Буря мечей. Пир стервятников Мартин Джордж
— Вода успела остыть, — солгала Санса.
Служанки уже одевали ее, когда явился Тирион вместе с Подриком Пейном.
— Ты очень красива, Санса. Налей-ка мне вина, Под.
— Нам подадут вино за завтраком, милорд, — заметила Санса.
— Я начну прямо сейчас. Уж не хочешь ли ты, чтобы я предстал перед моей сестрицей на трезвую голову? Настал новый век, миледи. Триста лет со дня победы Эйегона. — Карлик взял из рук Подрика чашу красного и высоко поднял ее. — За Эйегона. Удачливый был малый, нечего сказать. Две сестры, две жены, три больших дракона — чего еще желать человеку?
Он вытер рот рукой. Санса заметила, что одежда на нем испачкана и помялась, как будто он в ней спал.
— Не лучше ли вам переодеться, милорд? Ваш новый дублет очень красив.
— Дублет-то красив, спору нет. — Тирион отставил чашу. — Пойдем, Под, поищем что-нибудь, в чем бы я не казался таким карликом. Чтобы моей леди-жене не стыдно было.
Когда Бес вернулся, он обрел приличный вид и даже стал чуть повыше. Подрик Пейн тоже переоделся и в кои-то веки стал похож на настоящего оруженосца, только большой красный прыщ около носа немного портил роскошный, пурпурно-белый с золотом наряд. Как он все-таки застенчив, этот мальчик. Поначалу Санса побаивалась Тирионова оруженосца — как-никак, он Пейн, родственник сира Илина Пейна, отрубившего голову ее отцу. Но вскоре она поняла, что Под боится ее не меньше, чем она — его родича. Всякий раз, когда она с ним заговаривала, он делался таким красным, что страшно было смотреть.
— Пурпур, белизна и золото — это цвета дома Пейнов, Подрик? — учтиво осведомилась она.
— Нет, то есть да. — Он залился краской. — У нас поле в пурпурно-белую клетку. В гербе. И золотые монеты на нем. — Он потупился, глядя себя под ноги.
— У этих монет есть своя история, — сказал Тирион. — Когда-нибудь Под, я думаю, поведает ее твоим башмакам, но теперь нам пора. Идем?
Идти Сансе очень не хотелось. Не сказать ли ему, что у нее живот побаливает или что месячные пришли? Она ничего бы так не желала, как залезть обратно в постель и спрятаться под одеяло. Нет. Я должна быть храброй, как Робб, сказала она себе, опершись на руку своего лорда-мужа.
В Бальном Зале Королевы им подали медовые коврижки с черникой и орехами, окорок, зажаренную в сухарях плотву, осенние груши и дорнийское блюдо из лука, сыра и рубленых яиц, приправленное жгучим перцем.
— Ничто так не помогает разжечь аппетит перед пиром из семидесяти семи блюд, как хороший завтрак, — заметил Тирион. На столе стояли кувшины с молоком, медом и легким золотистым вином. Музыканты, расхаживая между столами, играли на волынках, флейтах и скрипках, сир Донтос скакал на палке от метлы, Лунатик издавал щеками неприличные звуки и пел непристойные песенки.
Тирион ел очень мало, но выпил несколько чаш вина. Санса попробовала дорнийское крошево, но перец обжег ей рот. К рыбе, коврижкам и фруктам она едва притронулась. Каждый раз, когда Джоффри смотрел на нее, ее живот сводило так, словно она летучую мышь проглотила.
Затем со столов убрали, и королева торжественно преподнесла Джоффу свадебный плащ, который ему предстояло накинуть на плечи Маргери.
— Это тот самый плащ, который был на мне, когда Роберт сделал меня своей королевой, и тот самый, которым мой лорд-отец окутал плечи моей матери леди Джоанны. — Сансе показалось, что вид у плаща довольно потертый — возможно, из-за того, что им уже неоднократно пользовались.
Настало время делать подарки. В области Простора их принято дарить наутро перед свадьбой — жениху отдельно, невесте отдельно; назавтра они получат новые дары, уже как супружеская пара.
От Джалабхара Ксо Джоффри получил большой лук из золотого дерева и колчан длинных стрел с зеленым и алым оперением. От леди Танды — сапоги для верховой езды. От сира Кивана — превосходное турнирное седло из красной кожи. От принца Оберина — пряжку червонного золота в виде скорпиона. От сира Аддама Марбранда — серебряные шпоры. От лорда Матиса Рована — турнирный шатер из красного шелка. Лорд Пакстер Редвин преподнес деревянную игрушечную боевую галею на двести весел — именно такие строились теперь у него в Бору.
— С разрешения вашего величества я предложил бы назвать ее «Доблесть короля Джоффри», — сказал он, и Джоффри охотно дал свое позволение.
— Она будет моим флагманом, когда я отплыву на Драконий Камень, чтобы покончить с моим вероломным дядей Станнисом, — объявил король.
Нынче он изображал из себя милостивого государя. Санса знала, что Джофф может держать себя благородно, когда хочет, но этого ему хотелось все реже и реже. Всю его учтивость, во всяком случае, как рукой сняло, когда Тирион вручил ему свой подарок: огромную толстую книгу «Жизнь четырех королей», в кожаном переплете и с отменными иллюстрациями. Король перелистал ее без всякого интереса.
— Что это, дядя?
Что-что — книга! Наверно, Джоффри шевелит своими толстыми, как червяки, губами, когда читает.
— Это написанная великим мейстером Каэтом история четырех королей: Дейерона Молодого Дракона, Бейелора Благословенного, Эйегона Недостойного и Дейерона Доброго, — ответил муж Сансы.
— Это книга, которую следует прочесть каждому королю, ваше величество, — добавил сир Киван.
