Жена пРезидента Ланска Ева

Глава 12

Когда самолет набрал высоту и земля осталась далеко внизу, Сашины переживания тоже съежились, спрятались за ночными облаками. Не так все плохо, решила она. Команда у них дружная, все организовано, прилетит на место, выступит, ответит на вопросы, встретится с людьми и без мужа. Ничего ужасного не произошло. В конце концов, все решения принимаются в Москве. А поездка в Красноярский край – всего лишь запланированное рабочее мероприятие. Они проведут его как положено. И всё будет хорошо…

Она откинулась на спинку кресла и взглянула на монитор на стене. Рекламные картинки сменяли одна другую. Можно было посмотреть фильм, но ей не хотелось занимать голову чужими приключениями. Она вспомнила остросюжетное кино в соседней кабинке ВИП-зала из жизни обнаженных «поваров» и их ненасытной «дичи» и подумала о сексе. О том, когда он был у нее в последний раз. Не во сне, а реальный, с мужчиной, с мужем. Когда последний – точно и не вспомнила, давно, очень давно. А вот первый…

Быстро сменяющиеся рекламные ролики на мониторе потянули за собой картины ее памяти. Она провалилась в них, как в фильм, где сразу после названия и перечня фамилий создателя фильма герой и героиня знакомятся на горнолыжном курорте, упав друг на друга…

Их отношения развивались, но не переходили грань. Время шло, а они лишь слегка дотрагивались друг до друга и только целовались. Без пошлости, нежно, едва касаясь языков друг друга.

Первой не выдержала Люська. Через три месяца Сашиного платонического романа она заорала во весь голос:

– Нет, ну убей меня, я не понимаю! Как можно общаться с мужчиной, испытывать какие-то чувства, приближаться друг к другу и – ничего! Как это вообще может быть?

– Это сложно объяснить, – попыталась оправдаться Саша. – Когда люди понимают, что каждый из них друг для друга является чем-то особенным, что такого с ним еще не было, и они оба это чувствуют и понимают, всё остальное уходит на второй план…

Люська похлопала ресницами и пожала плечами. Она могла бы взлететь от удивления, если бы не низкий потолок в ее квартире…

О сексе они действительно даже не говорили. Легкое возбуждение от поцелуев на прощание превращалось в теплое ожидание новой встречи. Сашу это нисколько не смущало, ей хватало их духовной близости. Правильнее сказать, близость была не их, а ее. Она сама проделала этот путь, приблизившись к нему максимально. Темой их нескончаемых разговоров был он, и только он. И Александр все больше раскрывался ей навстречу.

Он рассказывал ей обо всех своих проблемах, поверял свою боль. Говорил о детстве, в котором было много переживаний, о том, как ему было тяжело в большом и чужом городе, как он был травмирован невниманием отца, обо всем, что с ним происходило. Она по-прежнему почти ничего ему не рассказывала о себе, только слушала.

Так продолжалось до тех пор, пока Александр уже не мог жить без ее внимательных и любящих глаз. Желание близости проявлялось в виде нежности, внимания, потребности друг в друге. Просто ему каждый день нужно было видеть ее и разговаривать с ней.

А в ее голове постепенно собиралась картина из маленьких пазлов под названием «Мой мальчик». К началу следующей зимы картина была почти закончена.

В центре ее был молодой мужчина, не знавший, в чем ценность отношений между мужчиной и женщиной. Он встречался с девушками и всеми силами добивался от них любви. Но когда получал, ему становилось скучно. И дело здесь не в удовлетворении инстинкта охотника, а в том, что для него существовало одно понимание любви – любовь к себе. И очередное подтверждение того, что его любят, давало ему дополнительный стимул испытать это чувство. «Если меня кто-то любит, значит, я хороший мальчик», – доказывал он. Кому? Очень скоро Саша поняла кому…

Весь смысл жизни Александра, всё, что он делал, сводилось к одному – сказать своему отцу: «Папа, посмотри, я хороший мальчик, я не такой плохой, как ты думаешь…» И папа, похоже, благосклонно принимал эти жертвоприношения, словно каменный языческий бог, равнодушно взирающий на убитых во имя него молодых красавиц.

Женского внимания и любви у Александра было в избытке – благодаря богу и папе у него были и внешность и деньги, но в его глазах ребенка всегда жила тоска. От женщины ему нужно было только одно. Совсем не секс. Его цель – получить подтверждение, что для еще одной он центр Вселенной. Женщина как ступенька на пути к себе, а не объект, с которым идут равными шагами навстречу друг другу…

Тогда же на одной из вечеринок Саша познакомилась с Лизой. Они сразу нашли общий язык. Лизин «коктейль» из финской рассудительности и еврейского задора не мог оставить равнодушным. После обмена любезностями Лиза заявила, посмеиваясь:

– Ну наконец-то у подружки Добродела обезображенное интеллектом лицо!

– А до этого что было? – заинтересовалась Саша.

– До этого были модельки сплошные. Такой жуткий трабл запоминать их тупые мордашки! Только, блин, выучишь, что она Маша, а там уже Даша. Найди пять различий!

– А ты давно его знаешь?

– Кого? Принца твоего? Да хрен знает, сколько лет уже.

– Значит, моделей было столько же – хрен знает сколько?

