Одинокая Модар Стефка
– В моем доме двери закрываются на ночь в 11 часов… – продолжая горланить, – так что «Малыш», будь вовремя…
С сарказмом:
– Не у мамки в Польше…
Закрепляя свою шумную речь неподдельной желчью:
– Холера ясна!..
Было слышно, как внизу захлопнулась подъездная дверь.
Ольга, резко закрыв дверь, озлобленно сквозь зубы процедила, но уже в адрес мужа:
– Не пожалел бы, демократ! – направляясь в спальню.
Лев Арнольдович, стоя в дверях, что-то прокрутив в голове, развернувшись, поспешил назад в коридор.
Там переобувшись, направился к выходу, в дверях пробурчал:
– Как же ты меня достала!.. – раздражённо, – режьте надвое!..
Строя рожицы, кривляясь, вышел, с грохотом захлопывая за собой входную дверь…
Глава 4. Знакомство с Киевом
…Алекс и Оксана, гуляя по вечернему Киеву, невольно отметили, что иллюминация его шарм. Та вычурно подчёркивала достопримечательности в их немой многоликости.
Казалось, что немые свидетели прошлого и настоящего разговаривали с ними, делясь историей города. И они в нем находили отголоски ушедших предков, что творили, созидали, укрепляли дух славян. Ведь когда-то, каждый, кто въезжал в Киевскую Русь, восхищался, возгласом восторга: «О! Країна! У! Краина!»
Во всем чувствовалась гармония, чистота помысел, по-настоящему мощный дух свободы, братства, единения. Когда-то Киевская Русь впечатляла многим, а главное тем, что народ чтил свои корни, семейственность, каждый знал родословную до седьмого колена. Наверное, это то, что объединяло славян…
…И, кажется, что это как никогда теперь понимал и Алекс, и Оксана.
Та поспешила сказать, как в детстве ей говорили, что давным-давно с Урала в эти места мигрировали, русы, угорцы (венгры) дошедшие до «Венгрии», их гнал вождь гуннов Аттила (Атилла) – завоеватель, впоследствии ставший германским королём.
Он сумел объединить разрозненные племена от Рейна до северного Причерноморья.
Больше чем за полтора тысячелетия, произошло смешение рас, крови, но дух был непоколебим – дать лучшее своему народу, что шёл из века в век в будущее, храня, память о корнях, сохраняя истоки языка.
Те первопроходцы, ступившие на эти земли и осевшие на них, делали этот мир по-настоящему сказочным. Именно таким, каким они его видели в своих мечтах – хорошей страной. Это было на устах «Jo, Krajina».
И это закреплялось в сознании и памяти, как самое сокровенное и святое, чтобы Мега – мечта как обязательное передавалась потомкам из уст в уста, чтобы те могли продолжить созидать то, о чем мечтали предки.
Каждый старался сделать страну красивее могущественнее, гарантом – мира и добра. Чтобы объединить народы возникла письменность, позволяющая объединить тех, кто имел начальный корень родства. Кто их видел, говорил: «О, РОС!.. У, РУС!».
Немудрено, что славяне понимали друг друга. Пласт культур сложился из многовековых наследий и традиций русичей (росов-русов) с берегов реки Рось, всех славян, германцев, угорцев; изначально те были воинами, при их появлении говорили: «У, ГОРЦЫ!.. (ещё раньше) У, ГРЫ!».
Но, тем не менее, все жили, прославляя в веках эти земли, и это происходило не одно тысячелетие. Жители этих земель были близки по духу, каждая народность почитала вышивку, как кодовые знаки своего рода, именно по ним знали корень, начало – начал…
…Алексу Киев практически был не знаком, так как тот выехал из страны совсем малышом; знал о нем со слов матери и отца. Сейчас он впитывал то родное, что наполняло его сущность. Вовсю распирала гордость, и это только от одной мысли, что ты рождён в Киеве…
…Проходя по набережной, эхом отдавались бои за Днепр. Наверное, и его деды отстаивали мир на этих землях. Он понял, что гордится своими предками, и благодарен им за то, что те отстояли мир во всем мире, избавляя его от фашизма. На лице содрогался каждый мускул, внутри кричало эго, раскрывая в нем «спящий» патриотизм. Это принималось только душой и сердцем.
Оксана, наблюдая за парнем, поняла, что Алекс так и остался в душе киевлянином. Это далось с молоком матери.
