Легенда о свободе. Мастер Путей Виор Анна
– Печально… – вздохнул Гани. Подошедший к нему Мило, соглашаясь, задумчиво покивал.
Хатин Кодонак
Хатин шел, минуя одну за другой одинаковые двери, за которыми находились покои Советников Большого Совета. Дальше, в отдельном крыле, располагались комнаты Семи. Здесь и его теперешнее жилище. Хатин никогда не привязывался к месту. Ему все равно, где жить: в казармах на окраине Города, на улице Мудрых в собственном доме, в Шеалсоне изгнанником, в подземелье, во временном военном лагере или в лучших помещениях Здания Совета, над возведением стен и интерьером которых поработали Мастера Силы. Ему приходилось очень часто менять квартиры. Самым уютным своим обиталищем он бы назвал комнатку с окнами в сад у госпожи Миче. Самым привычным и подходящим ему – строгое, без излишеств, свое место отдыха в башне над казармами Золотого Корпуса, с видом на плац для тренировок бойцов. Но в последнее время он там не часто бывает.
Позади вышагивали, гулко стуча каблуками, Алисандес Миче и Мартек Брафэт. На такое дело не принято ходить в одиночку, хотя он бы и сам справился. Все ж лучше, чем с Исмой… Предатель, которого ты считал другом – совсем иное, нежели предатель, который никогда не вызывал у тебя симпатии, а лишь желание придушить. Крыса… обычная крыса… Для такого волка, как Кодонак, – один щелчок челюстей… Но выследили и разоблачили эту крысу не он, а Гани Наэль… тот еще лис, как и все междуморцы, и Марто с Алсаей – сумасшедшая парочка, они еще не один сюрприз преподнесут ему.
Вирд, поговорив с мальчишкой Биби, которого и в самом деле хотели продать в рабство в Ару, пришел в такое бешенство, что порывался в то же мгновение испепелить Холда… А у Мастера Путей – много способов испепелить. Но с Советниками Малого Совета так не поступают. Над Холдом будет суд. Потом… после войны.
О том, что его ждет, Холд еще не знает. Не знает он и о смерти Палстора от сердечной болезни. Кодонаку только что доложили. Гнездо стервятника разорено. И Хатин желает выслушать его оправдания, перед тем как отведет под замок в подземелья Здания Совета.
Кодонак обернулся к сопровождающим:
– Ждите здесь.
Миче и Брафэт кивнули, дотрагиваясь до д’кажей. Следующие пятьдесят шагов по коридору Хатин прошел один. У входа в покои Холда дежурили Брис и Микил – Мастера из бывших Тайных. Им он доверял, насколько вообще можно доверять этим… Тайным…
– Доложи Советнику Холду обо мне, Мастер Брис. А после – вы оба свободны.
– Советник Кодонак!.. – радостно вскричал Холд, услышав о его прибытии, и поспешил навстречу, словно к долго отсутствовавшему брату, возвратившемуся домой.
– Советник Холд… – коротко приветствовал Кодонак. «До суда ты – Советник, хоть и лишенный голоса. Неприятная это процедура – суд, уж я-то знаю…»
– Ты один?..
Кодонак только ухмыльнулся в ответ.
– Я так понимаю… – протянул Холд, услужливо предлагая ему присесть и вручая бокал с вином, – ты по тому делу, о котором мы совсем недавно говорили?
– Можно сказать и так.
– Значит, я сделал верную ставку!.. – Холд рассмеялся. – Ведь всему Городу Семи Огней известно, что Кодонак никогда не остается в проигрыше. Да что там городу – всей Тарии!..
– И всей Тарии известно, что с Кодонаком лучше не садиться играть… – усмехнулся Хатин, отмечая про себя, что вино – отменное.
– У тебя на все есть стратегия, позволяющая выиграть!..
– Признаюсь тебе, Холд, что не всегда стратегия помогает мне одержать победу – чаще просто везение.
– Правда?
– Чистая правда!.. К делу!
– Да. К делу… – Холд присел, слащавая улыбка не сползала с его лица. – У меня есть рычаги влияния практически на всех правителей крупных тарийских городов, я контролирую торговлю, а также производство наиболее ценных товаров… И предлагаю все это – тебе!
– И я так понимаю, что ручейки, стекающиеся в казну Тарии, не сравнить с реками, которые огибают ее?..
Холд на мгновение замолчал, затем довольно ухмыльнулся:
– Тебя не провести. Ты хваток…
– Позволь спросить, Холд, как ты добился такого влияния? На чем оно зиждется?
– Это… достаточно тонкий вопрос…
– Достаточно скользкий, ты хотел сказать?
– Может быть, может быть… Как посмотреть…
– Итак?..
– Основа моего влияния – семья, доверие и понимание.
– Вот как?.. – Хатин был искренне удивлен.
– Городские Советники доверяют мне. А я их понимаю. Даю им то, в чем они нуждаются.
– И в чем это проявляется? С чего вдруг городские Советники стали тебе доверять?..
– Городские Советники обижены на правительство Тарии, Кодонак. Очень обижены. Они далеко от власти, от Города Семи Огней с его преимуществами. Когда-то я был одним из них, таким же обиженным, огорченным. Но я вовремя понял, что нужно делать. Мне повезло, у меня появился наставник, покровитель…
– Я его знаю?
– Да, Кодонак, должен знать. Это Алигий Милэль. Ныне покойный.
– Он был Советником из Семи лет сто тридцать назад…
– Именно. Он нашел меня и рассказал, как это работает. Городской Советник может получить гораздо больше, чем лишь должность и содержание, может позволить себе работать на себя, а не только во благо Тарии. В результате выигрывают обе стороны – и держава и Одаренный. Я был талантливым и усердным учеником, я не только усвоил урок, но и развил то, что создал мой учитель. Я охватил семьдесят процентов всех тарийских Правителей. Более того, я имею влияние и на неодаренных!..
– Я слышу странные слова. Ты хочешь сказать, что семьдесят процентов тарийских Советников сколачивают себе состояние, пользуясь своим положением?..