— У моего отца не было времени на книги. — Джоффри оттолкнул от себя фолиант, лежащий перед ним на столе. — Если бы ты поменьше читал, дядя Бес, леди Санса, возможно, уже зачала бы ребенка. — Он засмеялся… а когда король смеется, другим тоже приходится. — Не печалься, Санса: когда королева Маргери понесет, я зайду к вам в опочивальню и покажу моему дядюшке, как это делается.
Санса, покраснев, беспокойно покосилась на Тириона. Не вышло бы опять того же, что было с их провожанием. Но карлик в кои-то веки набрал в рот воды, вернее вина, и промолчал.
Лорд Мейс Тирелл поднес свой подарок: золотую чашу трех футов вышиной, с двумя фигурными ручками и семью гранями, украшенными драгоценными камнями.
— Семь граней обозначают семь королевств вашего величества, — пояснил он. Каждая из граней носила на себе эмблему одного из великих домов. Отец невесты показал гостям рубинового льва, изумрудную розу, ониксового оленя, серебряную форель, сокола из голубой яшмы, опаловое солнце и жемчужного лютоволка.
— Великолепная чаша, — сказал Джоффри, — но нам, пожалуй, придется убрать волка и приделать на его место осьминога.
Санса притворилась, что не слышит.
— Мы с Маргери будем пить из нее на пиру, батюшка. — Джоффри поднял чашу над головой, чтобы все могли полюбоваться ею.
— Эта лохань вышиной с меня, — пробормотал Тирион. — Если Джофф выпьет хотя бы половину, он под стол свалится.
Вот и хорошо, подумала Санса — авось шею себе сломает.
Лорд Тайвин, оставшись последним, вручил свой дар: длинный меч. Его ножны из вишневого дерева и промасленной красной кожи были усажены, как заклепками, золотыми львиными головами. Санса разглядела, что глаза у львов рубиновые. В зале стало тихо, когда Джоффри обнажил клинок. Красная с черным сталь засверкала на утреннем солнце.
— Великолепно, — произнес Матис Рован.
— Меч, о котором будут слагать песни, ваше величество, — сказал лорд Редвин.
— Королевский меч, — присовокупил сир Киван Ланнистер.
Королю, похоже, очень хотелось убить кого-нибудь прямо сейчас, такое волнение его обуяло. Он взмахнул мечом в воздухе и рассмеялся.
— Великий меч должен носить великое имя, милорды! Как мне назвать его?
Санса вспомнила Львиный Зуб, который Арья закинула в Трезубец, и Пожиратель Сердец, который Джоффри заставил ее поцеловать перед битвой. Попросит ли он Маргери поцеловать этот?
Гости стали выкрикивать разные имена, и Джофф забраковал их с дюжину, пока не услышал то, что пришлось ему по вкусу.
— Вдовий Плач! — вскричал он. — Да! Он многих сделает вдовами. А когда я встречусь в бою с дядей Станнисом, то разрублю его волшебный меч пополам! — Джофф рубанул сверху вниз, заставив сира Бейлона Свана поспешно шагнуть назад. Это вызвало общий хохот.
— Будьте осторожны, ваше величество, — предостерег сир Аддам Марбарнд. — Валирийская сталь смертельно остра.
— Я помню, — сказал Джоффри, и, держа Вдовий Плач двумя руками, с размаху опустил ее на книгу, подаренную ему Тирионом. Тяжелый кожаный переплет разошелся с одного удара. — Я же говорил вам, что валирийская сталь мне не в новинку. — Ему понадобилось еще с полдюжины ударов, чтобы перерубить толстый том пополам, и к этому времени он совсем запыхался. Санса чувствовала, что ее муж с трудом сдерживает ярость.
— Надеюсь только, что вам никогда не захочется попробовать этот клинок на мне, государь, — воскликнул сир Осмунд Кеттлблэк.
— Постарайтесь не давать мне повода, сир. — Джоффри острием скинул со стола останки «Жизни четырех королей» и спрятал Вдовий Плач в ножны.
— Ваше величество, возможно, не знали, — сказал сир Гарлан Тирелл, — что в Вестеросе было всего лишь четыре экземпляра этой книги, раскрашенных собственной рукой Каэта.
— Теперь их осталось три. — Джоффри отстегнул свой старый меч и опоясался новым. — Подарок остается за тобой и леди Сансой, дядя Бес. Этот весь изрублен.
Тирион вперил в племянника свои разномастные глаза.
— Быть может, кинжал, ваше величество, — под пару мечу? Из столь же острой валирийской стали… с рукояткой из драконьей кости.
Джоффри ответил ему настороженным взглядом.
— Да… это было бы хорошо. Только пусть рукоятка будет золотая, с рубинами. Драконова кость — это слишком просто.
— Как прикажет ваше величество. — Тирион принялся за новую чашу с вином. Можно было подумать, что он здесь один, так мало внимания уделял он Сансе. Но когда пришло время отправляться на церемонию, он взял жену за руку.
Пока они шли через двор, их догнал принц Оберин в паре со своей черноволосой любовницей. Санса смотрела на эту женщину с любопытством. Она сама незаконнорожденная и родила принцу двух незаконных дочерей, а между тем не боится смотреть в глаза даже самой королеве. Шая рассказывала Сансе, что эта Эллария поклоняется какой-то лиссенийской богине любви. «Она была чуть ли не шлюха, когда он ее нашел, миледи, — говорила служанка, — а теперь что твоя принцесса». Санса впервые оказалась так близко к дорнийке и решила, что ту нельзя назвать красавицей, но что-то в ней невольно притягивает глаз.
— Однажды мне посчастливилось увидеть тот экземпляр «Жизни четырех королей», что хранится в Цитадели, — говорил принц Оберин ее мужу. — Иллюстрации поистине превосходны, но Каэт слишком уж добр к королю Визерису.