Она была счастлива, познакомить этого приятного молодого человека с городом, где тот родился. Ведь каждый должен знать свои истоки, корни, чтобы жить и созидать, становясь по-большому счету настоящим человеком.
Оксана ему показала памятник основателям Киева, «Лыбедь». Это потрясающее сооружение оттиском легло в глубины их трепетных душ.
Устав от прогулок, девушка предложила посидеть у памятника влюблённых фонарей. Там хорошо просматривался Майдан, открываясь, каждый раз по-новому. Это точка соприкосновений – сердец киевлян, гостей города.
За день, пройдя его вдоль и поперёк, этого не ощущаешь, то и дело отвлекала суета. А может просто вечерняя подсветка, ложась магией, оттеняла камень, как-то по-особенному подчёркивая грациозность и величие, мощь духа. Правда вся эта игра магии с камнем обрывалась в 12 часов ночи, погружая окружающее в темноту, заставляя задуматься, кто ты в этом непродолжительном отрезке времени. Ведь в тени прошлого, его дыхание ощущалось каждой клеточкой тела.
Оксана предложила поспешить домой, избегая встречи с теменью. Говоря, что не готова дать ответ кто она, и так голова забита проблемами. Алекс нехотя согласился, они пошли домой. По дороге продолжая делиться впечатлениями о городе. Вечерний Киев их просто потряс.
Алекс с Оксаной вернулись за полночь. Каждый был перенасыщен эмоциями. И он, и она для себя открыли совершенно иной Киев, который оба они не знали. Простившись, они разошлись по домам.
Алекс, открыв дверь, погрузившись в темноту, тихо шмыгнул, внутрь стараясь не шуметь. Тихо закрыв дверь, на цыпочках направился на кухню.
Там не включая свет, подойдя к окну, засмотрелся на луну.
Казалось, что та была не такая как обычно, как-то по-особенному ярко светила, делая ночь необычной, загадочной.
Его отвлёк женский крик, он шёл откуда-то из глубины квартиры.
Это Ольга та на повышенных тонах кому-то выкрикивала по телефону, надрывая голос:
– Это как мне понимать? Где он шастает? Посадил на мою шею и думаешь, я двужильная? – переходя все точки кипения:
– Люди в это время спят, а я должна быть сторожевым псом, ждать, когда он придёт…
Срываясь:
– Это только начало, а что будет дальше? Здесь ему не Варшава, а Киев! У нас не как у них. Наши дети не привыкли к свободному воспитанию.
Окончательно выходя из себя:
– Сопли ещё!
Переходя на угрозы:
– Смотри! Не доводи меня! Вышвырну и тебя и его! – зло, – чтоб я ещё из-за чужих детей не спала по ночам…
Вскипая:
– Пока у себя дома!..
Алекс невольно вздрогнул, понимая, что весь «сыр-бор» из-за него.
До слуха дошёл приглушённый топот ног, приближающиеся шаги. Ольга вошла на кухню, не зная, что он уже дома; в темноте открыв холодильник, взяла «Виски», откупорив, залпом выпила из горла.
Алекс ужаснулся:
– Езуш Мария! – одёргивая ту:
– Тётя Оля не надо!..
Женщина, от неожиданности вздрогнув, истерично прикрикнула:
– Я в своём доме, что хочу то и делаю!.. – включая свет.
Алексу было неудобно, опустив глаза, сказал:
– Извините.
Ольга взбешённо прошипела:
– Я тебе не тётя!.. Тоже мне племянник!.. Не суй свой нос в мои дела! – переходя на фальцет:
– Где ты был? – бросая в его сторону озлобленный взгляд:
– Мигрень на мою голову! – ставя бутылку в холодильник, с грохотом закрывая дверцу…
Взвинчено:
– Все, видите, ли, самостоятельные стали, никому ни слова не скажи…
Пуская слезу, она бросала на парня зарёванный взгляд и тут же, как ошпаренная ринулась к выходу, в дверях с презрением съязвила:
– Тот ещё мальчик!.. поспешно выходя, хлопая дверью…
Алекс стоял с окаменевшим лицом, не понимая её резкого перепада настроения. Такой он Ольгу ещё не видел; хотя с детства сохранил о ней своё детское впечатление как о злой тёте.
Глотая навернувшееся слезу обиды, он сдерживал себя, чтобы не уйти из этого дома, боясь сделать больно своему отцу; оставлять его с этой мегерой было бы предательством. Теперь Алекс понял, что отец был у той под каблуком. Именно поэтому никогда им с матерью не помогал. В который раз Алекс провёл параллель, какая Ольга и какая мать. В напряжение глядя в ночь задумался.
