Лица счастья. Имена любви Лешко Юлия
…Я понял, что все существующее меняется, теряет свою силу и свежесть, приходит в упадок, кончается, умирает. Я не хотел, чтобы это происходило с хорошими вещами и с теми, кого я знал и любил… Но что я мог сделать, чтобы они оставались?… Если я напишу о них, они останутся – это будет написано, это будет, это сможет сохранить себя, пусть не навсегда, но – надолго…
Уильям Сароян
…Наверное, лучше Сарояна никто не объяснит, почему я начала писать эту книгу. Вот так, без лишней скромности! Иронизирую – по привычке. Ее уже не искоренить. А надо ли? Разнообразная до мушек в глазах жизнь дает для иронии немало поводов. Но оставляет место для любви.
С некоторых пор я стала замечать свой возраст. И проявляется это не в том, что медленнее хожу или набрала лишние килограммы, а в том, что стала с большей нежностью относиться к людям, острее чувствовать красоту жизни и человеческих отношений и особенно то, что все это преходяще.
Есть люди, которые ушли из моей жизни. И те, кто просто ушел из жизни. Я не могу забыть их, да и не хочу. Я продолжаю их любить и повторять их имена. Отсюда – название, похожее на незаконченную поэтическую строку.
Мне хотелось бы, чтобы эта книга стала венком сонетов. Просто потому, что в двух этих словах странным образом читается двойной, а то и тройной смысл… И не только печальный!
О тех, кого я помню и люблю. С нежностью!
Автор
Чудеса и звезды
Думаю, нет человека, который совсем уж не верит в чудеса. Потому что с каждым из нас однажды случалось что-то, что невозможно объяснить ничем, кроме вмешательства высших сил. Каждый называет Провидение по-своему. Я – человек верующий, мне легче…
Астрологи все толкуют со своей позиции: «Это – звезды!» Тоже не лишено смысла: астрология существует веками, вне зависимости от меняющейся моды на нее. «Звездное небо над нами – нравственный закон внутри нас»: лучше Канта не скажешь.
А принципиально сомневающиеся во всем имеют свои версии насчет чудес: экстрасенсорика, биоэнергетика и прочий телекинез…
Всерьез занимаются астрологией сразу две мои подруги. Однажды я попросила одну из них составить мой гороскоп. Она, ученица самого знаменитого русскоязычного астролога, подошла к делу ответственно. Совмещенный с картой звездного неба график моей судьбы удивил и… рассмешил меня неимоверно!
Но и настоящего экстрасенса я однажды встретила: просто повезло!
Самое интересное: выводы, сделанные астрологом, в ключевых моментах абсолютно совпали с прогнозами экстрасенса.
Ну, и как тут не верить в чудеса?…
Я и другие паранормальные явления
У моей подруги Анны, которая ныне проживает в Швейцарии, есть (а может быть, уже – была…) двоюродная сестра, названная, по семейной традиции, тоже Анной. У них в семье есть традиция, уходящая корнями в дореволюционное прошлое: всех девочек называют Аннами, Ольгами и Екатеринами. О том, что ее двоюродная сестра – экстрасенс, моя Анна говорила мне много раз, но я как-то скептически относилась к этому. Вежливо кивала, не более того: «Да-да, конечно. Экстрасенс. Бывает». И не принимала Аннины россказни на веру ни одной секунды. Одно мне в этой незнакомой ведунье понравилось: то, что она, якобы, бизнеса на своем таинственном даре не делала, а напротив, несколько даже скрывала его от окружающих. Насколько это было возможно, конечно.
…Дело было в начале 90-х.
Когда двоюродная провидица явилась в наш город из Свердловска (теперь этот город называется Екатеринбург), проведать родню, Анна пристала ко мне нешуточно: «Я хочу вас познакомить!»
Не очень мне хотелось с этой дамой знакомиться. Не то, чтобы я внезапно поверила в ее сверхспособности, но… А вдруг? Как-то неуютно становилось при мысли, что про тебя все знают, как «назад», так и «наперед» – что было, что будет, чем болеешь, чего боишься. В общем, от знакомства с сестрицей Анны я открещивалась так долго, как могла.
Но и мою Анну надо знать: сестра к ней приехала всего-то на неделю, и ей почему-то очень надо было успеть нас свести. В ход пошли уговоры вперемешку с угрозами.
Ой, ну ладно. Я решилась и поехала на встречу с экстрасенсом. Она состоялась в неформальной рабочей обстановке, в кабинете методиста в кинотеатре «Москва»: Анна в те годы там трудилась.
