Жена пРезидента Ланска Ева

Глава 16

В зале прилета Домодедова мужа не было. Саша стояла с чемоданом, держа его за выдвижную ручку, словно раскормленного щенка на поводке, и озиралась. Он же обещал встретить… Сам же сказал… Пробки, наверное… Конечно, пробки. Сегодня же пятница. И час пик к тому же. Они вылетели из Красноярска в семнадцать с минутами. Сейчас было 17.42. Четыре часа полета минус четыре часа разницы во времени между Красноярском и Москвой – и вот чудо перемещения в остановившемся времени.

Местные таксисты, выгуливаемые местными милиционерами, толпились вокруг, доверительным шепотом предлагая отвезти «куда захочищь», только для нее снизив цену. Через двадцать минут ожидания Саша перестала их отличать друг от друга. Казалось, одни и те же темные личности, гремя ключами, водят вокруг нее хоровод. Только поют не: «Как на Сашины именины испекли мы…», что было бы более естественно, а почему-то: «Поедем, едем, едем…»

Она набрала номер мужа.

– Привет! – довольно бодро ответил он на фоне каких-то непонятных звуков: то ли музыки, то ли криков. – Ты где?

– Я где?! – От возмущения она взмахнула рукой, больно ударившись мизинцем о ручку чемодана. – Я-то в Домодедове! Где и должна быть! Вот ты где?

– Блин… Прости, замотался совсем с этим подарком, забыл тебе сказать. У брата же моего молочного день рождения сегодня!

– У кого?

– Как у кого! Что за вопрос! У Давида, конечно! Он один мой дружище на все времена!

По тону мужа Саша поняла, что молочный брат рядом и все слышит, возможно, даже дружески теребит друга за «вымя».

– Давид? Я думала, он у тебя винный брат или шампанский на худой конец. И не он один. У тебя много таких друзей. Настоящих.

– Я тебя, кажется, просил не высказываться по поводу моих друзей. Я никому не позволяю этого делать! Забыла?

– Я забыла сказать водителю, чтобы встретил. Думала, ты приедешь…

– Ну что за проблема на ровном месте, ей-богу! Я не понимаю! – вскипел муж. – Ты уже большая девочка, возьми такси и приезжай! Что за манера устраивать скандал из ничего! Давай! Приезжай к нам, мы в «Империи», – примирительно добавил он.

«Ага. Еду, – подумала Саша. – Только пьяной тусовки и убойной музыки мне не хватало после недели вкалывания и семичасовой дороги».

Она выбрала из хоровода дядьку поприличнее и назвала адрес. Пока знакомые московские пейзажи с еле ползущими машинами, серыми заборами и многоэтажками обступали буксующее в пробках такси, Саша приняла другое решение. Поехать всё же надо. Давид, этот хитрый кисломолочный брат, способен на любую подлость по случаю дня рожденья. А его наивный родственник принимает всё за чистую монету. Лучше ей быть рядом с мужем.

Дома она быстро приняла душ и переоделась. Чемодан, открыв пасть, следил за ее стремительными перемещениями по квартире. Надо спешить! Если не поторопиться, она застанет мужа бездыханным. Повод-то какой напиться! День рожденья почти молочного брата!

Давид был первым, как рассказывал муж, его настоящим другом, случившимся, как только тот переехал в Москву. Он попал в класс, где учился Давид. Это была нежная мужская дружба с первого взгляда. Их многое связывало: первая сигарета, первая бутылка пива, подсунутая Давидом, первая девочка, подсунутая им же, первый привод в милицию за разбитую автобусную остановку, первое вмешательство папы… Романтика!

После школы Александр, по настоянию папы, несколько раз посетил Финансовую академию. Посетил по делу: с оплатой за семестры. Давид тоже попытался учиться, но не потянул. В скучном учебном процессе ему не хватило масштаба и разнообразия. И то и другое он сполна получал от нежной мужской дружбы, которая довольно быстро начала приносить ему плоды. Чаще лимоны и еще ни разу фиги. Александр был очень хорошим другом. А молочный брат умел дружить…

Водитель ждал внизу. Саша впрыгнула на заднее сиденье, скомандовав:

– На Пресню, в «Империю».

На Садовом позвонил муж:

– Ну, ты где?

Саша удивилась. Муж в трезвом-то виде редко интересовался ее местонахождением. А сейчас в его голосе уже чувствовался хмель. Тем более странно… Но через секунду она догадалась, в чем дело.

– Вопрос от Давида?

