Меридон Грегори Филиппа
– Надеюсь, это тебе принесет хоть немного радости.
– Не нужна мне красота, – сказала я, и, хотя была всего лишь девочкой, не очень умной к тому же, сказала я правду. – Не нужна красота и мужчина не нужен. Я хочу только, чтобы у меня был дом и немножко золота под матрасом. И чтобы Дэнди ничего не угрожало.
Миссис Гривз хмыкнула и помогла мне завязать тесемки на манжетах.
– Единственное, как девочка вроде тебя может все это получить, – это найти себе мужчину и надеяться, что он окажется богачом, – дала она совет. – Тебе понравится, как подрастешь.
Я покачала головой, но ничего не сказала.
– А сестра твоя что? – спросила меня миссис Гривз. – Положила глаз на мастера Джека, так ведь? Едва ли ей там что перепадет.
Я опасливо поглядела на миссис Гривз. Она молча прислуживала за обеденным столом и молча готовила в кухне. Но видела она больше, чем кто-либо мог предположить. Я знала, что Роберт с ней ничем не делится, но боялась, что она могла ему сказать.
– Кто сказал? – спросила я, осторожно, как бродяжка с обочины.
Миссис Гривз усмехнулась.
– Думаешь, я слепая, деточка? – спросила она. – В моем чайнике лопухи не плавают, но бедный парень вечер за вечером пьет бог знает какую дрянь. Ей это помогает?
– Не знаю, – сказала я. – Понятия не имею, о чем вы.
Я знала. И это помогало.
Любовное зелье или скука коротких зимних дней и долгих зимних вечеров. Лесть двух хорошеньких девушек или значимость того, что он был их ловцом, – что-то приводило Джека в нашу маленькую комнатку над конюшнями вечер за вечером, пока его отец изучал карты и альманахи ярмарок.
Мы слышали его шаги на лестнице, потом его тихое: «Эй, там!» – и Дэнди отзывалась: «Поднимайся, Джек!» – ленивым ласковым голоском.
Она бросала в огонь горсть семян лаванды, чтобы дым был пряным и сладким. Прятала испачканные тряпки под матрас и распускала верх корсажа, чтобы видны были сливочные полукружия ее грудей. Потом она подмигивала нам с Кейти и говорила:
– Десять минут, не забудьте, – и голос ее, обращенный к нам, был совсем другим.
Вечер за вечером Джек поднимался через люк со своей полупечальной, полуплутоватой улыбкой.
– Меридон, Дэнди, Кейти, – говорил он. – Я принес вам яблок из кладовки.
Он протягивал нам яблоки, и мы сидели, грызли ледяные фрукты и говорили о работе, которую провернули за день. Об удавшихся или неудавшихся трюках, о наших надеждах на грядущий сезон.
Потом, минут через десять, Кейти, так и видевшая золотую гинею, причитавшуюся ей на Пасху, толкала меня.
– Я тебе помогу с водой, Мэрри, – говорила она.
И мы вдвоем спускались по лестнице посмотреть, у всех ли лошадей есть вода и сено на ночь, все ли они надежно заперты в стойлах. Снега и Море держали под крышей, мы заходили и к ним. Иногда мы просто сидели в пустых денниках, давая Дэнди и Джеку время побыть одним. Я вполуха слушала болтовню Кейти про парней в Уарминстере и про одного настоящего джентльмена из самого Бата, но большей частью прижималась щекой к теплой шее Моря и мечтала, чтобы мы оказались далеко-далеко.
Все, что мне нужно было сделать, чтобы прервать этот роман, – это сказать Роберту. Он бы разозлился, но дальше гневной выволочки дело бы не пошло. Я могла охладить пыл Джека, лишь намекнув ему на это. Или пообещать Кейти еще гинею за то, чтобы она закрутила с Джеком за спиной Дэнди. Но по какой-то причине я чувствовала, что ничего не могу сделать. Мне казалось, что ворожба Дэнди на Джека подействовала на нас всех, вот мы с Кейти и мыкались по конюшне, хотя ни одна из нас не желала, чтобы у них все шло гладко. И я соврала миссис Гривз, которая, возможно, подсказала бы мне, что делать.
– Дэнди не нравится Джек, – неубедительно произнесла я. – Мы, все трое, сблизились, когда ездили вместе, а потом стали вместе работать. Роберт хочет для сына большего, а у Дэнди есть работа.
