Свободное падение Афанасьев Александр
Сразу взорвался Кавказ. Кавказские квазигосударства моментально объединились в непредусмотренный политической конфигурацией единый блок – Конфедерацию горских народов Кавказа. Этот блок моментально заявил права на Ставропольский край, Кубань и Ростов-на-Дону как на исконные кавказские земли. При этом чисто кавказская и в то же время христианская Осетия заявила о готовности сражаться против КГНК до последнего осетина, а Кабардино-Балкария раскололась и полилась кровь. Сидевший в Москве Высокий комиссар ЕС Альваро Беннетт не только не оценил всю опасность ситуации, но и приветствовал «пересборку Кавказа». Почти сразу начался исход русских, они собирались как раз на Ставрополье и на Кубани, где получали оружие и вступали в этнические вооруженные формирования. Вместе с ними ушли и те из кавказцев, которые служили в России, в том числе в Чечне и Дагестане. И все они тоже взяли в руки оружие.
На этом – на европейском пути России можно было ставить крест. Алекс Сэммел отлично понимал, чего никогда не простят и не поймут русские: слабости. Вероятно, конфликт на Кавказе можно было как-то урегулировать. Тем более что сменивший темпераментного и восторженного испанобританца Беннета на посту Высокого комиссара ЕС немец Хайнц Грубель недвусмысленно заявил, что продолжение дестабилизации Кавказа и Предкавказья со стороны отдельных лиц может повлечь за собой операцию по наведению мира с участием сил НАТО. После первой же поездки в кризисный регион он фактически предъявил ультиматум, и большая его часть касалась Кавказа: распустить нелегитимные органы власти, немедленно разоружить все незаконные вооруженные формирования, сдать оружие, допустить в регион международных инспекторов и следователей для расследования случаев преследования, убийств и геноцида, прекратить поддержку радикального ислама, оказать содействие в задержании лиц, исповедующих агрессивный ислам и виновных в уголовных преступлениях. Для любого, кто знает Кавказ, было понятно, что требования эти невыполнимы, и для кавказца пойти на такое – значит перестать быть кавказцем. Вместо ответа начались новые акты насилия, а потом – взорвалась Москва. Нового, проевропейски настроенного президента страны буквально разорвали в районе Останкино, куда он пытался прорваться для того, чтобы обратиться к народу. Вакханалия расправы с мгновенно ставшей ненавидимой властью превратилась в межэтнические расправы с большими человеческими жертвами. Пришедшее к власти военное правительство объявило о выходе из ЕС, объявлении на всей территории страны режима чрезвычайного положения и аннулировании всех, взятых предыдущим правительством международных обязательств. Практически сразу после этого Кавказ и Татарстан объявили о своей полной независимости, Татарстан вдобавок о том, что желает быть членом ЕС по-прежнему, а по стране прокатились погромы, грабежи и межэтнические столкновения.
Что же касается их миссии – правительство России в 2018 году разделило «Газпром», вернуло активы «ЮКОСа» и провело ряд международных тендеров на разработку месторождений севера России и Сибири. Все их выиграли международные компании, так называемые «мейджоры» нефтяного рынка. После начала беспорядков в России цена на нефть за несколько дней возросла с двухсот десяти до двухсот сорока, а потом и двухсот пятидесяти долларов за баррель. Потом нефтяники пришли к новому правительству России и сказали, что бизнес есть бизнес и они готовы платить на тех условиях, о которых договоримся, и не важно кому. В итоге выплаты в пользу российского правительства были повышены, что в условиях резкого роста цен на нефть проблемы не составило, а в Россию были приглашены компании по обеспечению безопасности. Не просто так представители Кавказа, чью нефть (чеченскую) российское правительство заблокировало, заявили, что ответят волной терроризма по всей России и прежде всего на сырьевых приисках, если их требования не будут выполнены. В том числе и территориальные – они почему-то считали, что Кубань и Ставрополье являются горскими территориями. Сразу после этого, с согласия русских, охрана была значительно усилена, сюда перебросили специалистов с боевым опытом. Собственно говоря, на юг ехал Густаффсон – он получил назначение менеджером на Ставрополье, где концентрировались нефтяные объекты, связанные с разработкой огромных, недавно открытых месторождений Черного моря. И если Сэммел хорошо знал своего друга (а подружились они еще в Афганистане) – кое-кого ждали нелегкие времена.
Но это общее, а теперь – частности.
В городе была русская власть и были законные силовые органы: полиция, в том числе отряды особого назначения, так называемый ОМОН. С ними было налажено некое сотрудничество, суть которого не особо раскрывалась, – но опытный Сэммел знал, о чем речь. Либо это деньги, либо информация и предоставление ресурсов. Ни один опытный менеджер не упустит возможность сделать работу чужими руками: ведь, в конце концов, заказчику плевать, кем именно сделана работа, главное, что она сделана. Так они работали и в Таджикистане, и в Туркменистане, и в Казахстане. Если русские здесь продажны – значит, они получают деньги, если нет – значит, помощь и информацию. Надо не забыть спросить – как именно организовано взаимодействие: это очень ценный актив.
В городе была и нелегальная власть. Так называемые «общины». Это было, нельзя было прятать голову в песок: надо было признать это и работать. Это было в Ираке, в Афганистане – да везде. В Ираке Петреус сбил наиболее опасную волну насилия в 2007–2008 годах хитрой политикой – он начал вооружать не меньшинства, а большинство, и более того, начал платить, платить хорошие деньги за отсутствие актов насилия и самостоятельное, без привлечения американцев обеспечение безопасности на своей территории. Так и тут – общины это не власть, но это самостоятельная сила со своими требованиями и интересами и с ней надо работать. Судя по данным из центрального файла, далеко не все в общине были радикальными исламистами, многие имели чисто экономические интересы – деньги, найм представителей их народа, которые явно будут платить общине, заключение контрактов на снабжение и обеспечение нефтяников продуктами, ГСМ и прочим. С другой стороны – из данных Густаффсона можно понять, что наиболее радикальная часть общины не только не подчиняется умеренным, но и терроризирует их, вымогая деньги на джихад. Это называется «закят». Мусульманин – плати закят. Не мусульманин? Тогда плати джизью. Как написал Густаффсон, джизью пытались наложить и на него (совсем оборзели!), платить он категорически отказался. Скорее всего, инцидент со снайпером был связан именно с этим.