Волшебная родственница оказалась обыкновенной женщиной со спокойным невыразительным лицом, небольшими внимательными глазами, негромким голосом. Никакой эксцентрики, никаких внешних эффектов. Одета скромно, без причуд. Обручальное кольцо на руке. Ни тебе змеи, ни скарабея. Я даже немного расслабилась…
Но на всякий случай болтала без умолку о всякой ерунде, как бы создавая защитный фон: рассказывала о своей собаке, о кино, о нашей с гостьей общей исторической родине… И, отбыв вполне приличные для знакомства два часа, стала собираться уходить, мысленно переводя дыхание: пронесло!..
Не тут-то было!
Когда уже самое время было сказать: «Ну, что ж! Очень рада была познакомиться, но мне уже пора, так далеко живу!.. До свидания!», гостья, до этих пор мягко поддерживавшая беседу (назовем так мою неумолчную трескотню), взяла слово для выступления. Да и выступила.
Пересказывать все, что она мне сказала, не буду. Скажу только, что во всем она – со временем – оказалась права.
Упомяну лишь одну занимательную подробность. Экстрасенс Анна сказала, что я буду писательницей. Во что я совсем не поверила и даже сочла возможным возразить ей, нервно хихикая: «Мне и журналистики вполне хватает. Ежедневная писанина, поденщина, фактически. Времени у меня нет что-то сочинять. Да и желания».
Анна (сестра, а не подруга) уточнила: «Не сразу, позже. Люди, которых ты встречаешь в жизни, будут героями твоих книг».
Общая фраза, не более того, для меня, образца 1992 года. Но не вступать же в пререкания, не уточнять же – скольких книг?
Прошло двадцать лет. И что вы сейчас держите в руках?…
За время пребывания в Минске экстрасенсорная кузина явила следующие чудеса.
Гуляя по заледеневшему Троицкому предместью, остановилась посередь узенького тротуара, как раз напротив литературного музея Максима Богдановича, и сказала моей подруге: «У тебя есть что-нибудь остренькое?» Из остренького нашелся только ключ от квартиры.
Прорицательница стала ковырять утрамбованный снег. Прохожие огибали место раскопки, косясь на двух теток, одна из которых шустро орудовала ключом, как скребком. Анна (подруга) хлопотала лицом в ответ на недоуменные взгляды.
Снег твердый, на улице холодно. Но кузина спокойно продолжала свой таинственный труд. И наконец… Извлекла из-под ледяной корки слипшуюся с наледью золотую цепочку, пропущенную через золотое кольцо с небольшим красным камушком. «Вот», – сказала Анна (сестра), протягивая оттаявшие в руках украшения Анне (подруге). Та только зачарованно глядела на раскачивающееся на цепочке колечко…
Потом она показывала мне эту находку: «Представляешь, она сказала, что знает, кто потерял это: девочка, студентка. Но найти ее, конечно, не сможет: очень большой город».
…Потом она водила кузину по магазинам: приезжие из России всегда отовариваются у нас трикотажем, конфетами, сыром. Анна (сестра) тоже покупала что-то для своей дочери в ЦУМе. Перебирая висящие на кронштейне кофточки, вдруг стала, чуть нахмурившись, бросать осторожные взгляды на окружающих. Анна (подруга) тоже насторожилась: что будет дальше. Ей даже перестали мешать объемистые сумки с уже совершенными покупками.
Оставив в покое трикотаж, экстрасенс подошла к женщине средних лет, которая выбирала какой-то джемпер. Подошла и сказала вполголоса: «Не волнуйтесь так, все будет хорошо. Невестка родит завтра утром, мальчика».
Что там было с этой невесткой, никто уточнять не стал, но женщина, сначала опасливо глядевшая на странную собеседницу, буквально в одну секунду залилась обильными слезами. И только спросила: «Оба… здоровы?» Сестра Анна погладила ее по плечу: «Да, оба».
Ну, и что тут скажешь?…
Что еще «открыла» кузина моей подруге? То, что сочла нужным, вероятно. Из судьбоносного – то, что Анна, неоднократно до этого побывавшая замужем, еще раз это сделает. К сожалению, в тот же год ее мама уйдет из жизни. Анна (подруга) замахала на сестру руками: «Да ну его к черту, такое замужество!» Но кузина сказала, что с этим ничего не поделаешь. Так будет. Сказав плохое, сказала и хорошее. Потому что в жизни, как правило, нет худа без добра.
…Анна ведь недаром оказалась в Швейцарии. Когда умерла ее мама, четвертый муж Анны навсегда увез ее из страны, в которой остались только родные могилы.
Прививка от звездной болезни
…Моя подруга Наташа по каким-то идейным соображениям разошлась со своим учителем астрологии. Я никогда не вникала в этот корпоративный конфликт, да и в целом, к астрологии серьезно не относилась.
Но, видно, в жизни случайностей не бывает. И однажды, попав в жизненный тупик, я обратилась к подруге-астрологине – по ее прямому «профилю».
