Страна Арманьяк. Бастард Башибузук Александр

Клинок молнией метнулся к солдатам и, распоров лицо первому, срубил руку по локоть второму. Я скользнул вперед ко второй паре и классическим косым ударом разрубил шлем вместе с черепом третьему, а затем, вывернув кисть, прямым выпадом ткнул острием в лицо четвертому.

С хлюпом выдрал эспаду из глазницы и сразу же отскочил назад, прикрываясь щитом. Оставшиеся в живых копейщики не побежали, как я тайно надеялся, а просто отогнали меня короткими выпадами копий.

Зато не дремал Тук. Над плечом гулко прожужжал болт и, с хрустом пробив кость, впился в скулу пятому копьеносцу. А вот шестому уже я сам, сбив в сторону древко копья, воткнул эспаду в бедро.

Седьмой… седьмой ублюдочный урод поступил, по-моему, совсем нелогично, но, к сожалению, очень практично. Он, скотина, метнул копье, окончательно отбив мне левую руку под щитом, и, выхватив короткий широкий меч, с ревом прыгнул вперед, на лету нанося удар.

Едва успев отпарировать, я вынужден был сделать шаг назад и с грохотом завалился на спину, споткнувшись через истошно воющего солдата, скорчившегося на земле и баюкавшего обрубок руки.

Чертов копьеносец в упор поймал щитом болт из арбалета, вскрикнул (видимо, его куда-то все-таки достало), покачнулся, но все равно шагнул вперед, высоко занося меч и серьезно настроившись прикончить меня.

Что произошло дальше, я помню и буду помнить всю жизнь…

Долбаное забрало долбаного шлема при падении закрылось сразу, сократив мне весь обзор до узенькой щели.

Щит при падении оказался под задницей, и я с ужасом понял, что никак не успеваю его вытащить.

Ожидая, что вот-вот моя голова разлетится на кусочки, я зажмурился и наугад ткнул эспадой в сторону солдата… Клинок во что-то уперся, а затем мягко скользнул дальше. Рев, переходящий в бульканье, — и тяжелая туша, омерзительно воняющая потом и почему-то — дерьмом, рухнула на меня, прижав к земле.

Судорожно подавляя позывы рвоты, забарахтался, пытаясь скинуть дергающееся тело, но Тук имел на этот счет свое мнение. Хекнув, он рубанул по еще живому солдату, и меня обдало струей горячей крови…

Такого издевательства организм уже не выдержал, и меня вывернуло на свои же ботфорты.

— Твою же мать… — Со злости я ткнул дагой в шею копьеносцу без руки, и от его булькающего хрипа изрыгнул остатки рвоты из своего многострадального желудка. Но на этот раз — на солдатика.

— Вы целы, ваша милость? — обеспокоенно спросил Тук и оттащил изрубленное тело в сторону.

— Что со мной станется… — Я посмотрел на валяющиеся изуродованные трупы, и меня чуть было опять не стошнило.

— А чего это вы? — удивился шотландец.

— Не твое дело. За холмом следи, — буркнул я и, смягчившись, добавил: — Ты это… молодец. Отлично стреляешь.

— Дык дело-то нехитрое. — Тук расцвел, прицелился из арбалета — и опять в кустах кто-то завопил. — С малолетства приучен.

— Научишь… — Я чуть приподнялся и сразу получил стрелу в основание нашлемника для крепления плюмажа. — Вот ублюдки! Сколько же их там?

— Так известно. Кабальеро пару человек, оруженосцы ихние да пажи. Копейщиков мы выбили всех да половину лучников тоже. Осталось всего два стрелка. Вот и считайте…

— Сам сосчитай… — Я никак не мог сообразить, сколько человек осталось.

— Семь-восемь человек, — сообщил шотландец, подумал и добавил: — Но вообще-то пажей и оруженосцев может быть больше.

— Бастард! — заорали из леса. — Сдавайся! Гарантирую, будешь моим личным пленником!

— Ваша милость… — зашептал Тук, закидывая взведенные арбалеты за спину. — Разговаривайте подольше, я их обойду…

Попытался поймать парня за пояс… сгинет же зазря, но не успел. Шотландец уже уполз в бурелом. Пришлось кричать в ответ; не отвлеку, так хоть время потяну:

— Ты представься сначала!

