Легенда о свободе. Мастер Путей Виор Анна
Элий Итар не боялся пробужденного. Гнев заполнял все естество Элия, и для страха места не нашлось. Он единственный, кто не боялся. И Атаятан-Сионото-Лос знал это. Едва увидев Элия, Древний указал на него со словами:
– Ты человек, в котором нет страха! И твой Дар силен! Ты останешься в Круге!
Элий гневался на самого себя… Почему? Он не знал. А если и знал, то не станет ворошить утопленное в океане гнева, не станет…
Мастера Третьих и ниже Кругов суетились, как простые слуги: рубили дрова и растапливали камины, чтобы старшие могли согреться в стенах этого покинутого и остывшего замка, варили еду, и ее ароматом наполнялись пустующие коридоры. Древнему и его смаргам такая пища не нужна, они насытились надолго, теперь могут, по утверждению Пророка Атосааля, не есть больше года. Но людям необходимо питаться. Хотя… Людям ли? Остались ли они людьми? Холода сейчас Элий почти не чувствовал, даже без горящих каминов, и голод его совсем не донимал, а когда он ел, то особо не наслаждался вкусом. Все было так, будто он делал то, что уже ему и ни к чему… Тело Элия изменилось после вступления в Первый Круг, а еще больше после того, как Атаятан-Сионото-Лос закончил свое первое насыщение. Элий был теперь неуязвим. Он изменился и снаружи и внутри настолько, что из всего привычного с ним остался лишь его гнев… Гнев Атаятан не смог выдавить своими узами… а может, не хотел… В Элии Итаре – душа Разрушителя, гнев – часть… нет – воплощение его души. Его Дар силен настолько, насколько силен его гнев…
– Пойдем, Итар, Он призывает нас! – позвал его Титой, проходящий через полупустой зал, где собирались обедать Первый и Второй Круги.
Элий заметил подтянувшихся Хайшо с Маизаном; Авбэн и Атосааль были уже у выхода. Любой из них мог бы и переместиться в то помещение, что выбрал себе Атаятан-Сионото-Лос, но никто не спешил на встречу к нему. Каждый, кроме Элия, боится его, испытывает животный ужас в его присутствии, Динорада же неотлучно при Древнем.
Угрюмой шеренгой они пересекли коридор и стали спускаться по лестнице.
Этот зал был больше всех остальных в заброшенном замке, и с самыми высокими потолками, за что Древний и выбрал помещение. Он восседал на настоящем троне. Элий не знал, где удалось добыть подобный Атосаалю, но украшенный золотом, драгоценными камнями и резной костью огромный трон был настолько же великолепен, насколько и неуместен в этом сером мрачном зале, лишенном всякой другой мебели и занавесей на окнах; с паутиной в углах и полом, покрытым слоем грязи.
– Я назову вас! – сказал-пропел Атаятан, как всегда, улыбаясь, когда Первый Круг собрался у его трона, склонив головы и не смея заглядывать в бесцветные глаза. – Я дам вам новые имена! Вы, приняв их, станете служить лучше!
Древний встал с трона и подошел к Ужвину Хайшо, поднял его начинающий заплывать жиром подбородок острым ногтем-кинжалом и заглянул в глаза. Ноги Хайшо подкосились от страха, отчего он неестественно изогнулся, но удержал равновесие – иначе рисковал бы повиснуть на ногте Атаятана, как на крюке.
– Ты – второй. Первый был лучше тебя. – Древний говорит о Кахе. – И хитрее. Но он не знает, что уйти от меня можно лишь умерев. Ты же не уйдешь никогда, для этого тебе не хватит силы духа. Ты хочешь найти защиту, мир и покой под моим крылом. Ты думаешь, что я – самый могущественный под этим солнцем, могу тебе это дать. Ты прав, я могу. Но хочу ли? Нужен ли мне мир? Нужен ли мне покой? Я и так спал шесть тысяч лет. Для меня это не так много, но и не так мало. Люди обхитрили меня, и больше я этого не допущу. Теперь у меня война с ними! Со всеми, кто не желает примкнуть ко мне! Будешь ли ты воевать?
– Да… – поспешно прохрипел Хайшо
– Да?.. Нет!
В полном, легко краснеющем лице Хайшо сейчас не было ни кровинки, оно выглядело, как восковая маска или… как лицо мертвеца.
– Ты никогда не станешь воином, но ты можешь делать оружие. Твоя Сила поможет мне создавать новых смаргов, что будут воевать вместо тебя. Тебе не сравниться с первым, но за неимением лучшего я принял тебя. Какое ты желаешь получить имя?
По безумно вращающимся глазам Хайшо Элий понял, что сейчас тот произнесет какую-нибудь несусветную глупость, и действительно – произнес:
– Дающий жизнь…
– Жизнь? – усмехнулся Атаятан. – Уверен ли ты, что в моих смаргах есть жизнь? Уверен ли ты, что ты способен теперь дать жизнь? Жизнь для тебя теперь так же недоступна, как и смерть. Ты вырван из их борьбы в мои объятья. Ты – кузнец моих мечей, ты – творящий разящее оружие, но не более. И имя тебе – Потфар: Кузнец войны. Принимаешь это имя?
На этих словах Атаятан, наконец, отпустил его подбородок, и Хайшо отпрянул обвисшим мешком и выдохнул:
– Принимаю…
Следующим был Алкас Титой, Древний начал с новичков в Первом Круге.
