Первое кругосветное плавание Кук Джеймс

Суббота, 13-е. Днем не произошло ничего примечательного. Ночью один туземец пытался по валу забраться в форт, но, обнаруженный часовыми, бежал. Железо и металлические инструменты, которыми днем работают в походной кузнице, привлекают туземцев. Они не в состоянии противиться соблазну и не раз пытались совершить кражи.

Воскресенье, 14-е. Сегодня в одной из палаток форта отслужили церковную службу, на ней присутствовали некоторые туземцы, они вели себя весьма достойно.

День завершился странной сценой у ворот форта: молодой парень около 6 футов ростом лежал в присутствии наших матросов и туземцев с девочкой 10–12 лет. Я решил написать об этом потому, что, кажется, это происходило скорее в силу обычая, чем из-за похоти, и присутствовавшие здесь женщины, в том числе Обареа и другие представительницы знатных семейств, не высказали ни малейшего неодобрения или осуждения. Наоборот, они наставляли девочку, как ей следует вести себя при этом, и, как ни была она мала, девочка, видимо, не лишена была некоторых сведений на этот счет[88].

Понедельник, 15-е. Переменный ветер, облачная погода.

Прошлой ночью пропал один из бочонков с водой, стоящих у стены форта. Утром никто из туземцев, казалось, ничего не знал о пропаже. Ни один из них не пожелал сообщить нам что-либо о бочонке, и я, считая пропажу слишком ничтожной, ничего не намерен предпринимать, чтобы заставить их разговориться.

Вечером Тубоуратомита с женой и туземец, принадлежащий Тутахе, выразили желание остаться на всю ночь у бочек, чтобы помешать краже. Но мы поставили там часового, поэтому их услуга оказалась излишней, и мы уговорили их отправиться домой. Перед тем как уйти, они знаками предупредили часового, чтобы тот был начеку. Судя по этому, можно было предположить, что они знали о готовящемся нападении, которое непременно бы произошло, если бы не помешал часовой.

Вторник, 16-е. Западные ветры. Утром облачность, сильные ливни; во второй половине суток прекрасная погода. С 16 по 22-е не произошло ничего существенного.

Понедельник, 22-е. Весь день густая облачность, сильные ливни; гроза, продолжавшаяся большую часть суток.

Вторник, 23-е. Ветер южный. В первой половине суток хорошая погода, затем ливень. Эти два дня туземцы не привозили фруктов, думается, из-за дождя.

Среда, 24-е. В течение дня ясная погода. Вытащили на берег баркас, так как обнаружили в нем течь. Хотели починить днище, но, к нашему удивлению, оно было настолько изъедено червями, что необходимо было сделать новое. Все плотники немедленно были поставлены на работу.

Четверг, 25-е. Большую часть суток облачность, часто дождь.

Пятница, 26-е. Проходящие ливни.

Утром вытащили на берег катер, чтобы осмотреть дно; к счастью, оно цело, хотя катер пробыл на воде не меньше времени, чем баркас. Должно быть, это объясняется тем, что днище катера было выкрашено свинцовыми белилами, а у баркаса – сосновым лаком. Иначе трудно понять, почему так произошло, ведь обе лодки построены из леса одного сорта и в ходу были одинаковое время. Днища лодок, которые используются в водах, где есть эти черви, следует покрывать свинцовыми белилами, а на кораблях надо иметь запас краски для нанесения – когда это необходимо – нового слоя.

Кажется странным, что днище нашего баркаса так сильно пострадало. С баркасом «Дельфина», который в здешних водах пробыл столько же времени, сколько и наш, не произошло ничего подобного.

Суббота, 27-е. Ветры переменного направления, хорошая погода.

Воскресенье, 28-е. Ветер южный, ясно.

Утром м-р Бенкс, д-р Соландер и я на катере отправились с визитом к Тутахе, уходившему из Аппара в юго-западную часть острова. К этому нас побудило полученное от него несколько дней назад послание, в котором он обещал дать нам несколько свиней, если мы навестим его. Не очень доверяя словам Тутахи, мы все же решили проверить его обещание и отправились в путь. Мы прибыли к вождю уже ночью. Так как мы покинули шлюпку почти на полпути, то вынуждены были заночевать у него.

Тутаха принял нас весьма радушно, приказал заколоть свинью, но мы спасли животному жизнь, полагая, что оно нам со временем пригодится. Ужин наш состоял из фруктов и того, что нам удалось достать. У вождя гостили Обареа и другие наши знакомые. Все они, видимо, были такими же путешественниками, как и мы, так как не взяли с собой каноэ, да и жилищ, в которых они разместились, едва-едва хватило для половины гостей.

Нас было шестеро, и после ужина мы стали искать пристанища на ночь. М-р Бенкс остановился в одном месте, д-р Соландер в другом, я с тремя спутниками в третьем. Мы не спускали глаз с тех вещей, что были при нас, не забывая, среди кого мы находимся, и тем не менее незадолго до полуночи обнаружили, что почти у всех что-нибудь да пропало. Кто-то вытянул у меня из-под головы чулки, хотя я спал чутко. Вещи м-ра Бенкса взяла на сохранение Обареа, и все же, судя по ее словам, их украли. Думаю, что не без помощи самой Обареа известие дошло до Тутахи. Оба они подняли страшный шум, однако это была лишь видимость, и поиски, конечно, не увенчались успехом.

Спустя некоторое время в хижину, где остановился я и трое моих спутников, явился Тутаха, чтобы развлечь нас музыкой и пением. Играли на трех барабанах и четырех дудках. Концерт продолжался около часа, затем наши гости удалились. Музыка и пение были такого рода, что я был рад, когда все закончилось.

Мы пробыли у туземцев почти до полудня следующего дня, надеясь найти хотя бы некоторые из пропавших вещей, а также получить свиней, но отправились назад только с одной свиньей – той самой, которая предназначалась для нашего стола прошлым вечером. Тутаха обещал дня через два доставить на борт свиней и украденные вещи, однако мы не верили его словам. Так закончился наш визит. Поздно вечером мы добрались до форта.

Вторник, 30-е. Весь день подготавливали приборы для наблюдений и обучали джентльменов обращению с ними. Для наблюдений я хочу послать людей в другие части острова, ибо опасаюсь, что нам здесь не повезет.

Среда, 31-е. Поздно вечером плотники закончили починку баркаса.

Четверг, 1 июня. Для наблюдения за прохождением Венеры отправил на баркасе на остров Йорк [Муреа] лейтенанта Гора, д-ра Монкхауза и м-ра Сперинга (состоящего на службе у м-ра Бенкса). М-р Грин снабдил их необходимыми приборами. М-р Бенкс и несколько туземцев присоединились к отъезжающим.

Пятница, 2-е. Рано утром на восток отправились лейтенант Хикс, м-р Кларк, м-р Пикерсгилл и м-р Саундерс. Они вышли на катере и должны были выбрать удобное место на острове для наблюдения за прохождением Венеры. Их также снабдили всем необходимым.

Суббота, 3-е. Как мы и рассчитывали, погода благоприятствовала нам. На небе весь день ни облачка, воздух прозрачен, так что мы пользовались всеми преимуществами, какие только можно пожелать при наблюдении за планетой, которая должна была пройти над солнечным диском. Мы ясно видели атмосферу или дымку вокруг планеты, которая сильно мешала определению моментов касания (краев Солнца и планеты), особенно двух внутренних касаний. Наблюдения велись д-ром Соландером, м-ром Грином и мною; записи о моментах касания отличались друг от друга больше, чем мы ожидали. У телескопов м-ра Грина и моего увеличение одно и то же, у телескопа д-ра Соландера – сильнее.

В течение дня удерживался почти полный штиль. В полдень жара; термометр показал на солнце 119° [48° С]. Такой высокой температуры до сих пор мы еще не наблюдали.

Воскресенье, 4-е. Наказал двенадцатью ударами плети Арчибалда Уолфа за воровство. Пробравшись в одну из кладовых, он похитил много железных ершей (зазубренные гвозди). При обыске часть их мы нашли у него в одежде.

Вечером возвратились наши люди. Их наблюдения за прохождением Венеры оказались успешными. На острове Йорк туземцы приняли их хорошо. Остров, по-видимому, не слишком изобильный.

Понедельник, 5-е. Свезли на берег оставшуюся муку, решили вычистить хлебную кладовую.

Вчера был день рождения Его Величества, но отмечали его сегодня, с нами обедало несколько вождей.

Вторник, 6-е. Сегодня от туземцев узнали, что 10 или 15 месяцев тому назад у острова побывали два корабля. В течение 10 дней они стояли на якоре в бухте Охидеа [Хитиаа] к востоку от нас. Командира звали Туттерро, так по крайней мере звучало это имя в устах туземцев. Туземец Оретте [Ахутору], брат вождя округа Охидеа, ушел с этим командиром.

Туземцы сказали, что с приходом этих кораблей на острове появились венерические заболевания; теперь это не редкость здесь, так же как и в любой другой части света[89]. Местное население не обращает на это никакого внимания, и можно подумать, что этими болезнями они страдают испокон веков.

Вскоре после нашего прихода сюда некоторые из людей экипажа также заболели. Я никогда не слышал, чтобы с кем-нибудь на «Дельфине» случилось что-либо подобное, поэтому полагал (хотя это и кажется невероятным), что мы принесли эту болезнь с собой. Меня это очень беспокоило, и я предпринимал все, чтобы предотвратить ее распространение.

