Кремль 2222. Шереметьево Силлов Дмитрий

Причем в основном почему-то сохранились знаки, на которых названия были перечеркнуты диагональной чертой. Н-да, в свете настоящего момента название знака «Конец населенного пункта» звучит удручающе. Но что поделать? Природа, как и человек, прежде всего пожирает слабого, и маленькие деревушки – не исключение. Если же ничего не изменится, пройдет еще пара сотен лет, и на месте Москвы с Питером тоже будет голое поле с, возможно, уцелевшими дорожными указателями, на которых сохранятся названия улиц, которых больше нет. Любому сталкеру известно – у любой Зоны своя жуткая ирония, и от нее порой жуть продирает до костей похуже, чем при виде самого страхолюдного монстра…

Впрочем, не все придорожные деревни исчезли без следа. Та, что расположилась впереди по курсу, была вполне себе обитаема. Такой вывод я сделал на основании двух уцелевших столбов электропередачи, что торчали возле простреленного пулями дорожного указателя с названием населенного пункта «Мясной бор». Столбы были когда-то на совесть выкрашены зеленой армейской краской, от которой жуков-древоточцев тошнит хуже, чем алкашей с перепоя паленой водкой. На перекрестиях тех столбов давно отсутствовали керамические изоляторы – небось, местные упражнялись в меткости – зато сохранились обрывки проводов, правда, выполняли они в настоящее время иную функцию, чем ранее.

На проводах, примотанных к перекрестиям, болтались тела в разной степени разложения. По два трупа на каждый столб, итого четыре. Хоть и сложно было разглядеть, кого именно казнили местные, но я с определенной долей уверенности мог сказать, что один из трупов вполне мог быть дампом, судя по обилию тряпок, в которые было упаковано тело. Даже вездесущие вороны не смогли распаковать клювами плотно замотанную мумию, только плоть сожрали с черепа, и теперь он приветственно скалился навстречу возможным гостям со стороны Петербурга.

Чуть дальше дорогу перегородили деревянные рогатки, на которые были насажены черепа, почерневшие от грязи и засохшей крови – похоже, их специально мазали ею для усиления устрашающего эффекта. Разные черепа. И нео, и осмов, и, само собой, человеческие. Последние – в неоспоримом большинстве, ибо добыть череп нео или осма значительно сложнее, чем у хомо сапиенса его разумную башку с плеч смахнуть.

Справа и слева от рогаток возвышались две огневые точки – если можно было так назвать кучи, сложенные из бетонных обломков. Видно, что возводили их непрофессионалы, тем не менее, вдарить из них могли чем угодно – когда не знаешь, на что способен противник, лучше не выпендриваться.

Ну, я и не стал. Притормозил, снял шлем, положил его в одну из переметных сумок из толстой кожи, пристегнутых по бокам длинного сиденья, и слегка нажал красную кнопку на приборной панели. Совсем чуть-чуть, только лишь чтоб блоки стволов моих «миниганов» начали вращаться. Чуток кнопку дожать, и свинцовый ливень разнесет рогатки к чертям собачьим.

Однако переть напролом не хотелось. Во-первых, из бетонных завалов могли с флангов обстрелять. И, во-вторых, не нравилась мне дорога за рогатками. Будто заплаток на асфальт кто понаставил. Уж больно та аппликация смахивала на небольшое такое, неаккуратное, кустарное, можно сказать, минное поле. Через которое ломиться по прямой ну очень не хотелось.

Стою я, значит, порыкиваю мотором, стволы угрожающе гудят, в общем, крут и грозен до безобразия. А из бетонных куч никто не вылезает. Сволочи. Ждут. Чего ждут? Когда у меня терпение лопнет, и я сам заеду в ловушку? Или какой-нибудь хитромудрый хрен с оптикой ловит сейчас в перекрестие мою переносицу? Так это он зря. Я ж линию выстрела по-любому почувствую, и очень постараюсь первым среагировать. Как – не знаю еще, но среагирую точно, причем таким образом, что негостеприимным хозяевам оно точно не понравится.

Похоже, в бетонных кучах чего-то прикидывали, взвешивали «за» и «против». И стрелок, засевший за трубой на крыше второй избы слева, тоже прикидывал – попадет, не попадет… А, может, команды ждал, бес его знает. Но пока не стрелял. Это он правильно. Потому, что не попал бы. Я ж шкурой чую, когда в меня целится тот, кто попасть может. А этот нет, рылом не вышел, снайпер недоделанный.

Короче, в кучах ничего не решили, поэтому, поразмыслив, полезли наружу. Понятно. Один слева, один справа, похожие друг на друга, как глиняные горшки, криво слепленные и пережженные в печи.

Кривые ноги аборигенов были всунуты в резиновые сапоги, выше которых наличествовали штаны в заплатках. На кособоких торсах – безразмерные телогрейки, перехваченные в поясе веревками. Еще выше – бороды, тщательно расчесанные, смахивающие формой на лопаты для уборки снега. Над бородами – рожи. Опухшие от пьянства и гнилой воды, с грязно-бурыми пятнами Железной чумы, что поражает порой тех, кто слишком много ковыряется в ржавых останках боевых роботов. Похоже, у обоих начальная стадия, стало быть, поживут еще. Правда, недолго, пока вся кожа не порыжеет и не отвалится от тел вместе с мясом. Видал я трупы умерших от той чумы. Жуткая картина. Голые скелеты, валяющиеся на ковре из ошметков плоти, похожих на вконец проржавевшую металлическую стружку.

Но пока что зараженные были полны сил и опасны, как и все те, кто держит в руках более-менее приличное оружие. Охотничья «вертикалка» того, что слева стоял, меня не особо впечатлила, а вот ПКМ второго, направленный на меня, заслуживал куда более пристального внимания.

– Ну и чей ты будешь, гость незваный? – вопросил пулеметчик голосом густым, как с душою сваренные, но прокисшие щи недельной давности.

– Свой буду, чей же еще, – громко проговорил я, чтоб меня услышали сквозь рокот моих «миниганов». – Проехать бы надо.

– Понимаю, – криво ухмыльнулся бородач. – С Питера едешь, значица. Ладно. Плати подорожную, и проезжай.

– А велика ли подорожная? – осведомился я.

– Да не особо, – пожал плечами абориген. – Лисапед свой моторный отдай, да и иди себе, хто ж тебя держит?

– А лицо не треснет? – поинтересовался я, борясь с желанием вдавить кнопку до конца.

– Да не, мое не должно, – отозвался бородач. – Гляди, чтоб твое не разорвало, когда мои парни стрелять начнут.

– Ладно, уговорил, – кивнул я. – Забирай.

И, слегка поддав газку, медленно двинул свой байк вперед.

На невозмутимом лице бородача мелькнула тень удивления. Небось, не ожидал, что я так запросто соглашусь. Но в следующий миг пулеметчик не сдержал торжествующей ухмылки, как и его сообщник, кстати. Мол, эк мы лихо лоха обули, раз-два, и в дамках.