– В тебе есть нечто… Нечто, что нравится мне. Жажда крови. Как знакомо это…
«Жажда крови в мирном Мастере Полей Титое?» – удивился Элий.
– Ненасытный охотник – Оторлак. Твоя рука будет отнимать жизни, не зная покоя. Ты убьешь многих, очень многих. Ты мой убийца на привязи. Мой пес и охотник. Примешь имя?
– Да! – ответил вновь нареченный Титой-Оторлак, он тоже боялся, но держался не в пример лучше Хайшо.
Араец Идай Маизан пал ниц перед Атаятаном, когда тот приблизился, и Элий не знал, понравилось ли это Древнему или нет. Возвышавшееся над распластанным человеком существо произнесло:
– Ты верен и полезен. Я нарекаю тебя Пантэс – Угождающий.
– Принимаю имя! – подобострастно пролепетал Маизан в пол. Он еще долго не вставал, даже когда Атаятан перешел к Карею Абвэну.
Если бы Элий давал имена, то назвал бы Абвэна Дрожащим. В этом человеке страх такой непреодолимой силы, что заставил его предать саму жизнь, лишь бы оградить себя от неизвестности этого мира, возможности потерять то, что он имел, а имел он много – красоту, Дар, место под солнцем, связи, имя…
– У тебя была мечта, но не было силы. – Атаятан обратился к нему тем же тоном и в той же манере, что и к остальным, но Элий почувствовал в его словах некое снисхождение к этому трусу. – Я могу дать тебе то, чего ты жаждешь. Но не потому, что хочу сделать тебе приятное, а потому, что всякий мудрый воин пользуется различным оружием, затачивает его и улучшает. Вы – мое оружие. Ты же будешь разить не мечом, но словами. А слова – острее клинка. Твое имя тебе понравится: Арташанэй – Увлекающий словом, шепчущий во тьме.
Абвэну действительно понравилось имя, и свое: «Принимаю» – он произнес с улыбкой, а затем повторил, смакуя на губах: «Арташанэй», – его голос при этом был почти таким же приятным, как и у самого Атаятана.
Динорада Айлид была облачена в почти прозрачное платье, однако золота на ней столько, что аппетитные округлости полностью скрыты под ним. Но будь она сейчас даже совершенно обнажена – Элий не воспринимал ее как женщину. Казалось, что, проведя столько времени рядом с Атаятаном, Айлид потеряла остатки своей человеческой сущности. Хотя ужас в ней еще жил. Она и раньше была красивой, а сейчас эта красота стала совершенной, но взгляд – настолько затравленный, когда она смотрит на Древнего, и такой ненавидящий в отношении всех остальных, что Элия от нее воротит. Он знал Динораду раньше, они были с ней одного возраста и часто виделись в обществе Мастеров Силы. Алчная и холодная, как змея. От таких, как она, Элию всегда хотелось очистить эту землю… Она держала серебряную флейту: Динорада теперь не выпускает инструмент из рук. Почти в любое время, проходя мимо зала, где на троне восседал Атаятан-Сионото-Лос, можно было услышать отголоски печальной песни флейты Айлид. «Когда она ест? Когда спит?» – подумал почему-то Элий. Впрочем, может, ей и не нужны теперь еда и сон?
– Твое имя – Иниханта: Серебряная флейта. Ты будешь играть для меня сотни и тысячи лет. – При этих словах он провел ногтем по ее щеке с нежностью, а из глаз Динорады, поблескивая на заглядывающем в незанавешенные окна солнце, закапали слезы. Элий даже почувствовал жалость к ней. Его гнев предпочел бы убить, а не мучить эту женщину.
– Если, конечно, твоя музыка не наскучит мне, – добавил Атаятан, и это звучало еще более зловеще, чем слова о бесконечном музицировании в его присутствии.
– Принимаю имя… – услышал он обреченный шепот Динорады.
Элий думал, что Эбонадо Атосааль, как старший из них, будет последним, кому Атаятан даст имя, но, похоже, последним будет он сам.
– Ты разочаровал меня, Маленький Пророк, – сказал Древний, подцепив ногтем длинные, до пола, совершенно белые волосы Атосааля и любуясь, как они, соскальзывая, закрывающимся веером возвращаются к исходному положению, – где дворец, что ты обещал построить? Может быть, это место ты считаешь достойным меня?
– Нет, – залепетал бывший Верховный, – это место – лишь временное убежище…
– Кто помешал тебе исполнить мое повеление?
– Годже Ках… Он выкрал Архитектора и передал его восставшим.
– Годже Ках… Целитель с чистым Даром… Упустив его, ты разочаровал меня еще сильнее. Он нужен был мне больше, нежели дворец. Как мог такой человек, как ты, совершить столь грубую ошибку? Ты ведь был у них правителем, не так ли?
Эбонадо только кивнул, судорожно сглатывая.
– Это говорит о глупости людей, живущих сегодня. Почему тебя избрали в правители, Маленький Пророк?
У правителя, потерявшего свой Скипетр Силы, слов не было, и Атаятан продолжал:
– Но ведь это ты – тот, кто пробудил меня. Ты рискнул и выиграл. Тяжелым трудом ты заработал себе место в моем Первом Круге и имя. Мне не нужна твоя смерть. Но не думай, что она теперь тебе уже не страшна. Ты живешь, пока я бодрствую, и это делает тебя самым преданным мне слугою… и самым опасным моим врагом. Пока самым опасным. Твое имя – Эльфил.