– Ага. Ошпарился горячим приветом парень. Спрашивает, когда ты уже приедешь, чтобы передать тебе его, – хмыкнул Александр.

– Пусть подержит на коленях, – предложила Саша.

– Чтобы яйца всмятку? – засмеялся муж. – Кстати, мы из клуба свалили, у Давида сейчас сидим. Ты когда будешь?

– Не знаю. Как пробки. Скоро.

– Давай…

Его внимание и звонок были настолько непривычными, что она заволновалась – к чему бы это? Неужели он позвонил только затем, чтобы удовлетворить интерес Давида, сколько еще ему греть для нее привет? Она и молочный братец Александра давно недолюбливали друг друга.

Давид откровенно льстил мужу, выслуживался, всеми способами стараясь завоевать доверие и перетянуть одеяло его внимания на себя. Он жаждал единолично властвовать в их общем нежном мужском пространстве и, словно ревнивый пес, не впускал туда больше никого, с язвительным лаем бросаясь на всех, кто пытался приблизиться к хозяину. Сахарная косточка должна была доставаться только ему. Он открыто ненавидел Сашу за то, что она быстро разглядела его халдейскую сущность и отнимала у него часть внимания молочного брата.

В успехе последнего Саша уже сама не была уверена, но Давид продолжал скалить на нее зубы и рычать из своей всегда загорелой отъевшейся будки с черными вьющимися кудрями…

Давид жил на Пресне, недалеко от «Империи» в чопорном сталинском доме. В подъезде в стеклянном «стакане» сидела далекая от нанотехнологий бабка-консьержка, подрабатывающая внукам на киндер-сюрпризы.

На Сашино «добрый вечер» она приветливо потрясла головой с помидором во рту. Кусок красной помидоровой плоти торчал из тонких фиолетовых губ. На тарелке ждали своей очереди вареное яйцо, сосиска и ломоть серого хлеба.

Набор продуктов демонстрировал бабкино презрение к научному мнению о вреде бессистемных ночных перекусов, и даже стекло кабинки не могло это презрение скрыть. Саша вдохнула запах свежего хлеба, вареного яйца и распаренной сосиски и почувствовала, что ужасно проголодалась.

За дверью квартиры на четвертом этаже она услышала заливистое тявканье Анджелины Джоли, любимой собачки Давида трудно выговариваемой породы, и голос ее не менее породистого хозяина:

– Опять к нам идут! Анджелина, девочка моя, успокойся. Сейчас посмотрим, кто там!

Несколько звонких щелчков, и Саша увидела Давида с Анджелиной на руках. На нее смотрели две пары черных блестящих глазок. Пара глаз Давида смотрела разочарованно, а собачья – напротив, заинтересованно. Однако во всех четырех читалась некоторая надменность.

Сходство собаки и хозяина на этом не заканчивалось. Розовый живот Анджелины был в цвет Давидовой рубашки, а ее черный носик под бежевой челочкой подходил к его обтягивающим черным брюкам и бежевым домашним туфлям. Трезвой, правда, из этих двоих была только сука. Она потянулась носом к Саше и, окончательно идентифицировав гостью, тявкнула последний раз радостно.

– А, это ты… Привет, – с деланным равнодушием буркнул Давид и ушел в обнимку с Анджелиной в глубь квартиры.

Можно было сказать, что квартира по праву принадлежит «этой суке». Анджелина была здесь полновластной хозяйкой. На стенах висели ее портреты, сделанные в самой разной технике, и фотографии из серии «Я со звездой». Звездой была Анджелина. Она профессионально скалила свои мелкие желтые клычки со всех сторон, по-модному причесанная, или с бантиком, или смотревшая из-под челки прямо в объектив глазками-вишенками.

На фото возле зеркала в прихожей на ней был обруч с диадемой и милое розовое платьице. Большие волосатые уши и торчащие из-под платьица четыре лапы несколько портили образ гламурной звезды. Изображений любимой собаки Давида было так много, что Саша удивилась, не обнаружив на себе треугольных ушей и черного кожаного носа, когда взглянула в зеркало.

Она выглядела уставшей. Сухие губы слегка потрескались, она попыталась на ходу обнаружить помаду в казавшейся необъятной сумке.

Из гостиной доносились негромкая музыка и мужской голос, из-за музыки и шума неузнаваемый. Она прислушалась.

– …они на другом склоне были, мы бы все равно не успели. А он пошел с этой своей новой девчушкой, ей семнадцать лет. Говорил, она профи, типа с детства занималась, спортсменка, все дела.