Ну да, молодцы, вообще не вопрос. Всем надо выживать. По глазам видно: сейчас заберут мотоцикл, потом все остальное. А в финале их рогатки получат свежее обновление в виде моей головы. Самые надежные схемы – двухходовые. Поговорили – получили все, что хотели, в том числе и жизнь собеседника. И стрелять даже не пришлось, портить одёжку и, возможно, ценный лисапед с мотором, который потом хрен где в Зоне отремонтируешь.

Поравнявшись с аборигенами, я заглушил мотор, неторопливо откинул боковую подставку, так же медленно начал слезать – и вполне ожидаемо увидел тень слева, стремительно движущуюся ко мне… Естественно. Идеальный трофей на дороге – это когда ты, не повредив ничего, взял всё, включая бывшего владельца добытого имущества. Ну, может только самую малость подпортил, если это касается того владельца. На дороге удар прикладом в голову вообще не считается за насилие, так, что-то вроде безобидного подзатыльника. А если кто-то от этого умрет, тоже небольшая беда. Жаль конечно, не удастся поглумиться вдосталь над беспомощной жертвой, а после подвесить ее на столбе взамен напрочь сгнившего трупа…

Но меня как-то не устраивала перспектива оказаться в роли идеального трофея. Поэтому я чуток притормозил свое движение, при этом отклонив голову в сторону.

Приклад прошелестел мимо, лишь слегка задев мою щеку. Со стороны могло показаться, что удар достиг цели, я даже услышал, как пулеметчик одобрительно хрюкнул. Правда, в следующий миг он понял, что ошибся – но было уже поздно.

Не встретив сопротивления, владелец «вертикалки», нанесший удар, по инерции провалился вперед, и его мясистая, грязная шея оказалась в поле моего зрения. Грех было не воспользоваться моментом. Ну, я и воспользовался, двинув кулаком точно под мочку развесистого уха.

Под костяшками ощутимо хрустнуло. Понятное дело, сосцевидный отросток височной кости имеет ячеистую структуру, и сломать его так же просто, как раскрошить кулаком пшеничный сухарь. Однако последствия такого удара бывают весьма серьезными. Они у Гомера, например, отлично в его знаменитой поэме описаны. Там Одиссей «слабо ударил» одного проходимца в вышеназванную точку, после чего тот рухнул наземь, топая пятками об землю и изрыгая пастью кровяной фонтан. Удар нелетальный, но черепно-мозговая травма налицо.

Вот и я не зверь же какой, чтоб живого человека убивать за то, что он меня вырубить собрался. Вырубить в ответ – это по справедливости. И, «вертикалку» забрав из ослабевших рук, треснуть прикладом пулеметчику под бороду тоже вполне нормально. Добро всегда побеждает зло, если бьет на опережение. Иначе зло может ударить первым, одержать победу… и тогда окажется добром. Ибо давно известно – в любой битве кто победил, тот и добро.

Короче, в этом раунде я оказался на стороне добра. Владелец «вертикалки» повис на моем мотоцикле, вздрагивая и периодически отрыгивая в пыль кровавые комки. А пулеметчик, выронив свое оружие, шлепнулся на объемистый зад и остался на нем сидеть, хлопая выпученными глазами.

Такой расклад меня вполне устраивал на данный момент, но за первым раундом обычно следует второй, и мне решительно не хотелось на вершине достигнутого успеха получить пулю в затылок. Поэтому я резко присел за мотоцикл, гусиным шагом переместился к пулеметчику, одновременно выдергивая из кармана разгрузки одну из гранат РГД-5, которыми меня снабдили в Питере.

После этого осталось немногое – свести усики, выдернуть чеку, аккуратно продеть кольцо меж скобой и корпусом гранаты, дать бородачу слегка по горлу ребром ладони, чтоб пасть раскрыл, после чего аккуратно засунуть в нее получившуюся конструкцию. При диаметре гранаты в неполных шесть сантиметров и ширине разинутого хавальника задача вполне посильная, вошло до щелчка, будто данное отверстие меж носом и бородой специально под такие цели просверлили.

При этом я исходил из того, что пулеметчик в этой деревне большая шишка, что-то типа старосты – дефицитное оружие абы кому не доверят. А большого начальника следует беречь, холить и лелеять, это в маленьких деревнях было и будет, особенно сейчас, когда каждый здоровый мужик на счету.

– Короче, слушай сюда, – сказал я, доверительно взяв аборигена за бороду, и при этом зацепив мизинцем торчащее из разинутой пасти кольцо. – Если меня подстрелят и я упаду, колечко потянет за собой скобу. Дальше ты, думаю, вкурил что к чему. То есть, сдохнем мы оба, и твой кореш в придачу. Да нет, не вращай глазами, живой он. Через неделю будет лучше, чем был до этого. В общем, так. Сейчас мы встанем, я доведу до твоих корешей политику партии, а потом ты проведешь меня вместе с мотоциклом через минное поле. После чего забирай братуху своего, и двигай куда вздумается. Уразумел?

Абориген уразумел. И если вначале у меня еще были сомнения насчет моего мероприятия, то сейчас они отпали. При слове «братуха» бородач вздрогнул и невольно скользнул взглядом по неподвижному телу, перекинутому через мотоцикл, словно свежепостиранный прикроватный коврик, вывешенный на просушку. Вот оно что… Бородачи-то родственники, хотя обозначая жертву «братухой», я имел в виду родство интересов, замешенное на совместном промысле, как это было в свое время у российских бандитов в конце двадцатого века. Оказалось, что все лучше, чем я ожидал. Если от лютой обиды староста, может, и мог пожертвовать собой, то ради брата он явно пойдет на все. Вот и ладушки, вот и хорошо.

– Эй, вы, там, – заорал я дурным голосом. – Не стреляйте, если хотите, чтоб ваш староста с его братом еще пожили.

И аккуратно так высунул голову из-за мотоцикла.

Понятно. Сельчане осмысливали. Из-за бетонных куч вышли еще четыре фигуры, меж домами тоже наметилось шевеление. Рядом с трубой на крыше мигнул блик – и пропал. Местный снайпер нерешительно опустил винтовку – видать, тоже задумался.

В таких случаях самое лучшее это подогреть мыслительный процесс новой порцией аргументов. Я осторожно потянул за колечко и староста, словно бык с окольцованным носом, послушно потащился в указанном направлении. То есть, вместе со мной встал на ноги, при этом не выпустив из рук пулемета. Вот она, деревенская хозяйственность. Пусть башку оторвет, но свое не брошу. Ну и ладно. Мне он своим пулеметом вреда не причинит, ствол больно длинный, а я – рядом. Пусть тащит свое оружие с собой, может, потом оно мне пригодится.

Между тем из-за левой мусорной кучи вышел длинный, тощий, небритый тип, чем-то похожий на облезлую швабру, у которой по какому-то недомыслию природы выросли мосластые конечности. Одет человек-швабра был так же, как и его соплеменники, только вместо телогрейки на нем была клетчатая рубаха с закатанными рукавами, при этом он небрежно поигрывал тупорылым револьвером, в ковбойском стиле туда-сюда крутя его на указательном пальце.

– Нормальное предложение, – процедил тощий, длинно сплюнув при этом через заметную дыру меж зубами. – Только нах нужен нам староста, которого какой-то вахлак скрутил за секунду, будто барана?