За окном сплошную темноту по-прежнему разряжал яркий неоновый свет полной луны, что тут же отвлёк его от плохих мыслей. Те роились в голове, которая была до краёв забита впечатлениями сегодняшнего дня. Алекс мечтал о будущем. Однако где он в нем будет, пока не знал. Знал одно, что никогда не будет под каблуком женщины; наивно как мальчишка, веря в любовь…
Глава 5. Первая любовь
…Последующие дни пролетали один за другим в мгновения ока. Алекс знакомился с Киевом, в этом ему помогала Оксана…
…Лето было в разгаре. Они постоянно ездили в Гидропарк на Днепре, облюбовав себе уютное местечко на пляже.
Алекс и Оксана считали, что Гидропарк самое лучшее место для отдыха в жаркое летнее время; прохладные ивовые рощи как будто были созданы для влюблённых.
Они нередко наблюдали, как туда ныряли парочки, и кажется даже завидовали им, не видя такой перспективы для себя. Ведь Алекс и Оксана были только друзьями, болтали о пустяках, правда не скучали, частенько бегали в кафешки и на аттракционы, караоке, в общем, резвились как дети.
Алекс посещал тренажёры, считая, что это клёво. Все под рукой и доступно, поэтому как мог, использовал возможность подкачать мышцы к тому же бесплатно. Он действительно окреп, повзрослел. Немудрено тот старался добиться этих результатов. Оксана не замечала того, что парень просто хотел ей понравиться, желая обратить на себя внимание не как на мальчика, а «мужа»…
…В один из дней, молодые люди, сидя на берегу, как всегда мечтая о будущем, бросая камни в воду, смотрели на волны, словно искали в них ответы, откровенничая, делились своими чаяниями.
Алекс, защищаясь рукой от нещадно палящего солнца, пожаловался:
– Тётка достала…
Оксана, проникаясь вниманием, с испугом спросила:
– Что узнала об Институте?
Алекс с иронией констатировал:
– Та ещё дамочка, всё разнюхает… – становясь серьёзнее, – мне кажется, догадалась. Смотрит на меня, как «Сычиха».
Оксана, с жалостью посмотрев на Алекса, стараясь успокоить парня, с уверенностью сказала:
– Да ладно, не дрейф, парнишка! То, что смотрит, как «Сычиха», ещё не факт, что догадалась.
Поправляя его чуб, призналась:
– Она всегда на людей смотрит из-под лобья или свысока. – констатируя, – высокомерная тётя!.. Фифочка!..
Строя гримасы:
– Тётя Мотя!.. – показывая язык, – ме-э!..
Они дружно засмеялись. Встав, взявшись за руки, побежали к воде, бегая по краю, делая волны, брызгая друг друга. Исчезая вдали…
…Голубое небо было безоблачно. Солнце светило ярко. Всем, кто был на пляже, было комфортно под палящими солнечными лучами.
Солнце воздух и вода были союзниками многих, в том числе и Алекса с Оксаной. Они как никогда были счастливы. По наивности считая, что им всегда будет так хорошо, как сейчас.
Счастье Алекса омрачил тот момент, когда поздним вечером он хотел перешагнуть порог квартиры отца.
Как оказалось, его уже поджидала Ольга, та, стоя в дверях, визжала на весь подъезд:
– Вон!.. Мать – Лярва! И ты такой же, как она гуленный! Вся ваша порода такая… – выталкивая за дверь, – иди туда, где был. Катись в свою Варшаву!.. К маменьке!
В этот момент вышел отец, спеша успокоить жену, но та только усилила истерику, не давая Алексу никакой возможности пройти в квартиру. Тот, видя, что его в этом доме ненавидят, молча отошёл от двери.
Ольга перед его носом с треском захлопнула дверь, бубня за неё:
– Будешь знать, кто в этом доме хозяин…
Стоя в растерянности на лестничной площадке, Алекс не знал, что ему делать, куда идти.
Слыша, как за дверью бушевали страсти, он переживал не за себя, а за отца, считая, что подвёл того и тот влип по самые «помидоры».
Ольга ругалась с Львом Арнольдовичем, переходя на уличную лексику, и у неё это получалось довольно-таки неплохо. Конечно, отец её пытался успокоить, но тщетно. Та будто взбеленилась, упрекала мужа буквально во всем, не давая тому возможности оправдаться.