Миссис Гривз кивнула и не стала настаивать.
– Ужин через двадцать минут, – сказала она и собрала с пола мои мокрые вещи.
Я кивнула и вышла в сгущающуюся тьму на конюшенный двор. Уильям уже должен был бы разжечь в нашей комнате огонь, и я решила, что мне удастся побыть одной. На лестнице я услышала голоса и остановилась.
Это были голос Джека и веселый смешок Дэнди.
– Думаю, ты меня приворожила, Дэнди, каким-то чертовым цыганским зельем, – сказал он. – Правда, так и думаю!
– Только тем волшебством, что у тебя в штанах, – тихо сказала Дэнди, и по голосу было слышно, что она улыбается. – И что тогда, красавчик, если это не ворожба?
– Ох, Дэнди, – вздохнул Джек. – Нет, девочка, убери руки. Не дразни меня. Я слишком ослабею, чтобы завтра тебя поймать.
– Дэвид велел лететь к тебе, словно я тебя люблю, – сказала она. – Я могу. Могу лететь к тебе, словно люблю тебя. Я тебя правда люблю, понимаешь?
– Дэнди, – с неловкостью произнес Джек.
– Ты меня любишь? – серьезно спросила она.
– Дэнди, – повторил Джек.
– Любишь, когда я тебя там трогаю, – тихо, с придыханием, произнесла Дэнди. – А еще любишь, когда я вот так распускаю корсаж, да, Джек? Любишь, когда я тебя вот так целую, да, Джек?
Я услышала, как дыхание Джека стало вдруг хриплым, а потом он резким движением вырвался.
– Прекрати, Дэнди, – быстро сказал он. – Надо нам перестать. Если отец узнает, он нас обоих выкинет из балагана, и нам некуда будет идти и не на что жить. Он нас предупреждал. Я дурак, что прихожу и остаюсь с тобой наедине, а ты – сущий дьявол, что заставляешь меня это делать. Я не могу обещать тебе любви, я это знаю. Я и не обещаю. Когда все началось, ты сказала, что это просто для того, чтобы развлечься. Ты же знаешь, я ничего не могу обещать ни одной девушке.
В комнате воцарилась тишина.
Я подкралась ближе к люку и напрягла слух. Я думала, что Дэнди разозлится, что он от нее отпрянул, но и не представляла, как умно она себя с ним ведет.
– Ладно, – ласково сказала она, и в ее голосе снова зазвучал смех. – Ладно, красавчик Джек. Будем играть по твоим правилам, не станем огорчать твоего папу. Не давай мне обещаний, а я не стану ничего обещать тебе.
Я услышала, как скрипнула половица, когда Дэнди встала, потом шорох ее рубашки, когда она спустила платье.
– А теперь… – сказала она, и голос ее был полон могучей женской власти. – Теперь скажи мне, и можешь сказать правду. Не любишь ли ты меня, красавчик Джек, мы ведь условились этого слова не говорить. Скажи мне, нравится ли тебе смотреть на меня в чем мать родила?
Я услышала, как Джек издал что-то вроде стона, а потом они оба упали обратно на постель. Слышал, как задохнулась моя сестра, когда он вошел в нее, а потом всхлипы и вскрики, когда они вместе стремились к наслаждению. Потом он сдавленно вскрикнул, а чуть позже Дэнди глубоко вздохнула, словно получила наконец то, чего хотела.
Я сидела, положив подбородок на руки, на лестнице, где тянуло сквозняком, и ждала, пока они закончат, чтобы попасть в свою комнату. Я не была поражена, меня не охватило косвенное желание, которое приходит, когда наблюдаешь и подслушиваешь. Я слышала и видела па с Займой с тех пор, когда была совсем малышкой, и это ничего для меня не значило, кроме того, что вскоре, когда их страсть ослабнет, они начнут ругаться еще сильнее.
Я предупреждала Дэнди, и Джек предупреждал ее, чтобы не просила его о любви. Она хотела его с того летнего дня, когда впервые увидела в красной рубашке и белых бриджах на лугу возле солсберийской ярмарки. Теперь она его окрутила и получила. Я не знала, довольно ли ей будет этого. Я каждой ноющей косточкой замерзшего тела ощущала, что добра для нас в этом не будет, что Джек горяч, как кобель, но не влюблен. Если Дэнди рассчитывала, что он воспримет эту возню как помолвку, ей предстояло пожалеть еще до окончания дела.