– А как ты думал – городские Советники, выброшенные из Города Семи Огней, практически изгнанные, оставшиеся в одиночестве среди людей, завидующим им, среди тех, от кого они отличаются (и за это их ненавидят), согласились на такую жизнь сугубо из патриотических чувств? Удовлетворились тем ничтожным содержанием, что выделила им Тария? Да, они не голодают, как и их семьи. Но пропорциональная ли жертве плата? Ты не задумывался? Иметь дело с жителями дальнего городка, объяснять без конца, что Целителей на всех не хватает, поэтому их хромые останутся хромыми, а слепые – слепыми, некоторые из них умрут от болезней; обещать, что Мастера Полей заглянут к ним в следующем году, и оправдываться, когда те не заглядывают и на четвертый. Понимать, что твой долг обязывает тебя совершенно бесплатно обеспечивать гражданам благоприятную погоду, и тут оказывается, что погода, благоприятная для выращивания льна, совершенно неблагоприятна для перевозчиков, так как от дождя размокают дороги и товары. А если все-таки ты обеспечиваешь погоду, которая устраивает всех людей, то понимаешь, что нарушил природный баланс и изменил климат не только этого региона, но и соседнего. Вы презрительно называете нас погодниками, считаете, что наши возможности ничтожны и ни в какое сравнение не идут с работой Целителей, Мастеров Роста, Архитекторов, да даже с вашим маханием мечом… Но управление погодой – сложный, важный и опасный процесс. Я не могу за пару минут разрушить город, но дайте мне несколько лет – и посмотрим, кто будет жить в пустыне или на болоте. Есть теории, что возникновение пустыни Листан, где раньше были буйные прерии – результат деятельности именно тарийских Мастеров Облаков, особенно в районе Междуморья… Прости… я отвлекся. Каждому Мастеру Силы, которого отправляют Советником в захудалый городок, а восемь из десяти таких Мастеров – именно погодники, обещают возвращение в Город Семи Огней, увеличение содержания, избрание в Большой Совет и так далее и тому подобное… Но сколькие вернулись? Ты знаешь таких, Кодонак? И я – нет! А заметь, в последние лет пятьдесят никто особо и не стремится возвращаться. Знаешь, почему? Нет? Благодаря мне!..
– О! Ты не отягощен излишней скромностью!..
– Глупо быть ею отягощенным, как и чем-либо другим быть отягощенным, Кодонак. Знаешь, что я предпринял, чтобы оставить Советников на местах, сделать их заинтересованными в управлении? Я дал им имущество! Собственность!.. Завуалированную, не узаконенную, увы, но собственность! Я не просто закрывал глаза на всевозможные схемы, но и подсказывал их: выгодные браки; обучение детей, неодаренных, да, иной раз и просто откровенно лишенных обычного человеческого таланта, в Пятилистнике. Незаконнорожденные дети Мастеров, носившие чужую фамилию, часто становились их ключами к процветанию. Получив браслет, а затем и звание, земли, поместья, должности, – не без моей помощи, конечно, – такие дети на самом деле передавали управление этими активами своим более мудрым отцам, которые, пользуясь опытом, связями, положением, приумножали благосостояние, обеспечив будущность не только детям, но и внукам и правнукам…
– Интересная схема. А Главами городов, как понимаю, становились наиболее способные из детей Одаренных, так?
– И не только…
– Или ты все должности предпочел распределить между собственными потомками?
Холд побледнел, не ожидая вопроса в лоб. Он с готовностью признался в том, что вовлек в преступные схемы практически всех поместных Советников, а о своих многочисленных семействах, родоначальником которых является, не желает говорить.
– Я изучил происхождение двадцати Глав наиболее крупных и богатых тарийских городов и заметил странную закономерность – практически все являются представителями рода с гербом-деревом. Вяз, дуб, ива, ель… – да какое угодно дерево… И как оказалось, у них всех один «корень»!..
– Я предан семье, Кодонак!.. Я дорожу родственными связями… Разве это преступление?.. Разве это не естественное стремление человека – заботиться о своем продолжении: о потомках?
– Сколько у тебя родственников, Холд?
– Я основал пятнадцать аристократических родов. – Он сказал это с гордостью, высоко задрав подбородок. – Я не хотел, чтобы об этом стало известно, но разве что утаишь от такого человека, как ты… Да и не должно быть между нами никаких тайн…
– Пятнадцать родов… – протянул Хатин. – Забота о потомках?.. Разве Тария когда-либо обижала семьи Одаренных? Как бы ни накладно было ей содержать всех тех детей, которых можно произвести на свет за сто пятьдесят лет, пока мы плодовиты…
– Детей, Кодонак! Но не внуков, не правнуков, не говоря уже обо всем древе! Ты ведь тоже родоначальник рода, и не одного. Разве твои потомки не могут тобою гордиться?
Хатин знал своих потомков только по именам… А официально женат он был лишь один раз. Все это было в прошлой жизни… дети… семья… род. Для него все эти слова – странные, чужие, словно на иностранном языке, но почему-то смутной виной трогают сердце…
– Забота о семье – это честь для мужчины!
– Честь?.. Но скажи мне, Холд, чем владеют эти пятнадцать родов? Землями, замками, золотыми приисками, рощами с шелкопрядами, кузнями, кораблями? Не так ли?
– Я бы не допустил, чтобы мои потомки, кровь от крови моей, прозябали в нищете!
– Разве о нищете речь? Скажи, а как они все это получили? Не благодаря ли твоим длинным «одаренным» рукам? Рукам Советника из Семи?..
Улыбка сползла с лица Холда, и он слушал, насторожившись, – заподозрил…
– Ты дал им много, слишком много!.. – продолжал Хатин. – Похвально для отца, родоначальника. Но – преступно для Мастера Силы!
– Преступно?! – Холд вспыхнул. – Кодонак! Ты подмял под себя всю власть среди Одаренных и осуждаешь меня, поделившегося добром со своей семьей?!