– Ну почему обязательно столько же? Есть и другие числительные… Например, хренова туча, – хмыкнула Лиза. А потом рассказала историю…

С последней девушкой Александр встречался долго. Месяца три. Лиза даже успела запомнить имя – Лена. У них все было так замечательно, что он сделал ей предложение. Они назначили помолвку, объявили об этом друзьям, но в день помолвки он позвонил утром и сказал: «Мы должны отменить. Прости, но мы друг другу не подходим…»

Когда она примчалась к нему в слезах, он не мог сдержать довольной улыбки, даже не подошел, чтобы успокоить… Девушка отравилась. Ее откачали, но «крышак конкретно уехал» – как выразилась Лиза. Она была в больнице, помогала Лене выбраться, поэтому в курсе подробностей.

Сашу не слишком шокировала эта история. Она не оправдывала Александра, но уже понимала. Понимала, что им двигало, что происходило в его душе, откуда взялось такое отношение к женщине. Из детства…

Маленький Саша рос в одной комнате с двумя женщинами – матерью и сестрой. Мать, часто ругаясь с отцом, переселялась к детям на несколько дней и недель. Маленького мальчика никто не воспринимал как будущего мужчину, которого нужно стесняться. При нем надевали и снимали нижнее белье, раскидывали колготки и ходили полуголыми. Подруги матери обсуждали мужчин и смеялись над ними.

Саша ложился спать и просыпался в мире вываливающихся из халата материных грудей, вечно голого живота сестры и бесстыжих откровений взрослых женщин. Для него женщина и стресс слились водно пугающее слово. Он испытывал отвращение к маминым подругам, нежность к сестре, благоговение перед матерью и ужас перед всем женским родом одновременно. Он жил под деревом с запретным плодом и смотрел на него, просыпаясь и засыпая.

И еще был отец, которому надо было доказать, что он одной с ним крови, как говорили звери на пластинке «Маугли», которую он заслушал до дыр. И он не знал, как это сделать…

В Москве они с сестрой сначала тоже жили в одной комнате, и до отца снова было не добраться. Рядом с ним все время была чужая, новая тетя. Первую женщину Александр познал в четырнадцать лет. Их со временем становилось все больше и больше. Он доказывал папе, что тоже может менять тёть. Но это не спасало его от страха перед ними.

Высокий и красивый, с выразительными грустными глазами, он боялся подпускать женщин близко. Секс для него стал не связью между полами, а методом доказательства. Сексом он одаривал. Он же принц, и как бы очередная девушка ни была хороша, это не сестра и не мама, она чужая и, значит, достойна только роли жертвы языческому каменному идолу.

Он добивался от девушки слов «я люблю тебя». Он ухаживал, дарил цветы и подарки, говорил, что они блестящая пара, не отпускал ее от себя ни на шаг, сдувал пылинки, целовал пальчики, носил на руках. Когда же она произносила заветные слова: «Я люблю тебя, я хочу быть с тобой», – он говорил ей жестко: «Извини, мы с тобой друг другу не подходим» или «Хорошо, но мы должны расстаться, я не готов…»

Ее слезы падали бальзамом на его душу. Он словно хвастался: «Папа, смотри, из-за меня плачет женщина! Вот насколько я хорош!» И шел к другому объекту. И так до двадцати шести лет, до того дня, когда въехал на горных лыжах в девушку, с которой почему-то не получалось повторить знакомый алгоритм действий. Возможно, потому, что она другая, или потому, что она старше и напоминала ему и сестру и мать.

И он начал боготворить ее так же, как сестру и мать, стал послушным и безотказным, как в детстве…

Через год отношений, так и не услышав от нее слов «Я люблю тебя», он предложил ей переехать к нему и жить вместе.

И она ответила: «Я не готова». И точно знала, что была первой женщиной, ответившей ему так. Ведь он сам рассказал ей всю свою жизнь…

– Почему? – обиделся он. – Разве мы недостаточно знаем друг друга?

– Я не готова жить вместе, не разделяя за это ответственности, это не соответствует моим понятиям о полноценной семье, – объяснила она. – Посмотри на свой прошлый путь и вспомни женщин, которые связывали с тобой свою жизнь. Чем это заканчивалось для тебя и для них? Я не хочу так…

– Нет, ты другая, ты особенная. У нас все будет иначе, – настаивал он.

– И тем не менее. Давай узнаем друг друга лучше, – ответила она.

– Да, ты права, – согласился он.

Однажды он сказал:

– Знаешь, такой глубокой эмоциональной связи у меня не было ни с одной женщиной. Неплохо, если бы у нас были и сексуальные отношения.

– Да, это очень важно, но для этого нам нужно создать семью. Я мечтаю о детях. Тогда в этом будет какой-то смысл… – кивнула она.

– Я тебе делаю предложение! Ты согласна? Я хочу жениться на тебе прямо сейчас! – закричал он. – Свадьба – потом. Я тебе обещаю!

И она ответила «да». Что может быть волшебнее брака, основанного на взаимном чувстве?

Потому что она любила его такого, какой есть.

Они поженились в тот же день, просто заехав в ЗАГС, и Саша первый раз осталась на ночь в его квартире с идеальным потолком…

В первую брачную ночь до секса дело не дошло. Он целовал ее обнаженное тело и плакал, а она прижимала его к груди и гладила по голове как маленького мальчика. Как мама или как старшая сестра. Родственные чувства и эрекция оказались несовместимы.

Глава 13

На самолетном мониторе целовались герой и героиня. Камера снимала актрису со стороны подбородка, отслеживая траекторию движения языка героя у нее во рту. Язык то обозначал себя чуть выше скулы, то уходил внутрь, втягивая за собой щеку. Саша никак не могла вспомнить фамилию актрисы, хотя уже видела этот фильм во время какого-то другого рейса. Видимо, стандартизация распространялась на все аэроменю. Что с памятью случается иногда? Вертится на языке, а в слова никак не одевается, не хочет одеваться…

Муж тоже не хотел одеваться наутро после их первой ночи. Лежал голый на огромной кровати, закинув руки за голову, и улыбался…

Саша разглядывала его всего. Первый раз. У него была красивая кожа с легким загаром, упругая и в то же время нежная. Почти без волос, как у девушки.

