Буря мечей. Пир стервятников Мартин Джордж
— Пип, помоги мне дойти до клети. Гренн, я оставляю Стену на тебя.
— На меня?! — сказал Гренн.
— На него?! — сказал Пип. Трудно было судить, кого из них это ужаснуло больше.
— А ч-что мне делать, — выговорил Гренн, — когда они снова пойдут в атаку?
— Останови их, — сказал ему Джон.
Пока клеть ехала вниз, Пип снял шлем и вытер лоб.
— Я весь обледенел. Что может быть гнуснее замерзшего пота? И есть охота, как никогда в жизни. Целого зубра бы съел. Не сказать ли Хоббу, чтобы изжарил нам Гренна? — Но при взгляде на Джона его улыбка угасла. — Что с тобой? Нога?
— Нога, — подтвердил Джон. Ему даже говорить было больно.
— Но ведь битву-то мы выиграли, правда?
— Спроси меня об этом, когда я увижу туннель. — Он отчаянно нуждался в тепле, горячей пище и каком-нибудь лекарстве, утоляющем боль — но сначала он должен побывать в туннеле и узнать, что случилось с Доналом Нойе.
После боя с теннами они целый день отгребали лед и обломки дерева от внутренних ворот. Пегий Пат, Кегс и другие строители с жаром настаивали на том, чтобы оставить этот завал как добавочную защиту от Манса. Но это сделало бы невозможной оборону туннеля, чего Нойе допустить не мог. Если разместить людей в амбразурах и поставить лучников и копейщиков у каждой решетки, нескольким стойким братьям удастся сдержать в сто раз больше одичалых и завалить туннель трупами. Нойе не собирался позволять Мансу пройти через лед беспрепятственно. Поэтому они кирками и лопатами разгребли обломки лестницы и очистили ворота.
Джон ждал у железных прутьев, пока Пип ходил к мейстеру Эйемону за запасным ключом. Неожиданно Пип вернулся с самим мейстером и с Клидасом, несущим фонарь.
— Зайди потом ко мне, — сказал старик Джону, пока Пип возился с замком и цепью. — Я сменю тебе повязку, положу свежую примочку и дам сонного вина от боли.
Джон слабо кивнул. Пип отворил дверь и пошел впереди, а Клидас с фонарем за ним. Джону стоило труда не отставать от мейстера. Лед смыкался вокруг, пронизывая холодом до костей, и Стена над головой давила своей тяжестью. Они словно спускались в глотку ледяного дракона. Один поворот, потом другой. Пип отпер вторую решетку. Еще поворот — и впереди забрезжил свет, слабо отражаемый льдом. Джон сразу понял: дело плохо. Очень плохо.
— Тут кровь на полу, — сказал Пип.
На последних двадцати футах туннеля сражались и умирали. Внешние дубовые ворота были изрублены и сорваны с петель, и один из великанов пролез в проем. Тускло-красный свет фонаря озарял сцену побоища. Пип отвернулся, и его вырвало, а Джон позавидовал слепоте мейстера Эйемона.
Нойе со своими людьми поджидал врага за третьей решеткой. Двое арбалетчиков успели выпустить в великана с дюжину стрел, а затем, должно быть, впереди вышли копейщики и принялись колоть его сквозь решетку. Но у великана еще достало сил просунуть к ним руку, свернуть шею Пегому Пату и разломать прутья. Обломки цепи валялись на полу. Подумать только, что сумел натворить один-единственный великан.
— Живых нет? — тихо спросил мейстер.
— Нет. Все мертвы. Донал погиб последним. — Меч Нойе до половины завяз в горле великана. Джон всегда считал кузнеца крупным мужчиной, но в ручищах великана тот казался почти ребенком. — Великан сломал ему хребет. Не знаю, кто из них умер первым. — Джон взял фонарь и подошел поближе. — Это Мег. — «Я последний из великанов…» Джон мог бы ощутить печаль, но печалиться не было времени. — Мег Могучий. Король великанов.
Ему захотелось на солнце. Здесь, во тьме и холоде, удушливо разило кровью и смертью. Джон отдал фонарь Клидасу, пролез за поломанную решетку, протиснулся мимо мертвого великана и вышел на дневной свет.
Туша мамонта наполовину загораживала ворота, и Джон порвал плащ о его бивень. Снаружи лежало еще трое великанов, покрытые камнями, талым льдом и застывшей смолой. От огня со Стены обрушились огромные глыбы льда, разбившись о черную землю. Джон задрал голову, ища, откуда они свалились. С этого места Стена казалась огромной, готовой раздавить человека.
Джон вернулся в туннель к остальным.