— Барон Гийом де Монфокон, сеньор де Сегюр.

Де Сегюр! Нет, ты понял?!

— Сеньорию тебе Паук за убийство моего отца нарезал? — Я от злости хватил кулаком по дереву.

— Руа волен распоряжаться своими владениями, — нагло заявил невидимый мне собеседник.

— Пока я живой, земли — не его.

— Если будешь сопротивляться воле его величества, то быстро перестанешь быть живым, бастард. Сдавайся. Руа милостив к своим пленникам. Глядишь, выторгуешь свою никчемную жизнь и будешь гнить в монастыре живым и здоровым. — Барон расхохотался.

— Я подумаю… Ты мне лучше скажи, как меня нашел?

— Тоже большая задача… ты подумал, что мы тебя будем искать на дорогах к Ошу, а сам подался поближе к Лектуру. И ясно как день, что ты собрался уйти в лес. Не спорю, бастард, умно. Но я эту загадку быстро разгадал. Кстати, твой духовник молчал до последнего…

— Ты поднял руку на церковника и теперь будешь гореть в аду! — Я чуть не выскочил из-за бревна.

— Моя добродетель перевесит мои грехи… — Барон опять заржал. — Но хватит. Сдавайся. Сейчас сюда прибудут три копья жандармов, и мы выкурим тебя как крысу…

— А ты сам попробуй, собака. Иди сюда, урод, я тебе bebichi посрубываю.

— Это ниже моего достоинства, бастард. Короче, у тебя четверть часа на раздумья…

Ничего не понимаю… Положение, конечно, аховое. Нас двое, противников же — человек восемь-десять. Но подкреплений в ближайшем будущем у них не будет однозначно. Как его вызовут? Сомневаюсь, что они возят с собой почтовых голубей, а что такое рация, люди еще не будут знать веа четыре. Даже если у них есть голуби — пока эта птаха мира долетит, пока доберется подкрепление… сутки, не меньше. А вот взять меня долбаный барон не может. Силенок маловато. Мы и так большую часть выбили… и выбьем еще. Так что он голову мне морочит, собака?

Ну, сука… только попадись. На медленном огне изжарю, на кол ублюдка посажу. Это какой же извращенной и порочной натурой надо обладать, чтобы посметь на доминиканца руку поднять…

— Эй, барон? Хотя какой ты барон? Если свинью нарядить как кабальеро, она все равно свиньей и останется…

Никто не ответил…

Что за…

Не успел я даже удивиться, как в зарослях раздался глухой стон, затем еще кто-то заверещал, как заяц, и сразу же прозвучало несколько воинственных воплей, среди которых я различил голос шотландца… твою же мать…

Сильно не раздумывая, перемахнул через бревно и ринулся в заросли на шум схватки.

Навстречу мне сразу выступил коренастый кабальеро в полном миланском доспехе и котте с лилиями Паука. На голову мужик напялил салад с наглухо задраенным составным забралом и пышным плюмажем. В руках он держал здоровенный цвайхандер, положив его на правое плечо.

За ним, чуть поодаль, стояли двое парнишек в легких кольчугах, только с отдельными элементами латной защиты. Причем вразнобой, как будто поделили комплект между собой. У одного были наручи, а у второго поножи. Первый держал в руках обычный прямой меч и круглый щит без герба, а второй, в старинном норманнском шлеме, вооружился протазаном.

— Я виконт… — начал было представляться кабальеро, даже не сняв с плеча меч, но я, пропустив эти условности, на бегу рубанул его эспадой по внутреннему сгибу локтя, так удобно подставленному под удар, а затем, когда его развернуло, засадил до чашки дагу под мышку.

— Мне не важно, кто ты… — Не останавливаясь, выдрал оружие и срубил парня с протазаном в руках, изумленно уставившегося на меня. Располосовал ему рубящим ударом плечо.

Второй мальчишка успел замахнуться мечом, но получил граненое лезвие в живот.

— Извини, парень, ничего личного… — С прокрутом вырвал клинок и, оттолкнув пажа плечом, помчался на крики и лязг железа, доносящиеся из зарослей.

— Только попробуй сдохнуть, клятый скотт… — прорвался я через кусты и увидел, как Тук отмахивается своим фальшионом сразу от трех мечников. Четвертый безуспешно пытался встать на колени, раз за разом падая на бок.

