Интегральный город. Эволюционные интеллекты человеческого улья Хэмилтон Мэрилин

Холоны – это целостности

Обе науки – и физика, и биология – выделили способы описания целостных систем. Физик Артур Кёстлер придумал термин «холон» для описания целостной системы. В городе каждый человек – это холон. На самом деле холоном может быть и система целостных систем. Диапазон целостных систем в отдельном человеке, столь хорошо задокументированных биологом Джеймсом Гриром Миллером (Miller, 1978), начинается с органоида и клетки и заканчивается органом, функциональной системой и человеком. Можно утверждать, что холоны развивают экологии систем в разных масштабах.

Более того, экологии систем могут продолжать развиваться в рамках большего целого, их содержащего, тем самым далее дифференцируясь в подсистемы. Более подробно это обсуждается в главах 6 и 7. Простым примером будет сравнить дыхательную систему целого человека с подсистемой в клетке, которая позволяет производить обмен кислорода на отходы углекислого газа. Первая не только эволюционировала из последней, но и всё ещё превосходит и включает её в совокупности своего функционирования.

Таким образом, мы могли бы создать решётку или матрицу дифференциаций и интеграций холонов и подсистем на разных уровнях масштабируемости; именно это и сделали Миллер и его команда (1978).

В исследовании экологии города как целого мы развиваем язык, который способствует пониманию паттернов жизни в городе. Если мыслить о городе как человеческом эквиваленте пчелиного улья, то у нас получается полезная метафора для обозначения города в его целостности. Выживание улья зависит от того, что каждая пчела следует правилам и ролям, которые способствуют выживанию, адаптации и регенерации улья. Как следствие, совокупность пчелиного интеллекта и поведения, составляющая улей, по-видимому, действует наподобие динамически откликающегося пчелиного разума.

При рассмотрении целостных систем при помощи наших микроскопов и иных инструментов наблюдения, позволяющих приближение и удаление, мы можем видеть взаимоотношение, которое различные подсистемы выработали друг с другом, и признать ценность того, что экологические взаимосвязи фактически неразрывно соединены. Ясно, что город есть целостная система, которую нельзя разделить на части, не повредив целому, точно так же, как нельзя раскромсать улей без вреда для его целостности.

Город выживает

Так что давайте вернёмся к трём качествам жизненности и рассмотрим, каким образом выживание способствует целостности города. Давайте откроем для себя роль вместилищ, границ, диссипативных структур и сложных адаптивных систем.

В индивидуальном плане мы видим, что качество жизни, или жизненности, определяет качество выживания, которое демонстрирует личность. Если не ссылаться на интегральную карту (описанную в главе 3), обычно выживание ограничивается лишь биологическим выживанием: есть ли у человека необходимая пища, одежда и крыша над головой, чтобы выжить? Однако при обращении к интегральной карте мы расширим смысл выживания за пределы внешней биологической жизни, дабы вовлечь внутренние аспекты психологической (эмоционально-интеллектуально-духовной) жизни и внешние коллективные аспекты жизни городской культуры и социума. Когда мы, таким образом, увеличиваем нашу систему координат для определения выживания, то по-настоящему можем видеть, что «нет человека, который был бы как остров, сам по себе, в жизни города». Все люди необычайно взаимосвязаны и зависимы от живой коллективной системы, в которую они погружены.

Поддержка со стороны этой взаимозависимости может приобрести удивительные и плодотворные формы. Бэрри Лопез (Lopez & Pearson, 1990) полагает, что временами людям больше нужны истории, нежели пища, чтобы выжить. Истории лежат в основании городской культурной жизни. Джейн Джекобс в «Системах выживания» («Systems of Survival», 1994) выдвигает положение, что для того, чтобы удовлетворить потребность в выживании, требуются две разновидности коллективных систем: моральная система (культура) и коммерческая (социальная) система. Эти авторы согласны, что индивидуальное выживание зависит от чего-то большего, нежели удовлетворение базовых биологических потребностей. Лопез утверждает, что нематериальный обмен историями способствует жизни людей. Джекобс выделяет ценность коллективного труда по созданию правил морального поведения и коммерческого обмена для выживания.

Но для того, чтобы мы поняли, каким образом в городе выживает живая целостность, необходимо некоторое понимание, каким образом целостности являются системами и как системы работают. Давайте посмотрим на город как вместилище или контейнер. Давайте рассмотрим его границы и попытаемся понять, почему выживание города – ключевой фактор его способности адаптироваться.