— Надо будет по мере возможности починить ворота и завалить наглухо этот кусок туннеля. Щебнем, льдом, чем угодно. До самой второй решетки, если сумеем. Командование придется принять сиру Уинтону — он последний рыцарь, который у нас остался. Но действовать надо спешно — великаны вернутся, не успеем мы и глазом моргнуть. Надо сказать ему…
— Сказать недолго, — мягко ответил мейстер Эйемон. — Только что пользы? Он улыбнется, кивнет и тут же обо всем забудет. Тридцать лет назад сиру Уинтону Стауту недостало всего дюжины голосов, чтобы стать лордом-командующим, и в этой должности он был бы на своем месте. Десять лет назад он тоже на многое годился, но с тех пор многое переменилось. Ты знаешь это так же хорошо, как знал Донал, Джон.
Это была правда.
— Тогда командуйте вы, мейстер, — сказал Джон. — Вы провели на Стене всю свою жизнь — люди пойдут за вами. Мы непременно должны закрыть эти ворота.
— Я присяжный мейстер, Джон. Мой орден служит и советует, но не отдает приказаний.
— Но должен же кто-то…
— Должен. И это будешь ты.
— Нет.
— Да, Джон. Ненадолго — только пока гарнизон не вернется. Тебя выбрал Донал, а до него Куорен Полурукий, и лорд Мормонт назначил тебя своим стюардом. Ты сын Винтерфелла, племянник Бенджена Старка. Либо ты, либо никто. За Стену отвечаешь ты, Джон Сноу.
Арья
Каждое утро, просыпаясь, она первым делом чувствовала пустоту внутри себя. Это был не голод, хотя голод тоже порой к тому примешивался. Это было пустое место, где раньше помещалось ее сердце, где жили ее братья и родители. Вдобавок у нее болела голова. Не так сильно, как вначале, но все-таки довольно сильно. Арья, впрочем, уже привыкла к этому, да и шишка понемногу начинала спадать. А вот дыра внутри оставалась такой же, как и была. Она никогда не заживет, говорила себе Арья, укладываясь спать.
Иногда по утрам ей вовсе не хотелось просыпаться. Она сворачивалась в комок под плащом, зажмуривала глаза и пыталась заснуть снова. Если бы только Пес оставил ее в покое, она спала бы все время, днем и ночью.
И видела бы сны. Это лучше всего — видеть сны. Почти каждую ночь ей снились волки, большая стая, которую возглавляла она сама. Она была больше их всех, сильнее и проворнее. Она могла перегнать коня и победить льва. Когда она скалила зубы, даже люди бежали прочь, живот ее никогда не пустовал подолгу, и густой мех грел ее, даже когда дул холодный ветер. И с ней были ее братья и сестры, многочисленные, свирепые, страшные, принадлежащие ей. Она знала, что они никогда ее не покинут.
Но если ее ночи были отданы волкам, днем она имела дело с собакой. Сандор Клиган каждое утро заставлял ее подниматься, хотелось ей того или нет. Он ругал ее своим скрипучим голосом или просто поднимал на ноги и тряс. Однажды он набрал в шлем холодной воды и вылил ей на голову. Арья вскочила, отплевываясь и вся дрожа, и хотела лягнуть его, но он только посмеялся.
— Обсохни и ступай кормить кляч, — сказал он, и она подчинилась.
Кроме Неведомого, у них теперь появилась верховая гнедая кобыла. Арья назвала ее Трусихой, потому что Сандор сказал, что она, наверно, убежала из Близнецов, как и они. Наутро после бойни они нашли ее в поле, где она бродила одна. Это была совсем неплохая лошадка, но трусиху Арья любить не могла. Неведомый ни за что не ушел бы от боя. Несмотря на это, Арья ухаживала за ней очень старательно. Все лучше, чем сидеть на одном коне с Псом. И потом эта лошадь молодая и сильная, хоть и трусливая. Может быть, она даже от Неведомого убежать сумеет, если понадобится.
Пес теперь следил за ней не так пристально, как раньше. Казалось, что временами он ее вовсе не замечает, и на ночь он больше не запеленывал ее в плащ. «Когда-нибудь я убью его спящего, — говорила себе Арья, однако не убивала. — Когда-нибудь я ускачу на Трусихе, и он меня не догонит», — думала она, но и этого не делала. Куда ей было бежать? Винтерфелла больше нет. В Риверране сидит брат ее деда, но он ее не знает, а она не знает его. Может быть, леди Смолвуд возьмет ее к себе в Желуди, а может, и не возьмет. Арья не была даже уверена, что сумеет найти Желуди снова. Иногда она подумывала, не вернуться ли ей в гостиницу Шарны, если ее еще не смыло половодьем. Она бы жила там вместе с Пирожком, да и лорд Берик мог бы найти ее там. Энги научил бы ее стрелять из лука, и она стала бы разбойницей по примеру Джендри, как Венда Белая Лань из песни.
