обществе великих, и они признают в тебе равную, будут восхищаться тобой и угождать тебе во всем. Тебе нравится наш президент?
— Он такой волевой, так заботится о благе…
— Сегодня он тоже здесь, и он хотел встретиться с тобой.
— Но…
— Здесь мы все равны перед радостью. Знаешь, почему нельзя называть это счастьем?
— ?
— Счастье — не то, чем можно делиться, а радость — достояние каждого, кто к ней прикоснулся.
Лола поднялась с лужайки, поросшей густой мягкой травой, одернула юбочку, больше похожую на набедренную повязку и приветливо улыбнулась. А потом они взялись за руки и шагнули сквозь стену искрящегося теплого густого тумана, за которой обнаружился роскошный парк, поднимавшийся вдоль широкой парадной лестницы к белостенному замку, окруженному дубовой рощей.
— Нам туда? — спросила Роза, указывая рукой на замок.
— Нет. Они скоро будут здесь. И не смущайся. Здесь все равны перед радостью…
17 августа 17 ч. 10 м.
Маленькая сухая старушка в белом халате держала Розу за руку, пока та едва заметно кивнула на прощанье, одарив окружающих улыбкой, которая казалась ей обворожительной.
— До встречи, Роза, — сказал президент.
— Я надеюсь, вы навестите меня в Хрустальном замке… Сегодня, — отозвалась Роза.
— Непременно.
— В полночь.
— Непременно.
Старушка увела улыбающуюся Розу в боковую дверь, со скрипом закрыв ее за собой. Под белым пластиковым потолком вспыхнули приглушенные до сих пор светильники, а из-за ширмы выглянул Вико.
— Я предупреждал, что сегодня для инспекции лучше было выбрать другой объект. И вообще, не дело президента заниматься такой ерундой.
— Ты слишком настойчиво сопротивлялся, тем и накликал меня именно сюда. А если вспомнить твою утреннюю выходку…
— Кстати, операция прошла идеально. Благодарный народ Бандоро-Ико уже встречает своих освободителей от кровавой диктатуры. Даже стрелять не пришлось. Гардарика и Хунну уже прислали ноты протеста, но мы позволим себе на это наплевать…
— Это я уже слышал. Вернемся к тем бесчеловечным экспериментам, которые вы тут проводите.
— Бесчеловечно подобных экспериментов не проводить. Это — во-первых. А во-вторых, методика коррекции личности уже вышла из стадии эксперимента, и теперь на очереди ее практическое применение. Безопасность требует жертв, но в данном случае не страдает никто: здесь самые несчастные обретают радость и смысл жизни, самые никчемные становятся незаменимыми.
— Но можно же использовать преступников или, скажем, добровольцев.
— Сюда еще никого не приводили под конвоем. Люди даже платят за то, чтобы здесь оказаться.
— Конечно! Ваш Департамент своего не упустит…
— Не наш, а ваш! В конце концов, по Конституции, глава Департамента — президент.
— А мне кто-нибудь объяснит, зачем это вообще надо?!
— Доктор Лола Гобит объяснит.
Тут же дверь снова скрипнула, и вошла давешняя старушка в белом халате, посмотрела на высоких гостей, и во взгляде ее мелькнуло удивление, что они до сих пор не ушли. Видимо, правду говорят, что большие политики — большие бездельники…
— Доктор Лола, — обратился к ней Вико. — Объясните вкратце дженти Индо, нашему президенту, каковы задачи ЦКЛ, каких вы достигли успехов, и какие предстоит решить проблемы.
— Может быть, пройдем в офис, — предложила она, вопросительно взглянув на Вико. — Здесь плесенью пахнет.
— Я ничего не чую, — сообщил президент.
— Если Лола говорит, что пахнет, значит пахнет. — Вико взял его за локоть, а свободной рукой указал на выход.
В кабинете доктора Гобит действительно оказалось гораздо уютнее. Вместо стен больничного вида здесь был прозрачный купол, над которым не было никаких нагромождений, а одно лишь голубовато-серое небо. На плетеном столике из натуральной лозы стоял кофейный сервиз, распространяя соответствующий аромат, а кресла, казалось, были из того же гарнитура, что и в президентском охотничьем домике на Западном побережье.