Город как контейнер с изменяющими форму границами

Кажется ослепительно ясным фактом, что город имеет свою «личность». Мы можем выделить Монреаль, Рио-де-Жанейро, Сидней и Мумбаи как отдельные сущности. Более того, я утверждаю, что эти идентифицируемые сущности представляют собой человеческие системы. И хотя город и является человеческой системой, он, подобно всем системам, есть разновидность индентифицируемого контейнера со своими границами. Однако город – это очень динамичный контейнер с особенными границами, которые не только отграничивают его от фона, среды и контекста, но и позволяют ему менять форму в биологическом, психологическом, культурном и социальном плане.

Меняющие форму границы города составляют другие системы и подсистемы, которые способствуют городской системе как целому. Иногда эти границы очевидны с единого плана наблюдения, подобно взгляду определённого городского квартала в программе «Mapquest^®». В другие моменты границы проявляются только тогда, когда вы нажимаете на гиперссылку, открывающую каскады подсистем на других планах, как в «Google Планета Земля». Исследование качеств этих подсистем и их границ открывает необычайную взаимосвязь систем в рамках города. Но когда мы отстраняемся, чтобы рассмотреть город с достаточной высоты (подобно тому, что мы видим с самолёта на высоте десять тысяч метров), границы открывают то, что считается находящимся внутри городской системы и подсистем, и то, как происходят обмены в рамках этих границ.

С философской и психологической точки зрения, границы определяются и интерпретируются сквозь призму личности, которая их видит. Таким образом, в некоторой степени они суть творения и функции интерпретирующего. Как следствие, границы, выбранные мною для охватывания интегрального города, являются функциями моих способов видения мира. В той степени, в какой вы разделяете эти способы рассмотрения мира, эти границы будут видны и вам.

Гленда Иянг предлагает классификацию четырёх типов границ в системах: жёсткие, или фиксированные; размытые, или неразличимые; проницаемые, или губчатые; непроницаемые, или закрытые (Eoyang, 1997, p. 110). В городе жёсткой границей может быть бетонное ограждение; размытой границей может быть расхождение во мнениях между членами попечительского совета; проницаемой границей могут быть края реки; непроницаемой границей могут быть религиозные праздники. При тщательном рассмотрении можно придумать пути обсуждения, переопределения и даже переклассифицирования этих границ; если мы так поступим, то изменим системы, которым они служат, и наши взаимоотношения с ними.

Когда мы исследуем интегральную модель в главе 3, мы увидим, что эти границы не принадлежат исключительно внешнему и наблюдаемому, приходящему из объективного и межобъективного мира биологии и физики: ими описываются паттерны внутреннего характера в субъективном и межсубъективном мире эстетики и гуманитарных дисциплин. Паттерны наших убеждений и мировоззрений сообщают нам о границах, которые растут и расширяются по мере того, как мы становимся более осознанными и осмысляем свои внутриличностные и межличностные отношения.

Видеть мир как единое целое означает помогать себе в осознании массивных взаимосвязей между его системами и подсистемами, динамическую и частую стабильность их взаимоотношений, а также типы обмена, которые в них происходят. Эти взаимосвязи охватывают субъективные и межсубъективные, равно как и объективные и межобъективные реалии городского бытия. На самом деле они раскрывают то, как мириады систем в городе самоорганизуются в стабильные и нестабильные паттерны и взаимоотношения (см. панель «Метафоры города»). Ещё они открывают динамику обмена по множеству шкал человеческих систем в контейнере города (см. панель «Городские ландшафты»).

Город – это диссипативная структура

Всегда есть соблазн подразделить город на его наиболее видимые части или характеристики: творческий город, зелёный город, средневековый город, садовничий город, высотный город. Наше желание разобрать город на его видимые части совершенно естественно в отношении столь многих городов Земли. Однако город является не системой частей, а целостной системой человеческого вида, имеющей характеристики целостности, которые превосходят, но включают сообщества, организации, группы, семьи и отдельных людей, а также построенную среду обитания, которую мы создали для обеспечения своей жизни.

Мы застреваем на поведении и намерениях всех этих более мелкомасштабных систем, ибо мы взаимодействуем с ними в повседневности. Однако, поскольку более 50 процентов земного населения теперь живёт в городах, функционирование города генерирует сущностные последствия для качества жизни всех людей, независимо от мест их обитания. Это происходит по той причине, что, будучи целостной системой, город функционирует как диссипативная структура, имеющая множество характеристик сложной адаптивной системы.

