Черная гора (сборник) Стаут Рекс

— Тот, кто убил Марко, является лишь орудием. Наши планы шире.

— Не сомневаюсь. И мои тоже, но это мои проблемы, однако сейчас, по крайней мере, они работают на вас. Это полезно — дать им понять, что нельзя безнаказанно убивать ваших друзей. Я не предлагаю вам взятку, но по возвращении в Америку, как душеприказчик имущества Марко, обещаю принять во внимание, что его соратники заслуживают уважения и помощи.

— Я не думаю, что вы когда-нибудь сможете туда вернуться. Здесь вам не Америка, и вы не знаете, как тут действовать. Вы уже допустили пять грубых ошибок. Например, вы раскрылись перед этим крысенком, Жубе Биличем, и привели его за собой сюда.

— Но, — возразил Вулф, — Телезио сказал, что для вас не опасно, если нас увидят. Он сказал, что вам платят и Белград, и русские, что вам никто не доверяет, но и убивать вас никто не собирается.

— Никто никому не доверяет, — резко сказал Данило. Он встал. — Но этот Жубе Билич слишком шустрый для своего возраста. Даже такие черногорцы, как Госпо Стритар, который работает на Тито, увешивает стены его портретами и носит его образ в сердце, презирают таких крысят, которые шпионят за собственными отцами. Презрение — это хорошо, это здоровое чувство, но иногда оно переходит в страх, а это уже слишком. Я правильно понял, что Жубе следил за вами до моего дома?

Вулф повернулся ко мне:

— Он хочет знать, следил ли Жубе за нами, когда мы вошли в этот дом?

— Да, — заявил я, — пока не споткнулся и не упал где-то в двухстах ярдах отсюда. Я видел его на углу этой улицы.

Вулф перевёл.

— В таком случае, — сказал Данило, — извините, но мне нужно кое-что сделать. — Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

— Что случилось? — спросил я Вулфа. — Он пошёл звонить в комнату девятнадцать?

— Возможно, — раздражённо буркнул Вулф. — Очевидно, он хочет что-то сделать с Жубе.

— Где мы?

Он рассказал мне. На это ушло немного времени, потому что большую часть их разговора занимал рассказ Вулфа о том, как мы добрались до Югославии. Я спросил его, какое значение имеет то, что Данило дважды обманывает движение, получая деньги и от Белграда, и от Москвы, а Вулф сказал, что не знает, но что Марко полностью доверял племяннику. Я ответил, что это замечательно, но если он такой двуличный, то интересно знать, какую сторону он продает нам, а у нас нет времени, чтобы разобраться. Вулф что-то проворчал, я не понял — по-английски или по-сербскохорватски.

Ждать пришлось долго. Я встал и начал разглядывать комнату, периодически задавая Вулфу вопросы. Позже я пришёл к выводу, что, если вдруг решу жениться и обосноваться в определенном месте (хотя в ту минуту такое предположение выглядело как дурная шутка), моё жилище будет обставлено предметами ручной работы с небольшим вкраплением импортных вещей, чтобы придать им колорит, как, например, голубая скатерть с кистями, лежавшая на столе. Я рассматривал картины на стене, когда дверь позади меня открылась, и, признаюсь, когда я поворачивался, моя рука автоматически легла на бедро, поближе к «кольту». Но это была всего лишь Мета Вукчич. Она что-то сказала, Вулф ответил, и она вышла. Он сообщил мне, хоть я его и не спрашивал, что тушеная баранина будет готова через час, а тем временем мы могли бы выпить козьего молока или водки, но он отказался. Я возразил, что хочу пить, а он ответил: «Ну и хорошо, скажи ей сам», хотя прекрасно знал, что я даже не знаю, как произнести слово «миссис».

Я спросил его:

— Как сказать «миссис Вукчич»?

В наборе звуков, которыми он меня угостил, не было ни одной гласной.

— К чертям собачьим, — сказал я, потрусил на кухню, где наша хозяйка накрывала на стол, и изобразил жестами, будто пью из стакана. Она что-то спросила, и я кивнул.

Пока она снимала с полки кувшин и наливала в стакан белую жидкость, я осмотрелся: кроме плиты, на которой стояла закрытая кастрюля, в кухне было ещё несколько шкафчиков, расписанных цветами, стол, накрытый на четверых, сверкающие кастрюли и сковородки, висящие на стене. Когда она протянула мне стакан, я подумал, не поцеловать ли ей руку, которая была неплохой формы, но красноватая и с загрубевшей кожей, решил этого не делать и вернулся в комнату.

— Я немножко поболтал с миссис Вукчич, — сообщил я Вулфу. — Мясо пахнет очень вкусно, стол накрыт на четверых, но карточек нет, так что молитесь.

Однажды Лили Роуэн заплатила пятьдесят долларов врачу с Парк-авеню только за то, что он сказал, что козье молоко полезно для её нервной системы, и, пока она этим развлекалась, я несколько раз его пробовал. Поэтому жидкость, которой угостила меня Мета Вукчич, не была для меня сильным потрясением. Пока я пил, в комнате стало совсем темно, и я включил лампу, стоявшую на столе, покрытом голубой скатертью с кистями. Дверь открылась, и вошёл Данило. Он подошёл к стулу, который стоял напротив Вулфа, и сел.

— Извините, что меня так долго не было, — сказал он, — но возникли некоторые трудности. Вы сказали, что ждете от меня помощи. Какой?

— Это зависит от ситуации, — ответил Вулф. — Если вы можете назвать мне имя человека, который убил Марко, и сказать, где он находится, то это, пожалуй, все, что мне нужно. Можете?

— Нет.

— Вы этого не знаете?

— Нет.