– Смотри шары себе не отстрели, крутой, – посоветовал я. – И следи за базаром, а то я их тебе отстрелю.

Признаться, я блефовал. Сейчас стрелять мне было крайне неинтересно. Одно неосторожное движение, и кольцо вылетит из старостовой пасти вместе со скобой, после чего можно считать, что я точно отстрелялся. То есть, я рассчитывал взять деревенских на понт, но, похоже, не прокатило. Видно, что длинный только и мечтал о том, чтобы занять место бородатого, и сейчас, увидев удобный повод, пошел ва-банк. При этом не дурак, сволочь такая, сам не стреляет. Ему надо, чтоб это за него сельчане сделали. Сейчас настроит народ против никудышного старосты, и…

Но тут случилось неожиданное. Пулемет в руках моего пленника отрывисто тявкнул два раза подряд, и человек-швабра плюхнулся в грязь развороченным затылком – пули калибра 7,62, выпущенные с близкого расстояния, имеют свойство прошивать череп насквозь, вынося при этом напрочь затылочную кость.

– Неплохо, – одобрил я с невольным уважением. Староста сейчас рискнул нехило, спасая свой авторитет, который он явно ценил дороже жизни. Понятно же – дернись я от неожиданности, и всё, конец нам обоим. Но борода поступил так, как счел нужным.

– Неплохо, – повторил я. – А теперь аккуратно клади пулемет на братца, бери мотоцикл за ручки и пошли. Мое предложение по-прежнему в силе.

Староста послушался. Сейчас ему больше ничего не оставалось делать. Мне же пришлось отпустить кольцо – иначе в такой сложной связке я его точно рано или поздно выдерну. Зато я завладел пулеметом и пошел следом за его хозяином на манер рака из басни, пятясь назад, но при этом периодически оглядываясь, дабы ненароком не наступить на мину.

Их, кстати, деревенские насажали довольно густо. Обогнув рогатки по обочине, мы полсотни метров шли очень осторожно – а я уж так вообще словно по канату вышагивал, вертя головой так, что того гляди шея перекрутится, как «уставшая» проволока, и переломится посредине.

Но все обошлось. Никто из аборигенов стрелять не пытался – видать, впечатлились смертью тощего. Это они правильно. Жить-то всем охота, а пуля – дура, даже при беспорядочной стрельбе может ужалить. Деревенские же люди обстоятельные, явно предпочитали получать стопроцентный результат при минимальных потерях. Поэтому мы без дополнительных приключений миновали проход в минном поле и остановились.

– Ладно, – сказал я. – Приехали. Ты только не дергайся, я гранату достану – и разойдемся краями, как в море корабли.

Неприятное это дело вытаскивать из чьей-то пасти «эргэдэшку». И потому, что опасно это, и потому, что довольно мерзко. Непроизвольных слюней староста напускал в бороду изрядное количество, но делать было нечего. В условиях постапокалипсиса граната есть большая роскошь, разбрасываться которой – преступление.

Короче, я ее оттуда извлек, чуть не блеванув в слегка проржавевшую физиономию бородача – с зубной пастой и другими средствами гигиены в этом мире напряженка, и воняло от аборигена хуже, чем от вокзального бомжа. А из пасти – особенно. Но я к таким делам привычный, порой сам не благоухаю гиацинтами, пока не доберусь до родника или лоханки с чистой водой. Так что все прошло благополучно, в том числе и всовывание чеки обратно – я такое уже проделывал, опыт имеется.

За моими манипуляциями староста наблюдал угрюмо и сосредоточенно. Есть такое свойство у РГД-5, притягивать к себе внимание, особенно когда кто-то возится с ее детонатором. Лишь после того, как я закончил и всунул гранату обратно в кармашек разгрузки, бородач немного расслабился. Правда при этом, судя по насупленным мохнатым бровям, настроение у него не улучшилось.

– Пулемет отдашь? – глухо осведомился он.

– Чтоб ты мне из него в спину отработал? – хмыкнул я. – Не, не отдам. Он пойдет в счет компенсации за моральный ущерб.

Судя по морщинам, обозначившимся на широком лбу старосты, он меня не понял. Хотя общий смысл уловил – пулемета ему не видать как своих грязных, мохнатых ушей.

– Зато брата отдам в целости и сохранности, – подсластил я горькую пилюлю. Хотя бородача это не особо обрадовало – похоже, свое оружие он ценил больше непутевого родственника.

– Ну и подавись, – процедил староста сквозь оставшиеся зубы, которые пока что пощадила Железная чума. – Один хрен дальше Новгорода не будет тебе пути.

– Это ты, типа, сейчас меня проклял, или что-то в этом роде? – кивнул я, прилаживая ремнями к мотоциклу трофейный пулемет. – Но, видишь ли, я верю только в Смерть, в Удачу, и в Зону, остальное меня не трогает. Так что зря стараешься, от твоей молитвы кошка не продрищется.

– Увидим, – бросил бородач через плечо – не дослушав мой монолог, он взвалил безвольное тело брата на плечо, развернулся и пошел обратно. Надо же, какой ранимый. Похоже, обиделся. Ну и ладно, что ж теперь делать? На обиженных, как известно, коромысло кладут и воду возят. А мне в дорогу пора. Кстати, староста прав – судя по Тимофеевой карте, я уже был недалеко от Великого Новгорода, князю которого мне нужно было передать неведомую хрень в коробочке…

Я уже собирался было сесть в седло моего байка и отчалить побыстрее и подальше от неприветливого селения, как со стороны деревни грохнул одиночный выстрел.

Реакция у меня на такие неприятности порой опережает осознание. То есть, я в ту же секунду обнаружил себя присевшим за моим бронированным мотоциклом с «Валом» в руках, наблюдая при этом жизненную картину – бородача посреди минного поля, медленно оседающего вниз.

Ясно, что ж тут неясного. Судя по звуку выстрела, тявкнула «трехлинейка», которых я, кстати, в руках деревенских не заметил. Значит, это работа того доморощенного снайпера, что на крыше из-за трубы блестел линзой своего прицела. Почему он раньше не выстрелил, пока мы через минное поле шли, понятно. Деревенские совещались. И, посовещавшись, пришли к общему решению – староста-неудачник вместе со своим невезучим братцем им больше не нужен.

Положа руку на печень, судьба старосты и его брата мне была глубоко параллельна. Но при этом меня крайне заботило будущее моей шкуры и целостность мотоцикла, который может довольно болезненно отреагировать на попадание винтовочной пули. Броня броней, но «трехлинейка» – это «трехлинейка». В умелых руках оружие страшное. Впрочем, и в неумелых – тоже. Бывает, что лоху везет, а у удачливых везение заканчивается, и на стыке этих моментов порой происходят весьма печальные события.

Дом с трубой уже почти скрылся в серой листве, но я чувствовал, что это для стрелка не помеха. Тем более, что он – в укрытии, а я – на открытой местности. И как только я попытаюсь сесть на свой мотоцикл, тут деревенский Робин Гуд и примется за работу. Не иначе сейчас приник к прицелу и ждет, когда я попытаюсь вскочить в седло и скрыться из опасной зоны.

Однако он не учел одной детали…

Бородач рухнул всем телом на утыканный минами асфальт, при этом так и не пришедший в себя брат тяжело упал рядом с ним. Как минимум, четыре мины разом собой накрыли.