Мы сидели в кухне, и я буквально стенала: никак не могла понять, почему на меня постоянно обрушивается столько бытовых забот и проблем, часто – не моих, но решать их должна именно я. Прямо Жанна Д’Арк: «Если не я, то кто же?…» Не могу отказать ни близким, ни дальним, рвусь на части. Слово «нет» в какой-то, упущенный мной, момент навсегда исчезло из моего лексикона, и с тех пор я всем говорю «да, конечно, а как же, обязательно» и всех жалею.
В ответ, как водится, никто не жалел меня. Грузят ведь на того, кто везет.
Последней каплей стало происшествие незначительное, но показательное.
Мы с мужем и собакой возвращались с большой прогулки по лесу. Был июль. Вечерело, почти смеркалось. На длинном отрезке пути, ведущем из лесу, мимо недавно отстроенного (и уже закрывшегося на ночь) авторынка, мы шли втроем. За нами – никого. Впереди, вдалеке, нам навстречу шли двое.
Когда мы поравнялись, я увидела, что это пожилая пара. Женщина тихо плакала.
Можно было бы просто пройти мимо, но я же не могу этого сделать! Тут ругать некого: ну, не могу, и все!
Я спросила у женщины, что случилось. И она сказала, что их собачку только что сбила машина.
«Насмерть?» – спросила я. «Нет, – ответила женщина, – она лежит там, в кустах, и умирает…»
Мой муж спросил: «Почему же вы ее там оставили? Может, ее можно спасти?»
Муж женщины ответил: «Лечебница закрыта. Надо вызвать ветеринара, а у нас нет знакомых ветеринаров. И денег тоже нет».
Мы с мужем переглянулись. У нас было и то, и другое. И это значит…
И это значит, что мы быстро отвели домой нашу собаку, вернулись к несчастной дворняжке в кустах и довели все это дело до победного конца. Перевязанную собаку, ставшую похожей на хоккеиста в шлеме, счастливые старики унесли домой. Наш знакомый ветеринар, получив за свои труды законный гонорар, уехал на своей «мазде». А мы отправились домой. Я огляделась по сторонам: на пустынной дороге, ведущей к лесу мимо авторынка, так никто и не появился.
Я люблю собак. Я вообще добрый человек. Но тут со мной случилась истерика.
Дома я села в уголок дивана и принялась тихо плакать. Не выдержали нервы. Почему все (мне так казалось – все!) страждущие идут ко мне? Как они меня находят? Я не мать Тереза! Почему все ленивые просят помочь меня? Почему мои родные и близкие ловко перекладывают на меня свои дела, не особо заботясь, каково мне при этом?…
«И ведь заметь, – сквозь сопли и слезы взывала я к мужу, – только мы с тобой шли навстречу этим людям. Только мы должны были все сделать: вызвать Андрея Ивановича, дать денег… А ничего, что они у нас последние до получки? Все равно: беги, оторви от себя и сделай…»
Муж молчал. Потому что его я максимально ограждала от бытовых проблем: у него была ответственная работа, своих забот хватало выше крыши.
А я устала от бесконечного «стечения обстоятельств» не в мою пользу.
И этому должно было быть хоть какое-то объяснение.
Наташа выслушала историю про собаку и, неожиданно для меня, сразу сделала вывод:
– Вокруг тебя много паразитов.
Ну, при всех своих обидах, паразитами своих ближайших родственников и друзей я называть все же не стала бы. И стариков с собакой – тоже… Наташа отмахнулась от моих возражений:
– Я в буквальном смысле говорю: они живут за твой счет, паразитируют на твоей жизни.
Я опять было открыла рот, но подруга и тут опередила:
– Не о деньгах речь. Хотя… и о деньгах, видимо, тоже. В общем, для этого есть какая-то причина. И эта причина – в тебе. Назови мне точную дату твоего рождения, время и место. Будем составлять гороскоп.
Звонок маме для уточнения времени рождения – и вот уже Наташа записала все нужные сведения для того, чтобы свериться со звездами: почему же мне на роду написано без конца направо и налево раздавать – время, силы, деньги, душу, ничего не получая взамен?…
Гороскоп в наши дни делают не «на коленке», современные астрологи составляют его при помощи специальных компьютерных программ. Но самое сложное – не техническое обеспечение, а грамотная трактовка полученного результата. Ох, как там все непросто: тригоны, акцепты, коридор зеркал… И звучит загадочно, и выглядит красиво: схема, формулы, значки, похожие на метеорологические: в общем, для непосвященного – темный лес…
Полюбовавшись на цветную разлинеенную картинку, я приготовилась слушать. Наташа не спешила, видимо, примерялась, как бы это мне растолковать попонятнее. Сомневаясь в моей астрологической сообразительности, она не ошибалась: я и астрономию-то не очень усвоила в свое время. Большую Медведицу, конечно, найду, а вот Малую – вряд ли.