Только все это глупости — о таком только Санса может мечтать. Пирожок и Джендри бросили ее при первой же возможности, а лорд Берик со своими разбойниками хотел только получить за нее выкуп, как и Пес. Никому из них она не нужна. Никогда они не были ее стаей, даже Пирожок и Джендри. Глупая она была, что думала по-другому. Глупая маленькая девочка, а не волчица.
И она оставалась с Клиганом. Они ехали день за днем, никогда не ночуя дважды на одном месте, избегая городов, деревень и замков. Однажды Арья спросила его, куда они едут, и он ответил:
— Подальше. Это все, что тебе надо знать. Ты для меня теперь и плевка не стоишь, и я не желаю слышать твоего нытья. Зря я тебя остановил, когда ты помчалась в тот проклятый замок.
— Зря, — согласилась она, думая о матери.
— Ты была бы мертва, если б не я. Ты благодарить меня должна. Должна петь мне красивые песенки, как твоя сестра.
— Ее ты тоже топором ударил?
— Я ударил тебя плашмя, глупая ты сучонка. Рубани я острием, твои мозги сейчас плыли бы по Зеленому Зубцу. А теперь заткнись. Будь у меня хоть капля ума, я бы отдал тебя Молчаливым Сестрам. Они хорошо умеют резать языки болтливым девчонкам.
Это было нечестно с его стороны. Арья, кроме того единственного раза, почти совсем с ним не разговаривала. Иногда они целые дни проводили в молчании. Она была слишком пуста, чтобы говорить, а он — слишком зол. Арья чувствовала, как бурлит в нем ярость, видела ее в том, как он кривил рот и как смотрел на нее. Принимаясь рубить дрова для костра, он орудовал топором так свирепо, что дров получалось в двадцать раз больше, чем им требовалось. После этого он порой так уставал, что ложился и засыпал, не позаботившись даже разжечь этот костер. Арья ненавидела его за это. Были ночи, когда она очень долго смотрела на его топор. Он казался очень тяжелым, но Арья могла поспорить, что сможет его поднять. И уж плашмя она удар наносить не будет.
Иногда в своих скитаниях они встречали других людей: крестьян на полях, свинопасов, молочницу с коровой, оруженосца, скачущего с поручением по изрытой дороге. С ними говорить Арье тоже не хотелось. Ей казалось, что они живут в далекой стране и говорят на чужом языке — у нее с ними не было ничего общего.
Кроме того, попадаться кому-то на глаза было нежелательно. По извилистым проселочным дорогам то и дело проезжали колонны всадников под знаменем с двумя башнями Фреев.
— На северян охотятся, — говорил Пес. — Как услышишь, что кони скачут, скорее опускай голову — вряд ли это окажутся твои друзья.
Однажды в земляной выемке, образованной корнями поваленного дуба, они наткнулись еще на одного человека, спасшегося из Близнецов. Эмблема у него на груди изображала розовую плясунью в вихре шелковых тканей. Человек сказал, что он лучник сира Марка Пайпера, только лук свой потерял. Левое плечо у него было вывернуто и все опухло от удара палицей. Кольчуга на нем вдавилась глубоко в тело.
— Это северянин сделал, — с плачем рассказывал лучник. — Его эмблемой был окровавленный человек, и он еще пошутил насчет моей: мол, красный человек и розовая дева должны хорошо поладить. Я пил за его лорда Болтона, он за моего сира Марка, а за лорда Эдмара с леди Рослин и за Короля Севера мы пили вместе. А потом он меня убил. — Он сказал это с лихорадочным блеском в глазах, и Арья поняла, что это правда. Плечо у него ужасно раздулось, и весь левый бок был залит кровью и гноем. И пахло от него, как от мертвеца. Он умолял их дать ему глоток вина.
— Будь у меня вино, я бы сам его выпил, — сказал ему Пес. — Могу дать тебе воды и оказать последнюю милость.
Лучник долго смотрел на него, а потом сказал:
— Ты — пес Джоффри.
— Теперь я сам себе пес. Так хочешь ты пить или нет?
— Да. — Человек сглотнул. — И я прошу тебя оказать мне последнюю милость.
Позади у них остался маленький пруд. Сандор дал Арье свой шлем и послал ее за водой. Чавкая сапогами по грязи, она наполнила железную собачью голову. Вода вытекала сквозь дыры для глаз, но на дне еще много оставалось.
Лучник запрокинул голову, и она стала лить воду ему в рот. Он жадно глотал, и вода бежала по его бороде, превращая засохшую бурую кровь в бледно-розовые слезы. Допив, он облизал шлем изнутри.
— Хорошо. Жаль только, что не вино — очень вина хотелось.
— Мне тоже хочется. — Пес почти нежно погрузил кинжал ему в грудь, нажав на клинок всем телом, и тот пробил камзол, кольчугу и стеганую подкладку внизу. Вытащив кинжал назад, Пес вытер его о мертвеца и сказал Арье: — Вот оно где сердце помещается, девочка. Вот как надо убивать человека.