Но мои усилия не увенчались успехом. Могу с уверенностью сказать, что никто на корабле не был избавлен от опасности заболевания, так как большая часть экипажа находилась на берегу, работая в форту и охраняя его ночью. Женщины не скупились на милости, а гвозди, рубашки и прочие вещи были таким соблазном, которому они не могли противостоять. Скоро уже болела большая часть экипажа.

Меня утешало только то, что туземцы не считали нас разносчиками болезни. Впрочем, от этого мало радости тем, кто принужден страдать от этой болезни, которая может быстро распространиться на все острова в южных морях. Это будет вечным укором тем, кто занес ее сюда.

Надо сказать, что я больше чем за месяц до нашего прибытия на остров пытался выявить, болен ли кто-либо на корабле, и приказал лекарю осмотреть всех людей. Лекарь заявил мне, что этой болезнью поражен только один человек и что он жалуется на боли в бедре. Но этот человек не имел никаких сношений с островитянками.

Несколько раз мы видели у туземцев железные орудия и другие предметы, которые, как мы подозревали, получены были не с «Дельфина». Туземцы утверждают, что достали их на тех двух кораблях, о которых они нам говорили.

Среда, 7-е; четверг, 8-е; пятница, 9-е. Все три дня кренговали оба борта корабля и промазывали их смолой и серой. Дно судна оказалось в хорошем состоянии, червь не тронул его.

Суббота, 10-е. Ветер переменного направления, днем и ночью сильный дождь; в остальное время суток ясная погода.

М-р Бенкс и я пригласили на борт Тубоуратомиту и показали ему гравюру, на которой были изображены флаги кораблей всех наций мира, и дали ему понять, что мы желаем узнать, какой флаг был на судах, заходивших в Охидеа. Он сразу указал на испанский флаг. Это обстоятельство и некоторые предметы, виденные нами у туземцев, например, куртки и рубахи, которые обычно носят испанские матросы, свидетельствуют о том, что корабли были испанские и пришли они из какой-нибудь гавани с берега Южной Америки.

Понедельник, 12-е. Вчера туземцы пожаловались мне на матросов Джона Трумена и Джеймса Николсона, которые будто бы силой отобрали у них луки, стрелы и волосяное плетение. Убедившись, что жалоба справедлива, наказал того и другого двенадцатью ударами плети.

Вторник, 13-е. Ночью временами ливни, но большую часть суток стояла хорошая погода. Сегодня у нас побывал Тутаха, которого мы не видели уже несколько дней. Он привез с собою свинью и плоды хлебного дерева, за это ему хорошо заплатили.

Среда, 14-е. Между 2 и 4 часами утра один из туземцев украл из форта железную кочергу для печи. Она оказалась у вала, и поэтому ее хорошо было видно снаружи. Туземцы приметили ее еще вечером, и один из них в течение нескольких часов слонялся поблизости. Другие туземцы сообщили мне, что вор дождался момента, когда часовой повернулся к нему спиной, зацепил кочергу длинной изогнутой палкой и перетащил через стену.

Узнав утром о краже, я решил любыми средствами вернуть кочергу. Я задержал все сколько-нибудь годные каноэ, которые только попались мне на глаза, и затем отправил их вверх по реке за форт (их было двадцать два). После этого я заявил всем присутствовавшим здесь туземцам (многие из них были владельцами задержанных каноэ), что мы сожжем лодки, если нам не будут возвращены наиболее ценные из украденных вещей. Я не собирался привести угрозу в исполнение, но был очень зол на туземцев. Они ежедневно совершали или пытались совершить какую-нибудь кражу.

В противоположность мнению многих наших людей я убежден, что нельзя было уничтожать каноэ, ибо это развязало бы руки часовым: они прибегали бы к подобному наказанию в случае малейшей провинности туземцев. Кроме того, я совсем не хотел применять огнестрельного оружия в стране, где люди не имеют о нем понятия. Туземцы стали бы презирать его и считали бы, что их оружие лучше. Это могло бы привести к нападению с их стороны, что было бы плохо и для них, и для нас.

Боясь за свои каноэ, туземцы около полудня возвратили кочергу. Но я решил вернуть каноэ лишь после того, как получу все, что туземцы похитили у нас прежде. Меня интересовали: мушкет, два пистолета м-ра Бенкса, сабля одного старшины и бочка для воды. Кроме того, были украдены многие менее ценные вещи. Некоторые утверждали, что на острове этих вещей нет, другие – что они были у Тутахи, друзья последнего доказывали, что все находится у Обареа. Мне казалось, что Тутаха и Обареа поделили их между собою[90].

Четверг, 15-е. За эти дни тщательно осмотрели съестные припасы и вынесли наверх все, что начинало портиться; надо использовать это в первую очередь. Так как экипажу приходилось работать на судне и на берегу, эта работа, как и ремонт судна, продвигалась очень медленно.

Пятница, 16-е; суббота, 17-е. Ветер переменного направления, ливни, облачность.

Воскресенье, 18-е. Переменный ветер, ясная погода. Ночью наблюдали полное затмение луны.

Понедельник, 19-е. Двенадцатью ударами плети наказал Джеймса Танли за то, что он взял без спроса ром из бочонка на шканцах.

Вторник, 20-е. Свезли на берег для просушки порох, оказавшийся в скверном состоянии. Артиллерист сообщил мне, что едва ли он был в лучшем виде, когда его впервые доставили на борт.

Вчера вечером нас посетила Обареа; она не показывалась несколько дней. Мне говорили, что она может принести с собой кое-что из пропавших вещей. Этому можно было поверить, так как мы знали, что некоторые вещи находятся у нее. Но мы были поражены, когда увидели, что эта женщина, находившаяся в нашей власти, явилась, ничего с собою не захватив. Обареа сказала, что ее любовник (человек, который всегда сопровождал ее) украл вещи, она избила и выгнала его. Она так переживала все это, что едва держалась на ногах. Обареа настаивала на том, чтобы ей разрешили ночевать в палатке м-ра Бенкса; с трудом удалось уговорить ее отправиться к себе в каноэ[91].

Утром Обареа доставила к воротам форта все, что у нее было. Мы не могли не восхищаться ее смелостью и доверием, с которым она относилась к нам; она полагала, что мы относимся к ней благосклонно. Она вручила подарки: свинью, собаку, плоды хлебного дерева, пизанги. Мы сперва отказались от собаки, нам она была не нужна; женщина была озадачена нашим отказом и пояснила, что мясо собаки очень вкусно. Но мы и сами в этом убедились. Однажды м-р Бенкс, купив корзинку с фруктами, обнаружил там собачий окорок; кое-кто попробовал мясо и пришел к выводу, что оно вовсе не так уж противно.

Мы взяли у Обареа собаку, а туземцы помогли нам приготовить ее. Сперва они вырыли в земле ямку глубиной в фут, там они развели огонь и нагрели несколько маленьких камней. Пока велись эти приготовления, собаку задушили и, опалив на огне шерсть, сняли шкуру настолько аккуратно и чисто, что можно было подумать, будто ее обварили кипятком. Затем собаку выпотрошили и все тщательно вымыли, а когда углубление в земле и камни достаточно нагрелись, затоптали огонь и вытащили часть камней из ямы.

На них настлали зеленые листья, а затем положили собаку и внутренности, все это также покрыли листьями, сверху наложили раскаленных камней, а яму засыпали землей. Через четыре часа печь (эту яму я должен назвать именно так) открыли и оттуда вытащили собаку, отлично прожаренную.

Наши люди единодушно заявили, что никогда в жизни они не ели более вкусного мяса. Решили в будущем не пренебрегать собачьим мясом. Так туземцы приготавливают и пекут все, что идет у них в пищу: мясо, рыбу, фрукты.

Пришлось отбросить всякую надежду на возврат украденных вещей. Я решил возвратить каноэ, как только туземцы потребуют их.

Среда, 21-е. Просушили порох и доставили на борт дрова, воду и т. п. Арестовал матроса Роберта Андерсона за отказ подчиниться приказу подштурмана во время работы в трюме.

Сегодня утром в форт пришел вождь по имени Оамо [Амо], который у нас еще не появлялся. С ним был мальчик лет семи и молодая женщина лет 18–20. Как раз в это время здесь оказались Обареа и туземцы. Они встретили новоприбывшего с почетом, обнажив головы и тело до талии, их примеру последовали остальные туземцы, находившиеся вне стен форта. Проявление столь глубокого почтения (такого нам не приходилось наблюдать прежде) натолкнуло нас на мысль, что Оамо очень важная персона, но вместе с тем нас удивил тот факт, что, покончив с церемонией встречи, туземцы уже не обращали на вождя никакого внимания. Молодую женщину не удалось уговорить войти в форт, мальчик не слезая сидел на плечах у мужчины, хотя мог ходить не хуже, чем человек, на котором он сидел.

Все это побудило нас дознаться, кто же эти люди. Нам объяснили, что мальчик был единственным наследником владыки острова, девушка – его сестрой. С таким почтением относились только к вождю – ари-де-хе [эри-де-хе]. Теперь мы поняли, что этот титул носит не Тутаха, а другое лицо, с которым мы еще не встречались [речь идет о вожде Ту]. Местные жители сообщили нам, что его нельзя причислить к нашим друзьям и что он не придет к нам. Мальчик был сыном Оамо и Обареа, но супруги не жили вместе из-за неспокойного характера Обареа. Я упомянул об этом, желая показать, что случай раздельного проживания супругов встречается и у этого народа.