Когда Наташа начала свою речь, я съежилась.
– Вот, смотри. Это – «коридор зеркал». Он пролегает между противоположными знаками, в данном случае – между Тельцом и Скорпионом. Вот в этом пространстве между ними нет планет – ни реальных, ни фиктивных…
Посмотрела на меня. На моем лице, кроме недоумения, ничего не читалось. Наташа уточнила:
– Это не значит, что у тебя нет проблем. Есть! Но всегда есть и выход, как правило, это – вертикаль! – снова «споткнулась» о мою иронически поднятую бровь. – Как бы тебе объяснить… Ну, вот представь: окружили кого-то… пусть шайку воров. Окружили со всех сторон, перекрыли все пути отхода. А главарь смотрит вверх – и видит выход! И шайка уходит по крышам.
Я попыталась сделать умный вид. Ничего я не поняла: мне-то что, тоже по крышам уходить?… Задумалась.
И до меня все-таки дошло. Пример был, возможно, не самый удачный – «шайка, воры, окружили»: негатива многовато. А ведь суть была в том, что выход нужно находить, глядя не в пол, а в небо. Оторваться от земли!
Дальше было проще. Подруга рассказала мне о противоречиях, которые существуют между мной и моей матерью, несмотря на то, что мы очень близкие люди. Оказывается, даже то, что из-за разницы резусов крови ее организм внутри утробно отторгал мой, а мой, уже родившийся, отказывался от материнского грудного молока, было предопределено звездами.
Она объяснила мне, что я, по собственной воле не исполнившая главный женский долг – не родила ребенка, сама нарушила запрограммированную звездами гармонию. И поэтому вокруг меня так много тех, кто «назначен» мне свыше в качестве моих… детей! «Ты будешь кормить бездомных кошек и собак, опекать знакомых и незнакомых, выслушивать чужие исповеди и решать чужие проблемы до тех пор, пока у тебя не родится свой ребенок. И только тогда чужие „дети“ оставят тебя в покое».
«У меня не будет детей», – опустила голову я.
«Нет, будет», – показала мне Наташа загадочное место на моей звездной карте.
«Девочка?» – тут же оживилась я.
«Нет. Вот знак Марса. У тебя будет мальчик», – твердо сказала Наташа.
Мне становилось все интереснее: намечались необыкновенные, неожиданные перспективы в жизни… Кто бы мог подумать!
«Еще что-нибудь интересное есть?» – с надеждой глядя на звездный рисунок, спросила я у подруги: мне очень понравилась наука астрология.
Наташа долго разглядывала пиктограммы. Поворачивала так и сяк, приложила линейку, соединила карандашом какие-то точки. Отодвинулась, прищурилась…
«Тебя ждет мировая слава», – вынесла она вердикт.
Ну, тут надо уточнить одну важную деталь: у моей Наташи масса достоинств, включая ум, эрудицию, железную логику, два высших образования, знание человеческой психологии… Единственное, чего нет среди всех этих замечательных качеств, – чувство юмора. Оно у нее совершенно отсутствует. Меня этот факт не раздражает, а, скорее, умиляет. Такая серьезная, такая ответственная, такая прямолинейная…
А я даже набок завалилась от хохота: «Мировая слава! Щас сдохну со смеху… Покажи, где написано…»
Наташа обиделась:
«Вот, смотри. Видишь вот этот треугольник в круге? Это значит, что ты будешь известна за пределами того места, где живешь».
«Наташа, – я отдышалась и вытерла слезы, выступившие от смеха, – есть кое-какая разница между мировой славой и известностью за пределами Малиновки, ты не находишь?»
Серьезная Наташа пожала плечами:
«Да, пожалуйста, можно и так сказать. Но этот акцепт обозначает мировую славу. Это общепринятый символ».
«Да наш журнал дальше Беларуси не распространяется, – чтобы Наташа не обижалась на мой смех, я пыталась ей объяснить, почему так буйно развеселилась. – А главное, мании величия у меня нет».
«У меня тоже, – ответила подруга, – относись, как хочешь».
«Но я даже предположить не могу, откуда славу-то ждать?»
Точного адреса, где раздают «мировую славу», в гороскопе, естественно, не было. Но тут я вспомнила, что экстрасенс Анна предсказала мне, что я буду писательницей.
Известной «за пределами Малиновки» я стала, когда на экраны вышел первый фильм, снятый по моей повести. Да, я ее действительно написала – для своей первой книжки.