Да, можно и так.
— Мы его похороним?
— Зачем? Ему все равно, а у нас лопаты нет. Оставим его волкам и диким собакам — нашим с тобой братьям. Но сначала обыщем.
В кошельке лучника нашлись два серебряных оленя и около тридцати медяков, а в рукоять кинжала был вделан красивый розовый камень. Пес взвесил кинжал на ладони и кинул его Арье. Она поймала его за рукоять, сунула за пояс и почувствовала себя намного лучше. Это, конечно, не Игла, но все-таки сталь. У мертвеца имелся также полный колчан стрел, но что в них толку, когда нет лука. Сапоги его Арье были велики, а Псу малы, но она взяла себе его круглый шлем, хотя он сползал ей на нос и его приходилось постоянно сдвигать на затылок.
— У него, должно, и лошадь была, иначе он оттуда не ушел бы, — сказал Пес, оглядываясь по сторонам, — но теперь она убежала, дело ясное. Кто знает, сколько он тут пролежал.
Когда они добрались до Лунных гор, дожди почти совсем прекратились. Арья стала видеть солнце, луну и звезды и смекнула, что едут они на восток.
— Куда мы направляемся? — снова спросила она.
На этот раз Пес ответил по-человечески:
— У тебя есть тетка в Орлином Гнезде. Может, хоть она захочет выкупить твою тощую задницу — впрочем, одни боги знают, зачем это ей надо. Найдем дорогу через горы и доедем до Кровавых ворот.
Тетя Лиза. При мысли о ней пустота не прошла. Арье нужна была мать, а не сестра матери. Тетку она совсем не знала, как не знала и своего двоюродного деда Черную Рыбу. Надо было тогда пойти в замок. Арья так и не знала до сих пор, живы мать с Роббом или мертвы: она ведь не видела, как они погибли. Может быть, лорд Фрей просто взял их в заложники и держит их в цепях у себя в подземелье, а может, Фреи отвезли их в Королевскую Гавань, чтобы Джоффри отрубил им головы. Она ничего не знала наверняка.
— Нам надо вернуться назад в Близнецы, — внезапно решила она. — За матерью. Не может быть, чтобы она умерла. Мы должны ей помочь.
— Я думал, что только у твоей сестры голова набита дурацкими песнями, — проворчал Пес. — Фрей мог оставить твою мать в живых, чтобы взять за нее выкуп, это верно. Но я не дурак, чтоб идти в одиночку вытаскивать ее из этого замка, провалиться мне в седьмое пекло.
— Почему в одиночку? Я тоже пойду.
Он издал звук, напоминающий смех.
— Ну, тут уж старикан обсикается со страху, не иначе.
— Ты просто боишься умереть! — презрительно бросила Арья.
Теперь Клиган рассмеялся по-настоящему.
— Смерть меня не пугает. Только огонь. А теперь молчи, не то я сам отрежу тебе язык и избавлю Молчаливых Сестер от лишних хлопот. Мы едем в Долину.
Арья не боялась, что он в самом деле отрежет ей язык. Кролик тоже вечно грозился шкуру с нее спустить, однако пальцем ее не тронул. Но искушать Пса тоже не следовало. Сандор Клиган — не Кролик. Тот не разрубал людей надвое топором и даже плашмя не бил.
В ту ночь она уснула, думая о матери и о том, не убить ли ей Пса, пока он спит, и не отправиться ли самой спасать леди Кейтилин. Закрыв глаза, она увидела перед собой лицо матери. Как она близко — даже запах чувствуется…
…И она в самом деле почуяла ее запах. Слабый, он смешивался с запахами мха, ила и воды, с вонью гниющего тростника и гниющих тел. Медленно переступая лапами, она дошла по мягкой грязи до кромки реки, напилась, подняла голову и принюхалась. Небо застилали серые тучи, по зеленой реке плыли мертвецы. Одни застревали на отмелях, других несло дальше по течению. Третьих прибивало к берегу. Ее братья и сестры пожирали их вкусную раздувшуюся плоть.
Вороны тоже кормились мертвыми, пронзительно крича на волков и оставляя в воздухе свои перья. Одна из ее сестер словила вспорхнувшую ворону за крыло, и ей тоже захотелось: у птиц кровь горячее. Хорошо бы похрустеть косточками и набить живот теплым, а не холодным мясом. Она проголодалась, и пищи кругом было вдоволь, но она знала, что не сможет съесть ни куска.
Запах стал сильнее. Она насторожила уши, прислушиваясь к воркотне своей стаи, сердитым крикам ворон, хлопанью крыльев и журчанию воды. Где-то далеко она слышала лошадей и голоса живых людей, но ей были нужны не они, а этот запах. Она принюхалась еще раз. Да, вот он опять, и теперь она не только чуяла, но и видела это — что-то белое, плывущее по реке. Оно зацепилось за корягу и развернулось, пригибая тростник.