– И чего? – спросил другой мужской голос.

– Да хреново, чего… Дал ей страховку, она не удержала. Он слетел, ноги сломал. Обе, прикинь! Здесь и здесь.

– На себе не показывай!

– Это еще повезло, можно сказать…

– Да, жалко чувака.

Сашина рука остановила помаду посередине нижней губы, не удержавшейся от злорадной улыбки. «Ага, жалко чувака! Жалко, только ноги сломал. В следующий раз шею сломает, пусть еще помоложе девочек возьмет…» – подумала она и тут же испугалась. Она что, уже такая старая, если несчастье с любителем девчушек вызывает у нее такую реакцию?

Она внимательнее посмотрела на себя в зеркало. Усталость, умело замаскированная косметикой… Больше ничего возраст не выдает. У нее красивые глаза и хорошая кожа. Или она просто привыкла к своему лицу и не замечает признаков старения? Вот этой морщинки под глазом, кажется, не было раньше. И волосы за год незаметно утратили свой блеск.

Она подумала, что давно не слышала ничего хорошего от мужа в свой адрес. Слова, конечно, не главное. Но так хочется их слышать от любимого. Хочется даже тогда, когда уже почти не осталось никаких отношений… Она и раньше не задавала ему дурацких вопросов: я красивая? Я хорошо выгляжу? Я тебе нравлюсь? Или еще хуже – ты меня любишь? А теперь, когда они все больше отдаляются друг от друга, в этом и вовсе не было никакого смысла.

Ей нравилось стоять у зеркала в чужой прихожей, чувствуя, что совсем рядом, за тонкой стенкой, увешанной собачьими портретами, возможно, куча народу, но ее никто не видит, ее словно нет. Было в этом какое-то знакомое детское ощущение. И ей хотелось его продлить…

Разговор в гостиной перешел на другую тему. Говорили об «Империи».

– Горо умеет удивить. Это круче Jet Set’а и «Шамбалы».

– Да ну, такую б фантазию да в мирных целях. Кидается из крайности в крайность. От киберпанка в Jet Set’е до тухлого востока в «Шамбале».

– А «Дягилев»?

– Там тоже был перебор с театральной патетикой.

– Не знаю, мне девочки в «Шамбале» нравились! – воткнулся в спор третий голос, точно принадлежащий Давиду.

У него была очень узнаваемая манера смягчать букву «р». Не картавить, а именно смягчать, словно после нее стоял мягкий знак. Получилось не «нравились», а «нрявились».

– Куклы везде одинаковые. Их вон «незалэжная» вагонами поставляет.

– Не скажи, «прёсто» ты не умеешь их готовить, – не согласился Давид.

Раздался недружный и нетрезвый мужской смех.

– А что это за люди на лонжах под потолком? Цирк уехал – клоуны остались. А гриб светящийся в качестве лампы, апофигей креатива? Джинса от производителей галлюциногенов, что ли?

– А что? Не креативно, скажешь? В одной только шляпе гриба пять километров диодных линеек, мне Горо сам говорил.

– Подумаешь! Удивляет первые пять минут. Столько бабла выбросить ради этого…

– Не согласен. Многоуровневый танцпол по любому круто. Я такого нигде не видел.

– Самое крутое в «Империи» – продуманная система пожаротушения. Это сейчас самая модная паранойя, – раздался голос Александра. – А Горо, по любому, крутой чувак. Вложился не столько в стены, сколько в технологию. Это реально круто.

После замечания мужа спор прекратился. Он был явно в «авторитете». Дальше вступить в разговор мог только Давид, как особа, приближенная к императору на правах молочного родственника. Саша затаилась у зеркала с интересом. Жаль, нельзя было сделать ставки. Она бы поставила всё на Давида.

Несколько секунд стояла тишина, из которой музыка ритмично выбивала пыль и признаки нахождения большого количества людей в одном помещении.

– Мне вообще московские клубы не катят, – произнес-таки Давид. Ставка сыграла. – В большинстве своем вычурно, помпезно, безвкусно. Ну, навешали на старую котельную диодов, пальмы завезли, всё равно совок. Особняки, переделанные не лучше. Народ отрывается, а запах крови невинно убиенных всё равно есть. В Европе всё более сдержанно, стильно и без лишних прикрас. И народ другой. Нашим важнее прикинуться подороже, чем помыться. Мылом хотя бы. Там проще с этим – джинсы, майка, люди пришли отдохнуть. Никто не смотрит, почем на тебе штаны.