Она погладила его по животу, по груди, по шее и улыбнулась в ответ.

– Мне хорошо с тобой, – сказала она.

– Тебе и должно быть хорошо. Я же твой муж, – ответил он.

К чему она сейчас вспомнила это, а не фамилию актрисы? Ах да, к первому сексу! Может, поэтому его нет, что даже на теме невозможно сосредоточиться?

Так продолжалось несколько дней. Они засыпали, обнявшись, и, просыпаясь, улыбались друг другу. О «записи акта гражданского состояния» он просил никому не говорить, чтобы подготовить «лучшую свадьбу в мире». Она согласилась.

По дороге в аэропорт она спросила:

– А почему мы не в Домодедово едем? Оттуда же рейс?

– Ты же не в Турцию летишь, зачем тебе Домодедово? Мы едем во Внуково-три, – ответил муж.

Во Внуково-3 их ждал чартерный рейс. Ждал только их. Других пассажиров не было.

– Это чувака одного самолет, не пугайся так, моя милая социалистка. Я его попросил, – ответил муж на удивление в Сашиных глазах.

Они устроились в удобных, просторных креслах, почти как дома, но самолет стоял и стоял без движения.

На лице мужа сгущалось недовольство.

– Долго еще? Чего вы там возитесь?! – крикнул он командиру.

– Заправиться надо, Александр Алексеевич. Только что Алексей Олегович летал, бак пустой. Сейчас заправимся и полетим. Буквально минут десять – пятнадцать.

«Вот, значит, какого чувака он попросил», – догадалась Саша, а муж досадливо поморщился. Прокололся…

Через десять минут действительно взлетели. Ощущение было не такое, как на большом самолете. Болтало и потряхивало сильнее. Но монитор был точно такой же, как в обычном самолете, как и тот, на котором сейчас продолжали целоваться. Только фильмов не было. Муж нажал кнопку пульта, и на экране появился он сам! В рокерском прикиде, он играл на гитаре, исполняя песню «Депеш мод» Walking in my shoes.

Александр пел, двигаясь в ритме музыки. Голос у него был высокий, диапазон пол-октавы, но ему ужасно шли кожаная куртка и грим, и он был слишком красив и легкомыслен для убойного смысла песни. Саша недолюбливала эту группу и эту песню и удивлялась, почему он именно на нее снял свой клип.

В припеве он бросал гитару и протягивал руки к камере, обращаясь напрямую к зрителям с пронзительными английскими словами:

Такой перевод возник в Сашиной голове. Не зря она отдавала треть зарплаты своей мисс «Донт силенс, Алекс!». Это была ее любимая фраза.

– Замечательный такой клип, – искренне сказала Саша.

– На самом деле, если бы не отец, я бы только музыкой и занимался с утра до вечера, – грустно признался муж.

– И занимайся. У тебя отлично получается.

– Нет, я все-таки мужик, должно быть дело, за которое меня можно уважать. Музыка – это несерьезно, это так, хобби. Все актёры – шуты гороховые. Представляю, как он скажет: «Ходить по сцене, обтянув жопу, и открывать рот под фанеру много ума не надо».

Муж в точности скопировал голос и манеру своего родителя. Алексей Олегович говорил резкими, отрывистыми фразами, поводя водянистыми глазами, словно огромная глубоководная рыба в тумане океанских пучин.

– В музыке тоже можно добиться многого. И ты смог бы это сделать, если бы захотел, если бы приложил усилия, – ответила Саша, подавив улыбку. «Папа» – это священная корова, и улыбки здесь не уместны. – В любом деле ты смог бы доказать, что достойный сын, и заслужить его уважение. Ты талантливый во всем, и ты это знаешь.

– Не знаю, – улыбнулся муж. – Я хочу это слышать от своей жены шестьдесят раз в час.

– Я запишу тебе песню со словами «ты мощный талант, Александр Добродел, ты сможешь, давай, давай!», – сказала Саша. – И буду ее крутить двадцать четыре часа в сутки.

– Э нет, фанера не прокатит! Я люблю живой звук! Схалявить тебе не удастся. Будешь говорить живьем, сама и с выражением! – Он засмеялся, обнял ее за плечи и громко чмокнул в щеку. – У меня есть идея, Саш. Давно хотел тебе сказать… Тебе первой.

– Я помню, открыть караоке в Монако!

– Нет, это было вчера и не правда. Я хочу создать партию. Партию, которой еще не было и в которую вступят все! Потому что ее идеи будут всем близки и понятны. В их основе – патриотизм. Простой, реальный, понятный, ощутимый. Каждый человек, живущий в стране, хочет любить ее. Это самое естественное гражданское чувство. Надо только помочь этому чувству не быть беспочвенным. Быть патриотом не значит не любить чужаков. Патриотизм и национализм – разные вещи. Истинный патриотизм сродни интеллигентности. Интеллигент с уважением отнесется к грузчику или дворнику, но не станет вступать с ним в философские дебаты, ибо понимает разницу между собой и им. То же самое патриотизм. Уважая других, мы осознаем собственную значимость в истории. МПР – «Молодые патриоты России», как тебе название?

– Отличное. Правда, ощущение чего-то знакомого.

– Нет, именно такого названия нет. Но ощущение правильное. Люди всегда инстинктивно тянутся к чему-то знакомому, нового боятся, ему обычно не доверяют.