Что такое диссипативная структура? Это открытая система, в которой структурный паттерн поддерживается даже тогда, когда энергия, материя и информация протекают через неё и растворяются ею. Будучи диссипативной структурой, город постоянно управляет проходящими через него потоками, но в то же время изо дня в день удерживает узнаваемый паттерн. Очевидно, что города меняются с течением времени по мере того, как состояние текучести энергии, материи и информации его реформируют, однако в любое отдельно взятое время мы можем указать на город и сказать: «Вот таким он был, вот такой он есть, вот таким, по нашим ожиданиям, он станет».

Будучи диссипативной структурой, город высасывает ресурсы из своей среды и выделяет продукты, побочные продукты и отходы в окружающую среду. Именно поэтому, когда мы учитываем все города мира в их совокупности, их функционирование влияет на жизнь всех людей, независимо от того, где они живут: в городе или за его пределами.

Город – это сложная адаптивная система

Сложная адаптивная система оперирует в состоянии, далёком от равновесия, проявляя нелинейное поведение, постоянно адаптируясь к контексту окружающей среды. Очевидно, что внутри города каждый человек является сложной адаптивной системой. Если рассмотреть совокупные проявления поведения кластеров индивидов по всему городу, то можно увидеть фракталоподобные паттерны в коллективном пространстве, которые, судя по всему, отражают сложные адаптивные проявления поведения индивидов.

Это значит, что городские подсистемы, такие как микрорайоны, включающие системы соседских взаимоотношений, по всей видимости, в целях выживания адаптируются к внешним и внутренним жизненным условиям так же, как и индивиды внутри них. Они существуют в рамках состояния приливов и отливов, с периодами нестабильности. Таким образом, город как целостность, включающая совокупность микрорайонов, также, по-видимому, проявляет качества сложной адаптивной системы.

Если рассмотреть город как сложную адаптивную систему (Stevenson & Hamilton, 2001), можно увидеть, что многие данные качества сходны с теми, что Александер относит к жизненности.

Масштабируемость. Его характеристики являются производными индивидуальных человеческих систем и коллективов, таких как пары, семьи, команды, организации, микрорайоны и целые города. Будучи контейнером, собирающим индивидов, он проявляется в масштабах населения от 50 тысяч (приблизительно) до более чем 20 миллионов человек.

Фракталоподобность. Паттерны, проявляющиеся на одном уровне масштаба, повторяют себя на других уровнях. Некоторые исследователи считают, что здесь нельзя говорить о полной фрактальности из-за различий между социальными холонами и индивидуальными холонами. (См. обсуждение данного вопроса в последующих главах.)

Динамичность. Город пребывает в постоянном движении, ведь его базовые элементы – люди – являются живыми системами, адаптирующимися к средовым факторам.

Непредсказуемость. Массивные взаимосвязи между отдельными людьми в городе создают условия, в которых проявления поведения могут быть непредсказуемы из-за отрицательных и положительных петель обратной связи, создающих взаимодействия, которые ранее могли никогда не наблюдаться, или же небольшие изменения в системе создают совершенно другие новые результаты. Например, люди, едущие на работу, могут не всегда решать ехать одним и тем же путём.

Взаимосвязанность. Город подобен нейронной сети, в которой всё взаимосвязано со всем на микро-, мезо– и макроуровнях.

Вложенность. Взаимосвязи человеческих систем полностью или частично вложены друг в друга (таким образом, сами вложения взаимопересекаются и взаимосвязываются). Например, человек может состоять и участвовать в семье, спортивной команде, рабочей группе, организации, сообществе и городе.

Использование простых правил. Люди в любом городе используют простые правила взаимного вовлечения, включая приветствия, зрительный контакт, уважение личностного пространства и соблюдение правил дорожного движения. Эти правила варьируются в зависимости от места, но независимо от вариаций решают проблему того, каким образом большие группы людей могут жить вместе в условиях упорядоченности.

Подверженность фазовым изменениям. Когда люди живут и работают вместе, они могут выработать синхронию действий и/или мыслей, которая создаёт петли обратной связи, которые приводят к точке перелома, открывающей двери в совершенно иную фазу. В краткосрочных положительных проявлениях это может ощущаться как волны экстаза на рок-концертах или высвобождение кажущейся чудотворной коллективной координации, когда люди реагируют без промедления на трагические события, такие как пожары, ураганы, снежные бури или несчастные случаи. В краткосрочных негативных проявлениях это может выглядеть как безумное поведение толпы, начиная от жестоких выкриков на футбольных матчах до неуправляемых протестов у городской администрации. Долгосрочным примером фазового изменения являются процессы, происшедшие на севере Англии в 1950–1960-е, когда переход с технологии сжигания каменного угля на экологически чистые виды топлива привёл к снижению частоты респираторных заболеваний.