Отмечалась и террористическая активность. Все то же самое – «Аль-Каида», Хизб ут-Тахрир, Шура Имарата Кавказ – нового протогосударственного объединения, признанного террористическим. Концентрировались общины радикалов прежде всего в городах, состояли из молодежи. Что самое худшее – до тридцати процентов численности таких вот «городских джамаатов» составляли этнические русские.
Регион был сложным. Один человек, менеджер региона, в данном случае Ларс Густаффсон, отвечал за состояние дел с безопасностью в целом регионе, по размерам большим, чем его родная Норвегия. Горы, низкорослый, но вполне способный скрыть человека лес, болота, северная степь, так называемая «тундра». Несколько небольших городов, построенных русскими для освоения этого края, и что самое плохое – сильно разбросанные по местности объекты нефте– и газодобычи, которые надо было охранять. И объекты трубопроводной инфраструктуры. Судя по данным центрального файла, Густаффсон построил свою работу по охране большей частью на взаимодействии невооруженных гражданских БПЛА и вооруженных самолетов, примерно таких, как тот, на котором он летел. То есть БПЛА дежурит над местностью, отмечает угрозы, при их наличии вызывает вооруженный самолет. Новейший «MC130» Combat Spear вооружен 30-мм пушкой «Бушмастер» и ракетами, тот самолет, на котором летел он – 20-мм «Эрликоном», при том он раза в три меньше, чем «сто тридцатый» транспортник, и стоимость летного часа меньше раза в три-четыре и раз в десять меньше, чем у вертолета. Таким образом, получается максимальный эффект при минимальных стоимостных издержках: если ты не служишь в армии, а работаешь на частную военную компанию, то о таких мелочах задумываться надо. Проблема только вот в чем: такой подход никак не решает проблему городского терроризма. А ее надо решать.
Городской терроризм…
Из центрального файла он видел, что практически все службы сознательно вынесены за пределы города. Нефтяники живут рядом с месторождениями, там возведены защищенные жилые городки. В офисах – минимум персонала, только самый необходимый минимум, тем более что и за работу здесь надо платить двойное, если не тройное жалованье. Но проблему это не решает, Сэммел это отлично прохавал на примере Казахстана и Узбекистана. Ошибка одна: ты отгораживаешься от какой-то части населения стеной и делаешь вид, что ее нет, что у нее нет интересов, прав, что все, что между вами общего, – то, что вы живете в одной стране. И все проблемы, трудности, неприятности, которые есть у этой части населения, тебя не касаются. Но чем выше стена, тем сильнее копится ненависть. И при встряске – а она рано или поздно будет – стена рухнет, и ты останешься с этими людьми один на один. Вот что будет…
Так и Центральная Азия. В Афганистане к власти пришли талибы, исламистские боевики из центральноазиатских государств получили и помощь, и защищенные базы, и вооруженных сторонников… и все начало сыпаться как карточный домик.
Все. Одно за другим. Саморазрушающийся механизм, нисходящая спираль, самосбывающиеся негативные прогнозы. Рушится одна страна, тут же освободившиеся от работы, от всего человеческого местные хватают оружие и бегут «помогать» соседям. Моментально во все стороны расползаются беженцы, сами по себе крайне взрывоопасный материал… и вот все это начинает напоминать натянутый в руках кусок ткани, на который капают кислотой. Дыры расширяются, сливаются постепенно в одну и…
По-моему, еще лидер большевиков Владимир Ленин предупреждал: нельзя считать себя свободным от общества, в котором ты живешь. Это предупреждение все давно забыли…
Городской терроризм… что же с ним делать. Для того чтобы справиться с ним, нужны опытные контрразведчики и хорошая группа быстрого реагирования, способная оказаться в месте, где собрались боевики, и справиться с ними. Он сам себя опытным контрразведчиком считать не мог, но опытным контрразведчиком был майор Итан Блэк, который умер у него на руках в Узбекистане. А он работал в его группе несколько лет и, по крайней мере, знает процедуру, то есть порядок действий.
Городской терроризм…
С легким шорохом открылась дверь – это был Густаффсон. Сам Сэммел сидел в комнате отдыха и знакомился с делами, чтобы не мешать…
– Поехали…
Нормальных гостиниц международных сетей в Сургуте не было – и Сэммел, по совету Густаффсона, заселился в гостиницу Обь, расположенную в центре города, около нее был постоянный полицейский пост, и внутри охрану несли вооруженные частные контрактники. Большая часть гостиницы, несмотря на понятные обстоятельства, была заселена: здесь селились приезжие иностранные гражданские специалисты и специалисты по безопасности. Номер стоил сто сорок тысяч рублей в сутки, это примерно четыреста долларов – приличная цена даже по меркам столицы. Одноместный однокомнатный номер – двухкомнатные давно разобрали. Сэммел, по совету своего друга, пока заплатил за десять дней – потом видно будет. Густаффсон сказал, что далеко не факт, что придется держать номер: если будешь ездить по объектам, то это затянется и на это время номер лучше освободить. Администрация с удовольствием приняла плату долларами США.