— Слишком добр? — остро глянул на него Тирион. — По-моему, он бессовестно им пренебрегает. Книгу, в сущности, следовало бы назвать «Жизнь пяти королей».
— Визерис и двух недель не правил, — засмеялся принц.
— Он правил больше года, — возразил Тирион.
— Год или две недели, какая разница? Он отравил родного племянника, чтобы занять трон, а заняв его, ничего уже не делал.
— Бейелор сам уморил себя своими вечными постами. Его дядя верно служил ему как десница, а до него — Молодому Дракону. Царствовал Визерис всего лишь год, но правил он все пятнадцать, пока Дейерон воевал, а Бейелор молился. А если он и в самом деле умертвил племянника, можно ли его упрекать? Кому-то нужно было избавить страну от безумств Бейелора.
Сансу эти слова поразили.
— Но Бейелор Благословенный был великим королем. Он прошел босой по Костяному Пути, чтобы заключить мир с Дорном, и спас Рыцаря-Дракона из змеиной ямы. Змеи не стали его жалить, так чист он был и свят.
— Разве вы на их месте, миледи, стали бы кусать сухой сучок вроде Бейелора Благословенного? — улыбнулся принц. — Я бы приберег зубы для кого-нибудь посочнее…
— Принц шутит с вами, леди Санса, — вставила Эллария Сэнд. — Только септоны и певцы утверждают, что змеи не тронули Бейелора. На самом деле он получил с полсотни укусов и должен был умереть от них.
— Если бы он тогда умер, Визерис царствовал бы двенадцать лет, и Семи Королевствам это пошло бы только на пользу, — сказал Тирион. — Кое-кто полагает, что Бейелор свихнулся как раз от змеиного яда.
— Но у вас в Красном Замке я змей не видел, — заметил принц Оберин. — Как же вы располагаете поступить с Джоффри?
— Никак. Прошу извинить — нас ждут носилки, — с чопорным поклоном молвил Тирион. Он помог Сансе сесть и сам взобрался следом за ней. — Будьте добры, миледи, задерните занавески.
— Нужно ли это, милорд? — Сансе не хотелось сидеть в закрытых носилках. — День так хорош.
— Добрые горожане Королевской Гавани начнут швырять в носилки навозом, если увидят меня. Окажите услугу нам обоим, миледи, — закройте занавески.
Санса повиновалась, и некоторое время они сидели в душной коробочке молча.
— Мне жаль вашей книги, милорд, — проговорила наконец Санса.
— Она больше не была моей — я отдал ее Джоффри. Он мог бы почерпнуть из нее кое-что. — Голос Тириона звучал рассеянно. — Мне следовало быть умнее… во многом.
— Возможно, кинжал ему понравится больше.
Карлик сделал гримасу. И шрам у него на лице сморщился.
— Этот мальчик вполне заслуживает кинжала, вы не находите? — К счастью, ответа он дожидаться не стал. — Я помню, в Винтерфелле он поссорился с вашим братом Роббом — а с Браном у него стычек не было?
— С Браном? — растерялась Санса. — До того, как он упал? — Она попыталась вспомнить — все это было так давно. — Бран был славный мальчик. Его все любили. Я помню, они с Томменом дрались на деревянных мечах, но ведь они только играли…
Тирион вновь погрузился в угрюмое молчание. Санса услышала лязг цепей — это подняли решетку в воротах замка. Потом раздался крик. И носилки пришли в движение. Санса, поскольку смотреть было больше не на что, опустила глаза на свои сложенные руки, чувствуя себя неуютно под разномастным взглядом мужа. Ну что он так уставился на нее?
— Ты любила своих братьев, как я люблю Джейме.
А это к чему сказано? Какая-нибудь ланнистерская уловка, чтобы подвигнуть ее на крамольные речи?
— Мои братья были изменниками и умерли позорной смертью. Любить изменников — тоже измена.
— Робб поднял оружие против своего законного короля и по закону действительно считается изменником, — фыркнул карлик, — но другие были еще слишком малы и вряд ли понимали, что такое измена. — Он потер свой изуродованный нос. — Тебе известно, Санса, что произошло с Браном в Винтерфелле?
— Он упал. Бран всегда лазал по стенам и крышам, вот и упал наконец. Мы всегда этого боялись. А потом его убил Теон Грейджой.
— Да, Теон Грейджой… — вздохнул Тирион. — Твоя леди-мать как-то обвинила меня… впрочем, не буду тебя обременять неприглядными подробностями. Обвинение было ложным — я не причинял вашему Брану никакого зла. И тебе не собираюсь причинять.
Какого, собственно, ответа он от нее ждет?
— Рада это слышать, милорд. — Он явно хотел еще чего-то, но Санса не знала, чего. Он смотрит, как голодный ребенок, но мне нечего ему дать. Почему он не оставит меня в покое?
Тирион снова потер свой несчастный нос — скверная привычка, привлекающая внимание к его уродливому лицу.
— Ты так и не спросила меня, как умерли Робб и твоя леди-мать.
— Я предпочла бы… не знать этого. Не хочу видеть дурных снов.
— Хорошо, я тебе не скажу.
— Вы… вы очень добры.
— Ну еще бы. Я сама доброта. И знаю толк в дурных снах.
Тирион
Новая корона, подаренная Семерым его отцом, была вдвое выше прежней, разбитой бунтовщиками. Сверкало золото, и радужный блеск кристаллов сопровождал каждое движение верховного септона. Тирион диву давался, как старичок выдерживает такую тяжесть. Но даже Бес должен был признать, что Джоффри и Маргери, стоящие рядом между громадными золочеными статуями Отца и Матери, — поистине царственная пара.
Невеста была прелестна в кремовых шелках и мирийском кружеве, с юбкой, расшитой цветами из мелкого жемчуга. Как вдова Ренли она могла бы надеть цвета Баратеонов, золото с черным, но предстала перед ними как Тирелл, в девичьем плаще из зеленого бархата с сотней парчовых роз на нем. Неужели она в самом деле девственница? Впрочем, Джоффри вряд ли заметит разницу.