Я передернулась и встала. Дэнди должна была рано потерять девственность, предотвратить это было так же легко, как запретить ветру дуть. Возможно, их пыл остынет за несколько недель, и мне не о чем беспокоиться. Когда мы будем работать и переезжать под присмотром Роберта, возможностей для удовольствий у них точно будет меньше. Джек ясно сказал Дэнди, что не полюбит ее и не женится на ней, и она приняла его, зная это, чтобы утолить свою и его похоть. Я рассудила, что они уже довольно давно уединяются в нашей комнате, и прокралась к основанию лестницы. Когда я, медленно топая, взобралась наверх, они уже оделись, и Джек возился с очагом. Он кивнул мне, угрюмой, и отправился помыться перед ужином.
Дэнди бросила на меня косой взгляд.
– Я его получила, – сказала она.
– Я знаю, – ответила я. – Я была на лестнице.
Она кивнула. Мы не жили в домах и не переживали, что нас услышат.
– Тебе этого хватит? – спросила я. – Развлечься, как ты сказала, да и все?
Она потянула шнурок, которым были стянуты ее волосы, и на лицо ей упала черная волна.
– Конечно, – ответила она из-под волос, села на свой тюфяк и стала расчесываться.
Я смотрела на нее в тихом отчаянии. Она возводила вокруг своих мыслей стену так явственно, словно сказала мне вслух: не лезь не в свое дело! Мы обе это умели. Дэнди могла лечь с любовником, постигать эту науку, мыться при мне – без тени смущения. Мы выросли в фургоне, где укромного места быть не может. Тогда мы завели себе такое место в голове, и она могла не пускать меня в свои планы и мысли, точно так же, как я могла не пускать ее в свои.
– Ты не сможешь с ним быть так, чтобы Роберт не узнал, когда мы отправимся в путь, – предостерегла ее я.
Дэнди откинула назад волну блестящих черных волос. Улыбнулась мне, глядя сытыми глазами. Вид у нее был такой, словно она знала, что делает, и ей это нравилось.
– Я к тому времени буду готова двигаться дальше, – ласково сказала она. – Не суетись, Меридон, ты как клуша-наседка. Я знаю, что делаю. У меня есть десять недель.
Я отвернулась от нее и уставилась в огонь, который разжег для нас Джек. Была бы я настоящей роми, я бы увидела в огне те беды, от которых у меня мурашки бежали по хребту. Умела бы я видеть что-то, кроме бесполезных снов о Доле, я бы знала, чего я так боюсь.
Я переворачивала свои страхи в уме, как старая клуша-наседка, которой Дэнди меня назвала, переворачивает яйца. Роберт мог в гневе бросить нас, узнай он, что Дэнди и Джек легли вместе. Я знала, что теперь это неважно. Были и другие балаганы, которые нас с радостью бы приняли. Дэнди владела редким ремеслом, и у нее был талант. Дэнди была единственной летающей девушкой в стране, а я – лучшим объездчиком и наездником из всех, кого я знала. У нас было десять гиней (девять, спасибо страстям Дэнди) и гунтер ценой в пятьдесят фунтов. С голоду мы бы не умерли. Не страх того, что Роберт нас бросит, сжимал мне сердце.
Дэнди могла упасть.
Но Дэнди в любом случае не могла упасть!
Она была умелой, а Джек – хорошим ловцом. Их хорошо учили, и они каждый день упражнялись. Роберт поклялся, что они никогда не будут работать без сетки. Мне делалось дурно от страха на высоте, но Дэнди она не тревожила. Она была вполне счастлива. Я знала, что она хочет Джека отчасти из похоти, отчасти из бешенства, что он положил глаз на Кейти. Я не верила в любовь. Я никогда такого не видела. Никогда не видела влюбленного мужчину или женщину. Никогда не видела, чтобы люди что-то делали по другой причине, кроме как угождать себе. Раз уж Дэнди хотела Джека, я подумала: ладно, пусть она его получит. Если его отец испортит им веселье, когда мы будем в дороге, она может или бросить его, или найти способ быть с ним. В любом случае для Дэнди речь шла о развлечении, а не о жизненной необходимости.