Дверь в номер можно было вынести пинком, и это Сэммелу не понравилось – в конце концов, он был в Душанбе во время погромов шестнадцатого года и знал, что это такое. Алекс Сэммел сходил в душ – горячая вода, к удивлению, была, может, у отеля собственный котел – и почувствовал себя намного лучше. Переоделся – у него был при себе дешевый, но более-менее приличный костюм на выход. «Глок-19» в кобуре ДеСантис и два запасных магазина заняли свое законное место на шикарном ремне из бычьей кожи с двойной прострочкой, стоившем едва ли не больше, чем костюм. В отличие от брюк, ремень для постоянного ношения оружия должен быть хорошим, и экономить на нем не следует…
Переодевшись, Алекс Сэммел достал небольшой, карманный инструмент, приготовил отвертку и начал обыскивать комнату. Телефон в номере он сразу отключил, отвернул розетки, посмотрел по углам, на карнизе. Опыт Фермы – лагеря подготовки агентов ЦРУ – давал о себе знать. Никаких жучков он не нашел, но это не значит, что их нет. Подслушивать могут через окно, через батарею, неотключенный стационарный телефон – готовое подслушивающее устройство. Может быть, он еще не привлек внимания, может быть, не успели поставить – он был привередливым клиентом и согласился только на третий номер, который ему предложила администрация. Как бы то ни было – все, что мог, он сделал, а теперь хотел есть. Уходя, он повесил табличку «не беспокоить» и зажал в косяке обрывок нити – возможно, незваные гости его и не увидят…
Перед уходом он посмотрелся в зеркало. Из зеркала на него смотрел ничем не примечательный мужчина, лет сорока, возможно, сорока с небольшим. Незастегнутые пуговицы и короткие рукава пиджака, пуговицы вместо запонок на рукавах рубашки указывали на профессионального стрелка. Глаза были спокойными и усталыми, и лишь намертво въевшийся в кожу загар да ранняя седина выдавали в нем человека «с биографией»…
На первом этаже, как это обычно и бывает в ресторанах Восточной Европы, был ресторан.[11] Говорили, что раньше здесь это называлось «столовая» и сюда не пускали тех, кто не живет в отеле, но теперь это был ресторан, и сюда пускали всех. Ларс Густаффсон сидел в самом углу и с аппетитом что-то ел. Увидев Алекса, махнул рукой:
– Присоединяйся. Так как ты новичок, я заказал и на тебя.
Мясное блюдо на вид выглядело отлично, хотя и остыло…
– Что это?
– Медвежатина. Бифштекс из медвежатины. У русских плохо получается готовить мясо, а вот само мясо просто отличное. Попробуй, настоящая медвежатина.
Алекс вспомнил, как едят в Европе. Американцы сначала разрезают все мясо на небольшие куски, после чего откладывают в сторону нож, берут этой же рукой вилку и едят. Европейцы орудуют одновременно ножом и вилкой, отрезая мясо по кусочку и съедая его. Это надо уметь… а долгие годы в местах, где и про салфетку-то не знают, отрицательно сказываются на манерах.
Впрочем, кусок был жесткий, но без жил и в меру прожаренный. И с необычным соусом. Что-то это напоминало американский стол, не европейский. Большие порции, примитивная, но вкусная еда. Алекс уезжал из России, когда ему было шесть с чем-то лет, и почти не помнил эту страну. И вот волей судьбы он снова был в этой стране, великой и несчастной, ищущей непонятно чего и не знающей покоя…
– С чем мясо?
– Какой-то местный соус. Брусника, кедровые орешки. Кстати, добудь масло кедра, здесь оно есть. Две столовые ложки три или четыре раза в день. Я вылечил так язву.
Язва, гастрит – одна из их профессиональных болезней. Хороший стол, наподобие этого не исключение, а правило, а во время неприятностей – хорошо, если за день вообще удается что-то поесть…
– Значит, и здесь есть что-то хорошее.
– Вопросов нет. Мне вообще жаль этих людей, они не такие плохие. По крайней мере, не сравнить ни с Ираком, ни с Афганистаном – там от местных никогда не ждешь ничего хорошего. Ты, кстати, задержался в номере…
– Искал гостинцы.
Густаффсон понимающе кивнул.
– Не напрасно. Бывает. Так что проверяй. Файл прочитал?
– Прочитал… – спокойно ответил Сэммел, – а теперь хочу услышать то, что там не написано. Прежде всего насчет русских.
Густаффсон улыбнулся, став похожим на какого-то неуклюжего, но доброго сказочника, который сбрил бороду. Человек вообще выглядит лучше, когда улыбается – правда, поводов для улыбок маловато…
– Русские… Первое, что ты должен знать, – это как с ними обращаться. Они делятся на две категории – русские на должности и просто русские. А русские на должности делятся на гражданских и военных. Хуже всего гражданские русские на должности. Они будут тянуть с тебя деньги, а потом придумывать, почему не могут для тебя ничего сделать. Могут и напакостить. С ними надо жестко и платить за что-то реальное.
– Как в Ираке?
– Точно.
Сэммел был в Ираке – по линии ЦРУ. Сам непосредственно не имел дела с гражданскими, но слышал разговоры. Там гражданские приходили и начинали излагать свои проблемы. То не сделано и это не сделано. Нужна краска, нужно там подновить ворота, нужны учебники для школы. И когда ты им что-то давал, они были довольны и жали тебе руку – только ночные нападения не прекращались. А когда ты спрашивал их, почему бы им самим не сделать что-нибудь для себя, например убрать хлам и мусор с улицы или починить канализацию, они смотрели на тебя, и казалось, не понимали, о чем ты говоришь…
– Вторая категория – гражданские русские. Они странные люди… я никогда их не понимал и не пойму. Они могут ненавидеть тебя, они могут не взять денег, но если ты им понравился, сделают нужное для тебя и бесплатно. Если будешь нанимать их на работу, учти – много контроля и никакого алкоголя.
Сэммел улыбнулся:
– Я вообще-то сам этнический русский.