– Согласна. Но партия – это команда единомышленников. Это люди, на которых можно положиться, которые не предадут в самый неподходящий момент…

– Ну, это не проблема. У меня полно друзей, и я верю в настоящую русскую дружбу. И потом, всегда есть дензнаки, сплачивающие не хуже веры в светлое демократическое будущее. То, что выходит за рамки дружбы, покупается. И еще… Я хочу, чтобы ты ушла из своей конторы Никонора и помогала бы мне в этом деле. Во всем.

– Я и так буду помогать тебе, а Никонор мне платит зарплату.

– Ты не совсем понимаешь. Политическая работа отнимает много времени. Налаживание контактов, поддержание связей, разъезды, встречи, пресс-конференции, вся фигня. Это трудно совмещать.

– Хорошо, милый. Как только вернемся, я сразу напишу заявление и займусь всей фигней.

Она встретилась с ним взглядом. Он смотрел на нее в упор. Смотрел жадно и благодарно. Метель в его глазах крутила свежим снежным порывом, густым и мягким…

Тогда они в первый раз целовались как мужчина и женщина, сознающие свое слияние, отдающие себя без остатка, трогающие души друг друга жадными языками…

– Ты права, надо отцу доказать, что я достойный сын. Вот стану президентом, что на это Алексей Олегович скажет? Обкакается папа Леша! – воодушевленно произнес муж после долгого поцелуя. – А музыка? Ну ее, эту музыку… Хотя жаль, что я повязан и не могу играть на гитаре с утра до вечера.

– Ты сделаешь это для себя, а не для него, – твердо сказала Саша, почувствовав неприятный укол ревности. В такой момент – и снова о папе!

– Угу! – кивнул муж, пожав Саше руку, как соратнику по партии.

К уколу ревности тогда примешалось тоненькое сверлышко первого сомнения: а правильно ли это? Надо ли его поддерживать в его новой игре в политику? Ведь это игра… Но тогда она не обратила внимания на маленькую болезненную ямку… Заглушило безумное желание отдать себя любимому полностью, без остатка, во всех смыслах, не только в политическом.

На мониторе борта «Красноярских авиалиний» больше не целовались, а наоборот, кажется, ругались. В красивом двухэтажном доме герой и героиня занимались ненавистью. Она, стоя на лестнице с коваными перилами, что-то кричала с перекошенным лицом, он зло отвечал ей с огромного дивана. Куда делась страсть, бурлившая через край пять минут назад? Куда она обычно девается? В отстойник просроченной страсти, где она обновляется и поступает к другим героям, чтобы новые он и она прополоскали в ней свои отношения и снова орали друг на друга?

Саша могла бы надеть наушники, расположенные в ручке кресла, и узнать, в чем там дело, но так было интереснее смотреть… Фамилия актрисы так и застряла где-то в подсознании. Муж бы назвал наверняка, если бы был рядом. Александр знает мировой кинематограф, как свою любимую мировую историю. У него вообще прекрасная память, он держит в голове тысячи цитат и исторических фактов.

Иногда ей кажется, что человеческая голова просто не может вмещать столько информации, если не подключена к серверу какой-нибудь мировой библиотеки. При этом муж хорошо разбирается в музыке и делает неплохие саундтреки. И еще он красивый и с хорошим вкусом, следит за коллекциями ведущих дизайнеров и модными каталогами, тратя на покупку одежды больше времени, чем на что бы то ни было. Он любит быть на виду. Боится поправиться, следит за фигурой, у него тридцать пять костюмов, он заказывает себе у портного рубашки с инициалами, предпочитая яркие цвета – красный, оранжевый, зеленый.

Александр обсуждает даже пуговицы на пиджаке, может четыре часа думать, какие носки с какими ботинками надеть. Они убили на это занятие не одну неделю, если суммировать время. Он обожает быть в центре внимания, друзья и знакомые боготворят его, но больше всего ему хочется быть хорошим мальчиком. Чтобы папа это заметил… Папа – вот ключ к его поведению… И вот как нельзя кстати он встречает женщину, которая говорит ему: «Ты будешь президентом».

Она бросает свою работу, все свои дела, посвящая ему всё свое время… Она становится пресс-секретарем партии и вкалывает, вкалывает… Знакомится с нужными людьми, организует встречи, сопровождает его в поездках по регионам, пишет и редактирует речи, проводит пресс-конференции, освобождая его от сомнений, вселяя уверенность… Жизнь посвящается ему. Она ведь любит…

А он… Он бывал иногда таким нежным… Как тогда… в их первый раз…

Почему ей все время что-то мешает погрузиться в эти воспоминания? Дальнейшие события?

Но она постарается… Постарается сосредоточиться на самом-самом приятном. Лететь еще так долго. До Красноярска можно успеть вспомнить все в мельчайших волнующих подробностях. Только это удовольствие она и может себе позволить…

Глава 14

В том, их первом совместном полете самолет коснулся земли мягко и почти незаметно. Пройдя мимо услужливой улыбки командира: «Хорошего отдыха, Александр Алексеевич, вам и вашей девушке», – они вышли из салона самолета и тут же оказались на другой планете. Не приземлились, а примальдивились.

Саша крутила головой, ища хоть что-то знакомое, за что можно зацепиться глазом, какую-нибудь точку опоры, и не находила. Она не понимала, что тут не так, потому что «не так» было все! Узнавался только муж, но и он был какой-то другой, сияющий, голубоглазый…

После недолгой дороги по нестерпимо ярким краскам они подъехали к бунгало на таинственном острове. Среди пальм, глядящих на океан, на песочном берегу под выгоревшей соломенной крышей стоял небольшой домик с приветливыми окнами и открытой верандой.

