Открытие Антарктиды Беллинсгаузен Фаддей

Мы удивились, увидя в числе многих орденов, его украшающих, российский военный орден Св. Георгия 4-го класса; почтенный старец сей, предупредив наше любопытство, сообщил нам, что он находился на российской службе в царствование императрицы Екатерины II, был в сражении противу шведов под начальством принца Нассау и участвовал в победах фельдмаршала Румянцева, о котором многое рассказывал; восхищался воспоминанием, что крест за храбрость и заслуги получил из рук государыни.

Приехавшим на лодках жителям острова, с фруктами, позволено было продавать оные, но с тем, чтоб не привозили горячих напитков. Покупку свежих фруктов я позволил производить во всех портах, зная на опыте, что приносят большую пользу, очищая кровь, и сим предохраняют от расположения к цинготной болезни.

Для поверения хронометров отвели нам дом морского начальника дона Антония Родриго-Руица. Плоская на доме крыша казалась довольно удобной для произведения наблюдений, но по причине большого сотрясения, происходящего от малого движения и самого морского ветра, который в полдень всегда бывает свежий, я поставил на крыше только инклинаториум, чтобы узнать наклонение магнитной стрелки; но инструмент показывал невозможное; после разных исследований нашли мы, что в самой извести, коею крыша и стены дома выштукатурены, много железных частиц.

При прогулках в городе я имел в кармане искусственный магнит, касался им до земли в разных местах на улицах и всегда усматривал множество железных частиц, пристававших к магниту; приказал привезти на шлюп песка, выбрасываемого морем на берег, и также нашел, что наполнен железными частицами. Привезенная мною в С.-Петербург часть сего песка хранилась в музее Государственного адмиралтейского департамента, в Минеральном кабинете Розенберга, и в С.-Петербургском Минералогическом обществе. Вероятно, что и весь вулканический остров Тенерифе наполнен сим песком, и потому полагаю, что на берегу города Санта-Круза всякое испытание над магнитной стрелкой не принесет никакой пользы.

По просьбе нашей позволили нам на крепости Сант-Христоваль делать наблюдения и поверить хронометры, но как тогда солнце часто закрывалось облаками, то поверение хронометров было не самое лучшее.

Комендант сей крепости дон Жозеф де Монтеверде принял нас приязненно (он женат на родственнице российского генерал-лейтенанта Бетанкура).

Город Санта-Круз ныне один из лучших маленьких городов: улицы хорошо вымощены, городовая площадь почти вся вымощена, наподобие тротуара, большими плитами, где по вечерам жители прогуливаются. Ныне не видно уже того множества монахов и развратных женщин, которые путешественникам здесь встречались; первых не видно потому, что архиепископ и инквизиция переселились на остров Канарию, а многие монахи померли от бывшей в 1810 году чумы. Вероятно, от той же болезни уменьшилось и число развратных женщин, а особенно от принятых правительством строгих мер, препятствующих их размножению.

Площадь украшают мраморный крест и мраморное изображение Богоматери с крестом в руках, явившейся, по преданиям, в приморском городе Канделярии; на подножии изображены гуанчи, древние жители острова, принявшие христианскую веру, обращающие взоры свои на Богоматерь; все сделано из лучшего белого мрамора, доставлено за дорогую цену из Генуи и посвящено городу Санта-Крузским уроженцем купцом Монтаньего.

Монастырей здесь два: Св. Франциска и Св. Доминика. В первом только четыре монаха, а в другом шесть; они, как нам казалось, в бедном состоянии; число их не умножается, конечно, от того, что почти нет никаких для них пожертвований от жителей, пользующихся большей независимостью от духовенства, нежели в других испанских колониях.

Дома в Санта-Крузе все построены из камня: нижняя часть – из твердого, а верхняя – из мягкого. Лучшие дома имеют крыши плоские, огражденные стенами три фута высотой так, что сама крыша служит балконом в хорошую погоду, в Санта-Крузе почти беспрерывную; в дождливое время собирающаяся на крышах вода стекает по водопроводам в водохранилища, которые почти при каждом доме, дабы в случае летней засухи или повреждения труб, ведущих воду с гор, не терпеть в оной недостатка.

Жителей на острове Тенерифе полагают до 80 000. В городе Санта-Крузе – 9 000; почти все происходят от испанцев, ибо поколение древних гуанчей большей частью истребилось, а остатки смешались с испанцами. Милиция на острове состоит из 4 000 человек. Мужчины и женщины лучшего сословия одеваются по-европейски; из простого народа мужчины носят куртки, а женщины белое толстое байковое покрывало, сверх которого надевают круглую мужскую шляпу; и в сем одеянии, со смуглыми их лицами, имеют вид неприятный.

В пребывание наше в Санта-Крузе мы познакомились с городским майором[46] доном Жуаном Меглиорина, который родом итальянец; он пригласил нас в свой кабинет натуральной истории, и мы рассматривали с удовольствием множество редкостей со всех частей света, собранное трудами Меглиорина; он весьма искусен в набивании чучел, и все находящиеся в его кабинете звери и птицы набиты им. В числе многих редкостей более всех обратили наше внимание сохранившиеся мумии гуанчей и несколько их черепов и других частей, случайно найденных в пещерах; глиняная посуда и жернова, ими употребляемые, также внимания достойны. По мумиям и разным частям, равно и по описанию Гумбольда, нельзя заключить, что гуанчи были большого роста.

Множество обгорелых веществ и лавы с пика и несколько птиц, перелетающих из Африки, составляли все, что Меглиорина мог собрать на острове Тенерифе. Ядовитых змей и других пресмыкающихся, по словам его, на острове нет.

Лошади, верблюды, ослы, рогатый скот всякого рода, свиньи, кролики и другие животные завезены испанцами. Для езды и возки тяжестей более употребляются ослы и верблюды, по причине утесов, через которые проложены дороги из Санта-Круза.

Вид с Санта-Крузского рейда представляет зрителю остров Тенерифе в самом невыгодном положении. Горы, окружающие город, голы, некоторые из оных к востоку остроконечны и совершенно бесплодны, разделены глубокими промоинами; все сие не обещает, кажется, никаких приятностей жизни для населяющих остров, но многие из наших офицеров, именно астроном Симонов, лейтенанты Обернибесов, Лесков, Анненков и Демидов, пользуясь данным им сроком на три дня, решились ехать в город Оротаву, дабы увериться в противном видимому с рейда.

Они по возвращении сказывали, что долина Оротавская прелестна, изобилует всеми дарами природы; имели удовольствие видеть место, которое некогда принадлежало завоевателю острова Тенерифе Иоанну Бетанкуру, а ныне во владении его потомков. Достойное удивления драконово дерево, растущее недалеко от поместья Бетанкура, обратило внимание наших путешественников: оно на десяти футах высоты от земли имеет тридцать шесть футов в окружности.