Король, почти не уступающий великолепием своей невесте, стоял в дублете цвета пыльной розы и плаще из густо-красного бархата, украшенном эмблемами льва и оленя. Золотая корона ловко сидела на его золотых кудрях. «А ведь это я ее спас, твою корону», — думал Тирион, переминаясь с ноги на ногу. Он слишком много выпил и теперь маялся. Надо было облегчиться перед выездом из замка. Бессонная ночь, проведенная с Шаей, тоже сказывалась, но больше всего Тириона одолевало желание удушить своего племянничка.
Валирийская сталь мне не в новинку — скажите на милость! Септоны вечно разглагольствуют о том, что суд Отца никого не минует. Вот если бы Отец опустил с небес свою длань и раздавил Джоффа, как навозного жука, Тирион, пожалуй, в это бы поверил.
Ему давно следовало бы догадаться. Джейме никогда не послал бы другого убивать за него, а Серсея слишком хитра, чтобы пользоваться ножом, который мог бы привести к ней, но Джофф, этот глупый, самоуверенный маленький негодяй…
Тириону вспомнилось то холодное утро, когда он, спускаясь по наружной лестнице из винтерфеллской библиотеки, услышал, как принц Джоффри шутит со своим Псом по поводу охоты на волков. «Послать пса убить волка», — сказал он. Однако даже у Джоффри достало ума не посылать Сандора Клигана убить сына Эддарда Старка; Пес обратился бы к Серсее. Вместо этого мальчишка нашел себе пособника среди кучи вольных всадников, наемников и маркитантов, примкнувших к королевскому поезду по пути на север. Какого-нибудь нищего недоумка, готового рискнуть жизнью ради доброго расположения принца и пары монет. Кто из них придумал подождать с убийством до тех пор, когда Роберт уедет из Винтерфелла? Скорее всего Джофф — ему это не иначе как представлялось верхом хитроумия.
Кинжал принца, насколько Тирион помнил, имел рукоять с драгоценными камнями и инкрустированный золотом клинок. Джофф опять-таки оказался не столь глуп, чтобы им пользоваться, и вместо этого стянул кинжал у отца. Роберт Баратеон отличался беззаботной щедростью и охотно подарил бы сыну все, что бы тот ни попросил… но мальчик скорее всего взял оружие без спроса. Роберт прибыл в Винтерфелл с большой свитой лордов и рыцарей, с огромной кибиткой и длинным обозом. Какой-нибудь ревностный слуга уж верно прихватил и королевское оружие на случай, если оно Роберту понадобится.
Джофф выбрал себе простой клинок. Ни дорогих каменьев, ни золота и серебра на стали. Король Роберт никогда не носил его и вполне мог забыть, что у него такой есть. Но валирийская сталь смертельно остра… она рассекает кожу и мускулы одним махом. «Валирийская сталь мне не в новинку». Так ли? Как видно, нет — иначе он сообразил бы, что кинжал Мизинца брать не стоит.
Причина всего этого от Тириона по-прежнему ускользала. Обыкновенная жестокость? Этим качеством племянник наделен в полной мере. Тириону стоило труда не выблевать все, что он выпил, или не намочить бриджи. Он беспокойно топтался на месте. Надо бы промолчать во время завтрака — теперь мальчишка знает, что он знает. Длинный язык когда-нибудь погубит его.
Семь обетов и семь благословений были даны. Пропели свадебный гимн, причины, делающей брак невозможной, никто не назвал, и пришло время менять плащ. Тирион переминался с ноги на ногу, заглядывая в просвет между отцом и дядей Киваном. Если будет на то милость богов, Джофф не станет поднимать шум. Тирион намеренно не смотрел на Сансу, но его обида от этого не уменьшалась. Могла бы стать на колени, чтоб ей пусто было. Разве это так трудно — согнуть свои проклятые Старковы колени и немного пощадить мое достоинство?
Мейс Тирелл бережно снял с дочери девичий плащ, а Джоффри принял сложенный невестин от своего брата Томмена и развернул его. Тринадцатилетний король ростом не ниже своей шестнадцатилетней невесты — ему-то на спину дурака взбираться не понадобится. Он окутал Маргери красной с золотом тканью и застегнул пряжку у горла — теперь из-под опеки отца она перешла под защиту мужа. Но кто защитит ее от Джоффа? Тирион посмотрел на Рыцаря Цветов, стоящего в строю с другими королевскими гвардейцами. Отточи получше свой меч, сир Лорас.
— Этим поцелуем я клянусь любить тебя вечно! — звонко произнес Джоффри. Маргери ответила ему теми же словами, и их губы слились. Верховный септон, мерцая радужной короной, торжественно объявил, что отныне Джоффри из дома Баратеонов и Ланнистеров и Маргери из дома Тиреллов — одна плоть, одно сердце и одна душа.
Наконец-то. Теперь скорее бы в замок, чтобы я мог отлить.
Выход возглавили сир Лорас и сир Меррин в белых чешуйчатых доспехах и белоснежных плащах. За ними шел принц Томмен, разбрасывая из корзинки розовые лепестки перед королем и королевой. За молодыми последовали королева Серсея и лорд Тирелл, далее — мать невесты с лордом Тайвином. Королева Шипов семенила следом, опираясь одной рукой на сира Кивана, а другой на трость. Два ее телохранителя шли за ней неотступно на случай, если она упадет. За ними тронулся сир Гарлан Тирелл со своей леди-женой, и наконец настала их очередь.
— Миледи. — Тирион подал Сансе руку, и та приняла ее должным образом, но ее рука была как деревянная, и она ни разу на него не взглянула.