Обнявшись, они вошли в дом, где им предстояло провести десять волшебных дней. Светлые стены, деревянные темные балки под потолком, ковры на полу, текстиль с орнаментом, запах цветов – и тишина. Абсолютная, неземная тишина. Лишь звук их шагов по половицам. Низкие перекрытия увиты цветами, похожими на шиповник, но небывалого для этого растения цвета – цвета взорвавшейся от счастья фуксии. Высокому Александру приходилось нагибать голову, чтобы не задеть цветы. Пару раз лепестки все же осыпали его волосы. Дом ждал их: гостиная, кухня, ванная, спальня – всё было убрано, приготовлено, застелено.

В светлой спальне, выходящей окнами на океан, ветерок играл с лепестками живых цветов на широкой кремовой кровати. Они остановились возле нее и слились в поцелуе, начатом в небе, словно он не прерывался на дорогу и новые впечатления от другой планеты. Самое волнующее сейчас было между их языками, между их пальцами… Его губы спускались все ниже. Темные балки, увитые пёстрыми растениями, тронулись и поехали куда-то вниз по светлой стене…

– Подожди, милый, я в ванную… – на грани ускользающего сознания произнесла она.

– Не надо. Я хочу тебя такую…

Муж опустился перед ней на колени, целуя ее руки, живот, бедра. Она лежала головой на цветах, источавших одурманивающий, сладковато терпкий аромат. Деревянные балки на потолке перед ее глазами качались, словно каркас потемневшего от времени фрегата в волнах прилива. Она трогала волнистые волосы любимого, а он крепко держал ее за бедра.

Остов фрегата разнесло в мелкие щепки оглушительным оргазмом, и с потолка брызнуло солнце. Шум в ушах смешивался с шумом океана за окном. Она притянула голову любимого к своему лицу и поцеловала, ощутив во рту его мягкий язык со вкусом своей страсти…

Саша почувствовала, что перевозбудилась, окунувшись так глубоко в воспоминания об одной из самых чувственных волшебных ночей. Она встала со своего места и пошла между рядами кресел к светящейся надписи «WC». Из зеркала в тесной кабинке на нее смотрели глаза, в которых отражался остов фрегата. В глазах отражалась память о уже не существующем острове. Сделав над собой усилие, Саша вернулась на своё место 4А и постаралась поудобнее устроиться в кресле.

В сердце что-то кольнуло, желудок отозвался коротким спазмом. Она подумала, что последние три месяца спит по три часа. Ничего не остается, как взять себя в руки, железным призывом к воле. Впереди работа, надо быть в форме.

Она постаралась переключиться на что-нибудь и огляделась. В иллюминаторе висела гудящая темнота. Даже облаков не видно. В кресле через ряд спал дядька лет пятидесяти, по виду советский профсоюзный работник, но в дорогих часах, похоже, местный депутат. Саша видела его ухо, часть щеки, подпертой кулаком, и сложившийся в толстую гармошку подбородок. В этом ракурсе и при таком освещении он напоминал морду рыбы Манты, с которой она встретилась, что называется, лицом к лицу, ныряя на острове. Его сложенный кулак походил на передний плавник этой рыбы, расположенный у ротовой полости и направляющий поток воды и еды Манте в рот.

Вот только часов у Манты не было. «Одной Манте – один мандат…» – подумала Саша и улыбнулась. Ей захотелось снова вернуться туда, к ласковому океану и мужу, к этим краскам, к этим запахам, к этим странным рыбам в форме дельтаплана. Они машут крыльями в воде или лежат на поверхности, будто плавая в небе. Вид у них добродушный, хотя они близкие родственники акул, но какой-то неземной. Как у всего на Мальдивах. Ощущение присутствия на другой планете у Саши не исчезало ни на минуту, пока они с мужем были на острове.

Небо, песок и океан… Океан цветов самых необычных, и небо бескрайней ширины и высоты. И ты наедине со всем этим… Целыми днями можно никого не встретить из землян. Ей не хватало глаз, чтобы всё увидеть, всё вместить, осмыслить, понять. Как? Ну как такое можно было создать, придумать? Поневоле начнешь верить в Создателя, когда на каждом шагу доказательства его творений. Ее поражало всё: огромные стаи разноцветных рыб, буйство растительности, а главное – цвета! Цвет неба, песка, океана!

Обычное, человеческое, земное цветовосприятие: если светит солнце и погода ясная – море синее, небо голубое, песок золотой, а если пасмурно – небо серое, море темно-серое, золотой оттенок из песка уходит, и он становится тускло-бежевым.

Здесь же всё было не так. Всё жило по законам свободы от законов, от погоды, от времени года и времени суток, от земного времени… Здесь всё могло быть такого цвета, какого ему вздумалось в этот момент: океан изумрудный, как весной, небо ярко сиреневое, как на закате, солнце рыжее, как на пожаре, песок жемчужный, словно ранним утром. И даже когда пасмурно, цвета не желали подчиняться законам логики, света и природы.

Небо могло быть все в лиловых тучах, а волна смеялась прозрачной голубизной, рисуя на белоснежном песке разноцветных рыб. А на закате – сумасшедшее солнце, словно художник на палитре, снова перемешивало цвета золотыми лучинами. Рисовать каждый вечер одно и то же ему было скучно, и оно устраивало карнавал из цвета и света.