Четверг, 22-е. Утром, благодаря заступничеству штурмана и обещанию самого провинившегося вести себя впредь хорошо, я освободил Роберта Андерсона из-под ареста.

Пятница, 23-е. Сегодня утром обнаружили исчезновение португальца Эмануэла Феррары [Перейры]. Я полагаю, что он бежал, намереваясь остаться здесь. Вскоре я дознался, что он находится у вождя в Аппара, у Тутахи, сообщил мне это один из слуг Тутахи. Слуге обещали топорик, если он доставит Феррару к нам. Несомненно, туземец именно с этой целью и пришел к нам. Он немедленно отправился в обратный путь и к вечеру вернулся с Феррарой.

Пытаясь оправдаться, беглец рассказал, что прошлым вечером, когда он шел к шлюпке, чтобы вернуться на борт, на него напали три туземца. Они бросили его в каноэ и доставили в Аппара. Ознакомившись с делом, я убедился, что он говорит правду. Тутаха хотел задержать Феррару. Но, видимо, его уговорили отпустить матроса, а возможно, он удовлетворился топориком, который получил в обмен на человека.

Суббота, 24-е; воскресенье, 25-е. Ничего примечательного.

Понедельник, 26-е. Рано утром м-р Бенкс и я, захватив с собою туземца, отправились на катере вокруг острова, чтобы осмотреть и нанести на карту побережье и бухты. Мы шли к востоку, берег простирался почти на 10 миль на OtS и OSO и не был защищен рифами. Около 8 часов высадились в районе Охиаину [Папеноо], и нас провели к вождю по имени Ахио. Мы встретили здесь некоторых наших старых друзей, один из них пожелал сопровождать нас. Отсюда мы продолжали путь уже пешком (на катере измеряли глубину вдоль берега), и нам не встретилось ничего достойного внимания, если не считать жареного поросенка, которого мы нашли на одном из алтарей недалеко от тела или, вернее, костей усопшего.

Мы прибыли в Уидеа [Хитиаа] – обширную область, где правили два вождя – Тумогиннео [Ту-Ма-Хинау] и Орратте [Эрети], и высадились на территории, подвластной Орратте, там, где некогда стояли испанские корабли[92]. Нам показали место, где мореплаватели разбили свои палатки, ручей, из которого они брали воду; все это, а также расположение кораблей, доказывало, что до нас здесь побывали моряки. Место находится на западной стороне большого залива, в котором лежат два островка – Буароу [Пуару] и Таауири [Таупиру]; с острова Буароу м-р Хикс наблюдал за прохождением Венеры. Побережье простирается на StO и S на 4 лиги в глубь залива. Перед берегом лежит гряда коралловых рифов, образующая несколько удобных бухт, где на глубине 20 и 24 саженей можно найти надежные якорные стоянки.

Отсюда мы двинулись пешком и шли до тех пор, пока не убедились, что вершины залива до наступления ночи не достигнем. Мы вызвали наш катер. Наш новый спутник-индиец[93] убеждал нас дальше не ходить, говоря, что мы вступим в местность, где нет съестных припасов и где туземцы могут убить его.

Он сказал, что туземцы тех мест воюют с Тутахой, они могут убить и нас. Мы не придали значения этим сообщениям. Увидев, как мы заряжаем наши ружья, он согласился сопровождать нас. Уже стемнело, когда мы подошли на катере к внутренней части залива. Мы встретили там не врагов, а некоторых старых друзей, которые прибыли на каноэ и были такими же путешественниками, как и мы. С их помощью устроились на ночлег.

На рассвете мы двинулись дальше. Пока снаряжали катер, я осмотрел местность; она представляла собой низкий болотистый перешеек [Таравао] шириной около двух миль или более, через который туземцы волоком перетаскивают каноэ. Перешеек разделяет остров на два округа, или королевства, причем оба они, как нам это говорили, не зависят друг от друга. Область, из которой мы пришли, называется Оборену, или Отаити-нуа [Таити-нуи], и подвластна Тутахе.

Сейчас мы подошли к границам враждебной Тутахе области, которая называется Тиарребу, или Отаити-эте [Таити-ити]. Мы прошли вдоль берега по указаниям наших проводников и высадились в первом округе – веннуа [фенуа] – вражеской страны, который называется Аннуве [Анухи, Пуэу]. Здесь правит вождь по имени Марие [Тата Маретаата].

Нас приняли очень хорошо и дали большую свинью, за которую мы вручили топор. Мы заметили, что здесь все люди, кроме вождя, носят аху, которые ниспадают с плеч[94]. Мы видели здесь двенадцатифунтовое ядро, помеченное британским знаком стрелы, которое туземцы получили от Туттерро, командира испанских[95] кораблей [речь идет о Бугенвиле]. В густой толпе было только [в тексте пропуск], лица которых нам запомнились.

Отсюда мы с м-ром Бенксом отправились пешком, отправив катер вперед. Мы поступили так, убедившись в дружественном отношении местного населения к нам и нашим проводникам. Мы пришли в округ Охитепепа, вождь которого по имени Вахеатуа-эри [Вехиатуа – это не имя, а титул вождя] подвластен королевству Тиарребу. Округ расположен на мысе, лежащем в восточной части большого залива, о котором уже упоминалось выше; вдоль его берегов мы прошли сегодня.

К западу от мыса лежит бухта Охитепепа [Пихаа], которая напоминает залив Ройял-Бей. Она окружена плодороднейшими землями. Между бухтой и перешейком [Таравао] имеются гавани, образованные коралловыми рифами и удобные для якорных стоянок. В бухту Охитепепа впадает довольно большая река, через которую мы переправились на каноэ, а наша многочисленная свита перебралась вплавь.

Нам предложили остановиться здесь на ночлег и сказали, что сюда должен прийти Вахеатуа. Было еще светло, и мы решили, что успеем осмотреть юго-восточную оконечность острова. По дороге нам встретился король Вахеатуа – белобородый старец, которого сопровождала толпа людей. Мы обменялись приветствиями, а затем двинулись дальше и вскоре оказались в красивой, тщательно возделанной местности, где даже ручьи посредством насыпей на их берегах были превращены в узкие каналы, а дамбой был отгорожен участок моря.

Везде мы видели мораи [марае[96]][97]. Многие из них, в особенности расположенные далеко от берега, были украшены деревянной резьбой: то были изображения людей или сетчатый орнамент с птичьими фигурами по верху. У берега находилось много двойных каноэ. Они отличались от виденных нами раньше; они были больше размером, и их навесы опирались на резные столбы; резьбой была покрыта и высокая корма.

Совершив прогулку, мы сели на катер, оставив на берегу обоих проводников-туземцев. С нами был теперь юный вождь Тиари [Теари], который назвал себя сыном Вахеатуа; он, по-видимому, был особой влиятельной. Мы шли вдоль берега до наступления темноты, а затем остановились в устье маленького ручья неподалеку от юго-восточной оконечности острова.

Здесь мы обнаружили большой покинутый дом и под его кровом решили провести ночь. Пытались раздобыть какую-нибудь еду, но ничего не нашли. Спустя немного времени явилась свита Тиари на двойном каноэ, под навесом которого устроился на ночь м-р Бенкс. Я же расположился в доме. Ночью пришел наш первый проводник-туземец Туахоу и улегся рядом со мною.

Среда, 28-е. Прежде чем отправиться утром в дальнейший путь, мы некоторое время оставались на месте, ожидая, что туземцы принесут нам какие-нибудь припасы. Убедившись, что эта надежда напрасна, мы вышли в путь в сопровождении Туахоу без Тиари. Пройдя на катере несколько миль вдоль берега, мы достигли места, где стояло много двойных каноэ, и были удивлены, увидев в них большую группу наших друзей.

Мы были уверены, что найдем здесь съестные припасы, но нам пришлось разочароваться. На кокосовых пальмах было много плодов, но наши друзья не могли дать нам орехов, так как эти деревья им не принадлежали, как и все, чего мы могли здесь пожелать. Поэтому мы на катере отправились дальше, обогнули юго-восточную оконечность острова. В этом месте берег высок и круто поднимается над морем; местность слабо заселена. Рифы мелкие и опасные; проводник знал их плохо, и мы с трудом их преодолели.

Пройдя около лиги, обогнули юго-восточную оконечность острова и вышли к ровному берегу; эта местность называется Ахове [Ахуи], управляет ею вождь Матиабо[98] [Матахиапо]. У берега много рифов, образующих удобную гавань, в которой мы высадились и купили, наконец, съестных припасов.

В одном из домов нам бросилось в глаза странное украшение: на стене была полукруглая доска с прикрепленными к ней пятнадцатью нижними человеческими челюстями. Мы не могли понять, для какой цели эти по виду крепкие и хорошо сохранившиеся челюсти с редкими зубами здесь выставлены. Мы увидели здесь гуся и индейку, которых оставил в бухте Матаваи капитан Уоллис. Когда мы покинули этот дом, король Матиабо пожелал сопровождать нас к своему другу, который считается значительным вождем. Мы взяли его с собою на катер. Матиабо назвал много различных округов (веннуа).

На пути мы не встретили ничего достойного внимания, за исключением лишь одного места, где мы видели каноэ; таких больших каноэ нам не доводилось встречать раньше на острове. Берег здесь более лесист, чем в прочих местах; равнинные участки плодородны и густо населены.