И результат этого не замедлил сказаться.

Четыре взрыва слились в один, к небу взметнулись черно-красные гейзеры, состоящие из дыма, огня и разорванной человеческой плоти. Но мне было недосуг любоваться этими красотами. Я уже стоял в положении для стрельбы с колена, уперев левый локоть в кожаную сидушку мотоцикла и направив ствол «Вала» в черные клубы дыма. Ветерок тут присутствует, через несколько секунд он сдует дымовую завесу, и я снова окажусь как на ладони. И тогда тому снайперу за трубой может повезти…

Но все-таки лучше, чтобы повезло мне.

Дым не был особой помехой. Я прекрасно помнил расположение того дома с трубой, будто видел перед собой схематично нарисованную картинку. И мне недоставало самой малости, одной из двух…

Увидеть блик, когда пропадет дым.

Либо почувствовать линию прицела…

Первое – плохо и ненадежно. Потому что и враг будет видеть меня, а блеснет ли линза или нет – еще вопрос.

Второе – лучше. Но это уже метафизика, то, во что не верит большинство людей… кроме тех, кто знает, что намерение – такое же осязаемое явление, как ветер, ворошащий твои волосы, или предчувствие скорой смерти, когда по твоей спине струится холодный пот и ты понимаешь, что всё, это конец…

Я знал, что тот, за трубой, сейчас водит стволом винтовки, ждет, когда рассеется дым и картинка прояснится. Он уже ясно представил себе, как плавно потянет за спуск, и я упаду с пулей в черепе. Я чувствовал это, и знал, что теперь он не промахнется. Слишком сильным было его намерение. Потому, что он от всего сердца желал мести. Вероятно, кто-то из братьев был его близким родственником – потому что только за близкого человека так горячо хотят рассчитаться с убийцей той же монетой.

Это было вне прицела моего «Вала». Вне оружия вообще. Вне этого мира. Поэтому я просто закрыл глаза – так мне было лучше видно. Слишком тонкие материи схлестнулись в клубах черного дыма, никоим образом не зависящие от наших глаз. Я не видел снайпера, он не видел меня, но мы оба очень хорошо чувствовали невидимые траектории невыпущенных пуль, которыми нащупывали друг друга.

И, нащупав, мы выстрелили.

Одновременно.

Меня сильно рвануло за плечо, к коже словно приложили раскаленный прут. Но это было как будто не со мной. Сейчас я очень четко осознавал, что есть я, а что – моя мясо-костяная оболочка, которой я управляю. При этом «я» было одновременно и мной, и оружием, и линией прицела… и пулей, ударившей в пульсирующий мышечный комок и разорвавшей его на части.

Я ощутил некоторую досаду. Парень, умевший чувствовать траектории невыпущенных пуль так, словно это были лазерные целеуказатели, мог бы стать великолепным снайпером. Но сейчас он лежал на крыше, раскинув руки и глядя в серое небо застывшими глазами, а на его груди расплывалось большое вишневое пятно. Я ясно видел эту картину, и мне для этого не нужно было открывать глаза.

А потом все закончилось.

В ноздри ударило кислой тротиловой вонью, замешанной на смраде свежевскрытых кишок. И это значило, что я – это снова я, симбиоз некоего астрального меня и того самого мясного мешка с костями, который надо было поскорее тащить отсюда, если я не хочу, чтобы деревенские нашпиговали его свинцом. Дым еще не рассеялся, а со стороны деревни уже неслись крики ярости, не сулившие мне ничего хорошего.

Окончательно приходить в себя времени не было. Мир еще колыхался перед глазами, словно я смотрел на него через стеклянную миску с мутным желе, плечо горело огнем – похоже, прошедшая по касательной пуля неслабо распорола кожу. Но это все было вторично. Главное сейчас – удержаться на мотоцикле и не потерять из виду серую ленту асфальта.

И я удержался.

Ветер, ударивший мне в лицо, отрезвил не хуже ушата ледяной воды. Шлем так и остался лежать в мотоциклетной сумке, и он был не нужен. Сейчас мне гораздо больше требовался ветер, выстегивающий из глаз злые слезы, а из головы – лишние мысли. Потому что если начнешь думать по поводу произошедшего, то обязательно придешь к неутешительному выводу, что ты не такой, как все, и, возможно, правы некоторые мутанты, считающие меня своим. Впрочем, какая разница, кто ты? Главное, что ты – жив, твои враги мертвы, а впереди лежит более-менее ровная дорога без рогаток, мин и новых кандидатов на тот свет… Или же тех, кто отправит меня в Край Вечной Войны – напоследок бородатый очень конкретно пообещал мне такую встречу. Ну, что ж, посмотрим, кому на этот раз улыбнется Зона.

Дальше я километров пятнадцать проехал без остановки, лишь порой с тревогой косясь на стрелку датчика уровня топлива, неумолимо приближающуюся к нулевой отметке. Хорошо, если удастся разжиться бензином в Новгороде. А если нет?

Старая, еще довоенная карта Тимофея потерялась во время битвы с людами. Выпала из-за пазухи, и с концами. Затоптали в грязь. Тимофей по этому поводу сильно переживал, но все же по памяти набросал мне путь от Питера до Москвы. Новгород у него получился похожим на боевого робота модификации «Скорпион», вытянувшего клешни в направлении Петербурга.

– Разведчики ходили туда примерно с год назад, – пояснил он. – Ушли четверо, вернулся один, без руки. Перед смертью рассказал немногое. Справа от шоссе старый завод, своеобразная застава. Живут там вроде как люди, только чужих все равно в город не пропускают. Плевать им, человек ты или мутант, безопасность важнее. Слева от шоссе старый аэропорт, из которого тоже сделали крепость. Рядом с ним городские очистные сооружения, обнесенные высокой стеной, так что не ошибешься. Ну, как я понимаю, если «клешни» проедешь, то, считай, и до Новгорода доберешься.

А еще, благодаря старику-врачевателю, я знал, что в городе есть князь, которому мне нужно отдать какую-то хреновинку, выглядящую как окаменевший шар жука-навозника. Не уверен, что князь обрадуется такому подарку. Впрочем, я обещал, значит, постараюсь сделать. Как-никак, дед меня спас, а Долг Жизни в любой аномальной Зоне священен.

Как водится, чем ближе к большому городу, тем больше деревень должно встречаться вдоль дороги. Но то, что я видел, нравилось мне все меньше и меньше.

На самом деле, деревень было много. Когда-то. Но сейчас я ехал вдоль огромного пепелища, раскинувшегося по обеим сторонам от шоссе. Уже знакомые мне торчащие кверху трубы, почерневшие от сажи, слились в один сплошной частокол. Ехал я довольно быстро, стремясь поскорее миновать это жуткое место, но выгоревшая земля все не заканчивалась. Совсем недавно здесь кто-то жил, радовался, огорчался… Сейчас же от городских посадов остались лишь черные печи да обугленные бревна, меж которыми уже успела прорасти серая трава Зоны.