– Совок, потому что форевер, – рискнул кто-то поддержать разговор.

– Не совок, а Восток. Показуха во всем. Так было и так будет. Ничего не меняется, – ответил Давид.

– Противопоставление Запада и Востока – пример человеческого идиотизма, – зазвучал снова голос мужа. – Почему? Потому что любые две культуры на выбор, например, древнеиндийская и древнекитайская, отличаются друг от друга больше, чем вместе взятые от британской.

– Но такое деление мира давно закрепилось. Значит, оно имеет под собой почву? – осторожно возразил Давид.

– Мир как только не делят: на третий, развивающийся, четырехсполовинный – последний всплеск шизофренического мышления. Есть еще «большая восьмерка» – символ европейской политической иллюзии. Это делается политиками только потому, что средний хомо сапиенс лучше верит во всё, что обозначено цифрами.

– Но кажется, твой любимый Киплинг написал: «Запад есть Запад, Восток есть Восток. И пока светят луна и звезды, они останутся Западом и Востоком».

– У этого опуса есть продолжение. Дальше мой любимый приписал: «Но есть рубеж, на котором Запад встречается с Востоком, и они – одно. Когда сильный с сильным лицом к лицу у края земли встают». Всегда была и есть сфера, где нет ни Запада, ни Востока, – это сфера силы и ума.

– Брат! Ты гений! Гений! Гений! Кто, кроме меня, тебе скажет это прямо в лицо, без жеманства и лицемерия? Никто!

– Короля делает свита, – скромно ответил польщенный муж.

– Свита не дура и вокруг пустого места не собирается, – подлил елея молочный родственник. – Ты реально король!

– Не собиряется, – шепотом передразнила Давида Саша в зеркале и даже стала немного похожа на него.

– Еще вино есть, свита? Давай… – с королевской усталостью подытожил муж.

Кодовое слово «вино», произнесенное мужем, распахнуло в Сашином сознании дверцу в детскую комнату. Вот почему она не может отойти от зеркала, слушая, что происходит за стеной. Она снова оказалась на границе двух реальностей, как тогда, в детстве. Пьяный отчим за дверью и святые старушки, ползущие вверх по оврагу за окном ее комнаты. Реальности повторялись. В одной – не чужой ей человек снова произносит слово «вино», а в другой, противоположной, таращится со всех стен гламурная собачка Анджелина. Хотя нет… Собачка и муж принадлежат одной реальности. В другой – старушка-консьержка в своей стеклянной будке доедает сосиску и отламывает кусок серого хлеба костлявой рукой…

– Кстати, брат, тут есть тема одна. Надо бы перетереть… – деловито произнес Давид, видимо, уже налив мужу вина.

– Не вопрос, – ответил муж. – Ща.

Саша поняла, что пора выходить из укрытия. Она щелкнула косметичкой и шагнула от зеркала к гостиной, но в этот самый момент ей навстречу вышел Александр. Он был в длинном бордовом халате, надетом на брюки и рубашку. Она улыбнулась. Он посмотрел на нее подозрительно:

– Привет… Ты здесь? Давно? И что ты делала?

– Собак считала… – ответила она.

– А-а… Я щас, – поднял он палец и, покачиваясь, направился к туалету.

Глава 17

Через минуту оттуда послышались последовательно: шум спускаемой воды, удар в дверь чем-то твердым, возглас «блин!» и вопрос:

– И сколько здесь этих тварей ты насчитала?

– Кого ты имеешь в виду? – спросила Саша.

Муж вышел, потирая ушибленный лоб.

– Вот все у тебя с намеками какими-то. Будь проще, и люди к тебе потянутся! Я имею в виду собак.

– На этой стене – восемь, – ответила Саша.

– Вот, – удовлетворенно кивнул муж. – Что от тебя и требовалось!

– Если что, я умею считать до десяти.

– Ммм, я удачно женился!

Их уже привычная словесная перепалка продолжалась бы неизвестно сколько, но рядом с мужем вырос Вова в таком же, как у него, длинном бордовом халате, в вырезе которого не смогла остаться незамеченной эпилированная грудь.

– О! Семейство Доброделов в полном составе! Сашуля, привет! – радостно воскликнул он, тоже пробираясь к туалету. Видимо, одновременно выпитое достигает конечной точки своего путешествия по организму в одно и то же время.

– У вас здесь халат-пати, что ли? – спросила Саша.