На крик соседки на площадку вышла Оксана; удивлено глядя на стоящего спиной к двери Алекса, девушка невольно спросила:
– Что за шум, а драки нет?
Тот был до такой степени подавленным, что на вопрос девушки, сказал, что его выгнала тётка.
Девушка, что-то просчитав в уме, предложила ему поехать с ней в Васильково, проведать старшую сестру, Аню, та жила с семьёй в их бывшей квартире. Алекс с охотой принял её приглашение, зная, что ему и так совершенно некуда идти. Через пять минут, они в обнимку спустились вниз по лестнице.
Оказавшись на улице, остановили такси, с одним желанием поскорее оказаться в Василькове.
Была ночь, когда такси остановилось на одной из глухих улочек. Молодая пара, выйдя из машины, в нерешительности остановилась у калитки полуособняка.
За забором вовсю лаяла собака. До слуха дошло, как открылась дверь одной из квартир, цыканье на собаку и женский выкрик: «Кто?»
Оксана поспешила сказать:
– Мы!
Внутри двора в полумраке послышался лязг тяжёлой цепи. Собака, бегая по двору, истерично лаяла, видно спросонья взъелась на не прошеных гостей.
Аня прикрикнула:
– Цыц! Тихо будь! Ну, что взъелся? Это же наша Ксю!
Лай стих у калитки. Собака, распластавшись на земле, тычась мордой в кованую дверь калитки, пыталась заглянуть в просветы, прислушиваясь к перешёптыванию гостей.
Оксана, напрягая слух, слышала шаги в направление калитки, отпрянув на шаг в сторонку, встала по стойке, смирно ожидая появление сестры.
Та долго возилась с замком, наконец открыв, поспешила извиниться:
– Прости, сестрёнка! Замок заел…
Аня, выйдя из калитки, не скрывая своей радости, обняла сестру.
Вскользь бросив любопытный взгляд на Алекса, предложила войти в дом.
Пропуская вперёд Алекса, та тихо спросила сестру:
– Жених?
Оксана смущённо прошептала:
– Нет, друг… – взяв под руку, на ухо, прошептала, – так надо.
Аня, улыбнувшись, многозначительно сказала:
– Ну, раз друг и надо!.. – громко, – Входите! Места хватит.
Проходя мимо собаки, Оксана погладила ту, лаская:
– Ника! Ну, ты что не узнала? Это же я, Оксана. Забыла?
Собака залилась радостным лаем, бегая по двору как шальная зигзагом.
Аня, тут же успокаивая, прикрикнула:
– Тихо будь! Не видишь ночь на дворе, люди спят.
Собака, приблизившись к ним, завиляла хвостом, облизывая руки Оксаны.
Девушка радуясь, не меньше «девушки в шкурке», как она ту раньше любила называть, сказала:
– Лапуль! И я тоже соскучилась.
Собака, поднявшись в рост, стала обнимать девушку крепкими лапами. Аня еле оттащила собаку от сестры, насильно уводя в сторону.
Все, умиляясь поведению преданного, любящего существа, поднялись по ступенькам на крыльцо дома. Аня предложила Алексу войти первым.
Уже, когда все были в доме Аня, суетясь на кухне, посетовала, что не сможет по-барски угостить, так как не ждала их приезда, предложив выпить чай.
Оксана с Алексом отказались, сказав, что не голодные. Тогда сестра предложила гостям пройти в комнату Оксаны, говоря, что там все как было при ней. Оксана с Алексом поспешили туда, ссылаясь, что они чертовски утомились и им не мешало бы выспаться.
Войдя в комнату, Алекс невольно осмотрелся, было уютно. Это он заметил даже при не включённом свете в отблеске яркой луны, свет которой проникал внутрь комнаты сквозь распахнутое окно.
Они стояли в дверях, не решаясь сделать шаг вперёд, словно их что-то сдерживало.
Оксана, не выдержав затянутой паузы, улыбнувшись, с уверенностью поспешила к окну.
Стоя там, вздыхая, разведя руками, сказала:
– Вот так мы и живём… – смущённо, – как – то так! По-старинке. Ни Варшава и даже ни Киев.
С грустью:
– Нет маминой руки… – оправдывая сестру, – Аня старается, но ей тоже некогда, поэтому, так как есть… – доверительно, – сестра крутится как белка в колесе, на работу ездит в Киев. Рано уезжает, поздно приезжает. Все не как у людей, да и я учусь…
Алекс, подойдя к ней, обнял за хрупкие плечи, чувствуя, как та вздрогнула, на ухо шепнул:
– Вижу, понимаю! Всё будет нормально!