Потенциальное влияние слабых сигналов. Сложные адаптивные системы настолько взаимосвязаны, что слабый сигнал, такой как выступление одного человека во имя справедливости, может создать аттракторы и обратную связь в виде поддержки, которая приведёт к изменению всей системы. Например, протест ванкуверского активиста в 1970-е привёл к тому, что администрация Ванкувера отказалась от идеи строить автострады в центре города.

Чувствительность к влиянию поля. Будучи сложной адаптивной системой, город является разновидностью контейнера, который удерживает энергетическое поле. Это поле чувствительно к энергетическим изменениям, происходящим как внутри контейнера, так и снаружи. Примером этому может служить нечто вроде духа товарищества, который проявился в виде волны поддержки по отношению к жителям Нью-Йорка после терактов 11 сентября 2001 года или даже в виде растворения энергии, подобно тому, что наблюдалось в хаотических событиях вокруг затопления Нового Орлеана в 2005-м.

Город адаптируется к окружающей среде

Каждая шкала и стадия развития имеетповторяющиеся циклы

Как видно из следующей главы, на разных стадиях развития способности живущих систем используются различным образом для поддержания жизни в процессах выживания, адаптации и регенерации. Многие внимательные исследователи живых систем обнаружили, что в рамках любой конкретной шкалы и на любом конкретном уровне развития имеет место по сути своей идентичная динамика. (Этот повторяющийся паттерн является примером фрактальности.) В своих анализах динамических циклов Холлинг, Блум и Иянг больше сосредоточились на стадиях адаптивности, которые способствуют гибкости крупномасштабной целостно-живой системы (соответственно экосистемы, вида и организации). В организационных рамках Адизес сосредоточился больше на вкладе ключевых ролей; а в контексте отдельных людей Грейвз выделил состояния изменения и точки перехода. Рис. 2.3 сравнивает вклад каждой из четырёх фаз, рекуррентно возникающих на всех уровнях шкалы развития.

Рис. 2.3. Сравнение компонентов адаптивности по Холлингу, Иянг, Блуму, Адизесу и Грейвзу

Можно заметить, что все пять авторов идентифицировали динамику рекуррентно возникающих последовательностей, которые позволяют системе выживать, адаптироваться к жизненным условиям и регенерировать. В сущности все пять авторов находятся в согласии касаемо того, что человеческие системы являются сложными адаптивными системами, в которых роли блюстителей конформности, генераторов многообразия, распределителей ресурсов и внутренних судей вносят свой вклад в групповое сознание во имя выживания и регенерации.

Устойчивое развитие целого города

Имея в своём распоряжении критерии жизненности (выживание, адаптивность и регенерация), мы обладаем критериями, позволяющими рассмотреть, что же может на практике означать устойчивое развитие города. (Обсуждение темы устойчивого развития очень кратко и ограничивается вопросом города, поскольку вся тема в целом исследуется в планируемой к изданию книге Барретта Брауна.)

Активное поле исследований устойчивого развития стоит перед вызовом такого же широкого спектра определений, мировоззрений и моделей, как и все прочие современные вопросы. Наше понимание устойчивости во многом формируется уровнем нашего сознательного развития, являемся ли мы мыслителями, писателями, его приверженцами или активистами.

Рассуждения об устойчивом развитии города представляют собой дополнительную проблему, которая связана с необъятными масштабами сложной адаптивной системы, представленной в виде города. При рассмотрении нескончаемой динамики проявлений поведения, намерений, взаимоотношений и систем производства, в совокупности составляющих город, понятие устойчивого развития города кажется скорее оксюмороном, нежели чем-то практически осуществимым.

