Вид с метромоста (сборник) Драгунский Денис

Рижский вокзал

Она встала, потянулась. Прошлась по комнате. Взяла со стола бутылку, посмотрела на свет, сколько там осталось. Поставила на подоконник.

– Допивай, – сказал он.

– Неохота, – сказала она. – Ну, всё, что ли? Я тогда буду одеваться.

– Еще двадцать минут осталось, – сказал он, поглядев на часы. – Иди сюда.

Она прошла от окна к кровати, села у него в ногах. Засмеялась:

– Ты чего хочешь?

– Поговорить, – сказал он. – А тебя правда зовут Лайма? Или так, для красоты?

– Правда.

– Латышка, что ли?

– Нет.

– Вот скажи-ка мне, Лайма, – он заложил руки за голову и поглядел на нее очень пристально. – Ты такая красивая и вроде неглупая. Но ты ведь не будешь всю жизнь вот так? Что ты дальше делать собираешься? Не завтра, не через год, а вообще?

– Замуж выйду, – сказала она, чуть пожав плечами, как будто ее спрашивали о чем-то простом и очевидном.

– Понятно, – усмехнулся он. – А за кого?

– За тебя, – сказала она.

Он приподнялся на локте, сморщился и произнес что-то вроде «ффшшхх!».

– А что? – она снова пожала плечами. – Ты же сам сказал: «Я красивая и умная».

– Да, – он вздохнул и сел. – Чувство юмора у тебя есть, не откажешь. Ладно, всё, одеваемся.

«Интересно, она всем это говорит или только мне заявила? – думал он вечером, и завтра утром, и потом еще дня три. – Как она посмела? Неужели она всерьез могла предположить? Почему? Нет, в самом деле – почему? Наверное, во мне есть что-то такое. Низостное. То есть наоборот, как бы слишком возвышенное. Типа как у Достоевского. Чересчур этакое. С надрывом. Нет, не может быть. Я нормальный мужик».

– Как это тебе в голову могло прийти? – строго спросил он, когда она снова к нему приехала. – Почему это ты решила, что я на тебе женюсь?

– Я пошутила, извини, – сказала она. – Я понимаю. Ты не сможешь.

– Что?! – возмутился он так громко, что она даже вздрогнула. Потом сел на диван и замолчал, глядя в окно.

– Мне раздеваться? – спросила она минут через десять.

– Как хочешь, – обиженно сказал он.

– По-моему, это ты хочешь, чтоб я всё за тебя решала? – засмеялась она.

– Ну, допустим, – сказал он ей в третью встречу. – Допустим, предположим…

– Хватит! – она рукой закрыла ему рот. – Ты вообще соображаешь? Идем мы под ручку, а навстречу мой бывший клиент. А потом другой. Третий, пятый, сто двадцать восьмой! Тебе приятно будет?

– Неприятно. Даже очень.

– Вот так, – сказала она и стала снимать блузку.

– Не надо, – сказал он. – Иди отсюда. Уходи, заплачено! – закричал и даже слегка замахнулся кулаком.

Позвонил через полгода.

– Я квартиру продал, – сказал он, – и купил «трешку» в Риге. Они вид на жительство дают, представляешь? Сейчас оформляю. Вообще Рига – это класс, Европа. А главное, нас с тобой там никто не знает. Тебе понравится. Тем более что ты Лайма. Для Риги подходящее имя.

– Я же не латышка, – сказала она.

– Неважно! – сказал он.

Простая милая семья

Приснилось, что я приехал в Америку и меня позвали в гости к кому-то на дачу. То есть люди, с которыми я давно знаком, повезли меня на дачу к каким-то своим друзьям. «Поедем?» – «Ну, поедем. А удобно?» – «Да конечно! Чудесная семья, простые, милые люди».

Приезжаем.

Большой красивый дом, кругом лужайки и кусты.

Хозяева встречают на крыльце. Улыбаемся, здороваемся. Кажется, у хозяина знакомое лицо, где-то я его видел… Господи, это же Буш! Только не пойму, старший или младший. По возрасту скорее младший, а по лицу точно старший. Ну, неважно. Какой есть.