– Ах да… – Густаффсон разлил по бокалам густой, темно-красный напиток, похожий на кровь, но другого оттенка красного, – я и забыл. И еще третья категория русских – это…
Под ударом взрывной волны лопнули одновременно все стекла, обжигающий вихрь ворвался в помещение, сметая все на своем пути. Их сшибло со стульев, сшибло остатки мяса и кувшин с напитком… но осколками не порезало… осколки пришлись на тех, кто сидел ближе к окнам…
Наступила тишина. Оглушительная, такая, как будто кто-то выключил громкость, и фильм идет, но звука уже нет.
Потом звук прорвался: многоголосыми воплями сигналок, стонами раненых, чьим-то истошным криком от вестибюля. Было дымно, Сэммел тряхнул головой и начал подниматься на ноги. Хрустело битое стекло, осколки тарелок, он обо что-то обрезался – и боль привела его в чувство…
С другой стороны стола поднимался Густаффсон. В отличие от Сэммела, он сидел лицом к стеклу, поэтому ему «прилетело» – осколок стекла резанул по брови, волосы у него были спутанными и грязными, взгляд – диким…
Сэммел попытался утвердиться на ногах, закашлялся…
– Черт…
– Уходим.
– Надо помочь…
– Уходим!!!
Под ногами хрустело стекло и битая посуда. Цепляясь друг за друга, они сунулись на кухню… там что-то горело и кто-то кричал, и было непонятно, что вообще происходит…
– Давай сюда!
Густаффсон знал обстановку лучше – он потащил его через боковую дверь, потом какими-то коридорами. Рядом бежали еще какие-то люди, непонятно какие. Все спасались на улице, как будто здание может рухнуть…
– Может быть еще один взрыв! – прокричал Густаффсон, не оборачиваясь. – Ты носишь?[12]
– Да…
Они вывалились на улицу, бежали люди, кто к отелю, кто от него, заполошно выли сигналки машин. Густаффсон потащил его куда-то в сторону. Сэммел не сопротивлялся – порядков здесь он не знал.
Два уже знакомых внедорожника, положенный менеджеру региона выезд,[13] забрали их на темной улице неподалеку от отеля. В ночи выли сирены, и они держались подальше от дороги, в темноте, пока не увидели знакомые машины…
– Часто у вас так? – спросил Сэммел, приводя себя в относительный порядок.
– Такого еще не было… – Густаффсон пил воду из бара, – но должно было рано или поздно случиться. Чертова община.
– Чеченцы?
– Ну а кто же? Добро пожаловать в Югру, брат.
– Югра?
– Местные так называют эти места. Югра…
Почти в полночь они приехали в офис, где у Густаффсона, как и у любого другого понюхавшего порох контрактника, была тревожная сумка и спальный мешок. От нервов распили бутылку Финляндии, которую норвежец держал в сейфе, и легли спать. Сэммел соорудил себе ложе из спальника и стульев из кабинета, лег – и отрубился, рухнул в пропасть своих кошмаров, которым не было ни конца ни края…
Сколько бы в этом мире не было адских мест – он повидал их все…
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮДокумент подлинный…Вологодский суд рассмотрит дело местного жителя, который, как полагает следствие, готовился совершить теракт. И.о. регионального прокурора уже утвердил обвинительное заключение в отношении Сергея Мишуринского. Об этом сообщает пресс-служба надзорного ведомства.
По версии следствия, С. Мишуринский (неоднократно судимый за тяжкие преступления – грабеж, изнасилование, убийство) стал еще и террористом, отбывая наказание за совершение тяжкого преступления в колонии строгого режима. Там он познакомился с лицами, осужденными за терроризм, которые и оказали на него сильное влияние. Освободившись из исправительного учреждения, мужчина изготовил самодельное взрывное устройство с поражающими элементами. Подорвать его он намеревался в одном из общественных мест Вологды.
Готовясь к преступлению, С. Мишуринский штудировал экстремистскую религиозную литературу и просматривал диски с записями известного идеолога «Аль-Каиды» Абу Ахья и нейтрализованного участника бандподполья Саида Бурятского.
Однако довести преступное дело до конца он не смог. В октябре прошлого года предполагаемый террорист был задержан сотрудниками ФСБ. При обыске в его квартире нашли гранату, несколько детонаторов и самодельное взрывное устройство, содержащее 200 граммов тротила и саморезы.
Против мужчины было возбуждено дело по ч. 1 ст. 222 Уголовного кодекса РФ (незаконное хранение взрывчатых веществ и взрывных устройств), ч. 1 ст. 223 УК РФ (незаконное изготовление оружия) и ч. 1 ст. 30 и ч. 1 ст. 205 УК РФ (приготовление к совершению террористического акта).
top.rbc.ru
Недалекое прошлое. Западный Туркменистан. Второй блок месторождений. Лето 2017 года
Черный юмор контрактников
- Туркменистан – страна чудес.
- Зашел в кишлак – и там исчез.
Взрыв они услышали, едва свернув с дороги. Тяжелый, глухой хлопок, отдающийся под ложечкой, – и огненный столб на горизонте, постепенно чернеющий…
– …твою мать… – нехорошо выразился третий стрелок. Он был канадцем, из Канадской королевской конной полиции, отличным стрелком и охотником, но, как и все они, выучил русский мат и активно использовал его. Потому что с каждым первым местным здесь без мата объясниться было нельзя, даже если знал язык.
– Так, собрались! – пристрожил командир патруля. – Алекс, лезь за пулемет. Шон, паси слева…
Шон, бывший рейнджер, которому едва не поджарили задницу при эвакуации из Кабула и который решил, что с него достаточно, толкнул Алекса в задницу, когда тот полез в кузов пикапа через широченную форточку в задней стенке кабины…
– Эй, парень, передай привет бородатым ублюдкам от меня…
– Хорош ржать! Заткнись!
– Да, сэр!
