Буря мечей. Пир стервятников Мартин Джордж
— Вот тебе и миэринский герой, — засмеялся Даарио.
— Пустая победа, — отозвался сир Джорах. — Мы не сможем взять Миэрин, убивая его защитников поодиночке.
— Это так, — согласилась Дени, — но я рада, что этот убит.
Горожане принялись обстреливать Бельваса из арбалетов, но стрелы не долетали до него. Евнух, повернувшись спиной к этому стальному дождю, спустил штаны, присел и навалил большую кучу. Подтершись шелковым плащом Ознака, он не спеша обыскал его труп, избавил умирающего коня от мучений и зашагал обратно к оливковой роще.
Свои приветствовали его радостными воплями. Дотракийцы кричали во всю глотку, Безупречные стучали копьями о щиты.
— Молодец, — похвалил евнуха сир Джорах, а Бурый Бен бросил ему спелую сливу, сказав:
— Сладкая награда за славный бой. — Даже служанки Дени не остались в стороне.
— Жаль, что у тебя волос нет, Силач Бельвас, — сказала Чхику. — Мы бы вплели тебе в косу колокольчик.
— Бельвасу не нужны ваши погремушки. — Евнух мигом умял сливу и выплюнул косточку. — Бельвас хочет печенки с луком.
— Бельвас получит свою печенку, — сказала Дени, — но ведь ты ранен. — Кровь текла по его животу из глубокого пореза на груди.
— Это ничего. Я всем позволяю поранить себя один раз, а потом их убиваю. — Он похлопал себя по окровавленному животу. — Сочти шрамы, и ты узнаешь, скольких Силач Бельвас убил.
Но Дени, потерявшая кхала Дрого из-за такой же пустячной раны, послала Миссандею за одним бывшим юнкайским рабом, искусным лекарем. Бельвас выл и жаловался, и Дени ругала его и называла большим лысым ребенком, пока лекарь промывал рану уксусом, зашивал ее и перевязывал полотном, смоченным в огненном вине. Лишь после этого она пригласила своих капитанов в шатер, чтобы начать совет.
— Я должна взять этот город, — заявила она, усевшись на груду подушек в окружении своих драконов. Ирри и Чхику разливали вино. — Его житницы полны до отказа. На террасах его пирамид растут фиги, финики и оливки, в подвалах хранится соленая рыба и копченое мясо.
— Не следует также забывать о сундуках с золотом, серебром и драгоценными камнями, — вставил Даарио.
— Я осмотрел стены со стороны суши и не нашел ни одного слабого места, — доложил сир Джорах. — Со временем мы могли бы подвести подкоп под башню, но что мы будем есть, пока копаем? Наши запасы подходят к концу.
— Нет слабых мест со стороны суши? — переспросила Дени. Миэрин стоял на мысу, где песок сочетался с камнем, при впадении в залив медленного бурого Скахазадхана. Северная его стена тянулась вдоль реки, западная — вдоль моря. — Значит ли это, что мы должны атаковать с реки или с моря?
— С тремя-то кораблями? Я согласен, пусть капитан Гролео осмотрит стену со стороны реки, но если она цела, то это — лишь более мокрый способ покончить с жизнью.
— А что, если нам построить осадные башни? Мой брат Визерис рассказывал мне о них.
— Башни строят из дерева, ваше величество, а рабовладельцы сожгли все леса на двадцать лиг от города. Без леса у нас не будет ни требюшетов, чтобы проломить эти стены, ни лестниц, чтобы на них взобраться, ни осадных башен, ни черепах, ни таранов. Ворота, конечно, можно штурмовать и с топорами, но…
— А вы видели над воротами бронзовые головы? — спросил Бурый Бен Пламм. — Головы гарпий с разинутыми ртами? Миэринцы будут лить через эти рты кипящее масло, и ваши люди с топорами сварятся заживо.
— Не послать ли нам на ворота Безупречных? — предложил Даарио, улыбнувшись Серому Червю. — Я слышал, кипящее масло для вас — все равно что теплая водичка.
— Это не так, — без улыбки ответил Серый Червь. — Безупречные не чувствуют ожогов так, как люди, но от кипящего масла слепнут и умирают. Однако мы не боимся смерти. Дайте нам тараны, и мы вышибем эти ворота или умрем.
— Умрете, но ворот не вышибете, — заверил его Бурый Бен. В Юнкае, приняв командование над Младшими Сыновьями, он объявил себя ветераном ста сражений. «Не стану, правда, говорить, что храбро сражался в каждом из них, — признался он. — Есть старые наемники и есть храбрые наемники, но храбрых старых наемников не бывает».
— Я не стану швыряться жизнями Безупречных, Серый Червь, — вздохнула Дени. — Может быть, город удастся взять измором.
— Скорее они возьмут нас измором, ваше величество, — грустно молвил сир Джорах. — Мы не найдем здесь ни пищи для себя, ни корма для мулов и лошадей. Вода в этой реке мне тоже не нравится. В Скахазадхан Миэрин спускает свои нечистоты, а воду для питья берет из глубоких колодцев. Нам уже докладывают, что в лагерях появились желудочные расстройства с лихорадкой, а в трех случаях и с кровавым поносом. Если мы останемся, больных станет еще больше. Рабы ослабли от долгого перехода.
— Они больше не рабы, — поправила Дени. — Они свободные люди.