– Типа того, – хмыкнул Вова. – Это я шампанское открыл. Облился весь. А твой муж переодел всех в халаты из солидарности. Чтобы не культивировать во мне комплексы по поводу подмоченной репутации. У Давида обнаружился полный шкаф бордовых халатов. Представляешь? Солит он их, что ли? Мне идет, Саш?

– Очень. Еще бы синие волосатые ноги в клетчатых тапочках.

– Май вайф любит пошутить. Ей кажется, у нее это получается, – заметил Александр, криво ухмыльнувшись. – Пошли, Петросян несостоявшийся… – Он слегка, по-дружески, приобнял ее за талию и повлек в гостиную.

От близости его тела у нее сбилось дыхание, несмотря на шедший от него отчетливый запах алкоголя. Она хотела бы замереть, чтобы чувствовать его так близко как можно дольше… даже в этом дурацком халате дурацкого молочного брата…

Гостиная Давида была стилизована под ВИП-кафе. У стены барная стойка, стеллажи с цветными бутылками и подвешенными за ножки бокалами, высокие барные стулья. Посередине – большой темный диван и кресла, образующие квадрат со столиком в центре.

На стенах подсветка, выгодно подчеркивающая блеск в глазках-вишенках Анджелины Джоли, взирающей на собравшихся со всех фотографий. Народу в комнате оказалось не очень много. Меньше обычного. Сидели на диване, в креслах, на барных стульях, танцевали, двигаясь вяло и нетрезво. Занимались своим обычным делом – напивались.

Количество стоявших на виду бутылок превышало количество голов. Саша знала всех, кроме двух девушек модельного вида лет двадцати, которыми обложил себя с двух сторон Давид. «Беленькая» и «черненькая», как он говорил.

Давид сидел, развалясь на диване, с Анджелиной на коленях, а девушки пытались делать ему приятное. «Черненькая» поглаживала его левое бедро, а «беленькая» преданно заглядывала в глаза, соревнуясь с Анджелиной. Пока лидировала собака.

Муж посадил Сашу в кресло напротив Давида, сам опустился рядом с ним. Стол был завален едой. Петюня, расплывшись в улыбке, подпрыгнул услужить: подвинул тарелку с фруктами, сыром, орешками, налил вина.

– С опоздавшего тост! – напомнил он этикет.

Саша подняла бокал:

– Давид! Ты всегда великолепен! Тебя любят друзья, женщины и собаки. И ты отвечаешь им взаимностью. Ты как никто умеешь дружить, умеешь любить, умеешь быть верным своей мечте! Так вот – здоровья тебе, побольше настоящей любви и, собственно, сбычи всех мечт! С днем рожденья, дорогой!

Муж кинул на нее одобрительный взгляд.

– Спасибо. Жена моего брата – моя сестра, – ответил Давид, деланно улыбнувшись.

Официальную часть можно было считать законченной.

– Ну, так что там у тебя за тема? – спросил Давида муж.

– Потом, брат. Ладно? – ответил Давид, глянув на Сашу. – Сегодня отдых.

Освещение гостиной было тщательно продумано. Ряд светильников располагался под высоким потолком, делая его похожим на ночное городское небо, где не видно звезд за отсветами огней. Сходство с небом добавляло прикрепленное к потолку сооружение причудливой формы, похожее то ли на помятое НЛО, то ли на сплющенное облако, из-под краев которого тоже исходил рассеянный таинственный свет. Каждая фотография любимой собаки подсвечивалась отдельно, снизу или сверху, отчего Анджелинина морда принимала самые разные выражения, и вся комната напоминала гламурный питомник под открытым ночным небом.

Рассеянности добавляла пара высоких напольных светильников. Один из них в упор смотрел на обнаженную металлическую женщину-манекен, отражаясь в изгибах ее идеального тела. Она словно прилетела вместе с НЛО и осталась у красивого землянина Давида, решив навсегда покинуть свой помятый неопознанный объект.

На самом деле эту фигуру Давиду подарил какой-то модный дизайнер. Давид вешал на нее свои пиджаки и очки, клал на плечи носки. Сейчас она была голой, и если бы у нее были руки, то наверняка бы прикрыла отполированные железные груди или отодвинула от себя светильник…

Саша обвела взглядом гостиную. Продуманность освещения создавала странный эффект всеобщей осмысленности. Казалось, эти довольные, успешные, хорошо выглядящие люди собрались, чтобы обменяться важной для человечества информацией или выработать план по окончательному искоренению мелких недостатков, мешающих этому самому человечеству быть полностью счастливым.