Еще не дойдя до двери, он услышал на улице ликующие крики. Чернь полюбила Маргери так, что готова любить заодно и Джоффри. Ведь она принадлежала Ренли, красивому молодому принцу, который восстал из могилы, чтобы спасти их. С нею с юга по Дороге Роз пришло хайгарденское изобилие. Дурачье успело позабыть, что эту самую Дорогу Роз закрыл не кто иной, как Мейс Тирелл, что и привело к голоду.
Они вышли на свежий осенний воздух.
— Я уж думал, мы оттуда ввек не выберемся, — сказал Тирион, и Сансе волей-неволей пришлось на него посмотреть.
— Да, милорд. — Вид у нее был грустный. — Но церемония прошла прекрасно.
«Не то что наша».
— Скажу одно: шла она долго. Мне надо обратно в замок, чтобы посикать. Жаль, что я не придумал себе какого-нибудь поручения и не убрался из города. Мизинец, вот кто умно поступил.
Джоффри и Маргери в окружении Королевской Гвардии стояли на вершине лестницы, ведущей на широкую мраморную площадь. Сир Аддам со своими золотыми плащами сдерживал народ, изваяние короля Бейелора Благословенного благосклонно взирало на новобрачных. Тирион был вынужден влиться в процессию тех, кто подходил с поздравлениями. Он поцеловал пальцы Маргери и пожелал ей всяческих благ. К счастью, сзади напирали другие, поэтому задерживаться не пришлось.
Их носилки стояли на солнце и сильно нагрелись. Тирион прилег, опираясь на локоть, Санса смотрела на свои руки. Она не менее хороша, чем Маргери. У нее пышные рыжевато-золотистые волосы и густо-голубые глаза Талли. Горе придает ей несколько затравленный вид, что, если уж на то пошло, делает ее еще красивее. Тирион снова возмечтал пробиться к ней сквозь броню ее учтивости и нарушил молчание — то ли ради этого, то ли чтобы отвлечься от своего переполненного пузыря:
— Я подумал, что когда дороги опять станут безопасными, мы сможем поехать в Бобровый Утес. — Подальше от Джоффри и сестрицы. Чем больше Тирион думал о том, что сделал Джоффри с «Жизнью четырех королей», тем больше это его беспокоило. В этом заключалось послание, и весьма недвусмысленное. — Мне будет приятно показать тебе Золотую Галерею, Львиную Пасть и Чертог Героев, где мы с Джейме играли мальчишками. Во время прилива снизу слышится гром…
Санса медленно подняла голову. Он хорошо знал, что она видит перед собой: уродливый выпуклый лоб, красный обрубок на месте носа, зубчатый розовый шрам и разные глаза. В ее собственных, больших и голубых, была пустота.
— Я поеду всюду, куда пожелает мой лорд-муж.
— Я надеялся, что это доставит вам удовольствие, миледи.
— Мне доставит удовольствие все, что приятно милорду.
Тирион стиснул зубы. Жалкий ты человечек, карлик. По-твоему, твоя болтовня о Львиной Пасти заставит ее улыбнуться? Когда это женщины улыбались тебе просто так, не ради золота?
— Впрочем, нет, это глупая мысль. Утес может нравиться только Ланнистерам.
— Да, милорд, наверное.
Носилки покачивались, и горожане выкликали имя короля Джоффри. Через три года этот жестокий мальчишка, став мужчиной, возьмет власть в свои руки… и всякому карлику, имеющему хоть крупицу ума, лучше будет убраться подальше из Королевской Гавани. В Старомест, возможно, — или даже в Вольные Города. Ему всегда хотелось увидеть Браавосского Титана. Возможно, там Сансе понравится. Тирион заговорил о Браавосе и вновь встретился с вежливостью, столь же ледяной и непробиваемой, как Стена, по которой он когда-то прохаживался. Он сдался, и остаток пути они проделали молча.
Он поймал себя на том, что надеется услышать от Сансы хоть что-нибудь, но она так ни слова и не промолвила. Носилки остановились во дворе замка, и он велел одному из конюхов помочь ей выйти.
— Через час нас ждут на пиру, миледи. Я скоро присоединюсь к вам. — На затекших ногах он заковылял через двор. Позади звонко смеялась Маргери, которую Джоффри снимал с седла. Когда-нибудь этот мальчик станет таким же высоким и сильным, как Джейме, а я так и останусь карликом. И ему захочется сделать меня еще короче…
Зайдя в отхожее место и освободившись наконец от выпитого, Тирион благодарно вздохнул. Иногда облегчиться бывает не менее сладко, чем побыть с женщиной, и это как раз такой случай. Хотел бы он с такой же легкостью избавиться от всех своих сомнений и прегрешений.
Подрик Пейн ждал у двери в его покои.
— Я положил ваш новый дублет на кровать. В спальне.
— Да, кровать у нас, помнится, стоит там. — Санса, должно быть, тоже там — переодевается к пиру. И Шая с ней. — Налей мне вина, Под.
Тирион выпил его, сидя на подоконнике и наблюдая за суетней на кухне. Солнце еще не коснулось замковой стены, но внизу уже вовсю благоухало хлебом и жареным мясом. Скоро гости начнут прибывать в тронный зал, предвкушая необыкновенный вечер, долженствующий не только отпраздновать союз Хайгардена и Бобрового Утеса, но и поразить их мощью и богатством тех, кто еще смеет противостоять Джоффри.