Голос Вулфа стал более жестким:

— Я должен вам напомнить, что в прошлую пятницу, четыре дня назад, Йосип Пашич передал Телезио сообщение от вас, что человек, которого я ищу, находится в окрестностях горы. Вы передавали это сообщение?

— Да, но, как я уже говорил, потому, что об этом просила Карла.

— Она просила вас передать это сообщение и не сказала, кто этот человек, а вы её даже не спросили?

— У меня не было такой возможности. Вы же не знаете, как это было.

— Я проехал четыре тысячи миль, чтобы узнать. Я твёрдо надеялся, что вы сообщите мне имя этого человека.

— Не могу. — В голосе его звучала злость. — Я привык к тому, что здесь на меня все смотрят с недоверием, мне так даже лучше, но я не ожидал этого от вас, самого старого и близкого друга моего дяди. Карла приехала одиннадцать дней тому назад, нет — двенадцать, в прошлую пятницу. Она не поехала, как вы, в Титоград, у неё не было документов, и, в отличие от вас, она предпринимала меры предосторожности. Она добралась до места в горах у албанской границы, которое она знала, известила меня об этом, и я пришёл к ней. У меня были срочные дела, и я смог пробыть с ней только один день. Она хотела уладить дела, которыми занимался Марко, но ей не надо было приезжать сюда. Она должна была прислать за мной из Бари. Это место в горах — одно из самых опасных. Я старался убедить её вернуться в Бари, но она не захотела. Вы же её знали.

— Да, знал.

— Она была слишком упрямой. Мне пришлось оставить её в горах. Через два дня, в воскресенье, я получил от неё известие, в котором она просила передать вам сообщение, и я послал.

— Кто передал его?

— Йосип Пашич. В тот момент мне больше некого было послать к Телезио в Бари, и я послал его. Дела удерживали меня в городе, и я не мог уйти до вторника — как раз неделю тому назад. Я пошёл в горы ночью — ночью идти всегда лучше, — но Карлы там не было. Мы нашли её тело на следующее утро у подножия утеса. У неё было несколько ножевых ранений, но, учитывая повреждения, которые она получила при падении с утеса, невозможно было сказать, подвергали ли её пыткам. В любом случае, она была мертва. Поскольку у неё не было документов и по некоторым другим причинам, трудно было организовать христианские похороны, но её тело было погребено подобающим образом. Могу вам сообщить, что мы пытались преследовать и уничтожить тех, кто её убил, но в горах это сложно, и, кроме того, необходимо было срочно принять меры предосторожности, касающиеся тайника. Возможно, что перед тем, как её убить, они заставили её выдать его расположение. Мы занялись этим в среду ночью, а в четверг мы с Йосипом Пашичем вернулись в Титоград; ночью он отплыл в Бари, чтобы отправить в Нью-Йорк сообщение о гибели Карлы. Я считал, что должен известить вас об этом, потому что она была вашей дочерью. Вот так обстоят дела. У меня не было возможности спросить её, кто убил Марко.

Вулф нахмурился.

— У вас была возможность расспросить Йосипа Пашича.

— Он не знает.

— Он же был с ней в горах!

— Не совсем так. Она пыталась сделать кое-что одна, вопреки здравому смыслу.

— Я хочу его увидеть. Где он?

— В горах. Он вернулся туда в субботу ночью.

— Вы можете послать за ним?

— Конечно, могу, но не собираюсь, — выразительно сказал Данило. — Здесь очень сложная ситуация, и он должен оставаться на месте. Кроме того, мне бы не хотелось, чтобы Иосип встречался с вами в Титограде, после всего, что вы тут натворили, навлекая на себя подозрения. Заявиться в управление тайной полиции! Болтаться днём по улицам, везде, где вам нравится! Конечно, Титоград не столица, это всего лишь маленький бедный городок, окруженный горами, но и здесь есть люди, которые бывали за морем. Что, если кто-то из них узнал вас? Неужели вы думаете, что я такой дурак, что поверил, будто вы Ниро Вулф, потому что вы пришли в мой дом и сказали мне это? Меня бы уже давным-давно не было в живых, если бы я был столь неосторожен. Однажды — это было прошлой зимой — дядя показал мне вашу фотографию в американской газете, и я вас сразу узнал. В Титограде есть и другие люди, которые могут вас узнать, но нет, вы идёте прямо к Госпо Стритару и говорите ему, что вы Тоне Стара из Галичника!

— Я приношу извинения, — жестко сказал Вулф, — если я подверг вас опасности.

Данило отмахнулся:

— Не в этом дело. Русские знают, что я получаю деньги от Белграда, а Белград знает, что я получаю деньги от русских, причём и те и другие знают, что я связан с Духом Черной горы, поэтому ваше поведение для меня не опасно. Я ускользаю из пальцев, как ртуть — или грязь, как они думают. Но не Йосип Пашич. Если я устрою ему встречу с вами в Титограде, и по несчастной случайности… нет. В любом случае, он не может прийти. И потом, что он вам скажет? Если бы он знал… Да, Мета?

Дверь открылась, и в проеме возникла миссис Вукчич. Она подошла к мужу и что-то сказала. Данило поднялся; мы с Вулфом последовали его примеру.

— Я сказал жене, кто вы, — сообщил Данило. — Мета, это мистер Вулф и мистер Гудвин. Я не вижу причины, почему бы тебе не пожать им руку. — Её рукопожатие было твёрдым и дружественным. Данило продолжал: — Я знаю, джентльмены, что, как и мой дядя, вы привыкли к утонченным блюдам и деликатесам, но я могу предложить только то, что у нас есть, в крайнем случае, хлеб.