Шумно расплескивая воду, она вошла в реку и поплыла. Течение было сильное, но она еще сильнее. Она плыла, ведомая своим чутьем. Запахи реки при всей своей густоте и сладости не привлекали ее — она правила на острый красный шепот холодной крови, на удушливый аромат смерти. Она гналась за ними, как за оленем в лесу. Наконец она достигла цели, и ее челюсти сомкнулись на бледной руке. Она потрясла эту руку, чтобы заставить ее шевельнуться, но ощутила во рту только кровь и смерть. Она уже начала уставать, и у нее едва хватило сил доплыть вместе с телом до берега. Когда она вытащила его на ил, к ней, высунув язык, стал красться один из ее младших братьев. Она отогнала его, лязгнув зубами, и только тогда отряхнулась. Белое, сморщенное от воды тело лежало лицом вниз в грязи, и холодная кровь сочилась из его горла. Вставай, мысленно твердила она. Вставай, поешь и бегай вместе с нами.
Потом она услышала лошадиный топот. Люди приближались с подветренной стороны, и она не учуяла их раньше, а теперь они были совсем рядом. Люди на лошадях, с черными, желтыми, розовыми крыльями и блестящими когтями в руках. Некоторые ее младшие братья ощерились, защищая свою добычу, но она рявкнула на них, и они разбежались. Таков закон. Олени, зайцы и вороны бегут от волков, а волки — от человека. Она бросила свою холодную белую находку в грязи и тоже убежала, не чувствуя никакого стыда.
Когда настало утро, Псу не пришлось будить Арью. Она в кои-то веки встала раньше и даже успела накормить лошадей. Они молча позавтракали, а потом Сандор сказал:
— Так вот, насчет твоей матери…
— Не надо, — угрюмо сказала Арья. — Она мертва, я знаю. Я видела ее во сне.
Пес, посмотрев на нее долгим взглядом, кивнул, и они, не говоря больше об этом, снова двинулись в сторону гор.
В предгорьях им встретилась уединенная деревушка, окруженная серо-зелеными страж-деревьями и голубыми гвардейскими соснами. Клиган решил завернуть туда.
— Нам нужны пища и кров, — сказал он. — Вряд ли они слышали о том, что случилось в Близнецах, и меня, если повезет, тоже не узнают.
Сельские жители строили деревянный частокол вокруг своей деревни и, увидев кряжистого Пса, предложили ему за работу еду, жилье и даже деньги.
— Если мне и вино добавите, по рукам, — буркнул он. Сошлись на эле, и Пес на ночь выпил его столько, что уснул мертвым сном.
Однако его мечте продать Арью леди Аррен здесь быстро настал конец.
— На перевалах морозы и снега, — сказал ему староста. — А если голод и холод вас не доконают, то это сделают сумеречные коты и пещерные медведи. Кроме того, есть еще и кланы. Обгорелые совсем осмелели, когда Тиметт одноглазый вернулся с войны. А полгода назад Гунтор, сын Гурна, со своими Каменными Воронами совершил набег на деревню в каких-нибудь восьми милях от нас. Они забрали оттуда всех женщин, выгребли все зерно, а половину мужчин перебили. Теперь у них есть сталь, хорошие мечи и кольчуги, и они все время следят за дорогой — Каменные Вороны, Молочные Змеи Сыновья Тумана и прочие. Может, ты и захватишь кое-кого с собой, но они тебя убьют и увезут твою дочку.
Я ему не дочка, могла бы крикнуть Арья, но ей это уже надоело. Она теперь ничья дочка. Она никто. Не Арья, не Ласка, не Нэн, не Арри, не Голубенок и даже не Воронье Гнездо. Просто девочка, которая днем ходит с собакой, а ночью бегает с волками.
В деревне было спокойно. Они спали на соломенных тюфяках, не слишком страдали от вшей, ели простую, но сытную пищу и дышали сосновым воздухом. Тем не менее Арья вскоре возненавидела это место. Здесь жили одни трусы. Они не смели долго смотреть Псу в лицо — взглянут и сразу глаза отводят. Женщины пытались одеть ее в платье и засадить за шитье, но поскольку они были не леди Смолвуд, она им не поддалась. А одна девчонка, дочь старосты, ходила за ней хвостом. Она была с Арьей одного возраста и при этом совсем ребенок: плакала, когда обдирала коленку. И повсюду таскала с собой тряпичную куклу. Кукла изображала собой латника, поэтому девочка называла ее «Солдат» и хвасталась, что он ее защищает.