Доктор Гобит дождалась, пока начальство усядется, протокольно налила всем кофе и, после кивка своего шефа, начала излагать:
— Центр Коррекции Личности создан шесть лет назад. Первоначально перед нами была поставлена задача разработать методику радикальной противострессовой терапии и найти способы необратимого снижения индивидуальной агрессивности, не наносящие ущерба психическому здоровью, не ограничивающие умственные способности, не вызывающие любых проявлений апатии, снижения жизненного тонуса и прочих негативных явлений. Департамент Безопасности обеспечил Центру все необходимые условия, и через год мы получили первые обнадеживающие результаты. Сочетание различных апробированных, научно обоснованных методик с рядом нетрадиционных методов дали нам возможность…
— Каких нетрадиционных? — поинтересовался президент, и Лола на несколько секунд умолкла, соображая, как объяснить подоступнее.
— Шаманы, знахари, колдуны, ведьмы имеют за плечами многовековой опыт. Методом тыка они нащупали огромное количество способов целевого воздействия на организм и психику человека…
— Достаточно. Дальше, — вмешался Вико.
— Через два года мы добились стабильных результатов по снятию стрессов любой тяжести за один сеанс, нейтрализации маниакальных проявлений — за неделю амбулаторного лечения. При разработке методов лечения тяжелых форм шизофрении мы впервые нащупали пути к управлению процессами, которые вызывают изменения личностных признаков психики, перестройку типа нервной деятельности и подсознательное усвоение информации…
— А к чему тогда весь этот маскарад с «Орденом Созерцателей»? — Чувствовалось, что президент уже начал утомляться от обилия слов, сложенных в малопонятные комбинации.
Вместо Лолы ответил Вико:
— Здесь могут не только лечить, не только добавлять личности полезные свойства! Здесь могут создать новую личность. Если все пойдет по плану, через год мы избавимся от тюрем, потому что любой преступник, побывав в лапах этой старушки,…
— Спасибо, — вставила Лола.
— …уже никогда не сможет убить муху или украсть огурец. Мы сможем внедрять в любую среду наших агентов, в совершенстве знающих язык и обычаи, и понятия не имеющих, что они агенты, но при этом безукоризненных в работе. У нас уже есть совершенные солдаты, у которых в бою не возникнет и мысли жалеть себя, если обстановка требует жертвы, и при этом в обычных условиях каждый из них останется нормальным полноценным человеком. В этом проекте как нельзя лучше сочетаются интересы государства и личности. Причем, существует строгая установка лишь на положительную коррекцию…
— Как отбираются подопытные свинки? — Индо допил свой кофе и откинулся в кресле.
— Доктор Гобит, по какому принципу вы подбираете пациентов? — повторил Вико вопрос президента.
— Отсутствие социальной значимости, бездетность, обоснованная низкая самооценка, желательно, отсутствие вредных привычек, скрытность характера, неприязнь к обыденной жизни… Всего семьдесят два требования. Но главный принцип — добровольность. Всерьез мы начинаем заниматься лишь теми, кто пришел к нам в двенадцатый раз. Добровольно, без принуждения…
— Все это касается лишь стадии эксперимента. На данный момент коррекцию личности уже прошли в полном составе солдаты и офицеры двух спецподразделений, — вдруг жестко сказал Вико. — В результате боевая эффективность возросла втрое, а потери снижены с шесть с половиной раз…
ОТРАЖЕНИЕ ТРЕТЬЕ
— Винторогая Лань, Седой Лис или Исса Пожиратель Людей? На кого из них ты желаешь сегодня охотиться, Светлая? — Чалл замер в поклоне, и Эленга подумала, что чаще видит маковку его шлема, чем его лицо.
— Давно ли Исса в последний раз переходил Черту? — спросила она, глядя не на начальника стражи, а на белоснежные вершины, возвышающиеся над крышами Велизора.
— Голод гонит его сюда раз в неделю после того, как ты запретила людям Велизора приносить ему жертвы. Жажда заставляет его искать крови, поскольку ни зверь, ни человек не осмеливаются войти в его владения. Раньше горяне кормили его стариками, а теперь он сам приходит за их детьми.
— Что ж, Винторогой Лани и Седому Лису снова придется подождать. Пусть воины седлают птиц, а оружейники принесут стрелы, я вложу в них гудящее пламя.
Стоило Чаллу выйти, как в дверном проеме появился Данан.