Правда, книжка вышла позже, чем был снят фильм: она была напечатана в том же году, когда на свет появился мой сын…
В общем, до мировой славы мне по-прежнему далеко (как до Большой Медведицы), но что-то рациональное в астрологии все же есть!
И некоторым экстрасенсам можно верить: особенно тем, которые не делают из своего дара источник дохода.
Письмо «До востребования»
Еще одна чудесная история. Еще два чудесных человека в моей жизни…
В преддверии своего юбилея моя добрая знакомая и коллега Тамара сказала мне:
– Я себе на день рожденья делаю подарок: издаю книгу своих стихов. Вот, напечатаю и раздам друзьям – на прощанье.
«На прощанье», потому что юбилей совпал с ее новым высоким назначением, длительной командировкой в ближнее зарубежье.
…Да, эта известная радиожурналист и по сей день пишет прекрасные, очень женские стихи. «Женские» – это не значит, что они слащавые или слезливые. Напротив: ее стихи исполнены и неподдельного драматизма, и женского достоинства, они чувственны и сдержанны одновременно. Я люблю ее стихи. Они так разительно непохожи на все, что она делает в рамках своей основной профессии, что становится ясно: именно в стихах – ее душа. Их не надо декламировать, их хочется читать глазами. Ну, и сердцем, конечно…
– Напиши мне что-нибудь. Это будет от тебя подарок. Ксения (ее младшая дочь) уже написала маленький рассказ.
…Она и предположить не могла, какая тема есть у меня для «подарочного» рассказа…
Некоторое время назад она ездила в Израиль: отдохнуть, посетить Святую Землю и подлечиться в целебных водах Мертвого моря. Когда провожали ее в отпуск, то всей нашей дружной женской редакцией (а нас в редакции трое) написали «письма Богу». Чтобы она, когда будет в Иерусалиме, «отправила» их – оставила в Стене Плача.
Я не знаю, о чем просили мои коллеги. И не знаю, получили ли они «ответ». А я – получила!
Поэтому в конце рассказа, посвященного этому ее вояжу, я и написала большими буквами: «ТЫ ЗНАЕШЬ, ПОЧЕМУ Я СЕЙЧАС ПИШУ ТЕБЕ? НЕДАВНО Я ПОЛУЧИЛА ОТВЕТ!»
…Книгу моя коллега издала и, как и планировала, раздарила своим многочисленным друзьям.
Разумеется, книжка попала в руки ее дочерей: младшая тоже была в списке авторов этого сборника, а старшей попался на глаза мой рассказик.
Нужно сказать, девочки у моей коллеги – замечательные. У младшей – яркий литературный дар, ни на кого не похожий стиль, эмоциональный и философский одновременно.
Старшая – «матушка», жена православного священника, многодетная мать. Одно из множества добрых дел, которые она творит согласно своему статусу, – работа в центре «Матуля». Деятельность центра направлена на пропаганду и поддержку материнства…
В общем, когда она прочитала мой прозаический «подарок», то сразу все поняла. И сказала матери:
– Эта женщина ждет ребенка.
– Да ну… Не может быть, – ответила моя коллега.
И, конечно, не откладывая в долгий ящик, напрямую спросила меня, права ли ее дочь?
– Да, – ответила я. – И буду просить Веру стать крестной моего ребенка.
Ведь она была не единственной, прочитавшей мой рассказ. Но только она, всегда, всем сердцем настроенная на материнство, прочитала между строк мою потаенную радость и благодарность «почтальону».
И, конечно, ТОМУ, КТО ПРОЧИТАЛ ПИСЬМО… И так чудесно ответил на него.
- Антарес, Вега, Альтаир,
- Альдебаран и Бетельгейзе…
- Прекрасный и холодный мир,
- А жизнь вокруг – кипящий гейзер!
- Читать по звездам – странный дар:
- Светила светят, да не греют.
- Пускай все знает ледяной пульсар,
- Мне возле гейзера – теплее.
Кино
«Девочка (или мальчик), хочешь сниматься в кино?» – вот, пожалуй, самый волшебный вопрос, который может услышать ребенок. Мы все любим кино с детства! Эта любовь чистая, бескорыстная и, как правило, безответная.
Я тоже очень долго любила кино именно так: не рассчитывая на взаимность. А как иначе любить, если работаешь в журнале о кино, пишешь об актерах и режиссерах, премьерных фильмах и прочей кинематографической действительности?
И если бы не цепь случайностей…
Сразу оговорюсь. Мемуары «Моя жизнь в искусстве» не входят в мои ближайшие творческие планы. В далеко идущие – тоже: «бронзоветь» нет ни повода, ни желания. Но историю о том, как я попала в кино, расскажу. Она, на мой взгляд, довольно забавна. И даже – поучительна!