В пути мы купили кокосовые орехи, плоды хлебного дерева и рыбу – все это в количестве более чем достаточном. Шли мы, не выходя за цепь рифов, порой по мелководью. Вечером вошли в большой залив, который лежал по другую сторону перешейка.

Решили расположиться на ночлег в большом длинном доме в округе, которым управлял король Виверу [Ваиверо], принявший нас весьма гостеприимно. Он приказал своим людям дать нам припасы, что они с готовностью исполнили. Здесь мы поужинали, кроме того, мы убедились, что наш друг Матиабо был, видимо, столь же значительным вождем, как и Виверу. Матиабо собственноручно приготовил нам в большой раковине так называемое попои – смесь из плодов хлебного дерева и пизангов, замешенную на кокосовом молоке и доведенную до густоты заварного крема.

Когда наступило время сна, Матиабо стал жаловаться на холод и захотел получить от нас плащ, под которым, уверял он, ему будет тепло спать. Мы с м-ром Бенксом приготовили ложе для вождя и для себя и улеглись на свое ложе вдвоем. Матиабо же куда-то исчез; мы думали, что он ушел купаться. Однако вскоре пришел один из туземцев и сказал, что наш друг бежал от нас и унес плащ. Сперва мы не поверили этому, но после того как пришел Туахоу и подтвердил это, мы сразу же пустились в погоню, заставив брата Виверу, который первым попался на пути, сопровождать нас.

Мы преследовали беглеца около трех четвертей мили, и, когда почти настигли его, он бросил нам плащ. Возвратившись к месту ночлега, мы увидели, что туземцы, взволнованные и напуганные этим происшествием, куда-то сбежали; некоторые из них вскоре вернулись, а Виверу и его жена проспали рядом с нами остаток ночи.

Под утро нас разбудили тревожным сообщением об исчезновении катера, однако вскоре катер нашли – его унесло течением. Сели в него и отправились в ближайший округ, который был расположен в глубине залива. Округом управлял вождь Омае, который со своей женой сопровождал нас в лодке, пока мы огибали внутреннюю часть залива. Мы вынуждены были идти вдоль внешнего края рифов.

Забыл упомянуть, что в Виверу – местности, лежащей на юго-западном берегу Теарребу, примерно в 5 милях к юго-востоку от перешейка, – имеется большая безопасная и удобная гавань – лучшая на острове. Земли вокруг гавани изобильны.

Первый округ (веннуа), в котором мы высадились, называется Опуреону [Ваиари], там мы встретили нескольких наших прежних спутников. Наиболее примечательным было здесь замощенное марае, украшенное пирамидой из кокосовых орехов и имевшее в высоту пять футов. Близ пирамиды на помосте лежало три человеческих черепа, а рядом под небольшим навесом стоял очень грубый каменный идол высотой около 18 дюймов. Близ марае на алтаре лежали черепа двадцати шести свиней и шести собак.

Мы проследовали дальше и встретили весьма любопытную вещь – так называемое махуве[99]. Махуве, как нам объяснили туземцы, используется на народных празднествах – хеше, как наш Панч в кукольном театре. Это человеческая фигура из плетенки высотой 7 фута, все части тела пропорциональны. Голова украшена четырьмя выступами, подобными рогам или сучьям: три выступа находятся на лбу, один – на затылке. Вся статуя покрыта перьями, причем на белые перья были кое-где наложены черные, которые изображали волосы и знаки татуировки; с поясницы свисал кусок ткани (маро). Фигура относилась к мужскому полу.

Мы прошли далее в местность Папара – резиденцию Обареа, где мы намерены были переночевать. На пути туда мы миновали прекрасную гавань – единственное место стоянки для кораблей на южном берегу Оборену. Она расположена милях в пяти к западу от перешейка, между двумя небольшими островками, лежащими близ берега на расстоянии одной мили друг от друга.

Примерно в полутора лигах к западу от этой гавани находится резиденция Обареа. Здесь мы пробыли до наступления ночи, и, хотя Обареа не было дома, ее люди, которых мы здесь застали, старались нас развлечь. Мы решили заночевать в ее доме, небольшом и чистом, со стенами из бамбука.

Близ этого дома находится марае Оамо и Обара – чудесное произведение туземной архитектуры, превосходящее по красоте все подобные сооружения острова. Оно представляет собой длинный прямоугольный каменный постамент пирамидальной формы с основанием 267 87 футов, верхняя площадка имеет в длину 177 и в ширину 7 футов. К ней ведут широкие ступени, похожие на те, которые обычно бывают на солнечных часах. Ступеней всего одиннадцать, каждая высотой в 4 фута, так что вся высота сооружения 44 фута.

Пирамида сложена из квадратных камней красноватого цвета, причем один из ключевых камней имеет размер 4 фута 7 дюймов 2 фута 4 дюйма при толщине в 15 дюймов. Ступени сооружены из прекрасно пригнанных друг к другу плит кораллового известняка; некоторые плиты очень велики (3 2 фута). В центре верхней площадки находится деревянное изображение птицы, а рядом лежит высеченная из камня разбитая рыба. Во всем этом сооружении нет ни отверстий, ни камер, оно целиком сложено из камня, и площадка перед ним размером 360 354 фута обнесена каменной стеной и живой изгородью из деревьев этоа, которые я называю кипарисами и бананами.

Близ этого марае расположено несколько других меньшего размера. Все они на грани разрушения; на берегу между этими сооружениями и морем валяется много человеческих костей. Неподалеку от самого большого марае расположено много громадных алтарей высотой около 10 футов, каждый из них стоит на 6–8 столбах. На алтари кладется мясо для этуа, или бога [этуа, точнее, е-атуа, буквально «бог» – название, которым обозначались у таитян любые боги]. Здесь же мы видели черепа и кости свиней и собак.

Все марае находятся на южном берегу Опуреону, на низкой прибрежной террасе в 100 ярдах от моря; видимо, построены они много лет назад, ибо большинство из них сильно разрушено. Это дает основание предполагать, что некогда остров процветал или что религиозные церемонии и обычаи, как это водится у большинства прочих народов, со временем стали соблюдаться не столь ревностно[100].

Утром мы вышли в дальнейший путь. На протяжении всего дня не встретили ничего достойного внимания; продвижение сильно задерживалось рифами и мелями.

Ночью мы пришли в местность Аттахоуру [Атехуру], где мы уже были однажды, когда наносили визит Тутахе. Здесь мы встретили многих старых друзей, которые приняли нас очень сердечно, угостили хорошим ужином и прекрасно устроили на ночь.

Из этих мест мы отправились на следующее утро домой через область, в которой уже прежде побывали, и по дороге посетили Тутаху, который принял нас очень хорошо. Мы пробыли у него недолго и направились затем к форту, куда прибыли вечером в субботу 1 июля, закончив обход вокруг острова и пройдя более 30 лиг.

В течение двух или трех дней наша экспедиция испытала некоторые трудности с продовольствием, особенно с хлебом, которого мы взяли с собой очень мало, не сомневаясь, что в любом месте нам удастся достать плоды хлебного дерева в количестве, большем, чем это требуется для экипажа шлюпки. Получилось же наоборот: плодовый сезон закончился. Мы не видели плодов на деревьях, да и всех прочих фруктов и кореньев стало гораздо меньше[101].

Сами туземцы питаются кислой пастой из хлебных плодов, бананами, которые они привозят с гор, где сезон несколько задерживается, и орехами, напоминающими грецкие, которые созревают к этому времени года. Но всего этого сейчас очень мало, и не удивительно, что туземцы ничего не привозят нам.

Возвратившись на корабль, я удостоверился, что запасы провианта уже заготовлены и запасено 65 бочек воды. Я решил как можно быстрее перевезти на корабль все, что было у нас на берегу, и сняться с якоря. Доставка на судно вещей, очистка и покраска бортов заняли всю следующую неделю. До 9 июля не произошло ничего примечательного.

Воскресенье, 9 июля. Во время ночной вахты солдаты морской пехоты Клемент Уэбб и Семуэл Гибсон – оба молодые парни – умудрились убежать из форта (сейчас это не так трудно было сделать). Утром их не нашли. Экипажу было известно, что вся команда должна быть в понедельник утром на борту и что корабль снимается с якоря через день или два. Возможно, эти двое решили остаться на острове. Однако прежде чем приступать к их розыску, я решил выждать день и посмотреть, не вернутся ли они сами.

Понедельник, 10-е. Утром эти два солдата так и не вернулись. Я стал расспрашивать о них туземцев, которые сообщили мне, что они, взяв себе жен, ушли в горы и не намерены вернуться к нам. Однако никто не желал указать нам место их пребывания, тогда мы решили захватить вождей, так как полагали, что это самый надежный способ заставить туземцев принять участие в поисках беглецов. Взяли под стражу Обареа, Тубоуратомиту и двух других вождей.

Мне было известно, что Тутаха пользуется у туземцев большим авторитетом, чем все арестованные вожди вместе взятые. Я послал лейтенанта Хикса на катере туда, где находился Тутаха, чтобы он заманил вождя на катер и доставил на борт. М-ру Хиксу удалось это выполнить без особого шума.