С нежностью заглядывая ей в глаза, с уверенностью поцеловал в губы.
Оксана с непониманием смотрела на него, хлопая длинными махровыми ресницами. Девушка была изумлена его поведением. Нельзя сказать, что она этого не ждала, но было неожиданно.
Алекс, прижимая к себе её трепещущееся тело, томно сказал:
– Молчи.
Поцелуй был затяжной, каждый терял реальность, погружаясь в волну чувств.
Немой диалог шёл на уровне глаз, кажется, глаза кричали о любви, которая пряталась в их сердцах. Их тела трепетали.
Алекс, подхватив Оксану на руки, понёс на кровать, подойдя, одной рукой сбросил с кровати подушки; положа девушку на постель, обнимая и лаская, торопливо снимал с неё и с себя одежду, скидывая на пол.
Звёздная ночь и яркая луна казалось, хотели предстать немыми свидетелями их любви. Но он и она их не замечали. Они таяли в объятьях и растворялись друг в друге. Безумно радуясь моменту уединения, такому повороту судьбы…
…Несколько часов, проведённых вместе в Василькове, задали новый смысл жизни.
Алекс и Оксана считали, что их любовь станет единственной и на всю жизнь. Они ехали в Киев в новом лице, влюблённой парой.
Казалось, что там, в Василькове он и она открыли глаза на окружающий мир, как бы случайно заметив, что жизнь прекрасна, принимая её в новых ярких красках в ореоле любви; там же наивно поспешили дать клятву, что их никто и ничто не разлучит.
Новый день казался прекрасным – ярким, солнечным, по-июльски ласковым. Омрачило одно, то, что надо возвращаться домой и пока по отдельности.
Алекс, придя домой, уже с порога услышал упрёки в свой адрес.
Отец, стоя в прихожей, укорял, что тот обидчив, мог бы и позвонить. Ольга, стоящая рядом с ним, взбеленившись, сказала, что к тому же он ещё и обманщик. Так как на самом деле не поступил в Институт, и тут же поставила ультиматум, чтобы Лев Арнольдович отправил его домой.
Набрав по мобильному Карину, Ольга с большим апломбом сказала, что та очень плохо воспитала сына, и они вынуждены отправить Алекса в Варшаву. Сделав своё «чёрное дело», Ольга с большим удовольствием передала трубку мужу и тут же с гонором вышла к себе в комнату.
Отец мямля пытался оправдаться в том, что не смог проследить за сыном, говоря, что сам был очень занят. Да к тому же, как ему казалось, он считал, что сын вырос и уже не нуждался в повышенном внимание, тем более в опеке и контроле.
Оказалось, что Ольга всё-таки сделала не все свои «чёрные дела», выйдя из комнаты, тут же прямиком направилась к соседке.
Ввалившись к той в квартиру, Ольга с порога начала кричать, срамить Оксану по поводу и без повода, называя девушку «шлюшкой», на которой негде ставить пробу.
Оксана еле вынесла позор в присутствии хозяйки квартиры. Хорошо, что та похлещи, чем Ольга, за «своё» любого взгреет. Как говорится, дала отворот-поворот, выдворяя непрошеную гостью за дверь. Ольга, оставшись довольна собой, в дверях посмотрев на Оксану, с сарказмом выпалила:
– Чтобы больше я не слышала о тебе от таких как «это»… – сплёвывая на пол:
– Сама – «Прости Господи», а все туда же людей причёсывает своей «вшивой» гребёнкой!.. – хлопая дверью, – достали сволочи…
Хозяйка, направляясь в кухню, пробормотала:
– Мужик, как мужик!..
Вздыхая:
– Приличный!.. – бубня, – симпатичный мужик… Не то, что эта, «певичка»…
Недоумевая:
– И ведь не оттащишь от такой стервы…
…На следующий день Алекс взяв билет, направился на вокзал. Прощаться не с кем не хотелось. Конечно, жаль отца, поэтому он разрешил ему проводить себя.
До отправления поезда было ещё уйма времени, тот, если верить расписанию должен был отправиться в 15. 52, так что отец и сын были вынуждены общаться, чтобы заполнить длительную паузу «дежурным» диалогом. Однако общение между ними никак не клеилось.