Впрочем, кто же осмелится оспаривать права Джоффри после того, что случилось со Станнисом Баратеоном и Роббом Старком? В речных землях еще воюют, но кольца неумолимо сжимаются: Григор Клиган перешел Трезубец и занял Рубиновый брод, а после почти без усилий взял Харренхолл. Сигард сдался Черному Уолдеру Фрею, лорд Рендилл Тарли держит Девичий Пруд, Синий Дол и Королевский тракт. На западе сир Давен Ланнистер соединился с сиром Форли Престером у Золотого Зуба, чтобы идти на Риверран. Сир Риман Фрей с двумя тысячами копий вступил из Близнецов им навстречу. Пакстер Редвин уверяет, что его флот скоро отплывет из Бора и двинется в долгий путь вокруг Дорна, через Ступени. Кораблей будет вдесятеро больше, чем у лиссенийских пиратов Станниса. Война, которую мейстеры нарекли Битвой Пяти королей, подходит к концу. Мейс Тирелл, по слухам, жалуется, что лорд Тайвин не оставил ему ни одной победы.
— Милорд? — Снова Под. — Не хотите ли переодеться? Ваш дублет лежит там, на кровати. Пир скоро начнется.
— Какой такой пир?
— Свадебный. — Ехидства Под, само собой, не уловил. — Короля Джоффри и леди Маргери. То есть королевы Маргери.
Тирион решил, что напьется сегодня вмертвую.
— Ладно, юный Подрик, пошли наряжаться.
В спальне Шая причесывала Сансу. Горе и радость, подумал он, увидев их вместе. Смех и слезы. Санса надела платье из серебряного атласа, отороченное беличьим мехом с широкими, почти до полу, рукавами, а Шая искусно убрала ее волосы в тонкую серебряную сетку с темно-пурпурными камнями. Тирион никогда еще не видел ее столь прекрасной, но в своих длинных атласных рукавах она носит тяжкое бремя горя.
— Вы нынче будете первой красавицей, леди Санса, — сказал он ей.
— Милорд слишком добр.
— Миледи, — попросилась Шая, — нельзя ли мне прийти прислуживать за столом? Я хочу посмотреть, как из пирога вылетят голуби.
— Королева уже отобрала слуг для пира, — с сомнением ответила Санса.
— К тому же зал будет битком набит, — сдерживая раздражение, добавил Тирион. — Но музыканты будут играть по всему замку, и во внешнем дворе накроют столы для всех желающих. — Он обозрел свой новый дублет из красного бархата, с подбитыми плечами и пышными рукавами, сквозь прорези которых виднелась черная атласная подкладка. Красивая вещь — к ней бы еще красивого мужчину. — Помоги мне надеть это, Под.
Одеваясь, он выпил еще чашу вина. Затем они с женой вышли из Кухонного Замка и влились в реку из шелка, атласа и бархата, струящуюся к тронному залу. Одни гости уже входили, отыскивая свои места на скамьях, другие толпились у входа, наслаждаясь не по-осеннему теплым вечером. Тирион обвел Сансу вокруг двора, чтобы обменяться необходимыми любезностями.
В этом она мастерица, думал он, наблюдая за ней. Санса заверила лорда Джайлса, что он стал кашлять не так сильно, похвалила платье Элинор Тирелл, осведомилась у Джалабхара Ксо о свадебных обычаях Летних островов. Сир Киван впервые поднял с постели и вывел в свет своего сына Ланселя. Волосы у Ланселя побелели и стали ломкими, он страшно исхудал и напоминал ходячего мертвеца. Без поддержки отца он наверняка упал бы. Но Санса лестно отозвалась о его доблести, поздравив его с тем, что он снова на ногах, и Киван с Ланселем так и просияли. Она стала бы для Джоффа хорошей королевой и еще лучшей женой, если бы у него хватило ума полюбить ее. Впрочем, способен ли Джофф хоть кого-то любить?
— Ты поистине прелестна, дитя мое, — сказала Сансе леди Оленна Тирелл, подойдя к ним в парчовом платье, которое весило, должно быть, больше нее самой. — Только волосы на ветру чуть-чуть растрепались. — Старушка, подняв руки, заправила несколько прядок под серебряную сетку. — Я очень огорчилась, узнав о твоих потерях, — сказала она при этом. — Я знаю, твой брат был отъявленный изменник, но если мы начнем убивать мужчин на свадьбах, они будут бояться брака еще больше, чем прежде. Ну вот, так лучше. Рада известить вас о том, что послезавтра уезжаю в Хайгарден. Довольно с меня этого зловонного города. Не хочешь ли и ты поехать со мной, пока мужчины воюют? Мне так будет не хватать моей Маргери и всех ее милых дам. Твое общество меня бы утешило.
— Вы очень добры, миледи, но мое место здесь, рядом с моим лордом-мужем.
— Вот как? — Леди Оленна расплылась в беззубой улыбке. — Простите глупую старуху, милорд. Я вовсе не хотела похищать вашу прелестную жену. Я только думала, что вы собираетесь вести войско Ланнистеров против какого-нибудь злобного врага.
— Войско драконов и оленей. Мастер над монетой должен оставаться при дворе, чтобы платить войскам жалованье.
— Драконы и олени — это очень остроумно! И карликовы гроши тоже. Я слышала об этих грошах. Должно быть, это очень утомительно — собирать их.
— Сбор я предоставляю другим, миледи.
— Вот как? Я думала, вы взяли этот труд на себя. Нельзя же допустить, чтобы короне недоплачивали карликовы гроши!
— Да сохранят нас от этого боги. — Тирион стал задумываться над тем, не нарочно ли лорд Лютор Тирелл упал со своего утеса. — Прошу извинить нас, леди Оленна, нам пора занять свои места.
— Мне тоже. Семьдесят семь блюд — это не шутка. Не кажется ли вам, что это чуточку слишком, милорд? Я сама в силах отведать не больше трех-четырех, но ведь мы с вами очень малы, не так ли? — Старушка снова поправила волосы Сансы. — Ну, ступай, дитя, и старайся быть повеселее. Куда это подевались мои телохранители? Правый, Левый, где вы там? Помогите мне взойти на помост.