Шон заткнулся, выставил в окно ствол «ПКМ» и начал с преувеличенным вниманием пасти свой сектор…
Алекс выбрался наружу, поправил шемах. Взвел – для этого нужна была немалая сила – гигантский русский «КПВТ», который они сняли с подбитого русского БТР, а потом Дирк МакКоннелл, их мастер на все руки по машинам, оружию и любым другим железякам, приспособил на самодельную, грубо сваренную турель. Этот пулемет был вдвое мощнее старого доброго «Браунинг М2», он стрелял чудовищными пулями шестидесятого калибра, которые прошибали все на своем пути, будь то дерево, стена дома или дувал. Проблема была в том, что выдержать его отдачу было совершенно невозможно, равно как и стрелять очередями больше чем по пять выстрелов – тупо запорешь ствол. Но в дуэлях со стрелками басмачей такая мощность была нелишней, она позволяла открывать огонь с большей дистанции, находясь в относительной безопасности. На всякий случай в бронированном кузове находился пулемет «ПКМ», который можно было использовать как обычный пехотный и стрелять по тем целям, которые внимания «КПВТ» не заслуживают…
Лучше «КПВТ» только «GAU-19», американский трехствольный монстр калибра 12,7, который разрабатывался под перспективный вертолет, но его никто не покупает. Частная компания, в отличие от армии США, доллара лишнего не выложит. И сам пулемет, и боезапас к нему натовского калибра – стоят бешеных денег, а тут… сам «КПВТ» им и вовсе достался бесплатно, выломали с подбитого БТР, а боеприпасы к нему можно купить или выменять у местных «военных» за доллары или спиртное. Они хоть вроде как и соблюдающие,[14] но за русскую водку все что угодно продадут.
Он пристегнулся. Сиденья здесь не было, но для того, чтобы удерживаться на ногах во время бешеной гонки по пустыне, обязательно надо было пристегиваться. Откинул «рога» – плечевые упоры, как на зенитном варианте «диско» – пулемета «ДШК», еще одного русского пулемета, с которым морская пехота США хорошо знакома, хотя ввек предпочла бы не видеть. Вместо обычного ракурсного зенитного прицела они установили коллиматорный, южнокорейского производства…
Пнул изо всей силы ногой в заднюю стенку кабины – дважды. Готов. Обернулся назад – «Тойота», за рулем которой был Влад, украинец, уволившийся[15] из тамошнего спецназа, держалась на хвосте. Вот и отлично. Он показал большой палец – и Влад показал ему то же самое…
Вот только вокруг – была полная…
Они тормознули около чек-пойнта – помогать тут было уже некому, машина группы быстрого реагирования, «семьдесят пятая» «Тойота», стояла на ободах, избитая пулями, будка чек-пойнта сожжена гранатометным выстрелом, а то и чем похуже. Помощь раненым и убитым никто не оказывал, проблем хватало и без этого.
Иван – правильно ударение на первый слог. Иван – а не ИвАн, их командир, бывший оперативник польского JW GROM, выскочил с переднего сиденья их «Форда», забежал в разбитую огнем пулеметов и гранатометным выстрелом караулку и через минуту выскочил обратно, держа в руках небольшой плоский прямоугольник жесткого диска, для сохранности защищенного титаном. Записи камер наблюдения потом посмотрят в офисе. Снова заскочил в машину, тронулись, с пробуксовкой. Про раненых никто и не подумал – это были обычные наемники, местные, из африканских стран, с Балкан, русские. Статик-гарды, каждый знает, на что идет. Помощь им должны оказать местные…
Которым отнюдь не до помощи. Им бы самим кто помог.
Как только они завернули за легкий забор, тоже избитый пулями, стало понятно, что все еще хуже, чем это виделось на расстоянии. Ублюдки сыграли старый трюк, который первыми применили, кажется, ирландские террористы в Белфасте. Двойной удар называется. Происходит нападение или подрыв. Вызываются пожарные, полиция, эвакуируются гражданские. И как только около подорванного или поврежденного объекта скапливается много народа, в том числе представители власти, гремит второй взрыв. Припаркованная машина в последнее время чаще всего смертник. Это и есть двойной удар…
В данном случае целью были пожарные – опять. После нападения они прибыли, чтобы гасить пламя и бороться с разливом нефти, и второй удар пришелся по ним. Ублюдки сообразили, что самое слабое звено в цепи – это инженеры и пожарные. Но инженеры постоянно под охраной, причем такой, справиться с которой нелегко – а неразорвавшихся снарядов тут не достанешь, чтобы сделать фугас. Вот они и начали нападать на пожарных – высококвалифицированных специалистов со сложной специализированной техникой, без которых работать просто нельзя. Пожарные теперь носили бронежилеты и автоматы «АКС-74У», но этого было мало. Еще ублюдки сообразили, что подорвать трубопровод проще, да только латается он и быстро, и дешево. А вот если подорвать компрессорную станцию…
Этот удар пришелся аккурат в цель. Две пожарные машины лизало пламя, около одной из них лежало что-то, похожее на кучу мусора, но Алекс не раз видел такое и знал, что это – сгоревший человек. Кто-то из пожарных еще пытался гасить пламя, кому-то оказывали помощь у искалеченной взрывом «Скорой»…
К их машине подбежал пожарный. В современном, но рваном комбинезоне, больше похожий на космонавта… потерпевшего аварию. Автомат у него был на ремне, забрало треснуто. Навстречу ему выскочил Иван… он именно выскакивал, а не выходил из машины, всегда, даже когда не было непосредственной опасности. Говорили, что он как-то раз чуть не сгорел на Саланге.
Пожарный, судя по говору, был русским – большинство пожарных здесь были русскими, потому что на приисках за месяц им платили столько, сколько на родине за год. Но и цена была высока…
– Цо здесь трапелось?[16] – несмотря на то что русский и польский были разные языки, поляки и русские понимали друг друга.
– Смертник! Мать его… – Русский начал ругаться матом, словно забыв обо всем. – У нас полэкипажа в мясо. С. и!