– Чтобы поделиться добром, нужно им владеть, Холд. А в Тарии Одаренный служит, а не владеет! Ты забрал это у кого-то, чтобы отдать своим. Это преступление. – Он говорил холодно, стараясь не замечать оскорблений.
– Я думал, мы найдем общий язык, Кодонак… Но ты оказался намного более жадным и властолюбивым, чем я думал. Ты не любишь делиться!.. Я доверился тебе, я пришел к тебе с открытыми ладонями, предлагая то, что есть у меня. А ты, прознав о моих достижениях, решил все у меня забрать, прикрываясь законами Тарии и благородными намерениями? Твоя маска чести и принципиальности очень выгодна, она привлекает людей. Первый рыцарь Тарии – Хатин Кодонак, покаравший преступника Холда! О! Это звучит!.. Но ты забываешь, что, убрав со своего пути меня, ты разрушишь систему! Не думай, что сможешь пользоваться тем, что я создал, так легко, как тебе это кажется!
– Кто тебе сказал, что я собираюсь пользоваться твоей гнилой системой?..
Холд выпучил глаза:
– А как же?.. Ты что, собираешься в такое время убрать с должностей всех городских Советников и Глав? Или ты думаешь, что они, узнав о моей судьбе, будут верны тебе? Тарию ждет бунт, Кодонак! Бунт!.. Поверь мне! Твоего ставленника Фаэля сметет народ! Он сложит голову так же, как легендарный Астри Масэнэсс, если сказки о нем правдивы, только в гораздо более юном возрасте! И тебе не видать Сияющего Престола! Скипетр Силы просто расколют на украшения для женских ожерелий! А власть Одаренных будет свергнута!
– А я всегда думал, что ты погодник, но ты, оказывается, – Пророк!..
– Тут не нужно быть Пророком! Все очевидно! Без меня тебе власть не удержать! Я – клей между Одаренными и неодаренными! Я…
– Ты слишком высокого о себе мнения, Холд. Ты вор, клятвопреступник и работорговец.
– Что? Работорговец? Неужели все из-за того дурацкого случая в Кинтелэне? Этот глупый мальчишка Нанель проговорился?..
– Тебя разоблачили случайно. Я же говорил, что везение порою гораздо больше значит, чем лучшая стратегия!
– Это просто бизнес, Кодонак. Мелкий, не особо прибыльный, но развивающий связи и отношения в плане торговли другими товарами. Я сбывал никому не нужных, угрожающих спокойствию Тарии, бесполезных людей – преступников, воров, убийц, шлюх!..
– Среди них были невиновные люди. Граждане Годжи. Дети… Тарийские дети! Ты думаешь, это простит тебе Верховный?
– Наш Верховный – просто раб! Был рабом и останется навсегда! Слабым, бесхребетным, причитающим над проворовавшимся беспризорником, который не задумываясь ткнул бы его ножиком в бок за медную искру!
– Раб – ты, Холд. Раб своих схем и мыслей. Ты не способен понять великодушие такого человека, как Вирд. Всех измеряешь своей меркой, а когда этой мерки не хватает, ты решаешь, что измеряемый вовсе не выше тебя, а просто встал на табурет. Ты хитришь и извиваешься и думаешь, что остальные подобны тебе. Но ты не с тем сел играть, Холд. Тебе не выиграть ни у меня, ни у Вирда. У нас еще достаточно и ума, и Силы Даров, и везения, чтобы, отказавшись от твоих гнилых систем, создать новые – честные и справедливые, предотвратить катастрофу и приструнить зарвавшихся Мастеров Силы. А Верховного ты просто не знаешь, обзывая слабым и бесхребетным. Он сломит твой хребет, но ты – последний в очереди. Дождись конца Атаятана, Эбонадо Атосааля и прочих. Потом займутся и тобою. Пойдем. Нам пора… Хватит разговоров…
Хатин встал.
– Куда?.. – вскинулся Холд.
– В тюрьму.
– Советника из Семи – без суда…
– …можно лишить права голоса и посадить под замок, пока суд этот не состоится. Вот ты и посидишь в подземелье.
Холд смотрел на Кодонака с нескрываемой ненавистью, его глаза горели, а змеиный разум работал над способами, как избежать наказания.
– И еще… печальная новость для тебя. Вернее, даже две… Внуки Палстора, одного из которых ты надеялся посадить на трон, оказались детьми не короля, а совершенно других мужчин.
– Этого не может быть!
– Может. Ты просчитался. Мило Второй был бесплоден, его исцелили только недавно, в Ливаде. А твои праправнучки обманули и тебя и своего отца. Сердце графа этого не выдержало – он скончался…
Холд сник, вмиг осунулся, побледнел… Неужели род и семья на самом деле так много значат для него? Для этого беспринципного, лживого вора…
– Но есть и хорошая новость, – продолжил Хатин, – малыш Мило – Одаренный.
– Что? – Холд еще больше нахмурился. – Как это узнали?..
– Не стану утруждать тебя долгими рассказами, но Эдрал Инаси никогда не ошибается. И ты будешь смеяться – у него боевой Дар! Более того, он, похоже… Стратег!
Холд действительно рассмеялся – тонким, истеричным хохотком.