…Редактор нашего журнала, единственного киножурнала в стране и одного из немногих, сохранившихся на постсоветском пространстве, долгие годы входит в худсовет киностудии. «Профессион де фуа», как мы с ней любим повторять вслед за героем бессмертной комедии Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию», режиссером Якиным. Что в переводе с французского обозначает – «профессиональный долг».
В связи с этим «де фуа» ей приходится перечитывать огромное количество сценариев, предлагаемых редактуре киностудии на предмет дальнейшей экранизации. Не все так просто: в редактуре происходит достаточно жесткий отбор. Но на студии не разбрасываются авторами, даже начинающими, стараются не пропустить ни одно зерно среди плевел. И для того, чтобы его не пропустить, в помощь привлекаются наиболее авторитетные специалисты. Из них-то и составляют художественный совет, членом которого является мой непосредственный по жизни руководитель.
…Но «плевел» все равно больше. И «плевелы» тоже приходится читать…
Гриф «совершенно секретно» на сценарии не ставят, после прочтения сжечь не рекомендуют, и вообще – это материал, по определению, предназначенный для массового потребления. А в нашей редакции, кроме главного редактора, всего-то два штатных сотрудника. Поэтому то, что я время от времени листала приносимые гонцами из редактуры киностудии сценарии, большим криминалом считаться не может.
Что-то читала с интересом, над чем-то хохотала: в смысле, это было остроумно и потому смешно… Ну и, что греха таить, кое-что просто высмеивала в прах. По причине претенциозности, безграмотности, а то и очевидной бездарности представленных опусов. Поверьте: ничуть себя не оправдываю – понимаю, что смеяться и ругать всегда легче, чем хвалить. Но что же делать, если смешно?… В общем, что было – то было: смеялась! И все порывалась собрать воедино и опубликовать самые потрясающие ляпы и перлы. Однако моя строгая редактриса на это добро не дала: в конце концов, не принятые худсоветом сценарии без ведома автора опубликованы быть не могут ни в каком виде. Даже в виде цитат.
Но однажды… Однажды Министерство культуры, Национальная киностудия и союз кинематографистов объявили открытый республиканский конкурс на лучший сценарий. Для всех желающих!
И тут моя начальница обратила ко мне свой улыбающийся лик:
– Ну, что, Юля, смеяться мы все мастера. А самой написать сценарий – слабо?
Дело прошлое – было это почти двенадцать лет назад, и я в ту пору была и моложе, и нахальнее, и веселее. В общем, я бодро и самоуверенно заявила:
– Буду участвовать в конкурсе! И обязательно займу какое-нибудь место. Может, не первое, но все равно займу, – и, чтобы не было путей к отступлению, с некоторым даже вызовом спросила: – Спорим?
– На что? – тут же протянула руку моя редактриса, ничуть не уступающая мне в азартности.
Окинув взглядом редакционные окрестности, я моментально выбрала призовой фонд:
– На глазированный сырок!
– Идет, – согласилась редактриса, а наша художница ударом ладони «разбила» спор.
И в тот же вечер я принялась за работу. Редактриса как опытный член различных худсоветов, жюри конкурсов и фестивалей посоветовала: пусть это будет мелодрама. Народу надоели «стрелялки» и боевики, людям хочется красоты, любви, светлой печали, может быть – слезы…
…Как рождается сюжет? Нужно знать финал истории. Если знаешь, чем она закончится, все остальное нанижется само собой. Не знаю, как у других, у меня именно так.
Зная печальный, но добрый конец своей повести о любви, я стала сочинять «канву». И тут мне в голову пришла идея: а что, если «соткать» полотно моей мелодрамы из отдельных ниточек, как бы выдернутых из судеб моих друзей и подруг? Это будет мое посвящение всем им – добрым, умным, любившим, любящим, юным, взрослым, счастливым, не очень, красивым, скромным…
Я писала взахлеб, как будто перебивая саму себя, старалась вместить в повествование черты характера, фрагменты биографии, любимые словечки, шутки всех, с кем свела меня жизнь… Я спешила: время, когда можно было сдать работу на конкурс, стремительно сокращалось.
Увлеклась! Писала и представляла себе, как потом мои друзья будут узнавать себя в героях киноповести. Странно: даже тени сомнения не было, что повесть состоится на экране…
И, наконец, пришел день, когда нужно было сдавать сценарий: завтра!
Накануне редактриса, которую доселе я не допускала в свою «творческую лабораторию» и немножечко отгоняла от монитора, спросила:
– Ну что, уже можно посмотреть?
Я, зная, что завтра опус будут читать и беспристрастно оценивать совершенно посторонние люди, милостиво согласилась. Моя старшая коллега углубилась в чтение. И буквально через несколько минут, горестно охнув, взялась ладонями за щеки.
– Что? – всполошилась я. – Что – так плохо?