— Рабы или свободные, они голодают и скоро начнут болеть. Город обеспечен лучше, чем мы, и водным путем туда могут подвозить новые припасы. Ваши три корабля не в силах обеспечить заслон и с реки, и с моря.
— Так что же ты советуешь нам, сир Джорах?
— Вам мой совет не понравится.
— Тем не менее я хочу услышать его.
— Как вам угодно. Я за то, чтобы оставить этот город в покое. Всех рабов в мире вы не освободите, кхалиси. Ваша война не здесь, а в Вестеросе.
— Я помню о Вестеросе. — Иногда он снился ей — сказочная страна, которую она никогда не видела. — Но если я так легко отступлю перед старыми кирпичными стенами Миэрина, как же мне брать каменные твердыни Вестероса?
— Как Эйегон — с помощью огня. К тому времени, когда мы доберемся до Семи Королевств, ваши драконы вырастут. Кроме того, у нас будут осадные башни и требюшеты, все, чего недостает нам здесь… но путь через Край Долгого Лета далек и труден, и там нас поджидают еще неведомые опасности. Вы прибыли в Астапор купить себе солдат, а не начинать войну. Приберегите свои мечи и копья для Вестероса, моя королева. Оставьте Миэрин миэринцам и двигайтесь на запад, к Пентосу.
— Побежденная? — ощетинилась Дени.
— Побежденным считается тот, кто трусливо прячется за высокими стенами, кхалиси, — заметил Чхого. Другие кровные всадники поддержали его.
— Кровь моей крови, — сказал Ракхаро, — когда трусы прячутся и выжигают все вокруг, великие кхалы ищут более храброго врага. Это все знают.
— Это все знают, — подтвердила Чхику.
— Все, но не я. — Дени всегда прислушивалась к советам сира Джораха, но уйти от Миэрина, не тронув его, — этого она переварить не могла. Она не забыла детей на столбах, и птиц, клюющих их внутренности, и тонкие ручонки, указывающие в сторону города. — Ты говоришь, что у нас не осталось еды, сир Джорах, — смогу ли я накормить моих людей, если пойду на запад?
— К сожалению, нет, кхалиси. Им придется самим добывать себе еду или погибать. В походе умрут многие, но как это ни тяжело, спасти их нам не удастся. Мы должны поскорее оставить за собой эту выжженную землю.
Дени вспомнила след из мертвых тел, который тянулся за ней через красную пустыню. Больше такого зрелища она не желала видеть.
— Нет, — сказала она. — Я не поведу своих людей на голодную смерть. — (Своих детей). — Должен быть какой-то способ проникнуть в этот город.
— Способ-то, положим, есть. — Бурый Бен огладил свою пегую от седины бороду. — Клоака.
— Клоака? Что это значит?
— Это большие, выложенные кирпичом сточные каналы, выводящие городские нечистоты в Скахазадхан. Несколько человек могли бы пройти этим путем. Я сам так бежал из Миэрина, когда Скерб лишился головы. — Он скорчил гримасу. — С тех пор эта вонь так въелась в меня, что даже по ночам мне снится.
Лицо сира Джораха выразило сомнение.
— Мне думается, таким путем легче выйти, чем войти. Если каналы опорожняются в реку, как ты говоришь, их устья должны быть расположены под самыми стенами.
— И забраны железными решетками, — подтвердил Бурый Бен, — но прутья сильно проржавели, иначе я так и утонул бы в дерьме. А внутри придется ползти вверх в кромешной тьме, через кирпичный лабиринт, где очень легко заблудиться на веки вечные. Сточные воды никогда не опускаются ниже пояса и могут захлестнуть с головой, судя по отметинам, которые я видел на стенах. И всякая нечисть там тоже водится. Здоровенные крысы, каких вы еще не видывали, и кое-что похуже.
— Вроде тебя, когда ты вылез оттуда? — засмеялся Даарио Нахарис. — Если найдутся дураки, которые на это отважатся, их учует каждый миэринский рабовладелец, как только они выберутся в город.
Бурый Бен пожал плечами.
— Ее величество спросила, есть ли способ попасть в город, и я ответил… но больше Бен Пламм туда не полезет и за все золото Семи Королевств. Если же другие захотят попытаться, милости просим.
Агго, Чхого и Серый Червь хотели заговорить одновременно, но Дени остановила их.
— Мне кажется, этот способ не слишком много обещает. — Она знала, что Серый Червь готов повести своих Безупречных в клоаку по ее приказу и что ее кровные всадники тоже не поколеблются, но никто из них не подходил для этой задачи. Дотракийцы — конные воины, а сила Безупречных заключается в их дисциплине на ратном поле. Вправе ли она посылать людей на зловонную смерть во тьме ради столь неверной надежды? — Я должна подумать над этим. Прошу вас вернуться к своим обязанностям.
Капитаны откланялись, оставив Дени в обществе ее служанок и драконов. Когда Бурый Бен выходил из шатра, Визерион расправил свои бледные крылья и лениво вспорхнул наемнику на голову, задев одним крылом по лицу. Не удержавшись на своем насесте, дракон испустил крик и снова взлетел.
— Ты ему нравишься, Бен, — сказала Дени.
— Оно и понятно, — засмеялся он. — Во мне ведь тоже есть капля драконьей крови.