– Бандиты! Куда они ушли?! – Иван не дал русскому растечься мыслью по древу.
– Бандиты? Басмачи! Щас узнаем…
Русский закричал что-то, подбежал еще один пожарный, ниже ростом и в другом комбинезоне, по-видимому, местный. Русский коротко переговорил с ним на его языке.
– Туда. Туда они ушли… П…ы.
– Сколько их было?
– Да до хрена их было! До хрена!
Это значило – много. Когда командиром, старшим патруля у них был Герхард, Алексу приходилось работать переводчиком: бывшему германскому полицейскому никак не давался русский. Еще он не мог понять «неопределенных» выражений русских – что, например, значит – до хрена? Неужели нельзя хотя бы примерно указать сколько.
– Давно ушли?
– Полчаса как!
– Тридцать минут, ясно…
Ублюдки ушли, а кто-то, явно из числа работников или охраны, остался ждать, чтобы окончательно подорвать и станцию, и пожарных. Что за твари, откуда они только берутся тут…
Иван показал большой палец. Алекс продублировал знак для тех, кто находился в замыкающей машине. Это значило – информация получена, начинаем преследование…
Вывернув, их тяжелый «Форд» прокатился мимо разбитой пулями защитной стены, выскочил через второй выезд. Места здесь были пустынные, довольно опасные – напоминали Северный Афганистан. Там, где русские проложили мелиорацию, – там трава, частично пересохшая под лучами беспощадного солнца, кусты. Где не проложили – там пересохшая, потрескавшаяся от солнца земля. Редкие дороги с асфальтовым покрытием, сильно разбитым и давно не обновлявшимся – государство здесь следило только за самыми крупными дорогами, а как вся эта свистопляска началась – и вовсе ни за чем не следит. Невысокие горы на горизонте, лазурно-голубое небо, белые, кучевые облака…
– Внимание всем, я Скакун-один… – Иван привычно передал позывной, – нахожусь в квадрате сорок шесть – восемьдесят. Преследую крупную моторизованную банду численностью до двадцати человек, легкое стрелковое оружие и «РПГ». После нападения на охраняемый объект ушли на северо-запад на нескольких машинах, идентификации нет. Проявлять особое внимание, повторяю – проявлять особое внимание…
– Я Газель-три, нахожусь на трассе, примерно десять миль восточнее Ак-тюбе, у меня все чисто…
Привычно началась перекличка. Несмотря на то что все они были разных национальностей, служили в разных армиях, полицейских и жандармских силах, работали на разные военные компании, террористы и моторизованные банды, так называемые basmaches, басмачи, были общей угрозой. И к их преследованию подключались все свободные силы…
– Внимание, всем позывным Скакуна, особое внимание, повторяю – особое внимание…
Машины сильно трясло, они приближались к дороге. Дороги здесь не как в Ираке, бетонные скоростняки, но с афганскими не сравнить. Там дорог нет вообще, а здесь хоть какие-то дороги…
«Форд» сильно, до пробоя подвески, тряхнуло, после чего они, не снижая скорость, выбрались на дорогу, асфальтовую. Их водила, тоже русский, начал увеличивать скорость…
Алекс обернулся – «Тойота» следовала за ними. Проверять надо было – местность скверная, без подвески остаться – проще легкого…
Начал поворачиваться… и кровь буквально застыла в жилах, а ноги свело от ужаса. В километре отсюда, по правую руку – не его сектор – был кишлак, а тут осталась автобусная остановка, причем остановка капитальная, бетонная, этакий домик, открытый с одной стороны, который только русские могли додуматься построить из бетона. И вот из-за этого домика показался, встал на колено подросток, голова которого была замотана не чалмой, а просто черной косынкой, а на плече у него была труба реактивного гранатомета, нацеленного на идущий на большой скорости «Форд» контрактников…
Не успевал никто. И он тоже – пулеметная установка двигалась тяжело из-за большой массы пулемета…
Он и сам не помнил, как в его руке оказался пистолет Стечкина – русский автоматический пистолет, который он выменял на трофейную китайскую «СВД» у одного француза. Пистолет этот он носил на груди, чтобы легко было стрелять, сидя в машине, и у него было двадцать патронов в магазине и режим автоматического огня. Сейчас, несмотря на плотную обвязку, он сумел выхватить пистолет и открыть огонь…
Маневрировать возможности не было, скорость почти предельная – они летели навстречу судьбе со скоростью около семидесяти миль в час…
Он увидел, как ракетчика ударила одна из пуль – рассеивание у этого пистолета было сумасшедшее, их единственный шанс. Его повело вправо, он нажал на спуск, полыхнула вспышка… куда, мать его? Бог сегодня хранил их – ракета прошла точно между первой и второй машиной, а через секунду ударившие из второй машины автоматы покончили со стрелком…
«Форд» с пробуксовкой тормознул, проехав не меньше сотни метров. Затем начал сдавать назад. Алекс, хоть его и трясло изрядно, прикрыл сектор «справа и назад» – зеленка, все что угодно может быть. Их водила задом объехал тоже вставшую «Тойоту» и виртуозно остановился у бетонной автобусной остановки.
Алекс расстегнул центральное крепление и только тут почувствовал, что весь в поту, причем в поту неприятном, холодном.
Выбрался через верх, перевалился на землю, встал. Иван, Влад и Шон уже стояли рядом с пацаном – ему было лет пятнадцать-шестнадцать на вид, и у него даже не росла борода. Кровь медленно текла, сворачиваясь в черные шарики в пыли…
Сукины дети… Ублюдочные, мать их так, сукины дети, которым плевать, сколько погибнет их, которые не желают чистить зубы утром и вечером, трахаться с презервативом и прекратить убивать. Чертовы сукины дети…
Влад заменил магазин в своем «Булги». Лязгнул затвором… Иван подобрал трубу от ракетной установки, наскоро обыскал карманы. Немного денег, сильно дешевый и задрипанный сотовый. Никаких документов нет.