— Да уйди ты, — говорила ей Арья раз сто. — Оставь меня в покое. — Но та не отставала, и Арья в конце концов отняла у нее куклу, вспорола ее и выпотрошила пальцем тряпичную начинку. — Вот теперь это настоящий солдат! — сказала она и закинула куклу в ручей. После этого девчонка отстала, и Арья целыми днями ухаживала за Неведомым и Трусихой или гуляла в лесу. Иногда она находила подходящую палку и «работала иглой», но потом вспоминала, что случилось в Близнецах. И разбивала палку о дерево.
— Пожалуй, нам стоит здесь остаться на время, — сказал ей Пес недели через две. Он опять напился эля, но теперь его потянуло не ко сну, а к размышлениям. — До Гнезда нам не добраться, а Фреи в речных землях все еще охотятся за беглецами. А тут им, похоже, нужны воины из-за этих разбойничьих кланов. Отдохнем, а может, и письмо сумеем послать твоей тетке. — Арья помрачнела, услышав это. Ей не хотелось здесь оставаться, но и уходить было некуда. На следующее утро, когда Пес ушел рубить деревья и таскать бревна, она снова забралась в постель.
Но как только частокол достроили, староста дал понять, что им тут не место.
— Зимой мы и сами едва сможем прокормиться, — объяснил он, — а с такими, как ты, всегда приходит кровь.
— Стало быть, ты знаешь, кто я? — сжал губы Сандор.
— Знаю. Путники к нам не заходят, но мы ездим на рынок и кое-что слыхали о псе короля Джоффри.
— Пес пригодится вам, когда налетят Каменные Вороны.
— Так-то оно так… — Староста заколебался, набираясь храбрости. — Но люди говорят, будто ты потерял свой боевой дух на Черноводной. Говорят…
— Я знаю, что они говорят. — Голос Сандора звучал так, точно две пилы скрежетали одна о другую. — Заплати мне, и мы уедем.
Клиган увез с собой кошелек, набитый медью, мех с кислым элем и новый меч, который, по правде сказать, был очень старый. Он обменял его на топор, взятый им у Близнецов и набивший Арье шишку на затылке. Эля не стало в первый же день, а меч Клиган точил каждый вечер, ругая того, с кем поменялся, за каждую щербинку и каждое ржавое пятнышко. Если он потерял свой боевой дух, зачем он старается, чтобы меч был острым? Арья не смела задать ему такой вопрос, но много думала об этом. Не потому ли он убежал из Близнецов и ее с собой увез?
Вернувшись в речные земли, они увидели, что дожди пошли на убыль и половодье тоже начало спадать. Пес повернул на юг, обратно к Трезубцу.
— Едем в Риверран, — объявил он Арье, поджаривая убитого им зайца. — Может, Черная Рыба захочет купить волчонка.
— Он меня никогда не видел — откуда ему знать, что это правда? — Она устала путешествовать в Риверран. Ей казалось, что она едет туда уже долгие годы и никак не может доехать. Ни одна ее попытка добром не закончилась. — Не даст он тебе выкупа — повесит тебя, и все тут.
— Пусть попробует. — Пес повернул вертел.
Непохоже что-то, что он потерял боевой дух.
— Я знаю, куда надо ехать, — сказала она. У нее остался еще один брат. Джон ее примет, даже если никто другой не захочет. Он назовет ее маленькой сестричкой и взъерошит ей волосы. Но к нему ехать долго, и она не думала, что доберется туда одна. Она даже до Риверрана не сумела доехать. — К Стене, вот куда.
Сандор засмеялся своим скрипучим смехом.
— Волчонок хочет вступить в Ночной Дозор?
— У меня на Стене брат.
Он скривил рот.
— До Стены тысяча лиг. Нам даже к Перешейку пришлось бы пробиваться через проклятых Фреев. Там на болотах водятся львоящеры, которые волков каждый день на завтрак едят. А если мы и доберемся до Севера целыми, там половину замков занимают Железные Люди, не говоря уж о трижды проклятых северянах.
— Ты их боишься, да? Потому что потерял боевой дух?
Ей показалось, что сейчас он ее ударит — но заяц уже подрумянился до хрустящей корочки, и жир так и капал в огонь. Сандор снял его с палки, разорвал пополам и бросил одну половину Арье на колени.
— С моим духом все в порядке, — сказал он, отламывая ногу, — но рисковать своей шкурой ради тебя и твоего братца я не намерен. У меня у самого брат есть.
Тирион
— Тирион, — молвил устало сир Киван Ланнистер, — если ты действительно невиновен в смерти Джоффри, тебе нетрудно будет доказать это на суде.
Тирион отвернулся от окна.
— Кто будет судить меня?
— Правосудие — привилегия трона. Король умер, но твой отец остается десницей. Поскольку обвиняемый — его родной сын, а жертва — его внук, он попросил лорда Тирелла и принца Оберина быть судьями вместе с ним.
Тириона это не слишком ободрило. Мейс Тирелл был тестем Джоффри, хотя и недолго, а Змей — он змей и есть.