– Все сказала, мамаша Мэрри? – насмешливо спросила Дэнди.
Она снова убрала волосы и повязала на шею свежий платочек. Пока я смотрела на огонь, она наблюдала за моим лицом и все по нему поняла.
– Вся в тревогах? – поддразнила она меня.
– Да, – ответила я.
По крайней мере, один страх я смогла определить.
– Ты уверена, что старуха научила тебя, как избежать беременности? – спросила я. – И сказала, когда можно безопасно ложиться с мужчиной?
Дэнди усмехнулась, глубоким голосом рассмеялась, и ее ежевичные глаза замерцали.
– Еще как, – сказала она. – Есть время, когда не можешь понести, а есть, когда точно понесешь. Есть травы, которые помогают и, наоборот, мешают. Есть еще гадкое снадобье, от которого все внутренности выворачивает, но оно вымывает ребенка, если уж получился. Я знаю, как сделать так, чтобы не забеременеть.
Она хитро на меня посмотрела.
– И как обзавестись пузом, если захочу, – сказала она.
– Ты не захочешь, – сдавленно отозвалась я.
Дэнди засмеялась.
– Чтобы Кейти одна стояла наверху и летала на трапеции в розовом корсаже? Меридон, да ты с ума сошла!
13
Февраль был морозным и леденящим.
В начале марта пришла оттепель, но потом снова ударил мороз. Роберт заставлял нас работать в любую погоду, и нам, всем четверым, это смертельно надоело, нам хотелось бунтовать, но мы держали свои жалобы при себе. Мы занялись изготовлением костюмов и упряжи, миссис Гривз учила нас с Дэнди шить. С рукоделием у нас было хуже, чем у Джека и Кейти. Джек делал костюмы и упряжь всю жизнь, а Кейти выучилась проворно и легко шить в работном доме. Только мы с Дэнди собирали дешевый шелк широкими неприглядными стежками, когда надо было подрубить край. Раз за разом миссис Гривз заставляла нас распарывать работу и переделывать, пока ткань не стала влажной и не засалилась от наших прикосновений.
– Отстирается, – спокойно сказала миссис Гривз, когда я посетовала, что костюмы испорчены еще до того, как мы их надели.
У Дэнди и Джека было меньше времени побыть наедине, но они, как правило, вызывались напоить лошадей на ночь, и мы с Кейти давали им полчаса на то, чтобы удовлетворить нужды лошадей и их собственные, прежде чем натянуть шали на головы и выбежать через заднюю дверь к конюшням.
Я только однажды спросила Дэнди, как ее любовные дела; сама она не спешила делиться. Я думала, что долго она Джека не удержит, он уже смотрел на сторону, хитрил и любезничал с Кейти, когда мы сидели за шитьем у кухонного стола. Черные глаза Дэнди метали молнии в сторону Кейти, но Джеку она по-прежнему улыбалась ровно и мило. Я только однажды заговорила с ней в те долгие морозные недели. Я как раз надевала на маленьких пони новую упряжь, а Дэнди стояла рядом, чистила бубенцы и вешала их на ремни.
– Ты ведь его не любишь, – уверенно сказала я.
Она зачесала назад темную волну волос и улыбнулась.
– Нет, – ответила она. – Не думаю, что кто-то из нас вообще верит в любовь.
– Тогда зачем продолжать? – спросила я.
Я была искренне озадачена.
Дэнди медленно улыбнулась. В те дни она лоснилась, как кошка, которую гладят.
– Меридон, ледышка, тебе никогда не понять, – сказала она. – Мне нравится. Не было бы Джека – я пошла бы с другим мужчиной. Мне нравится, как он меня трогает, как целует, нравится, когда он внутри меня. И оно становится все лучше и лучше. Мне нравится все больше.
– Но сам-то он тебе не нравится все больше, – возразила я. – Тебе не нравится, как он поглядывает на Кейти.
Дэнди поморщилась.
– Нет, – сказала она. – И если эта шлюшка ему хоть улыбнется, узнает, какая у меня тяжелая рука. Но Джека я по-прежнему хочу.
– Для удовольствия? – спросила я.