– ДНК? – спросил Шон.
– Какой ДНК, курва блядна,[17] – со злобой в голосе ответил поляк, – поехали отсюда…
Через несколько сотен метров они наткнулись на новые трупы…
Их случайно увидел Шон. Ему показалось подозрительно, почему на дороге сидит ворона и не улетает. Значит, рядом есть еда…
Они остановились. И в придорожной канавке нашли еще два трупа.
Машины разъехались, обеспечивая периметр. Пулеметы были готовы открыть огонь.
Трупов было два. Пожилой мужчина и молодой совсем. Возможно, сын, возможно, родственник, возможно, гомосексуальный партнер. После Афганистана ничему не удивляешься. Обоим перерезали горло, по виду – сопротивления они не оказали.
Их водила, русский, по имени Саня, бывший милиционер откуда-то из Центральной России (у русских почему-то полиция в разговорах до сих пор называлась милиция, хотя милиция – это гражданское вооруженное ополчение), прошелся по обочине, потом наскоро осмотрел трупы.
– Они захватили машину. Ублюдки захватили машину, – сказал он, – возможно, грузовик. Вон тут, видите, следы солярки. У сукиных детей была повреждена машина, они захватили другую. Хозяина зарезали. Вот этот – хозяин.
– Почему? – полюбопытствовал поляк.
– Вон, видал его руки. Масло, соляра в кожу въелись. Он привык сам ремонтировать свою машину.
Поляк уважительно кивнул. В компании ценились любые знания, какие бы они ни были. А люди – были самыми разными. Это позволяло им хоть как-то, но держать обстановку и обеспечивать добычу нефти и газа, даже имея под боком «Талибан», «Аль-Каиду» и Стражей Исламской Революции. Если бы здесь высадилась американская морская пехота – всему бы п… пришел.
– А где машина?
– Вон там! – крикнул Алекс, показывая от пулемета рукой. – Кажется, за кустами что-то есть.
Машина и в самом деле была там. Китайский пикап типа «Гранд Тигр», в кузове турель, но самого пулемета нет – забрали. Одна шина спущена, следы от пуль везде, оба боковых и частично лобовое повреждены, в машине – следы крови, перевязочные материалы – на водительском сиденье, сзади на пассажирском. Значит, ублюдки понесли потери…
Кто такие? Ясно кто – и местные и пришлые. В кишлаках работы нет, а вербовщики «Аль-Каиды» дают по таксе – двести долларов за участие в атаке, пятьсот – кто ранен, две тысячи – кто стал инвалидом или убит. Отдельно оплата по результату, как только получат информацию. За взорванную компрессорную – не меньше двадцати штук, при том, что одно оборудование, которое они угробили, на несколько лимонов грина тянет. Местные – большинство нигде не работает с тех пор, как развалился СССР, кто хочет работать – тот уезжает гастарбайтером и работает, кто-то даже гражданство получает, а здесь только неработающие сидят. Только детей делают да в мечеть ходят. Мечеть новая, к ней пристроено медресе – школ здесь нет, вместо школ медресе, учителя могут убить только за то, что преподает не по шариату. Мечети неизвестно на какие деньги содержатся, там раздают гуманитарку и литературу, в основном ваххабитскую. Там же вербуют на джихад, на такие вот атаки – никто ничего с этим не делает, хотя все знают. После налета все скрываются в кишлаке, под видом мирняка, оружие прячут – и так до следующего налета. Кому все это надо… а кто получает прибыль от того, что нефть сто семьдесят уже стоит? Вот им и надо.
Иван осмотрел машину, убедился, что ничего нет, и кивнул. Саня пошел с небольшой канистрой – сжечь машину. В качестве улик она не годилась… какие тут, в дупу, улики?
Сам Иван вернулся к машине, взялся за телефон, набрал номер – это был номер дежурного. По сотовому проще…
– Это патруль три, позывной Скакун. Видишь меня?
– Так точно, продолжай.
На каждой машине был маячок GPS – так что дежурный, сидящий во временном центре, видел их всех…
– Обнаружил одну из машин, использовавшихся танго, внутри следы крови. Атакован одиночным ракетчиком, атака отбита, ракетчик уничтожен, потерь не имею.
– Принято, продолжай…
– Есть предположение, что танго скрылись на захваченной гражданской грузовой машине, тип и приметы отсутствуют…
– Так… минутку. Есть данные – в семи милях от вас к западу банда на грузовике обстреляла патруль Эринис и пытается скрыться на пересеченной местности. Ведется преследование. Наверняка ваши…
– Возможно, спасибо за информацию. СК.[18]
Поляк бешено замахал рукой:
– Пошли! Пошли!
Они опоздали.
Патрульные Эринис, обстрелянные на дороге, вызвали их ганшип, который случайно находился всего в нескольких милях от места действия и представлял собой Цессну Каргомастер, в которой в грузовом люке был установлен сербский двадцатимиллиметровый Эрликон. Ганшип догнал бандитов, пытавшихся скрыться в грузовой машине советского еще производства, и парой очередей покончил и с машиной, и с разбегающимися бандитами. Сейчас он описывал широкие круги в небе, а патрульные и Эринис, у которых был старый, видимо узбекский еще, «Хаммер»,[19] неспешно собирали оружие. Увидев приближающиеся вооруженные машины, они вскинули оружие, но тут же опознали своих…
Здесь было относительно безопасно. Машины встали широким квадратом, чтобы образовать нечто вроде периметра. Алекс отстегнулся и покинул машину вместе со всеми – пулеметчик в «Тойоте» остался дежурить, потому что как минимум пятьдесят процентов огневой мощи должно быть актуально, то есть готово к немедленному применению, и потому что дежурить была очередь второго пулеметчика.