А Хатин задумался: о семье, потомках, содержании, желании Одаренных владеть имуществом, обиженных городских Советниках… И о том, что в чем-то Холд прав – Тарии нужны перемены…
Глава 28
Объятия смерти
Вирд-А-Нэйс Фаэль
Противоположного берега Тасии-Тар почти не видно – так она широка. На той стороне в туманной дымке рассвета стоят сотни тысяч смаргов в боевых порядках. Их ведет Элий Итар… «прочтенный» брат… Вирд чувствует его силу: он изменился, утратил последнее человеческое, что в нем было. Он стал бурей во плоти, ветром разрушения, ураганом, не знающим покоя. Он больше не человек. И Вирд чувствует это, словно ветер поет о смерти в душе Вирда, а не в душе Элия…
Вирд знает, что на этот раз поединка между ними не избежать. Ему предстоит сразиться с тем, кто ему дороже брата, по капризу одного из Путей… А еще ему предстоит сегодня послать на смерть тысячи тарийских воинов: стоять здесь до тех пор, пока он не возьмет победу, какой бы тяжелой и кровавой она ни была. Армия Атаятана не перейдет Тасию-Тар! Враг еще не знает, что Вирд сегодня нарушит перемирие – на три месяца раньше срока. В Тарии разгар зимы. Здесь все укрыто снегом, но Тасия-Тар не замерзла. Боятся ли смарги холодной воды?.. Нужно выманить из дворца Атаятана остальных из Первого Круга… Тогда… она сможет… попытаться… Самое тяжелое, самое трудное, самое невыносимое из всего предстоящего ему сегодня – отпустить Элинаэль, больше… самому направить ее, ведь только он будет знать нужный момент. И он не имеет право на страх, промедление или сомнение. Она должна отправиться во дворец к Древнему, как только тот останется один… Втайне Вирд надеялся, что Атаятан-Сионото-Лос, узнав о его атаке, захочет лично возглавить армию, прикажет переместить себя сюда – и Вирд сам наденет на Атаятана оковы и убедится, что Древний беспомощен, и не способен причинить вред Элинаэль… Но тогда… в городе под куполом… Атаятан, убивший, засыпая, Этаса, тоже был беспомощен… Вирд содрогнулся. Нельзя сейчас думать об участи, постигшей Огненосца Этаса – Элинаэль такая участь минует!
Здесь, на берегу великой реки, – последний заслон. Он поставил все на эту битву. Он бросил сюда все силы Тарии и силы их союзников. Со стороны Межигорья идет император Хокой-То во главе пятидесятитысячной армии, кроме того, у него четыре тысячи эффов, измененных Вирдом. Из Ливада по пятам смаргов следуют еще сорок тысяч воинов союзных сил … Под Аштайрисом Вирд оставил тридцать тысяч тарийцев – их бывший северный, ныне восточный заслон. Еще тридцать тысяч – под Тайреном. На берегах Тасии-Тар – четыреста тысяч тарийских солдат, но только двести из них хорошо обучены и имеют боевой опыт. Готов сражаться и Золотой Корпус – все боевые Одаренные Тарии, студенты в том числе, и добровольцы – мирные Мастера.
Если они полягут здесь, то Город Семи Огней уже не спасет ничто. Его, как и всю Тарию, некому будет защитить. Разве что купол… но Вирд сейчас знает, что Элию Итару, наделенному недавно Атаятаном какой-то особой силой, ничего не стоит разрушить этот купол. Да… возможно, Элий будет после так же слаб, как Вирд, когда создал заслон, но… это не цена…
Здесь им предстоит победить или умереть.
– Мы готовы… – тихо говорит подошедший Кодонак.
Вирд кивает.
– Ты уверен, что должен идти с нами?.. – Хатин не пытается спорить, хотя и недоволен решением Вирда.
– Да… – коротко отвечает он.
Иначе не выманить Первый Круг… А может быть, и Атаятана удастся выманить?.. Одаренные займутся Одаренными, постараются обезглавить командование смаргов. А Мило Второй и королевские командиры – люди, хорошо натасканные Кодонаком: Мастер Би Досах, Мастер Май, Мастер Агаят и Мастер Марто – примутся истреблять смаргов.
– Начинаем! – Командующий Золотым Корпусом подает условный знак, и рассветную тишину разрывают гул гонга и бой барабанов.
Одаренные музыканты, расположившиеся на прибрежном холме, разом грянули музыку битвы. На этот раз возглавляет их не Советник Торетт – Нихо и остальные из пяти вместе с Элинаэль и их сопровождающими ожидают сигнала Вирда, чтобы сделать свое дело… или умереть…
Сотня боевых Мастеров Силы, в сопровождении наскоро обученных владеть мечом на уровне неодаренного Мастеров Перемещений, под предводительством Вирда и Кодонака оказались в самом сердце лагеря противника. Здесь были палатки людей, смаргов располагали чуть поодаль – из-за запаха.
Приспешников Древнего около пятидесяти, но через минут десять – время, требующееся н перемещение во Дворец Атаятана и обратно с подмогой, – их будет намного больше.
Элий Итар вышел вперед, торжествующе улыбаясь, рука его крепко сжимает рукоять меча.
– Я не верю своей удаче!.. – громко говорит Разрушитель. – Неужели ты пришел сразиться?
– Я пришел убивать, – мрачно произносит Вирд и выхватывает «Перо смерти».
На этом берегу он прекрасно слышит звуки боевой музыки, рожденные по ту сторону Тасии-Тар. Солнце взошло. Пора начинать!
Мастера Кодонака сходятся в танце смерти с Мастерами, предавшимися Древнему, звенят мечи. Половина из их сотни сдерживает бегущих сюда смаргов. Мастер Бэл со своими Разрушителями в сопровождении страшного грохота оконтуривает лагерь командования расщелиной – глубокой и широкой. Смарги останавливаются перед преградой, пытаясь забросать их копьями и стрелами.
Вирд сцепился с плечистым и скуластым Мастером: судя по волосам, не доходящим до шеи, – он из бывших Тайных. Элий Итар стоит и смотрит, продолжая улыбаться, – он не спешит доставать меч. «Перо смерти» легко полоснуло по шее Тайного, и кровь, неестественно черная, хлынула из открывшейся раны. Вирд отвечает на выпад нового противника, не глядя на него, рубит, чувствует, как меч входит в плоть, и идет дальше. Едва заметное колебание воздуха заставляет его крутануться и разрубить надвое летевшую в него стрелу смарга с древком в два пальца диаметром.
– Ты нарушил перемирие, брат!.. – Элий Итар говорит это негромко, но Вирд четко слышит его, несмотря на шум битвы.
В это мгновение у кромки воды началось движение – его войска атаковали смаргов. Бой завязался также с левого фланга, куда подоспели оставленные на этом берегу в засаде тарийцы.
Осознавая, что проигрывают и количеством и мастерством, воины противника стали перемещаться с пятачка, оконтуренного расщелиной, оказываясь по ту сторону, где скопились смарги, там же появлялись и новые, прибывающие из дворца Атаятана воины. Элий Итар остался один.