«Умный» свет делал лица собравшихся глубокими, а цели просветленными. Обычный серый, но правдивый дневной свет нарисовал бы в этом «ВИП-кафе» совсем другую картину: заваленная бутылками большая комната с бесформенной нашлепкой на потолке и собачьими портретами, в которой собрались так называемые «друзья», чтобы тупо напиться. Друзья того, кто сегодня в силе. Собственно, только поэтому они и здесь… Но эта правда была тщательно замаскирована продуманным дизайном искусственного света.

«Вот так и с Александром, – размышляла Саша. – Выданный папой свет денег и личного благополучия искажает реальность до неузнаваемости. Да, он настоящий патриот, он этим пропитан, он в это верит, но с чего начинается его Родина? С картинки в меню дорогого ресторана? С должности в преуспевающей компании, на которую его назначил родитель? С последних коллекций рубашек и костюмов? С карточек «Амекс» и «Виза», о денежной сумме на счетах которых он имеет такие же расплывчатые представления, как свет в этом «ВИП-кафе»? С надежных и верных товарищей, которые надежные и верные до тех пор, пока у него есть имя и деньги. И которые испарятся, как только, не дай бог, он останется без того и другого. Но нет, он этого не понимает. В упор не видит, что тот, кого называет своим братом, просто продвигается в его компании по службе за его же счет. А он свято верит в братство, ведь у него нет родного брата, и он уверен, что лучший друг ему заменил недостающего родственника. Он разглагольствует о настоящей мужской дружбе, искренне веря в ее идеалы, и считает врагом номер один ту, которая пытается заставить его взглянуть на мир реально. Получается такая грустная взрослая сказка: хороший мальчик рос на перине, видел жизнь в телевизоре и из окон машин и ресторанов. А потом встретил плохую девочку, у которой отчим пил и мама в столовой работала, и сама она пошла работать раньше, чем узнала, как выглядит бюстгальтер. И девочка стала говорить ему: посмотри, как все на самом деле, твой мир нарисован и твои друзья – иллюзия! Один за твой счет живет, другие тебя обманывают, эти льстят, эти врут. Для нее этот цирк очевиден, а он не верит, не видит, не понимает, продолжая жить в розовых очках. Она пытается сорвать с него эти очки, но они прилипли намертво… Не снимаются, потому что он не хочет их снимать. Ведь без розовых очков настоящая жизнь, в которой нужно самому принимать решения. Он этого не умеет, да и не хочет. Ему нравится быть маленьким, любимым, играть в игры. Он, как Дориан Грей, не взрослеет, взрослеют лишь его игры. Поиграл в музыку, бизнес, любовь, семью, в политику… Вот теперь носится с новой партией, в которую вступят все, потому что идея патриотизма всем понятна, но кто такие «все» и чего они на самом деле хотят, он тоже не догадывается. Посидел бы на «горячей линии» в редакции газеты “Наш Красноярский край”, ответил на вопрос въедливого читателя о…»

– Тяв! Тяв-тяв-тяв-тяв! – Возмущенная Анджелина прервала Сашины мысли.

«Беленькая» перестаралась с почесываньем любимицы Давида, пытаясь сделать ему приятное, и ткнула звезду куда-то не туда. Почему маленькие собачки не могут с достоинством тявкнуть один раз, а обязательно выдают семиэтажную тираду, как скандальная баба на рынке?

– Кто обидел мою девочку?! – запричитал Давид. – Сейчас мы его накажем! – Он поднес собачку к губам и громко чмокнул ее в волосатую щеку, потом с тем же звуком чмокнул «беленькую».

Все сразу помирились.

– Ну, ну, что там с деньгами? – спросил он у того, кого тявканье Анджелины прервало на полуслове.

– Деньги считаются главным и единственным условием для всякого, кто решит создать партию, – продолжил, видимо, давно начатую тему незнакомый парень с ранними залысинами и в жилетке. – Нет, вру. Есть еще одно непременное условие – административный ресурс. То есть «хотят ли наверху», чтобы ты создал партию. Если эти два условия соблюдены, то тебе все покажут большие пальцы и признают «перспективным партийным лидером». Останется только название придумать и всем рассказать, что есть такая партия. И всё. Этого достаточно. Не так что ли?

– Так, так, – засмеялся Александр. – Вот моя жена как раз и занимается чёсом по стране с репертуаром «Есть такая партия». Я ей доверил эту сложную работу. И она, кажется, справляется!