— Разрешат ли мне испытание поединком?
— Я бы тебе этого не советовал.
— Почему? — Это спасло его в Долине — отчего бы не спасти здесь? — Ответь, дядя. Разрешат ли мне испытание поединком и бойца, чтобы доказать мою невиновность?
— Разумеется, если ты того пожелаешь. Но тебе следует знать, что Серсея в подобном случае намерена выставить своим бойцом сира Григора Клигана.
Эта сука предугадывает все его ходы заранее. Жаль, что она не выбрала кого-нибудь из Кеттлблэков. С любым из трех этих братьев Бронн разделался бы запросто, но Скачущая Гора — дело иное.
— Мне надо с этим переспать. — И поговорить с Бронном. Тириону даже думать не хотелось, во что это ему обойдется. Бронн имеет преувеличенное понятие о ценности своей шкуры. — У Серсеи есть свидетели против меня?
— С каждым днем все больше.
— Тогда я должен найти своих свидетелей.
— Скажи, кого ты хочешь вызвать, и люди сира Аддама приведут их в суд.
— Лучше я сам отыщу их.
— Тебя обвиняют в убийстве короля, твоего племянника. И ты полагаешь, что тебе позволят разгуливать повсюду и делать, что тебе вздумается? У тебя здесь есть чернила, перья и пергамент. Составь список свидетелей, которые тебе требуются, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы доставить их на суд — даю тебе слово Ланнистера.
Тирион не стал унижать себя новыми просьбами.
— А оруженосец мой может входить и выходить беспрепятственно? Юный Подрик Пейн?
— Конечно, если ты этого хочешь. Я пришлю его к тебе.
— Хорошо, пришли. Чем скорее, тем лучше, а всего лучше прямо сейчас. — Тирион подошел к столу но, услышав, как открылась дверь, обернулся. — Дядя!
— Да?
— Я этого не делал.
— Мне бы хотелось верить в это, Тирион.
Когда дверь закрылась, Тирион взобрался на стул, отточил перо и взял чистый пергамент. Кто же замолвит за него слово? Он обмакнул перо в чернильницу.
Лист так и остался чистым, когда к нему некоторое время спустя вошел Педрик Пейн. Тирион отложил перо.
— Найди Бронна и сейчас же приведи его сюда. Скажи, что он может разбогатеть, как ему и не снилось, и без него не возвращайся.
— Да, милорд. То есть нет. Не вернусь, — сказал Под и ушел.
Он не вернулся ни к закату, ни к восходу луны. Тирион так и заснул на подоконнике, а на рассвете проснулся с ломотой во всем теле. Слуга принес ему на завтрак овсянку, яблоки и рог с элем. Он поел за столом, глядя на лежащий перед ним чистый пергамент. Час спустя слуга пришел за миской.
— Ты не видел моего оруженосца? — спросил его Тирион. Тот потряс головой.
Тирион со вздохом повернулся к столу и снова обмакнул перо. «Санса», написал он и уставился на это имя, до боли стиснув зубы.
Если Джоффри не просто подавился — а такое предположение даже Тириону трудновато проглотить, — то его, несомненно, отравила Санса. Джофф поставил свою чашу чуть ли не ей на колени, а причин у нее было более чем достаточно. Все сомнения, которые еще имелись у Тириона, исчезли вместе с его женой. Одна плоть, одно сердце, одна душа. Он скривил рот. Она быстро доказала, как мало значит для нее этот обет, не так ли? А чего ты, собственно, ждал, карлик?
И все же… где Санса достала яд? Ему не верилось, что девочка действовала в одиночку. Действительно ли он хочет ее найти? Поверят ли судьи, что юная жена Тириона отравила короля без ведома своего мужа? Он бы не поверил. Серсея будет настаивать на том, что они проделали это вместе.
Тем не менее он вручил свой пергамент дяде.
— Леди Санса — твой единственный свидетель? — нахмурился сир Киван.
— Со временем я вспомню других.
— Вспомни лучше сейчас. Судьи намерены назначить слушание через три дня.
— Это слишком скоро. Вы держите меня тут под стражей — как же я найду свидетелей в свою пользу?
— Свидетелей против тебя твоя сестра нашла без труда. — Сир Киван свернул пергамент. — Городская стража ищет твою жену. Варис предложил сто оленей за сведения о ней и сто драконов за нее саму. Если ее можно найти, она будет найдена, и я сам приведу ее к тебе. Не вижу вреда в том, чтобы муж и жена были заключены вместе и утешали друг друга.
— Как ты добр. Не видел ли ты моего оруженосца?
— Вчера я послал его к тебе — разве он не пришел?
— Пришел и опять ушел.
— Тогда я пришлю его снова.
Но Подрик вернулся только на следующее утро. Он вошел в комнату нерешительно, со страхом на лице. За ним следовал Бронн в кафтане с серебряными заклепками в тяжелом дорожном плаще и с парой перчаток из тонкой кожи за поясом.