Как только мы поместили вождей в палатке м-ра Бенкса и поставили охрану, туземцы с рвением принялись за поиски беглецов, но настаивали, чтобы вместе с ними пошел кто-нибудь из наших людей. Я послал с ними капрала морской пехоты и старшину 2-й статьи. Я не сомневался, что к вечеру они и сопровождающие их три-четыре туземца вернутся и приведут с собой беглецов.

Но все произошло совсем не так быстро, как я ожидал. Для большей верности я перевез вождей на борт. Около 9 часов вечера туземцы доставили Уэбба на борт, и он сообщил мне, что старшина и капрал схвачены и разоружены туземцами и что Гибсон был среди нападавших.

Я немедленно послал на выручку баркас и сильный отряд под командой м-ра Хикса. Прежде чем м-р Хикс отправился в путь, мы дали понять Тутахе и другим вождям, что им придется заставить кого-нибудь из туземцев указать место, где находятся наши люди, и дать распоряжение об их немедленном освобождении. Вождям сказали, что они жестоко поплатятся, если хоть один волос упадет с головы наших людей. Мне кажется, на этот раз они не меньше нас желали увидеть наших людей целыми и невредимыми. Еще до рассвета проводники довели м-ра Хикса до места. Не встретив со стороны туземцев сопротивления, он освободил людей и около 7 часов утра вернулся на борт.

Вторник, 11-е. Я уведомил вождей, что мы освободим их только в том случае, если будет возвращено оружие старшины и капрала. Не прошло и получаса, как оно было доставлено на борт, и я отпустил всех на берег. Перед тем как покинуть нас (а ушло и большинство туземцев), вожди задержались еще на берегу среди наших матросов. Они пожелали отдать нам четырех кабанов. Однако мы вынуждены были отказаться, так как туземцы ничего не брали взамен.

Видимо, туземцы презирали нас за обращение с ними, и все это благодаря глупому поведению двух беглецов. По всей вероятности, туземцы не занимались подстрекательством и не были зачинщиками побега, но несомненно одно: если бы мы не предприняли по отношению к ним суровых мер, никогда не удалось бы заполучить беглецов обратно. Старшина, участвовавший в поисках, рассказывал мне, что местные жители не хотели показывать ни ему, ни его спутникам места, где скрывались дезертиры.

Даже проводники-туземцы становились беспокойнее и молчаливее в лесу. Когда стемнело, группа вооруженных туземцев внезапно напала на наших людей из засады, устроенной в лесу. Это произошло после захвата нами Тутахи. Они платили нам той же ценой, ибо хотели выручить вождя.

Однако не все туземцы одобрили это нападение; многие с презрением отнеслись к поступку товарищей и считали, что надо вернуть наших людей, другие же, напротив, думали, что их следует задержать до освобождения Тутахи. Спор зашел так далеко, что они от слов перешли к делу, и завязалась драка. Несколько раз у пленников появлялась надежда на освобождение, однако победила вторая партия. Но у наших людей все же были друзья, поэтому никаким оскорблениям они не подверглись. Спустя немного времени туземцы привели туда же двух дезертиров: эбба и Гибсона, которых они тоже задержали как пленников. Туземцы сошлись на том, чтобы послать Уэбба ко мне с известием о судьбе других пленников.

Я зашел к беглецам, чтобы взглянуть на них и узнать причину побега. Оказалось, что они познакомились с двумя девушками и успели сильно привязаться к ним, поэтому и решили остаться здесь.

Вчера подняли левый якорь, его деревянный шток был настолько изъеден червями, что во время подъема сломался; сегодня то же случилось с правым якорем. Все перевезли на борт, к ночи экипаж был в сборе.

Среда, 12-е. Плотники крепили штоки к якорям. Экипаж готовил судно к отплытию. Утром недалеко от места, где мы брали воду, обнаружили клепки от бочонка, украденного туземцами, которые оказались достаточно сообразительными, чтобы снять железные обручи и вернуть то, что им было не нужно.

Четверг, 13-е. Ветер восточный, легкий.

Утром нас посетили Обареа и некоторые из наших знакомых. После происшествия, о котором уже говорилось выше, я не ожидал подобного визита. Частично его можно объяснить тем, что вчера вечером я, м-р Бенкс и д-р Соландер побывали в Аппара и настолько убедили туземцев в своей дружбе, что при расставании с нами некоторые из них плакали.

Между 11 и 12 часами подняли паруса и окончательно расстались с людьми, с которыми провели три месяца, и большую часть этого времени мы прожили в мире с ними. Правда, иногда возникали небольшие недоразумения, так как часто мы не могли понять друг друга, а также из-за их естественной склонности к воровству; к последней мы не всегда относились терпимо, и бдительный надзор нам не всегда помогал. Но все, что случалось в этой связи, не принесло особого ущерба ни той, ни другой стороне. Я очень сожалею о первом столкновении, когда был убит один из туземцев. Судя по опыту «Дельфина», я полагал, что с туземцами нетрудно договориться без всякого кровопролития.

Перед нашим отплытием некоторые туземцы просили взять их с собою; они могли принести пользу в ходе наших будущих открытий. Мы решили взять с собой одного из них по имени Тупиа – вождя и жреца[102]. Большую часть времени, которое мы пробыли на острове, он находился с нами, и мы имели возможность оценить его. Тупиа оказался человеком смышленым. Расположение островов, их богатства, законы и обычаи населения он знал гораздо лучше, чем любой из местных жителей, поэтому он был наиболее пригоден для наших целей. Из этих соображений и по просьбе м-ра Бенкса я взял его на борт вместе с юношей, его слугой.

Первые два месяца туземцы доставляли нам такое количество плодов хлебного дерева, кокосовых орехов и других припасов, что этого с лихвой хватало на всех. Иногда они привозили свиней, но свинины все же было мало, и мы с трудом могли выдавать экипажу мясо два раза в неделю. Что касается птиц, то на всем острове видел их не более трех дюжин: рыбу же туземцы давали нам очень редко.

В последний месяц мы почти не получали от них припасов, так как после захвата каноэ торговля на некоторое время прекратилась и больше уже не принимала столь большого размаха. Однако такое состояние торговли нельзя объяснить только случаем с каноэ – просто у туземцев было недостаточно съестных припасов. Сезон созревания плодов хлебного дерева миновал, а других плодов едва хватало самим жителям, поэтому-то они и не желали продавать их.

Все виды фруктов мы приобретали за бусы и гвозди, которые идут по 40 пенсов сотня, более мелкие гвозди не ценились вовсе. Свинью 10–12 фунтов весом можно было купить только за топорик, пользовались спросом у них и ерши. Многие члены экипажа легко доставали гвозди на корабле, и женщины нашли более легкий способ получать эти гвозди, не давая взамен съестных припасов. При торговле с местным населением соблюдался столь же строгий порядок, как и на лучшем европейском рынке.

На берегу этим распоряжался главным образом м-р Бенкс: он стремился во что бы то ни стало получить у туземцев все продукты, которые можно достать на острове.

Топоры, топорики, ерши, большие гвозди, зеркала, ножи и бусы высоко ценятся туземцами, и всего этого достаточно для приобретения путем обмена любой вещи, которая у них имеется. У островитян в ходу хорошее льняное полотно, белое и набивное, но за топор стоимостью в полкроны можно получить больше, чем за кусок полотна ценой в 20 шиллингов.

Глава восьмая. Описание острова Короля Георга

Остров, называемый туземцами Отаити, был впервые открыт 19 июня 1767 года капитаном корабля Его Величества «Дельфин» Уоллисом. К чести Уоллиса и его офицеров следует сказать, что долгота залива Ройял-Бей определена ими настолько точно, что отличается от истинной лишь на °, и очертания острова даны были правильно.

Остров расположен между 17°29' и 17°53' ю. ш. и 149°10' и 149°39' з. д. Мыс Венус, названный так в честь планеты Венеры, прохождение которой мы наблюдали здесь, – северная оконечность острова и лежит на 149°30' з. д.; эта цифра выведена как средняя по данным весьма многочисленных наблюдений, проведенных на мысе Венус. Вдоль побережья тянутся гряды рифов и коралловых скал, образующих несколько превосходных заливов и бухт, размер и глубина которых позволяют заходить сюда большим судам.

Бухта Ройял-бей [Матаваи], называемая туземцами Матави, в которой до нас стоял «Дельфин», не уступает другим бухтам ни по удобству, ни по положению. Ее можно легко узнать по очень высокой горе[103], поднимающейся в центре острова и лежащей на юг от мыса Венус, образующего восточную оконечность залива.

Чтобы войти в залив, минуя небольшую коралловую отмель (глубина здесь 2 сажени), надо либо держаться почти вплотную к западной оконечности рифов, лежащих перед мысом Венус, либо стать на якорь в полумиле от него. Лучшая якорная стоянка находится на восточном берегу залива, на глубине 14–16 саженей, дно здесь каменистое. Вдоль всего берега тянется песчаная полоса, за ней протекает река. В качестве топлива можно использовать плодовые деревья, но лишь с разрешения туземцев, если вы намерены сохранить с последними дружеские взаимоотношения.

К западу от залива находится несколько бухт, о которых я не упоминал, но их можно легко найти на карте.

Поверхность острова очень неровная; то здесь, то там возвышаются горные кряжи, переходящие к центру острова в высокие горы, видимые на расстоянии 20 лиг. Побережье представляет собой ровную песчаную полосу, но кое-где холмы поднимаются прямо у моря. Ширина этой полосы в разных местах различна, но нигде не превышает полутора миль.