Алекс нехотя отвечал на вопросы отца, стараясь не смотреть ему в глаза. Он не ожидал, что отец вот так поступит с ним, как нашкодившего мальчика отправит к матери. Ему было больно и стыдно. Его взрослого парня под метр девяносто так унизили, ладно в присутствии отца, так ещё и в присутствии какой-то посторонней тётки…
…На перроне кипела суета. Пассажиры, столпившись перед вагонами, суетливо мельтешили перед глазами друг друга, снуя со своими увесистыми сумками туда-сюда, на метр, приближая свой багаж к входу, забивая проход. Этим, раздражая рядом стоящих пассажиров и провожающих.
Лев Арнольдович, стоя в обнимку с сыном, пробормотал:
– Прости! Не отстоял. Слаб… – роняя слезу, признался, – люблю её. Прости.
Неожиданно взгляд Алекса поймал снующий в толпе силуэт, так похожий на Оксану. Та, отделившись от толпы, глядя по сторонам, наконец заметила Алекса, стоящего рядом с отцом. Она уже хотела подбежать к ним, но толпа безжалостно оттеснила назад. Пассажиры и провожающие, слепившись в серый ком, ринулись к вагону.
Алекс, отмахиваясь от них, кричал:
– Дайте пройти!.. – не в силах справиться с толпой.
Ком из пассажиров осаждал вагон.
Проводница оттесняя, ругалась, на чем свет стоит, зычно выкрикивая поверх голов:
– Нет, ну что за народ?! – зло, – раньше надо было прощаться…
Оттесняя безбилетников, надрывалась до хрипоты:
– Только по билетам… – преграждая путь посторонним, оттесняя назад, брызгая слюной, – я же сказала, только по билетам.
С суровым взглядом оглядывая каждого пассажира, пересчитав как поголовье, громко отдуваясь:
– Слава богу, мои на месте!.. – резко закрыла дверь.
Оксана протиснулась к вагону только тогда, когда поезд тронулся. По её щекам бежали слезы. Она не понимала: почему так жестока судьба или жизнь?! Это не меняло сути. «Две закадычные подруги» вот так запросто не спросясь взяли и развели их по разные стороны.
Поезд уехал. Оксана даже не заметила, как Алекс, стоя у окна, прощался с ней, судорожно стуча пальцами по толстому стеклу, выкрикивая в немое пространство её имя.
Она безутешно плача ничего этого не слышала. Тогда тот, на грани безумия открыв дверь, на ходу выпрыгнул.
Алекс едва догнал плачущую девушку, та понуро плелась в направлении к метро, не видя никого перед глазами. Сколько было радости. Оксана, не верила своим глазам. Алекс не уехал, не бросил её. Они в обнимку побежали к метро…
…Весь день они просидели у Оксаны. Им было вдвоём хорошо. Молодые люди считали себя парой. Хозяйка, видя их отношения, разрешила Алексу пожить у них…
…День за днём они жили, душа в душу. Так пролетело лето. С приходом осени у Оксаны начались занятия.
Каждый день, выходя в город, Алекс искал заработки. За редким случаем удавалось устроиться на подработку, даже по распространению флаеров. Они жили, довольствуясь маленькими заработками. В дальнейшем ему помогла хозяйка квартиры, Лариса Николаевна, та устроила и Оксану, и Алекса официантами в кафе…
…Так летело время в поиске заработков. Оксана днём посещала институт, а в свободные часы бежала в кафе. Алекс несмотря не на что учился дистанционно.
Незаметно наступил конец ноября 2004 года. Украина вошла в новый виток своего становления; было видно, народ ждал больших перемен…
…Алекс, целыми днями бегая по Майдану, воспринимал всё происходящее вокруг и рядом не как стихийное явление.
И не иначе как закономерность сегодняшнего дня, как свободу, что была подобна свежему морозному ветру; видя все сквозь метель как сквозь призму времени восторженными «круглыми глазами» новый современный мир, где нет места злу в любом его проявление. Всерьёз считая это новой вехой в истории Украины. Алекс где-то как-то в глубине души чувствовал себя революционером. Все было необычно. Люди на Майдане были разбиты на огромные «могучие кучки», охочие стать революционерами крутились у палаток. Краем уха он уловил, что здесь на Майдане можно заработать, только для этого надо записаться в одну из лидирующих партий или стать волонтёрами.
Алекс в азарте бегал от палатки к палатке, радуясь, считал деньги, немного, но и немало. Можно было купить еду.