Ужин оказался приятным. Между Вулфом и мной на столе стояла электрическая лампа под большим розовым абажуром, поэтому мне приходилось поворачиваться, чтобы его увидеть, но это было не так сложно. Миссис Вукчич была великолепной хозяйкой. Ни Вулф, ни Данило не обращали никакого внимания на то, что я не понимаю ни слова из их разговора, но Мета относилась к этому иначе и то и дело поворачивалась ко мне, как бы включая меня в их беседу. Я вспомнил про обед, который Лили Роуэн давала у «Рустермана» и где одним из гостей был эскимос, и старался припомнить, была ли она к нему так же внимательна, как миссис Вукчич ко мне. Но ничего не мог вспомнить. Наверное, потому, что сам совершенно не обращал на него внимания. Я решил, что, если когда-нибудь вернусь в Нью-Йорк и буду приглашен на обед, где будет присутствовать какой-нибудь эскимос, я буду улыбаться ему каждые пять минут.

Тушеная баранина таяла во рту, редис был свежим и крепким, но самым вкусным оказался хлеб, испеченный миссис Вукчич в виде булок, широких и длинных, как моя рука. Мы съели две штуки, и я воздал им должное. Масла не было, но можно было макать хлеб в подливку, а когда она кончилась, то с яблочным джемом булки были ещё вкуснее. В итоге я только выиграл, не принимая участия в разговоре, потому что мог без помех предаваться чревоугодию и обмениваться взглядами с Метой, да и Вулф позже сказал мне, что их разговор за столом был беспредметным.

После ужина подали кофе — по крайней мере, таково было предположение Вулфа, когда я спросил его, что это. Мы прихлебывали странное пойло из аляповатых жёлтых чашек, когда Данило неожиданно встал и быстро вышел, закрыв за собой входную дверь. Учитывая дальнейшие события, наверное, этому предшествовал какой-то сигнал, хотя я ничего не заметил. Данило отсутствовал минут пять. Затем, войдя в дверь, он широко распахнул её, и до нас донесся холодный ветер. Данило сел, положил на стол сверток в мятой тёмной бумаге, взял свою чашку и залпом допил кофе. Вулф что-то спросил у него, очень вежливо. Данило поставил чашку, развернул сверток и положил на стол между собой и Вулфом. Я уставился на предмет, лежавший на бумаге. Несмотря на хорошее зрение, я не сразу поверил своим глазам. Это был человеческий палец, отрезанный у основания.

— Надеюсь, это не десерт, — сухо сказал Вулф.

— Мы могли бы отравиться, — заявил Данило. — Он принадлежал этому крысенку, Жубе Биличу. Мета, дорогая, можно мне ещё горячего кофейку?

ГЛАВА 10

Хотя Мета не подала вида, что появление отрезанного пальца на обеденном столе ужаснуло её, она здорово перепугалась. Это особенно бросилось в глаза, когда она, наполнив чашку мужа, отнесла кофейник на печку, даже не предложив кофе кому-либо из гостей, что было на неё не похоже.

Когда Мета села на место, Вулф заговорил:

— Впечатляюще сработано, Данило. Разумеется, вы ждете от меня вопроса — и я его задам. Где все остальное?

— Там, где никому не найти, — резко ответил Данило, прихлебывая из чашки. — Сами знаете, это не черногорский обычай — извещать таким образом о казни. Русские несколько лет назад впервые ввели его здесь, и он прижился.

— Все же меня это поразило. Я имею в виду казнь, а не палец. Полагаю, что вы, покинув нас, известили кого-то о том, что Жубе околачивается в окрестностях, и отдали приказ его устранить.

— Совершенно верно.

— Только из-за того, что он проследил за нами до самого дома?

— Нет. — Данило взял палец, завернул его в бумагу и бросил в печку. — Чуть-чуть повоняет, — предупредил он, — но не больше, чем ломоть баранины. Жубе стал совершенно невыносим с тех пор, как поступил в университет. Он целый год осложнял мне жизнь, пытаясь убедить Госпо Стритара, что я должен хранить верность Духу Черной горы. У меня есть причины подозревать, что он убеждал в том же и Белград. Так что он был уже приговорен, а следя за вами, всего лишь упростил нашу задачу.

Вулф приподнял плечи на одну восьмую дюйма, потом опустил их.

— Что ж, значит, приведя за собой «хвост», мы ничего не испортили. Не стану притворяться: я восхищен вашей решимостью. — Он посмотрел на Мету. — И заверяю вас, миссис Вукчич, что это абсурдное угощение, поданное вместе с кофе, отнюдь не повлияло на нашу благодарность за превосходную трапезу. Я говорю также от имени мистера Гудвина, поскольку он не владеет вашим языком. — Вулф повернулся к Данило и заговорил уже более серьезным тоном: — Позвольте вернуться к нашим делам. Я должен встретиться с Йосипом Пашичем.

— Он не сможет прийти, — отрезал Данило.

— Прошу вас помочь мне.

— Нет.

— Тогда я буду вынужден пойти к нему сам. Где его найти?

— Это невозможно. Я не могу вам сказать.

Вулф уточнил:

— Не можете или не хотите?

— Я вам не скажу. — Данило хлопнул ладонями по столу. — Прошу вас ради моего дядюшки, мистер Вулф. Да, мы с женой поздоровались с вами за руку и разделили с вами скромную пищу. Но ради всего, во что верил и за что боролся мой дядя, я не могу подвергнуть риску нашу тайну. И дело вовсе не в том, что мы вам не доверяем, — напротив, вы зарекомендовали себя прекрасно. Просто вас уже могли узнать.

— В таком диком одеянии? — фыркнул Вулф. — Вздор! К тому же я организовал отвлекающий маневр. Паоло Телезио переписывается с вами, используя этот адрес, а тайная полиция перехватывает все послания, прежде чем они попадают в ваши руки; вы же, зная о действиях полиции, время от времени используете это в своих целях. Верно?