Любые археологические раскопки продемонстрируют траекторию эволюции города и подтвердят тот факт, что уровни и слои города не являются чем-то эфемерным или эзотерическим: они буквально заперты в городских улицах, зданиях и трубопроводах. И, хотя эта инфраструктура изменяется медленнее, чем люди, её построившие или использующие, всё же мы можем наблюдать в ней изменения. Более того, она может изменяться в направлении большей либо меньшей сложности. Во многих городах развивающегося мира, где современная инфраструктура была возведена колониальными правительствами, широко проявляется деградация общественных сооружений. К сожалению, это также является свидетельством в пользу того, что инфраструктуре необходим определённый уровень ответственного внимания и поддержания, соответствующий уровням сложности, её спроектировавшим, а когда колониальные правительства ушли из колоний, произошёл и отток необходимого уровня мышления, требовавшегося для поддержания современных систем.

Так что при рассмотрении устойчиво развивающихся городов нам следует задаться вопросом: что же такое устойчивое развитие? Специалиста по региональному планированию Яна Уайта (Wight, 2002) привлекает идея, что города возникают как результат действий по созданию места – интеграции всех путей взаимодействия между людьми, чтобы создать место (в больших подробностях обсуждается в последующих главах). Можно ли соотнести устойчивое развитие с действиями по созданию места? Или же нам нужно отступить на достаточно большую дистанцию от дискуссий вокруг устойчивого развития, чтобы осознать, что устойчивое развитие города должно, как минимум, включать поддержание порядка, стратегическое планирование, заботу, совместную деятельность и систематизацию? С этого ракурса, возможно, легче будет понять, что всё, что можно устойчиво развивать в такой сложной системе, как город, есть потенциал возникновения. Это может стать ключом к устойчивому поддержанию гибкости города как самокорректирующегося цикла адаптации.

Мы даже можем предложить идею, что содержащееся в предисловии описание городов как «диких» и «спланированных» можно расширить до включения наших рассуждений о гибкости. Ведь, быть может, циклы, которые мы описываем, в действительности соответствуют циклическим стадиям дикого и спланированного роста? Дикий рост городов, возможно, и неизбежен, и необходим: это результат открытий, совершённых генераторами многообразия, и перераспределения ресурсов. Вероятно, мы можем довольно легко это понять, если взглянем на соседские отношения в рамках микрорайонов и то, как люди в них переживают реалии цикла гибкости Холлинга.

На самом деле данные Джейн Джекобс в своей первой книге (Jacobs, 1992) описания соседских кварталов в Бостоне и Чикаго представляют собой красочные примеры того, что городская гибкость, как и все живые системы, проходит через циклы. Ведь, как указывает Томас Хомер-Диксон, вероятны ситуации, когда даже, казалось бы, хорошей вещи может быть слишком много, если одна или более стадия цикла гибкости чересчур затянулась, ведь системе придётся слишком много самокорректироваться. Похоже, что за любой фазой растянутого роста будут следовать сократительные фазы зрелости и, в конечном счёте, растворения или реорганизации. Иными словами, когда какая-либо из фаз гибкости не сбалансирована со всем циклом в целом, это становится угрозой для самой гибкости как таковой. Хроника трагических историй неустойчивых циклов в известных городах и обществах приведена в книге Джареда Даймонда «Коллапс» (Diamond, «Collapse») и в книге Рональда Райта «Краткая история прогресса» (Wright, «A Short History of Progress»).

Как следствие, можно предположить, что устойчиво развивающийся город сопоставим с взглядом Грейвза о «нескончаемом путешествии» отдельной личности. Совершенно естественно, что город, будучи коллективом смешанных людских способностей, может отражать динамические паттерны жизней индивидов, организаций, систем, вида в целом и экосистем. По-видимому, устойчивость и устойчивое развитие есть паттерн и процесс адаптации, составляющие рассмотренный выше цикл гибкости. Те, кто считает устойчивость в целом неким устойчивым состоянием бытия, нередко упускают из виду ценность данного наблюдения. К тому же это не является хорошо принимаемым с политической точки зрения паттерном устойчивого развития, особенно по той причине, что циклические приливы и отливы означают потерю состояний одними людьми и приобретение их другими.

Вероятно, ближе всего к пониманию следствий этой текучей модели устойчивой гибкости мы подобрались в сфере экономики. Однако наши неловкие попытки зависят от механистической модели бытия, в которой государственная политика пытается заморозить циклы фондовой биржи в желании навеки продлить цикл экономического бума. Мало внимания уделяется возможности того, что циклы падения могут служить и естественной, и необходимой реогранизацией ресурсов, которая позволит достичь следующего цикла роста. Когда тот или иной цикл слишком затягивается, последующая стадия также будет затянута. Опыт лопания пузыря доткомов 1990-х и пузыря ипотечного кредитования в 2007 году, судя по всему, подтверждает специфику реальности и мучительные последствия гиперкоррекции. Равно красочной иллюстрацией служит и сфера менеджмента практик лесоводства, которой требуется вызубрить то страшное понимание, что циклы лесных пожаров являются естественными и необходимыми явлениями для обеспечения лесной гибкости и эмерджентности (различных видов) в долгосрочной перспективе.