Вдали показались здания, унылыми грудами бетона застывшие по обеим сторонам дороги. Понятно. Те самые крепости-заставы, охраняющие въезд в город. Будем надеяться, что золотом и добрым словом я смогу добиться больше, чем одним только добрым словом. Потому что пистолет, и даже мои пулеметы против этаких фортов бессильны. Остается только подкуп, помноженный на мою врожденную хитроборзость.

Но чем ближе я подъезжал к фортам, тем тревожнее мне становилось на душе. Огромные бетонные крепости, судя по архитектуре (вернее, по ее отсутствию) возведенные уже после атомной войны, были необитаемыми. И, похоже, их не просто так оставили люди…

Когда я подъехал поближе и смог рассмотреть сооружения в деталях, стало ясно – я не ошибся. То, что вначале принял я за несовершенство конструкций, возведенных из обломков бетона и кирпича, оказалось дырами в стенах. Слишком аккуратными дырами даже для артиллерийских снарядов. Признаться, я с ходу даже и не сообразил, чем можно было просверлить в бетоне такое отверстие диаметром около двух метров…

И тут до меня дошло. То страшное щупальце посреди сожженной деревни, неожиданно возникшее прямо из-под земли. Очевидно, что толстый слой почвы не был для него препятствием. Тогда меня больше заботило, как остаться в живых. А сейчас – дошло. Я не знаю, каким образом можно так вот запросто пробивать почву, асфальт и бетон, но щупальцу это удавалось как нельзя лучше. Или – щупальцам, судя по количеству отверстий в стенах крепостей.

А потом, за безжизненным зданием аэропорта, из-за отверстий похожим на дуршлаг, я увидел Стену. Бетонную. Высотой метров в двадцать. Без окон и дверей, словно кто-то хотел отгородить что-то от внешнего мира, и затратил на это очень много сил и средств. Вполне могли и после войны возвести – судя по всему, Новгород не бомбили так, как Москву и Питер. Подогнали строительную технику и выстроили толстую и высокую загородку, вбухав в нее тонны и тонны бетона…

Но неведомое что-то вырвалось, проломив стену. Вон, левее, единственная дыра в Стене имеется. Огромная, будто танк сквозь нее проехал. Правда, одно «но». Края дыры были словно оплавлены. И это мне очень не понравилось.

Бетон плавится при температуре более тысячи градусов – в частности при воздействии на него радиоактивной кориумной лавы, смеси, состоящей из ядерного топлива и расплавленных соседствующих материалов. Видел я такое в Чернобыле. Эдакий застывший водопад лавы, проплавившей себе путь сквозь подвал реактора в 1986 году. И дыры, которые лава проплавила, видел. Очень похожие на ту, что в Стене, только меньше намного… Как-то даже думать не хотелось, что мутировало в недрах очистных сооружений, а потом, пройдя сквозь метровую толщу бетона, вылезло наружу…

Но путь был один, только вперед. И я поехал, очень надеясь, что мне не придется встретиться с тварью, для которой армированная стена как для нас холодец. Захотел – пальцем проткнул. Или сожрал, например. А что? Не удивлюсь, если неведомая пакость жрет бетон, я в Зонах и не такое видел.

Между тем выжженные деревенские дома остались позади, впереди же замаячили коробки зданий, похожие на огромные силикатные кирпичи, поставленные на попа. Я подъезжал к границе города, на первый взгляд, неплохо сохранившегося. Дома вроде без видимых разрушений, похоже, крыш-трава тут прижилась и разрослась буйным цветом. Так может, и люди тут живут нормальной жизнью? Про странные дыры в бетоне и живые щупальца думать не хотелось… Хотелось надеяться на лучшее. Очень хотелось. Может, хоть тут людям удалось сберечь нормальную жизнь. Может, Последняя Война только задела Новгород, но все-таки не уничтожила и прошла стороной?

Но моим надеждам не суждено было сбыться.

Я ехал между девятиэтажками, глядящими на меня пустыми проемами окон, и невольно вспоминал Припять. Пустой, мертвый город с домами типовой застройки, так похожими на эти… Мертвые, словно черепа мутантов, пронизанные обилием глазниц и нездорово-зеленоватыми варикозными рисунками разросшейся крыш-травы.

Она здесь была везде, пронизала всё, до чего дотянулись ее тончайшие щупальца. Стены домов, асфальт под колесами мотоцикла, уличные фонари, даже по чудом сохранившемуся дорожному знаку с надписью «Колмово» ползла сетка из тончайших травяных нитей, местами насквозь пронзивших металл. С одной стороны, немного не по себе от этой вездесущей травы-мутанта, пронизавшей все вокруг, а с другой стороны, понимаешь, что это не патология, а хирургия. Не будь в здешнем мире крыш-травы, сохраняющей здания и дороги, за двести лет немного осталось бы на земле памятников цивилизации, которую так жестоко и беспощадно уничтожили сами люди…

Но не только пустые дома расположились вдоль дороги. Меж ними тут и там виднелись участки обожженной земли, причем довольно обширные. И уже не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять природу этих черных пятен. Кто-то таким образом пытался уничтожить те самые щупальца, вылезающие из земли, с одним из которых я столкнулся в сгоревшей деревне. И наверняка дыры в стенах фортов – их работа. Не только хлестать они ими умеют, но и прожигать бетон насквозь, чтобы добраться до добычи… Я даже притормозил, чтобы рассмотреть одну девятиэтажку, пострадавшую больше других.

Ее стены напоминали кусок швейцарского сыра, обожженного до черноты. Небось, люди, не успевшие покинуть город, пытались укрыться в здании, а щупальца вскрыли его, словно бетонную консерву, и выковыряли оттуда все съедобное. Правда, потом кто-то другой жёг эти стены, поливал жидким огнем, не жалея горючей смеси. Но это было потом. После того, как в доме не осталось ни одной живой души…

Я тряхнул головой, отгоняя тяжелые мысли – слишком явной была картина произошедшего, возникшая у меня перед глазами. Конечно, не исключено, что это я себе сейчас всяких ужасов нафантазировал, вполне возможно, все было по-другому. Но что-то внутри меня подсказывало – ты не ошибся, Снайпер. Всё произошло именно так, и никак иначе…

Дорога была прямой, словно стрела, и я невольно прибавил газу, чтобы побыстрее проехать то, что осталось от Новгорода. И сразу же притормозил, сквозь рев мотора расслышав еще более громкий звук, раздавшийся впереди. И прислушался.

Точно. Впереди, там, где шоссе впервые за долгое время делает поворот, происходило что-то масштабное. Я отчетливо слышал тяжелый грохот пушек, треск ружейных выстрелов, чьи-то крики… А еще вдалеке, над крышами домов плавали клубы черного дыма. Там что-то горело, причем на довольно большой площади. Пелена растянулась на километр, а то и поболее – отсюда было сложно сказать, насколько именно.

Соответственно, у меня было два варианта дальнейшего развития событий. Объехать явно опасное место по широкой дуге и продолжить путь, благо город был пронзен множеством неплохо сохранившихся асфальтовых артерий. Либо ехать вперед, в самое пекло глобальных чужих разборок, не имеющих ко мне ни малейшего отношения.