Данило насупился:

— Похоже, Паоло доверяет вам больше, чем я.

— Он знал меня, когда вас ещё на свете не было. Надолго задерживается доставка перехваченной корреспонденции?

— Нет. Там подобрались сноровистые ребята.

— Вы сегодня не получили письмо от Телезио?

— Нет.

— Тогда, наверное, получите завтра. Вчера днём он отправил его из Бари. В письме сказано, что он только что получил каблограмму из Нью-Йорка за моей подписью, в которой говорится следующее: «Сообщите проживающим за Адриатикой, что всеми делами и обязательствами Вукчича занимаюсь я. Вскоре получите двести тысяч долларов. В следующем месяце высылаем в Бари нашего человека для переговоров». В письме Телезио будет сказано, что каблограмма написана на английском, а он перевёл её на итальянский. Как я уже говорил, это всего лишь отвлекающий маневр, чтобы сбить с толку полицию. Для вас это не имеет ровным счетом никакого значения. Я пообещал Телезио, что предупрежу вас. А ваши полицейские узнают, что Ниро Вулф сейчас в Нью-Йорке и приезжать не собирается.

Данило, все ещё хмурясь, возразил:

— У Белграда в Нью-Йорке свои агенты. Они пронюхают, что вы исчезли.

— Сомневаюсь. Я редко покидаю дом, а человек по имени Сол Пензер, который сидит в моей конторе, способен обвести вокруг пальца Тито и Молотова, вместе взятых. Каблограмма может сослужить нам и другую службу, но только при определенном стечении обстоятельств. Теперь по поводу Йосипа Пашича. Я твёрдо намерен встретиться с ним. Вы не хотите рисковать тайной, но если это то, о чем я думаю, то я уже её знаю. Марко никогда не признавался мне, что вам контрабандой переправляются оружие и боеприпасы, но я сам уже давно догадался. Он сказал, что в горах, менее чем в трёх километрах от того места, где я родился, хранится нечто очень важное и дорогостоящее. Мы с ним оба с детства прекрасно знаем это место. Должно быть, именно там и погибла Карла. Думаю, что где-то там находится и Йосип Пашич, раз вы так упорно отказываетесь помочь мне встретиться с ним. Поэтому моя задача предельно проста. Мне вовсе не улыбается шататься по горам ещё одну ночь, так что переночуем мы в Титограде, а утром отправимся в путь. Никаких тайн мы постараемся не выдавать, но повидать Пашича мне необходимо.

Вулф отодвинул стул и встал.

— Еще раз благодарю, миссис Вукчич, за ваше гостеприимство. И вас, Данило, за все, что вы для нас сделали. — Он заговорил по-английски: — Возьми рюкзаки, Арчи. Мы уходим. Который час?

Я посмотрел на часы, поднимаясь на ноги:

— Без четверти десять.

— Сядьте, ненормальные! — прорычал Данило.

Вулф даже ухом не повёл.

— Вы можете сделать нам ещё одно одолжение? — спросил он. — Есть в городе гостиница с хорошими кроватями?

— О боже! — рявкнул Данило. По-сербскохорватски это прозвучало как «boga ti» — очень удобно рявкать. — Вы хотите устроиться в гостиницу, не имея на руках документов! Кровать вы, конечно, получите. В тюрьме! Госпо Стритар, должно быть, решил, что на свободе вы представляете для него больший интерес, не то вас бы уже давно арестовали. Вы заявляете мне, что знаете, где находится наш тайник, а завтра при свете дня отправитесь туда и станете во все горло звать Йосипа Пашича!.. — Он взял себя в руки и продолжил: — Нет, вас все равно убьют ещё до того, как вы приблизитесь к тому месту, так что я зря разорался. Возможно, вы умеете жить у себя в Америке, но здесь вам не поздоровится. Во всей Черногории только двадцать два человека знают местонахождение тайника с оружием, а поскольку вы не из наших, значит, вам придётся умереть. Сядьте же, чёрт побери!

— Мы уходим, Данило.

— Вам нельзя идти. Когда я выходил, я договорился не только о Жубе. Дом окружен надежными людьми, и, если вы выйдете без меня и я не подам условного сигнала, далеко вам уйти не удастся. Так что сядьте.

— Маленькая задержка, Арчи, — сказал мне Вулф и сел. Я последовал его примеру.

— Я бы хотела кое-что сказать, Данило, — попросила миссис Вукчич.

Данило нахмурился.

— Чего тебе нужно? — спросил он.

Мета посмотрела на Вулфа, потом на меня и снова перевела взгляд на мужа.

— Эти люди вовсе не ненормальные, — сказала она. — Во всяком случае, не такие, как мы. И они не обречены, в отличие от нас. Мы можем только молиться, чтобы у Ивана и Зоши была когда-нибудь нормальная жизнь, в то время как мы с тобой — люди конченые. Нет, нет, я не жалуюсь! Ты знаешь, как я люблю тебя и уважаю за то, что ты бьешься, не щадя себя, а не сдаешься врагу, как другие. Я горжусь тобой, Данило! Но я не хочу, чтобы ты с такой легкостью приговаривал этих людей к смерти, потому что они и такие люди, как они, — единственная надежда для Ивана и Зоши. Я понимаю, что ты был вынужден убить Жубе Билича, но эти люди — наши друзья. Ты хоть кого-нибудь любишь?

— Да. Я люблю тебя.

— И детей, я знаю. А кого-нибудь ещё?

— А кого я должен любить?

Она кивнула.

— Именно это я и имела в виду. А вот эти люди устроены по-другому. Они приехали сюда за тысячи миль, подвергая себя опасности, потому что они любили твоего дядю Марко и хотят найти человека, который убил его. Разве ты этого не понимаешь? Вот почему ты не имеешь права обрекать этих людей на смерть.

— Ну да, — хмыкнул Данило. — Ты говоришь как баба.

— Я говорю как мать, а ты, надеюсь, ещё не забыл, кто сделал меня матерью?

Веселья больше явно не предвиделось. Не понимая ни единого слова, я развлекал себя тем, что следил за выражениями их лиц и интонациями голосов, пытаясь хотя бы приблизительно догадаться о том, что творится. Кроме того, мне приходилось следить за левой рукой Вулфа, поскольку мы условились, что в том случае, если разговор примет слишком крутой оборот, он разожмет и снова сожмет левый кулак — знак для меня, что пора воспользоваться «марли» или «кольтом». Сказать, что я страдал от того, что ни черта не понимал в их речи, значит не сказать ничего. Я вполне мог допустить, что Данило орет на жену из-за того, что она просит его всадить кинжал мне в спину, чтобы она могла перешить мой пиджак для Ивана или Зоши. Во всяком случае, имена детей упоминались трижды — это я разобрал.

— Да, Данило, вам не позавидуешь, — сочувственно произнес Вулф. — Если вы нас отпустите, мы можем случайно расстроить ваши планы. Если прикончите, то оскверните память о Марко и обо всем, что он для вас сделал. Если же послушаете совета своей супруги, то утратите мужской авторитет. Предлагаю компромиссное решение. Вы дали понять, что лучше добираться туда ночью. Отведите нас сами. Если не можете — прикажите кому-нибудь проводить нас. Обещаем вести себя крайне осторожно.

— Да, Данило! — сказала Мета. — Так будет лучше…

— Тихо! — цыкнул Данило и вперил колючий взгляд в Вулфа. — Никто ещё не приводил туда чужаков.

— Пф! Чужак в своих родных краях! — фыркнул тот.

— Я проведу вас на побережье и договорюсь, чтобы вас переправили в Бари. Там подождете, пока я с вами свяжусь. Я обещаю, что найду убийцу Марко и сам с ним разделаюсь.

— Нет. Я дал себе слово, а это самое главное. Это я должен сделать сам, лично. К тому же, если вы потерпите неудачу, мне придётся возвращаться. Кроме того, если вы пришлете мне отрубленный палец, как я узнаю, кому он принадлежал? Нет, Данило, вам меня не переубедить.

Данило встал, подошёл к печке, открыл дверцу и посмотрел на огонь. Видимо, слова Вулфа о пальце напомнили ему о кремации и он хотел проверить, как она проходит. Должно быть, что-то ему не понравилось, поскольку Данило взял из ящика несколько поленьев и подбросил в топку. Потом встал, сделал несколько шагов и остановился прямо за моим стулом. Так как последние слова Вулфа прозвучали ультиматумом, а мне по-прежнему не улыбалось, чтобы мне в спину воткнули кинжал, я развернулся, чтобы не выпускать хозяина из поля зрения. Данило стоял, заложив руки в карманы.

— Вы же едва держитесь на ногах, — сказал он Вулфу. — Как вы пойдёте?

— Я дойду, — недрогнувшим голосом ответил Вулф. — А мы должны проделать весь путь пешком?

— Нет. Двадцать километров вдоль Сийевны мы можем проехать по дороге. Дальше уже придётся добираться на своих двоих.

— Знаю. Я пас коз в тех местах. Выходим прямо сейчас?

— Нет. Около полуночи. Я должен найти машину и договориться, кто нас отвезёт. Не выходите на улицу, пока меня не будет.

И он ушёл. Следует отдать ему должное — решение Данило и впрямь принимал сразу, не мешкая. Едва дверь за ним хлопнула, я обратился к Вулфу:

— И что теперь? Он отправился за очередным пальцем?

Вулф что-то сказал Мете, та ответила, он отодвинул стул и встал, слегка поморщившись.

— Выйдем в другую комнату, — сказал он мне и грузно зашагал к двери.

Я вошёл следом за ним в соседнюю комнату, оставив дверь приоткрытой, чтобы не показаться хозяйке невежей. Вулф опустился в кресло, в котором уже сидел прежде, оперся ладонями о колени и тяжело вздохнул. Потом бегло обрисовал мне положение.

Когда он закончил, я ещё с минуту сидел и переваривал услышанное. Да, знавал я куда более привлекательные проекты. Наконец я разлепил губы и спросил:

— А есть здесь ещё такая штука, как металлический динар? Монета.

— Сомневаюсь. А что?

— Я бы хотел его подбросить и посмотреть, что выпадет, — только так можно определить, на чьей стороне на самом деле Данило. Его жена считает, что ей это известно, — но так ли оно в действительности? Сейчас же дело обстоит так, что я мог бы назвать добрую дюжину головорезов, с которыми я бы предпочёл прокатиться в глухой ночи вместо племянника Марко.

— Я уже повязан по рукам и ногам, — мрачно пробормотал Вулф. — А ты — нет.

— Я хочу увидеть то место, где вы появились на свет, чтобы установить там стелу.

Вулф не ответил. Он снова вздохнул, встал с кресла, пересел на софу, потом улегся на спину, подложил под голову подушку и вытянулся. Места не хватило, и он перевернулся на бок. Зрелище было настолько трогательное, что я не выдержал и, отвернувшись к противоположной стене, снова принялся разглядывать картины.

Думаю, что Вулфу удалось подремать. Во всяком случае, когда вернулся Данило, мне пришлось приблизиться к софе и прикоснуться к руке Вулфа, прежде чем он открыл глаза. Шеф обжег меня злобным, взглядом, не менее свирепо посмотрел на Данило, свесил ноги, сел и провел пальцами по волосам.

— Мы можем идти, — провозгласил Данило. Он успел облачиться в кожаную куртку.

— Очень хорошо. — Вулф встал. — Рюкзаки, Арчи.

Когда я нагнулся, чтобы взять рюкзаки, из дверного проема послышался голос Меты. Данило ответил, Вулф что-то добавил, а потом обратился ко мне:

— Арчи, миссис Вукчич спросила, не хотим ли мы на прощание взглянуть на детишек, и я ответил, что хотим.

Я с трудом промолчал. В тот день, когда Вулф и вправду захочет подняться по лестнице, чтобы посмотреть на каких-нибудь детей, я босиком вскарабкаюсь на Эверест и побратаюсь со снежным человеком. Я выпрямился и лучезарно улыбнулся Мете. Она провела нас под сводом и первая поднялась по деревянным ступенькам. Мы с Вулфом следовали за ней, а замыкал шествие Данило. На верхней площадке Мета остановилась, что-то приглушённо сказала Вулфу, потом на минуту отлучилась и вернулась, держа в руке горящую свечу.

Мы осторожно вошли следом за ней в детскую — в наших ботинках не так-то легко было не громыхать, но бедняга Вулф так старался не топать, ступая на цыпочках, что ему и впрямь удалось произвести меньше шума, чем табуну мустангов. Диких, само собой разумеется.

Дети лежали в деревянных кроватках, стоявших вдоль противоположных стен. Зоша раскинулась на спине, её чёрные кудряшки разметались по лицу. Во сне девочка скинула одеяло, и Мета заботливо укрыла её. Иван лежал на боку, свесив ручонку. Когда Мета со свечой повернулась к двери, Данило задержался возле постели спящего мальчугана, и нам пришлось подождать его на площадке.

Внизу, в гостиной, Данило что-то сказал Вулфу, а тот перевёл его слова для меня:

— Мы пойдем первыми по дороге, которую я знаю, а Данило нас догонит. Не забудь рюкзаки.

Мы попрощались с Метой и вышли в звездную ночь. Было уже за полночь, и окна домов на безлюдной улице темнели, как пустые глазницы. Лишь неподалеку справа сиротливо горел тусклый уличный фонарь. Мы двинулись в противоположном направлении. Отойдя от дома шагов на пятьдесят, я остановился и оглянулся.

— Это бесполезно, — проворчал Вулф.

— Будь по-вашему, — согласился я. — Просто я доверяю этому Данило только тогда, когда вижу его, а теперь это, увы, невозможно.

— Тогда тем более нечего оглядываться. Пошли.

Я повиновался. Звезды сияли так ярко, что вскоре я уже приспособился и стал различать предметы, отстоящие от нас футов на тридцать. Пройдя второй перекресток, мы повернули налево, потом ещё раз налево и вскоре вышли на проселочную дорогу, испещренную выбоинами. Дома остались позади, но впереди на фоне неба вырисовывался тёмный силуэт, и я спросил у Вулфа, знает ли он, что это за сооружение.

— Мельница. Машина ждет нас там.

Мне бы его уверенность, подумал я. Впрочем, Вулф не ошибся. Вскоре я уже и сам различил и мельницу, вокруг которой высились штабеля досок и поленницы, и стоявшую на обочине машину. Когда мы подошли вплотную, я разглядел, что это старенький седан «Шевроле», причём внутри никого не было. Я потрогал капот — теплый.

— Какого черта? — спросил я. — Куда делся шофер? У меня нет местных карт.

— Придет, — сказал Вулф. Он уже открыл заднюю дверь и принялся втискиваться внутрь. — Нас будет четверо, так что тебе придётся сесть рядом со мной.

Я запихнул рюкзаки под заднее сиденье, стараясь не отдавить Вулфу ногу, но сам залезать в машину не спешил. Освободив руки, я с трудом боролся с искушением зажать в одном кулаке «кольт», а в другом «марли». В итоге я пошёл на уступку самому себе и переложил «кольт» в боковой карман.

Первым подоспел Данило. Заслышав шаги, я оглянулся и увидел, как он приближается по дороге. Данило молча миновал меня, заглянул в машину, перекинулся несколькими фразами с Вулфом, потом повернулся и произнес какое-то слово, похожее на «Стефан». Тут же откуда-то с неба спрыгнул человек (как оказалось, он прятался на поленнице), который, должно быть, все это время наблюдал за нами. Насколько я мог видеть в темноте, Стефан (если это и впрямь был он) уступал мне в росте, но был плотного телосложения и широкоплечий, с вытянутым узким лицом. Он забрался в «Шевроле», который явно знавал лучшие годы, и запустил мотор. Я сел рядом с Вулфом, а Данило уселся впереди.

Про первые три мили, или пять километров, которые мы протряслись по этому жуткому тракту, рассказать мне вам нечего — тьма была хоть глаз выколи. В конце концов я не выдержал и обратился к Вулфу:

— Если вы велите этому молодчику остановиться, я готов вылезти и дальше тащиться за вами пешком.

Я ожидал, что Вулф промолчит, но он ответил. Голос его прерывался всякий раз, когда седан проваливался в очередную яму:

— Главные трассы ведут из Подгорики на юг и на север. Эта же — просто дорога в никуда.

Опять Подгорика! Стефан наконец соблаговолил включить фары, и при их свете я разглядел то, что Вулф только что назвал дорогой, — будь даже она вся залита неоновым светом, машина не проваливалась бы реже. Примерно милю спустя тракт пошёл в гору, извиваясь как змея. Вулф сообщил, что мы едем вдоль Сийевны, — я и сам уже время от времени различал справа от машины белеющие взвихрения стремительной горной речки, но мотор ревел так громко, что заглушал шум потока. Я припомнил, как однажды вечером после ужина Марко с Вулфом вспоминали, как удили форель, причём Марко божился, что выловил рыбу длиной в сорок сантиметров — я перевёл их в дюймы и получил аж целых шестнадцать. Я повернул голову и спросил Вулфа, не здесь ли случилось то памятное событие, и Вулф ответил, что да, именно на берегу Сийевны. Однако голос его прозвучал так, что от дальнейших приставаний я воздержался.

Дорога постепенно сужалась, а уклон становился все круче, и вскоре Сийевна исчезла — во всяком случае, различить её очертания мне уже не удавалось. Стефан переключился на вторую передачу и ехал довольно медленно, поскольку повороты следовали все чаще и преодолевать их приходилось с повышенной осторожностью. Воздух ощутимо посвежел, а кусты и подлесок окончательно исчезли, так что нас окружали теперь только абсолютно безжизненные голые скалы. Я уже начал было думать, что Вулф в детстве обитал в орлином гнезде, когда внезапно впереди открылось довольно широкое и ровное пространство, а невдалеке, в каких-то пятидесяти футах от нашего «Шевроле», возникло каменное строение. Стефан резко затормозил, и машина остановилась. Я как раз пытался убедить себя в том, что перед нами действительно дом, а не причудливая скала, когда Стефан выключил фары, и нас окружила тьма.

Данило что-то сказал на своём тарабарском языке, и мы выбрались наружу. Я прихватил рюкзаки. Стефан зашагал к дому, но вскоре вернулся, неся канистру, приподнял капот, открутил крышку радиатора и залил внутрь воду. Потом залез в машину, которая с визгом и скрежетом развернулась и укатила поочь.

Вулф заговорил:

— Арчи, дай мне, пожалуйста, мой рюкзак.

ГЛАВА 11

Если верить фосфоресцирующему циферблату моих наручных часов, то до Йосипа Пашича мы добрались в восемнадцать минут четвертого. Ни тогда, ни после я так и не уразумел, каким образом Вулфу удалось выбраться живым из этой передряги. Конечно, крутых утесов нам покорять не пришлось — как-никак то, по чему мы карабкались, считалось горной тропой, — но даже я на последних трехстах ярдах раз пятьдесят помогал себе руками. Данило вёл себя как истый джентльмен. Хотя он передвигался в темноте с легкостью и проворством горного козла, всякий раз, как мы отставали, он останавливался и терпеливо поджидал, пока вскарабкается Вулф. А вот у меня такого выбора не было. Я держался за спиной шефа, и в том случае, если бы Вулф сорвался, он неминуемо увлек бы меня за собой.

Поскольку разговаривать не возбранялось, во время остановок Данило давал Вулфу дополнительные наставления, которые Вулф любезно переводил для меня, если успевал отдышаться. Оказывается, нас вели не к настоящему тайнику, а к ложному, устроенному для отвода глаз. Оружие и боеприпасы переправили в другое, более безопасное место, а старый брошенный тайник остался охранять сам Пашич с пятью преданными людьми. Судя по разведывательным данным, нападения можно было ждать со дня на день. Мне это поначалу показалось диким: полдюжины вооруженных до зубов бойцов охраняют пустой склад и ждут, пока их прикончат, но потом, попав на место, я сумел лучше понять, что ими двигало.

Мы ещё продолжали восхождение — по меньшей мере, это относилось ко мне с Вулфом, — когда Данило остановился и кого-то окликнул. Ему тотчас ответили. Данило сказал:

— Это я. Со мной ещё двое, но я подойду один.

Нам с Вулфом пришлось ждать там, где мы остановились. Наконец Данило позвал нас, а сверху тропу осветил яркий луч фонаря.

Когда мы поднялись на неширокий уступ, я увидел в скале зияющую темную пасть — вход в пещеру. Перед пещерой стоял Данило, а рядом с ним незнакомец, которого Данило представил как Йосипа Пашича. В свою очередь Данило представил нас Пашичу, назвав подлинными именами — Ниро Вулфом и Арчи Гудвином. Очевидно, он не мог сказать своим друзьям, что привёл к ним Тоне Стара с сыном Алексом, и оправдать при этом наш интерес к Карле. Руку нам Пашич не протянул, как, впрочем, и Вулф, который вообще страдает аллергией на рукопожатия. Данило сказал, что он уже объяснил Пашичу, кто мы такие и с какой целью пожаловали. Вулф в ответ сказал, что хотел бы присесть. Данило ответил, что в пещере есть одеяла, но сейчас на них спят его люди. Я почему-то подумал, что, окажись я на месте его людей, спал бы под одеялами, а не на них. Холод уже пробрал меня до костей.

— Черногорцы сидят прямо на камнях, — произнес Пашич.

Так мы и поступили, рассевшись по камням полукругом. Пашич выключил фонарик.

— Мне нужно только одно, — произнес Вулф. — Я хочу выяснить, кто убил Марко Вукчича. Он был моим самым старым другом. В детстве мы с ним любили лазить по этой пещере. Данило говорит, что вам неизвестно, кто убил Марко.

— Это правда. Я не знаю, кто убийца.

— Но девять дней назад вы доставили Данило послание от Карлы, в котором говорилось, что убийца находится здесь.

— В послании речь шла совсем о другом.

— Но смысл был такой. Послушайте, мистер Пашич, я не собираюсь мучить вас расспросами. Мне нужно только получить от вас как можно более полные сведения об этом послании и о том, что с ним связано. Данило может за меня поручиться.

— Карла была его дочерью, — подтвердил Данило. — Он имеет право знать.

— Знавал я одного мужика, у которого тоже была дочь, — хмыкнул Пашич. — Только она заложила его полиции.

— Тут дело другое, Йосип. Я сам привёл его сюда. Или ты уже и во мне сомневаешься?

Как я ни старался, разглядеть Пашича мне не удавалось. Он был всего лишь расплывчатым пятном в темноте — крупный, повыше меня, голос резкий, озабоченный. Мне показалось, что от него разит потом, но, принюхавшись, я понял, что запах идёт от меня — я совершенно взмок от непривычного скалолазания.

— Что ж, — произнес Пашич, — случилось следующее. Карла приехала домой — это большой дом у дороги, который вы видели…

— Знаю, — прервал его Вулф. — Я в нём родился.

— Да, мне уже сказали. Мы не знали, что она приедет, нас не предупредили. Она хотела поговорить с Данило, я сходил за ним и привёл к ней. Они проговорили весь день. О чем они говорили, мне неизвестно.

— Я сказал тебе, о чем мы говорили, — вмешался Данило. — Главным образом речь шла о том, будто Карле удалось выяснить у Марко, что среди нас затесался шпион, и она пыталась выяснить, кто это. В нашем обществе, как в любом другом движении, могут быть шпионы, но, по словам Марко, этот лазутчик приближен к самым сокровенным тайнам. Карле нужно было поговорить с кем-то, кого она знала, и её выбор пал на меня. Как я уже говорил, помочь я ей не успел. Вот и все.

— Да, я знаю, после твоего ухода мы тоже с ней разговаривали. И тоже безрезультатно. Она никому из нас не доверяла и поплатилась за это жизнью. — Пашич повернул голову в сторону Вулфа. — Она решила сама разоблачить шпиона, в одиночку. Поскольку вы здесь родились, вам должно быть известно, что в двух километрах отсюда проходит албанская граница, а прямо за ней находится старая римская крепость.

— Разумеется. Я гонялся в ней за летучими мышами.

— Сейчас там уже не осталось летучих мышей. Албанцы, которых постоянно понукали русские, вычистили крепость и устроили в башне сторожевой пост, с которого держат границу под наблюдением. Одно время там держали целый взвод, сейчас же там не бывает больше полудюжины солдат. Я сказал Карле, что, если к нам затесался вражеский агент, который работает на русских, албанцам должно быть про это известно и они наверняка держат с ним контакт. Теперь я раскаиваюсь в этих словах, потому что они-то наверняка и подтолкнули Карлу к этому безрассудному поступку. Она решила, что сама придёт в крепость и предложит албанцам свои услуги в качестве шпиона. Я уверял её, что это не просто опасно, но и нелепо, но она меня не послушалась. Тем более что, насколько она знала, я тоже мог оказаться шпионом.

— И она пошла, — сказал Вулф.

— Да. Рано утром в воскресенье. Удержать её я не смог, но мы кое о чем уговорились. Я неплохо изучил крепость. В ней есть где спать и где готовить, но канализация отсутствует полностью. Для отправления естественных надобностей у них приспособлена крохотная комнатенка, скорее даже келья, в которую не проникает дневной свет, — в ней нет окон.

— Знаю.

— Вы, кажется, все знаете. Только в ваше время там, наверное, не стояла деревянная скамья с прорубленными в ней дырами.

— Нет.

— А теперь стоит. Я рассчитывал на то, что, если Карле разрешат свободно передвигаться, в эту клетушку она попадет наверняка. В нескольких метрах от уборной по другую сторону коридора расположена другая комната, внешняя стена которой обрушилась, и поэтому комната не используется — впрочем, вам это тоже известно. Мы уговорились, что вечером в девять часов я приду в эту комнату, а Карла пройдет мимо неё в уборную. А дальше — как получится. Решать должна была сама Карла. Мы также договорились, что если она не придёт, то я попытаюсь сам выяснить, что ей помешало.

Пашич прокашлялся и продолжил:

— Сразу после её ухода я выслал своего человека, Стана Косора, с биноклем. Бинокль, кстати, замечательный — все, что присылал нам из Америки Марко Вукчич, было отменным. Так вот, Стан Косор занял удобный наблюдательный пост на вершине горы и провел там целый день. Сейчас он спит в пещере, но утром вы можете сами поговорить с ним, если захотите. Ничего примечательного он не увидел. Никто в крепость не приехал, и, самое главное, никто её не покидал. Меня просто интересовало, не увезли ли они Карлу в Тирану, до которой от крепости всего полторы сотни километров. Я рассказываю вам все так подробно потому, что вы сами попросили…

— Да, — прервал его Вулф. — Рассказывайте дальше.

— Кроме Стана Косора, со мной здесь ещё четверо. В воскресенье вечером, едва стемнело, мы спустились по тропе к границе, где нас встретил Косор. Он сказал, что Карла находится в крепости. Мы разулись и дальше шли босиком — не из-за албанцев, которых и пушечным выстрелом не разбудишь, а из-за пса, который, как мы давно выяснили, с наступлением темноты укладывался спать на валуне возле тропы. Я проделал крюк, чтобы обойти валун, и подкрался с подветренной стороны, чтобы пес меня не учуял. Я прирезал его, прежде чем он успел проснуться. Бедняга даже тявкнуть не успел. Потом я приблизился к крепости и прислушался. Свет горел только в четырёх окнах, из которых слышались голоса, и мне показалось, что один из голосов принадлежит Карле.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

Легче всего писать о героях, совершивших беспримерный подвиг. А как быть, когда тысячи выдающихся де...
Это издание из серии «Великие путешествия» знакомит отечественного читателя со знаменитым российским...
Христофор Колумб (1451—1506) открыл не только Америку – он раздвинул границы возможного и дозволенно...
По-настоящему крупная личность редко помещается в рамки своей биографии. Выдающемуся русскому военно...
Уже первое путешествие выдвинуло генерал-майора Михаила Васильевича Певцова (1843—1902) в число выда...
Рим… Всесильный, надменный, вечный город. Он создан богами, чтобы править всем миром, а народы этого...