Если учитывать всё это, то возможно прийти к моделям разработки практик устойчивого развития городов (которое можно определить как сохранение ресурсов для будущих поколений). Но гораздо труднее развить сознание лиц, которые принимают решения и могут разработать политические процедуры, которые не только уместны для текущих условий, циклов и фаз города, а также многообразия людей и взаимообменов в его рамках, но ещё и достаточно гибки, чтобы меняться в процессе изменения всего, что существует в городе.

Эмерджентное возникновение: видение новых способностей в город

Тогда как вопрос устойчивого развития мне кажется довольно сложным для обсуждения, гораздо более перспективным выглядит рассмотрение эмерджентно возникающего города. Эмерджентное возникновение (англ. emergence) – это характеристика живых систем, возникающая из резонанса и согласованности самой системы. Как мы убедились, гибкость возникает в результате адаптации системы к своей среде. Резонанс возникает, когда система внешне сонастраивается со своей средой: буквально входит в резонанс с окружением. Согласованность возникает в результате такой внутренней сонастройки всех элементов системы, которая приводит к оптимизации энергии. Когда и резонанс, и согласованность оказываются синхронизированы, эмерджентно возникают новые способности системы. Это, как правило, происходит во время фазовых сдвигов, когда внутренние и внешние паттерны смещаются из состояния фазовой рассогласованности в состояние фазовой синхронии друг с другом. Фактически это приводит к прыжку в более сильное вибрационное качество. Образно это можно выразить следующим образом: система человеческого улья начинает жужжать новую мелодию.

Мы можем исследовать данную способность к эмерджентному возникновению исходя из двух перспектив. Первая из них – голографическая – позволяет нам увидеть, каким образом целое раскрывается через паттерны, встроенные во все его части. Другая перспектива касается морфических полей, возникающих из совокупности повторяющейся деятельности как холонов, так и биологических видов.

Голографический город

Голограмма – это трёхмерный образ, возникающий в результате интерференции узоров двух волновых паттернов. Голограмма несёт в себе информацию о целом в каждом участке своей структуры.

Томас Хомер-Диксон в книге «Полезное в кризисе» (Homer-Dixon, «The upside of down», 2006) вовлекает читателя в наполненное историческими фактами повествование, цель которого в том, чтобы передать природу голографического города. Он выводит природу трёх городов из одних лишь архитектурных камней: камень в основании римского Колизея, врата Храма Бахуса в ливийском Баальбеке; и Камень беременной женщины в окрестностях Баальбека. Каждый камень свидетельствует о ценностях цивилизации, его создавшей. В данном смысле эти камни голографичны: маленькая часть города, которая раскрывает всё, что можно знать о городе, когда нам становится известно, как они были созданы, почему они были перевезены в эту местность, кто осуществил работу над ними, кто управлял работами, кто спроектировал структуры, каким образом они предоставляли энергию для передачи материи и информации, чтобы коммуницировать свои намерения.

Ласло утверждает, что «голограммы природы космичны… они связуют… всё со всем» (Laszlo, 2004, p. 71). Свидетельства в пользу рассмотрения города как голографической сущности (в которой любая часть может поведать о целом) доступны потому, что город есть целостная система, возникающая из массивных взаимосвязей и взаимопереплетений структур, культур, намерений и поведений. В этом смысле если затронуть любую часть города и проследить взаимосвязь этой части со всеми остальными частями, то можно открыть подсистемы и системы, составляющие сам город. Если бы мы могли мгновенно нарисовать карту взаимосвязей и синтезировать образовавшиеся паттерны, то мы в мгновение ока получили бы голограмму.

Интегральность города есть следствие природы интеграции городских холонов и иерархий, а также внутренне присущая целостность, вкладываемая каждым из этих элементов в целую систему. Интегрированная целостность – это один из способов описать сонастройку и согласованность города, а мера его оптимизации открывает нашему взору и способность города к эмерджентному возникновению.