Элементарная логика подсказывала очевидный ответ. У тебя есть цель, простая и понятная. Вот и езжай к своей цели. Совершенно необязательно лезть в чужое пекло для того, чтобы удовлетворить любопытство. Оно и так понятно – кто-то кем-то недоволен, причем настолько, что готов рискнуть собственной жизнью ради того, чтобы убить оппонента. История стара как мир, и вряд ли ты найдешь там для себя что-то новое, кроме свежих шрамов на собственной шкуре.

Но, в то же время, было и другое…

Сволочь-память услужливо воспроизвела карту Тимофея, на которой этот поворот был достаточно явно обозначен. После него дорога вновь становилась прямой, и вела она точнехонько к новгородскому Кремлю. Где, как я понимаю, и должен был находиться князь, которому следовало отдать коробочку с камушком.

По идее, звучит бредово. Переться в центр неведомой бойни ни пойми ради чего. Сувенир от незнакомого деда отдать, ага. Типа, вовсю воюющему князю сейчас до сувениров. Но, блин, Долг Жизни есть Долг Жизни, и я, скрепя сердце, направил мотоцикл по дороге к Кремлю.

Мой байк машина шустрая, полтора километра для нее не расстояние. Слева потянуло близкой рекой, и почти сразу я увидел новгородский Кремль. Кирпичные стены, приземистые, коренастые башни, рассчитанные на долгую осаду. Чистый функционал, ничего лишнего. Крепость стояла на основательном холме, что добавляло проблем осаждающим. Которых, впрочем, было немало…

И это точно были не люди.

Вернее, они ими были когда-то, но сейчас они представляли собой нечто совершенно иное.

На Кремль лезли мертвые. Их было много, очень много. Лохмотья кожи свисали с желтых от времени костей, полупустые черепа сочились черной гнилью, многие ползли, лишенные одной, а то и обеих нижних конечностей, цепляясь за землю непомерно отросшими, крепкими ногтями…

Это были даже и не зомби в привычном понимании этого слова. На Кремль накатывались волны мертвой органики, мешанина костей, обрывков плоти и на удивление толстых и крепких ногтей, которым больше подошло бы определение «когти». А среди этого моря мертвечины через примерно равные промежутки торчали щупальца… Не одиночные, как то, что я встретил в сожженной деревне, а целые пучки, эдакие кусты шевелящихся отростков с одним общим основанием.

Сейчас они не хлестали никого, и даже почти не двигались, напоминая кусты с прямыми, напряженными ветвями, лишенными листвы… или слегка подрагивающие щупальца гигантских осьминогов, которым вдруг вздумалось бы воткнуться головой в землю, воздев к небу свои гибкие конечности.

«Антенны, – пришла мне в голову совершенно определенная мысль, не предусматривающая иных вариантов. – Живые антенны, каким-то образом сумевшие извлечь из земли этот океан мертвечины и бросить его на крепость».

Но защитники Кремля не собирались сдаваться. То тут, то там со стен срывались вниз длинные струи пламени, хлещущие по атакующим, и тогда воздух наполнялся зловещим треском горящей плоти, слышным даже отсюда. Глухо рявкали чугунные пушки, и горячие ядра, врезаясь в мертвых, проделывали в их рядах длинные коридоры – которые, впрочем, тут же заполнялись новыми трупами.

Меж зубцами одной из башен я заметил движение. Следом в месиво, шевелящееся у ее подножия, полетел большой кожаный бурдюк. Упал, треснул от удара о чьи-то обломки ребер, на мертвечину плеснуло черное. Горячая смола? А, может, сырая нефть, отсюда не разобрать. Следом в место падения одна за другой воткнулись три горящие стрелы. Одна потухла сразу, вонзившись в отсыревшую грудную клетку трупа, зато две другие нашли цель. Черная жидкость вспыхнула, да так, что языки пламени достали до одного из «кустов».

Послышалось пронзительное шипение, однажды уже слышанное мной, только во много раз громче – видать, гигантского «осьминога» припекло нехило…

Впрочем, переживал он недолго.

Осклизлые щупальца внезапно провисли книзу, образовав нечто вроде щепотки, вершиной направленной на башню. Миг – и я увидел возле основания щупалец стремительно нарастающее сияние.

Раздался громкий хлопок, похожий на удар арбалетной тетивы – и из «щепотки» вылетел сгусток ярко фосфоресцирующей слизи. Пролетев по воздуху наподобие снаряда катапульты, мерцающая пакость ударила в верхнюю часть башни, туда, где зияли ряды бойниц и узких окон, из которых торчали жерла старинных чугунных пушек.

Следом я услышал многоголосый вопль, полный боли – похоже, брызги ядовитой гадости попали на защитников крепости.

Видимо, боль была настолько нестерпимой, что один из артиллеристов ринулся к окну и бросился вниз, решив, что лучше смерть, чем такие страдания. На солнце блеснула кольчуга, и в следующую секунду тело рухнуло прямо в гущу мертвецов, толпящихся возле основания башни.

Нетрудно было догадаться, что сейчас произойдет, но мне надо было удостовериться.

И я удостоверился, приложив к глазу половинку двенадцатикратного бинокля с аккуратно зачищенным местом облома второй зрительной трубы – трофей, который я взял в логове Черного Шака.

Итак, я не ошибся. Сейчас мертвые рвали на части человека, зубами, когтями и обломками собственных когтей выковыривая из кольчуги горячую плоть. Через пару секунд слой шевелящейся гнили полностью накрыл несчастного, но я успел увидеть то, что ожидал увидеть.

Это был человек. То есть, новгородский Кремль защищали люди. И людям требовалась помощь, иначе еще от силы четверть часа такой осады, и древние стены некому будет защищать. Трупы, повинуясь ментальной команде «кустов», лезли на крепость без всяких лестниц, по головам и телам друг друга, и этот вал мертвой плоти грозил вот-вот перехлестнуться через стены…

Кстати, пучки щупалец предусмотрительно отползли подальше, предпочитая управлять атакой на расстоянии – видимо, урок не прошел даром, и никто из командования больше не желал получить огненной струей по чувствительным конечностям. Я заметил, что, переползая, они оставляют в земле глубокие траншеи.

А еще я обратил внимание, что процесс перемещения в режиме «щупальца наверху» дается им непросто – ползли «кусты» медленно и с большим напряжением. Видимо, хотели двух зайцев одновременно убить: и контроль над атакой сохранить, и свои задницы, в земле спрятанные, обезопасить. Но, как известно, одновременно за двумя зайцами гоняться все равно, что против ветра плевать. Толку никакого, лишь одно расстройство.

«Кустов» было семь, и в процессе сдачи назад они потихоньку собрались в одну кучу. В принципе, верная тема. И руководить, наверно, проще, и лес шевелящихся щупалец выглядит более устрашающе.

В общем, поверила в себя жуть подземная, причем настолько, что совсем забыла про тылы. Впрочем, ей простительно. Похоже, в этом мире у них врагов не осталось, кроме людей – да и тех они, опустошив город, всех в крепость загнали…

Всех. Кроме одного.