Вдруг кто-то говорит:

– А давайте, пока там на стол накрывают, будем косить траву на газонах!

– У меня как раз новые косилки! – говорит Буш.

– Отлично, отлично! – говорят все.

В самом деле у крыльца стоит штук пять маленьких газонокосилок.

Вдруг из дверей дома выходит мальчик в широченных шортах. Лет восьми. Болезненно толстый, совсем без шеи, с широким курносым лицом. Наверное, какое-то гормональное заболевание у него.

– Это мой сын! – говорит Буш. – Он вам поможет, он любит стричь газоны.

И смотрит на меня с выражением: «Мальчик немножко нездоровый, сами видите».

Я ему так же точно глазами отвечаю: «Всё в порядке, всё хорошо».

Жестом и улыбкой подзываю мальчика.

Мы с ним запускаем газонокосилку и, вдвоем держа ее за ручку, шагаем по газону, оставляя за собой выстриженный след.

Заворачиваем за угол дома, где нас никто не видит.

Мальчик говорит мне:

– Стоп. И главное – тссс!

Достает из кармана окурок сигары и спички.

Закуривает.

Я вижу, что это – Черчилль.

Маленькая дневная серенада

– Добрый день, компания «Лумина-Люкс-Лайт», Анна! Я вас слушаю!

– Здрасьте. Я хочу заказать пять ящиков…

– Минуточку… Соединяю вас с отделом заказов. Как вас представить нашему менеджеру по заказам?

– Дима меня зовут.

– Минуточку, Дмитрий…

Моцарт. «Eine kleine Nachtmusik».

– Алло, здравствуйте, Дмитрий, отдел заказов компании «Лумина-Люкс-Лайт», Наталья. Чем я могу быть вам полезной?

– Я хочу заказать пять ящиков…

– Вы какую организацию представляете?

– Нет, я частное лицо.

– Минуточку, Дмитрий, переключаю вас на менеджера по заказам от частных лиц.

Моцарт. Потому что он очень позитивный.

– Добрый день, Дмитрий! Отдел заказов компании «Лумина-Люкс-Лайт», Виктория, слушаю вас…

– Хочу заказать пять ящиков…

– Простите, Дмитрий, с доставкой или самовывозом?

– С доставкой, конечно!

– Одну секунду, Дмитрий!

Моцарт на маленькой скрипке играет.

– Добрый день, Дмитрий, «Люмина-Люкс-Лайт», отдел доставки, Алиса!

– Хочу заказать с доставкой пять ящиков…

– Простите, Дмитрий, в пределах Москвы или за МКАД?

– За МКАД.

– Дмитрий, переключаю на менеджера-специалиста.

Моцарт играет, играет, играет, а скрипка поет.

– Дмитрий, здравствуйте! Отдел доставки, Евгения!

– Здрасьте. Хочу заказать с доставкой за пределы МКАД пять ящиков…

– Извините, Дмитрий, но доставка за пределы МКАД только не менее двадцати ящиков.

– Извините, Евгения.

– Что вы, спасибо за звонок!

Наконец-то короткие гудки.

Грустно другое. Почему-то грустно, что Анна, Наталья, Алиса, Виктория и Евгения, и тысячи, десятки, сотни тысяч им подобных, каждое утро, причесавшись и накрасившись, надев строгий бизнес-костюм, колготки, несмотря на любую жару, высокие каблуки, несмотря на боль в ногах, сломя голову несутся в свой офис, чтобы переключать звонки с менеджера Татьяны на менеджера Полину…

Но ничего.

Скоро будет революция.

Угнетенный и ограбленный офисный работник, этот пролетарий XXI века, возьмет судьбу человечества в свои наманикюренные руки!

Моцарт предвосхитил Вагнера. Хотя с первого раза не догадаешься.

Блаженство, недоступное мужчине

В 1976 году, ранним летним утром, я приехал в Минск.

Я ехал на киностудию «Беларусьфильм» с кратким деловым визитом. На один день, чтобы вечером обратно.

Я был нестрижен. Перед этим были суматошные дни, я не успел сходить в парикмахерскую. Кроме того, я был лохмат спросонья.