– Я вас сейчас напугаю, Александр Алексеевич, – вклинилась в разговор Саша, неожиданно для себя назвав мужа по имени и отчеству. Ну, в конце концов, звала Крупская своего супруга Владимиром Ильичом. Только она из уважения, а Саша от обиды…

– Это чем же? – с готовностью поддержал муж традиционную семейную перепалку.

– А тем, что вы, возможно, не подозреваете, но даже регистрация партии это еще не окончательная победа. Статья двадцать седьмая, пункт один «Б» закона о партиях требует, чтобы «партия ежегодно представляла информацию о численности каждого из региональных отделений, о продолжении своей деятельности с указанием места нахождения постоянно действующего руководящего органа, о своих структурных подразделениях, не наделенных правами юридического лица, но обладающих в соответствии с уставом партии правом принимать участие в выборах и (или) референдумах, а также годовой финансовый отчет», – процитировала наизусть Саша.

– Вот-вот! – встрял Давид, укоризненно качнув головой. – А я всегда говорил – лишние знания плохо влияют на девушку, на ее фигуру. Особенно на форму губ и груди. Губки становятся узкими, тоненькими, некрасивыми, а грудка может и вовсе пропасть. Учиться красивой девушке очень вредно! Ты, надеюсь, не учишься в каком-нибудь тухлом институте, лапуля? – спросил он блондинку, погладив ее по коленке.

– Учусь! – гордо ответила блондинка.

– Ой, как нехорошо! И что ж ты там изучаешь?

– Основы маркетинга.

– Основы маркетинга? Ах, ты моя хорошая! Это очень сложный предмет. Я тебе его сейчас объясню, а ты обещай, что бросишь свою шарагу. Не могу позволить таким шикарным формам погибнуть. Обещаешь?

– Хорошо, – согласилась лапуля.

– Вот смотри, – улыбаясь, начал Давид, – на вечеринке ты видишь симпатичного парня. Ты подходишь к нему и говоришь: «Знаешь, со мной классно в постели». Это называется прямой маркетинг. Запомнила?

Ученица молча надула губки и кивнула.

– Хорошо. Дальше. Ты пришла на вечеринку с друзьями и видишь симпатичного парня. Один из твоих друзей подходит к нему и говорит: «С ней классно в постели». Это называется реклама. Не сложно? Дальше. На вечеринке ты видишь симпатичного парня. Ты подходишь к нему и просишь номер его телефона. Он тебе обязательно даст, ты же еще не испортила свои волшебные губки и грудки. А на следующий день звонишь ему и говоришь: «Знаешь, со мной классно в постели». Это – телефонный маркетинг. Дальше сложнее. Будь внимательна! На вечеринке ты видишь симпатичного парня. Ты поднимаешься, поправляешь платье, подходишь к нему и наливаешь ему напиток. Ты говоришь: «Позвольте»– и приближаешься, чтобы поправить ему галстук, одновременно касаешься своей великолепной грудью его руки, а затем произносишь: «Кстати, со мной классно в постели». Это уже пиар. И наконец последнее: на вечеринке ты видишь симпатичного парня. Он подходит к тебе и говорит: «Я слышал, с тобой классно в постели, детка». Вот это уже называется «узнаваемый бренд». Поняла?

Дружное ржание всей компании добило ситуацию. Вслед за ним семиэтажно затявкала Анджелина, но на этот раз по делу. Звонили в дверь. Давид вынул одну руку из-под брюнетки, вторую снял с колена блондинки, бережно переложил на диван Анджелину и, поправив рукой черные кудри, пошел открывать.

Анджелина лишь проводила его взглядом, полным превосходства. Не царское это дело – бежать в прихожую наперегонки с хозяином и обнюхивать гостей.

Глава 18

Саша прислушалась. Из прихожей донесся обрывок фразы, произнесенной голосом непонятной половой принадлежности.

– …а Александр Алексеевич назвал этот адрес. Вот. Мы принесли…

Черные кудри Давида появились в дверном проеме.

– Брат! Тут тебя хотят!

Муж допил бокал, который держал в руке, тяжело поднялся, не сразу поймав полы халата, и направился к Давиду. Через секунду показался угол чего-то большого и квадратного, завернутого в бумагу.

– Сюда ставьте, – руководил муж двумя грузчиками – большим темным мужиком и худым лысым парнем. – Разверните. И свободны. И бумагу заберите. Аккуратно только!

Он включил верхний свет, после полумрака больно резанувший по глазам. В центре помятого НЛО оказались еще несколько круглых светильников, напоминавших столовые тарелки. Только очень яркие. Кто-то недовольно замычал. Грузчики, кряхтя, раздевали квадрат. При свете темный грузчик чуть посветлел, а лысый заблестел.