Один из маленьких пони вскинулся, упряжь была ему тесна. Я ослабила ремни. Новая кожа не гнулась, пальцы у меня замерзли. Я тихонько выругалась.
Дэнди протянула мне бубенец и стала смотреть, как я вкручиваю его в гнездо на лобном ремне уздечки.
– У меня на него планы, – величественно произнесла она и подмигнула мне. – Я выйду замуж и стану хозяйкой этого дома, Меридон, я тебе обещаю.
Я вздрогнула, и бубенец пронзительно зазвенел, словно предупреждая.
– Не рассчитывай, что тебе удастся уговорить Роберта, – сказала я. – Я с ним говорила, он нас назвал цыганским отребьем. Он не хочет, чтобы в его семье была кровь роми, Дэнди. Не рассчитывай, что он согласится. Получай свое удовольствие с Джеком, если уж тебе так надо. Но начнешь загадывать – ждет тебя неудача.
Я перешла к следующему пони, и Дэнди протянула мне уздечку.
– Ты всегда так тревожишься, – лениво произнесла она. – Брось, Мэрри. Я знаю, что делаю, а ты ничего не знаешь о том, что бывает между парнем и девушкой. Брось. Ты не поймешь.
Я пожала плечами, немного обидевшись. Потом обрядила остальных пони и повела их на сырой луг, отрабатывать танцевальные шаги на подтаявшей земле.
– У нас будет гала, – объявил Роберт.
Он ужинал с Джеком в столовой, пока Дэнди, Кейти, Уильям, миссис Гривз и я ели в кухне. Роберт появился в дверях с бокалом портвейна в одной руке и трубкой в другой. Джек шел следом, они оба уселись за кухонный стол. Миссис Гривз перетекла к печке. Уильям отправился за дровами, а потом встал с дровяной корзиной так, чтобы все слышать.
– Я приглашу мэра и олдерменов Солсбери, – сказал Роберт. – И дам тоже, да. Местных господ, мировых судей. Такого рода публику. Устроим для них настоящее гала-представление. Нам нужны будут хорошие кресла, – сказал он себе под нос. – Это днем. А утром дадим представление в деревне. Пенни за вход. Первое и последнее представление здесь, считайте, ваш первый выход. Потом отправимся в путь и начнем работать всерьез.
Я посмотрела на сидевших за столом и увидела на их сияющих лицах отражение моего собственного предвкушения. Мы все так долго упражнялись, так долго были тут заперты. Для Джека и Кейти зима была долгой и тоскливой. Но мы с Дэнди никогда прежде ничего подобного не переживали. Никогда так долго не жили под крышей. Никогда не проводили столько времени в одном месте. Никогда не спали в той же постели, в той же комнате целую зиму. Мне не терпелось двинуться дальше.
– Программа такая, – сказал Роберт, вытаскивая из кармана большую записную книжку в черной обложке с потрепанными углами.
Он перевернул страницу и раскурил трубку. Мы молча ждали.
– Парад-алле, – сказал он. – Это вы, девочки, в своих костюмах для полета и плащах. Меридон и Джек в бриджах, верхом на Снеге и Море.
Он прервался и взглянул на меня.
– Согласна выехать на арену на Море, Мэрри? Он будет отлично смотреться рядом со Снегом.
Я кивнула, и он продолжил:
– Следом – пони в полном облачении с бубенцами, а замыкают строй Моррис и Пролеска в одной упряжке.
– В первом отделении будут лошади, – сказал Роберт. – На это время сетку натягивать не станем.
Он взглянул на меня с улыбкой.
– Ну что ты так побледнела, глупая? Натянем в антракте.
Я почувствовала, как румянец возвращается на мои щеки.
– Так, – продолжал Роберт. – Первым номером пойдет Меридон с танцующими пони. Повороты и пируэты. Меридон, ты будешь в амазонке, в жакете и шляпке с пером.
Он с сомнением на меня посмотрел.
– Ты округлилась, – несколько удивленно произнес он. – Я не замечал, Меридон. Будешь мило смотреться на арене.
Все уставились на меня так, словно я – никому не нужная дурочка.
– Тебе будет как раз амазонка Дэнди с прошлого лета, – сказал Роберт. – И выглядеть ты в ней будешь отлично.
Он поглядел на мои волосы.
– Без шляпки, – решил он. – Распустишь волосы. Так очень славно. Только не кромсай их опять.