— В тебе? — удивилась Дени. По виду этот наемник — настоящая дворняжка. У него широкое коричневое лицо, сломанный нос, спутанные пегие волосы, а мать-дотракийка наделила его большими темными миндалевидными глазами. Он утверждает, что в нем есть доля Браавоса, Летних островов, Иббена, Квохора, дотракийских степей, Дорна и Вестероса, но о крови Таргариенов Дени слышала впервые. — Как это так?
— Был такой Пламм в Семи Королевствах, который женился на драконьей принцессе. Мне о нем бабушка рассказывала. Он жил во времена короля Эйегона.
— Которого из Эйегонов? В Вестеросе их было пятеро. — Сын ее брата мог бы стать шестым, если бы люди узурпатора не разбили его голову о стену.
— Пятеро, говорите? Экая путаница. Не могу вам сказать, которым по счету был тот, моя королева. Но Пламм был лордом и, думаю, пользовался немалой славой в свои дни. Все дело, прошу прощения, в том, что его мужское естество было шести футов длиной.
Дени рассмеялась, звеня тремя своими колокольчиками.
— Ты хочешь сказать — дюймов?
— Э, нет — футов. Будь это шесть дюймов, кому бы он запомнился.
Дени хихикала, как маленькая девочка.
— Твоя бабушка собственными глазами видела эту достопримечательность?
— Нет, видеть она не могла. Она была наполовину иббенийка, наполовину квохорка и в Вестеросе никогда не бывала. Ей, должно быть, дед рассказывал — но деда убили дотракийцы, когда я еще на свет не родился.
— А дед от кого это узнал?
— Должно быть, ему тоже рассказывали — еще в детстве. Боюсь, это все, что мне известно об Эйегоне Неизвестном и мужских достоинствах лорда Пламма. Пойду-ка я лучше к своим Сыновьям.
— Ступай, — отпустила его Дени. Он ушел, и она снова прилегла на подушки. — Если бы ты был большой, — сказала она Дрогону, почесывая его между рожками, — я перелетела бы на тебе через стену и расплавила их гарпию. — Но пройдут еще годы, прежде чем ее драконы дорастут до того, чтобы летать на них. И кто их тогда оседлает? У дракона три головы, а у Дени только одна. Она подумала о Даарио. Если был когда-нибудь мужчина, способный обесчестить женщину одними глазами…
Она, конечно, не менее виновна, чем он. Она поглядывает на него украдкой всякий раз, как ее капитаны собираются на совет, а блеск его золотого зуба в улыбке вспоминается ей даже по ночам. И глаза. Его яркие синие глаза. На пути от Юнкая Даарио каждый вечер, являясь с докладом, приносил ей какой-нибудь цветок или веточку… чтобы она лучше познакомилась с этим краем, говорил он. Желтую иву, дикие розы, мяту, девичье кружево, кинжальный лист, ракиту, золото гарпии… И хотел избавить ее от вида мертвых детей. Напрасно, конечно, но делал он это с добрыми намерениями. А еще он смешил ее, что никогда не удавалось сиру Джораху.
Дени попыталась представить себе, что будет, если она позволит Даарио поцеловать себя так, как поцеловал тогда Джорах на корабле. Мысль эта волновала ее и тревожила. Риск слишком велик. Она и без чужих слов знала, что тирошийский наемник — человек нехороший. Несмотря на все свои улыбки и шуточки, он опасен и даже жесток. Утром Саллор и Прендаль были его товарищами, а вечером он отрубил им головы. Кхал Дрого тоже бывал жесток, и не было на свете человека опаснее, однако она его полюбила. Сможет ли она полюбить Даарио? И так ли уж это будет важно, если она уложит его к себе в постель? И если это случится, станет ли он одной из голов дракона? Сир Джорах, несомненно, будет разгневан, но не он ли посоветовал ей взять себе еще двух мужей? Может быть, ей следует взять их обоих и покончить с этим.
Что за глупые мысли лезут ей в голову. Ей нужно взять город, и мечты о поцелуях и синих глазах красавца наемника не помогут ей проломить стены Миэрина. «Я от крови дракона», — напомнила себе Дени. Мысль ее двигалась по кругу, как крыса, ловящая собственный хвост. Внезапно ей сделалось тесно в шатре, захотелось подставить лицо ветру и ощутить запах моря.
— Миссандея, — позвала она, — вели оседлать мою лошадь и свою тоже.
— Слушаюсь, ваше величество, — с поклоном ответила девочка. — Прикажете своим кровным всадникам сопровождать вас?
— Возьмем Арстана — я не собираюсь выезжать за пределы лагеря. — Среди ее детей у нее врагов нет, а старый оруженосец не станет болтать без умолку, как Бельвас, или смотреть на нее, как Даарио.
Сожженная оливковая роща, где она поставила свой шатер, располагалась у моря, между лагерями дотракийцев и Безупречных. Лошадей оседлали, и Дени со своими спутниками двинулась вдоль берега, прочь от города. Даже теперь она чувствовала, как этот город насмешливо ухмыляется ей в спину, а оглядываясь через плечо, видела, как сверкает на предвечернем солнце бронзовая гарпия, венчающая Великую Пирамиду. Скоро тамошние рабовладельцы в своих каемчатых токарах примутся за ужин из молодой баранины, оливок, нерожденных щенков, сваренных в меду сонь и прочих изысканных блюд, а дети ее лягут спать голодными. Внезапный гнев охватил Дени. «Я сокрушу вас», — поклялась она про себя.