Главным у англичан был Дэн Ходжес. Типичный англичанин – здоровенный, рыжий и усатый. Как и вся элита Эринис, он был из САС, двадцать второго полка специального назначения. В Афганистане он сменил свой «М4» на «СВД», гораздо более подходящую для горной страны – и так и таскал ее с собой, сменив, правда, прицел на шикарный US Optics. Для ближнего боя у него был автомат «МР5», который он таскал на боку, почти как пистолет.
Как и все англичане, Ходжес любил злые шутки и розыгрыши, а также при встрече даже с друзьями начинал их подкалывать, и довольно зло. Это не все понимали… но так он был отличным парнем, всегда готовым выручить друга, и если ты заруливал на базу, когда у него было какое-то событие, пива можно было пить до отвала. Широкой души человек, почти как русские…
– Ищешь, чем бы поживиться, а Иван? – подколол он поляка, едва тот покинул машину.
Поляк размотал шемах, вытер лицо – было жарко.
– Это наши клиенты. Только что они подорвали компрессорную станцию.
– Да? Ну, им не повезло. Но трофеи, извини, наши…
– Сколько их?
– Вроде пятеро. Если мы правильно руки-ноги посчитали…
Контрактники подошли к машине, которую накрыл вооруженный самолет – так называли их патрульные мини-ганшипы. Это был не китайский, а русский грузовик, старый. Похожий на американские пикапы шестидесятых, марки «ЗИЛ». В России таких было не встретить, но здесь климат теплый, машина сохраняется хорошо – здесь они по-прежнему коптили дороги. Судя по кузову, когда-то эта машина работала в местном сельском хозяйстве, а потом стала частной. Как в Афганистане – там местные давно ездят на русских армейских машинах, украшенных как передвижные индуистские храмы. Вероятно, это была именно та машина, из-за которой на дороге зарезали двоих. Сейчас ее прилично разделало снарядами автоматической пушки с самолета, кабина была буквально искорежена, а потом контрактники залили ее пеной из огнетушителя, чтобы не взорвалась. Кровь, металл, мясо, пена слились в омерзительном натюрморте, до которого не додумается ни один художник, даже под кайфом.
– Боже, ну и дерьмо… – сказал кто-то.
– Похоже, это грузовик тех парней, сэр…
– О чем вы? – спросил Ходжес.
– Мы нашли двоих в придорожной канаве. Несколько миль отсюда. Кто-то перерезал им горло, а потом угнал их машину. Вероятно, эту.
– Вот как? – сказал Хождес. – Блин, хоть одна хорошая новость за день. Пусть хоть все друг друга перережут.
Молчание.
– Ты не прав, – спокойно и твердо сказал поляк, как равный.
Ходжес повернулся к нему.
– Да? – он почему-то в этот раз завелся с полуоборота, видимо, до этого был на взводе, – а тебя все это не за…о? Мать твою, ското…
Остаток слова он сглотнул вместе с кровью, внезапно показавшейся из угла рта. Через долю секунды до них донесся четкий звук винтовочного выстрела.
– Снайпер!
Ходжес тяжело падал на землю, подобно подрубленному дереву, и все прятались, где кто мог. Потому что, если по тебе работает снайпер, то нужно сначала засунуть свою задницу в безопасное место и только потом что-то предпринимать. Главным укрытием стала машина, и кто-то заорал «Медик» – а один из бойцов Эринис, петляя, побежал к вооруженному пулеметом пикапу.
– Эрик, не высовывайся!
Британский стрелок запрыгнул в кузов, дернул на себя рукоять взведения «ДШК» и открыл огонь в сторону селения, которое виднелось невдалеке…
– Что с ним?!
Медик работал вовсю – срезал ткань на спине, сейчас пытался остановить кровь…
Неслышимый за грохотом «ДШК» стукнул еще один выстрел – и пулеметчик осел в кузове пикапа, хватаясь за брызжущее красным горло. На сей раз выстрел был куда точнее, по результатам первого попадания снайпер понял правильную поправку.
– Полтинник кончили! Полтинника больше нет![20]
– Твою же мать!
Алекс потянул на себя снайперскую винтовку тяжело раненного британца. Достал из снятой с него разгрузки два полных магазина, рассовал по карманам. Поймал взгляд поляка, своего командира.
– Сэр?
Поляк в который раз поразился своему подчиненному. Большинство из тех, кто идет в контрактники, профессионалы, но они знают цену жизни и не готовы рисковать собственной задницей. Если не припрет – они не пойдут в атаку на пулемет или снайпера, они просто смоются. Или будут сидеть в укрытии, пока это возможно. Но этот – не такой. Такое ощущение, что к этим у него что-то личное…
– О’кей, прикроем. Так, парни. Собрались! Сейчас мы немного постреляем – только не подставьтесь. Я укажу направление трассерами. По готовности…
– Б… надо сидеть и ждать, пока с самолета не снимут этого урода, – сказал один из контрактников, но его никто не поддержал.
Защелкали предохранители.
– На один! Три – два – один…
На счет «три» – бывший капрал морской пехоты покатился, прижимая к себе винтовку: способ передвижения абсолютно естественный для того, кто прошел Кэмп Леджун. В катящегося человека попасть труднее всего, еще труднее – его заметить. Скорее всего, снайпер пользуется старой винтовкой советского образца, наверняка системы Мосина – их полно в Афганистане. На них в оригинале стоит прицел кратностью всего 3,5, простой и примитивный. Но с его американским прицелом большой кратности у него будет некое преимущество.
Если он правильно займет позицию.
Пока контрактники изображали психов в своей дабл-м, он перекатился и занял позицию за пикапом. Как это часто делают контрактники, у него был снят задний борт, и он мог видеть подстреленного пулеметчика. С пола кузова на землю капала кровь, глаза были пустыми и мертвыми – он даже не стал проверять пульс. Еще – минус один…
Он собирался двинуться дальше, когда пуля звонко ударила по кузову. Заметил… гаденыш.
– На час от тебя! – крикнули от грузовика.