Вирд дал знак Кодонаку, чтобы тот продолжил сражаться с вновь прибывшими. Чем больше людей Древнего они истребят сейчас, тем легче будет потом. Смарги не выказывают стратегического гения, сражение с ними – просто утомительная мясорубка, но руководимые людьми, они вдвое опаснее.
Хатин порывисто сжимает плечо Вирда и исчезает, перемещаемый «прыгуном».
– Ты готов к смерти, Элий?.. – спрашивает Вирд.
Тот смеется в ответ.
– На равных!.. – произносит Итар, и Вирд чувствует, как у его ног начинает закручиваться воздушный водоворот, вздымая снег, пыль, камни, остатки прошлогодней травы… Все это поднималось, кружимое ветром, вокруг Вирда – он в центре смерча.
- Вырван из крыльев того, кто летит.
- Призван смерть принести врагу.
Неистово поет «Перо смерти», обжигая сердце Вирда сполохами алого пламени. Вирд покрепче сжал жаждущий меч правой рукой, поднял к небу левую, закрутил в вихре серебряные нити Строителя, сцепившиеся с поднимаемым Итаром смерчем в их собственном поединке. Он переместился из центра урагана, поглощаемого серебром покоя, оставив их вести свою борьбу, и оказался ближе к Элию.
- Кого назовешь ты врагом своим, того крови напьюсь я сполна.
Вирд знает, что Перо смерти будет петь дальше:
- Но сердца брата я не коснусь!
- Сердца брата я не коснусь!..
Сегодня он убьет своего «прочтенного» – Вирд знает…
Элий растопырил пальцы, направив их на Вирда, и узкие, черные, острые, как лезвия, сплетенные из… крови Итара стрелы слетели с них… Вирд создал заслон огня, но стрелы пролетели насквозь невредимыми, не помогла и попытка отклонить их воздушным потоком – они не изменили направления ни на дюйм. Сердце не успело сделать удар, пока продолжалась эта борьба. Вирд вскинул «Перо смерти», отбивая стрелы и заслоняя себя, но, став на мгновение жидкими, они ртутью обтекли, обогнули его меч и, продолжив полет к цели, вонзились ему в плечи, ноги и мочку правого уха. Кровь Итара утратила плотность, кислотой обжигая внутренности ран. Вирд заорал от боли, одновременно понимая, что Итар не собирается его убивать, хотя и может… просто желает причинить ему боль…
Вирд падает на колени, сцепив до скрежета зубы, задерживает дыхание, сосредотачивается на песне меча:
- Я ветер, кружащийся в буре, пылающая на солнце сталь,
- я принесу тебе славную победу.
- Во мне песня жизни и смерти, ради жизни я кровь проливаю.
Ему удалось залечить раны на руках и ногах достаточно быстро. «На равных!..» – вспомнились слова Элия. «Я – Мастер Путей, ты мне не ровня!» – зло думает он, ударяя по Разрушителю воздушным смерчем. Элия с силой отбросило в сторону и ухнуло об землю, как тогда на пляже с Элинаэль…
Не давая Разрушителю опомниться, Вирд направляет молнию в то место, куда упал Итар. Он не попал… вернее – его противник умудрился выскользнуть, нет… не переместиться, а с быстротой меча Мастера Оружия, промелькнув смазанной тенью, оказаться в двух шагах от Вирда, оплетая его вязкими и тягучими туманными щупальцами, заворачивая в кокон. Меч бесполезен против тумана: кажется, будто эти щупальца пьют его силу. У Вирда кружится голова, взгляд затягивает кровавая пелена, он – беспомощен, не способен пошевелиться… разум затуманивается… Боль обжигает всю кожу, словно миллиарды раскаленных пыточных игл вонзаются в него. Вирд, сделав усилие, приоткрыл веки и заметил, что Элий стоит, согнувшись и тяжело дышит – тоже чувствует эту боль, но не ослабляет хватки.
Вирд призвал туман перемещения… он не мог ни разорвать, ни растянуть, ни разрезать щупальца, опутавшие его, но мог оказаться в другом месте… И у него вышло!.. Белесый клубок остался там, где только что было скручиваемое болью тело Вирда. Элий пришел в себя так же быстро, как и он.
Они одновременно, словно один – отражение другого в зеркале, делают совершенно одинаковые движения, развернувшись корпусом, оттолкнувшись одной ногой и крутанувшись на другой, вскинув ладонь свободной от меча руки в ударе, покоряющем ветер, заставляющем воздух стегануть противника невидимой плетью, их одинаковой силы направленные потоки встречаются над головами – и раздается гром. Вирда и Элия отбрасывает на несколько ярдов друг от друга.
Вирд ощутил свою боль, а мгновение спустя эхом отозвалась и боль Элия…
Он не сразу почувствовал свои руки, как и не сразу понял, что выронил «Перо смерти». Поблескивая в лучах утреннего солнца, меч лежал в трех шагах от него.
Вирд поднимается, повинуясь бессознательному чувству опасности, падает, перекатывается в сторону, избежав удара Итара – шквала острых каменных осколков, оказывается около клинка, хватается за рукоять… слышит песню, чувствует силу, пульсирующую в жилах:
- Направь меня, и станцуем с тобой,
- я остр, как слово, и быстр, как молнии сполох.
- Проклятье на устах твоих пробужденному Врагу человека,
- стало силой на моем острие,
- что пронзает камень сердца,
- а лезвием плоти сталь разрезает, как ткань.
Не останавливая движение ни на долю мгновения, Вирд плавно встает на колени, отпрыгивает и, оказавшись на ногах, бежит, огибая Итара справа. Они все еще сражались на оконтуренном расщелиной пятачке земли… Битва ушла куда-то в сторону, предоставив их друг другу. Вокруг никого не было видно…
Итар, наступая поочередно то правой, то левой ногой, открывает провалы перед Вирдом, но Вирд продолжает бежать, чудом перескакивая, огибая и минуя их. В это мгновение ему в самом деле кажется, что у него есть крылья, и только благодаря им он не лежит сейчас на дне одной из этих ям с переломанными конечностями.