– Что означает оно? – мертвым голосом спросил Атосааль. Язык, используемый Атаятаном-Сионото-Лосом, был неизвестен даже Мастеру Пророку, прожившему больше трехсот лет и имеющему доступ к лучшим библиотекам этого мира.
Древний рассмеялся:
– Ты не знаешь, что означает мое имя, хотя безумно жаждешь узнать. Теперь ты еще и не знаешь, что означает твое имя. Ищи!
Смысла в этих словах Элий не нашел, но Атосааль, по-видимому, смысл этот понял: он побледнел еще больше, даже его губы стали одного цвета с лицом, и он казался безротым призраком со своими длинными, до самых пят, распущенными седыми волосами…
– Принимаешь имя, не зная его значения? Рискнешь еще раз? Как ты рискнул однажды, пробуждая меня? Ты ведь Пророк и должен знать, что такое: принять имя.
Атосааль стоял неподвижно – он боролся с самим собой, но иного выхода, как принять это неизвестное имя, у него не было, и он обреченно произнес:
– Принимаю…
Пришла очередь Элия, и он без страха, высоко задрав голову, взглянул в бесцветные, с кровавой бездной вместо зрачков, глаза. Атаятан, как всегда, улыбался.
– Сын хаоса. Ты не боишься меня. Ты замерзший во льдах и сгоревший в огне. Я не могу дать тебе имя, потому что ты уже назван, ты уже принял свое имя. Давно… очень давно… для человека, конечно. И ты знаешь его.
Элий смутно догадывался, о чем говорит Древний.
– Твое имя – Варталас: Гнев! Не так ли?
– Да, – ответил Элий, не отводя взгляда, – это мое имя!
Глава 8
Сделка
Итин Этаналь
Итин не узнавал сам себя. Да и перестал уж было об этом задумываться. Таким, признаться честно, он себе нравился гораздо больше: веселым, смелым, решительным, имеющим настоящих друзей… и ничего, что среди его друзей в основном боевые Одаренные. А если вспомнить, при каких обстоятельствах они познакомились, так у любого мирного Мастера и вовсе волосы встанут дыбом. Мах и Шос, Тико и Тоше, а также Марил подловили его когда-то в подворотне и хотели устроить ему погребение прямо на улице Города Семи Огней. А сейчас ни дня не проходит, чтобы они не веселились вместе в какой-либо забегаловке, где разливали выпивку, которую Итин и нюхать-то с трудом мог, не то что пить, и пели песни, от которых покраснели бы и Хабар с Эй-Га. Это не означало, что Итин вдруг заделался гулякой и выпивохой – просто теперь он, как и большинство прочих Мастеров Силы, по особому указанию Верховного переехал жить в Здание Совета, а туда не приведешь в гости шумную компанию: строгие старшие Мастера, у многих из которых есть семьи, сразу начнут жаловаться на шум поздней ночью. А подобные таверны открыты все время, и вряд ли, как утверждал Шос, Древний с его приспешниками станет разыскивать в таких местах Одаренных.
Сегодня они весь вечер провели всемером. Когда-то их компания насчитывала двенадцать человек, то теперь Элинаэль – Советник Кисам, Иссима и Эдрал больше времени проводят с ней, нежели с ними, а Вирд так и вовсе – Верховный… только подумать… И Лючин, девушку, которая поначалу была с ними неразлучна, теперь редко можно было увидеть. Хабар из-за этого очень страдал. Поговаривали, что Лучницу встречали в обществе высоченного, широкоплечего рыжего кутийца… А от этого Хабар и вовсе норовил напиться с горя.
Но Итину незачем жаловаться! В простой мужской компании, где не нужно следить ни за манерами, ни за языком, – оно даже веселей. Все парни-студенты: Мах, Шос, Тико, Тоше, Марил и Хабар, были теперь закреплены за Золотым Корпусом и, к своему огромному счастью, тренировались больше там, чем учились в Академии Силы. Они готовились к войне, как и вся Тария. Но этот вечер – пока еще мирный – всецело принадлежит им. «Мы, Одаренные, долго кажемся молодыми, – говорил когда-то Итину его учитель в Академии Силы Мастер Хартей, – но недолго ими остаемся. Веселись, пока горяча кровь». Сдержанный с юности Итин раньше не понимал его мудрости, а теперь вот – последовал совету Мастера.
– Мастер Драг нас загонял совсем, – жаловался Мах, потирая кисть правой руки.
– Тренируй и закаляй тело – и легче будет справиться с любым оттоком, а слабого отлив убьет сразу, – поучительным тоном, повторяя высказывание кого-то из своих учителей, говорит Марил.
– Да… – кивает Мах, – но нельзя же так… без передышки. У меня все тело болит!
– Хочешь назад в Академию, протирать штаны на занятиях по философии? – смеется Шос.
– Да упаси меня Мастер Судеб! – делает круглые глаза Мах.
– Мы с Тико тоже едва ноги передвигаем после занятий, – признался Шос. – Но все равно – это лучше, чем та скукотища, что царит в Академии. Нам еще повезло, а то сидели бы там еще несколько лет безвылазно. А так есть шанс умереть на войне.