Вполне возможно, что голографическая природа города раскрывает способность города к эмерджентному возникновению. Мы с лёгкостью видим целое, когда неожиданно перед нашим взором предстаёт голограмма из любой точки входа в городское пространство. Например, это означает, что если мы взглянем на качество системы здравоохранения или эффективность системы образования, то сможем получить вполне адекватную оценку качества жизни в городе или способности города развиваться. Каждый из секторов, рассмотренных в главах 5, 6, 7 и 8, предлагает голографические точки зрения на город.

Морфические поля в городе

Хотя иногда и затруднительно соприкоснуться с откровениями, предлагаемыми голографической точкой зрения на городское пространство, возможно, полезно рассмотреть город как целостное явление сквозь призму других фильтров восприятия. Если взглянуть сквозь призму перспективы Руперта Шелдрейка, то можно увидеть проблеск той незримой реальности человеческого бытия, которая была исторически известна людям, которые способны получить к ней доступ. Однако данный взгляд подавлялся теми, кто чувствовал угрозу в существовании чего-либо незримого и был готов отмести все неоспоримые свидетельства в пользу его существования.

Шелдрейк, будучи биологом, заинтересовался тем, каким образом такие биологические виды, как почтовые голуби, собаки и лошади, по всей видимости, знают, как путешествовать на большие расстояния и добираться до определённой точки назначения с невероятной точностью. Отдельные животные, похоже, способны соприкоснуться с намерениями человека и предугадать его поведение с высокой степенью точности (Sheldrake, 1988, 1999, 2003). Шелдрейк выдвинул положение, что каждый вид с течением времени создаёт энергетическое поле, невидимое невооружённому взгляду и нерегистрируемое существующими на настоящий момент инструментами, но при этом являющееся не менее реальным, чем радио или телевизионный сигнал. По его предположению, особи того или иного вида имеют встроенные антенны, открывающие им доступ к этому полю и позволяющие получить знание, в нём хранящееся. Собаки даже могут получить доступ к полю других видов, с которыми они тесно связаны.

Недавние исследовательские проекты Шелдрейка были расширены и включили спектр свойственных человеку явлений, известных как «чувство, что на тебя смотрят», телепатия, предвидение и пророческие сны (2003). Эти энергетические поля он называет морфическими или морфогенетическими полями. По всей видимости, у некоторых людей есть более развитая, чем у других, способность соприкоснуться с информацией этих полей. В некоторых удалённых племенах Амазонии и Индонезии, а также у многих коренных народов (например, австралийских аборигенов) эти способности получили широкое развитие и распространение среди всех членов общества.

В так называемых странах развитого мира лишь немногие признают наличие у себя умений, связанных с этими способностями, и общество проявляет мало доверия к тем, кто их практикует (некоторые исключения включают полицейские управления, негласно прибегающие к услугам лиц с паранормальными способностями, чтобы помочь в раскрытии сложных преступлений). Тем не менее, коль скоро научные данные в пользу этого феномена множатся день ото дня, не столь сложно предположить, что город может являть собой особенно богатую сферу для демонстрации существования таких полей. Сегодня мы можем измерить количество физического тепла, излучаемого городами. Мы также способны управлять телевизионными сигналами и радиосигналами, так что индивидуальные приёмники могут перекодировать сигналы в приемлемые сообщения для информирования и развлечения. Если теория Шелдрейка верна в отношении отдельных людей, то в довольно неотдалённом будущем мы сможем открыть, что каждый город обладает морфическим полем, которое отражает (и даже передаёт) паттерны сознания, которые всё время генерируются индивидами и группами.

У философа Эрвина Ласло есть сходные мысли. Он называет морфическое поле «полем акаши» (Laszlo, 2004), используя санскритское слово, значащее «небо» или «эфир». Вместо того чтобы опираться на биологические данные, он обращается к физике, на основании которой предполагает, что пространственный вакуум не пуст, а наполнен энергией-информацией, которую мы попросту ещё не признали или к которой ещё не научились получать доступ сколь-нибудь изощрённым способом. Доступ к нему, как правило, происходит случайно, а не преднамеренно, несмотря на тот факт, что во всех культурах на протяжении тысячелетий истории отдельные индивиды обучались этому таинственному навыку. Ласло полагает, что поле акаши содержит в себе извечный архив всей человеческой (и планетарной) деятельности – подобно тому, как мозг, по всей видимости, содержит в себе запись всей индивидуальной деятельности с момента рождения (или зачатия).