Народ потянулся к зрелищу. Наконец последний упаковочный лоскут был снят. Квадрат оказался произведением искусства. Однако, что хотел сказать художник, и без обертки оставалось непонятным. То ли мохнатые цветы, то ли волосатые лапы торчали вверх из разноцветной бесформенной банки. Анджелина, бодро тявкающая с дивана, пока картину разворачивали, жалобно заскулила.

– Переверните. Не видите, вверх ногами поставили?! – крикнул Александр.

Грузчики перевернули картину, и замысел художника встал в буквальном смысле с ног на голову. Зрителям предстала Анджелина, исполненная в масштабе 5:1 в царском одеянии. Стоячий воротник платья доходил ей почти до ушей, на груди путался в шерсти жемчуг, а собачья талия была утянута корсетом. Из-под богатого одеяния торчали задние лапы и хвост, уже не похожие на мохнатые цветы и точно принадлежавшие собаке. Она вполоборота взирала на зрителей, напоминая сразу все портреты императриц и дворянок, написанные разными мастерами в различные эпохи. Собственно, чистотой породы Анджелина им ничем не уступала.

Давид смотрел как завороженный.

– Нравится? – спросил его Александр. – Это тебе подарок от меня.

– Это чудо! Это гениально! – восторженно произнес именинник. – А кто это написал?

– Как ты думаешь? – довольно спросил муж.

– Ну, не знаю. Боюсь предполагать. По манере похоже на Глазунова. – Давид склонился над каракулей в нижнем правом углу произведения. – Подпись вроде его… Но это же безумие! Это же нереально дорого, брат! – Голос Давида завибрировал от прикинутой стоимости подарка.

– Ну… У меня же один брат… – скромно ответил Александр.

– Я в шоке! Это невозможно! Это охренительно! Ну ты гигант! Ты просто бог! – захлебывался от восторга Давид.

– Понравилось? Я рад, что угодил брату.

– Понравилось?! Да я мечтал о таком подарке всю свою жизнь! Угодил! Ты выбил сто очков из десяти возможных! Это же чумовой бренд!

Давид еще несколько минут восхищенно цокал языком, рассматривая и трогая картину.

Александр положил руку Давиду на плечо.

– Рад, что тебе нравится, брат. Но на самом деле это не совсем Глазунов. То есть совсем не Глазунов. Глазунов слишком грузит. То сроки не те, то занят, то понос, то золотуха. Это другой художник. Он работает в глазуновской манере. Я сам его нашел. Даже спец не отличил, я показывал. Такой мощный дядька.

– Да ну, какая разница, Глазунов, Пупкин! – тут же перестроился Давид. – Главное – это от тебя! От души! Только ты с твоим тонким чутьем, с твоим великолепным вкусом мог сделать такой подарок! А какие цвета, какая колористика! Какая техника филигранная! И какой глубокий подтекст! Моя девочка в правильном прикиде смотрится не хуже всех этих исторических баб в кружевах и атласе. Я прав, лапули? – Он обернулся к своим контрастным подругам.

Они оскорбленно переглянулись.

– Э! Не ревнуйте! Вас я тоже люблю! Но в верности с собакой не сравнится ни одна самая верная женщина.

– А девушки? – убила логикой блондинка.

– А девушки как печеньки – ломаются, пока не намокнут, – засмеялся Давид. – Ни от одной сучки я не видел такой благодарности, как от моей девочки. – Он подошел к картине поближе, потом снова отошел на несколько шагов. Склонил голову вправо, влево. – Супер! С любого ракурса! Я подумаю, куда ее поместить. Может, стеллаж выбросить и на его место? Вот на эту стену? Или лучше в спальню? Как думаешь, брат? И свет. Обязательно свет на нее! Это будет лучший шедевр в моей коллекции!

Не в силах больше справляться с переполнявшими его чувствами, Давид кинулся с объятиями на дарителя.

Народ одобрительно шумел. Картина нравилась всем. Гигантская Анджелина в королевском наряде с высоты двух метров благостно взирала на всеобщее братство. Ее живой прототип с дивана отслеживала действия хозяина одним глазом, не закрытым челкой.

– Ну, если тебе так понравился подарок, ты попал, брат! Придется продолжить вечерину по всем правилам настоящего ДР! – произнес Александр. – Люди, тащите стул!

Леньчик метнулся на кухню и через мгновенье вбежал со стулом в руках.

Александр поставил его напротив картины.

– Лезь, именинник!