Она молча покачала головой, листая курсором страницы на мониторе компьютера.
– Нет, – сказала она печально. – Это хорошо. Но это – не сценарий.
– Почему? – возопила я. Я читала множество сценариев, это было, по крайней мере, похоже!
– Это повесть. Это литературное произведение, но не сценарий, – грустно отвечала мне начальница.
Все. Плечи, руки, уголки губ у меня опустились… Все пропало. Я наказана за свою самоуверенность, надо признавать поражение. И разрази меня гром, если я еще когда-нибудь буду критиковать чью-то писанину: сама-то хороша…
– Ладно, я не буду отправлять это на конкурс, – сказала я мрачно и хотела было выключить компьютер.
– Нет, – твердо возразила мне моя руководительница. – Надо посылать.
Со мной случилась мелкая истерика:
– Чего позориться-то? И вам я тоже проспорила, пойду, схожу за сырком, – я чуть не плакала.
Редактриса дочитала произведение, повернулась ко мне, скрестив руки на груди и глядя куда-то в сторону.
– Чего вы молчите? – не выдержала я ее затянувшихся мрачных раздумий.
– Теперь я с вами спорю, – заявила она, переведя взгляд на мое расстроенное лицо. – На тот же глазированный сырок. Да, это не сценарий, но вы обязательно будете среди победителей конкурса. Обязательно. Лена, разбейте!
И все же я отмахнулась от повторно протянутой мне для спора руки. Но на следующий день отправила свою киноповесть на конкурс: все же работала целый месяц. При этом, уже не надеясь на успех, а потому и не сильно напрягаясь, назвала ее странновато: «Сверкающий красный шарик» – этими словами она заканчивалась.
Результатов конкурса пришлось ждать довольно долго. Его победителей должны были назвать на торжественном собрании Союза кинематографистов 17 декабря, в День белорусского кино. А до этого события еще состоялся Национальный кинофестиваль в Бресте, на котором наш журнал неизменно присутствовал в качестве основного информационного партнера.
Фестиваль – всегда праздник, встреча коллег… Были на фестивале и те из них, кто входил в жюри конкурса. Одна дама, таинственно улыбаясь, сказала мне вполголоса:
– Юля, я читала твой сценарий. Но пока ничего не скажу – не имею права…
Другая, также вошедшая в высокий ареопаг, тоже негромко, но более определенно высказалась:
– Мне понравилось…
Я уж не знала, чего и ждать от судьбы!
Накануне Дня белорусского кино мне позвонили из правления Союза и уточнили, буду ли я на торжественном вечере. Конечно, буду!..
В общем, сырок я снова проспорила. Потому что моей киноповести, которую пышно нарекли «литературным материалом», по результатам конкурса вручили диплом с формулировкой «Надежда». Так и пояснив: это не сценарий, но вполне достоин им стать.
А немногим позже «не сценарием», осевшим в редактуре киностудии, заинтересовалась известная питерская телестудия. И вскоре на свет появился первый телефильм, в титрах которого я увидела свое имя…
На премьере, которая состоялась в небольшом просмотровом зале киностудии, я сидела рядом с известным тележурналистом. Было холодно, я зябла – то ли от температуры в зале, то ли от волнения, вцепившись в рукав коллеги. И он сказал мне шепотом:
– Смотри, Юлька, ты что-то там насочиняла, а они – живые, они есть, ходят, смеются… Здорово, да?
Конечно, здорово. То есть, это вообще ни с чем не сравнимо! Создать в своем воображении целый мир, населенный людьми, с их чувствами и переживаниями, а потом увидеть воплощение своей фантазии… Кино захватывает – сразу и навсегда. И не отпускает.
Четырехсерийный фильм, камерную, в общем, мелодраму, названную питерским продюсером «Подружка Осень», зрители приняли очень хорошо. Дистрибьюторы – еще лучше. Коммерческий успех оправдал самые смелые их ожидания.
Первый успех окрылил меня настолько, что я стала мечтать о следующем проекте! Но… Скоро только сказка сказывается.
– Нужна новогодняя сказка, – сказал мне тот самый тележурналист, который вместе со мной переживал радость премьеры «Подружки Осени». – Напишешь?
О, ну конечно! Теперь-то, после работы над четырьмя сериями, после выполнения всех, порой взаимоисключающих, требований режиссера и продюсера, после опыта сотрудничества с питерским соавтором, призванным добавить реалий в эпизоды, связанные с «городом на Неве», я понимала, что такое – сценарий. Напишу!
И вновь я окунулась в творчество!..