До сумерек оставалось еще около часа, но тронный зал уже сиял огнями — в каждое гнездо на стенах был вставлен факел. Гости выстроились вдоль столов, герольды выкликали имена входящих лордов и леди. Пажи в королевских ливреях провожали новоприбывших по широкому проходу в середине. На галерее толпились музыканты с барабанами, скрипками, волынками, рогами и лютнями.
Тирион шел вперевалку, крепко сжимая руку Сансы. Он чувствовал, что все кругом смотрят на его свежий шрам, обезобразивший его еще больше. Ну и пусть себе смотрят. Он вспрыгнул на свое сиденье. Пусть пялят глаза и шепчутся вдоволь. Из-за них он прятаться не станет. Королева Шипов приплелась к помосту вслед за ними. У кого из них вид более нелепый — у него рядом с Сансой или у этой старушонки, семенящей между двумя семифутовыми близнецами-стражниками?
Джоффри и Маргери въехали в зал на парных белых скакунах. Пажи бежали впереди, бросая розовые лепестки под копыта коней. Король с королевой тоже переоделись для пира. На Джоффри были бриджи в красную и черную полоску и парчовый дублет с черными атласными рукавами и шишечками из оникса. Маргери сменила скромное платье невесты на более смелое, из бледно-зеленого плотного шелка с тугим корсажем, обнажавшим ее плечи и верхнюю часть маленьких грудей. Распущенные каштановые волосы струились по белым плечам до самой талии. Увенчанная тонким ободком золотой короны, она улыбалась мило и застенчиво. Славная девочка, подумал Тирион — мой племянник такой удачи не заслуживает.
Королевские гвардейцы проводили их до помоста, на почетные места под сенью Железного Трона, ради праздника задрапированного шелками — золотыми полотнищами Баратеонов, красными Ланнистеров и зелеными Тиреллов. Серсея расцеловала Маргери в обе щеки, а лорд Тайвин, сир Киван и Лансель повторили это вслед за ней. Джоффри в это время получал поцелуи от тестя и двух своих новых братьев, Лораса и Гарлана. С Тирионом поцеловаться никто особенно не стремился. Король с королевой заняли свои места, и верховный септон поднялся, чтобы прочесть молитву. Хорошо еще, что он бубнит не так нудно, как его предшественник.
Тирион с Сансой сидели далеко справа от короля, рядом с сиром Гарланом и его женой леди Леонеттой. От Джоффри их отделяло около дюжины человек — кто-нибудь более придирчивый счел бы это за оскорбление, учитывая то, что он совсем еще недавно был десницей короля. Тириона печалило лишь то, что этих людей дюжина, а не сотня.
— Наполним чаши! — призвал Джоффри, когда богам воздали должное. Его паж влил в золотую чашу, подаренную королю лордом Тиреллом, целый кувшин темно-красного борского вина. Джоффри поднял ее обеими руками. — За королеву, мою жену!
— За Маргери! — грянуло по всему залу. — За Маргери! За королеву! — Тысяча чаш со звоном сошлась вместе. И свадебный пир начался. Тирион Ланнистер выпил вместе со всеми, осушив чашу до дна, и тут же сделав знак снова наполнить ее.
На первое подали густой суп с грибами и улитками, разлитый в позолоченные миски. Тирион плохо позавтракал. И вино сразу ударило ему в голову, поэтому он охотно принялся за еду. Ну вот, с одним блюдом покончено — осталось семьдесят шесть. А в городе между тем полно голодных детей и мужчин, готовых убить за корешок хрена. Если бы они видели нас теперь, их любовь к Тиреллам сильно бы поубавилась.
Санса едва притронулась к супу и отодвинула миску.
— Он вам не по вкусу, миледи? — спросил Тирион.
— Впереди еще так много всего, милорд, а у меня неважно с желудком. — Она держалась беспокойно и все время поглядывала на Джоффри с его королевой.
Быть может, ей хочется быть на месте Маргери? Тирион нахмурился. Такое безрассудство даже юным возрастом извинить нельзя. Он отвернулся, не желая об этом думать, но всюду, куда ни взгляни, были женщины — красивые, счастливые. Принадлежащие другим мужчинам. Прежде всего Маргери, весело пьющая вместе с Джоффри из семигранной свадебной чаши. Ее мать леди Алерия, с серебряными косами и горделивой осанкой, все еще красивая, рядом с Мейсом Тиреллом. Три молодые кузины Маргери, радостные, как птички. Темноволосая мирийка лорда Мерривезера со страстными черными глазами. Эллария Сэнд (Серсея посадила дорнийцев за отдельный стол под самым помостом — место почетное и в то же время отстоящее от Тиреллов на всю ширину зала), смеющаяся какой-то шутке Красного Змея.
И была еще одна женщина, сидевшая в самом конце третьего слева стола… кажется, жена одного из Фоссовеев, на последних месяцах беременности. Большой живот нисколько не портил ни ее хрупкой красоты, ни аппетита и веселого нрава. Муж кормил ее лакомыми кусочками со своей тарелки, они пили из одной чаши и то и дело целовались. При этом муж всякий раз нежным и оберегающим жестом опускал руку на ее живот.
Что бы сделала Санса, если бы Тирион вдруг вздумал ее поцеловать? Отпрянула бы от него или перетерпела, повинуясь своему долгу. Чем-чем, а чувством долга его жена наделена в полной мере. Если он в эту самую ночь пожелает наконец лишить ее невинности, она и это стерпит, поплакав не больше, чем это необходимо.
Он потребовал еще вина. Когда ему налили, подоспело второе блюдо — паштет из свинины, рубленых яиц и кедровых орехов. Санса опять едва притронулась к своему, а герольды между тем объявили первого из семи певцов.
Седобородый Хэмиш-Арфист провозгласил, что исполнит «для богов и людей» песню, которую еще не слыхивали в Семи Королевствах. Называлась она «Скачка лорда Ренли».