Море могло стать малиновым у берега и цвета индиго у горизонта, небо изумрудным с сиреневыми облаками, песок розовым, с длинными зелеными тенями. И эти цвета на следующий вечер были снова другими, не похожими на вчерашние. За десять дней не было ни одного одинакового заката…

Это был, кажется, их третий или четвертый вечер. Они сидели на берегу океана, глядя на закатное цветопредставление. У Саши стучало сердце от восторга, муж курил, пил шампанское и время от времени ловил фотоаппаратом понравившиеся кадры.

– Нереальная красота, – выдохнула она. – Просто не верится, что мы здесь и видим это. Наяву, а не во сне. Такое не могло бы, наверное, и присниться.

– Да, это место считается лучшим в мире. Я не езжу в другие, – буднично сказал он.

На острове они находились не совсем одни. Был еще повар. Смуглый приветливый человек запекшегося на солнце неопределенного возраста со странным именем Жюстин и непонятным английским. Он жил в соседнем маленьком бунгало и приходил только приготовить еду. Готовил Жюстин необыкновенно вкусно.

Кто-то убирал в комнатах, но Саша не видела человека ни разу. Они с мужем много времени проводили на берегу, в океане, на лодке…

Однажды Жюстин устроил дегустацию разных сортов шоколада. В специальных мешочках разложил шоколад всех цветов и оттенков. Из него можно было лепить фигурки и домашние конфеты. Жутко вкусные. Муж загорелся этим занятием и лепил два часа подряд, пока весь не перемазался шоколадом. Саша помогала ему, а Жюстин добродушно улыбался.

– Я бы еще и отличным поваром мог быть, не только музыкантом! – гордо заявил Александр, пробуя свое шоколадное произведение.

– Вы чудесный кондитер, мистер Алекс! – с уважением похвалил Жюстин.

Вдохновившись своими кулинарными успехами, муж попытался приготовить еще какие-то блюда. Жюстин незаметно исправлял мужнины поделки. Сашина роль сводилась к дегустации и похвале. Независимо от результата говорить «невкусно» было нельзя. Давись, но хвали. Иначе настроение мужа было бы испорчено на весь день, голова болела, а она стала бы врагом на всю жизнь. И Саша хвалила. Жюстин смотрел на это с отстраненным пониманием. Видимо, перевидал здесь всякого…

Муж полепил пару дней конфеты и фигурки, поготовил супы и салаты и остыл к этому занятию, как к музыке. А Сашиным предназначением было всерьез верить в его слова. Вскоре она снова застала его с бутылкой виски.

– Ты пьешь? Один? Почему? – опешила она.

– Скучно…

– Со мной?

– Нет, – помедлив, сказал он с несчастным выражением лица. – Вообще…

Несколько раз приезжала тренерша по йоге, высушенная женщина, похожая на воблу. Занималась с мужем йогой на расстеленном коврике, складывала ему пятки, следила за дыханием. Саша уходила к океану на это время. Плавала с рыбами, сидела на берегу, любовалась планетой.

«Изумрудное море, сиреневое небо, жемчужный песок, как можно быть при этом несчастным, как можно скучать…» – думала она. Но они были вдвоем, много разговаривали о будущей жизни, о его друзьях, о политике и о любви. И Саша старалась не обращать внимания на его появления с бутылкой. А он заказывал для нее букеты, в их кремовой спальне с меняющим цвет океаном в раме окна всегда стоял сладковато-терпкий аромат живых цветов и любви.

Она не заметила, как заснула.

Местный депутат в кресле через ряд, тот, что похож на рыбу Манту, зашевелился и потер щеку плавником с дорогими часами. Как и рыбе, часы были ему не нужны: он проснулся автоматически к концу четырехчасового перелета. Попросили пристегнуться и приготовиться к посадке. Саша взглянула на свои часы и перевела их на местное время – разница между Москвой и Красноярском четыре часа. Здесь уже было раннее утро, люди собирались на работу.

Кресло рядом с Сашей, на котором должен был сидеть муж, оставалось пустым весь полет. Вопреки законам жанра фортуна «Красноярских авиалиний» никому его не отдала…

Глава 15

В аэропорту ее встретил очень молодой и очень не выспавшийся человек, почти мальчик, Влад – помощник Петра, руководителя их филиала. Представившись и поздоровавшись на автопилоте, он тяжело взял ее небольшой чемодан, словно тот был набит гирями.

– А почему вы одна, Александра Анатольевна? – перекосившись на правый бок, спросил Влад. – Петр Игоревич сказал, что вы вдвоем будете.

– Я одна за всех, – улыбнулась Саша и взяла его под руку для равновесия.

Через час после размещения в гостинице она привела себя в порядок, собрала всю команду из четырех человек и начала работу. Программа была согласована, но лишний раз проговорить по пунктам и напомнить людям обязанности не помешает.

Программа предстояла не слишком обширная, но плотная и ответственная: она ознакомится с работой Красноярского регионального отделения партии, встретится с представителями общественных и молодежных организаций, примет участие в дискуссии по модернизации молодежной политики в крае и в публичных слушаниях по проекту краевого бюджета на следующий год. В редакции газеты «Наш Красноярский край», где состоится прямая линия, пообщается с людьми и ответит на интересующие их вопросы. Это основное. Есть еще кое-что более мелкое, но не менее важное. Все тексты отредактированы, речи подготовлены, документы в порядке, у людей хороший настрой, можно начинать работать.