Элий зарычал, повторив трюк с выброшенными посредством пальцев стрелами из черной крови. Вирд не дает им себя коснуться: он стоит неподвижно, пока они не оказываются почти у самого его носа, и тогда с быстротой молнии сплетает заслон, точно такой же, какой окутывает сейчас Город Семи Огней – изящный, сложнейший по технике сочетания Путей, но легко подвластный ему, действующему во второй раз и в меньших масштабах. Стрелы врезаются в заслон, обмякают, словно расплавленные восковые свечи, и растекаются по поверхности щита… Вирд тут же движется вперед, передвигая и защиту. Он оказался прямо перед Элием… на длину меча… Кровь кипит в жилах, меч жаждет крови, но и твердит при этом упрямо:
- Сердца брата я не коснусь…
Вирд знает, что это всего лишь песня, которую он сам же и вкладывает в свой меч, им же созданный… Он также знает… что «Перо смерти» право… Он чувствует боль Элия, как свою, отчаянье Элия, как свое, неистовую жажду разрушения, как собственную рану… Если Элий умрет…
- Сердца брата я не коснусь… –
твердит меч, зазвенев и завибрировав от соприкосновения с клинком Итара.
Элий не должен погибнуть… так… Элий мог бы жить… Мог бы сражаться… Он мог бы быть другом Вирду, братом… Если бы его любили, если бы он не был так одинок. Если бы гнев не заменил ему все… и всех… Он силен, он смел, он прав в своем гневе, он – это Вирд, предавшийся жажде разрушать. Вирд – это Элий, еще не потерявший что-то важное, что-то тонкое, неощутимое: то, что сдерживает огонь, не позволяя пожрать душу…
- Сердца брата я не коснусь…
Снова удар, блеск и звон стали. Его сердце еще бьется, еще может любить, еще способно измениться… лишь пепел больше не станет гореть…
- Сердца брата я не коснусь…
– Так коснись не сердца! – во все горло орет Вирд, перехватывая меч обеими руками, замахиваясь и с разворота нанося плоский рубящий удар, одновременно блокируя выпад Элия не мечом, а сгущенным воздухом…
Вирда обжигает его кровь… Она, вопя, вцепилась, впилась, въелась в плоть… вернее – в сталь клинка… который был сейчас частью Вирда… такой же частью, как рука… Голова Элия запрокинулась, и черный поток хлынул из перерезанного горла… Элий хрипит, заваливаясь…
Вирд ощутил восторг… болезненную радость, сладостную боль разрушения… и в этот миг Вирд… умер.
Эрси Диштой
Комната, которую предоставили Эрси во дворце Атаятана, опостылела ему почти так же, как та каморка на верхнем этаже Здания Совета. Хотя в последнее время перед похищением ему разрешалось выходить из Здания Совета, а здесь он должен был довольствоваться четырьмя стенами и сорока квадратным ярдами между ними. Еще в его распоряжении два больших и удобных (не таких, конечно, больших и не настолько удобных, как у Эбонадо) кресла. Один диван, который служит ему и кроватью для сна, один стол и полка с пятнадцатью томами поэзии… Почему именно поэзии, Эрси не имел ни малейшего понятия – он поэзию ненавидел и готов был слушать стихи разве что положенными на музыку и исполняемыми талантливым певцом…
Единственное, узкое и притом высокое окно выходило на безбрежную гладь вод залива, мимо проносились чайки, а внизу волны разбивались о камни скалы, на которой был построен дворец. Посещениями его не баловали, а после произошедшего со спутником Аты, Эрси и не знал – огорчаться ли из-за этого или, наоборот, радоваться… Он бы еще разок встретился с Динорадой… Хотя… нет… лучше нет. Динорада потеряна для него, ему нужно забыть о ней, выбросить из головы и из сердца. Но как выбросить, когда иной раз посреди ночи он слышит отдаленные звуки ее флейты… это именно флейта Динорады, он узнает эти звуки из тысячи, это она играет… Он вставал тогда с постели, подходил к окну и завороженно слушал, глядя на ночное небо, тоскуя по былым временам, по утраченной навсегда любви…
С Эбонадо он тоже не особо стремился видеться, тот донимал его презрительными упреками в трусости, предательстве и так далее и тому подобном… К тому же Эбонадо был помешан на своем пророчестве о смерти Фаэля и с особым смаком муссировал эту тему, обсуждая ее с Эрси. Эрси же думал о собственной смерти. Он ждал. Ждал. Ждал… Чего? Почему Атаятан не разобрался с ним еще тогда? Зачем дал ему эту отсрочку? Эти бесконечно тянущиеся дни, бездарно проведенные в обществе запыленных томиков поэзии и собственных мрачных мыслей… Может Древний ждет, пока Эрси сойдет с ума от одиночества и бездействия?.. Лишится рассудка до такой степени, что позволит повторно связать себя?.. Ну уж нет! – иглой Доа-Джота он даст проткнуть себя только мертвым, и это уж точно не будет считаться добровольным согласием!
Какой день он уже здесь? Два месяца? Больше? А может, снаружи пронеслись годы… Впрочем, нет – не мог он настолько утратить чувство времени. Два месяца или около того!.. И никто его не разыскивает… Да и кому нужен Эрси Диштой… тот, который Годже Ках?..
Еду ему приносят исправно три раза в день. Еда была свежей, недурно приготовленной, хотя и не слишком изысканной. Раз в неделю притаскивали огромный чан, наполняли теплой водой и позволяли Эрси хорошенько вымыться. Слуги были не просто молчаливы – из их уст не исходило ни единого слова. Может, немые?