Тук держался, но явственно припадал на правую ногу, полностью залитую кровью.

— Ко мне, уроды! — истошно заорал я и увидел, как в тот же самый момент один из нападающих снес меч шотландца в сторону, а другой наотмашь рубанул его по груди.

Тук вскрикнул и осел на землю, а мечники одновременно развернулись ко мне и, прикрывшись щитами, организовали что-то вроде строя.

Это, скорее всего, были оруженосцы так и не успевшего мне представиться виконта или, возможно, даже самого барона. Одеты поосновательнее, чем пажи, у всех на головах бацинеты, длинные кольчуги, у одного так вообще что-то похожее на юшман. Набедренники, наголенники и наручи. У двоих в руках почти одинаковые полуторные мечи, у третьего шотландский палаш с вычурной гардой. Держатся без страха, движения уверенные…

Так, а где барон? Где эта сука? На коттах у оруженосцев какие-то красные быки… а у третьего — крепостная башня на червленом поле, и по левой стороне синяя и белая вертикальные полосы. Барона не вижу…

— Где барон?

— Тебе до этого дела нет, гнусный бастард, — рявкнул в ответ самый крупный из оруженосцев, тот, что в юшмане.

— Мне как раз есть дело, сопляки… Обещаю: если скажете, отпущу живыми… — почти спокойно пообещал им.

— Смерть бастарду! — одновременно проревели оруженосцы и слаженно напали.

Ну, сами напросились. Вы мне еще за Тука ответите… Сбил палаш с удара и обратным ударом ткнул в лицо крайнему нападающему. Затем отскочил в сторону и отбежал на несколько шагов.

Парень, которого я ударил, зажимая руками хлынувшую кровь, опустился на колени. Оставшиеся притормозили и развернулись ко мне.

— Последний раз спрашиваю, где де Монфокон? Присягаю, вы позавидуете мертвым, если не скажете… — спросил еще раз, сдерживая в себе дикую злобу. Подождал пару секунд и добавил: — Все. Время истекло…

Никакого сожаления и тем более откровенной жалости я не чувствовал. Более того, с самого начала схватки почти не руководил собой, отдав все на откуп инстинктам и эмоциям. Осознавал себя как Александр Лемешев, но половиной меня управлял Жан, бастард д’Арманьяк. Получился довольно уродливый симбиоз, но мне с ним было удивительно комфортно.

Радовало еще то, что особого кайфа, такого, как в первый раз, я не почувствовал. Был азарт, было желание выжить и победить, было стремление убить своих врагов — и никакого сексуального возбуждения. Я отлично себя чувствовал, осознавая, что эти две личности прекрасно поладили между собой, в случае необходимости дополняя и уравновешивая друг друга. Очень удобно оказалось: решения, нежелательные для Лемешева, но необходимые в окружающей средневековой обстановке, принимал бастард. А действия, неприемлемые для него, и общее руководство осуществлял Лемешев. При этом никакого раздвоения личности я не чувствовал.

Но хватит об этом. Чувствую, мне еще не раз придется обдумать все эти коллизии с моими личностями, так что не будем отвлекаться. Тут вообще-то меня зарубить пытаются…

Возможно, если бы парни имели выучку получше и побольше опыта, у них бы и получилось нанести мне какой-нибудь урон. Все-таки я никогда в жизни не сражался с несколькими серьезными противниками одновременно. Но к их несчастью, ни первым, ни вторым парни не обладали и через пару секунд распластались на земле, захлебываясь кровью.

Самый старший из них успел вскользь чиркнуть меня по наплечнику и сейчас с распоротой шейной артерией заливал траву почти черной пузырящейся кровью, вырывая в конвульсиях траву вместе с землей.

Его товарищу повезло немного больше. Он умер мгновенно. Клинок эспады перерубил одновременно с кольчужной бармицей шейные позвонки.

Подошел к стоящему на коленях последнему, оставшемуся в живых, и опрокинул его ударом ноги на спину. У оруженосца оказалась сильно разворочена скула и поврежден левый глаз. Парень, зажимая рану, постанывал, но тем не менее смело посмотрел мне в лицо.

— Ты хочешь умереть, эскудеро?

— Я в твоих руках, бастард, — ответил ломающимся юношеским баском парень.

— Где барон?