В Крыму, на даче генерал-майора Говорова, называемой Албат, находится дуб в полной высоте, и не менее сего дерева достоин удивления: на пяти футах от земли – толщиной в окружности тридцать шесть футов. Сей дуб в особенности знаменит тем, что под тенью оного завтракали Екатерина II и римский император Иосиф во время путешествия их по Крыму.

В пятидневное наше пребывание в Санта-Крузе ночью дул тихий ветер с берега, а с 6 часов утра – свежий с моря, от NO, и продолжался во весь день, а к вечеру стихал.

Из учиненных нами наблюдений на рейде по выводам на шлюпе «Восток» оказалась широта нашего якорного места 28°28'30''северная, долгота средняя по трем хронометрам 16°12'57'', по расстоянию луны от солнца из шести выводов, в каждом по пяти расстояний, 16°17'29''западная.

По выводам на шлюпе «Мирный» широта якорного места вышла 28°28'25''северная. Долгота по барродову хронометру 16°23'45''западная. Из четырех выводов, по шести расстояниям каждый, 16°14'30''западная.

Склонение компаса 20° к W.

Бедно выстроенная пристань не достаточна для покоя приходящих гребных судов: дующий в продолжение дня свежий ветер с моря производит волнение, отчего набережная города всегда омываема буруном и приставать неудобно. О температуре и перемене воздуха в Санта-Крузе в продолжение дня сообщаю среднее показание термометра и барометра, из замечаний в четыре дня, ежедневно через шесть часов.

По термометру[47]: в полночь 17,45°, в 6 часов утра 17,75°, в полдень 20,22° и в 6 часов пополудни 18,35°.

Самая малая перемена термометра была по ночам, разность от средней в течение суток была 0,15°. Самая большая перемена в полдень, разность от средней 1,18°.

По барометру: в полночь 30дю,18; в 6 часов утра 30дю,16; в полдень 30дю,21; в 6 часов пополудни 30дю,15.[48] Самое высокое стояние в полдень, а самое малое в 6 часов пополудни.

19 сентября. Запасшись теми съестными припасами, которыми остров изобилует, долив все бочки свежею водою, исполнив все, что нам к исполнению предстояло, 19-го числа в 9 часов утра, при затихающем маловетрии с берега, мы снялись с якоря и направили путь многим мористее острова Канарии, дабы ночью не заштилеть близ острова.

В час пополудни ветер задул от NO с такою силой, что мы шли по пяти миль в час.

В вечеру, на широте 28°1' северной, долготе 16°16' западной, при курсе на StW, найдено склонение компаса 20°12' западное.

20, 21 и 22 сентября. 20-го, 21-го и 22-го зыбь продолжалась от севера при том же северо-восточном пассатном ветре мы имели хода от пяти с половиною до семи миль в час. Путь наш направляли по западную сторону островов Зеленого Мыса; 22 числа в 3 часа пополудни перешли северный тропик на долготе 21°0' западной и вступили в так называемый жаркий пояс. Теплота была в тени по термометру Реомюра в полдень 20°, в полночь 18,1°; ветер становился тише, и мы лишились удовольствия скорого плавания.

24 сентября. Сего утра первый раз показались рыбы бониты (Scomber pelamis), которые старались предупредить ход шлюпа; одна ранена острогой, но, к общему нашему сожалению, сорвалась с остроги, и мы лишились хорошей ухи. Вместе с раненой и прочие бониты отплыли от шлюпа. Продолжавшаяся хорошая погода высушила канаты, которые по ненадобности в оных до самой Бразилии я приказал отвязать и убрать, для того чтобы концы понапрасну не гнили и чтобы в палубе было просторнее.

25 сентября. В полдень, находясь на широте 21°29' северной, долготе 23°15' западной, в первый раз увидели летучих рыб.

Я имел намерение во время плавания при пассатных ветрах переменить все стеньги и поднять запасные, которые, по просьбе моей, в Кронштадте сделаны были тремя с половиной футами менее настоящих. К исполнению сего мы имели самое удобное время, и как шлюп «Восток» был в ходу многим превосходнее шлюпа «Мирный», то я надеялся, что от работы не будет в плавании остановок; но чтоб при жарах работа была для служителей легче, разделил оную на 3 дня: в первый день переменили крюйс-стеньгу, во второй фор-стеньгу, а в третий – грот-стеньгу. Паруса также убавлены и переменены. Все работы я производил в море, потому что при береге всегда бывает много других.

26 сентября. На широте 16°9' северной, долготе 26°37' западной мы определили склонение компаса 14°51' западное.

Перед полуднем, по наблюдениям расстояния луны от солнца, по средним из трех выводов долгота наша оказалась восточнее, нежели по хронометрам № 722 на 10 16, № 518 на 18 22, № 2110 на 15 44. При наблюдениях расстояния лейтенантом Лазаревым – на 10 22 восточнее, нежели по хронометру № 920.

27 сентября. Продолжая путь по западную сторону островов Зеленого мыса, 27 прошли южную оконечность острова Св. Антония на расстоянии ста миль; по примеру всех мореплавателей я взял курс SSO 1/2 О; мы видели утку, которая облетела наши шлюпы несколько раз, из чего должно заключить, что птицы сего рода отлетают от берега на сто миль и, вероятно, еще далее. Бониты во множестве следовали за нами, мы их ловили удами, но не поймали ни одной; сила бонитов достойна удивления; они выскакивают из воды, гоняясь за летучей рыбой, которой, кажется, предназначено быть добычей в разных стихиях: в воде бониты их пожирают, а как скоро, желая спасения, вылетают из воды, фаэтоны (Phaeton tethereus) и другие птицы хватают их на лету. Многие неоднократно залетали ночью на руслини, где их по утрам находили.

29 сентября. С самого отбытия нашего с Тенерифе до 29 сентября продолжалось течение моря в SW четверть компаса, параллельно положению африканского берега, к востоку от нас лежащего. В продолжение сего времени только одни сутки шло на восток на десять миль. Течение на юг, параллельное к берегу, происходит от так называемого Флоридского течения (Gulf-stream). Пассатные ветры между двумя тропиками гонят воды Атлантического океана беспрерывно от востока к западу и, наконец, напирают на матерый берег Америки, где образуется Мексиканский залив; тогда воды сии, доходя до мыса Св. Роквея[49], принимают течение в NW четверть, параллельно берегу Южной Америки; но, проходя между островами Карибскими, Сан-Доминго и Ямайкой, между мысами Катош и Св. Антония, входят в Мексиканский залив и, наполняя оный, продолжают направление свое параллельно всем изгибам пространного сего залива; потом, обходя полуостров Флорида, прорываются в канал Багамский[50] и в параллель восточного берега Флориды идут к северо-востоку по направлению северо-восточного берега Америки; проходя мимо Ньюфаундлендской мели и, подкрепляясь течением реки Святого Лаврентия, принимают направление к востоку и по мере отдаления от берегов разливаются наподобие ветвей пальмового дерева. Северное стремление сих течений достигает западных берегов Ирландии, Англии и Шотландии; среднее идет прямо к востоку, а южное, расширяясь, проходит между Азорскими островами к SO и параллельно западному берегу Африки дополняет воды океана, угоняемые в Северном полушарии северо-восточным, а в южном юго-восточным пассатными ветрами.