– «Пал смертью героя в битве кровавой, с собою и юность врага прихватив, отправившись с братьями в смерти объятья», – задумчиво процитировал Марил строки из баллады, превращая неудачную шутку Шоса в повод для печальных размышлений.
И они замолчали, но ненадолго.
– Хабар! – воскликнул Мах, отодвигая бутыль с вином от парня. – Ты что? Ты так до дому сам не дойдешь! А нам завтра вставать спозаранку!
Хабар сегодня пребывал в особо расстроенных чувствах. Он налегал на выпивку и уже опустошил третий или четвертый кубок.
– А я вот что скажу… – начал он, нечетко выговаривая слова, – лучше бы все было по-прежнему! И Лючин была бы с нами… а не … где-то… где-то… Я ее вообще сейчас… не вижу… Она загордилась!
– Разве Лючин не тренируется с вами? – поинтересовался Итин, который не очень-то разбирался, как у них там в Золотом Корпусе все устроено.
– Нет, – ответил Марил, – она же Лучница; ее определили к Мастеру Маштиме.
– К тому из них, который женщина, – уточнил, ухмыляясь, Мах.
– Но Хабар не только из-за этого волком воет, – подключился к беседе Шос, – ему сегодня опять кто-то рассказал, что Лючин видели с кутийцем.
Товарищи накинулись на Хабара, вынуждая его прекратить упиваться вином и сокрушаться по Лючин.
Итин же задумался об Иссиме: они проводили так много времени вместе, но сблизиться так и не сумели. После произошедшего с Кахом, узнав о преступлении Эбонадо Атосааля, девушка полностью закрылась в себе, ее огорчил поступок деда, что неудивительно. Но еще больше, как показалось Итину, она огорчилась, узнав о чувствах Вирда к Элинаэль. В последнее время она мало общалась с кем бы то ни было, кроме той же Элинаэль и Эдрал. А что оставалось Итину? Лишь вздыхать и сожалеть, что не воспользовался возможностями, робел перед ней и тянул с признаниями? Или напиться, как Хабар?
Виновница бед последнего неожиданно нарисовалась в дверном проеме таверны. Приличным девушкам без сопровождения в подобном заведении следовало опасаться приставаний и грубостей, но Лючин могла кому угодно надавать по рукам, а если потребуется, то и проучить, прибегнув к более суровым методам.
Одета она была, как обычно: в костюм, что больше подошел бы не хрупкой симпатичной девушке, а парню-студенту из Академии Воинств. Скользнув черными насмешливыми глазами по наполнявшему зал народу, она сразу же заметила их компанию и, не раздумывая, направилась к ним.
– Доброго вечера! Пьете? – сказала она, отодвигая стул, присаживаясь и закидывая ногу за ногу.
– Да успеешь тут за Хабаром! – ответил ей Шос.
Хабар зыркнул мутным и сердитым взглядом исподлобья и снова потянулся к бутыли, но Мах тут же передвинул ее в зону недосягаемости.
– А что ты без рыжего? – решил тогда спросить огорченный выпивоха.
– Без Ого? – засмеялась Лючин. – А зачем мне его сюда приводить? Чтобы вы его прирезали? Вас тут четверо Одаренных Мастеров Меча, и еще двое Разрушителей. А у Ого горячая кутийская кровь. Я же не растеряла последние мозги, чтобы сталкивать вас лбами.
– А с чего ты решила, что мы будем с ним драться? – удивился Мах. – Да мы бы не стали его трогать!
– А я бы стал! – сразу подключился Хабар: ему, молчаливому и сдержанному обычно, вино развязало язык и придало пьяной отваги.
Лючин красноречиво указала на него раскрытой ладонью:
– Видите! А что я говорила?!
– Веди сюда своего кутийца! – громыхнул кулаком по столу Хабар. Итин даже вздрогнул от неожиданности. Парень хоть и был очень низок ростом, но в плечах он шире любого из здесь сидящих, а ручищи у него – как у кузнеца. – Я не буду брать в руки меч! Буду драться с ним без помощи Дара!
– Хабар! – наклонилась к нему Лючин. – Зачем тебе с ним драться? Проспись вначале!
– Лючин! – вдруг захныкал Хабар. – Я же тебя люблю… Понимаешь? Люблю!
Нет… все-таки Итин не станет напиваться из-за Иссимы – не хочет он выглядеть всеобщим посмешищем. А Хабара жаль…
Вдруг у Тико, который сидел лицом к двери, округлились глаза, и Итин, обернувшись, понял почему: на голове вновь вошедшего в таверну высоченного парня пылали ярким пламенем огненные волосы. Приглядевшись, Итин отбросил сомнения – это Ого. Он даже не стал искать их компанию глазами и от двери направился прямиком к их столу, будто бы они здесь были единственными посетителями.
– Доброго вам вечера, – поклонился он, прикладывая руку к груди: этому жесту его уже научили в Академии Воинств. А затем, задорно улыбаясь, обратился к девушке: – Куда это ты пропала, Лючин?
Выбор Лючин понятен, девушкам нравятся вот такие рослые, плечистые, веселые… Не то что Хабар… или он – Итин. Хабар хотя бы будет Мастером Оружия, а Архитектор, пусть даже такой, как Тотиль… как легендарный Тотиль – талантом, но не характером… вряд ли привлечет внимание.
– А! – заорал Хабар. – Вот он! Сам пришел!