Работа в киножурнале дарит порой чудесные встречи. Артисты ведь, по определению, не обыкновенные люди. Или даже необыкновенные. Влюбленные в свою эфемерную, неосязаемую, фантастическую профессию. Приносящие ей всевозможные жертвы. Порой – все возможные…
Я не устаю восхищаться ими. И стараюсь писать о них так, чтобы читатели полюбили моих героев так же, как я.
А на этот раз я взяла одного из актеров в качестве прообраза героя моей зимней сказки для взрослых. Во-первых, он невероятно талантлив. Это подтверждено высокими званиями, регалиями, однако даже если бы их не было… Достаточно увидеть его на сцене хоть раз.
Во-вторых, это обаятельный, умный, глубокий и тонкий человек. Его непростая, очень рельефная (знаете: взлеты, падения, пики, пропасти…) личная судьба могла бы стать сюжетом для захватывающего романа. Но и это еще не все.
Есть у него очаровательная особенность. Или способность. Нет, скорее, хобби. На первый взгляд – довольно странное, для человека искусства. Но только на первый взгляд! Если хорошенько вдуматься, все становится на свои места. Он любит чинить электроприборы, часы и другую механику. Ему нравится, когда все работает. Он получает удовольствие от того, что вдыхает новую жизнь в предметы, приборы, механизмы. Находит логику, алгоритмы, закономерности действия и – восстанавливает разрушенную гармонию. И как артистичен при этом, даже с паяльником в руке!
В общем, именно это увлечение моего любимого артиста и стало толчком для новогоднего сюжета. Фабулу выбрала анекдотическую: не хочется в праздник грустить. Помните старый анекдот про актера, которого приглашает сниматься Стивен Спилберг, а он отказывается: «В Новый год? Отпадает: у меня – елки…»
…Что ж! И друзья из питерского «Позитив ТВ» вновь взялись за экранизацию моих фантазий, растущих из реальности!
Правда, моего чудесного, светящегося изнутри, внешне не слишком импозантного героя сыграл писаный красавец-атлет, что несколько изменило суть истории… Но в кинематографической иерархии место сценариста находится гораздо ниже, чем продюсерская «ложа», «кресло» режиссера, позиция оператора и т. д. и т. п. Другими словами, выбор актеров – это не дело сценариста.
…Съемки проходили оч-чень интересно! А я была отдельно счастлива тем, что в фильме снялся главный «городошник» Юрий Стоянов.
Знакомство наше состоялось весьма забавно. Продюсер, подведя меня к Юрию Николаевичу, произнес следующую тираду: «Вот, наш автор, Ю. Лешко. Помните, вы сказали: „Ю. Лешко? Кто это?“ Я вам: „Юлия Лешко, минский автор“. А вы мне: „Ну, я же вижу! Бабий текст!“»
Надо было видеть лицо Стоянова. Застигнутый врасплох (хотя, судя по всему, привыкший к подобным штучкам за долгую дружбу с продюсером), он, с расширившимися глазами и тревожной улыбкой, отследил мою реакцию. А какая у меня могла быть реакция? Я рассмеялась: комизм ситуации был возведен в квадрат. Представьте: известный комедийный актер, маэстро импровизации, заставляющий помирать со смеху всю страну, «попался» на дружескую подколку. А продюсер сохранял такой невозмутимый и серьезный вид, что не согнуться пополам от хохота было невозможно! А что ему – он говорил чистую правду!
Слава Богу, Стоянов понял: можно не оправдываться, автор не обижается – особенно на своих кумиров… Текст-то у меня, в самом деле, «бабий», чего уж скрывать.
…Всегда заметно, когда пишет женщина. Обращая внимание на мелочи, поддаваясь эмоциям, порой сбиваясь на слезу, всегда старательно обходя темное, страшное, жестокое. О любви женщины пишут чаще всего: каждой есть чем поделиться. И главное – любой женщине хочется умножать лучшее на земле. По мере сил, конечно.
Самой трудной была работа над фильмом «Рифмуется с любовью». Много для этого причин. Тяжелая тема. Я взялась за нее, преодолевая внутреннее сопротивление: мне было просто страшно. Потому что я женщина, потому что умею страдать и сострадать. Но я должна была написать эту повесть, я обещала… Мне было очень трудно.
…Начиная «Подружку Осень» как пазл, сложенный из кусочков реальных судеб на фоне моей фантазии, я и не предполагала, что вскоре мне придется писать «опровержение». Как в журналистике: ошибся в публикации – пиши опровержение…
Конечно, я не ошиблась. Потому что, даже вкрапляя фрагменты настоящего, не связывала сюжетный ход с реальной жизнью! Но моя подруга Рита решила, что ее болезнь как бы предугадана в «Подружке…». Значит, нужно было, чтобы появился фильм, в котором болезнь будет побеждена, в котором все будут жить долго и счастливо. И я начала писать повесть «Рифмуется с любовью».