Поэтому я пересек вокзальную площадь и вошел в парикмахерскую.

Меня постригли.

– Освежить? – спросила парикмахерша. Если кто молодой и не застал, объясняю: это означало «не побрызгать ли вас одеколоном?».

– Нет, – сказал я. – Вымойте мне голову, пожалуйста.

Парикмахерша изумилась:

– Вам? Голову?

– Да, – сказал я.

– А мы голову не моем, – сказала она.

– А… а как же в женском зале? – нашелся я.

– Но вы же мужчина! – парировала она. – Как это вам мыть голову в женском зале? Мужчина и в женском зале! – она едва не фыркнула. – А во-вторых, у нас женский зал пока закрыт. Вымойте голову дома!

– Я приехал в командировку, – сказал я.

– Ну, в гостинице! – сказала она.

– Я на один день! – сказал я. – Без гостиницы! Вечером уезжаю. Пожалуйста.

– Да мне не трудно, – сказала она. – А чем мыть?

Оказалось, что шампунь заперт в шкафчике в женском зале, а ключи у Тони, которая женский мастер, и Тоня придет только к обеду, потому что вторая мастер в отпуску и Тоня работает одна, по полдня, день – с утра до обеда, день – с обеда до вечера, и вот сегодня как раз такой день.

Но потом она раздобыла какой-то обмылочек и вымыла мне голову. Но на просьбу посушить ответила примерно так же:

– Вы же мужчина! Неужели вы сядете под женский сушуар?

Роскошное слово, кстати. По-французски вообще-то sechoir, ну да ладно. Всё равно в обоих языках от слова «сушить».

– Не сяду, не бойтесь, – сказал я. – Я уже высох.

На том и распрощались, недовольные друг другом.

Кстати, в те годы в Москве мне тоже приходилось упрашивать, чтоб вымыли голову, и с сушкой были точно те же разговоры…

А теперь в любой парикмахерской голову моют в обязательном порядке. И сушат безо всяких напоминаний. Прогресс, я же говорю.

Но зато не бреют, примерно с середины восьмидесятых. А жаль.

Обратный ход

У Саши Тихонова умер отец. Скоропостижно, от инсульта. В одночасье, как раньше говорили. Ему было семьдесят два. Полковник, военный пенсионер.

Саша был корабельный инженер-механик. Когда ему позвонила мама, их корабль был в Индийском океане.

Короче, он приехал домой через месяц после похорон.

Обнял маму. Выпил, погоревал. Наутро поехал на могилу.

Вернулся злой.

– Мама, – сказал он, – ты зачем крест поставила? Он же был неверующий. Член партии. Партбилет не сдавал, между прочим.

– Ну и пускай, – сказала мама. – Я тоже раньше в Бога не верила. А теперь все веруют. Как же могила, и без креста? Все кресты ставят и в храме отпевают…

– Что?! – Саша вскочил со стула. – Может, его еще и отпевали?

– А как же не отпевать? – сказала мама.

Саша дрожащими от гнева руками полез в ящик письменного стола, вынул папку, развязал тесемки:

– Видишь? – протянул ей лист бумаги. – Черным по белому: «Хоронить без церковных обрядов». Ты что, не знала?

– Я же чтоб его душа упокоилась, – сказала она и заплакала.

– Ты еще про тот свет расскажи, – сказал Саша.

На следующий день он пошел в церковь.

– Я сын Сергея Васильевича Тихонова, которого вы отпевали двадцать восьмого мая, – сказал он батюшке. – Во-первых, это было против воли покойного, вот! – он достал из портфеля лист с завещанием, показал пальцем нужные слова. – Во-вторых, покойный был некрещеный. Коммунист. Атеист.

– Погодите, – сказал батюшка. – Дайте вспомнить. Да. Но вдова сказала, что он крещен в православии.

– Надо было свидетельство потребовать, – сказал Саша.

– Мы обычно верим на слово…

– Зря, господин священник.

– Зачем вы меня обижаете? Меня зовут отец Геннадий.

– Вы мне не отец. Я не принадлежу…

– Хорошо, хорошо, – кротко сказал батюшка. – Тогда Геннадий Иваныч.