Ого покосился на него и вновь обратился к Лючин:
– Ты же сказала, что ненадолго.
– Почему ты не ожидал меня на улице?.. – прошипела она.
– Я что, собака – ожидать на улице? – Он так же весело улыбается – этот парень и не думает обижаться на своенравную и иной раз грубоватую Лючин, но не даст обращаться с собой, как с прирученным песиком.
– А кто ты, как не собака?! – Хабар жаждал крови.
Итин не знал, как именно действует боевой Дар, и может ли его носитель сражаться так же сверхъестественно ловко без меча, как с мечом, но если не принимать в расчет, что Хабар – Одаренный, а Ого – нет, то шансы их на победу в драке равны. Впрочем, ему ли – мирному Мастеру, оценивать или судить поединок?
На последнюю фразу Ого отреагировал: веселая добродушная улыбка разом исчезла с его лица, шрам на щеке побелел, и вид у него стал зловещим и опасным. Итин слышал – кутийцы характером похожи на огонь, что в их волосах.
Хабар встал и, высоко задрав голову, чтобы видеть глаза Ого, которому едва доходил до груди, выкрикнул ему в лицо:
– Что ты к ней прицепился? Ты ей не ровня! Кто ты вообще такой? Ты даже защитить ее не сможешь в бою!
– Я не смогу?! – Кутиец сделал шаг навстречу Хабару – и вот они стоят, почти упершись друг в друга.
Итин возблагодарил Мастера Судеб за то, что студентам, как Пятилистника, так и Академии Силы, не дозволяется носить при себе меч.
– Сейчас я покажу тебе… – Хабар не закончил: Мах и Шос переглянулись, разом встали и, подхватив его под руки, просто вынесли из таверны.
Итин только открыл рот – парень, несмотря на свой рост, весил не меньше двухсот фунтов, а они подняли его, словно ребенка, и унесли, не обращая внимания на яростное сопротивление.
Ого тоже был поражен и обескуражен таким внезапным исчезновением агрессивного соперника.
– Прости, Ого, – извинился за всех Тико, – просто Хабар перебрал сегодня. Не обращай на него внимания. Мах и Шос отведут его домой. А ты садись, выпей с нами.
– Да-да, – подключился Марил, – садись!
Ого еще несколько мгновений постоял, глядя в сторону дверного проема, затем на его лицо вернулась широкая улыбка, и он сел за стол. Лючин же поджала губы и сузила глаза: ей очень не понравилось то, что произошло. Но когда Ого, как бы ненароком, накрыл своей огромной ладонью ее маленькую девичью ручку, она потихоньку оттаяла, и ее глаза снова стали смеяться.
В свои комнаты Итин вернулся уже за полночь. В коридорах Здания Совета никогда не бывало темно: стольких тарийских светильников, как здесь, не было больше нигде в Городе Семи Огней. Можно потерять ощущение времени, забыть – день сейчас или ночь. Но днем тут можно встретить спешащих по своим делам Мастеров Силы, членов их семей или слуг, а сейчас вокруг безлюдно и тихо.
Поначалу Итин мог часами гулять по этому зданию, рассматривая глянцевую штукатурку, расположение окон, изгибы арок и резьбу по ним, картины на стенах, перспективу лестничных пролетов и прочие детали, созданные когда-то очень давно, не Тотилем – другим, жившим еще при первом составе Совета Семи. Сейчас архитектура Здания Советов стала для него привычной, как дом, в котором он вырос. Здесь легко, здесь он в безопасности и здесь не чувствуется одиночество или пустота, даже когда возвращаешься домой поздней ночью совершенно один.
Итин предвкушал мягкую постель и крепкий сон – сегодня он помотался и изрядно устал. Пройдя прихожую и кабинет, Итин сразу же направился в спальню, на ходу расстегивая и стягивая с себя кам. Он отчаянно зевал и моргал уставшими глазами, поэтому не сразу заметил сидящего на его кровати человека. «Что за посетитель в такое позднее время?» – удивился Итин.
Присмотревшись, он узнал гостя и удивился еще больше: это был Лакле – один из поваров. Так как у Итина Этаналя, как у всякого особо уважаемого Мастера Силы, не было еще личного повара, его согласились выручить повара Верховного и Советников, старший над ними – Ротейлас, пообещал со временем присмотреть и посоветовать ему настоящего мастера своего дела, который сможет приготовить что угодно из любой кухни известного мира. А пока Итина вполне устраивало существующее положение – из кухни Советников ему присылали завтраки, обеды и ужины, радовавшие разнообразием и изысканным вкусом блюд. Но с самими поварами Итин встречался только в их владениях, среди звенящей посуды и дымящихся кастрюль, одурманивающе пахнущих свежевыпеченных булочек и вызывающих зверский аппетит румяных окороков. Почему Лакле, которого, кстати, Итин не так хорошо знал, общаясь больше с Ротейласом, сидит на его кровати в столь позднее время?
– Добрый вечер, – поздоровался Итин, ожидая, что гость сейчас все ему объяснит.
Лакле поднял глаза, и Итин попятился, сам не понимая почему… Что-то страшное было в его взгляде… нечеловечески страшное…
– Здравствуй, Архитектор! – произнес он мягко и музыкально, голосом, которому позавидовал бы лучший певец в Городе Семи Огней.
– Что ты… делаешь здесь… Лакле? – Итин отошел от него как можно дальше и едва не уперся в стену.