Проезжая мимо кольев и ям, обводящих лагерь евнухов, она следила, как Серый Червь со своими сержантами проводит для одной из рот учения со щитами, короткими мечами и тяжелыми копьями. Другая рота в одних белых набедренных повязках купалась в море. Дени давно убедилась, как чистоплотны евнухи. От некоторых ее наемников разит так, будто они не мылись и не меняли одежду с тех пор, как ее отец лишился Железного Трона, а Безупречные моются каждый вечер, даже после трудного перехода. Когда воды для мытья нет, они очищают себя песком на дотракийский манер.
Евнухи при виде ее опускались на колени, прижимая сжатые кулаки к груди. Дени отвечала им тем же приветствием. Был прилив. И море пенилось прямо у ног ее Серебрянки. Чуть дальше в море стояли ее корабли со свернутыми парусами — ближе всех «Балерион», бывший «Садулеон», дальше галеи «Мираксес» и «Бхагар», в прошлом «Шалун Джозо» и «Летний сон». На самом деле это корабли магистра Иллирио, однако она переименовала их не задумываясь. Это не просто имена драконов: в древней Валирии до того, как ее поразил Рок, Валерион, Мираксес и Бхагар были богами.
К югу от аккуратно огороженного лагеря, где упражнялись и занимались омовением Безупречные, расположились станом ее вольноотпущенники, куда более шумный и беспорядочный народ. Дени раздала бывшим рабам оружие, взятое в Астапоре и Юнкае, а сир Джорах составил из боеспособных мужчин четыре полноценные роты, но здесь никаких учений не происходило. Около ста человек, собравшись вокруг сложенного из плавника костра, жарили лошадиную тушу. Пахло вкусно, и жир капал в огонь, но Дени только нахмурилась, проезжая мимо.
За тремя всадниками со смехом бежали детишки, и со всех сторон слышались возгласы на самых разных языках. Одни величали Дени матерью, другие просили о чем-то, третьи молили за нее своих богов, четвертые сами обращались к ней за благословением. Дени улыбалась направо и налево, касалась протянутых к ней рук и, в свою очередь, позволяла коленопреклоненным касаться ее стремени или ноги. Многие из них верили, что такие прикосновения приносят счастье. Пусть себе трогают, если это придает им мужества, думала Дени. Впереди у нас еще немало испытаний…
Дени остановилась поговорить с беременной женщиной, которая хотела, чтобы Матерь Драконов дала имя ее ребенку, когда он родится. В это время кто-то схватил ее за левое запястье. Обернувшись, Дени увидела высокого оборванного человека с бритой головой и дочерна загорелым лицом.
— Не так сильно… — начала она, но мужчина уже сдернул ее с седла. Земля ринулась ей навстречу и вышибла воздух из легких, серебристая кобыла, заржав, попятились прочь. Оглушенная Дени повернулась на бок, приподнялась на локте…
…И увидела над собой меч.
— Подлая свинья, — сказал мужчина. — Я так и знал, что когда-нибудь ты заявишься сюда, чтобы тебе тут ноги целовали. — Голова у него была голая, как дыня, нос покраснел и облупился, но она узнала этот голос и эти бледно-зеленые глаза. — Для начала я отрежу тебе титьки. — Дени смутно слышала, как Миссандея зовет на помощь. Один из бывших рабов сунулся было вперед, но тут же рухнул на колени, залившись кровью. Меро вытер меч о его штаны. — Кто еще хочет?
— Я. — Арстан Белобородый соскочил с коня и стал над Дени. Соленый ветер шевелил его белые волосы, руки сжимали длинный посох.
— Дед, — сказал Меро, — ты лучше иди отсюда, пока я не сломал твою палку пополам и не засунул ее тебе…
Старик сделал ложный выпад одним концом посоха отвел его назад и ударил другим концом с такой быстротой, что Дени глазам не поверила. Титанов Бастард отлетел назад, в набегающий на берег прибой, выплевывая кровь и выбитые зубы. Арстан заслонил Дени собой. Меро замахнулся мечом, но старик с кошачьим проворством отклонился назад, и его посох прошелся по ребрам Меро, чуть не сбив того с ног. Арстан, войдя в воду, отразил новый удар наемника, отскочил и встретил третий удар на половине взмаха. Все происходило так быстро, что Дени едва успевала следить за боем. Миссандея поднимала ее на ноги, когда она услышала громкое «крак». Она подумала, что это сломался посох Арстана, но тут увидела кость, торчащую из икры Меро. Падая, Титанов Бастард ткнул мечом старику в грудь, но тот почти пренебрежительно отвел удар и треснул врага в висок концом посоха. Меро растянулся у самого берега. Кровь пузырями выходила у него изо рта, волны прокатывались над ним. Еще миг — и бывшие рабы накинулись на него, в бешенстве орудуя ножами, камнями и голыми кулаками.
Дени отвернулась, испытывая тошноту. Сейчас ей было страшнее, чем в прошедшие мгновения. Этот человек чуть не убил ее.
— Ваше величество, — Арстан опустился на колени. — Я стар, и мне стыдно. Я не должен был даже близко подпускать его к вам. Я оплошал, не узнав его без волос и бороды.
— Я его тоже не узнала. — Дени сделала глубокий вдох, чтобы остановить дрожь. Враги повсюду. — Проводи меня обратно в шатер, пожалуйста.