— Он бросил нас и сбежал. Обманул… — Парень задыхался, почти теряя сознание, из-под руки толчками выплескивала кровь. — Сказал, что обойдет тебя с тыла, приказал напасть, а сам ускакал… Сделай так, бастард, чтобы об этом узнал каждый благородный кабальеро…

— Сделаю это. Зажми покрепче рану, я пощажу тебя… — Срезал у него кусок котты и дал в руки: — Зажимай: может, тебе повезет и ты выживешь.

Вдруг понял, что совсем забыл про Тука, беспощадно обматерил себя, развернулся и подбежал к шотландцу. Увидев его живым, с облегчением перевел дух.

— Живой, дружище! Ну ты меня и напугал!

— Живой… ваша милость… — Тук зажимал на груди длинный, но неглубокий порез. Меч прорубил кольчугу и гамбизон, но тело сильно повредить уже не смог.

— Убери руки… вот… будешь жить, старина, — сделал я вывод, осмотрев рану.

Крови, конечно, натекло порядочно, но сама рана была глубиной всего несколько миллиметров, хотя и пересекала грудь наискосок до самых ребер.

— Ты сиди… я сейчас… — На радостях помчался проверять, не остался ли кто в живых.

Позволил выпятиться в себе бастарду и приколол двух недобитых лучников. На самом деле это была не жестокость, а милость. С такими ранами в эти времена не выживают.

Потом нашел еще одного с болтом в плече, прислонившегося к дереву.

— Что вы сделали с приютом доминиканцев? Говори — и я подарю тебе быструю смерть.

Лучник скривился, закашлялся, потом утер кровь с подбородка и хриплым, надтреснутым голосом заговорил:

— Барон приказал… Монахов порубили всех… Со стариком он сам забавлялся. Но приор крепким оказался… Тогда барон приказал его повесить…

— Где этот… Симон его зовут. Тот, кто меня выдал.

— Не знаю… кажется, остался в лагере… — Лучник закашлялся опять.

Кровь текла из его рта уже не переставая.

— Ладно… молись.

Лучник забормотал слова молитвы, а потом, чувствуя все-таки к себе легкое чувство омерзения, я аккуратно проткнул ему сонную артерию дагой.

— Ну и урод ты все-таки, Сашка… — почти безразлично сказал сам себе и еще раз пробежался по поляне.

Разглядел полоску крови, ведущую в лес, и, пройдя по ней, нашел успевшего уползти на пару десятков метров копейщика. Это был тот самый солдат, которому я проткнул ногу возле бревна. Разговора с ним не получилось, солдат вздумал отмахиваться мечом, и я недолго думая с облегчением приткнул его подобранным копьем. Действительно с облегчением, не пришлось раненого добивать… А так — вроде как в бою.

Собрался взять аптечку, которая досталась мне от бастарда, и обнаружил, что чертовы лучники все-таки успели здорово навредить. Лошадка, которую я получил от де Граммона как выкуп за доспехи, лежала на земле с тремя стрелами в боку и уже испускала дух.

Твари… такую лошадь погубили. Потом вспомнил, что в наследство нам достался добрый десяток лошадей, и немного оттаял. Все равно жалко, но ничего уже не поделаешь.

Прихватил аптечку и бочонок с арманьяком — сойдет вместо спирта, и вернулся к Туку, по пути проверив неизвестного виконта с несчастными мальчишками, которых только сейчас стало по-настоящему жалко.

Не знаю… К счастью или к несчастью — это, наверное, смотря кому, — виконт и его пажи уже отошли в мир иной. Горевать о них особо было некогда, да и, здраво размышляя, незачем. Они умерли с оружием в руках, как настоящие кабальеро, и, скорее всего, сами себе другого конца не желали.

Оруженосец с распоротой щекой лежал без сознания, кровь не останавливалась, продолжая толчками выплескиваться на траву… Ну что я смогу тут сделать, твою мать… Сам же напал. Чем я ему сейчас помогу? Плюнул и направился к шотландцу. Не мой это грех…

Снял с Тука кольчугу и гамбизон. Потом камизу.

— Ну что, братец Тук, будем тебя лечить, — сообщил шотландцу, с опаской следившему за моими манипуляциями.

— А чего там, ваша милость, лечить-то? Писануть на тряпку да приложить, а потом перевязать. Делов-то.