– Ты знаешь, что я не Лакле, – сказало существо, и сердце Итина замерло… замерзло. – Я пришел, чтобы торговаться.
– Что?.. Торговаться? Со мной?
– Разве люди не любят торговаться? Вы покупаете и продаете все.
– Кто ты?
– Мое имя – Атаятан-Сионото-Лос!
Итин вскрикнул бы, если бы не закрыл себе рот обеими ладонями.
– Я хочу предложить сделку.
«Сделку? Со мной? – судорожно думал Итин. – Жизнь или смерть?.. Он хочет связать меня?»
– Мне нужен дворец, который ты не достроил, – пояснил Древний.
Перед мысленным взором Архитектора замелькали начатые им ярусы дворца на берегу залива Тиасай, и он почувствовал отвращение к этому творению. Его хотели тогда обманом заставить строить для врага человечества.
– Я знаю, что вам нужно время. Вам нужна отсрочка. Я готов дать ее. А ты за это построишь мне дворец.
Итин попытался что-то ответить, что-то спросить, но страх сковывал его уста и путал мысли, а Атаятан тем временем продолжал:
– Один год я не стану нападать на ваши земли. Один год! Вы сможете подготовиться. И мне будет более интересна эта игра. Я мог бы и сейчас смести всех вас с лица земли, но тогда я не получу удовольствия от борьбы. Подумай, Архитектор, ты можешь спасти свой народ.
– Но я… Я должен… Я…
– Если ты решишься, то через три дня тебя будут ждать на том самом месте, где ты начал и не закончил работу. Ты построишь мне дворец, который будет превосходить по великолепию все прочие строения вашей страны. Когда-то здесь было место, не сравнимое красотой и величием ни с чем существующим ныне. Но вы – глупые существа, вы разрушили все прекрасное, только потому, что это было моим!
Итин не понимал, о чем он говорит. Разве до Города Семи Огней здесь было что-то, кроме полей и лесов?
– Когда ты придешь, чтобы строить, я покажу тебе то, что было. Ты увидишь и научишься. Я также предложу тебе свою силу, чтобы ты мог строить еще лучше. Но я не стану заставлять тебя – это сделка. Я даю вам отсрочку – вы даете мне дворец.
– Но разве у тебя нет тех, кто может построить лучше меня, с твоей силой? – Итин сам удивился тому, что осмелился задать вопрос.
Лакле долго смотрел на него глазами Атаятана и только потом ответил:
– Думай, Архитектор, думай. Если ты согласишься на сделку, не только твоя Тария, но и ты сам один год будете в безопасности. А если откажешься, то я не устою перед искушением найти тебя и выпить твой Дар!
Итин сглотнул.
– Хотя я предпочел бы связать тебя со мной. Место в Первом Круге для тебя! Поверь, не многие теперь удостоятся такой чести.
Итин еще раз сглотнул, а Атаятан рассмеялся:
– Через три дня, у залива Тиасай.
Он встал, по его глазам будто пробежала тень, и на округлом толстощеком лице Лакле уверенное и вызывающее ужас выражение сменилось изумлением. Затем конечности его стали конвульсивно дергаться, он в судорогах повалился на пол, кожа покрылась волдырями и слезла… Итин стоял, вытаращившись на эту ужасную картину, не в силах ни отвернуться, ни пошевелиться.
Когда все закончилось, и изуродованный Лакле замер на полу, Итина затрясло, и он ринулся в туалетную комнату – опорожнить желудок.
Эрси Диштой
И вновь захудалая деревенька на его пути. Вновь забитые люди. Вновь неизлечимый больной. И вновь он исцелил… Теперь Дар не мог заставить Эрси исцелить, как заставлял Годже Каха, но сам он становится с каждым днем все более и более (до противного!) милосердным, за что злится на себя. Так он и правда превратится в проклятого Астри Масэнэсса и будет бродить остаток своей жизни по забытым всеми деревням, бескорыстно помогая простым людям.
Впрочем, мимо многих и многих больных за это время ему удалось пройти, не выказав себя. Некоторых он все равно не смог бы исцелить – там нужен был Отсекатель, другие не тронули его сердце так, как девочка в этой деревне: маленькая больная Мали и ее несчастные родители…
В течение нескольких дней Эрси изо всех сил отворачивался от ее больших синих глаз на обрамленном каштановыми кудряшками лице, прятал глаза он и от ее матери и отца. На этот раз Эрси не жил в доме, где был больной, а встретился с немногочисленным семейством Байлов, когда надумал приобрести себе новую куртку. Ночи были еще холодными, да и утром без куртки зябко, а его старая порвалась в нескольких местах и имела такой вид, что в ней его принимали не за путешествующего учителя (как он теперь представлялся), а за нищего воришку, ищущего, где бы поживиться. Не мешало прикупить и еще одну пару сапог. Одж Байл – отец семейства был сапожником, а жена его шила лучше и быстрее многих столичных портных. Вот к ним его и отправили жители Верхних Долов.
Девочку Мали, лежащую на кровати, он впервые увидел, когда Кайха Байл снимала с него мерки. Мали не носилась по улице вместе с другими детьми – это бы ее убило, как пояснила мать. Зато девчушка могла петь, а музыка и пение всегда находили самую короткую дорожку к сердцу когда-то Годже Каха, а теперь Эрси Диштоя. Голос ее звучал так жалобно, когда она исполняла известную всем балладу о безвременной кончине Масэнэсса, что законченный циник Эрси едва не расплакался.