Почва острова богата и плодородна. Здесь растет очень много плодовых деревьев. Орошается земля прекрасной водой из ручьев, сбегающих с холмов. В низких местах живет наибольшая часть населения – не поселками или деревнями, а разбросанно вдоль всего побережья. Вершины многочисленных холмов и гор голые, иссушенные солнцем, однако кое-где и здесь встречаются возделанные участки. Горные долины плодородны и густо населены.

На острове произрастают хлебное дерево, кокосовые пальмы, бананы-пизанги, батат, ямс, егмеллоа (растение, дающее очень вкусные плоды); сахарный тростник, который туземцы едят сырым; коренья, содержащие крахмал (местные жители называют их пиа); ахи (нечто вроде турецких бобов) – поджаренный, он напоминает каштан. Туземцы едят плоды с деревьев уарра (схожие с ананасами) и нано, корни папоротника и растения теве[104].

Все эти богатства земля отдает почти даром, в худшем случае требуя лишь небольшой затраты труда. Небеса сжалились над туземцами, сняли с них проклятие, тяготевшее над нашими предками. Едва ли можно сказать, что они добывают хлеб в поте лица своего; благословенная природа с избытком дала им все необходимое для жизни.

Море изобилует превосходной рыбой; правда, чтобы изловить ее, надо проявить настойчивость и упорство. Рыба – любимое лакомство местных жителей, едят ее в сыром и приготовленном [dressd] виде. Туземцы высоко цент все, что дает им море; они едят моллюсков, омаров, крабов, морских насекомых и даже то, что обычно называют морской крапивой [медузы].

Туземцы приручили свиней, птиц и собак. Мясо последних они научили нас употреблять в пищу, причем кое-кто пришел к выводу, что это блюдо уступает лишь английскому ягненку. Надо отметить, что собаки южных морей питаются овощами. Немногое могу я сказать о здешней домашней птице. Свинина на острове великолепна. Хищных зверей здесь нет, диких птиц мало, встречается лишь несколько видов.

Когда кто-либо из вождей закалывает свинью, ее мясо почти поровну делят между всеми соплеменниками, а так как их очень много, то на каждого приходятся крохи. Поэтому главная пища островитян – овощи; туземцы поглощают их в огромном количестве.

Поварское искусство им ведомо, но мы еще мало о нем знаем; у них только два способа приготовления пищи – они ее кипятят и пекут, и выше я уже писал, как это делается. Мне кажется, что пища у них получается более сочной и лучше прожаривается, чем у нас, особенно крупная рыба и плоды хлебного дерева. Печеные пизанги туземцы едят как картофель, нам же, когда удавалось достать эти плоды, они заменяли хлеб.

Из плодов хлебного дерева местные жители приготовляют два или три блюда таким образом: толкут их каменной ступкой до тех пор, пока не получится паста, которую смешивают с водой или соком кокосового ореха, а иногда с тем и другим вместе, затем добавляют спелые бананы-пизанги, кислую пасту и т. д. Последнюю также делают из плодов хлебного дерева.

Как мне удалось выяснить, сезон этих плодов длится 8–9 месяцев, а так как они составляют основную пищу местного населения, необходимо их запасать на остаток года. Для этого в начальной стадии созревания плоды срывают с деревьев, снимают с них кожицу и укладывают в кучи, сверху прикрывая листьями. В результате брожения плоды становятся мягкими и приторно-сладкими. Из них удаляют сердцевину, а оставшуюся часть бросают в яму, специально вырытую для этой цели. Стены и дно ее аккуратно выложены травой.

Все это сверху покрывают листьями и большими камнями; здесь второй раз проходит брожение, после чего плоды становятся кисловатыми, в таком виде, по словам туземцев, они сохраняются в течение 10–12 месяцев. Туземцы делают из них шары, обертывают листьями и приготавливают их так же, как свежие плоды. Пищу эту едят в горячем или холодном виде, но все же она остается кисловатой, неприятной на вкус. Пройдя последнюю стадию приготовления, продукт сохраняется в течение месяца или 6 недель; туземцы называют его махаи [махи].

Приправой к простым и однообразным блюдам служит соленая вода, и едва ли кто-либо из туземцев садится за стол без скорлупы кокосового ореха, наполненной этой водой; в нее макают куски пищи, чаще всего рыбу, иногда же наливают воду в ладонь и отпивают ее большими глотками, иногда выпивая за раз полпинты.

У туземцев принято обедать по двое. Женщины никогда не едят вместе с мужчинами. Трудно объяснить, почему существует такой странный обычай, ведь туземцы любят общество, особенно женское. Мы часто, но безуспешно пробовали дознаться, почему так у них водится. Нам отвечали, что именно так и должно быть, и выражали недовольство, когда мужчины и женщины ели вместе. В качестве хозяев мы часто предлагали женщинам разделить с нами трапезу, но ни одна из них не принимала приглашения. Обычно впятером или вшестером они направлялись в помещение для слуг и с удовольствием ели все, что могли найти. Их не смущало, если кто-нибудь из нас входил туда.

Если же в нашей компании оказывалась одна женщина, она охотно принимала наше приглашение, заботясь, однако, чтобы никто из ее соплеменников не узнал об этом.

Таким образом, какие бы причины ни вызывали к жизни этот странный обычай, он оказывал большое влияние если не на убеждения островитянок, то, по крайней мере, на их поведение.

Мужчины у них, как правило, высокие, сильные, хорошо сложенные. Самый высокий туземец, из тех, кого мы видели, был 6 футов 3 дюйма. Знатные женщины выше ростом, чем наши соплеменницы, бедные же чаще небольшого роста, возможно, на их физическом развитии сказываются ранние любовные связи, которыми они увлекаются больше, чем женщины знатные.

Кожа у туземок различных оттенков; у бедных, проводящих много времени на воздухе и солнце, она темно-коричневого цвета; у «аристократок», большую часть времени сидящих дома, кожа не темнее, чем у людей, которые родились в Вест-Индии или долгое время жили там, а у некоторых она почти такая же светлая, как у европейских женщин.

Волосы, за редким исключением, у местных жителей черные, грубые и густые. У женщин они подстрижены до ушей. Мужчины носят волосы по-разному: более знатные отращивают их, иногда завязывая на макушке или распуская по плечам, бедные и те, кому по роду занятий длинные волосы мешают работать (например, рыбаки – им часто приходится бывать у воды или в воде), стригут их по примеру женщин коротко, под гребенку. Туземцы выдергивают часть бороды, а то, что остается, содержат в чистоте и порядке. Оба пола уничтожают растительность под мышками, заметив же, что мы так не поступаем, они сочли это за признак нечистоплотности.

У всех туземцев прекрасные белые зубы. У большинства из них короткие, расплющенные носы и толстые губы, но это не портит лица. Походка их изящна, а обращение с чужестранцами и друг с другом открытое, приветливое, вежливое. Судя по тому, что мне пришлось видеть, они не склонны к предательству, зато у них есть другой порок, а именно воровство. Они способны украсть все, что только попадется под руку, и с такой ловкостью, что заткнут за пояс самого отъявленного европейского карманника.

Туземцы очень чистоплотны и в быту, и в приготовлении пищи. Они всегда моют руки и рот перед едой и после нее; трижды в день – утром, днем и вечером – купаются в свежей воде. Единственная их неприятная особенность – это пристрастие к особому маслу – моноэ, которым они смазывают волосы; оно приготовляется из кокосовых орехов со сладкими травами и цветами. Моноэ имеет прогорклый запах, а потому и от волос туземцев пахнет не особенно приятно[105].

Вызывает отвращение и поражает их привычка есть вшей, которых у них великое множество. Правда, особенно она распространена среди детей и простого люда. Меня убедили в том, что из-за недостатка гребней туземцы в условиях жаркого климата не могут избавиться от этих гадких насекомых.

На острове есть небольшое число жителей, кожа которых белее, чем у европейцев, но обладает каким-то мертвенным оттенком, как нос белой лошади. Глаза, брови, волосы и бороды у них тоже белые, а тело в большей или меньшей степени покрыто светлыми волосами. Кожа у них пятнистая, глаза близорукие и часто слезятся[106]. Эти люди всегда выглядят нездоровыми, они бездеятельны в отличие от прочих своих соплеменников.

Но мне встретилось лишь трое или четверо таких людей, и все они были стариками, поэтому я решил, что разница в цвете кожи случайна и не передается по наследству.

Жители острова страдают чем-то вроде проказы или коросты, но мало встречается таких, у кого болезнь зашла столь далеко, чтобы лишила их возможности ходить. Мне думается, что этот недуг передается по наследству, так как я видел мать и ребенка, пораженных им.

Мужчины и женщины татуируют тела, вводя для этого под кожу черную краску так глубоко, что ее нельзя уже ничем вытравить. У некоторых нанесены грубые изображения людей, птиц или собак, у многих на каждом суставе пальцев изображено нечто вроде буквы z, а на руках и ногах круги, полумесяцы и т. д.

Рисунки такие разные, что кажется, будто количество и расположение их зависело целиком от настроения хозяина. У всех ягодицы выкрашены в густой черный цвет, кое у кого намного выше ягодиц, на уровне нижних ребер, одна под другой изображены дуги шириной около дюйма. Туземцы, видимо, страшно гордятся рисунками, и мужчины, равно как и женщины, показывают их с большим удовольствием.