За грохотом пушек и воем мертвецов никто не услышал, как взревел мотор моего мотоцикла и как, набирая скорость, зарокотали «миниганы». Эх, прощай боезапас, собранный благодарными питерцами. Но на хорошее дело – не жалко…

Я летел вперед, а струи горячего свинца хлестали по «кустам», раздирая в клочья толстые щупальца. Не снижая скорости, я качнул мотоцикл влево, и поток раскаленного металла словно серым мечом срезал целую пачку омерзительных отростков, оставив торчать в земле лишь отвратительный «пень» из дрожащей, окровавленной плоти.

Буквально за несколько секунд минимум четыре «куста» были выведены из строя. Их оторванные щупальца сокращались на земле, словно обезглавленные змеи, а оставшимися отростками они судорожно пытались запихать себя поглубже в землю. Правда, получалось это у них неважно…

А потом у меня кончились патроны.

«Миниган», бесспорно, пулемет замечательный, особенно в плане плотности огня. Правда, есть у него один недостаток, присущий большинству американских механизмов, начиная от экономики и автомобилей, и заканчивая пулеметами. Они со страшной силой жрут. В данном случае – боекомплект. Никак не могу к этому привыкнуть, хотя надо бы уже – далеко не впервые со штатовской продукцией сталкиваюсь…

Удивительное свойство человеческого мозга – эдак с философским уклоном размышлять о проблеме в то время, как эта проблема вот-вот оставит от тебя мокрое место. Три оставшихся «куста», уже успевшие до половины ввинтиться в землю, вдруг осознали, что напавший с тыла противник внезапно сдулся. И всё, что от него осталось, это угрожающий рев мотоцикла и непомерное нахальство наглого типа, прущего вперед, несмотря на то, что кроме очень недорогих понтов у него больше ничего нет.

А я пёр, хотя бы потому, что мне деваться оказалось некуда. Дорога, ведущая к Кремлю, была весьма неширокой. Видимо, раньше тут находился парк, или что-то типа этого. Во всяком случае, сейчас справа и слева от меня на земле валялись лишь останки поваленных и сгоревших деревьев, которых было очень много. Слишком много для того, чтобы безопасно развернуться среди этого бурелома. Пока будешь рулем крутить, «кусты» тебя порвут как грелку, либо светящимися слюнями заплюют – вон у самого левого уже в основании щупалец что-то светится.

В него и полетела первая граната, которую я швырнул практически не снижая скорости. Рискованное дело на ходу вытащить «эргэдэшку» из разгрузки, отпустив руль, выдернуть чеку, после чего метнуть увесистый гостинец – и при этом попасть в цель.

Последнее удалось хуже всего.

От моего броска мотоцикл слегка повело, но я успел схватиться за руль. Граната же, упав немного левее цели, хлопнула, взрыхлив осколками землю…

И тут я увидел, как на месте взрыва родился яркий всполох, будто я взорвал сосуд с фосфоресцирующей жидкостью, закопанный на этом месте, причем не особо глубоко. Похоже, это была та же жидкость, что сейчас, мерцая, стекала по стене башни, только под землей ее оказалось не в пример больше…

Странная субстанция брызнула во все стороны, обдав светящимся фонтаном уцелевшие «кусты». Тут же раздался многоголосый визг, от которого у меня сразу заложило уши. Не иначе, я по счастливой случайности подорвал баллон подземного огнеметчика, и сейчас все, кто находился близко от него, голосили, словно свиньи под ножом.

Вот, значит, как. На пищевод подземных тварей эта биоплазма не действует, а на кожу – вполне. Похоже, по природе своей это все-таки гигантские черви, способные объединяться в «кусты». Что такое их плазмометчик, умеющий таскать светящуюся жидкость в брюхе, еще предстоит выяснить. Но принцип их совместных действий уже понятен. Одни управляют мертвой материей, другие стреляют. При этом их щупальца есть неслабое оружие ближнего боя. Вот так всегда. Чем больше молотишь врага, тем лучше его узнаешь. Не побьешь – не изучишь…

Все это промелькнуло в моей голове, пока я несся на мотоцикле вперед, причем уже не по дороге, а по плотному слою мертвечины. Будь байк немного полегче, я бы точно забуксовал на этой горе полуразложившейся плоти. А так широкие колеса исправно приминали останки, и я лишь немного потерял в скорости.

Пока «кусты» были заняты своими проблемами, которых я им подкинул, мертвецы вообще не подавали признаков жизни. Только что лезли на стены по головам и черепам друг друга – и вдруг разом попадали на землю, устлав нестерпимо вонючим ковром все пространство перед новгородским Кремлем.

Но я уже видел мост через крепостной ров, ведущий к большим арочным воротам. Кстати, ров был не ахти – неглубокий, с пологими склонами, в плане обороны толку от него немного. Но на мотоцикле без моста никак к воротам не проехать, поэтому пришлось поднажать, продавив себе колесами путь в омерзительно мягкой, местами вообще полужидкой массе мертвечины.

Ворота были сделаны на совесть, из проклепанной толстенной стали. В створках – узкие амбразуры и пушечные порты. При необходимости шестеро стрелков даже с кремневыми аркебузами вполне могли сдержать любую атаку. Поставить позади них заряжающих с дополнительными ружьями, и веди себе непрерывный огонь по желающим прорваться в ворота. А если еще огнемет позади ворот пристроить, так вообще красота. Кстати, не забываем, что над воротами – стена с зубцами, за которыми тоже стрелки прячутся. Это я хорошо разглядел, так как те снайперы с длиннющими самопалами сейчас сосредоточенно целились в меня.

И я их прекрасно понимал. Появился ни пойми кто, покрошил врагов в мелкий винегрет, и сейчас, небось, начнет орать: «Открывайте ворота, встречайте победителя!». Только это вряд ли. Можно не орать, не откроют по-любому. Это ж не кино какое-нибудь, а реальный постапокалипсис, где хорошему мутанту-псионику раз плюнуть навести массовый глюк. Откроешь створки – и ринется в Кремль толпа мертвых, притворившихся неживыми.

Но я все равно несся по мосту к воротам, потому что совсем уже скоро «кусты» щупалец придут в себя, и, осознав, что произошло, вновь поднимут с земли своих мертвецов. И окажусь я в самой середине толпы голодных трупов, и сожрут меня не подавившись как в низкобюджетном треш-боевике про зомби. Обидно, блин. Но если те, на стенах, меня не поймут, или не захотят понять, так все и будет…

Мост я пролетел без проблем и, остановившись возле ворот, поднял голову.

Ага. Не стреляют. Смотрят. Ждут. Ну хорошо, хоть спасибо, что не стреляют. Значит, есть надежда на то, что диалог получится. Интересно, сколько у меня есть времени до того, как «кусты» перезагрузятся? Минута? Две? А хрен его знает. Но, думаю, скоро узнаю, причем на собственной шкуре.

– На стену поднимите? – негромко, но внятно произнес я.

Два стрелка, свесивших головы вниз, переглянулись. Здоровые ребята. На головах – древнерусские шлемы. Под шлемами – ряхи, широкие, как лопаты, с приплюснутыми боксерскими носами. В такие физиономии кулаками бить все равно, что в эти стальные ворота, только костяшки отобьешь.

– Ну и откель ты такой обозначился? – поинтересовался тот, что справа. – Кто тебя знает, человек ты или морок?