— Я тебе сейчас на голову писану! Ты что, придурок, сдохнуть хочешь? — рявкнул на него и смочил арманьяком чистую тряпочку.

— Так это же пить надо, ваша милость, зачем добро переводить? — Тук сглотнул слюну и вожделеюще посмотрел на бочонок.

— Ладно… заслужил сегодня. — Я налил половину чашки и сунул в руки шотландцу. — Жри давай и не мешай.

Особых навыков в медицине я не имею: так, лишь все то, что должен уметь любой мужик. Главное — не умение, а энтузиазм. И вообще гарант успеха любой операции — это хорошо зафиксированный пациент.

Действуя в основном по наитию, обработал края раны арманьяком; сам, конечно, предварительно пропустил внутрь полкружечки. Промокнув импровизированным тампоном кровь в ране, снял крышки сразу с обеих баночек с мазями.

И что дальше?.. Подумал и наложил ту, что пахла лучше. Кровь, кстати, довольно быстро после этого унялась. Затем сложил в несколько раз бинт, положил на рану и поверх плотно забинтовал. А что… мы, медики, такие… изобретательные.

— Все, дружище. Теперь будешь жить, — хлопнул шотландца по ноге.

— Ай!.. Ваша милость… Нога!.. — завопил тот.

— Тьфу, черт, что же ты молчал, придурок… — Я уставился на довольно глубокий разрез, зияющий на бедре.

— Так я думал, вы видите… а это… можно еще полстаканчика? Очень уж хорошо эта штука боль отшибает…

— Alkogolik… — сообщил я ничего не понявшему Туку.

— А стоит ли, ваша милость, заклинания говорить… богопротивно это… — ужаснулся шотландец.

— Это не заклинания, придурок. Пей… — Сунул кружку и принялся обрабатывать по той же схеме рану на ноге.

Закончил и предупредил шотландца:

— Смотри у меня, лежи без движения. Крови ты все-таки много потерял. Времени у нас много. Пока барон приведет подмогу — не меньше десяти часов пройдет. Мы успеем далеко уйти. И пойло больше не трогай, по башке получишь.

Немного посидел, соображая, что в первую очередь надо сделать. Лошади и трофеи… у меня всего хватает с избытком, а Тука надо по первому классу экипировать… заслужил парень. Виконт-то неизвестный вроде размерами подходит. Значит…

Притащил за ногу его труп к шотландцу и обязал обдирать по мере сил. Потом собрал все оружие и сложил в кучу, откинув в сторону более достойные на первый взгляд образцы. Хотя в эту категорию попал только цвайхандер виконта и шотландский палаш его оруженосца… Вру, еще мизерикорд и кинжал того же неизвестного кабальеро. Остальные образцы ни качеством, ни особой красотой не поражали. Да и куда нам столько…

Юшман с оруженосца тоже вознамерился отдать шотландцу, но сам его снять с трупа не смог. Противно… Крови как со свиньи натекло.

После недолгих раздумий и этот труп отволок поближе к Туку, который, несмотря на раны, с энтузиазмом уже почти полностью ободрал доспех с виконта.

Большая часть лошадей разбежалась, но боевой конь виконта и еще пара лошадок так и стояли, привязанные к дереву.

Опасливо подошел к караковому жеребцу. Зверюга здоровенная, похоже, той же породы, что и мой Роден.

— Тише. Тише, мальчик, ты же не будешь возражать, если у тебя появится новый хозяин… — приговаривая, я зашел сбоку, стараясь не испугать коня.

Жеребец всхрапнул, покосился глазом, вздрогнул, но не укусил.

— Умница, хорошая лошадка… — Похлопал коня по шее и, нащупав пряжки седельных сум, осторожно расстегнул и сбросил их на землю. Затем отстегнул кобуру с арбалетом и ножны с полуторным мечом, при виде гарды которого память услужливо подсказала название. Скьявонеска это. Предок скьявоны — палаша, которым вооружены ватиканские гвардейцы. Полетел на землю тяжеленный тарч в чехле. Потом по гербу Тук разберется, кого я на тот свет отправил.

Отвязал поводья — и чертово животное… Ну, как его еще можно после этого назвать? Коняка хватанула меня зубами за руку, выдрала поводья из рук и галопом умчалась в лес, задрав хвост трубой.