Он припомнил, когда в последний раз разговаривал с человеком. Это было три недели назад, к нему заходил Алкас Титой, Мастер Полей, заменивший Годе Майстана, убитого Кодонаком. Титой, как и все они, из Первого Круга (Годже Ках тоже наверняка стал бы сейчас таким), был немного не в себе: в подробностях рассказывал ему о битве в Ливаде, о взятии городов в Ташире, о резне, происходившей то здесь… то там… Когда Титой говорил об оторванных конечностях, отрубленных головах, живьем сожранных голодными смаргами людях, о распоротых мечами животах и прочей кровавой мерзости, глаза его горели, а реакция зеленевшего Диштоя – откровенно забавляла. Такого Эрси от мирного Мастера никак не ожидал… Слава Мастеру Судеб, этот маньяк ограничился одним визитом, уж непонятно за каким смаргом предпринятым!
Еще раньше наведывался пару раз Эбонадо и один раз Маизан: последний, как ни странно, казался самым вменяемым из них… а может, он просто спятил еще до вхождения в Первый Круг… Эрси слегка развеселила эта мысль, и он громко, в голос рассмеялся: только чтобы развеять тишину комнаты. Ну вот – и он тоже потихоньку начинает сходить с ума…
Эрси совершил свой очередной «почетный круг» от окна до того же окна, даже прочел несколько стихов из самого тонкого томика, прочел громко и с выражением, вслушиваясь в собственный голос. До обеда еще около двух часов: когда солнце зависнет над вон тем далеким утесом, слуга с суровым неживым лицом принесет ему овощи и мясо, полкувшина вина, возможно – тарелку куриного супа, ломоть свежеиспеченного хлеба, обильно смазанного маслом, и сыр… еще немного фруктов. Фрукты здесь отличные… В очередной раз проходя мимо окна, Эрси остановился и уставился на блестящие воды залива…
Он вдруг подумал, что именно в этом месте… не во дворце, конечно, тогда дворца еще не было, но здесь, на берегу залива Тиасай, он когда-то стал свободным. Здесь место его второго рождения и место его… смерти… двух смертей – в следующий раз он, похоже, умрет тоже здесь… «Какой же ты везунчик, Эрси, тебе удалось трижды родиться и трижды умереть за одну жизнь!»
Дверь распахнулась так резко и так неожиданно, что Эрси подпрыгнул на месте, к нему вихрем ворвался Идай Маизан с искаженным тревогой лицом. Мудрец, не говоря ни слова, пересек комнату, направляясь прямиком к Эрси, схватил его за предплечье и призвал перемещение…
Эрси удивленно хлопал глазами, вертел головой… Куда они перенеслись, смарг сожри этого Идая?! Первым делом он почувствовал холод, в нос ударил острый смрад от множества смаргов, запахи близкой воды, развороченной почвы и крови. Место, покрытое черной землей, словно вспаханной гигантским плугом посреди снежно-белых полей, изъязвленное ямами, рытвинами и расщелинами… Издали доносится шум битвы, лязг оружия, рев смаргов, человеческие стоны и победные кличи, ко всей этой какофонии присовокупились звуки неистово играющих музыкальных орудий… Но это все было поодаль. Приглядевшись, он различил движение кое-где в просветах между голыми в эту пору года деревьями.
– Что случилось? – спросил он у Маизана, котоый деловито обходил ямы и рытвины, вглядываясь в лица трупов, разбросанных тут и там. Эрси узнавал в них Тайных и обычных Мастеров, последовавших когда-то за Атаятаном…
– Битва? Нарушено перемирие? – Маизан не отвечал. Он кого-то искал и тащил за собой Эрси.
Здесь даже уцелела пара походных палаток. Дерево, наполовину выкорчеванное из земли, дымилось, словно в него недавно ударила молния.
– Кто-то тут неплохо развлекся… – пошутил Эрси сам с собою, так как эффов Мудрец его не слушал. – Кого ты ищешь?
Вновь молчание в ответ. Они подошли к месту, где последствия этого самого «развлечения» были наиболее разрушительными: путь к пригорку, на котором виднелись еще два распластанных на земле тела, попросту отсутствовал: справа и слева его отрезала глубокая расщелина, а впереди была ямина на ямине… Идай переместил их. И едва Эрси проморгался от искрящегося тумана, как его грубым тычком в спину толкнули к одному из тел.
– Исцеляй!.. – приказал Маизан тоном, не терпящим возражений.
– Почему я должен!.. – возмутился было Эрси и тут же запнулся, сообразив, кто перед ним…
Вирд… Вирд Фаэль! Верховный лежал без движения и без дыхания с раскинутыми руками, в одной зажат меч. Лицо мертвенно-бледное, несколько царапин, ссадина на губе, но больше никаких видимых повреждений… Эрси мельком взглянул на второе тело и узнал Элия Итара с глубоко разрубленным горлом… этот не жилец… Неужели прав был Эбонадо?.. Вирд убил Итара и не смог перенести смерть «прочтенного»…
Он упал на колени, пощупал пульс на шее – ничего… Приложил ухо к груди – тишина… Вирд был холодным… Эрси развернул Дар, его наполнило лазурным чистым спокойствием и теплом… И Дар нашел искру!.. Совсем слабую, но не потухшую еще искру жизни! Эрси задышал чаще, раздувая ее, восстанавливая… Дар знал, что нужно делать…
Вирд глубоко вздохнул, зашевелился… «Будет жить…» – пронеслось в голове у Эрси, отдаваясь глубоким внутренним удовлетворением. И Дар судорожно свернулся, захлопнулся, как раковина, повергая его в жесточайший отток. В сознании он пробыл еще ровно столько, чтобы подумать: «Зачем Маизан привел меня сюда? Зачем потребовал исцелить Фаэля? Почему даже не взглянул на Итара?»