Когда прибыл Мормонт, она лежала, закутанная в свою львиную шкуру, и пила вино с пряностями.
— Я видел речную стену, — начал он. — Она на несколько футов выше остальных и столь же прочна. Притом у миэринцев под ней заготовлено с полдюжины брандеров…
— Ты должен был предупредить меня о том, что Титанов Бастард бежал, — прервала его Дени. Рыцарь нахмурился.
— Мне не хотелось пугать вас. Я назначил награду за его голову…
— Уплати ее Белобородому. Меро шел с нами от самого Юнкая. Он сбрил бороду, волосы и замешался среди освобожденных рабов, выжидая случая отомстить. Арстан убил его.
Сир Джорах вперил в старика пристальный взгляд.
— Оруженосец с палкой убил Меро из Браавоса?
— С палкой или нет, он больше не оруженосец, — сказала Дени. — Я желаю, чтобы Арстан был посвящен в рыцари.
— Нет!
Самым странным в этом возгласе было то, что он вырвался одновременно у обоих мужчин.
Сир Джорах обнажил меч.
— Убить Титанова Бастарда — дело нешуточное. Кто ты, старик?
— Лучший рыцарь, чем ты, сир, — холодно молвил Арстан.
Рыцарь? Дени ничего не понимала.
— Ты назвался оруженосцем.
— Я был им, ваше величество. — Старик опустился на одно колено. — В юности я служил оруженосцем у лорда Сванна, а по приказу магистра Иллирио стал служить также и Силачу Бельвасу. Но в промежутке между этими двумя службами я был в Вестеросе рыцарем. Я не лгал вам, моя королева, но утаил от вас долю правды. Смиренно прошу у вас прощения за это и за прочие свои грехи.
Дени все это очень не понравилось.
— Какую правду ты утаил от меня? Говори.
Старик склонил голову.
— В Кварте, когда вы спросили, как меня зовут, я назвался Арстаном. Тут я опять-таки не солгал — многие знали меня под этим именем, пока мы с Бельвасом разыскивали вас. Но это не настоящее мое имя.
Дени испытывала скорее растерянность, чем гнев. Джорах не раз предупреждал, что Арстан ее обманывает, — но тот же Арстан только что спас ей жизнь.
Лицо сира Джораха налилось багровой краской.
— Меро сбрил себе бороду, а ты ее отрастил, так? Вот почему ты казался мне таким дьявольски знакомым…
— Ты его знаешь? — в полном недоумении спросила Дени.
— Я видел его раз десять… большей частью издали, когда он стоял в строю со своими братьями или выезжал на турнир. Но в Семи Королевствах Барристана Смелого знали все. — Сир Джорах приставил острие своего меча к шее Арстана. — Кхалиси, перед вами сир Барристан Селми, лорд-командующий Королевской Гвардией, предавший ваш дом и перешедший к узурпатору Роберту Баратеону.
Старый рыцарь даже глазом не моргнул.
— Ворона называет ворона черным, а Джорах Мормонт говорит об измене.
— Зачем ты здесь? — спросила Дени старика. — Если Роберт послал тебя убить меня, зачем ты тогда спас мою жизнь? — Он служил узурпатору. Он предал память Рейегара и обрек Визериса на жизнь и смерть в изгнании, но если бы он хотел ее смерти, ему довольно было бы остаться в стороне… — Мне нужна полная правда, и ты скажешь мне ее, присягнув честью рыцаря. Чей ты человек — узурпатора или мой?
— Ваш, если вы пожелаете меня взять, — со слезами на глазах ответил сир Барристан. — Да, я принял помилование Роберта и служил ему в Королевской Гвардии и в совете. Служил вместе с Цареубийцей и другими, немногим лучше его, маравшими мой белый плащ. Этому нет оправдания. Быть может, я и до сих пор оставался бы в Королевской Гавани, если бы злой мальчишка на Железном Троне не выгнал меня. Мне стыдно в этом признаться. Но когда он сорвал с меня плащ, которым облек меня Белый Бык, и в тот же день приказал убить меня, мне показалось, что с глаз моих сорвали пелену. Тогда я понял, что должен найти себя настоящего короля и умереть у него на службе…
— Это желание я готов удовлетворить, — мрачно вставил сир Джорах.
— Тише, — сказала Дени. — Сначала я выслушаю его.
— Быть может, мне предстоит умереть смертью изменника, — продолжал сир Барристан, — но тогда она должна постигнуть не меня одного. Прежде чем принять помилование Роберта, я сражался против него на Трезубце, ты же, Мормонт, был на его стороне, не так ли? — Он не стал дожидаться ответа. — Я сожалею, что ввел в заблуждение ваше величество. Только так и можно было помешать Ланнистерам узнать о том, что я к вам примкнул. За вами следят, как следили и за вашим братом. Лорду Варису все эти годы докладывали о каждом движении Визериса. Заседая в малом совете, я выслушал около ста таких донесений. А как только вы стали женой кхала Дрого, рядом с вами тоже появился доносчик, продающий ваши секреты Пауку в обмен на золото и обещания.
Не может этого быть!
— Ты ошибаешься. — Дени смотрела на Джораха Мормонта. — Скажи ему, что он ошибается. Доносчиков здесь нет. Скажи ему, сир Джорах. Мы вместе пересекли дотракийское море и красную пустыню… — Ее сердце трепетало, как птица в силке. — Скажи ему, Джорах. Скажи, что он неправ.