— Долбаная скотина… — с чувством выругался.

Еще хорошо, что рука в защите, а так прокусил бы, как пить дать.

— Что б тебя волки сожрали!

— Ваша милость… Так надо было ему морду коттой закутать… — подал голос шотландец. — Эх… жаль. Хороший крессе был. Ладно хоть что-то с него досталось.

— Не жалей, пути Господни неисповедимы. Только он знает, что дать, а что забрать. Ты доспех ободрал?

— Ну да, делов-то, тут у кабальеро еще три десятка дукатов и чуток серебра в мошне было…

— Это хорошо. Теперь все это твое… Кроме дукатов, конечно. Серебро пополам.

— Благодарю, ваша милость… — Шотландец, покряхтывая, встал и вознамерился произвести свой обычный ритуал целования моих рук.

— Брось… Сам знаешь, не люблю. Слушай задачу. Уроды подстрелили нашу лошадку; значит, надо выбрать из трофеев коня получше и перегрузить все. Забираем все что нужно и валим куда-нибудь подальше. Куда, чуть позже решим. И не хватайся за все. Я делаю, а ты подсказываешь, как лучше, и помогаешь. Время пошло… Только нос не задирай, пришибу…

— Благодетель вы мой… Как можно…

— Еще раз так выразишься, собака, сдам в инквизицию на опыты. Какая тут лошадь лучше?..

Со всеми делами справились довольно быстро. Теперь встал вопрос, куда податься.

От своих намерений посетить замок Бюзе я отказываться не собираюсь, все равно сделаю, что задумал, но… Но барон поднимет всю округу на уши, и так просто по дорогам не попутешествуешь: схватят, со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Ну? В какую сторону отправляемся?

— Я думаю, ваша милость, нам следует продолжить путь по тому же направлению. Обойдем Лектур с востока по большой дуге. В лес они больше не полезут, будут на дорогах дежурить. С божьей помощью как-нибудь проскочим. А пока желательно убраться как можно подальше от этого места и переждать денек-другой. Так что туда. — Шотландец рукой показал на восток.

— Туда так туда… — Мне было почти все равно, как раз стала наступать разрядка после боя, и голова практически ничего не соображала.

Хотелось просто лечь и заснуть. К тому же тело бастарда еще не привыкло к темпу, с которым я махал оружием, и отчаянно протестовало. Болели все мышцы без исключения: сам себе казался столетним стариком.

К вечеру забрались в неимоверную глушь, даже солнце с трудом пробивалось через кроны вековых деревьев. Я приметил полянку около небольшого озерца и скомандовал привал.

Тук себя чувствовал неважно, был бледный как мел, даже разговаривал с трудом. Уложил его на попону и опять осмотрел раны. К счастью, воспаление не началось, только слегка покраснели края, но главное — раны перестали кровоточить. Не знаю, что за мазь досталась мне от бастарда, но она работала неплохо. Наложил ее опять и перебинтовал, прописав шотландцу полный покой до завтрашнего утра. Попутно наорав, когда он собрался натаскать хворосту.

Налил ему полную кружку арманьяка, заставил выпить и с облегчением вздохнул, когда шотландец почти мгновенно уснул.

Расседлал коней, обтер их, как мог, и задал по доброй порции овса. Лошади — наше всё, беречь надо.

Наконец занялся собой. Залез в озерцо и долго плескался, смывая с себя пот и кровь. Потом тщательно вычистил одежду и ботфорты. Клятые солдаты… Ну никак не хотели помирать эстетично. Заляпали меня всякой гадостью по самое не хочу. Грязное это дело — людей убивать… м-да… в прямом и переносном смысле.

— Брр… мерзость какая. — Вспомнилось несколько особо отвратительных эпизодов. — Ладно, бастард. Дело по нынешним временам житейское… пообвыкнешься как-нибудь…

Захотелось поесть чего-нибудь горячего. Натаскал хвороста, развел костер и водрузил над ним медный котелок, которым Тук тайно одолжился у доминиканцев. Ворюга… Радует только, что тащит не в свою пользу… Так уж и быть, отпускаю ему этот грех.