Отсутствие лидера партии Александра Добродела она объяснит срочной необходимостью принять участие в ответственной акции. Лидер партии молодых патриотов не может в ней не участвовать. Бог политического успеха должен простить ей эту ложь во спасение. И, в конце концов, вместо Александра Добродела прилетела Александра Добродел. Формальности почти соблюдены…

Прямая линия в газете «Наш Красноярский край» оказалась самой прямой и самой горячей. Разгорячившийся сибирский электорат задавал вопросы, на которые убедительнее всего лучше было отвечать прямо и честно.

– Госпожа Добродел, объясните, чем МПР отличается от кучи остальных партий? – интересовался «электорат». – Молодые патриоты, старые или среднего возраста – какая разница? А другие партии что? Они против патриотизма, что ли? На словах-то все «за». Все выступают за Россию, за то, чтобы простому человеку жилось лучше. А на деле – одна говорильня! Им всем нужно уболтать простого человека да урвать кусок пожирней. И как этому самому простому человеку разобраться, кто хороший, а кто плохой?

– Да, разобраться в этой политической каше сложно, но сделать это необходимо, – отвечала Александра. – Есть расхожее выражение – если вы не занимаетесь политикой, политика занимается вами. И это, к сожалению, правда. Я попытаюсь обрисовать российскую партийную палитру так, как я ее понимаю. Во-первых, есть партия власти «Единая Россия». К ней можно относиться по-разному, но именно она является ответственной за жизнь страны на протяжении последнего десятилетия. «Единая Россия» объявила своей идеологией российский консерватизм. Но этот консерватизм, по нашему убеждению, оторван от реальной жизни страны. Мы не поддерживаем тех, кто настаивает на повышении налогов для бизнеса, стремясь заткнуть дыры в бюджете. Лидера партии ЕР нельзя отнести к противникам радикальных перемен в экономике. Но такая позиция не находит отражения в идеологии всей «Единой России». Во-вторых, есть коммунисты – главная на сегодня оппозиционная партия, ориентированная на малообразованную, беднейшую, преклонных лет часть населения. КПРФ эксплуатирует ее ностальгические эмоции по бывшему СССР, полагаясь в своей деятельности на идеи столетней давности. В-третьих, ЛДПР. Для избирателя это – успешный политический или артистический проект Владимира Жириновского, построенный на обещаниях омыть русский сапог в Индийском океане, дать «каждой бабе по мужику» и защитить всех бедных русских. Те, кто любит цирк, голосуют за ЛДПР. В-четвертых, есть «Справедливая Россия», пришедшая на смену националистическому проекту «Родина». Партия остается непонятной для избирателя, но преодолевает проходной барьер на региональных выборах во многом благодаря благосклонному отношению к ней части элиты, хотя этот ресурс близок к исчерпанию. Далее следует блок малых партий, почти неразличимых для избирателя, поскольку он, избиратель, не может объяснить, чем, например, «Яблоко» отличается от «Правого дела». «Яблоко» – древний бренд и еще более древний плод, но что это за партия, чьи интересы она сегодня представляет, не понятно, впрочем, как и «Правое дело». В результате складывается картина, когда практически все оппозиционные партии, которые должны объяснять, доказывать своему избирателю, чем они отличаются друг от друга и чем они лучше других, вместо этого пытаются доказать, что они больше других против «Единой России», полагая, что тем самым получат голоса избирателей. Однако же всё ровно наоборот: чем больше они критикуют партию власти, тем менее отличимы друг от друга в глазах избирателя. В результате об очередной партии избиратель не знает ничего, кроме того, что она «против» и у нее симпатичное название. Он вынужден выбирать не между носителями различной идеологии, а между «Единой Россией», Жириновским и теми, кто общей толпой против единороссов.

– О вашей партии тоже ничего не известно, кроме симпатичного названия и симпатичного зам. лидера.

– Спасибо. Для этого наша команда и прилетела к вам, чтобы рассказать, чем мы отличаемся от других и какие взгляды стоят за нашим симпатичным названием. В названии «Молодые патриоты России» нет случайных слов. Молодые – это те, за кем будущее страны, кто не отягощен стереотипами, предрассудками, страхом. Это люди любого возраста, родившиеся и выросшие в нашей стране, в нашем общем доме, в котором никто не наведет порядок, кроме нас с вами. Патриоты – это мы все, живущие на этой земле, ведь гордиться свое страной – естественная базовая потребность любого человека. Вот понимание патриотизма – как раз то, где можно расставлять акценты и объяснять, чем мы отличаемся от других. Какие ассоциации приходят вам в голову при слове «патриотизм»? Тем, кто постарше, – детские лагеря, игра «Зарница», конкурс строя и песни, линейки, фильмы и рассказы о войне. Те, кто помладше, вспомнят спортивные матчи и зависть к старшему поколению: у них была страна, которой можно было гордиться. А у нас ее нет. Возникает вопрос: почему патриотизм, кроме спорта, ассоциируется только с войной, жертвами, насилием, с размышлениями о прошлом, о смерти? Почему речь всегда идет о военно-патриотическом воспитании? Почему нет места мирному пониманию патриотизма в нашей сложной и многообразной жизни? Безусловно, победа в Великой Отечественной войне – единственный в нашей стране праздник, примиряющий все социальные группы. Но мы ведь живы не только памятью о войне. Если понимать патриотизм только в военном смысле, неизменно вырастают сопутствующие представления: иностранцы страшно опасны, главное дело – охрана границ, государство – это в первую очередь охраняемая территория, важно подготовиться к будущим агрессиям… Специальное воспитание патриотизма внутри страны кончается либо Союзом русского народа, либо «Нашими». А когда говорят «наши», то сразу подразумевается, что есть ещё и «не наши», тут начинается поиск врага народа. Эта идея способна поднять людей, объединив их в толпу, стаю… Сегодня патриотизм, вернее, его политическую составляющую, используют как инструмент. Чтобы отмежеваться от власти или, наоборот, примкнуть к ней. Нас как партию, как команду, как патриотов не интересует ни то ни другое. Нас интересуют реальные процессы, происходящие в стране. Нам очевидно, что сегодня, на наших глазах завершается многовековая история России как великой империи. Мы довольно быстро превращаемся в малонаселенную слаборазвитую страну, где по тридцать – сорок тысяч человек в год гибнут от водки, где дети не рождаются, детское воспитание и образование уничтожаются, где никаких современных индустрий не предвидится, большие заводы приходят в негодность, а металлургические монополии воюют друг с другом. Где, может быть, еще на двадцать – тридцать лет хватит нашей нефти и лесов, а что будет потом? А потом не будет ничего, если мы, лично мы, не перестанем сидеть у телевизоров, где нам в глаза и уши закладывают кашу из пережеванной для народа действительности. Сейчас на основных и сетевых каналах осуществляется до пятидесяти показов сериалов в сутки, за героями которых следят от двадцати до шестидесяти миллионов человек каждый вечер. Что же они там видят? Они видят, что в них не только никто не работает, там нет и речи, например, о здоровой конкуренции, о терпимости к инакомыслию, там нет творчества, там примитивное понимание успеха. В сознании людей выращена целая мировоззренческая система, в которой трудолюбие, творчество, активная жизненная и гражданская позиции не являются ценностями. А ведь все то, что беспокоило думающих людей в России в конце девятнадцатого века, живо до сих пор. И мы считаем, что проблему патриотизма не надо усложнять. Она довольно проста. Патриотизм – это не идея, не инструмент и не военный лагерь. Это инстинкт. Есть инстинкт у человека – гордиться. Он рождается с ним. А наша задача, как для политического будущего страны, все сделать для того, чтобы нашей родиной можно было гордиться…