От одного взгляда на него у Тириона засосало под ложечкой.
— Долго же ты шел сюда.
— Парень меня упросил, иначе я не пришел бы вовсе. Меня ждут к ужину в замке Стокворт.
— Стокворт? — Тирион соскочил с кровати. — Что ты там позабыл. Скажи на милость?
— Невесту. — Бронн улыбнулся, как волк, созерцающий потерявшегося ягненка. — Послезавтра я женюсь на Лоллис.
— Лоллис, значит. — Чудесно, просто замечательно. Полоумная дочь леди Танды получит мужа-рыцаря и отца для того бастарда, которого носит в животе, а сир Бронн Черноводный поднимется еще на одну ступеньку. Тут поработали зловонные пальчики Серсеи. — Моя сука-сестра подсунула тебе хромую лошадь. Эта девица слабоумна.
— Если бы мне требовался ум, я бы женился на тебе.
— Она беременна от другого.
— Когда она опростается, я начиню ее сызнова.
— Она даже не наследница Стокворта. У нее есть старшая сестра, Фалиса — замужняя.
— Она уже десять лет замужем, а детей нет как нет. Ее лорд-муж с ней не спит — говорят, он предпочитает девственниц.
— Да хоть коз — это к делу не относится. Земли все равно перейдут к его жене, когда леди Танда умрет.
— Если Фалиса не умрет раньше матери.
Знает ли Серсея, какую змею она побудила пригреть на груди леди Танду? Если даже и знает, это, видимо, не волнует ее.
— Зачем же ты пришел в таком случае?
— Ты как-то сказал, что если кто-нибудь предложит мне продать тебя, ты дашь двойную цену, — пожал плечами Бронн.
Да, верно.
— Так что же тебе надо — две жены или два замка?
— Одной жены с меня хватит, и одного замка тоже. Но если ты хочешь, чтобы я убил Григора Клигана, замок должен быть чертовски большим.
В Семи Королевствах полным-полно незамужних знатных девиц, но даже самые старые, больные и безобразные не пойдут за такого худородного подонка, как Бронн. Разве только у девушки с головой неладно и она забрюхатела после того, как ее изнасиловало полсотни человек. Леди так отчаялась найти Лоллис мужа, что даже за Тирионом гонялась некоторое время — еще до того, как ее дочкой насладилась половина Королевской Гавани. Серсея, несомненно, как-то подсластила свое предложение, притом Бронн теперь рыцарь, что делает его подходящей партией для младшей дочери невеликого дома.
— Сейчас я не могу похвастаться избытком замков и невест, — признался Тирион. — Но я могу предложить тебе золото и мою благодарность, как прежде.
— Золото у меня есть, а благодарность твоя ни к чему.
— Как знать. Ланнистеры всегда платят свои долги.
— Твоя сестра — тоже Ланнистер.
— Моя леди-жена — наследница Винтерфелла. Если я сохраню голову на плечах, то когда-нибудь буду править Севером от ее имени. И отделю тебе большой кусок.
— Если бы да кабы. Притом на Севере зверски холодно, а Лоллис теплая, и она рядом. Еще две ночи — и она моя.
— Тут я тебе не завидую.
— Да ну? — ухмыльнулся Бронн. — Признайся, Бес, если б тебе предложили на выбор спать с Лоллис или драться с Горой, ты бы мигом штаны спустил и приступил к делу.
Он слишком хорошо меня знает, подумал Тирион и зашел с другой стороны:
— Я слышал, сир Григор был ранен на Красном Зубце и у Синего Дола. Раны поубавят ему прыти.
— Прытким он сроду не был, — раздраженно отрезал Бронн. — При такой туше и силище прыть ни к чему. Хотя для такого детины он поворачивается довольно быстро, тут ты прав. Ручищи у него небывалой длины, а ударов, которые обыкновенного человека доконали бы, он как будто и не чувствует.
— Неужто ты так его боишься? — спросил Тирион в надежде раздразнить его.
— Дурак бы я был, если б не боялся. Хотя, пожалуй, я и мог бы его побить. Плясал бы вокруг него, пока он не устал бы махать мечом, а потом как-нибудь повалил бы. Когда противник падает, его рост уже не важен. Но риск велик. Один неверный шаг — и я покойник. Зачем мне это надо? Ты мне нравишься, маленький уродец, но если я буду биться за тебя, то проиграю в обоих случаях. Либо Гора выпустит мне кишки, либо я убью его и потеряю Стокворт. Я продаю свой меч, а не отдаю его даром. Я тебе не брат, в конце концов.
— Верно. Не брат. — Тирион махнул рукой. — Ладно, ступай. Беги в Стокворт к своей Лоллис. И пусть тебе на твоем брачном ложе посчастливится больше, чем мне на моем.