Пошарился по запасам и нашел мешочек с какой-то крупой, очень похожей на кукурузную муку крупного помола. Но явно не кукуруза, да и хрен с ней. Съедим. Побольше окорока, поменьше крупы, пару кусков сыра и топленого масла не забыть, вот те и ужин…

Теперь займемся оружием, пока вода закипает. Клинок на эспаде в нескольких местах поцарапался, появилась пара щербинок, к счастью, небольших. Вооружился оселками и за несколько минут вернул ее к прежнему состоянию. Конечно, полирнуть не мешает, да нечем, доберусь до мастера — отдам в работу. Смазал клинок льняным маслом и отложил в сторону, занявшись дагой. По ней работы оказалось чуть больше, скололся маленький кусочек острия.

Затем занимался доспехом. Кровью он оказался заляпан по самое не хочу. А это потенциальная ржавчина, что совсем не хорошо.

Пока работал, закипела вода. Посолил как следует, и забросил все ингредиенты сразу. В конце сушеных травок закину, запах приятный, напоминает прованский сбор из супермаркета; вот тебе и еда, достойная кабальеро.

Подумал немного — и отправил свой готический доспех с эспадой вместе в багаж. А взамен достал юшман, доставшийся в наследство от племянника Исаака, иерихонку и эспаду-фламберг де Граммона.

Еще раз подумал и заменил фламберг на меч того же племянника. Жалко такую драгоценность… Оставим ее для парадного варианта. Еврейский меч не хуже моей эспады будет, почти такой же легкий и даже на несколько сантиметров длиннее. Клинок, правда, у основания широковатый, но… посмотрим. Поупражняюсь немного, и сразу все станет ясно.

Примерил доспех — и остался доволен. Классом защиты он, конечно, уступает готическому, но в разы удобнее и, главное, легче. К тому же он с юбкой, надежно прикрывающей ноги почти до колена. Да и надевается не в пример быстрее. Как жилет, на крючки посередине.

Иерихонка тоже и легче, и удобнее, чем салад. По крайней мере, обзор ничем не ограничивается. Наручи и поножи с кольчужными рукавами тоже имеются.

Почему я так поступил? По ряду причин.

Хочу изменить свою внешность. С утра бородку сбрею — и будет полный порядок. Доспех бастарда приметный, вполне могут и по нему опознать. А мой новый доспех, хотя и устарел немного, смотрится импозантно, дорого, да и внешность меняет радикально.

Есть еще одна причина. За несколько схваток, в которых успел поучаствовать, убедился, что «родной» доспех к моему стилю фехтования подходит мало. Мое основное преимущество — в скорости и подвижности. Буром переть и надеяться, что ответные удары не прошибут защиту, я не собираюсь. Пока, по крайней мере, масштабных битв не ожидается. Так что меняем имидж.

Закипело варево на костре. Засыпал травки и разгреб угли, убавляя жар. Еще немного — и можно будет питаться.

Теперь трофеи… Двуручник… Ну его в задницу, такую тяжесть. Пойдет Туку. Скьявонеску тоже — тяжела не в меру. Обычный полуторный меч с двумя долами, идущими от основания почти до конца клинка. Гарда причудливая: один конец перекладины загибается к рукоятке, а второй — к клинку. Так себе… Не вижу практического применения в своих руках. Шотландцу сойдет.

Шотландский палаш? Опять шотландцу, опять Туку, все-таки национальное оружие. Хотя нет… попридержу его. В ближней схватке лучше палаша не придумаешь, да и качественно его сделали. С претензией.

Так, пороемся в сумках… стоп, а арбалет?

Достал арбалет из кобуры… мать моя женщина, он не болтами, а свинцовыми пульками стреляет. Такие, кажется, шнепперами называются. Так сказать, промежуточный вариант между арбалетом и аркебузой. Красивый…

Привлекла внимание костяная накладка на прикладе… Оп! Совсем интересно: накладка повернулась на шарнире, открыв небольшой ящичек. Вытащил ящик и увидел прядь светлых женских волос, обернутую в батистовый платок с замысловатой монограммой.

М-да… Сам того не ведая, я безобразно прервал чью-то историю любви. Печально… Настроение от этого испортилось, и я решил арбалет как можно быстрее кому-нибудь продать… или вообще подарить. Грустные мысли он навеивает, сцуко, душу корябает.