У Саши уже сильно болело горло, и кончилась вода в бутылке. А вопросы зам. лидеру партии «Молодые патриоты России» всё задавали и задавали.

Редактор газеты «Наш Красноярский край», седой дядька с умными глазами, похожий на подстриженного Венедиктова с радиостанции «Эхо Москвы», прекратил Сашину пытку своим волевым решением. Он поблагодарил участников, примирил всех нужными словами, улыбнувшись Саше тепло и, как ей показалось, по-отечески. Ей захотелось расцеловать его в благодарность…

После недели напряженного графика встреч и мероприятий Саша была как выжатый лимон. Выступать, убеждать, держать удары, да просто так много говорить, общаться с таким количеством совершенно разных людей, быть постоянно на виду оказалось значительно труднее, чем она рассчитывала.

Ей едва хватало сил доползать до своего номера и падать на кровать, чтобы утром, приняв холодный душ, снова надеть бодрое, уверенное лицо и начинать сначала. К тому же необходимо было вставать на полчаса раньше обычного, чтобы хватило времени привести в порядок свое измученное горло, которому не помогали уже ни кофе со сливками, ни горячее молоко, ни лекарства, ни уговоры.

В последний день предполагался отдых и культурная программа с экскурсией по краю. Она уже мечтала об этом последнем дне, как пони, катающая в парке детей по кругу, мечтает о понедельнике, потому что в понедельник парк не работает и детишки остаются за забором…

Утром долгожданного последнего дня маленький заслуженный автобус вез их к Большому Салбыкскому кургану. Только сейчас Саша, как обыкновенная туристка, смотрела в окно, а не в ноутбук и документы.

Сибирская осень укладывала жирными слоями добротные местные краски. Никаких размытостей и недоговоренностей, как в средней полосе России. Все основательно, ясно и на века. Сочные зеленые холмы с яркой золотой пеной лесов, густо-голубое небо и темно-стального цвета река, холодно напоминающая о неминуемых суровых морозах.

Огромные, около шести метров в высоту, каменные монолиты Большого Салбыкского кургана были насыщенного цвета незыблемости и вечности, если такой цвет вообще существует.

Курган представлял собой остатки грандиозного погребального сооружения четырехтысячелетней давности, от которого остался только каменный скелет из плит и возвышающихся над землей каменных монолитов. Считалось, что захоронен здесь царь государства динлинов, человек, могущественнее которого не было в здешних местах. За своим владыкой в могилу сошли шестеро его верных слуг: два молодых воина и четыре женщины-служанки, призванные охранять, обслуживать и любить своего правителя на том свете.

– …Салбыкский курган свидетельствует о существовании сильной власти степного вождя и зависимых рядовых членов общества того времени… – монотонно-заученно объясняла сухонькая женщина-гид, сама похожая на небольшое незамужнее каменное изваяние.

Как должно выглядеть замужнее каменное изваяние, Саша не успела подумать. Зазвонил телефон. Она отошла от группы, чтобы не мешать, и взглянула на экран. Это муж. Он звонил первый раз за все время ее одиночного плаванья по Красноярскому краю. Она набирала его несколько раз сама, но он не брал трубку. Может, что-то случилось?

– Да. – Голос ее был сух и неприветлив.

– Привет, милая… – Его голос был нежен почти как раньше. Или даже совсем такой же.

– Привет.

– Как ты?

Она хотела крикнуть в тысячекилометровую тишину: «Какая тебе разница, как я? Тебя не интересовало это всю неделю! Тебя вообще давно перестало это интересовать!» Но вместо этого она промолчала и, выдохнув, ответила:

– Нормально всё, Саш. Штатно. Можно даже сказать, хорошо. У тебя как?