Концепция морфических полей или полей акаши открывает следующую возможность: мы могли бы использовать разум, сконцентрированный в городах, чтобы произвести гораздо более высокие (и более сложные) интеллектуальные способности, нежели всё, о чём мы когда-либо мечтали. Если мы действительно научимся совместно мыслить, то мы сможем воспользоваться возросшей мощностью параллельной обработки информации, которая позволила нам спроектировать современные компьютеры и нейронные сети (наподобие тех, в которых персональные компьютеры связаны друг с другом, чтобы осуществлять поиски внеземной жизни в рамках программы SETI). Если мы сможем этого добиться, то будем наблюдать серьёзнейший фазовый сдвиг в человеческом разуме, который придаст городам новый импульс по созданию оптимальных жизненных условий для обеспечения лучшего человеческого существования. К тому же, будучи настроена оптимистично, я предполагаю, что, когда эти способности разума будут использованы, мы наконец-то сможем достичь мощностей, которые позволят добавить ценность к жизни на планете Земля посредством обеспечения устойчивых (то есть не истощающих ресурсы) и эмерджентно возникающих (то есть непрерывно создающих новые способности из имеющихся ресурсов) процессов.

В то же время, независимо от того, можно ли доказать существование данных полей или нет, люди при обращении к этому образу могут соприкоснуться с духом города. Этот дух, быть может, и нельзя перевести в метафору (см. панель «Комплексный город»), но ключевые ценности города нередко можно перевести в качества, которые люди переживают как нечто апокрифическое даже до того, как маркетологи успевают дать им какое-либо наименование. Торонто хорош. Париж романтичен. Рим – столица. Рио игриво. Новый Орлеан был озорным. Даллас целеустремлён. Лондон – город финансистов. Нью-Йорк – свобода.

Этот дух ощутим и совместно разделяется горожанами, которые чувствуют, когда он здоров, в опасности или повреждён, и борются за то, чтобы вернуть его в благополучное состояние. Мы могли наблюдать в свете недавних катастроф, что даже непосвящённые с готовностью выходят на марши протеста, чтобы восстановить дух города. Горожане, испытавшие на себе превратности природных катаклизмов и террористических актов, проживающие в таких городах, как Нью-Йорк, Новый Орлеан, Осака и Мехико, могут единогласно подтвердить реальную силу совместно разделяемых намерений по восстановлению здоровья в прошедшем через испытания городе. Подобная надличностная поддержка неизбежно поднимает дух внутри города и вдохновляет на перестройку, восстановление и замену всего, что было повреждено.

Заключение

Если мы не будем рассматривать города как целостные системы, то не сможем определить сущностные моменты их предназначения, сонастройки и согласованности. Мы будем слепы к видению паттернов, процессов и структур в живых системах, способных информировать нас о естественном эмерджентном возникновении циклов и фаз городского развития.

Если мы не будем воспринимать города как целостные системы, то мы обречены никогда не достичь жизнеутверждающих результатов, наполненных взаимной поддержкой отношений и опирающихся на гибкость благосостояния. Мы будем фокусироваться на временных контекстах, которые излишне миниатюрны, на пространственных контекстах, которые излишне плоски, и на человеческих контекстах, которые слишком узки.

С другой стороны, если мы будем рассматривать город как целостную систему, то сможем признать ценность встроенной в него мудрости, обеспечивающей его выживание в уникальных жизненных условиях; таинства его коллективной жизненной силы; необъятного потенциала, которым он обладает в форме энергии, информации и материи. Целостное видение города позволяет нам по-настоящему оценить успешность его подсистем и даёт контекст, посредством которого мы можем достичь понимания и пребывать в потоке эмерджентного возникновения.

1. Каким образом все фракталоподобные подсистемы города могут реализовать свой потенциал и способствовать благополучию целого без прибегания к централизованному контролю?

2. Какая поддержка требуется городу на различных стадиях развития? Каким образом мы можем подвести любой город к его следующей естественной стадии развития?

3. Каким образом города по всему миру могут увидеть, как они взаимосвязаны, будучи узлами во всемирной сети интеллектов, способностей и потенциалов? Каким образом мы можем разработать инструменты, позволяющие разблокировать эту энергию и обеспечить открытосистемный поток внутри городов и между городами?

1. Выживайте так, чтобы холоны служили во благо существования друг друга.

2. Адаптируйтесь к окружающей среде.

3. Создавайте регенерирующие себя петли обратной связи посредством взаимосвязывания циклов регенерации человека. Делайте это таким образом, чтобы они способствовали восстановлению окружающей среды.