— Иные бы тебя взяли, Селми. — Сир Джорах швырнул свой меч на ковер. — Кхалиси, это было только вначале, до того, как я узнал вас и полюбил…
— Не произноси этого слова! — Дени отпрянула от него. — Как ты мог? Что такое узурпатор пообещал тебе? Золото? — Бессмертные сказали, что ей предстоит пережить еще две измены — из-за золота и любви. — Говори: что они тебе посулили?
— Варис сказал… что мне позволят вернуться домой, — склонил голову Джорах.
«Ты мог бы вернуться домой вместе со мной!» Драконы почувствовали ее ярость. Визерион взревел и пустил дым, Дрогон захлопал черными крыльями. Рейегаль, откинув голову назад, изрыгнул пламя. Ей следовал бы сказать заветное слово и сжечь их обоих. Неужели ей ни на кого нельзя положиться?
— Как видно, в Вестеросе все рыцари такие же лжецы, как и вы? Убирайтесь, пока мои драконы вас не поджарили. Думаю, жареный лжец смердит столь же скверно, как клоака Бурого Бена. Вон!
Сир Барристан с трудом поднялся, и Дени впервые поняла, как он стар.
— Ваше величество приказывает нам уйти — но куда?
— В преисподнюю, послужить королю Роберту! — Горячие слезы обожгли ей щеки. Дрогон закричал, мотая хвостом. — Пусть Иные заберут вас обоих. — (Убирайтесь, пока я не отрубила ваши вероломные головы. Вслух этих слов она произнести не могла. Они ее предали… но не раз спасали ей жизнь… но они ей лгали. — Ступайте… — (Мой медведь, мой могучий медведь, что я буду без тебя делать? И ты, старик, друг моего брата…) — Ступайте… ступайте.
Внезапно ей стало ясно, куда послать их.
Тирион
Он одевался впотьмах, прислушиваясь к тихому дыханию жены. Спит, решил он, когда Санса пробормотала что-то — возможно, чье-то имя — и повернулась на бок. Они спали в одной постели, как муж и жена, но это было единственное, что делили они между собой. Санса даже слезы приберегала про себя.
Сообщив ей о смерти брата, он ожидал вспышки горя и гнева, но лицо Сансы осталось таким спокойным, что ему показалось, будто смысл сказанного не дошел до нее. Лишь после, когда между ним и ею захлопнулась тяжелая дубовая дверь, он услышал ее рыдания. Ему захотелось войти к ней и хоть как-нибудь утешить ее, но он напомнил себе, что от Ланнистера она утешений не примет. Самое большее, что он мог сделать для Сансы, — это оградить ее от наиболее гнусных подробностей Красной Свадьбы, дошедших из Близнецов. Ей незачем знать, как надругались над телом ее брата и как нагой труп ее матери швырнули в Зеленый Зубец, осмеяв похоронный обряд дома Талли. Это только дало бы лишнюю пищу ее кошмарам.
Тирион хорошо сознавал, что этого мало. Он накинул свой плащ ей на плечи и поклялся защищать ее, но это издевка не менее жестокая, чем корона, которую Фреи надели на голову лютоволка, пришитую к шее Робба Старка. Санса понимает это не хуже, чем он. Он видел, как она смотрит на него, как деревенеет, ложась с ним в одну постель… когда они вместе, она ни на миг не забывает, кто он и что он. И ему не дает забыть. Она по-прежнему каждый вечер ходит в богорощу — может быть, она молится, чтобы он умер? Она потеряла свой дом, свое место на земле и всех, кого любила и кому доверяла. Зима близко, гласит девиз Старков — и они познали истину этих слов на себе, — но для дома Ланнистеров сейчас самый разгар лета. Отчего же тогда ему так холодно?
Тирион натянул сапоги, застегнул плащ пряжкой в виде львиной головы и потихоньку вышел в освещенный факелами коридор. Брак его хорош хотя бы тем, что позволил ему сбежать из крепости Мейегора. Лорд-отец согласился с тем, что теперь Тириону как женатому человеку нужно более просторное помещение. И лорд Джайлс внезапно лишился своих покоев в Кухонном Замке. Покои у него вполне приличные, с большой опочивальней и такой же горницей, с ванной и гардеробной для Сансы и комнатами для ее служанок и для Пода. Для Бронна тоже нашлась каморка около лестницы, и в ней даже окно есть. Совсем крохотное, правда, но свет пропускает. Через двор от них помещается главная кухня замка, но кухонные звуки и запахи для Тириона гораздо предпочтительнее, чем жизнь по соседству с сестрой. Чем меньше он видит Серсею, тем лучше себя чувствует.
Проходя мимо комнат служанок, он услышал храп Бреллы. Шая жалуется на это, но ничего не поделаешь — за все надо платить. Эту женщину предложил Варис — она была домоправительницей у лорда Ренли, когда он жил здесь, и это приучило ее быть слепой, глухой и немой.
Тирион зажег коптилку и стал спускаться по лестнице для слуг. Здесь было тихо, и слышались только его шаги. Тирион сходил все ниже, пока не оказался в мрачном подвале со сводчатым потолком. Тут, как и почти во всех нижних помещениях замка, имелся свой подземный ход. Тирион прошел им до нужной ему двери.
Внутри его ожидали драконьи черепа и Шая.