– Что ж это такое, Геннадий Иваныч? Это же издевательство над покойным. Если бы вас по еврейскому обряду? Или гражданскую панихиду в клубе и всё? Вам приятно было бы?

– Моей душе, вы хотели сказать?

– В смысле, вашим родственникам! Но тут еще ничего. Можно потом на могилу пойти и отслужить панихиду, как положено. Ведь можно?

– Можно, – кивнул батюшка.

– А мне что делать? Надо дать обратный ход. Вы не можете… ну, типа анафемы? Отлучить его от церкви?

– Но он же некрещеный!

– Что же делать-то? – чуть не застонал Саша.

– Напишите архиерею, – сказал батюшка. – Вот, мол, священник такой-то отпевал некрещеного. Да еще против воли, высказанной в его завещании.

– И что архиерей? – спросил Саша.

– Наверное, как-то меня накажет.

– Ладно, – сказал Саша. – Бог простит.

Повернулся и ушел.

Через год он поставил на могиле памятник.

Гранитный обелиск. Сверху звезда. Портрет. Надпись: «Полковник Сергей Васильевич Тихонов. 1938–2011». И ниже: «Член Коммунистической партии с 1962 года».

Подул ветер. Облака отбежали и открыли солнце.

Саша подумал, что отец смотрит с неба и радуется.

Особый дар

Слава умел предугадывать, что произойдет. И хорошее, и плохое тем более. Он даже думал иногда, что у него какой-то особый дар. Он говорил своей жене Даше – ну, они не были расписаны, но жили вместе уже два с половиной года, – он говорил Даше, что в случае чего сможет так зарабатывать деньги. Предсказывать будущее. «Ясновидец Вячеслав, колдун в восьмом поколении».

Но в этот раз он совершенно ничего не почувствовал.

Открыл дверь, бросил сумку на пол, крикнул: «Привет!» – и вошел в комнату.

Там сидел его приятель Кирилл. Да, да, конечно! Они договаривались, что Кирилл зайдет к ним со своей Мариной и они пойдут в кафе, ибо пятница.

– Извини, задержали, – сказал Слава. – Привет. А Маринка с Дашкой? – и он кивнул на дверь смежной комнаты. – Ногти красят?

– Я без Маринки, – сказал Кирилл, глядя в пол.

– А Дашка где? – удивился Слава. – Эй, ты что? Что молчишь?!

– Вот она я, – дверь открылась, и вышла Даша. Почему-то в халате.

– Давай, одевайся, – сказал Слава. – Жрать хочу, страшное дело.

– Подожди, – сказала Даша.

– Чего ждать? – возмутился Слава. – Я пообедать не успел, совсем задолбали нас сегодня. В честь пятницы, ясно дело. Бежать оттуда надо, если честно…

– Подожди, – сказала Даша. Подошла к Кириллу, встала сзади, положила руки ему на плечи. Гордо выпрямилась. – Скажи сам! – почти приказала она.

Кирилл поднял голову и сказал, стараясь говорить уверенно и громко:

– Мы с Дарьей только что стали мужем и женой.

– В смысле? – не понял Слава.

Но потом догадался, покраснел, потом взял себя в руки и сказал:

– Что ж. Пойдем в кафе, отметим вашу свадьбу.

– Ты что, совсем? – закричала Даша. – В такой момент со своими приколами!

– Я не обедал сегодня, – повторил Слава. – Я есть хочу. А вы оба гады подлые, и больше ничего. Плевать на вас. Сделай мне бутерброд с сыром на прощанье.

– Сыра нет, – сказала Даша. – Есть докторская, ты покупал.

– Я ее неделю назад покупал! Она уже стухла сто раз! – Слава просто зашипел от возмущения. – Ну, ладно. Ничего. Я сам в кафе пойду. Потом! – он пошел в коридор, залез на антресоли. Вернулся с чемоданом. Раскрыл его, бросил на пол. – Собирайся. И вообще забирай, что хочешь! Только айпад оставь.

– Айпад наш общий, – сказала Даша.

– В такой момент она еще торгуется! – сказал Слава.

Даша стала собирать свою одежду.