В сумах нашелся стандартный походный набор, похожий на тот, что обнаружил сам у бастарда сразу после переноса. Правда, тут еще присутствовал маленький деревянный ящичек с какими-то косточками: святые мощи, скорее всего, и небольшой молитвенник в золотом окладе. Набожный виконт попался… Ладно, белье шелковое, совершенно новое — значит, забираю, верхнюю одежду тоже, а остальным пусть Тук распоряжается… арбалет тоже пока себе оставлю, благо запасная тетива, мешочек с пулями и пулелейка присутствуют. В общем, все и так мое, шотландец просто отвечать за сохранность будет.

Снял котелок с огня и потащил к Туку.

— Вставай, лежебока, хватит косить под больного.

— Как это, ваша милость, — «косить больного»? — Тук продрал глаза и с шумом втянул воздух носом.

— Это значит — притворяться. Держи тарелку и кубок. Пить сегодня будем. Много. Помянем убиенных нами, все-таки божьи души. А ты прочитай молитву, какую знаешь, за упокой душ.

— Хорошо, ваша милость… — Тук зачерпнул полную миску каши и отправил в рот. — Мм… вкушно, ваша милошть…

— Молитву сначала прочти, обжора, да погромче, я повторять буду, потом уже жрать. Экая ты, Тук, свинья все-таки…

Пробормотал молитву вслед за шотландцем. Странно, но так захотелось. Что-то подсказывало; так надо. Не знаю: возможно, это бастард во мне или что-то еще, но помолился я, и стало немного легче. Исчез груз с души… Ты смотри, так скоро и набожным стану. Причудливы воистину твои дела, Господи.

Варево оказалось на высоте, под него отлично пошел предок арманьяка. Весьма, знаете, недурственно, особенно когда бочонок показал свое дно и было уже все равно, что пить. В конце концов мы объелись и здорово захмелели.

— Вот, шотландец… скажи, — я ткнул кружкой по направлению к Туку, — ты сегодня боялся?

— Не знаю… ваша милость.

— Как это? — Я с третьей попытки наколол кончиком даги ломоть ветчины.

— Не успел, а потом уже некогда было… ик…

— Вот и я так… а теперь скажи: я, наверное, кажусь тебе странным? Только правду говори.

— Правду… скажу. Сначала казались, больно вы не похожи на местных. Теперь вижу, что вы просто умный. Грамотный. Как бы сказать, чтобы не разозлить вашу милость…

— Валяй. — Я милостиво махнул рукой.

— Два человека в вас… — выпалил Тук и испуганно посмотрел мне в лицо.

— Что, так заметно?.. — по инерции ляпнул я и поспешил исправить вопрос: — Почему ты так считаешь?

— Не знаю… — смутился Тук. — Я запутался совсем. А какая разница, ваша милость? Вы хозяин, я ваш слуга, меня все устраивает, и я благодарю Бога за то, что вы меня нашли.

— Понятно… — Я немного успокоился.

Просто я действительно знаю много неизвестного в этой эпохе, и этот факт никак не мог не бросаться в глаза. Тем более Тук постоянно находится со мной, все видит и слышит.

— Слуга, говоришь? Знаешь что, дружище… ты доказал своей службой, что достоин большего. Назначаю тебя своим эскудеро… что там в таких случаях говорят? Я что-то позабыл.

— Ваша милость! — Тук рванулся было опять целовать руки, но сдержался.

— Так что надо сказать?

— Я не знаю, — смутился шотландец, — вы уже все вроде сказали… Только маленький вопрос… В эскудеро пожизненно, или с правом закончить обучение и стать кабальеро?

— Не знаю, решу потом. Видно будет. Служи — и будешь вознагражден. Только вот обязанностей слуги с тебя никто не снимал. Знаю, что неправильно, но пока так. Не нравится, можешь отказаться…

— Нет, ваша милость, я со всем согласен! Я другого слугу к вам не допущу… — завопил Тук.

— Вот и молодец. Давай выпьем…

Напились до безобразия, да, в буквальном смысле слова. Я даже не помню момент, когда лег. Даже малейшей мысли не мелькнуло установить дежурство. Пронесет авось…

Глава 8

— …клянусь, отец мой, что буду приумножать и беречь казну, не щадя жизни своей, и потрачу ее только на благо рода нашего, — говорил я, положа руку на Евангелие в серебряном окладе.

Страницы: «« « 4567891011 » ... »»