— Я уж думала, милорд забыл про меня. — Повесив платье на черный зуб, почти с нее ростом, она стояла, нагая, в челюстях дракона. Балериона, кажется. Или это Бхагар? Драконьи черепа похожи.
Тирион ощутил возбуждение от одного ее вида.
— Выходи-ка оттуда.
— Не хочу, — с самой вредной своей улыбочкой заявила она. — Пусть милорд сам освободит меня из пасти дракона. — Но когда он подошел к ней, она нагнулась и задула его фитилек.
— Шая… — Он протянул к ней руки, но она ускользнула.
— Поймай меня, — послышалось слева. — Милорд, наверно, играл в дев и чудовищ, когда был маленьким?
— Так я, по-твоему, чудовище?
— Такое же чудовище, как я дева. — Она обошла его сзади, тихо ступая по камню. — Но все-таки придется тебе меня поймать.
Он и поймал в конце концов, но только потому, что она сама позволила. Когда она очутилась в его объятиях, он совсем запыхался от этих догонялок среди драконьих черепов, но сразу забыл об этом, прижавшись лицом к ее груди. Маленькие твердые соски задели его губы и шрам на месте носа. Тирион уложил Шаю на пол.
— Мой гигант, — выдохнула она, когда он соединился с ней. — Мой гигант пришел спасти меня.
После они долго лежали, обнявшись среди черепов. Тирион прислонился к ней головой, вдыхая чистый запах ее волос.
— Надо возвращаться, — неохотно сказал он. — Скоро уже рассвет. Санса проснется.
— Надо было дать ей сонного вина, как леди Танда дает своей Лоллис. Чашу перед сном, и можно хоть у нее в постели любиться — она не узнает. Может, попробуем как-нибудь? — хихикнула Шая. Ее рука стала разминать мускулы на плече Тириона. — Ты прямо как каменный. Что тебя тревожит?
Тирион, не видя собственных пальцев, все же принялся их загибать.
— Жена. Сестра. Племянник. Отец. Тиреллы. — Он перешел на другую руку. — Варис. Пицель. Мизинец. Красный Змей Дорнийский. — Остался последний палец. — И лицо, которое смотрит на меня из воды, когда я умываюсь.
Шая поцеловала его искореженный нос.
— Это смелое лицо, доброе и хорошее. Жаль, что я не вижу его теперь.
Вся невинность мира заключалась в ее голосе. Невинность? Это у шлюхи-то? Дурак. Для нее в мужчине главное то, что у него между ног.
— Тебе, может, и жаль, а мне нет. Впереди у нас обоих долгий день. Зря ты задула коптилку — как мы теперь отыщем свою одежду?
— Если не отыщем, пойдем голые, — засмеялась она.
«И если нас кто-то увидит, мой лорд-отец повесит тебя». Взяв Шаю в служанки к Сансе, он мог теперь без опаски разговаривать с ней, но не тешил себя тем, что им ничего не грозит. Варис не позволял ему успокаиваться.
— Я придумал Шае хорошую историю, которая вполне годилась для Лоллис и леди Танды, но ваша сестра куда более подозрительна. Если она спросит, что мне известно…
— Ты ей солжешь что-нибудь.
— Ну уж нет. Я скажу, что эта девушка — лагерная потаскушка, которую вы подобрали перед битвой на Зеленом Зубце и привезли в Королевскую Гавань вопреки прямому запрету вашего лорда-отца. Я не стану лгать королеве.
— Раньше ты врал без зазрения совести. Может, сказать ей об этом?
— Вы меня без ножа режете, милорд, — вздохнул евнух. — Я преданно служил вам, но и сестре вашей должен служить по возможности. Как вы думаете, долго ли я проживу, если стану совсем ей не нужен? У меня нет свирепого наемника, который охранял бы меня, нет отважного брата, который бы за меня отомстил — только маленькие пташки, которые шепчут мне на ухо. Эти-то шепотки и помогают мне продлевать мою жизнь со дня на день.
— Прости меня за то, что я не плачу над твоей участью.
— Охотно, но и вы простите меня, если я не стану плакать по Шае. Признаюсь, я до сих пор не понимаю, что мог найти такой умный человек в этой дурочке.
— Не будь ты евнухом, ты бы понял.
— Вот, значит, как? Либо у тебя есть ум, либо кусочек мяса между ног, но не то и другое вместе? — хихикнул Варис. — Пожалуй, мне следует быть благодарным, что меня сделали евнухом.
Прав был Паук, прав. Тирион шарил во тьме, ища свои подштанники и чувствуя себя при этом глубоко несчастным. Риск, на который он шел, держал его натянутым, как барабанная кожа, и к этому примешивалась вина. Иные бы ее взяли, эту вину, думал он, натягивая через голову рубашку. С чего мне чувствовать себя виноватым? Моей жене я не нужен ни с какой стороны, особенно с той, которая так хочет ее. Может, рассказать ей о Шае? Он не первый мужчина, содержащий наложницу. Даже благороднейший отец Сансы наделил ее братцем-бастардом. Может, жене даже понравится, что он спит с Шаей — лишь бы ее не трогал.
Нет, он не посмеет. Брачные обеты обетами, но жене доверяться нельзя. Телом она девственница, но невинной ее не назовешь — она уже однажды выдала Серсее планы родного отца. А девушки ее возраста секретов, как правило, хранить не умеют.