За время пребывания в Верхних Долах он приходил в этот дом еще пару раз: чтобы выбрать кожу для сапог и примерить почти законченную куртку. И каждый раз Мали пела, а Эрси кусал себе губы от досады, борясь со своим желанием ей помочь. И пение победило. Забрав законченные сапоги и куртку и отсчитав Байлам два огонька и семнадцать искр, Эрси решился.
Такая слава, как в Больших Лугах, ему не нужна. Он едва оттуда вырвался. Староста, Бини и его мамаша, и еще человек двести жителей уговаривали его остаться, а когда поняли, что это бесполезно, рвались организовать ему триумфальный эскорт. Эрси плохо стало, когда он представил себе эту картину: телега, запряженная лучшим деревенским «скакуном» тяжеловозной породы, украшенная живыми цветами и разноцветными тряпками, на которой он стоит, заложив руки за спину, в позе собирающегося на войну Кодонака, а позади выстроились пестро разодетые селяне, вооруженные лютнями, барабанами, бубнами и просто лужеными глотками, дабы восхвалять его… Ему и сейчас не до конца верилось, что удалось покинуть Большие Луга без всего этого пафоса, но он немало сил положил, отнекиваясь.
Чтобы не допустить подобного в этот раз, он решил прежде, чем приступить к исцелению, поговорить с Байлами по душам и дать им подробные инструкции: что делать, а чего не делать, когда он будет валяться в оттоке. Он даже историю для этого выдумал. Эрси отсутствием фантазии никогда не страдал.
– Вот что я вам скажу, уважаемые господин и госпожа Байл, – начал он, и супруги внимательно на него уставились, – я могу помочь вашей дочери.
– Чем вы можете ей помочь, господин Диштой? – спросил Одж, хмурясь. – Мне не по карману нанять учителя для нее, а сам я немного умею читать и писать и девочку тому научу. – Он неверно понял, в чем именно будет заключаться помощь Эрси.
– Я могу помочь в поправке ее здоровья.
– Можете? – Глаза Кайхи загорелись, а ее муж не питал излишних иллюзий:
– Зачем вы говорите так, господин Диштой? Знахарка из самого Тралтея осматривала Мали и сказала, что тут может помочь разве что Мастер Силы. Она дает нам разные травы, что поддерживают огонь в ней… – Отец печально опустил глаза.
Эрси вздохнул.
– Я – Мастер Силы, – выдавил он из себя, – Целитель. Но об этом никто знать не должен – у меня важное государственное дело, и я спешу его исполнить. Но Мали… она так хорошо поет, что я не мог пройти мимо. Я могу ее исцелить.
– Вы – Мастер Силы? – переспросила Кайха и добавила (эти слова всегда звучали, когда люди узнавали о Даре Эрси): – А почему у вас стрижены волосы?
Он снова вздохнул:
– Так надо. Я же сказал, что никто не должен знать.
– Сейчас в Тарии неспокойные временя, – задумчиво протянул Одж, теперь они с женой поменялись местами: он начинал надеяться, улавливая логику в словах Эрси, а она все больше пропитывалась подозрениями.
– Поэтому, прежде чем ее исцелять, я хочу попросить вас кое о чем.
– О чем же? – насторожился отец.
– Первое, не говорите обо мне никому, пока я не уйду достаточно далеко. Второе…
– Вы уверены, что получится? – возбужденно перебила Кайха.
– Получиться-то оно получится, но мне придется за это заплатить…
– Вам нужна плата? Мы отдадим все деньги, что у нас есть, и любые вещи… – Они вновь неверно его поняли.
– Не вам нужно будет платить. Тем более что Мастера Силы денег за действия Дара брать не могут. Мне самому придется платить! Слышали об оттоках? После исцеления я, скорее всего, потеряю сознание, у меня могут быть судороги, ну и прочая ерунда… Так что, когда я закончу – вы заберите свою девочку, чтобы она этого не видела: зрелище не очень-то приятное, а меня оставите в покое, пока я не приду в себя. И не вздумайте никого звать на помощь!
Теперь у них обоих возбужденно горели глаза, и они кивали, соглашаясь выполнить его инструкции; все-таки селяне могут шевелить мозгами, если захотят, и если конечно же мозги эти у них имеются…
У Мали больным было сердце, и исследуя ее своим Даром, Эрси убедился, что беготня с другими ребятишками по деревенским улочкам действительно убила бы маленькую певунью. Исцеляя ее, он был полностью уверен в правильности своего решения: Мали должна жить, должна петь. А когда он заканчивал латать больное сердечко, его Путь Силы, способный не только исцелять тело, но и видеть связь плоти и Дара, нащупал в девочке туго свернутый узелок. Мали была Одаренной, и лет через десять этот узелок развернется, и ей будет открыта дорога в Город Семи Огней. Эрси радовался по-настоящему, искренне, когда понял, что вместо оставшихся больной девочке двух-трех лет, как он думал ранее, Мали проживет три сотни. Может, у нее Дар Музыканта, и она будет играть на флейте?.. Эрси вспомнил Динораду и помрачнел. Когда он падал в оттоке, мысли его спутались и затуманились, образ играющей на серебряной флейте Мастера Айлид покрылся черной пеленой, а образ поющей, сидя на постели, дочери Байлов засиял ярким солнечным светом.