Вирд-А-Нэйс Фаэль
Кто-то вытащил его: подал руку и поднял с самого дна ледяной пустоты, стащил с самого пика огненного безбрежного восторга, вырвал из сладких объятий смерти… Холод и пламя, которые не причиняли страданий, а были частью его… Тишина и заглушающая все вокруг музыка… Забытая боль и расправленные крылья… еще чуть-чуть, и он бы полетел… он уже ощущал, как ложится крыло на воздух, как ветер развевает волосы, как небо захватывает бесконечной синевой…
Что-то грубо потащило его назад, в грязь, в неприветливую тарийскую зиму, в ворох неприятных запахов и ощущений, в собственное тело, в котором болел каждый мускул… Вирд пытался вырваться, даже боролся с протянутой ему рукой, и он бы победил, он бы улетел, если бы в последний момент перед глазами не вспыхнул яркий образ Элинаэль. Она смотрела с печалью в блестящих синих глазах, темные волосы трепал жесткий колючий ветер, и бледные губы шептали с упреком: «Ты оставил меня одну!..»
Он вернулся… через силу, нехотя. Пошевелился и застонал, услышал отдаленное:
– Вирд!? Вирд, смарг тебя сожри!.. Вирд!!!
Разлепил с трудом глаза.
– Они тут все разворотили!.. – голос Стойса.
– Да уж… Где они сами? Вирд!.. – Кодонак.
Советники были уже где-то близко… рядом.
Вирд приподнялся на локте и увидел Кодонака в то же самое мгновение, как и тот заметил его.
– Вирд! – заорал Командующий не своим голосом. – Тайшиль, он там! Живой! Перемещай!
Секунду спустя жесткая жилистая рука Кодонака уже помогала Вирду встать на ноги.
– Абиль Сет, когда узнал, что ты остался сражаться с Итаром, едва меня не порвал на тысячу маленьких Кодонаков. Признаюсь, не ожидал от него такого напора и такой агрессии. Ты знаешь, как он меня обзывал? Лучше тебе не знать… Больно ты молод! – нервозно болтал без умолку Хатин, кривовато улыбаясь, а глаза при этом оставались серьезными и тревожно поглядывали на Вирда.
– Кто возглавляет войска? – произнес Вирд чужим голосом: он никак не мог привыкнуть к этому тяжелому и неповоротливому телу, притом жутко болевшему и уставшему.
– Я – кто же еще?.. – проворчал Кодонак. – Передышка. Смаргов удалось оттеснить от реки. Они отступили… Мастер Сет гнал меня на твои поиски, утверждал, что тебе ни в коем случае нельзя убивать Итара, что мы должны были во что бы то ни стало увести тебя подальше от «прочтенного». Ото и Элинаэль присоединились к Сету… Но… как вижу, – Хатин кивком указал на тело Итара, – ты справился…
– Меня кто-то исцелил… Кто здесь был?..
– Что?.. Здесь одни мертвецы! – Стойс завертел головой.
– Здесь был Целитель. Очень сильный, раз смог вытащить меня с самого края…
Кодонак еще раз тревожно зыркнул на него и заскрипел зубами:
– Так Абиль прав?..
– Прав… – прошептал Вирд.
– Ну, теперь-то все хорошо, можно уходить. В тылу разберемся, что произошло. Перемещаемся?.. – предложил Стойс.
– Да. Пора! – Кодонак кивнул.
– Постой, мне кое-что нужно сделать… – Вирд направился к лежащему неподвижно Элию.
Бледное лицо было как никогда умиротворенным… Вирд возвел руки. Земля под Итаром разрыхлилась, превратилась в вязкую зыбучую массу, поглощавшую тело Элия, оно тонуло и погружалось, покрываясь слоем камней, чернозема и глины, пока тот не был полностью погребен. Частицы почвы сомкнулись над мертвым, дрожа, как водная гладь. Вирд изменил структуру земли, сплавил и сровнял монолитной плитой. Воздух, повинуясь велению его Силы, принес лежавший неподалеку громадный камень и поставил – торжественно и осторожно – у изголовья, памятником мертвому врагу… брату. Вирд срезал фронтальную часть камня, а на ставшей гладкой, как зеркало, поверхности выгравировал светящимися тарийскими буквами: «Здесь нашел последнее пристанище буйный ветер, не знавший покоя. Имя ему – Гнев».
– Спи… брат… – прошептал он и отвернулся, чтобы уйти.
Элинаэль бросилась ему на грудь, жарко заключила в объятия, покрыла поцелуями… Вирд, касаясь ее, уже почти позабыл тот завораживающий восторг зовущего его полета. «Ради тебя я вернулся… ради тебя…» Он не стал говорить при ней о произошедшем – незачем ей сейчас волноваться. Когда-нибудь он расскажет. Ни Мастер Сет, ни Советник Эниль, ни Кодонак со Стойсом этой темы тоже не затронули. Вирд был им благодарен.
– Первый Круг уже здесь? – спросил Ото Эниль.
Вирд не знал. Сейчас он был дезориентирован, потерян… нужно быстрее приходить в себя – не самое подходящее время расслабляться.
С Элинаэль он пробыл совсем недолго… несколько минут, и Кодонак напомнил, что их ожидают тарийские командиры и Стратеги Золотого Корпуса. Вот-вот начнется новая атака смаргов, нужно не дать им возможности напасть первыми, выстроившись в выгодные боевые порядки.
Вирд, покинув палатку, остановился, закрыл глаза, отрешаясь от окружавших его шума и суеты, позволил потоку фиолетовой мглы связать себя с золотыми символами в зале Атаятана. Он видел Древнего на престоле, видел стоящих рядом связанных: Первый Круг, Вторые Круги – за спиной у тех, с кем они связаны, Третьи Круги… и далее…
Атаятан-Сионото-Лос что-то говорил им, а символы, ранее нанесенные Вирдом на стены зала, позволяли ему видеть, но не слышать… Древний вдруг остановился, повернул красивое лицо, глядя поверх своих подданных в сторону… прямо в глаза Вирду… Атаятан улыбнулся и медленно наклонил голову, словно приветствуя его… Древний знал… что Вирд смотрит… Мурашки заползали по спине, руки покрылись холодным потом… Знал и ожидал.
Несколько слов слетели с уст Атаятана, и зал наполнил молочный искрящийся туман. Когда пелена рассеялась, Древний остался один… совершенно один, даже Музыканта, который никогда не оставлял его, здесь не было.
Тревога неприятно кольнула сердце Вирда. Он замотал головой.