Стоит описать способ татуировки. Краска, ченая как сажа, приготавливается из копоти, образующейся при горении маслянистого ореха, который заменяет туземцам свечи. Инструмент, которым они вводят краску под кожу, делается из очень тонких кусочков кости или скорлупы шириной от четверти до целого дюйма, длиной до одного и полутора дюймов. Один конец его заострен в виде зуба, другой прикреплен к рукоятке.

«Зуб» погружают в черную жидкость, а затем быстрыми, резкими ударами палки по рукоятке вводят так глубоко под кожу, что при каждом ударе выступает кровь; в течение нескольких дней в этом месте ощущается боль. Так как накалывание очень болезненная процедура, особенно татуировка ягодиц, туземцы подвергаются этой операции лишь по достижении 12–14 лет и только один раз в жизни.

Одежду островитяне делают из полотна или циновок различных сортов; платье у мужчин и женщин почти одного фасона. Оно представляет собой несколько кусков ткани, один из которых обернут два-три раза вокруг талии и спускается сзади и спереди ниже колен, как нижняя юбка, другой (а иногда два или три куска длиной около 2–2 ярдов) свисает с плеч на грудь и спину и имеет отверстие для головы.

Талию схватывают поясом из длинного куска тонкого полотна; на боку одежда плотно не скрепляется, чтобы дать свободу рукам (см. прим. 57). Это платье носят все туземцы, богатые и бедные, и только немногие ходят без одежды, если не считать детей. Мальчики до 6–7 лет и девочки до 3–4 лет бегают в одеяниях Адама и Евы, и только с этого возраста начинают прикрывать то, что должно быть прикрыто.

Помимо наряда, описанного мной, более состоятельные туземцы, особенно женщины, которые могут позволить себе подобную роскошь, умудряются обернуть вокруг себя несколько кусков материи, длиной каждый в 8–10 ярдов и шириной в 2–3. Приходится только удивляться, как они могут носить такую одежду в столь жарком климате.

Люди победнее в жаркое время дня ходят почти голыми, на женщинах надета только нижняя юбка, а иногда нет и этого, мужчины же носят кусок полотна, спускающийся по бедрам, приподнятый спереди и сзади, а затем обернутый вокруг талии. Отнюдь не редкость, когда многие особы высшего ранга обнажают все части тела, кроме тех, которые скрывают все мужчины.

Лица туземцы прикрывают от солнца колпаками из листьев кокосовой пальмы или очень тонкой плетенки. Можно встретить туземцев и в тюрбанах.

Очень распространена среди них прическа, называемая томоу: волосы заплетаются в косички едва ли толще обычной нитки. Если их приплести одну к другой, то получится коса в милю длиной! Женщины порой соединяют пять или шесть кос и укладывают их вокруг головы, если это сделано со вкусом, результат получается потрясающий. Туземцы любят носить серьги, но только в одном ухе. Украшения здесь делаются из раковин, камней, ягод красного гороха и небольших жемчужин, нанизанных по три на одну нитку. Правда, теперь наши бусы, пуговицы и прочие безделушки вытеснили их обычные украшения.

После еды и в самую жаркую пору дня туземцы отдыхают, особенно люди средних лет, наиболее же знатные, по-видимому, большую часть времени проводят в еде и сне. Развлечений у них мало, основные зрелища – состязание по стрельбе из лука и борьба; первым увлекаются обычно вожди. Стреляют туземцы опустившись на одно колено и после выстрела тотчас же бросают лук. Я видел, как один островитянин послал стрелу на 274 ярда, причем выстрел этот не казался ему сколько-нибудь значительным достижением.

Нельзя сказать, чтобы местные жители были музыкальны. У них существует только два инструмента: флейта и барабан. Первая делается из бамбукового стебля около 15 дюймов длиной, в котором просверливают три отверстия; в одно из них дуют, зажав ноздрю, другое прикрывают большим пальцем левой руки. При игре два отверстия попеременно закрывают и открывают пальцами и таким образом извлекают из инструмента четыре ноты. Эта мелодия служит им во всех случаях жизни, под нее же поют песни, состоящие обычно из двух рифмованных строк.

В часы досуга туземцы распевают эти песни, но особенно часто развлекаются они так после того, как стемнеет, при свете свечей, сделанных из ядер маслянистых орехов, насаженных на деревянную спицу. Свечи эти дают довольно яркий свет, и обычно с наступлением вечера их зажигают на час, а когда в доме гости, то жгут и дольше.

Барабаны делают из полых кусков дерева, на которые натягивают кожу акулы. На этом инструменте туземцы выстукивают пальцами пять или шесть мелодий и аккомпанируют флейтам. На барабанах они играют главным образом на празднествах хеива. Два-три барабанщика, столько же флейтистов и певцов ходят из дома в дом, где их принимает глава семьи, одаряя куском полотна или чем-либо другим по своему усмотрению. У каждого хозяина музыканты играют по три-четыре часа, причем все это время дом переполнен гостями, которые получают исключительное наслаждение от этого представления.

Девушки, собираясь человек по 8–10, танцуют чрезвычайно непристойный, с нашей точки зрения, танец, называемый тимороди, и напевают при этом песни весьма вольного содержания, сопровождая их самыми неприличными жестами. Юных туземок обучают подобному «искусству» с детства. В танце они двигаются очень ритмично. Достигнув зрелости и вступив в связь с мужчиной, туземки уже не танцуют тимороди.

Должен упомянуть еще о том, что чрезвычайно поразило нас в нравах жителей острова, хотя я не уверен, что все поверят в существование бесчеловечного обычая, противного всем свойствам человеческой натуры. Он заключается в следующем: большая часть представителей знатных семейств наслаждается свободной любовью, не тревожась соображениями о возможных последствиях. Они свободно вступают в связь с кем пожелают, а детей, которые имеют несчастье появиться при подобных обстоятельствах, душат при рождении.

Многие из этих людей находятся в интимных отношениях, а детей умерщвляют. Они даже не думают скрывать свои грехи и смотрят на это, как на одно из наиболее ценимых проявлений свободы. Туземцы называют их арреои [ареои[107]]. Эти люди устраивают сборища, на которых мужчины развлекаются борьбой, а женщины исполняют непристойные танцы, о которых я упоминал, давая волю своим желаниям, однако, придавая этому, как я полагаю, видимость благопристойности.

Сам я никогда не присутствовал на подобных зрелищах. Д-ру Монкхаузу удалось побывать на одном из таких сборищ, и мы удостоверились в правдивости того, что нам рассказывали. Арреои не моргнув глазом говорят о самых непристойных вещах, причем это доставляет им величайшее удовольствие.

Верность среди женщин не в большом почете, особенно у представительниц средних слоев, и если жена нарушает свой обет, в худшем случае она рискует быть побитой мужем. Мужчины с большим удовольствием и готовностью предлагают молодых женщин незнакомцам, даже если это их собственные дочери, и выражают удивление, если вы отказываетесь принять подобную услугу. Все это делается в корыстных целях[108].

Дома или жилища туземцев рассчитаны на мягкий климат. У них нет ни селений, ни деревень, хижины стоят далеко друг от друга среди деревьев и строятся без стен, так что воздух, охлажденный кронами деревьев, проникает свободно внутрь дома. Нигде в мире не найти столь очаровательных мест для прогулок; на равнинных местах, где сосредоточено основное население, то там, то здесь виднеются рощи хлебных деревьев и кокосовых пальм. Во всех направлениях местность пересекают тропинки, которые ведут от дома к дому. Ничего не может быть приятнее зелени лесов в этом климате с его всесильным солнцем.

Строения обычно имеют форму продолговатого четырехугольника. Крышу поддерживают три ряда столбов или свай, и настилается она пальмовыми листьями. Длина дома среднего размера достигает 24, а ширина – 12 футов, наибольшая высота около 8–9, а высота карниза 3–4 фута. Полы покрываются слоем сухой травы толщиной в несколько дюймов, поверх нее разбросаны циновки, чтобы удобнее было сидеть; только в немногих домах есть табуреты, но они предназначаются лишь для главы семьи.

Многие из вождей – эри [арии] – живут более обособленно, у них имеются небольшие переносные домики, которые устанавливаются на каноэ при путешествиях по воде; стены сделаны из листьев кокосовых пальм.

Я уже говорил, что многие туземцы строят дома без стен, а у некоторых жилищ они сплетены из тонких бамбуковых стеблей и легко пропускают воздух. Маты, на которых днем сидят, ночью служат постелью, одежда – одеялом, а небольшая деревянная табуретка, чурбан или узел одежды – подушкой.

В каждой части острова есть 2–3 здания в 200 футов длиной, 30 шириной и 20 высотой. Они воздвигаются и содержатся в порядке совместным трудом всех жителей округи. Эти постройки не имеют стен; обычно к одной из сторон дома примыкает большая площадь, обнесенная низким частоколом.

Каноэ, или проэ, островитян очень узкие; самые большие из них достигают 60–70 футов в длину. Каноэ состоят из нескольких частей: днище их круглое, сделано из больших выдолбленных бревен толщиной около 3 дюймов (дно может состоять и из 3–4 частей); борта наращиваются из досок примерно такой же толщины, они ставятся почти перпендикулярно и слегка загибаются внутрь у планшира. Бревна, к которым прикрепляются доски, хорошо пригнаны, скреплены или связаны лыком. Наибольшая ширина кормовой части 18–20 дюймов, нос почти на треть уже. Высота от днища до планшира иногда превышает 2–3 фута.