– Вы сказали, что Мастера Силы не могут брать денег за свою работу, но хоть чем-то мы можем вас отблагодарить? – спрашивала Кайха, когда он очнулся.
– Дайте мне поесть, – буркнул Эрси: его обычные раздражение и нервозность усиливались вместе с голодом. Когда он подкрепится, то станет едва ли не самым благодушным обывателем в этой деревушке.
Радовало, что Байлы не позвали все Верхние Долы, уложили его в кровать и, когда он попросил поесть, сразу же бросились исполнять его желание.
В комнату, где он, еще чувствуя некоторую слабость, лежал в постели, вошла Мали, на ее обычно бледных щеках играл здоровый румянец, и Эрси знал, что девчушка может теперь без страха перед смертью играть со сверстниками в догонялки и мотаться хоть целый день по всей деревне.
– Спасибо, Мастер Диштой, – сказала она звонким голоском. – Вы забрали мою болезнь?
Он кивнул, улыбаясь. Общество девочки утихомирило его раздражительность.
– И теперь вы будете болеть вместо меня? – тревожно спросила она.
– Нет, что ты! – рассмеялся Эрси: слава Мастеру Судеб, но от Целителей не требовалась такая цена.
– Тогда почему вы лежите в постели? Вам ведь было плохо?
– Это скоро пройдет. Я только поем – и все как рукой снимет. Просто я устал, когда тебя лечил.
Она засияла улыбкой:
– Хотите, я для вас спою?
Эрси искренне закивал – он хотел.
– Когда ты вырастешь, – сказал он, растроганный красивым пением, – то пойдешь учиться в Город Семи Огней и станешь Мастером.
Девочка посмотрела на него широко распахнутыми глазами, она не поняла смысла сказанного, но запомнила на всю жизнь – он это знал. Эрси внутренне рассмеялся: слухи об ожившем Астри Масэнэссе получат пищу в этой деревеньке, и люди будут рассказывать по всей Тарии, что он исцелил девочку, а затем напророчил ей будущее Мастера Силы. Если Астри Масэнэсс и был реальной исторической личностью, а не просто выдуманным героем легенд, то половина приписываемых ему поступков уж точно была делом рук таких вот, как он – Эрси, Мастеров Силы, которые сами не знали, чего хотят и куда идут.
Мали выпроводили из комнаты отец с матерью. Одж косноязычно высказал Эрси слова благодарности, дочь сапожник любил и по поводу ее исцеления радовался даже больше, чем сама больная. Глава семейства отправился в свою мастерскую, шить очередную пару сапог, или просто поспешил убраться, тяготясь огромным долгом перед Целителем, как оплатить который не знал. Кайха же вежливо оставила Эрси наедине с обильным обедом, и он принялся набивать живот, не сдерживаясь и не следя за манерами.
Он еще не закончил, когда жена Байла вернулась, подошла к нему очень близко и нежно провела рукой по его всклокоченным волосам. «Вот ведь выдумала способ меня благодарить! – думал он, судорожно дожевывая пирог с мясом. – А она очень даже красивая женщина!» Эрси сглотнул и заморгал, борясь с желанием – не очень-то прилично и безопасно заниматься этим прямо в доме, когда муж может вернуться в любой момент. И тогда сапожник его отблагодарит… палкой по спине… Тем более Мали где-то здесь… вдруг она войдет? Не хотел бы он, чтобы девочка увидела… Но Кайха казалась такой прекрасной и желанной, что он едва сдерживался, с трудом соображал и не сразу увидел в ее глазах нечто знакомое. А когда понял и осознал – ужас и отвращение разом отрезали любую похоть! Теми же глазами смотрела на него Лолли! Когда Кайха заговорила сладким и томным голосом, последние сомнения оставили его: тот же голос, те же слова!
– Это ты сделал? Но ты не мог? Зачем ты меня дразнишь?
Он смотрел на нее, придумывая, каким путем будет убегать. Может, это и глупо: убегать от красивой женщины, которая всем своим видом дает понять, что готова разделить с ним постель, но… Женщина ли это?.. Человек ли?..
– Я чувствую запах сильного Дара, но когда прихожу – его нет. Как может такое быть? И каждый раз здесь оказываешься ты… У тебя есть спутник? – продолжала она; ее голос заставил бы любого мужчину думать только об ее прелестях и не вникать в ужасный смысл сказанного, и если бы не страх, Эрси тоже не заметил бы ничего.
«Атаятан? – подумал он. Волна паники, ужаса и отвращения ударила в голову. – Он меня нашел?.. Сильный Дар…» Но Атаятан заставлял людей испытывать ужас, только ужас, а это существо разжигало желание… Но оно охотится за его Даром! Оно само призналось только что! Может, это какой-нибудь посланник Древнего, вынюхивающий Эрси, идущий по следу, оставляемому Силой? Он задрожал, но существо, управляющее телом этой женщины, не обратило на это внимания. Она склонялась к нему все ближе и ближе, как для поцелуя, но Эрси одолел такой ужас, что он видел перед собой не манящие сочные губы, а разверзнутую зубастую пасть чудовища. Он отпрянул и выгнулся, нащупывая руками опору позади себя – деревянный стул.
Женщина, не добравшись до его губ, заметила наконец, что жертва ведет себя не совсем так, как должна.