– Человек, – терпеливо сказал я, спиной ощущая, как позади меня колышутся «кусты», собираясь с мыслями. – Из Питера. В смысле, из Петербурга. Проездом. Увидел, что тут у вас небольшая проблема. Решил помочь.

Воины снова переглянулись.

– Из Питера, значица, – протянул тот, что был слева, обладатель приметного шрама от левого глаза до уха. – И как же ты досюда доехал? Никто тормознуть не пытался?

– Пытались, – кивнул я, слыша за спиной тихое шевеление – похоже, «кусты» попробовали поднять свою армию, но у них после контузии получилось не очень. При этом моя сталкерская чуйка мне подсказывала, что еще немного – и у них все получится.

– Пытались, – повторил я. – Один раз даже удачно, в городке, что на повороте шоссе. Если б не дедушка один, так бы там и остался.

– Что за дедушка? – быстро поинтересовался правый, похоже, соображавший быстрее товарища.

– Из слободы, что около города. Пулю пальцами вытащил, печень с кишками в самогоне прополоскал, добрейшей души человек…

– Кишки прополоскал… – выдохнул левый. – Ни фига себе! Его, по ходу, сам Перехожий за своего принял…

И без паузы, на том же выдохе, обернувшись проорал:

– Микола, Никифор, мухой сюда ремни тащите! Да не те, давай толстые, которые для пушек. Бегом, мля, сейчас дохлятина снова восстанет!

Над зубцами с лязгом нависла стальная рама со сложной системой блоков. Это правильно. Надо, например, разведчиков со стены спустить или обратно принять – самое милое дело, чтоб лишний раз ворота не открывать. Только выдержит ли рама мой мотоцикл, вес которого с пулеметами, думаю, под тонну будет?

Возле моих ног упали ремни, которые я ну очень быстро пропустил под байком и застегнул карабинами на специальных стальных кольцах. Похоже, этот механизм рассчитан на то, чтобы спускать со стены коня или фенакодуса, уж больно точно по размерам всё подошло. Вряд ли защитники крепости таскают туда-сюда мотоциклы…

– Поднимай, – махнул я, опасаясь, что система может не выдержать веса тяжелой машины вместе с седоком.

– Уверен? – хмыкнули со стены.

Я обернулся.

Буквально в нескольких метрах от меня мертвый ковер пришел в движение. Полуразложившиеся останки, порой чавкая отваливающейся плотью, ползли ко мне. Медленно пока, неуверенно, но неотвратимо. Чего только не бывает в мире, отравленном последствиями минувшей войны. Вон скелет с остатками черного мяса на костях ползет, шаркая по мосту раздувшимися артритными суставами. И нижняя челюсть, болтающаяся под черепом, судорожно приподнимается кверху, и снова бессильно падает вниз, повисая на связках. В глазницах нет ни черта, сгнили глаза давно, однако эта нелепая конструкция все равно тащится ко мне вместе с другими останками, скрежеща по покрытию моста неестественно длинными когтями, грязными, растрескавшимися и обломанными на кончиках…

Там много еще всего было – руки, лапы, морды, почти целые и в последней стадии гниения, но скелет этот меня больше всех поразил, даже не знаю почему. Вроде много уже всего повидал, а вот поди ж ты…

– Эй, ты! Быстрее!!!

Крик со стены вернул меня из ступора. Черт, не в скелете дело! Мозги мне кто-то канифолит сто процентов. Похожее я чувствовал, когда под ментальную атаку шама попал. Ну уж нет, не дождетесь! Придется рискнуть.

Просунув ногу меж ремней, я втиснулся на сиденье мотоцикла, и немедленно почувствовал, как тяжелая машина отрывается от земли вместе со мной. Скелет, который был уже рядом, неожиданно шустро протянул лапу, намереваясь сдернуть меня с мотоцикла, но я вскинул автомат. Выстрел – и раздробленная кисть разлетелась во все стороны на мелкие костяные осколки.

Скелет досадливо щелкнул нижней челюстью и протянул вперед вторую конечность. Но увы, кто прощелкал, тот опоздал. Я уже висел над стеной, и несколько пар рук, ухватившись за специальные лямки, затягивали меня в крепость вместе с моим байком.

С высоты мне было хорошо видно, как оставшиеся «кусты», собравшись вместе, судорожно тянут в мою сторону свои щупальца, словно указывая своей армии – вот он, тот, кто сорвал нам атаку и убил наших собратьев! Хватайте его!

Но теперь хватать было некого. Через пару минут мотоцикл уже стоял на стене, поддерживаемый дюжими мужиками, а я эдак степенно слезал с него, как подобает… ну, если не победителю, то тому, кто доставил изрядные проблемы вражеской армии. Слез, неспешно закинул за спину автомат… и ощутил, что под лопаткой у меня слегка кольнуло. И не только под лопаткой, в области печени тоже стало как-то весьма некомфортно.

Я опустил глаза. Понятно. Пока я пыжился с умным видом, спасенные недвусмысленно так приставили к моей тушке пару ножиков, одновременно снимая с моего плеча «Вал» и вытаскивая из кобуры «Ярыгина». Ишь ты, как ловко они это проделали, молодцы. А вот «Бритву», висящую на поясе, не тронули, хотя «Сталкер» из-за голенища «берца» извлекли. Интересно, что бы это значило? Чуют, что нож мой не простой, и может быть смертельно опасным даже без участия хозяина? Или здесь нечто другое? Обычаи, например. Скажем, нельзя гостя вообще без оружия оставлять, пока не выяснится, что он за фрукт такой.

И, похоже, я не ошибся. Выяснять начали немедленно.

– Ну что, мил человек, сказывай, чего ты в нашем Кремле забыл? Почему мимо не проехал? Говори быстро, а то нам скоро не до тебя будет – дохлятина того и гляди снова на стены полезет.

Вопросы задавал бородатый стрелок со шрамом, благодаря которому казалось, что левый глаз допрашивающего подозрительно прищурен.

Ну я и ответил.

– К князю мне вашему надо.

– К князю? – уже по-настоящему прищурился бородач, отчего его левый глаз совсем превратился в щелку. – А к господу богу тебе не надо? Быстро и безболезненно.

– Это всегда успеется, – отозвался я. – Но если я князю подарок не передам от того, кого ты Перехожим назвал, старик изрядно обидится.

Меж собравшимися – а их на стене уже было больше дюжины – прошелестел шепоток.

– Перехожий… Его Перехожий послал…

– Ладно, – кивнул бородач со шрамом – похоже, он был тут за главного. – Нож мы тебе как гостю оставляем, остальное прибережем пока. Но смотри. Князь нам всем как отец родной. Одно резкое движение – и ты труп. Мы все за тобой смотреть будем.

Мужики согласно загудели.

– Да без проблем, – сказал я. – Можешь сам тот подарок отдать, а я попытаюсь обратно к шоссе прорваться.

Конечно, обратно вряд ли бы у меня получилось. Просто не люблю я, когда мне обещают нож или стрелу в спину за то, что я нос почешу не вовремя. И, похоже, борода это понял.

– Ну уж нет. Сказал Перехожий, чтоб ты передал – ты и передашь. Ну и это… спасибо, что атаку скведов сорвал. Вон они, похоже, отползают.