30 сентября. В полдень поймали на уду прожору[51], а вместе с оною подняли на шлюп рыбу прилипалу (Echeneis remora); последние всегда держатся около первых, пользуются остатками их добычи, к ним присасываются, около них ищут своего спасения от других рыб, ибо ни одна не смеет приближаться к прожорам, которые при всей своей жадности до прилипал не касаются.

Зная, что прожору можно употреблять в пищу, я советовал служителям не гнушаться сим явством. Художник Михайлов нарисовал обе добычи, а штаб-лекарь Берх снял их кожу и приготовил для сохранения.

В сей же день видели мы склизковатое морское животное, называемое португальским фрегатом, или морскою крапивою (Physalia); скорый ход шлюпа не позволил нам точнее рассмотреть сие животное, радужными цветами украшенное.

1 октября. Пассатный ветер от ONO стоял тихий. В продолжение ночи небо было светло, на юге висели густые тучи, иногда освещаемые зарницею. В 9 часов ветер усилился, и пошел проливной дождь. Чтоб собрать более дождевой воды, приказано было растянуть шханечный тент, приготовленный на сей случай, и опустить пришитые к оному для стоку воды рукава, к которым привешены были ядра. Всем служителям велено выйти наверх, вымыть белье. Мы собрали дождевой воды две бочки и десять анкерков, которую впоследствии употребляли для скота и птиц.

2 октября. В 3 часа утра ветер из NO четверти перешел в SO; вместе с сим перервался на время северо-восточный пассатный ветер. Широта места нашего была северная 10°43', долгота западная 23°52'. Термометр в полдень стоял на 22,95°; в полночь в открытом воздухе на 20,4°; в палубе, где спали служители, на 22,2°.

3 октября. Ветер, отходя постепенно, вновь задул от востока; курсом нашим мы продолжали переходить к югу 4,5 и до 7 миль в час.

4 октября. полуночи к востоку слышен был гром; дождевые тучи со шквалами шли перед носом шлюпов и за кормой, но шлюпы оставались покойны; ночью мы видели в море весьма много фосфорического света, происходящего от множества малых как будто искр и больших светящихся глыб. Величественное явление сие поражает зрителя: он видит на небе бесчисленное множество звезд и море, освещенное зыблящимися искрами, которые по мере близости шлюпов становятся ярче и в струе за кормою образуют огненную реку. Тот, кто сего никогда не видал, изумляется и совершенно в восторге. Фосфорическое блистание происходит, как известно, от склизких морских червей (Molusca).

Для поимания сих искр и больших светящихся шаров с кормы шлюпа опущен был на веревке в воду флагдучный мешок; вытащили во множестве как больших, так и малых блестящих животных, из коих по особенному блистанию обратила внимание наше пирозома (Pyrosoma), длиною до семи дюймов, в диаметре от 1 3/4 до 1 1/2 дюйма, с одного конца закруглена, а с другого находится внутри отверстие, которое почти доходит до другого конца; снаружи наросты разной величины; животное сие кажется будто стеклянное, когда в воде, в спокойном состоянии, иногда лишается света; спустя несколько времени с наростов начинает светить, и наконец, все принимает огненный вид, после того снова постепенно тускнеет, а при малейшем потрясении воды мгновенно блистание возобновляется.

Все сии изменения происходят, доколе животное не мертво, но потом блистание исчезает. Для опыта дали кошке съесть большую половину сего животного; кошка съела охотно и никаких последствий не случилось. Кажется, что и для людей не было бы вредно, но может быть и питательно.

В продолжение нашего плавания сетка для ловления сего рода морских животных всегда висела за кормою. Странно, что они тогда попадались, когда становилось темно, днем весьма редко могли их в воде видеть; из сего не должно ли заключить, что пирозомы, имеющие сами свойство светить, убегают света солнечного или дневного, который, вероятно, для них несносен, и что по сей причине в продолжение дня спускаются в глубину, где свет не так сильно на них действует. Впрочем, я несколько распространился о сем потому, что на шлюпах наших мы не имели натуралиста, который, занимаясь одним делом, конечно бы, обратил на оное все свое внимание.

Сопровождавшие нас частые дождевые тучи со шквалами предвещали конец северо-восточного пассата; в 6 часов утра следующего дня, когда мы находились на широте северной 7°40', долготе западной 22°12', вместо пассатного задул тихий ветер из SO четверти.

5 октября. Ветер хотя и был попутный, но так тих, что в продолжение суток мы мало ушли вперед. Пользуясь тихою погодою, спустили ялик; Симонов и Парядин бросили лот с привязанным к оному термометром, купленным у профессора Нория[52] в Лондоне. Перемена температуры воды оказалась следующая: на глубине 290 сажен 79 1/2 по размерению Фаренгейта, на поверхности воды 82,5°, в тени 85°[53].

Около полудня жара был до 24,5° по разделению Реомюра, самая большая, какой мы до сего времени еще не имели.

Хотя я предостерег Симонова, чтоб он не трогал руками морской крапивы (Physalia), однако ж из любопытства он коснулся сего растения и почувствовал воспаление многим сильнее, нежели от береговой крапивы; на руке сделались белые пятна и черезмерный зуд.

В двух милях от нас под ветром мы видели водяной столб и ясно могли различить пенящуюся около оного воду. Известно, что подобные водяные насосы разбиваются ядрами и что даже одно сотрясение воздуха, происходящее от действия пушечных выстрелов, достаточно, чтобы разрушить сие опасное явление.

6 октября. Перед вечером мы видели несколько фонтанов, пускаемых большими рыбами, роду китов.

В вытащенном флагдушном мешке, который был опущен в воду за кормою, нашли множество прозрачных шарообразных животных, имеющих свойство светить в темноте; они величиною были в диаметре до двух линий.

7 октября. С сего числа начались штили и маловетрие, обыкновенно близ экватора встречаемые. Мы находились в полдень на широте северной 7°14', долготе западной 22°11'. Течение увлекало нас к NW десять миль. В тени в полдень на открытом воздухе термометр возвысился до 24,4°, в полночь на открытом воздухе до 21,3°, а в палубе, где спали служители, до 22,9°.

Такая жара в летнее время бывает и в Петербурге, но продолжается только несколько часов после полудня, а потом наступает прохладный приятный вечер. Напротив, здесь днем и ночью весьма мало разницы, даже самая вода на поверхности моря ввечеру иногда теплее воздуха, а по утрам воздух теплее воды; следовательно, среднее состояние оных почти равно, и потому невозможно нигде укрыться от сильного зноя, равного в воде и в воздухе, особенно при долговременных штилях, когда поверхность моря имеет весьма мало движения и наполнена многочисленными различных родов моллюсками (склизкими животными), гниение которых заражает воздух.

К тем местам, где мы ныне находились, пассатные ветры гонят облака с обоих полушарий: северо-восточный – с Северного полушария, а юго-восточный – с Южного полушария; облака, встречаясь, производят так называемые экваторные дожди (проливные), которые несколько прохлаждают воздух, а вместе с тем крупными своими каплями, приводя в движение поверхность моря, частью прерывают совершенную оного неподвижность и сим благотворным действием отвращают гнилость.

8 октября. По наступлении штилей мы весьма тихо шли вперед; в полдень 8-го числа находились на широте северной 5°32', долготе западной 20°53'.

В 6 часов пополудни опущен был в воду привязанный к лоту, сделанный на шлюпе (наподобие машины, коей достают воду с глубины) жестяный цилиндр с термометром внутри оного; по сему опыту оказалось, что на глубине 310 сажен температура воды 78° по фаренгейтову термометру[54]; вода при теплоте 80,6° имела удельной тяжести 1089,5; на том же месте с поверхности моря такое же количество взятой воды, при температуре 82,2°, имела удельной тяжести 1088,3. При сем не излишним считаю заметить, что вода, вошедшая в цилиндр на глубине 310 сажен, при поспешном подъеме, проходя расстояние до поверхностн моря, уже успела несколько нагреться, равно по несовершенству сего, собственно нашей работы цилиндра, могла войти в оный часть воды из меньшей глубины и тем сделать некоторую перемену в тяжести и температуре. Чтобы определить течение моря для удержания нашего ялика на одном месте, опущен был на 50 сажен глубины осьмиведерный медный котел, и по измерению лагом течение оказалось к NO по девяти миль в сутки.

В продолжение штилей сделано несколько опытов, удостоверивших нас, что возможно достать воду бутылкою из глубины от тридцати до сорока сажен, ежели взять пустую портерную бутылку, закупорить хорошей пробкой, привязать к лоту и опустить в море до упомянутой глубины; при поднятии бутылки она будет наполнена водой и крепко закупорена, с той разностью, что пробка оборотится другим концом кверху. Флота генерал-штаб-доктор Лейтон поручил лейтенанту Лазареву сделать по сему испытание.

Опустили закупоренную бутылку в глубину на 200 сажен, но как бутылку закупорили слабо, то пробка выскочила на глубине. Сие побудило лейтенанта Лазарева возобновить опыт; он закупорил бутылку сам, на пробке вырезал крест с наружной стороны, холстиною вчетверо сложенной перевязал, опустил бутылку на 200 сажен; когда вытащили, она была наполнена водой, холстина сверху прорвана, а пробка на месте, но другим уже концом вверх обращенная, и так плотно, что едва могли вытянуть пробочником.

Признаться, сначала сие приводило всех нас в недоумение, но после многих таковых опытов, деланных на разных глубинах, мы заключили, что теплый воздух, в бутылке находящийся, достигнув глубины, где вода многим холоднее, сжимается, и сим действием всасывает пробку внутрь бутылки, которая наполняется холодной водой, а при поднятии ее, по мере действия теплейшей температуры воды, холодная вода, в бутылке нагреваясь, требует более пространства, принуждает пробку войти в прежнее свое место; и как нижний ее конец тоньше верхнего, занимает в горле бутылки менее пространства, то пробка, повернувшись, удобнее идет вверх нижним ее концом.

Повторяя опыты на разных глубинах океана, мы удостоверились, что сие всегда последует с бутылкою, таким образом опущенной от тридцати до сорока сажен, а менее тридцати сажен сего не случится.

В малых морях, где температура воды на разных глубинах относительно температуры поверхности имеет другое содержание, нежели в океане, мы не делали подобных опытов, но, вероятно, и там тоже окажется, ежели бутылку опускать на глубину больше или меньше означенной. Такие опыты, хотя с первого взгляда покажутся маловажными; но в последствии послужить могут к важным открытиям, подобно упавшему с дерева яблоку, которое подало великому Ньютону мысль о системе всеобщего тяготения.

9 октября. Приближаясь к тому месту, где французские мореплаватели в 1796 году будто бы нашли мель, которая и означена на карте, изданной Пурди[55] на широте 4°52'30''северной, долготе 20°30' западной, я почел за нужное исследовать, существует ли сия мель и определить ее положение, и мы удостоверились, что существует только на карте; оба шлюпа, при благополучном ветре, проходя прямо через сие место и остановясь в дрейфе, бросали лот, но на 90 саженях глубины дна не достали, а притом не видно было и в цвете воды перемены, которая обыкновенно усматривается там, где существуют мели.

Многие такие банки и каменья назначены на картах поблизости экватора, но на самом деле их нет, и потому Арроусмит, гидрограф в Лондоне, во вновь изданных картах весьма благоразумно сделал, что большую часть оных не назначил.

10 октября. Сегодня прошло мимо нас американское трехмачтовое судно, которое направляло курс в Америку. Мы несли мало парусов, ибо поджидали шлюп «Мирный», довольно далеко от нас отставший. Три дня ветер был тихий, переменный, сопровождаемый частыми дождевыми тучами.

12 октября. Нам удалось застрелить несколько летевших близ шлюпа малых бурных птиц, называемых погодовестниками (Procelarria pelagica); полет их сходствует с полетом ласточки; цвет перьев вообще черный, выключая белого пятна в полтора дюйма выше хвоста; верхний клюв на конце немного загнут, а сверху дудчатая разделенная ноздря; ноги черные, с желтыми плавилами. Погодовестники величиною почти с ласточку; название получили от того, что появление их около судов служит признаком наступающей бури; мы, однако. заметили противное: когда сии птицы окружали наши суда, по большей части наступало безветрие, продолжавшееся немалое время. Мы застрелили несколько погодовестников, сняли шкурки и старались сберегать до возвращения нашего в Россию. Штаб-лекарь Берх на шлюпе «Восток», а медико-хирург Галкин на шлюпе «Мирный», с удовольствием приняли на себя в течение всего путешествия сбережение подобных редкостей.

13 октября. Ветер часто переменялся от SOtS и StW, лили дожди, от юга была большая зыбь, что предвещало скорое наступление южного пассата. Береговые ласточки нас провожали, питались около шлюпов мошками, садились ночью на веревки и нередко залетали в сами офицерские каюты. Ближний берег находился от нас на расстоянии шестисот миль. Следовательно, по сим птицам нельзя заключить о близости берега.

В продолжение штилей мы имели течение с разных сторон, из чего видна неправильность оного, происходящая от ветров, господствующих неподалеку сего места, по причине направления африканского берега (который был самый близкий к нам) и от неровности морского дна.

Доколе шлюпы находились в сей штилевой полосе, что продолжалось двенадцать дней, мы имели гром, молнию и зарницу почти ежедневно.

По причине безветрия виндзейли весьма мало очищали воздух в шлюпах и потому на обоих через день разводили огонь в палубах; средство сие необходимо должно употреблять около экватора во время штилей, ибо сырость бывает так велика, что обувь, хранящаяся в палубе и в офицерских каютах, покрывается зеленью в двое суток.

Ют, шканцы, росторы и бак в продолжение дня в жарком климате были защищаемы от солнечного зноя, с самого утра до ночи, растянутыми тентами.

14 октября. 14-го числа в полдень, когда мы достигли широты северной 3°10', долготы западной 19°19', штили и переменные ветры кончились; сначала настал тихий южный ветер, который по мере приближения нашего к экватору постепенно увеличивался и отходил к востоку.

Из северного пассатного ветра мы вышли на широте северной 7°14', южный же встретили на широте северной 3°10', следовательно, линия равновесия температуры воздуха обоих полушарий была тогда на широте северной 5°12'.

Когда капитан Крузенштерн проходил близ сего же места, равновесие температуры было на широте северной 4°45', а капитан Головнин на шлюпе «Диана» нашел оное на широте 4°1' северной.

В некоторых путешествиях, совершенных в разные времена и в разных частях экваторной полосы, места равновесия в температуре означены так, что кажутся неправильно расположенными; но проведенная посередине оных линия определит место равновесия температуры воздуха обоих полушарий.

15 октября. Штили, жара, дожди, громы и молнии нам наскучили. Наконец мы были обрадованы наступлением южного пассатного ветра, который, прохлаждая воздух, всех освежал и оживил надеждою, что скоро оставим сии знойные и утомляющие места. С полудня находили тучи при проливных дождях. Около шлюпа, на поверхности воды, плавало множество моллюсков прекрасного синего цвета, подобного синей фольге; они длиною до 2 1/2, шириною 1 1/2 дюйма; на средине верхней части прозрачная, хрусталевидная, перпендикулярно поставленная наискось перепонка, как будто парус; нижняя часть моллюска представляет эллипс, обложенный синего цвета мохрами; в середине видны малые желтоватые соски, и около сего места тело вогнуто наподобие рыцарского шлема. Мы их признали за животных, которых путешествователь Перон называет Velelea scaphilia.

17 октября. До полудня, находясь на широте северной 0°41', долготе 20°52' западной, определили склонение компаса 14°9' западное, курс был на SSW 1/2 W. Ветер установился свежий, от SO; мы несли марсели во всю стеньгу. Тучи дождевые набегали одна за другою.

18 октября. В 10 часов утра перешли экватор на долготе 22°19'56''западной, по двадцатидевятидневном плавании от острова Тенерифе. Большая часть мореплавателей согласны с капитаном Ванкувером, что лучше перейти экватор около 28° западной долготы, ибо в сей долготе нет штилей, господствующих поблизости африканского берега; при том же, проходя сим меридианом, можно еще достаточно идти на ветре бразильского берега.

На шлюпе «Восток» был только я один, проходивший экватор, и, следуя общему всех мореплавателей обыкновению, почерпнутой с Южного полушария морской водой окропил офицеров и ученых, дабы, так сказать, познакомить их с водами Южного полушария.

Комиссар, над коим вместе с прочими совершен сей обряд, исполнил то же над командою, с той только разностью, что вместо капель выливаема была полная кружка воды в лицо каждому. Все с удовольствием подходили к комиссару, и в ознаменование перехода в Южное полушарие я велел раздать по стакану пунша, который пили при пушечных выстрелах.

Обыкновение особенным образом торжествовать переходы экватора хотя и кажется маловажной и совершенно детской забавой, однако производит большое действие на мореплавателей. Скучный и единообразный путь между тропиками разделен экватором на две части; достигнув экватора, мореплаватель радуется, что совершил половину сего пути, празднует и начинает снова вести счет дням, забывая прошедшие. Остальная часть плавания кажется ему не столь продолжительной; он не вспоминает о протекших скучных, томительных знойных днях, приятные чувствования удовольствия способствуют сохранению здоровья мореплавателей.

Состояние атмосферы на самом экваторе было следующее: 18-го в полдень ртуть в тени возвышалась до 21,5°, поутру, в 6 часов, до 20,2°, в полночь до 19,9°, в палубе, где спали служители, 21,6°. Здесь должно заметить, что самая большая жара бывает не на самом экваторе, где южный пассатный ветер, проходя далее, прохлаждает воздух. Сильнейшая жара в полосе штиля между северными и южными пассатными ветрами; ртуть в реомюровом термометре поднималась до 24,5°. 5 октября на широте северной 7°14'; ночью никогда жара не превышала 21,5°.

От самого экватора мы направили курс к мысу Фрио. Как скоро южный пассатный ветер начал несколько прохлаждать воздух, мы принялись за работы и между прочим снаружи конопатили шлюпы; для работы избирали такое время, когда люди могли производить оную в тени. По приближении к мысу Фрио оба шлюпа были как снаружи, так и в палубе выконопачены, снова выкрашены, кроме бадхоута, ибо на ходу невозможно было повесить стелюг так, чтоб люди могли красить, не подвергая себя опасности упасть в воду.

Такие работы мы производили во время плавания более для того, чтоб по прибытии в порт иметь оных менее и тем облегчить служителей.

В продолжение сего времени постоянная прекрасная погода доставила нам удобный случай заниматься астрономическими наблюдениями. Офицеры Завадовский, Торсон, Лесков, Демидов и астроном Симонов производили наблюдения секстантом работы известного мастера в Лондоне Траутона, и я употреблял такой же секстант; штурман Парядин и его два помощника – секстантом работы Долонда, лейтенант Игнатьев и гардемарин Адамс – секстантами работы Стевинга, компасного мастера в Портсмуте; сверх того у нас было еще два окружных инструмента, но по тяжести их оставались без употребления.

На шлюпе «Мирный» офицеры Лазарев, Обернибесов, Анненков, Новосильский имели секстанты мастера Траутона, а мичман Куприянов – мастера Берджа, штурман Ильин и его два помощника – мастера Долонда. Кроме двух стевинговых секстантов, разделенных через 20 секунд, на всех прочих разделение было через 10 секунд; сверх сего у лейтенанта Лазарева оставался без употребления секстант мастера Бенкса, сделанный по образцу траутонова.

На обоих шлюпах, исключая лейтенанта Лазарева, капитан-лейтенанта Завадовского и меня, до сего путешествия никто из наших офицеров не имел случая заниматься астрономическими наблюдениями, но в бытность нашу в Лондоне, каждый купил себе самый лучший секстант, и все старались превзойти друг друга как в узнании и точной поверке своих инструментов, так и в измерении расстояния луны от солнца, и, не дойдя еще до Рио-де-Жанейро, все сделались хорошими наблюдателями. Лейтенант Лазарев особенно похвалял искусство мичмана Куприянова. На шлюпе «Восток» лейтенант Игнатьев, по приключившейся ему болезни, лишен удовольствия заниматься наблюдениями.

27 октября. При свежем юго-восточном пассатном ветре мы успешно переменяли свое место; 27-го в полдень были на широте южной 15°38', долготе 33°32' западной; с сего времени ветер отходил к востоку, по мере приближения нашего к бразильскому берегу.

Течение моря с 15-го, когда задул южный пассатный ветер, имело направление от SO к NW по двадцати миль в сутки; потом, когда мы перешли 16° южной широты, приняло направление вдоль бразильского берега к югу по шести миль в сутки; от острова Тенерифе до Бразилии течение по счислению на обоих шлюпах было следующее: по счислениям на шлюпе «Восток» NW 64°51'24''– 9 миль в сутки; на шлюпе «Мирный» NW 29°19'24''– 6 миль в сутки.

Средний румб из обоих счислений NW 47°05'24''– 7 миль, а в продолжение сорока трех дней – по пяти миль в сутки. Как течение сие происходит от постоянных пассатных ветров, то по справедливости можно назвать оное пассатным; наполняя вест-индские воды и Мексиканский залив, оно производит вышеупомянутое Флоридское течение.

29 октября. Ветер отошел к ONO и дул свежее прежнего; ходу было от семи до восьми миль в час; мы тогда находились на высоте каменьев Абролгос.

30 октября. Поутру, в 7 часов, когда прошли параллель Колвадо[56], ветер задул от севера с тою же силой. В полдень находились на широте 20°54' южной, долготе 37°25'41''западной. К восьми часам ветер совершенно стих. В 9 часов задул слабый, от SSO, с пасмурностью, а в исходе десятого часа набежал сильный шквал с дождем со стороны ветра, который дул порывами, что и принудило нас взять рифы у марселей, потом закрепить оные и спустить бом-брам-реи, брам-реи и брам-стеньги.

В 11 часов ночи, дабы показать место шлюпов, на обоих сожжено по фальшфейеру; мы узнали, что шлюп «Мирный» позади нас в одной миле.

31 октября. Ветер крепкий продолжался до шести часов утра 31-го, мы прибавили парусов; в полдень находились, по наблюдению, на широте 21°19'29''южной, долготе 38°45'30''западной.

1 ноября. Ветер продолжался противный, но умеренный, при зыби, идущей от юга. В 8 часов глубины оказалось 30 сажен, грунт – мелкий песок. В полдень, по наблюдению, широта места нашего была 22°1'16'', долгота 40°24'22'', глубина по лоту 28 сажен, грунт – желто-серый рыхлый песок. С полудня до четырех часов продолжалось совершенное безветрие; с четырех часов настал ветер тихий, от OSO, и мы могли продолжать курс к SW. В 6 часов увидели в мрачности на NW 66° мыс Томас на бразильском берегу.

Благоприятная погода позволила нам 29, 30 октября и 1 ноября измерять расстояние луны от солнца. Таковых расстояний измерено наблюдателями Завадовским, Симоновым, Парядиным и мною 410, и долгота места нашего оказалась несколько западнее, нежели по хронометру под № 518.

2 ноября. Ночь была светлая, мы шли на SWtS по пяти миль в час; в пять часов утра переменили курс на W, чтоб обойти мыс Фрио, который с моря открывается двумя холмами, а в середине оных лощина, отчего из дальнего расстояния мыс кажется двумя островами.

От сего места держали вдоль низменного песчаного берега к Рио-де-Жанейро. Впоследствии времени по хронометрам оказалась разность долготы между меридианами мыса Фрио и Рио-де-Жанейро 1°11'30''. Мы имели у себя книгу под названием «Лоция Бразилии» и по сей «Лоции» узнали наклонную гору, называемую Сахарной головой[57], образующую западную сторону входа в залив. Подойдя несколько ближе, увидели крепость Санта-Круз на восточной стороне входа в залив. В 5 часов пополудни с крепости кричали нам в большой рупор на португальском языке, но как у нас не было никого, разумеющего по-португальски, то мы отвечали по-русски, что, вероятно, и вопрошающим было непонятно.

Пройдя крепость Санта-Круз, продолжали плавание, оставя в левой руке малую крепость, называемую Далагея[58], выстроенную на небольшом острове. С первой крепости приехал к нам офицер на катере. Взойдя на шлюп «Восток», он сделал несколько вопросов: откуда? куда? сколько дней в море? Мы ему объявили, что шлюпы наши назначены для изысканий, относящихся к мореплаванию, зашли сюда для того, чтобы запастись водой и освежить служителей. Все сие присланный записал для донесения начальству.

В половине 7-го часа положили якорь подле Крысьего острова[59], на глубине пятнадцати сажен, имея грунт ил. Город Санта-Круз находился от нас на SO 32°, Сахарная голова – на SO 7°, середина крепости Дос-Ролес – на SW 44°. Сего же вечера спустили все гребные суда. Шлюп «Мирный» стал на якоре подле шлюпа «Восток».

Мы весьма обрадовались, увидя в Рио-де-Жанейро шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный», которые двумя днями после нас отправились из Портсмута и одним днем прежде нас пришли в Рио-де-Жанейро; сие последовало от того, что капитан-лейтенант Васильев никуда не заходил, а мы пробыли пять дней у острова Тенерифе.

Сэр Томас Гарде[60], начальствующий над двумя английскими кораблями, «Супербом» и «Ванжером»[61], прислал лейтенанта поздравить нас с прибытием и предложить свои пособия для получения воды и дров; он знал уже, откуда можно получить сии потребности. По пребыванию министра нашего в Рио-де-Жанейро мы были уверены, что получим все нужное, а потому благодарили Гарде за его приязненное предложение.

Вскоре приехал с португальского линейного корабля «Иоанн VI», от контр-адмирала Конте де Виено, офицер поздравить нас с прибытием; подобно приехавшему из крепости Санта-Круза, делал те же вопросы. Потом посетил нас с берега российский вице-консул Кильхен; он нам с первого взгляда показался человеком услужливым. Ему поручено было, во время пребывания нашего здесь, ежедневно снабжать суда свежим мясом, зеленью и фруктами.

3 ноября. В 7 часов приехал на шлюп «Восток» наш генеральный консул коллежский советник Лангсдорф; увидя его, я сердечно обрадовался. Трехлетнее мое с ним знакомство на шлюпе «Надежда», в 1803, 1804, 1805 и 1806 годах, во время плавания кругом света, когда он служил натуралистом, произвело между нами искреннюю дружбу. Лангсдорф, по должности своей, равно и по дружбе ко мне, обещал усердно способствовать удовлетворению вcех наших потребностей.

В 10 часов утра я с лейтенантом Лазаревым отправился на берег, где коляска, нанятая вице-консулом Кильхеном, ожидала нас у пристани. Она была на двух больших колесах и запряжена двумя мулами, из коих на одном сидел верхом проводник или кучер; мы вышли на берег у самого дворца и сели в коляску; проводник хлопнул бичом – и мулы помчали по узеньким нечистым улицам. По прибытии к министру нашему генерал-майору барону де Тойль фон Сераскеркину мы были им весьма ласково приняты; он предложил всевозможные услуги и поручил вице-консулу удовлетворить нашим требованиям.

Между тем под надзором капитан-лейтенанта Завадовского на шлюпе «Восток» производилась работа. Оба шлюпа поставили фертоинг; после чего все служители мыли свое белье, одеяла, платье, палубы и, наконец, сами мылись.

Следующего дня, по желанию моему, генеральный консул Лангсдорф выпросил нам позволение для поверки хронометров расположиться на небольшом каменном островке, называемом Крысий, поблизости которого мы стояли на якоре. Палатки были там поставлены того же дня. Астроном Симонов и данные в помощь ему гардемарин Адамс и артиллерии унтер-офицер Корнильев переселились на сей остров. Следующего дня установили инструмент прохождения, но на первый раз не так удачно; сделанное возвышение из чугунного корабельного балласта с наложенною сверху деревянною доскою, хотя астрономом Симоновым было хорошо укреплено, но дерево от солнечных лучей коробило, а от сего инструмент переменил положение; хронометры были поверяемы по двум равным высотам и по полудню.

Залив Рио-де-Жанейро, т. е. река Януария, получил сие название при обретении оного Диасом де Солисом в 1525 году в День Святого Януария[62]. Залив сей с первого взгляда походит на реку, и потому, хотя и залив, назван Рио-де-Жанейро.

На западном берегу залива на низменности построен город Сант-Себастьян. Низменность сия прилегает к высоким крутым горам, обросшим лесом. Город, хотя расположен довольно правильно, но улицы большей частью узкие; есть несколько хороших площадей и домов в два этажа: в нижнем – лавки или мастерские, как то: столярные, купорные, сапожные, портные, шлифования камней, серебряных и золотых дел и прочее; в верхних этажах – покои для живущих в домах. Сор и всю нечистоту бросают прямо на улицы; по вечерам, когда смеркается, невозможно ходить близ домов, не подвергаясь неприятности быть облитым с верхнего этажа; в городе вообще видна отвратительная неопрятность.

Все вершины холмов заняты монастырями, украшающими наружный вид города. Можно сказать, что едва ли не одни монахи пользуются здесь свежим здоровым воздухом и наслаждаются приятными видами с высот. В нашу бытность мы почти ежедневно на улицах и в церквях встречали церковные ходы, в коих народ толпится; судя по сему, невольно приезжий иностранец заключит о склонности здешних жителей к праздности. Общественных учебных заведений в городе нет; воспитанием детей занимаются по большей части монахи. Хорошо выстроенный театр – одно место, куда публика собирается.

Вдоль берега по обе стороны города представляется взору множество загородных домов с садами, а через залив по другую сторону на берегу видны строения в некоторых только местах. Перед городом два острова: на одном[63] крепость, где хранятся Адмиралтейству принадлежащие припасы и подымается портовый флаг; другой остров, называемый Крысий, состоит из гранита. Город Рио-де-Жанейро уже давно построен, а по открытым в близости оного в 1730 году алмазным копям обратил особое внимание правительства, и с того времени почти всегда был местом пребывания вице-роя[64].

Здесь находится несколько лавок, в коих продаются негры: взрослые мужчины, женщины и дети. При входе в сии мерзостные лавки представляются взорам в несколько рядов сидящие, коростою покрытые негры, малые напереди, а большие позади. В каждой лавке неотлучно находится один из португальцев, или из негров прежних привозов; должность такового надзирателя состоит в том, чтоб стараться представить сих несчастных в лучшем и веселом виде, когда приходят покупщики.

Он держит в руке плеть или трость; по сделанному знаку все встают, потом скачут с ноги на ногу, припевая плясовые песни; кто же из них, по мнению продавца, не довольно весело смотрит, скачет или припевает, тому он тростью придает живости. Покупщик, выбрав по желанию своему невольника, выводит его из рядов вперед, осматривает у него рот, ощупывает все тело, руками колотит по разным частям, и после сих опытов, уверясь в крепости и здоровье негра, его покупает.

При нас продан один за 200 талеров испанских. В женской лавке все расположено в том же порядке, но с той разницей, что прикрывают негритянок спереди небольшим лоскутком синего сукна, а у некоторых были прикрыты и груди. В лавку вошли вместе с нами старуха и молодая барыня; они, по-видимому, были португалки. Торгуя одну молодую негритянку, осматривали у нее рот, подымали руки и двигали с грудей лоскут; наконец ощупала старуха обеими руками и живот; видно, что цена, назначенная хозяином, была слишком высока, и они, не купив сей негритянки, пошли в другую лавку. Осмотр, продажа, неопрятность, скверный запах, происходящий от множества невольников, и, наконец, варварское управление плетью или тростью все сие производит омерзение к бесчеловечному хозяину лавки.

Португальцы в бытность нашу в Рио-де-Жанейро надеялись, что прекращение торговли невольниками еще отсрочится; они, с малолетства видя ежедневно подобные зрелища, унижающие человечество, так привыкли к оным, что смотрят бесчувственно; сему способствуют большая от такого торга выгода и нужда в работниках для плантаций, которые с прибытия короля из Португалии весьма распространились. В нашу бытность приехали два француза, имея намерение заниматься кофейными плантациями. Великие выгоды и надежда разбогатеть привлекают людей и с небольшими деньгами. Григорий Иванович Лангсдорф рассказывал, что таковых выходцев в короткое время наехало множество. Число жителей в Рио-де-Жанейро полагают около 80 000.

Король[65] выписал колонистов из Швейцарии на весьма выгодных для них условиях. Им дают земли, скот и прочее нужное. При нас прибыло из Европы одно гамбургское судно, на котором отправилось в путь 400 человек, но дорогою умерло 130. Король был весьма недоволен сим происшествием. Ежели бы для первых поселенцев употребили военные или купеческие пространные суда, на коих можно иметь достаточно пресной воды и свободно дышать чистым воздухом, сего бы не случилось; колонисты принесут Бразилии великую пользу разведением картофеля, лука, чеснока и всех огородных овощей, также скотоводством и деланием масла, размножением европейских садовых плодовых деревьев и проч.

Коренные жители сим весьма мало занимаются, и означенные плоды и растения получают от европейцев, особенно от англичан, покупая дорогой ценой. Бразильцы более пекутся о размножении плантаций кофейных, сахарных. Посаженные кофейные деревья на четвертом году приносят плод, и каждое такое дерево круглым числом в год доставляет франк или рубль.

Плантации кофейные расположены на косогорах и обрабатываются неграми. На каждые три тысячи дерев полагают одного негра. Сии невольники питаются маниоком, бобами, сушеным мясом; платье получают весьма редко.

Вице-консул Кильхен доставил нам случай видеть путешественниками превозносимый водопад в шестнадцати милях от Рио-де-Жанейро. С утра верховые лошади и кареты были приготовлены; собрались все офицеры и ученые и несколько из городских жителей. Мы ехали весьма весело, то по обработанным прекрасным местам, то по крутым лесистым горам, имея иногда с одной стороны горы, а с другой – пропасти. За 5 или 6 миль до водопада далее ехать по крутой и худой дороге в каретах было невозможно, почему и надлежало идти пешком. Сильная жара и трудность спускаться и всходить с горы на гору нас утомили; наконец все в разное время, один за другим, так сказать, притащились к трактиру в полмили от водопада; освежась лимонадом, мы пошли вместе узкой тропинкой, ведущей по косогору к водопаду, шум которого слышен был уже издалека.

Появление самого водопада, скрывавшегося от глаз наших, доколе мы к нему не приблизились, быстро бегущие воды по крутым порогам в разных направлениях между большими каменьями на пространстве восьмидесяти футов и, наконец, стремительное падение их в обширную равнину, по которой, извиваясь, теряются в неизмеримом океане, вдали синеющем, – все сие поразило наши чувства тем сильнее, что высокие горы, с обеих сторон водопада вздымающиеся, препятствуют зрению видеть другие предметы; на одной из скал и на плите, вместо стола служащей, во множестве начертаны имена посещавших сие место, между которыми мы нашли наших соотечественников – капитана Головнина и других офицеров, и начертали имена свои.

Заказанный вице-консулом Кильхеном и к водопаду на плечах негров доставленный обед особенно был вкусен после усталости. Между тем художник Карнеев, живописец отряда капитан-лейтенанта Васильева, снял вид водопада.

На обратном пути мы часто отставали друг от друга, потому что некоторые были верхом, а другие решились пройти сию трудную дорогу пешком. Я ехал верхом, а лейтенант Лазарев хотел непременно идти пешком, и за то, когда надлежало подыматься на гору, он принужден был держаться за хвост моей лошади, дабы взойти с меньшим трудом.

Пройдя пять или шесть миль, сели в кареты, доехали до города, где ожидали нас катера, и мы отправились на шлюпы.

9 ноября. Министр наш представил королю Иоанну VI начальников судов: Васильева, Шишмарева, Лазарева, меня и генерального консула Лангсдорфа. Король был в загородном дворце, к которому дорога проложена через болото. При входе в комнату, где стоял король, следуя Г. И. Лангсдорфу, коему известны были обычаи двора бразильского, мы сделали все поклон в пояс, пройдя несколько шагов, – другой поклон и потом третий; король удостоил меня несколькими вопросами: о Рио-де-Жанейро, о рейде, о намерении нашего плавания – и, после обыкновенных приветствий, поклонился, и мы кланялись в пояс и отступали назад не оборачиваясь спиною, а король, идучи от нас, при каждом разе поворачивался для принятия поклона.

Подобные поклоны я видел, когда был на судне «Надежда» в Нагасаки в 1804 году. Японцы привели чиновников голландской фактории и двух капитанов судов на «Надежду» и по приходе в каюту сказали им: «Complement for de grote Herr»[66]. После чего они поклонились в пояс японскому офицеру. Находясь довольно долгое время в сем положении, один из них, доктор фактории, спросил у переводчика: «Kanik up?» («Могу ли подняться?»). Переводчик кивнул головой в знак согласия, и все выпрямились.

Кратковременное наше пребывание в Рио-де-Жанейро, большие на шлюпах приготовления к новому походу, незнание природного здешнего языка не позволяли мне сделать подробных замечаний, и я упомянул только о том, что нам случилось видеть.

20 ноября. 20-го привезли на шлюпы все, что консул Кильхен, по просьбе моей, заготовил для дальнейшего нашего плавания, а именно: двух быков, сорок больших свиней и двадцать поросят, несколько уток и кур, ром и сахарный песок, лимоны, тыквы, лук, чеснок и другую зелень, собственно для служителей потребную.

Сего же дня с Крысьего острова перевезены обратно на шлюпы хронометры.

21 ноября. Ходы хронометров в Рио-де-Жанейро оказались: № 2110 впереди среднего полудня, 2 ч 22 мин 14,86 с, и ежедневно уходил на 2,514 с; № 518 впереди среднего полудня, 3 ч 1 мин 39,36 с, и ежедневно уходил на 6,748 с.

№ 922 хронометр Баррода был впереди среднего полудня, 2 ч 40 мин 14,35 с, и ежедневно отставал на 7,487 с.

Нам надлежало только принять для быков и баранов сено, которое обещал доставить консул Кильхен, и привести к окончанию наши счеты; для исполнения сего лейтенант Демидов поутру отправлен в город.

Ветер в Рио-де-Жанейро по большей части ночью дует из залива тихий до восьми и девяти часов утра, потом штилеет, с десяти или одиннадцати часов делается свежий с моря и продолжается до захождения солнца, а к ночи вновь штилеет; посему почти все суда, дабы удобнее и безопаснее выйти в море, исполняют сие в два перехода: первым приближаются к выходу, а последним на другое утро выходят в море. Следуя этому правилу, мы поутру 21-го снялись с якоря, пользовались сначала тихим, попутным для нас маловетрием, а после 10 часов, когда ветер начал дуть с моря, лавировали и близ выхода в море на глубине четырнадцати сажен, где грунт – мелкий песок с илом, положили якорь.

Поздно к вечеру лейтенант Демидов возвратился на шлюп с вице-консулом Кильхеном, с которым мы и кончили все счеты. Сено на оба шлюпа к вечеру было доставлено. После сего прекратили сношения с берегом.