Единственный разумный выход — это отослать Шаю куда-нибудь. Например, в публичный дом Катаи. Там она могла бы носить свои шелка и драгоценности без помех. И у нее появились бы знатные клиенты. Такая жизнь гораздо лучше той, которую Шая вела до встречи с ним.
А если ей надоело зарабатывать себе на хлеб таким способом, ее можно и замуж выдать. Может быть, за Бронна? Наемник никогда не брезговал хозяйскими объедками, притом он теперь рыцарь — на лучшую партию ей и надеяться нечего. Или за сира Таллада? Тирион не раз замечал, каким грустным взором тот провожает Шаю. Почему бы и нет? Он высок, силен, довольно приятен собой — молодой, подающий надежды, рыцарь с ног до головы. Загвоздка в том, что Шая для него — только хорошенькая горничная из замка. Если он после женитьбы узнает, что она была шлюхой…
— Милорд, ты где? Драконы тебя съели, что ли?
— Я тут. Нашел какой-то башмак — твой, кажется.
— Какой унылый у милорда голос. Я не угодила ему?
— Угодила, — кратко ответил он. — Как всегда. — Вот это-то и опасно. Он то и дело строит планы, как бы отослать ее прочь, но это никогда не длится долго. Тирион смутно различал во мраке, как она натягивает шерстяной чулок на стройную ногу. Здесь как будто стало лучше видно? Сквозь длинные узкие окна под самым потолком сочился слабый свет, и черепа таргариеновых драконов выступали из тьмы, черные на сером. — День слишком спешит. — Новый день. Новый год. Новый век. Я пережил Зеленый Зубец и Черноводную, переживу как-нибудь и свадьбу Джоффри.
Шая сдернула платье с драконьего зуба и натянула его через голову.
— Я пойду первая. Надо помочь Брелле наполнить ванну. — Она нагнулась, чтобы напоследок поцеловать его в лоб. — Я люблю тебя, мой гигант Ланнистер.
«Я тоже люблю тебя, милая. Шлюха или нет, ты заслуживаешь лучшего, чем я могу тебе дать. Выдам ее за сира Таллада. Он, кажется, достойный юноша. И высокий…»
Санса
Какой сладкий сон. Она снова была в Винтерфелле и бегала по богороще со своей Леди. Отец и братья тоже там были. Если бы сны могли сбываться наяву…
Санса откинула одеяло. Она должна быть храброй. Мучения ее, так или иначе, скоро кончатся. Будь с ней Леди, она не боялась бы — но Леди нет. Робб, Бран, Рикон, Арья, отец, мать, даже септа Мордейн — все умерли. Все, кроме нее. Теперь она одна на всем свете.
Ее лорда-мужа не оказалось рядом, но к этому она уже привыкла. Тирион плохо спит и часто поднимается еще до рассвета. Обычно она заставала его в горнице — он сидел там при свече, согнувшись над каким-нибудь пергаментом или толстой книгой. В других случаях он отправлялся на кухню, привлеченный ароматом свежего хлеба, или поднимался в сад на крыше, где прохаживался в одиночестве по Гульбищу Предателя.
Санса открыла ставни и поежилась. На востоке громоздились тучи, пронзенные солнечными лучами. Словно два огромных замка плывут по небу. Санса различала стены из глыбастого камня, мощные башни и барбиканы. Наверху, у самых меркнущих звезд, развевались знамена. Позади поднималось солнце, и замки из черных стали серыми, а потом заиграли тысячью розовых, золотых и багряных тонов. Еще немного — и ветер смешал их, сделав из двух замков один.
Открылась дверь — это служанки принесли горячую воду для ванны. Обе они служили у нее совсем недавно. Тирион сказал, что женщины, состоявшие при ней раньше, были шпионками Серсеи, о чем Санса всегда подозревала сама.
— Посмотрите, какой замок, — сказала она им.
Служанки подошли посмотреть.
— Золотой, — сказала Шая, девушка с короткими темными волосами. Она хорошо исполняла все, что от нее требовалось, но порой поглядывала на Сансу весьма дерзко. — Вот бы и на земле такие строили.
— Замок, говорите? — прищурилась Брелла. — Вон та башня вот-вот обрушится. Это просто руины.
О руинах Сансе думать не хотелось, и она закрыла ставни.
— Нас ждут к завтраку у королевы. Мой лорд-муж в горнице?
— Нет, миледи, я его не видела, — ответила Брелла.
— Может, он у отца, — предположила Шая. — Деснице мог понадобиться его совет.
Брелла на это только фыркнула.
— Вам лучше сесть в ванну, леди Санса, пока вода не остыла.
Шая сняла с Сансы сорочку, и она опустилась в большую деревянную ванну. Не попросить ли вина, чтобы успокоиться? Венчание состоится днем в Великой Септе Бейелора, а вечером в тронном зале начнется пир, где будет тысяча гостей и семьдесят семь блюд, певцы, жонглеры и скоморохи. Но начнется день с завтрака в Бальном Зале Королевы, который Серсея устраивает для Ланнистеров и Тиреллов-мужчин вместе с сотней других лордов и рыцарей. Тиреллы-женщины будут завтракать с Маргери. Вот и меня в Ланнистеры записали, с горечью думала Санса.
Брелла, мывшая Сансе спину, велела Шае принести воды погорячее.
— Вы вся дрожите, миледи.