Туземцы делают каноэ с высокой изогнутой кормой, украшенной обычно резьбой; нос слегка гнутый или прямой. Небольшие каноэ строят по такому же образцу, некоторые – из одного, двух или нескольких древесных стволов в соответствии с их размерами и назначением. Для устойчивости все одиночные каноэ, как большие, так и малые, снабжены специальным приспособлением – противовесом; оно состоит из нескольких досок, укрепленных на планшире и выступающих за один из бортов на 6–10 футов, в зависимости от размера каноэ. К концам досок параллельно каноэ прикреплено длинное бревно (иногда ему придается форма шлюпки); погруженное в воду, оно обеспечивает равновесие каноэ.

На парусных каноэ противовесы устраивают по обе стороны мачты, к ним крепят ванты. При сильном ветре противовесы помогают выравнивать судно. У проэ одна или две мачты; паруса делаются из плетенки, суживаются вверху, расширяются к основанию. Паруса каноэ напоминают немного косой парус военных катеров и шлюпок.

Я уже говорил, что одиночные каноэ оснащены противовесами, для двойных же (каковых очень мало) в этом нет никакой необходимости. Два каноэ, расположенные параллельно на расстоянии 3–4 футов, соединяются небольшими бревнами, лежащими поперек лодок и привязанными к их планширам. Таким образом, одно судно поддерживает другое, и им не угрожает опасность опрокинуться.

Видимо, так же туземцы сооружают и большие проэ; на некоторых из них может разместиться одновременно очень много людей. Из бамбука или другого легкого дерева во всю длину судна настилают особую платформу, ширина которой значительно превосходит ширину проэ. Мне, однако, удалось видеть лишь одну такую лодку.

На носу двойных проэ устраивают продолговатую площадку 10–12 футов длиной и 6–8 шириной; толстые столбы с узорной резьбой поддерживают ее на высоте 4 дюймов над планширом. Во время боя (большие каноэ, как я о том узнал, строятся главным образом для этой цели) на площадке размещаются воины с дубинками: иногда туземцы идут на абордаж, они бьют врагов дубинками и бросают в них копья и камни. Я видел на воде только одно такое каноэ, остальные были вытащены на берег и уже начали рассыхаться. На острове таких каноэ не так уж много.

Вожди и знатные люди переезжают из одной части острова в другую обычно на небольших двойных каноэ, в которых имеется их передвижной домик, защищающий от дневного зноя и дающий приют на ночь. Этот способ передвижения очень удобен, особенно на островах, окруженных рифами, таких как Таити. Если лодка случайно и зачерпнет немного воды, туземцам удастся удержаться близ рифов.

У местного населения есть и другие каноэ, которые они называют пахи. Они отличаются от описанных выше, но на всем острове я видел только шесть таких судов. Мне объяснили, что они строятся не здесь. Две самых больших пахи были 76 футов длиной, причем на плаву обе пахи скреплялись.

Нос и корма пахи узкие, средняя часть – широкая; днище острое у киля, однако скулы сильно выступают наружу; борта резко завалены внутрь до самого планшира. Они строятся из толстых досок, соединенных вместе на шпангоутах, отсутствующих на других каноэ. Корма высокая, резная; на слегка загнутом носу и на корме помещены деревянные человеческие фигуры, по совершенству отделки немногим уступающие изображениям, которые делают судовые резчики по дереву в Англии.

Зная сколь примитивны орудия этих людей, нельзя не восхищаться их мастерством; они пользуются теслами и маленькими топориками из твердого камня, долотьями из человеческих костей (обычно предплечья). Этими несовершенными инструментами (европейцу всегда кажется, что они сломаются при первом же ударе) туземцы работают удивительно быстро. Полируют изделия мелким коралловым известняком, используют для этой же цели мелкие осколки камня, смешивая их с водой. Туземцы обрабатывают поверхность раковинами, применяя их почти при всех мелких поделках.

В качестве украшения на топе мачт у большинства каноэ служит вымпел из перьев. Своими проэ, или каноэ, большими и маленькими, островитяне управляют при помощи весел и очень искусно, несмотря на всю кажущуюся ненадежность и неповоротливость этих суденышек. Я думаю, что именно на них туземцы совершают дальние путешествия, иначе они не знали бы островов, лежащих в этих морях[109].

Покончив с боевыми каноэ, я перехожу к описанию оружия для борьбы с врагами на суше и на море. Это дубинки, копья или пики, пращи и камни. Дубинки длиной 8–9 футов сделаны из твердого дерева; один конец у них плоский, с двумя выступами, другой круглый и не толстый (чтобы его удобно было держать в руке). Копья бывают длиной от 12 до 30 футов, на их конце укреплено острие с ядом скатов, которое и делает это оружие опасным. У туземцев есть еще луки и стрелы, и притом неплохие, но нам говорили, что их никогда не применяют в сражениях. Не знаю, чем это объяснить.

Туземцы носят очень интересные нагрудники из небольших ивовых плетенок, кусков циновки и т. д., с большим вкусом украшенные зубами акул, жемчужными раковинами, птичьими перьями и собачьей шерстью. Вот, пожалуй, и все, что могу рассказать об их оружии[110].

Расскажу теперь о способе изготовления ткани; по-моему, это единственный вид ремесла островитян, который достоин описания. Я полагаю, что свои ткани туземцы изготовляют из древесной коры; наилучшая – выделывается из растения, выращиваемого специально для этой цели. Д-р Соландер считает, что из коры этого растения китайцы делают бумагу.

Туземцы срезают его, когда оно достигает 6–8 футов в высоту (стебель бывает толщиной с большой палец, а иногда и больше). Растение кладут на некоторое время в воду, после чего кора снимается очень легко. Сверху ее скребут шероховатой раковиной; длинные волокна коры становятся похожими на обрывки льняного тряпья.

Эти клочья склеивают сгущенным соком кореньев; образуются куски шириной примерно в ярд и длиной 6, 8 или 10 ярдов в зависимости от назначения ткани. Затем эти полотнища обрабатывают деревянными колотушками на длинном прямоугольном чурбане, пока не будет достигнута нужная толщина, причем ткань все время увлажняют.

Колотушки изготовлены из твердого дерева, имеют прямоугольное сечение и в длину достигают фута (включая круглую рукоятку) при ширине каждой грани 3–4 дюйма. На гранях есть углубления различного размера, благодаря им материал кажется на первый взгляд сотканным из нитей. Я думаю, что углубления главным образом ослабляют ударыпо ткани, так как очень часто на ней образуются дыры, а иногда она в одном месте оказывается тоньше, чем в другом. Правда, все это легко исправить, наклеивая небольшие латки, которые не портят общего вида.

Лучшая материя, выбеленная на солнце, приближается по качеству к хорошей хлопчатобумажной ткани. Толстая ткань, особенно высокого качества, получается, когда склеивают два или большее число кусков тонкой, предназначенной специально для этой цели. Грубая плотная и обычная тонкая ткань изготовляется из коры хлебного дерева, но нам говорили, что иногда используется кора и других деревьев.

Изготовлением ткани занимаются только женщины, и при этом любого общественного положения. Обычные расцветки материи: красная, коричневая, желтая; туземцы окрашивают материал как бог на душу положит[111]. Местные жители изготовляют самые разнообразные виды циновок, которые куда лучше и красивее европейских, используя в качестве материала пальмовые листья.

На острове можно встретить два-три растения, из которых плетут канаты для оснастки каноэ и т. д.; на более тонкие веревки для лесок и неводов идет древесная кора или особый вид «шелковой травы»[112]. Качеством эти лески и неводы превосходят наши. Рыболовные крючки туземцы изготовляют весьма любопытным образом из черепашьих панцирей, жемчужных устричных раковин и т. п. У них есть сети, сплетенные из грубых широких стеблей, по размеру и форме подобные флагам; туземцы переплетают и связывают их в большие мешки в 60 или 80 саженей длиной и забрасывают на мелком месте в спокойную воду. Вес мешка не дает ему всплыть, и он лежит так, что даже мельчайшая рыбешка не может избежать ловушки.

Ранее я уже упоминал, что остров делится на два округа, или королевства, которые часто воюют друг с другом, как это случилось, например, около года назад. В каждом королевстве в свою очередь есть более мелкие округа, которые туземцы называют веннуа. Во главе каждого королевства стоит эри-де-хи, или старейшина (мы называем их королями), а во главе веннуа – эри, или вождь. Королевская власть, видимо, весьма ограничена, и короля почитают как отца, но совершенно не боятся и не уважают как монарха; то же можно сказать и о других вождях; однако у последних есть известное превосходство над остальными соплеменниками, которые добровольно им подчиняются.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Степан Петрович Крашенинникова (1711—1755) принадлежит к тем скромным героям, которыми так славна Ро...
Легче всего писать о героях, совершивших беспримерный подвиг. А как быть, когда тысячи выдающихся де...
Это издание из серии «Великие путешествия» знакомит отечественного читателя со знаменитым российским...
Христофор Колумб (1451—1506) открыл не только Америку – он раздвинул границы возможного и дозволенно...
По-настоящему крупная личность редко помещается в рамки своей биографии. Выдающемуся русскому военно...
Уже первое путешествие выдвинуло генерал-майора Михаила Васильевича Певцова (1843—1902) в число выда...