Его пальцы забегали по струнам высокой арфы, наполнив зал сладкими звуками. «С костяного трона Владыка Теней воззрел на убитого лорда», — начал Хэмиш. Далее повествовалось, как Ренли, раскаявшись в своем намерении отнять корону у родного племянника, восстал против самого Владыки Теней и вернулся в мир живых, чтобы защитить страну от своего брата.
Подумать только, что из-за этого бедняга Саймон угодил в котел с похлебкой. Глаза королевы Маргери наполнились слезами, когда тень отважного лорда полетела в Хайгарден, чтобы сорвать последний поцелуй с губ своей возлюбленной.
— Ренли Баратеон отродясь ни в чем не раскаивался, — сказал Тирион Сансе, — но, насколько я могу судить, золотая лютня достанется Хэмишу.
Арфист спел еще несколько песен, уже знакомых: «Золотую розу» — в честь Тиреллов, «Рейнов из Кастамере» — чтобы польстить лорду Тайвину, «Деву, Матерь и Старицу» — к восторгу верховного септона и «Мою леди-жену», умилившую сердца всех маленьких девочек и мальчуганов. Тирион слушал вполуха, налегая на кукурузные оладьи, на горячие овсяные лепешки с яблоками, финиками и апельсинами и на ребрышки дикого вепря.
Далее блюда и развлечения начали следовать одно за другим в ошеломляющем изобилии, сопровождаемые потоком вина и эля. Хэмиш уступил место мелкому пожилому медведю. Пока зверь неуклюже плясал под барабан и волынку, гости вкушали форель, запеченную в толченом миндале. Лунатик верхом на палочке гонялся за чудовищно толстым шутом лорда Тирелла, а лорды и леди лакомились жареной цаплей и пирогами с луком и сыром. Пентошийским акробатам, которые ходили колесом, стояли на руках, балансируя тарелками на босых подошвах, и строили пирамиду на плечах друг у друга, сопутствовали крабы с огненными восточными пряностями, рубленая баранина с морковью в миндальном молоке и рыбные тартинки, только что из печи.
Герольды вызвали следующего певца, Коллио Кьяниса из Тироша, обладателя алой бороды и сильнейшего акцента — Саймон не солгал. Коллио начал со своей версии «Танца драконов», который, собственно, предназначался для двух голосов — мужского и женского. Тирион перенес это с помощью двойной порции куропатки в имбирно-медовом соусе и нескольких чаш вина. Печальная баллада о двух влюбленных, гибнущих среди постигшего Валирию хаоса, имела бы больший успех у публики, если бы Коллио исполнял ее не на валирийском, которого большинство гостей не понимало. Но озорная «Бесса из харчевни» вернула ему внимание пирующих. На столы подали павлинов в перьях, зажаренных целиком и начиненных финиками, а Коллио подозвал к себе барабанщика, отвесил низкий поклон лорду Тайвину и запел «Рейны из Кастамере».
«Если мне придется выслушать эту песню семикратно, я пойду в Блошиный Конец и извинюсь перед котлом с похлебкой, решил про себя Тирион.
— Кого вы предпочитаете? — спросил он у жены.
— Милорд? — заморгала Санса.
— Который из певцов вам больше по душе?
— Прошу прощения, милорд. Я не слушала.
И совсем ничего не ела.
— Что-нибудь не так, Санса? — спросил Тирион, не подумав, и тут же почувствовал себя дураком. Всех ее родных перебили, ее саму сделали моей женой, а я задаю ей подобные вопросы.
— Нет, милорд. — Она отвела взгляд и притворилась, что внимательно наблюдает за Лунатиком, обстреливающим сира Донтоса финиками.
Четверо мастеров-пиромантов создали из огня диких зверей, и те принялись терзать друг друга. Слуги тем временем внесли миски с похлебкой из говяжьего бульона и подогретого вина, сдобренной медом, с зернами белого миндаля и кусочками курятины. За этим последовали волынщики, ученые собаки и глотатели мечей наряду с горошком в масле, колотыми орехами и ломтиками лебедя под соусом из шафрана и персиков. («Нет уж, довольно с меня лебедей», — промолвил Тирион, вспомнив ужин у своей сестры накануне битвы.) Жонглер принялся подбрасывать в воздух с полдюжины мечей и топоров, а на столах зашипела кровяная колбаса — Тирион нашел это совпадение остроумным, хотя и не слишком хорошего вкуса.
Герольды затрубили, и один из них объявил:
— Турнир на золотую лютню продолжит Галейон из Нью.
Галейон оказался лысым чернобородым мужчиной с могучей грудью и громовым голосом, наполнявшим все углы тронного зала. Он привел с собой целых шесть музыкантов и возвестил:
— Благородные лорды и прекрасные дамы, нынче ночью я спою вам только одну песню. Это песня о Черноводной и о том, как было спасено королевство. — Медленно и зловеще забил барабан.
— «Черный лорд в черной башне своей черную думу лелеет», — начал Галейон.
— «Душою он черен и мрачен, как ворон», — пропел хор, и вступила флейта.
— «Черная злоба снедает его, черная ненависть зреет. Сказал он жене своей, ведьме: взойду я за братом на трон, и пусть мой племянник страшится: меч в сердце ему устремлен».
— «Он светел, и ясен, и ликом прекрасен», — пропел хор. К музыке присоединились арфа и скрипка.
— Если я когда-нибудь опять стану десницей, первым делом перевешаю всех певцов, — слишком громко сказал Тирион.
Леди Леонетта, его соседка, весело засмеялась, а сир Гарлан, перегнувшись через жену, сказал:
— Подвиг, даже невоспетый, остается подвигом.
— «Черный лорд собрал свое войско, и они роем злобных ос на корабли свои сели…»
Читать бесплатно другие книги:
