Ганнибал у ворот! Барка Ганнибал

(10) Пленных допросили и обо всем, что узнали, сообщили, расписав по порядку, консулу Левину – пусть знает, как обстоят дела в Африке: (11) пять тысяч нумидийцев во главе с Масиниссой, сыном Галы, юношей горячим, находятся в Карфагене; по всей Африке набирают наемников, чтобы переправить их в Испанию к Гасдрубалу, (12) который с возможно большим войском переправится в Италию на соединение с Ганнибалом; от этого, по мнению карфагенян, зависит победа.

(13) Кроме того, карфагеняне, чтобы вернуть Сицилию, готовят огромный флот, который, надо думать, скоро туда направится.

(14) Сведения эти, прочитанные консулом, так взволновали сенат, что было решено: консулу выборов не ждать; назначить для проведения их диктатора, а самому тотчас же возвращаться в свою провинцию.

(15) Его, однако, удерживали споры: консул говорил, что уже в Сицилии он назначит диктатором Марка Валерия Мессалу, который тогда командовал флотом; сенаторы утверждали, что диктатора можно назначить только в римских пределах, то есть в Италии.

(16) Марк Лукреций, народный трибун, запросил мнения сенаторов, и сенат постановил: пусть консул, прежде чем покинуть Город, спросит народ[745], кого угодно назначить диктатором, и кого народ прикажет, того и назначит диктатором; если консул не пожелает, тогда трибуны изложат все народу[746].

(17) Консул отказался спрашивать народ о деле[747], решение которого целиком в его власти, и запретил спрашивать и претору; спросили народные трибуны; народ постановил назначить диктатором Квинта Фульвия, бывшего тогда под Капуей.

(18) Консул ночью, накануне того дня, когда должно было состояться народное собрание, тайно отбыл в Сицилию; покинутые им сенаторы решили писать Марку Клавдию: пусть придет на помощь государству, которому его сотоварищ изменил, и назначит диктатором того, кого прикажет народ.

(19) Итак, консул Марк Клавдий назначил диктатором Квинта Фульвия[748], и согласно тому же решению народа диктатор Квинт Фульвий назначил Публия Лициния Красса, верховного понтифика, начальником конницы.

6. (1) Диктатор прибыл в Рим, отправил Гая Семпрония Блеза, бывшего под Капуей его легатом, к войску в Этрурию на место претора Гая Кальпурния, которого вызвал письмом и которому поручил командование войском под Капуей. (2) Сам он назначил выборы на ближайший день, но они не состоялись: помешал спор диктатора с трибунами.

(3) Центурия младших трибы Галерии, которой выпал жребий голосовать первой, выбрала в консулы Квинта Фульвия и Квинта Фабия; остальные трибы не возражали бы, но тут вмешались народные трибуны Гай и Луций Аррении: (4) продлевать пребывание в должности не вполне согласно с гражданскими нравами; выбирать консулом того, кто сам председательствует на выборах, – это и вовсе худой пример.

(5) Если диктатор согласится, чтобы за него голосовали, они прервут выборы; по поводу любых других претендентов они чинить препятствий не будут. (6) Диктатор защищал выборы, ссылаясь на мнение сената, решение народа, на старые примеры: (7) так, в консульство Гнея Сервилия, когда Гай Фламиний, другой консул, пал у Тразименского озера, народ по предложению сената постановил, что, пока в Италии идет война, он имеет право вновь избирать бывших консулов – кого и сколько раз пожелает.

(8) Фульвий добавил еще примеры; один из старых времен: Луций Постумий Мегелл, интеррекс, председательствуя на выборах, был сам выбран консулом[749] и с ним вместе Гай Юний Бубульк; а другой – совсем свежий: Квинт Фабий никогда не согласился бы на продление своих консульских полномочий, не будь это ко всеобщему благу.

(9) После долгих словесных схваток диктатор и трибуны согласились наконец на том, что послушаются сената. (10) Сенаторы решили, что в такое время, как сейчас, государственными делами следует ведать испытанным боевым военачальникам, на отсрочку выборов они не согласны.

(11) Трибуны уступили, выборы состоялись, в консулы были избраны: в пятый раз Квинт Фабий и в четвертый – Квинт Фульвий Флакк. (12) В преторы были выбраны Луций Ветурий Филон, Тит Квинкций Криспин, Гай Гостилий Тубул и Гай Аврункулей. По окончании выборов Квинт Фульвий сложил с себя диктаторские полномочия.

(13) В конце этого лета карфагенский флот в сорок кораблей под начальством Гамилькара подошел к Сардинии и опустошал Ольвийские земли; когда же там появился со своим войском претор Публий Манлий Вольсон, (14) флот обогнул остров, разорил область Карал и вернулся в Африку с разной добычей.

(15) В том же году умерли несколько жрецов, которые были замещены: Гай Сервилий назначен понтификом вместо Тита Отацилия Красса; Тиберий Семпроний Лонг, сын Тиберия, – авгуром вместо Тита Отацилия Красса; (16) децемвиром, вместо Тиберия Семпрония Лонга, сына Гая, поставлен Тиберий Семпроний Лонг, сын Тиберия. Умерли Марк Марций, царь священнодействий[750], и Марк Эмилий Пап, главный курион[751], но в том году на их место никого не назначили.

(17) Цензорами этого года были Луций Ветурий Филон и Публий Лициний Красс, верховный понтифик. Красс Лициний не был до своего цензорства ни консулом, ни претором; цензором он стал прямо из эдильского звания. (18) Эти цензоры, однако, не составили список сената и вообще ничего не сделали; смерть прервала цензорство Луция Ветурия, и тогда Лициний сам отказался от должности[752].

(19) Курульные эдилы – Луций Ветурий и Публий Лициний Вар – справили однодневные Римские игры. Плебейские эдилы – Квинт Катий и Луций Порций Лицин – поставили в храм Цереры[753] бронзовые статуи, сделанные на деньги от штрафов, и справили игры, по тогдашним временам великолепные.

7. (1) В конце этого года на тридцать четвертый день по отплытии из Тарракона прибыл в Рим легат Сципиона Гай Лелий; он вошел в Город, ведя за собой строем пленных; сбежался народ. (2) На следующий день он доложил сенату: Новый Карфаген, главный город Испании, взят за один день; отпавшие от Рима города вновь перешли на его сторону, заключен союз с новыми.

(3) От пленных узнали почти то же самое, что было известно из писем Марка Валерия Мессалы; сенаторов очень встревожил переход Гасдрубала в Италию: страна с трудом выдерживала натиск и одного Ганнибала.

(4) В народном собрании Лелий рассказал то же самое. Сенат назначил день благодарственного молебна за успехи Сципиона и велел Лелию как можно скорее возвращаться со своими кораблями в Испанию. (5) Я отнес, как и многие, к этому году взятие Нового Карфагена, хотя и знаю, что некоторые[754] упоминают его под следующим, (6) но мне кажется невероятным, чтобы Сципион провел целый год в полном бездействии.

(7) В мартовские иды, когда вступили в должность консулы Квинт Фабий Максим (избранный в пятый раз) и Квинт Фульвий Флакк (в четвертый), им обоим провинцией назначена была Италия, но власть их была разделена: Фабий должен был воевать под Тарентом, Фульвий – в Лукании и Бруттии [209 г. до н. э.].

(8) Марку Клавдию продлили власть на год; преторы жеребьевкой разделили между собою обязанности: Гай Гостилий Тубул стал городским претором, Луций Ветурий Филон получил в ведение дела иностранцев и Галлию, Тит Квинкций Криспин – Капую, Гай Аврункулей – Сардинию.

(9) Войско было так разделено по провинциям: Фульвий получает два легиона, бывших у Марка Валерия Левина в Сицилии; Квинт Фабий – находившиеся в Этрурии под командой Гая Кальпурния; войско, стоявшее в Городе, отправляется в Этрурию; (10) Гай Кальпурний остается в этой провинции и ведает там войском; Тит Квинкций получает Капую и войско, что было у Квинта Фульвия.

(11) Гай Гостилий[755] получает от пропретора Гая Летория его провинцию и войско, стоящее в Аримине; Марку Марцеллу оставлены легионы, с которыми он воевал, будучи консулом. (12) Марку Валерию и Луцию Цинцию (им продлили командование в Сицилии) дано войско, сражавшееся под Каннами, и приказано пополнить его уцелевшими солдатами из легионов Гнея Фульвия.

(13) Они были разысканы и отправлены консулами в Сицилию; они служили там, отмеченные таким же позором, как и солдаты, сражавшиеся под Каннами, и бывшие солдаты претора Гнея Фульвия, которых разгневавшийся на них за такое же бегство сенат тоже отправил туда.

(14) Гаю Аврункулею оставлены в Сардинии те легионы, с которыми Публий Вольсон удерживал эту провинцию.

(15) Публию Сульпицию велено с тем же легионом и тем же флотом удерживать Македонию; власть ему продлили на год. Тридцать квинквирем приказано отправить из Сицилии под Тарент к консулу Квинту Фабию; (16) остальной флот сенату угодно отправить в Африку за добычей, с тем чтобы Марк Валерий Левин им командовал сам или послал бы Луция Цинция либо Марка Валерия Мессалу – как захочет.

(17) В Испании все остается без перемен; Сципиону и Силану власть продлили не на год, а до тех пор, пока их не отзовет сенат. Так распределены были на этот год войска и провинции.

8. (1) Среди дел более важных происходили и выборы главного куриона на место умершего Марка Эмилия; вспыхнул старинный спор. (2) Патриции утверждали, что Гай Мамилий Ателл, единственный из плебеев, добивавшийся этого звания, не имеет на него права: до сих пор курионами были только патриции.

(3) Спросили трибунов, те передали дело сенату, а сенат предоставил решение народу, и главным курионом впервые стал плебей – Гай Мамилий Ателл. (4) Верховный понтифик Публий Лициний возвел Гая Валерия Флакка в сан Юпитерова фламина, хотя тот вовсе этого не хотел; децемвиром священнодействий[756] на место умершего Квинта Муция Сцеволы поставили Гая Летория.

(5) Я охотно умолчал бы о том, почему Гая Флакка принудили стать фламином, если бы после этого его прежде дурная слава не обратилась в добрую. Юность его была беспутной и разгульной. Публиций Лициний, верховный понтифик, назначил Гая Флакка фламином, хотя родной брат, Луций Флакк, и остальные родственники терпеть его не могли за пороки.

(6) Но, целиком погрузившись в священные обряды и службы, он вдруг совершенно переменился: среди всей молодежи никто, по мнению первых сенаторов, родственников и посторонних, не стоил больших похвал. (7) Это общее признание внушило ему оправданную уверенность в себе, и он восстановил давно забытое из-за недостойных предшественников право фламина присутствовать в сенате.

(8) Он вошел в курию; претор Луций Лициний его вывел. Флакк обратился к народным трибунам; он требовал права, исстари принадлежавшего его сану: получая этот сан, фламин получал и претексту, и курульное кресло[757].

(9) Претор считал, что право утверждается не устарелыми примерами из летописей, но установившимся к последнему времени обыкновением. Никогда на памяти отцов и дедов ни один Юпитеров фламин этим правом не воспользовался.

(10) Трибуны решили, что фламины забыли о нем по своей беспечности, в ущерб себе, но не своему сану; они с полного согласия сената и народа ввели фламина в сенат – сам претор не противился, – но все считали, что Флакк получил эту честь скорее за святость своей жизни, чем по праву своего сана.

(11) Консулы, прежде чем отправиться в провинции, набрали два городских легиона, чтобы пополнять ими, где потребуется, войско. (12) Прежнее городское войско консул Фульвий поручил брату Гаю Фульвию Флакку, своему легату, отвести в Этрурию, а легионы, стоявшие в Этрурии, перевести в Рим.

(13) Также и консул Фабий велел своему сыну Квинту Максиму отвести в Сицилию к проконсулу Марку Валерию собранные остатки Фульвиева войска (их было четырех тысяч трехсот четырех человек), а от него взять два легиона и тридцать квинквирем.

(14) Отбытие этих легионов ничуть не уменьшило ни по существу, ни с виду войско, защищавшее провинцию. (15) Ведь, кроме двух своих превосходно пополненных старых легионов, претор располагал также множеством нумидийцев, пеших и конных, а также набрал сицилийцев, опытных воинов, служивших прежде у Эпикида[758] или у пунийцев.

(16) Вспомогательные отряды из иноземцев он добавил к каждому из двух римских легионов, и у него как бы осталось два войска – одно он поручил Луцию Цинцию для охраны той части острова, где было царство Гиерона; (17) с другим сам охранял остальную часть острова (разделены они были прежней границей между римлянами и пунийцами[759]); разделил он и флот, состоявший из семидесяти кораблей, – так, чтобы охранялось все побережье.

(18) Валерий сам с конницей Муттина разъезжал по всей провинции, отмечал, какие поля возделаны, какие заброшены, хвалил или распекал хозяев. (19) Благодаря этим заботам он смог и послать хлеб в Рим, и переправить его в Катину[760] для снабжения войска, которое должно было стоять летом под Тарентом.

9. (1) Впрочем, перевод воинов, в большинстве латинов, и союзников в Сицилию чуть не стал причиной большой смуты – так большие события часто зависят от мелочей.

(2) Среди латинов и союзников, в их собраниях, поднялся ропот: десять лет воинских наборов и денежных поборов исчерпали их силы; почти каждый год они несут в кровопролитных сражениях большие потери – (3) одни гибнут, другие мрут от болезней; латин или союзник у римлян в войске погибнет быстрее, чем пленный у Ганнибала, потому что враг отпускает его домой без выкупа, а римляне шлют из Италии скорее в ссылку, чем на службу.

(4) Восьмой год старятся солдаты, сражавшиеся под Каннами, и умрут они раньше, чем враг уйдет из Италии, – он сейчас силен, как никогда. (5) Если старые солдаты не вернутся домой, а новых опять наберут, то скоро у союзников не останется людей. Пока не дошло до полного обезлюдения и полной нищеты, следует отказать римлянам в том, в чем им скоро откажут сами обстоятельства.

(6) Если римляне увидят согласие союзников, они подумают о мире с карфагенянами; иначе, пока жив Ганнибал, будет в Италии и война.

Вот о чем говорили союзники на своих собраниях. (7) У римского народа было тогда тридцать колоний[761]; из них двенадцать (ото всех в Риме находились посольства) отказали консулам и в солдатах, и в деньгах. Это были Ардея, Непета, Сутрий, Альба, Карсиолы, Сора, Свесса, Цирцеи, Сетия, Калы, Нарния, Интерамна[762].

(8) Консулы, потрясенные неожиданностью, желая отклонить союзников от столь ужасного решения и думая больше успеть упреками и угрозами, чем лаской, заявили: союзники осмелились сказать консулам то, (9) что они, консулы, и не подумают повторить в сенате – это ведь не отказ от воинских обязанностей, а просто отпадение от Рима.

(10) Пусть скорее вернутся в свои колонии и посоветуются с земляками, как будто они на такое безбожное дело еще не отважились, а только ведут о нем разговоры; пусть напомнят им, что они не кампанцы и не тарентинцы, но римляне; (11) из Рима они происходят, из Рима отправили их в колонии на завоеванные земли – да разрастется дерево, которого они отводки; если они еще чтут свое старое отечество, если помнят о нем, то ведь они обязаны Риму тем, чем обязаны дети родителям.

(12) Пусть рассудят все снова: их нынешнее безрассудное поведение – это измена римской державе, обеспеченное торжество Ганнибала.

(13) Консулы долго тратили слова на подобные разговоры, на послов это ничуть не подействовало: им нечего, сказали они, сообщать землякам, не о чем вновь совещаться в своем совете: нет в их краю ни солдат, ни денег.

(14) Консулы, видя их упорство, доложили обо всем сенату; сенаторов охватил великий страх; многие считали, что державе пришел конец: так же, мол, поступят и остальные колонии, так же – союзники, потому что все согласились выдать Рим Ганнибалу.

10. (1) Консулы уговаривали и утешали сенат: другие колонии, говорили они, будут верны Риму и своему долгу, а если к забывшим об этом долге отправить послов, которые будут их не просить, а распекать, то им станет стыдно перед Римом. (2) Сенат разрешил поступить и действовать так, как они сочтут нужным для государства, но сначала велел разведать о настроении в других колониях; вызвали их послов и спросили, подготовлено ли условленное число солдат.

(3) Марк Секстилий, фрегелланец, от имени восемнадцати колоний ответил: подготовлено, а если потребуется больше, то выставят и больше, (4) и вообще усердно выполнят все требования и желания римского народа – средств у них много, а доброй воли и того больше.

(5) Консулы сказали, что не могут ограничиться похвалой только от себя: этого мало за такую заслугу – пусть в сенате от всех сенаторов услышат послы слова благодарности, и консулы привели их в сенат. (6) Сенаторы почтили их, как только могли, особым постановлением и поручили консулам представить послов и народу, напомнить о многих славных деяниях, совершенных на благо наше и наших предков, и рассказать о недавней их помощи государству.

(7) Пусть и сейчас, спустя столько веков, будут поименованы эти колонии, чтобы умолчание не лишило их заслуженной славы: это были Сигния, Норба, Сатикула, Фрегеллы, Луцерия, Венузия, Брундизий, Адрия, Фирм, Аримин; (8) на другом море – Понтии, Пестум и Коза, (9) а внутри страны – Беневент, Эзерния, Сполетий, Плацентия и Кремона. Римская держава устояла с их помощью; благодарность была воздана им в сенате и перед народом.

(10) О двенадцати других колониях, которые отказались повиноваться, сенат запретил упоминать и не велел консулам ни отпускать их послов, ни удерживать их в Риме, ни к ним обращаться. Это молчаливое порицание сочли наиболее отвечающим достоинству римского народа.

(11) Консулы готовили все необходимое для войны; решено было взять из священного казначейства[763] золото от двадцатины[764], которое там сохранялось на крайний случай. Взято было золота около четырех тысяч фунтов. (12) По пятьсот фунтов дали каждому консулу, проконсулам Марку Марцеллу и Публицию Сульпицию, а также претору Луцию Ветурию, получившему по жребию в управление Галлию.

(13) Консулу Фабию добавлено было сто фунтов золота для отправки в Тарентскую крепость. Остаток золота был употреблен, чтобы, уплатив чистыми деньгами, сдать подряд на изготовление одежды для войска, сражавшегося в Испании со славой для себя и для своего военачальника.

11. (1). Решено было, прежде чем консулы покинут Рим, умилостивить богов, пославших страшные знамения. (2) На Альбанской горе молния ударила в статую Юпитера, в дерево подле храма, а в Остии – в источник, в Капуе – в ограду и храм Фортуны, в Синуэссе– в городскую стену и ворота.

(3) Все это было поражено молнией. Некоторые писатели сообщают, что вода в Альбанском озере стала красной как кровь, а в Риме в приделе храма Фортуны фигурка из венца богини вдруг сама упала ей на руку; (4) достоверно известно, что в Приверне[765] заговорил бык и коршун влетел в харчевню на людной площади; в Синуэссе родился ребенок – ни мальчик, ни девочка, (5) таких обычно зовут андрогинами (составные слова греческому языку свойственнее, чем латинскому); шел молочный дождь; и родился мальчик со слоновьей головой.

(6) Эти знамения отвратили жертвами крупных животных, молебствием перед всеми ложами богов и общим однодневным. Было велено претору Гаю Гостилию дать обет и устроить игры в честь Аполлона, как устраивали их по обету и в прошлые годы.

(7) Консул Квинт Фульвий в эти дни председательствовал на выборах цензоров. В цензоры были выбраны Марк Корнелий Цетег и Публий Семпроний Тудитан; оба они еще консулами не были. (8) Эти цензоры сдали в аренду землю Капуи; они сначала запросили об этом народ, и он вынес постановление.

(9) Составление списка сената задержано было спором о том, кого записать первым; списком занимался Семпроний, (10) но Корнелий утверждал, что надо держаться обычая предков и первым в сенате ставить того, кто первый из ныне живущих сенаторов был в свое время цензором. Таковым оказался Тит Манлий Торкват.

(11) Семпроний ответил, что боги, жребием назначая, кому из двоих заняться списком сенаторов, предоставляют ему право свободного выбора. Вот он и поступит по собственному усмотрению: выберет Квинта Фабия Максима, кому даже Ганнибал присудил бы первенство в римском государстве.

(12) Спорили долго; Корнелий уступил, и Семпроний записал первым сенатором консула Квинта Фабия Максима. Составлен был новый список сенаторов; восемь сенаторов были исключены, в их числе Марк Цецилий Метелл, обесславивший себя после Каннской битвы предложением покинуть Италию.

(13) За то же самое цензорскому порицанию подвергались и некоторые всадники, их, правда, было совсем мало.

(14) Но у всех, кто при Каннах служил в коннице и потом оказался в Сицилии (а их было много), отобрали лошадей. Горечь наказания увеличило продление срока службы; прежние походы, проделанные на лошадях, полученных от государства, этим всадникам не засчитывались – десять походов они должны проделать на собственных лошадях.

(15) Цензоры обнаружили большое число лиц, которым следовало служить во всадниках; тех из них, кому в начале этой войны было семнадцать лет, а они не явились на службу, перевели в эрарии. (16) Еще отдали с подряда постройку сгоревших вокруг форума зданий: семи лавок, мясного рынка и Царского атрия.

12. (1) Сделав все, что было нужно в Риме, консулы отправились на войну. (2) Первым – Фульвий под Капую; через несколько дней – Фабий. Он в разговоре с Фульвием и в письме к Марцеллу заклинал их задерживать жестокими боями Ганнибала, пока сам Фабий будет осаждать Тарент.

(3) Когда этот город отнимут у врага, ему, отовсюду теснимому, нигде не будет пристанища, не на кого будет положиться, незачем будет задерживаться в Италии.

(4) Фабий послал в Регий приказ начальнику гарнизона, оставленного Левином против бруттийцев (там было восемь тысяч человек, переправленных, как сказано, из Сицилии, преимущественно из Агафирны, и привыкших жить грабежом; (5) к ним вдобавок перебежчики из Бруттия, готовые на все – и по своей храбрости, и по необходимости): (6) пусть сначала опустошат окрестности и затем осадят Кавлонию[766].

Приказ выполнили не только с рвением, но и с жадностью: ограбив и прогнав земледельцев, стали усердно осаждать Кавлонию. (7) Марцелла подстрекало и письмо консула, да и сам он считал, что из всех римских военачальников он единственный достойный противник Ганнибалу.

Как только стало достаточно корма для лошадей, он выступил из зимнего лагеря и под Канузием[767] встретился с Ганнибалом, (8) который старался склонить канузийцев к отпадению, но, услышав о приближении Марцелла, снялся с лагеря: в этой открытой местности засаду устроить негде – он стал отступать в леса.

(9) Марцелл преследовал его по пятам, ставил свой лагерь рядом с его лагерем, окончив лагерные работы, тут же выводил готовые к бою легионы. Ганнибал, посылая небольшие отряды всадников, пехотинцев и лучников, завязывал незначительные схватки; он не считал нужным дать решительное сражение и все-таки был вынужден его дать.

(10) Он выступил ночью; Марцелл настиг его на широкой открытой равнине и не дал поставить лагерь, нападая со всех сторон и мешая работам. Войска в полном составе были брошены в бой, сражение шло почти до ночи и закончилось ничем. Быстро, еще до ночи, укрепили лагеря, поставив их недалеко один от другого.

(11) На следующий день Марцелл на рассвете вывел войско; Ганнибал от сражения не отказался; в длинной речи уговаривал солдат сломить гордого врага: пусть пунийцы вспомнят наконец Тразименское озеро и Канны; (12) враг ведь наседает на них, не дает спокойно пройти, расположиться лагерем, отдохнуть, оглянуться; каждый день, только взошло солнце, и римляне уже тут.

(13) Если после одного сражения враг уйдет, обливаясь кровью, он станет воевать с меньшим пылом.

Разгоряченные этими уговорами, наскучив дерзостью врагов, не дававших и дня передышки, карфагеняне рьяно кинулись в бой. (14) Сражались уже больше двух часов: у римлян правое крыло и отборный отряд[768] дрогнули. Марцелл вывел на передовую линию восемнадцатый легион.

(15) Но тут одни в страхе начали отступать, другие сменить их не торопились; смятение уже стало общим; и вот – страх сильнее стыда – солдаты бегут. (16) В сражении и во время бегства пало до двух тысяч семисот граждан и союзников, четыре римских центуриона и два военных трибуна: Марк Лициний и Марк Гельвий.

(17) Четыре знамени были потеряны крылом, с которого началось бегство, и два – легионом, сменившим отступавших союзников.

13. (1) Марцелл по возвращении в лагерь обратился к солдатам со словами, такими суровыми и горькими, что гнев их начальника показался им страшнее вчерашнего злосчастного сражения, которое они вели целый день. (2) «Благодарю богов, – сказал Марцелл, – что враг не захватил лагерь, когда вы, перетрусив, кинулись за его укрепления: вы, конечно, бросили бы его с перепугу – так же, как проиграли сражение.

(3) Почему вашими душами овладел такой ужас, почему вы забыли, кто вы и кто ваш противник? Не его ли прошлым летом вы побеждали, преследовали и доводили до крайности? (4) Последнее время вы гнали его день и ночь, утомляли мелкими стычками; вчера не позволили ни уйти, ни стать лагерем.

(5) Не буду говорить о том, чем вы можете гордиться, а скажу вам о том, чего вы должны стыдиться, в чем каяться: вчера вы сражались на равных и с тем прекратили бой. (6) Что нового случилось сегодня, днем или ночью? Ваших войск убыло или вражеских прибыло? Я, кажется, говорю не с моим войском и не с римскими солдатами: тела да оружие только и остались от вас.

(7) Был бы у вас тот же дух, разве увидел бы враг ваши спины, разве отнял бы знамена у какого-нибудь манипула или у какой-нибудь когорты[769]? До сих пор он хвалился, что вырезает римские легионы; сегодня он впервые обратил их в бегство – этой честью украсили его вы».

(8) Поднялся крик: пусть полководец простит им этот день, пусть испытает, как ему угодно, дух своих солдат. «Испытаю, солдаты, и завтра поведу вас в бой; победителей я прощу скорее, чем побежденных». (9) Бросившим свои знамена он распорядился выдать ячменя[770]; центурионов манипулов, бросивших знамена, заставил стоять в стороне, с мечами наголо и без поясов; всему войску, пехоте и всадникам, приказал завтра быть наготове.

(10) Марцелл распустил собравшихся; солдаты согласились, что корил он их справедливо; в этот день в римском войске, кроме военачальника, не было человека, который не хотел бы вернуть его расположения – смертью или блестящей победой. Назавтра все было, как и приказано, в полном порядке.

(11) Марцелл похвалил солдат, объявил, что на передовую линию он выведет тех, кто, бросив знамена, первыми обратились в бегство. (12) «Бейтесь до конца все и каждый, одержите победу: пусть о сегодняшней победе в Риме узнают раньше, чем о вчерашнем бегстве». (13) Затем он приказал подкрепиться пищей, чтобы не ослабеть, если сражение затянется. Сделано и сказано было все, что воодушевляет солдат; они идут в бой.

14. (1) Ганнибал, извещенный об этом, воскликнул: «Ну и противник! Он не может перенести ни удачи, ни неудачи! Победив, он свирепствует над побежденными; потерпев поражение, он снова бросается в бой». (2) Ганнибал велел играть сигнал и вывел свое войско. Сражались с обеих сторон яростнее, чем накануне: пунийцы старались сохранить вчерашнюю славу, римляне – смыть свой позор.

(3) Левое крыло римлян и когорты, бросившие свои знамена, сражались на передовой линии; восемнадцатый легион стоял на правом крыле; (4) флангами командовали легаты Луций Корнелий Лентул и Гай Клавдий Нерон; Марцелл держал середину строя, ободряя солдат и словами, и своим присутствием. (5) У Ганнибала на передовой стояли испанцы – главная сила его войска.

(6) Сражение шло уже долго, но никто не имел перевеса, и Ганнибал приказал вывести вперед слонов: не напугают ли они противника и не приведут ли его в замешательство. (7) Сначала слоны действительно смешали ряды римлян: одних потоптали, другие в страхе разбежались, обнажив линию обороны.

(8) Это пошло бы и дальше, если бы военный трибун Гай Децим Флав, схватив знамя первого манипула гастатов, не приказал всем идти за ним; приведя их туда, где столпились животные и беспорядок был наибольшим, он приказал забросать слонов дротиками.

(9) Все дротики попали в цель – и немудрено: кидали с близкого расстояния в таких громадин, да еще сгрудившихся вместе. Не все слоны, правда, были ранены, но те, в чьих спинах засели дротики, кинувшись бежать, увлекли за собою и невредимых – животные эти с норовом.

(10) Тут уже не один только манипул, но каждый, кто только мог попасть в бегущих слонов, стал кидать в них дротики. Огромные животные кинулись на своих и убили их больше, чем врагов: животное, охваченное страхом, не слушается сидящего на нем вожака.

(11) На карфагенян, уже смятых пробежавшими слонами, наступала римская пехота; краткий бой – и враг бежит врассыпную. (12) Марцелл вдогонку послал конницу; гонимых страхом преследовали, пока наконец не загнали в лагерь. (13) Ко всему еще в самых воротах лагеря рухнули два слона, и солдатам пришлось лезть в лагерь через ров и вал; тут-то и началось избиение: убито было около восьми тысяч человек и пять слонов.

(14) И римлянам эта победа недешево стоила: тысячу семьсот легионеров (из двух легионов), больше тысячи трехсот союзников потеряли убитыми; раненых – и граждан и союзников – было очень много. (15) Ганнибал в следующую ночь ушел; Марцеллу хотелось его преследовать, но большое число раненых удержало на месте.

15. (1) Разведчики, посланные вслед за неприятелем, донесли на следующий день, что Ганнибал двинулся в область бруттийцев.

(2) Почти в те же самые дни, выдав Ганнибаловы гарнизоны, стоявшие по их городам, консулу Квинту Фульвию сдались и гирпины, и луканцы, и жители Вольцей[771]; консул принял их милостиво и только пожурил за старую ошибку. (3) Это и бруттийцам внушило надежду на такую же милость; от них к консулу пришли двое братьев, знатнейших в своем племени, Вибий и Пакций, и просили принять их на тех же условиях, на каких сдались луканцы.

(4) Консул Квинт Фабий взял приступом город Мандурия[772] в области салентийцев: захвачено было до трех тысяч человек и много разной добычи. Оттуда он направился к Таренту и расположился лагерем у самого входа в гавань.

(5) Часть кораблей, с которыми Левин сопровождал груз продовольствия, имела на борту стенобитные машины и все потребное для осады; другая часть – метательные машины, камни и всякое другое оружие; так оборудованы были и грузовые суда, не только гребные[773].

(6) Из моряков – одни должны были подкатывать к стенам машины и приставлять лестницы, другие издали – с кораблей – поражать защитников стен.

(7) Эти корабли были снаряжены так, чтобы осадить город со стороны открытого моря. А море было свободно – Филипп собирался напасть на этолийцев, и потому карфагенский флот был отправлен к Коркире. (8) В Бруттии отряд, осаждавший Кавлонию, узнав о приближении Ганнибала, отошел на возвышенность, на которой можно было удержаться только в первой сумятице атак.

(9) Осаждавшему Тарент Фабию помог в его важном деле случай, по существу не стоящий упоминания. Ганнибал оставил в Таренте отряд бруттийцев; начальник этого отряда смертельно влюбился в женщину, брат которой служил в войске консула Фабия.

(10) Из письма сестры брат узнал о ее новой связи с чужестранцем – богатым и очень уважаемым земляками человеком – и возымел надежду с помощью сестры повлиять на ее любовника. О своих надеждах он доложил консулу.

(11) Консул не счел это бреднями и велел воину пробраться под видом перебежчика в Тарент; при посредстве сестры подружился он с командиром, исподволь разузнал, как тот настроен, и, убедившись в его легкомыслии, уговорил – не без помощи женских ласк – предать римлянам участок стены, охраняемый его отрядом.

(12) Сговорившись, как действовать и когда начинать, воин прокрался между караульными постами и, выбравшись из города, доложил консулу о том, что им сделано и что надо сделать.

(13) Фабий в первую стражу подал знак бывшим в крепости и охранявшим гавань,[774] а сам, обогнув гавань, незаметно устроил засаду с восточной стороны города. (14) Затем трубы зазвучали одновременно и с крепости, и от гавани, и с кораблей, приплывших со стороны открытого моря. Крик и тревога поднялись, как и было задумано, там, где никакой опасности не было.

(15) Своим солдатам консул велел стоять молча. Тарентинцами с этой стороны командовал Демократ, тот, что прежде был начальником флота. Видя, что вокруг все спокойно, а в городе такой шум и такие крики, словно враги уже там, (16) он, испугавшись, как бы, пока он медлит, консул не пошел бы на приступ, сам повел свой отряд к крепости, откуда доносился ужасающий шум.

(17) Фабий, рассчитав по времени и догадываясь по молчанию (оттуда, где недавно кричали и призывали к оружию, не слышно было ни звука), что охрана выведена, приказал приставить лестницы к стенам там, где, по сообщению солдата, стояла когорта бруттийцев, которых он склонил к измене.

(18) Как только захватили стену – бруттийцы помогали солдатам, – стали перелезать в город; затем взломали соседние ворота и в них вошел большой отряд римлян. (19) С громким криком перед самым рассветом они прошли на форум, не встретив ни одного вооруженного, но все, кто сражался около крепости и гавани, сбежавшись, набросились на них.

16. (1) Сражение у входа на форум было скорее горячим, чем упорным: ни храбростью, ни вооружением, ни воинским искусством, ни силой и бодростью не равны были римлянам тарентинцы. (2) Только бросили они свои дротики – до рукопашной еще и не дошло, – как разошлись знакомыми улицами по домам своим и своих друзей.

(3) Двое из их командиров, Никон и Демократ, пали, мужественно сражаясь; Филемена[775], когда-то подавшего совет предаться Ганнибалу, вынес из боя конь; (4) вскоре коня обнаружили без всадника блуждающим по городу; тело нигде не нашли; все решили, что Филемен бросился с коня в открытый колодец.

(5) Карфалон, начальник пунического гарнизона, когда он, безоружный, шел к консулу напомнить об узах гостеприимства, связывавших их отцов, был убит встречным солдатом. (6) Убивали повсюду, не разбирая, вооруженных и безоружных, карфагенян и тарентинцев. Там и сям перебили много бруттийцев – по ошибке ли, по застарелой ли к ним ненависти или чтобы прекратить разговоры, будто Тарент взят не войной, но изменой.

(7) Закончив убивать, разбежались по городу грабить. Взято было, как рассказывают, тридцать тысяч рабов, множество серебряных изделий и монет, восемьдесят три тысячи[776] фунтов золота, статуи и картины, почти равные тем, что украшали Сиракузы.

(8) Фабий тут оказался великодушнее Марцелла; отвечая писцу на вопрос, что делать с огромными статуями (то были боги, представленные в виде сражающихся, каждый в своем обличье), он велел оставить тарентинцам их разгневанных богов. (9) Стену, отделявшую город от крепости, разрушили и место расчистили.

Пока все это происходило в Таренте, осаждавшие Кавлонию сдались Ганнибалу. (10) Услышав об осаде Тарента, он быстро, дневными и ночными переходами повел туда войско, торопясь подать помощь, как вдруг услышал, что город взят. «И у римлян, – сказал он, – есть свой Ганнибал: хитростью мы взяли Тарент и такою же хитростью его у нас отобрали».

(11) Он не повернул обратно, боясь, что это покажется бегством, и разбил лагерь там, где остановился, милях в пяти от города. Через несколько дней он ушел в Метапонт. (12) Оттуда он послал двух метапонтийцев в Тарент к Фабию с письмом от правителей города: пусть консул пообещает не наказывать их за старое, если они выдадут ему Метапонт и пунический гарнизон.

(13) Фабий всему поверил, назначил день, когда он придет в Метапонт, и написал правителям города письмо, которое и было передано Ганнибалу. (14) А тот, радуясь удачному обману – вот ведь и сам Фабий попался в ловушку, – устроил под Метапонтом засаду.

(15) Но Фабий, прежде чем выйти из Тарента, обратился к птицегаданиям; птицы и в первый и во второй раз не одобрили его решения[777]; и при жертвоприношении, когда он спрашивал совет у богов, гаруспик сказал: надо остерегаться вражеских козней, а также засады. (16) Фабий не пришел в назначенный день, и метапонтийцы опять послали к нему с просьбой не медлить; гонцов вдруг схватили; боясь строгого допроса, они рассказали о засаде.

17. (1) Сципион провел зиму в Испании, завязывая дружбу с варварами – одаривал, возвращал заложников и пленных. (2) В начале лета, когда в Италии происходили описанные события, пришел к нему славный испанский вождь Эдескон[778]. Его жена и дети находились у римлян, но и помимо этого его влекла та же, как будто случайная, перемена в настроениях, которая отвратила всю Испанию от пунийцев и склонила их к римской власти.

(3) Потому же Индибилис и Мандоний, бесспорно первейшие люди во всей Испании, вместе с отрядом своих земляков оставили Гасдрубала; они поднялись на вершины, нависшие над его лагерем, и оттуда по гребням гор, не навлекая на себя никакой опасности, пришли к римлянам.

(4) Гасдрубал видел, что вражеское войско все время пополняется и усиливается, а его армия тает и будет таять, если он не отважится сейчас же сразиться с врагом. (5) Сципион желал этого сражения еще больше: его окрылял прежний успех и он хотел сразиться с Гасдрубалом, пока другие войска еще не подошли.

(6) И все же – на случай, если бы пришлось сражаться с несколькими полководцами, Сципион увеличил свои силы таким способом: во флоте, он видел, не было никакой нужды – у берегов Испании не было пунических судов, – он велел своим пристать у Тарракона и присоединил моряков к сухопутному войску.

(7) Оружия хватало: много было захвачено в Новом Карфагене, а по взятии города его делали многочисленные мастера, которых держали взаперти по их мастерским.

(8) В начале весны Сципион с войском покинул Тарракон (Лелий уже вернулся из Рима, а без него он не хотел предпринимать ничего важного) и двинулся на врага. (9) Он шел по замиренной стране, и, когда вступал в чью-нибудь область, его встречали и сопровождали союзники.

Индибилис и Мандоний вышли навстречу со своими войсками; (10) от имени обоих заговорил Индибилис, не глупо и опрометчиво, как варвар, но с благородной важностью: переход к римлянам он скорей извинял необходимостью, чем хвалился, будто они только и выжидали первого удобного случая; (11) он знает, что слово «перебежчик» отвратительно старым союзникам и подозрительно новым; он понимает это обычное чувство, если вызвано оно понятной тем и другим причиной для ненависти, а не пустым словом.

(12) Он вспомнил о заслугах, оказанных карфагенским военачальникам, об их скупости и высокомерии, об обидах, нанесенных ему и его землякам. (13) Поэтому до сих пор они только телом принадлежали пунийцам; душой они давно уже там, где – они верят – чтут людское право и божеский закон.

К богам с молитвой прибегают те, кто уже не может выносить людского насилия и обид; (14) а он просит римлян не считать их переход ни изменой, ни заслугой: с нынешнего дня Сципион узнает на опыте, каковы они, и оценит их помощь.

(15) Римлянин ответил: он так и поступит; он не будет считать перебежчиками тех, кто не счел нужным блюсти союз, не скрепленный ничем святым. (16) Индибилису и Мандонию привели их жен и детей; от радости оба заплакали.

(17) Этот день они провели у Сципиона; на следующий, поклявшись в верности заключенному союзу, они были посланы за своими войсками. Потом они состояли при римском лагере, пока римляне с их помощью не настигли врагов.

18. (1) Ближайшее из карфагенских войск – Гасдрубалово – стояло под городом Бекула[779]; перед лагерем были конные посты. (2) На них и напали легковооруженные и передовые – с ходу, не разбив даже лагеря, – и высказали такое презрение к врагу, что настроение обоих войск обнаружилось сразу.

(3) Всадников, ошалевших от страха, загнали в их лагерь, куда едва не вошли со знаменами римляне. (4) Раздразнивши себя и врагов, они в тот же день поставили лагерь. (5) Ночью Гасдрубал отвел свое войско на холм, вершина которого была ровной и гладкой; сзади протекала река, а спереди и вокруг край холма окаймлялся отвесным обрывом. (6) Пониже находилась другая ровная площадка, но взобраться туда было не легче.

(7) На эту нижнюю площадку Гасдрубал на другой день, видя врагов перед своим лагерем, спустил нумидийских всадников, легковооруженных балеарцев и африканцев. (8) Сципион, объехав ряды солдат под знаменами, указал на врагов, стоявших на виду: они заняли холм, уже не надеясь на успех в бою на равнине; они полагаются не на мужество, не на оружие, а на неприступность самого места, но стены Нового Карфагена, на которые взошел римский солдат, были выше; (9) ни холмы, ни крепость, ни даже море – не препятствие римскому оружию.

На высотах закреплялись враги, им же придется в случае бегства скакать по крутым склонам. (10) Но он, Сципион, закроет врагам и этот путь к бегству. Сципион взял две когорты: одну поставил у входа в долину, по которой протекала река, а другую там, где дорога, петляя по холму, спускалась из города к полям.

(11) Сам он повел воинов (тех самых, что накануне прогнали неприятельские караулы) к нижнему выступу холма, где стояли легковооруженные карфагеняне. Шли сначала по неровной, каменистой дороге – только дорога их и задерживала, – потом, когда подошли ближе, в римлян полетели дротики, камни и прочее.

(12) Они в ответ стали бросать камни, которыми усеяна была дорога, – почти все они годились для этого дела. Камни кидали не только солдаты, но и замешавшаяся между ними обозная прислуга. (13) Хотя подъем был труден и воины под градом дротиков и камней едва шли, на площадку они взошли – сказалось врожденное упорство и привычка брать стены.

(14) Как только они заняли небольшое, но ровное место, где можно было твердо стоять на ногах, они прогнали противника, который был подвижен и хорош в стычках, но уклонялся от настоящего боя, поражал неприятеля с безопасного расстояния, но не выдерживал рукопашной. Римляне перебили многих, а остальных отогнали к войску, стоявшему наверху.

(15) Сципион приказал победителям подниматься и нападать на середину вражеского строя; остальное войско он разделил между собой и Лелием, велел ему обойти холм справа и найти более легкий подъем, а сам быстро обошел холм слева и напал на врага с фланга. (16) Неприятельский строй дрогнул: карфагеняне хотели развернуть фланги навстречу раздающимся отовсюду крикам.

(17) При этом замешательстве поднялся на площадку и Лелий; карфагеняне стали отступать, испугавшись нападения с тыла; первые ряды разорвались в середине строя, открывая путь римлянам. (18) Если бы карфагеняне, занимая столь опасное место, стояли твердо, а впереди строя выставили слонов, римляне никогда бы не взобрались наверх.

(19) Кругом убийство; Сципион бросил свой левый фланг на вражеский правый, оказавшийся неприкрытым. (20) Бежать было некуда; на дорогах и справа и слева стояли римские караулы; ворота лагеря после бегства военачальника и прочих командиров заперли; взволновались слоны – испуганные, они страшнее врагов. Перебито было около восьми тысяч человек.

19. (1) Гасдрубал до сражения забрал из лагеря казну, отправил слонов вперед, а сам, подбирая на пути встречных беглецов, перешел реку Таг и направился к Пиренеям. (2) Сципион, овладев неприятельским лагерем, предоставил всю добычу, кроме свободных людей, солдатам. Пленных оказалось десять тысяч пехотинцев и две тысячи всадников.

Всех испанцев он отпустил домой без выкупа, африканцев велел квестору продать. (3) Толпа испанцев – и сдавшихся ранее, и взятых накануне – окружила военачальника и дружно провозгласила его царем. (4) Сципион приказал глашатаю водворить тишину и сказал, что для него звание императора, данное ему солдатами, самое почетное, а царское звание, столь уважаемое у других народов, в Риме ненавистно.

(5) Пусть про себя думают, что у него душа царственная – если они считают это признаком душевного величия, – но не произносят вслух этого слова. (6) Даже варвары почувствовали душевное величие человека, презиравшего титул, перед которым немеют зачарованные люди. (7) Испанским царькам и старейшинам розданы были подарки; Индибилису Сципион велел выбрать из множества захваченных лошадей триста, каких он захочет.

(8) Когда квестор по приказу военачальника распродавал африканцев, один из них – юноша редкой красоты – сказал ему, что он царского рода; квестор отправил его к Сципиону.

(9) Тот стал расспрашивать юношу, кто он, откуда и почему, еще мальчик, оказался на войне. Юноша рассказал, что он нумидиец, земляки зовут его Массивой; после смерти отца он остался сиротой и был воспитан Галой, дедом с материнской стороны, нумидийским царем; в Испанию прибыл вместе с дядею Масиниссой, приведшим недавно конницу в помощь карфагенянам.

(10) Масинисса запрещал ему вмешиваться в бой – молод еще, – но в день сражения он, тайком от дяди, взял оружие, сел на коня и вышел в строй; лошадь споткнулась, он полетел кувырком и оказался в плену. (11) Сципион приказал стеречь нумидийца и продолжал заниматься своими делами; вернувшись к себе, он позвал юношу и спросил, хочет ли тот вернуться к Масиниссе.

(12) Тот, плача от радости, сказал, что очень хочет; Сципион подарил мальчику золотое кольцо, тунику с широкой каймой, испанский плащ с золотой застежкой, лошадь в полной сбруе и отпустил Массиву, приказав своим всадникам сопровождать его до того места, до какого он захочет.

20. (1) Потом стали совещаться, как вести войну дальше; некоторые советовали сразу же идти и преследовать Гасдрубала. (2) Сципион считал, что тут есть некоторая опасность: как бы не объединились с этим Гасдрубалом Магон и другой Гасдрубал[780]. Сципион оставил только отряд в Пиренеях и провел остаток лета, заключая союзы с испанскими племенами.

(3) Через несколько дней после сражения при Бекуле, когда Сципион, возвращаясь в Тарракон, вышел из Кастулонского леса[781], Гасдрубал, сын Гисгона, и Магон явились из Дальней Испании[782] к Гасдрубалу; с помощью они опоздали – сражение было проиграно, – но пришли как раз вовремя, чтобы обдумать, как быть дальше.

(4) Они сравнивали настроение испанцев в провинциях каждого из них. Один из Гасдрубалов, сын Гисгона, считал, что карфагенянам остались верны только племена на океанском побережье и близ Гадеса, куда не дошел еще слух о римлянах.

(5) Другой Гасдрубал и Магон были согласны в том, что Сципион своими благодеяниями покорил и отдельных людей, и целые племена; отпадениям не будет конца, пока всех испанских солдат не отправят на край Испании или не уведут в Галлию.

(6) Поэтому Гасдрубалу следовало бы идти в Италию, даже если бы карфагенский сенат тому и противился, – ведь там идет решающая война, от исхода которой зависит все, – и кстати: он уведет испанцев подальше от Испании и Сципионовой славы.

(7) Войско Гасдрубала по вине перебежчиков и после неудачного сражения уменьшилось – надо пополнить его солдатами-испанцами. Магон пусть передаст войско Гасдрубалу, сыну Гисгона, а сам с большими деньгами переправляется на Балеары и набирает наемников.

(8) Гасдрубал, сын Гисгона, пусть уходит в глубь Лузитании[783] и в сражения с римлянами не вступает; Масиниссе надо пополнить число всадников до трех тысяч – дать лучших во всей коннице: пусть разъезжает по Ближней Испании, помогает союзникам, грабит вражеские города и поля. Приняв эти решения, военачальники разъехались осуществлять их. Вот что происходило к этому году [209 г. до н. э.] в Испании[784].

(9) В Риме слава Сципиона росла с каждым днем. Взятие Тарента, правда скорее хитростью, чем оружием, прославило Фабия; о Фульвии начали забывать. (10) О Марцелле пошли плохие толки: он, мало того что проиграл первое сражение, еще и увел в разгар лета своих солдат отдыхать в Венузию, а Ганнибал в это время разгуливает по Италии.

(11) Марцеллу врагом был народный трибун Гай Публиций Бибул; после первого неудачного сражения он неустанно перед народом чернил Клавдия, сумел разжечь ненависть к нему и добивался, чтобы у него отняли командование.

(12) Близкие Клавдия настояли на том, чтобы он получил возможность, оставив в Венузии легата, явиться в Рим, обелить себя и не допустить, чтобы его лишили командования в его отсутствие. (13) Случилось так, что к тому же времени, когда Марцеллу предстояло оправдываться, в Рим для ведения выборов прибыл консул Квинт Фульвий.

21. (1) При огромном стечении плебеев и всех сословий во Фламиниевом цирке обсуждался вопрос о командовании Марцелла. (2) Народный трибун обвинял не только Марцелла, но и всю знать: они хитрят, медлят, а Ганнибал живет в Италии, как в своей провинции, десятый год – дольше, чем в Карфагене[785].

(3) Вот во что обошлось римскому народу продление командования Марцеллу, войско его дважды разбито и отдыхает, раскинув летний лагерь в домах Венузии. (4) Марцелл, лишь напомнив все им сделанное, показал, как бессмысленна речь трибуна; о лишении командования не только не было и речи, но на следующий день все центурии дружно избрали Марцелла консулом; (5) в сотоварищи ему был дан Тит Квинкций Криспин, бывший тогда претором.

На следующий день выбраны были преторы: Лициний Красс Богач[786], верховный понтифик; Публий Лициний Вар, Секст Юлий Цезарь и Квинт Клавдий Фламин.

(6) В самый день выборов Рим был взволнован отпадением Этрурии. Гай Кальпурний, получивший, как пропретор, эту провинцию, писал, что зачинщиками отпадения были арретинцы. (7) Тотчас же был отправлен туда Марцелл: пусть ознакомится с положением дела; если оно стоит того, то воюет не в Апулии, а в Этрурии. Этруски, испугавшись, утихли.

(8) От тарентинцев пришли послы просить мира с сохранением свободы и их законов. Сенат предложил им прийти, когда консул Фабий прибудет в Рим.

(9) В том же году были устроены игры – и Римские и Плебейские – по одному дню. Курульными эдилами были Луций Корнелий Кавдин и Сервий Сульпиций Гальба, плебейскими – Гай Сервилий и Квинт Цецилий Метелл.

(10) О Сервилии говорили, что он не имел права быть ни народным трибуном раньше, ни эдилом теперь, так как его отец, который был в свое время триумвиром для распределения земли и уже десять лет считался убитым бойями под Мутиной, как выяснилось, жив и во власти врагов[787].

22. (1) В одиннадцатый год войны с Карфагеном [208 г. до н. э.] консулами стали Марк Марцелл в пятый раз (считая и консульство, которое он не отправлял, так как был избран огрешно) и Тит Квинкций Криспин.

(2) Провинцией тому и другому назначена была Италия; войска двух прошлогодних консулов и третье, которое стояло в Венузии, где им командовал Марцелл, распределялись так: пусть консулы выберут себе по войску, какое захотят, а третье будет передано тому, кто получит Тарент и Саллентинскую область.

(3) Остальные назначения были такие: Публий Лициний Вар – городской претор; Публий Лициний Красс, верховный понтифик, – претор по делам чужеземцев и выполняет поручения сената. Секст Юлий Цезарь получил Сицилию, Квинт Клавдий Фламин – Тарент.

(4) На год продлили командование Квинту Фульвию Флакку; он получил один легион и провинцию Капуя, которая раньше была у претора Тита Квинкция; продлили полномочия Гаю Гостилию Тубулу (он должен был как пропретор сменить Гая Гальпурния в Этрурии и принять два его легиона) (5) и Луцию Ветурию Филону (за ним как пропретором оставалась провинция Галлия и те же самые два легиона, которыми он командовал, будучи претором).

(6) Такое же решение о продлении власти предложено было сенатом и принято народом о Гае Аврункулее; он находился в Сардинии с двумя легионами; для защиты провинции ему добавили пятьдесят кораблей, присланных из Испании Сципионом.

(7) Публию Сципиону и Марку Силану вручены еще на год их провинции и войска в Испании; из восьмидесяти кораблей Сципиона, которые он взял с собой из Италии или отобрал у карфагенян, пятьдесят велено было переправить в Сардинию, (8) поскольку ходили слухи, что в этом году в Карфагене готовят большой флот и рассчитывают с помощью двухсот кораблей высадиться на всех берегах Италии, Сицилии и Сардинии.

(9) В Сицилии все устроили так: Секст Цезарь получил войско, сражавшееся под Каннами; Марку Валерию Левину – ему тоже продлили командование на год – к семидесяти кораблям, бывшим в Сицилии, добавили тридцать, стоявших в прошлом году под Тарентом; с этим флотом из ста кораблей он может, если сочтет нужным, пограбить африканское побережье.

(10) И Публию Сульпицию продлили командование на год; ему оставили тот же флот и те же провинции – Македонию и Грецию. Два городских легиона, стоявшие в Риме, остались там же. (11) Консулам позволено было набрать солдат, сколько нужно. В этом году римское государство защищал двадцать один легион.

(12) Публию Лицинию Вару поручено было починить тридцать старых военных кораблей, стоявших в Остии, посадить моряков и на них, и на двадцать новых и с этим флотом охранять ближайшее к Риму побережье; (13) Гаю Кальпурнию велено было не выводить из Арретия войско, пока не прибудет преемник; Тубулу – бдительно следить, чтобы не было новых заговоров.

23. (1) Преторы отправились в свои провинции; консулов задерживала забота о богах: сообщали о знамениях, замолить которые было нелегко.

(2) Из Кампании сообщали, что в Капуе молния попала в храмы Фортуны и Марса и в несколько гробниц; в Кумах – суеверие в мелочах видит волю богов – мыши изгрызли золото в храме Юпитера; в Казине огромный рой пчел сел на форуме; (3) в Остии молния попала в стену и городские ворота; в Цере коршун влетел в храм Юпитера; в Вольсиниях озеро окрасилось кровью.

(4) Назначено было однодневное молебствие, несколько дней приносили в жертву крупных животных, но богов не умилостивили; зловещие предвестия обратились на консулов[788], государство не пострадало.

(5) Игры в честь Аполлона в консульство Квинта Фульвия и Аппия Клавдия [212 г. до н. э.] состоялись впервые, справил их городской претор Публий Корнелий Сулла; потом их проводили уже все подряд городские преторы, но обет справить их давался на один только год, и дня не назначали.

(6) В этот год тяжкое моровое поветрие постигло и Город и окрестности; смертей, правда, было не так уж много, но болели долго.

(7) Во всем Городе на перекрестках молились о прекращении бедствия; городскому претору Публию Лицинию Вару велено было предложить народу закон: справлять эти игры во веки веков и в установленный день[789]. Он первый и провел их в третий день до квинктильских нон. День этот с той поры остается праздничным.

24. (1) И слухи об арретийцах с каждым днем становились тревожней, и беспокойство сенаторов усиливалось. Гаю Гостилию написали, чтобы он немедленно взял заложников у арретийцев. За заложниками – принять их и привести в Рим – послан был с военной властью Гай Теренций Варрон.

(2) Как только он прибыл, Гостилий ввел в город легион, стоявший лагерем у ворот, расставил, где нужно, военные караулы, созвал на форум сенаторов и приказал дать заложников. (3) Когда сенаторы попросили двух дней отсрочки, Гостилий ответил: пусть сейчас же представят заложников сами, иначе завтра он заберет у сенаторов всех детей. Военным трибунам, префектам союзников и центурионам он велел охранять ворота, чтобы никто ночью не вышел из города.

(4) Приказ выполнили кое-как; пока стражу еще не выставили у ворот, семеро виднейших сенаторов еще до ночи выскользнули вместе с детьми из города.

(5) Когда на рассвете следующего дня стали созывать сенат, их не оказалось. Их имущество было распродано. У остальных сенаторов взяли сто двадцать заложников – собственных их детей. Они были переданы Гаю Теренцию, чтобы везти их в Рим.

(6) А он в донесении сенату представил положение в Этрурии более опасным, чем раньше. Словно опасались мятежа, готового разразиться; Гай Теренций получил приказ ввести один из двух городских легионов в Арретий и держать его там как гарнизон; (7) Гай Гостилий пусть обходит с остальным войском весь край и пресекает всякую возможность переворота.

(8) Гай Теренций, войдя с войском в Арретий, потребовал у должностных лиц городские ключи; ему ответили, что они затерялись; решив, что их скорей нарочно спрятали, он приказал изготовить другие ключи ко всем воротам и сделал все, чтобы стать в городе хозяином; (9) он настоятельно предостерегал Гостилия, чтобы тот не надеялся на спокойствие в Этрурии, если не будет принимать все меры предосторожности.

25. (1) О тарентинцах в сенате шел большой спор. Фабий, тут же присутствовавший, защищал покоренных им, но остальные были настроены враждебно и приравнивали их к кампанцам: преступники одинаковые. (2) Сенат по предложению Мания Ацилия постановил: в городе стоять гарнизону, тарентинцам никуда из города не выходить[790]; дело их рассмотреть, когда в Италии станет спокойнее.

(3) Не менее горячо спорили о Марке Ливии, коменданте Тарентской крепости: одни требовали сенатского порицания за то, что из-за его беспечности город был выдан врагам; (4) другие – награды ему за то, что пять лет продержался он в крепости; Тарент возвращен благодаря ему, и только ему.

(5) Враги крайностей говорили, что такое порицание – дело цензоров, а не сената. Того же мнения был и Фабий, добавивший, что Тарент возвращен, конечно, благодаря Ливию, о чем без конца твердят в сенате его друзья; не мог бы он быть возвращен, не будь раньше потерян.

(6) Консул Тит Квинкций Криспин отбыл с подкреплением к бывшему войску Квинта Фульвия Флакка в Луканию. (7) Марцелл не мог уехать, пока не выполнит обязательных обрядов: еще в Галльскую войну он при Кластидии дал обет поставить храм Чести и Доблести; (8) но понтифики воспрепятствовали освящению этого храма, ибо нельзя двум божествам быть в одном помещении: если туда попадет молния или случится какое-то знамение, трудно будет его искупить – непонятно будет, какому богу приносить жертву; (9) да и нельзя двум божествам (кроме некоторых) приносить одну жертву.

Спешно построили еще отдельный храм Доблести, и все-таки эти храмы сам Марцелл не посвятил[791]. (10) Только после этого он отправился с пополнением к войску, которое год назад оставил в Венузии.

(11) Криспин в Бруттии попытался осадить Локры (Тарент принес Фабию слишком уж большую славу) и вытребовал из Сицилии разные метательные и стенобойные машины.

Оттуда же вызваны были и корабли, чтобы напасть на город со стороны моря. (12) Осаду, однако, пришлось бросить: Ганнибал подошел с войском к Лацинию, а Криспин хотел соединиться с Марцеллом, который, по слухам, уже вышел из Венузии.

(13) Он вернулся в Апулию, и консулы разбили два лагеря между Венузией и Бантией[792], меньше чем в трех милях друг от друга. (14) И Ганнибал вернулся в эти края, как только война была отведена от Локр. Консулы, оба – люди горячие, почти ежедневно выстраивали войско для битвы в уверенности, что война будет завершена, если враг вступит в сражение с объединенными консульскими войсками.

26. (1) Ганнибал, в прошлом году дважды сражавшийся с Марцеллом, побивший его и побитый им, не надеялся и не боялся попусту, понимая, что соединившихся консулов ему не одолеть. (2) Он целиком занялся своими хитростями и стал подыскивать место для засады.

(3) Пока что происходили незначительные схватки с переменным успехом; консулы, думая, что так может протянуться все лето, все-таки решили, что можно продолжать осаду Локр, и предписали Луцию Цинцию переправиться с флотом из Сицилии под Локры. (4) А для осады с суши велели вести туда часть войска, стоявшего гарнизоном в Таренте.

(5) Кое-кто из фурийцев уведомил об этом Ганнибала, и он послал занять дорогу к Таренту. Там, под холмом, на котором стояла Петелия[793], он расположил в укрытии три тысячи всадников и две тысячи пехоты. (6) Римляне, не выславшие вперед разведчиков, наткнулись на них: около двух тысяч было убито; около полутора тысяч взято в плен; бежавшие рассеялись по лесам и полям и вернулись в Тарент.

(7) Между римским и пуническим лагерем был лесистый холм, которого сначала никто не занял: римляне не знали, какова сторона, обращенная к врагу; Ганнибал считал, что он удобнее для засады, чем для лагеря. (8) Посланные туда ночью конные нумидийские отряды спрятались в чаще леса; днем оттуда никто не показывался, чтобы издали не увидели вооруженного.

(9) В римском лагере ворчали: надо занять этот холм и укрепиться на нем, потому что, если его займет Ганнибал, враг будет прямо на нашей шее. (10) Это задело Марцелла. «Не пойти ли нам самим с конниками на разведку? – обратился он к сотоварищу. – Увидим все своими глазами, тогда и решим, как лучше».

(11) Криспин согласился, и они отправились вдвоем, взяв с собой двести двадцать всадников, из них сорок фрегелланцев, остальные этруски. (12) Сопровождали их военные трибуны Марк Марцелл, сын консула, и Авл Манлий, а также два префекта союзников – Луций Аррений и Маний Авлий.

(13) Некоторые писатели передают, что консул Марцелл в этот день совершал жертвоприношение: у первой овцы печень оказалась без головки[794], у второй все было на месте, головка печени выглядела даже увеличенной, (14) и гаруспику не понравилось, что вслед за внутренностями неполными и безобразными появились уж слишком благоприятные.