Я согласилась. К вопросам одежды я начинала относиться внимательно, но равнодушно, словно речь шла об одном из пони.
– Дальше. Номер Джека на Пролеске, – сказал Роберт, возвращаясь к списку. – Наденешь новую голубую рубашку, Джек, и бриджи.
– Не на Моррисе? – спросила я.
Роберт покачал головой.
– Он не готов. На то, чтобы коня под гротески толком обучить, уходят годы, в этом сезоне он просто будет привыкать работать на публику. Пойдет в параде-алле и в историческом финале. Но в гротесках на арене пока его использовать не будем.
Роберт снова открыл записную книжку.
– Потом я, – сказал он. – Со Снегом. Будет считать и флаги вытаскивать. Наденем на него новую сбрую и новое страусово перо на голову. Меридон, перо и упряжь – на тебе. Дальше: Меридон работает гротески в короткой красной юбке и белой рубашке, а Джек выходит, переодетый фермером.
Он помолчал.
– Сшей красный жилетик, Мэрри, к твоей коже пойдет.
Он взглянул на миссис Гривз:
– Это ведь несложно, мэм?
Она сделала знак – нет, не сложно.
Роберт продолжил:
– Потом Мэрри и Джек делают номер с падениями, и в финале пойдет Битва при Бленхейме. Дэнди, вы с Кейти позаботитесь о том, чтобы на пони вместо бубенцов были флаги. Для Битвы при Бленхейме на арену выйду я. Меридон, ты в это время будешь переодеваться.
– Во что? – спросила я.
– В костюм для нижней трапеции, – ответил Роберт. – Белые бриджи и голубая шелковая рубашка.
Он перевернул страничку книжки.
– Антракт, – сказал он. – В антракте мы с Уильямом и Джеком ставим стойки и натягиваем сетку. Дэнди и Кейти продают напитки, сладости и все такое. Одеты будете в костюмы для полетов, но сверху наденете плащи.
Из его трубки вырвалось облачко дыма.
– Плащи тщательно застегнуты. Никакого непотребства, – твердо сказал он. – Можете брать чаевые, но не забывайте, вы – артистки, а не уличные девки. Все чаевые отдаете мне.
Кейти и Дэнди сидели с обиженными лицами. Роберт не обратил на них внимания.
– После антракта у нас идет Мамзель Меридон на нижней трапеции. Исполняешь свои трюки, Мэрри.
Я кивнула.
– А потом – номер на трапеции. В финале все выходим на поклон под сеткой, – он сделал паузу. – Понятно?
– Исторических картин не будет? – спросил Джек.
– Никакого похищения? – с улыбкой осведомилась я.
Роберт попыхал трубкой.
– Это представление для господ, – сурово сказал он. – Никаких похищений. Когда поедем по деревням, будем показывать Похищение сабинянок в конце первого отделения. Дэнди и Кейти будут сабинянками – в плащах, но расстегнутых. Может, с покрывалами на головах. Джек и Мэрри сыграют похитителей на Моррисе и Пролеске.
Все закивали.
– Это будет через две недели, – сказал Роберт. – Во вторник, на Масленой неделе. Костюмы и снаряжение чтоб были готовы к пятнице, я их посмотрю.
Он взглянул на миссис Гривз.
– Хватит времени, мэм? – спросил он.
– Да.
– Сможете приготовить булочки, сладости и напитки в день представления? – спросил Роберт.
– Да.
– Тогда все, – радостно сказал Роберт. – Работаем в этот вторник здесь, упражняемся в последний раз и через два дня выезжаем.
– Начинать гастроли в пост? – спросил Джек, подняв бровь.
Роберт усмехнулся.
– На этих гастролях играем по всем праздникам, – уверенно произнес он. – Даем представления по воскресеньям. Это будут гастроли, каких никто еще не видел. Куда бы мы ни приехали, везде соберем толпу. Если земля будет сырая, дадим воздушное представление. Если сможем снять амбар, покажем номера с лошадьми. Мы всех не рассадим, даже если будем выступать всю ночь в Страстную пятницу!
Джек кивнул.
– Хорошо, пап, – сказал он с обычной своей покорностью. – Хорошо.
Роберт кивнул на корзины с шитьем, стоявшие на валлийском буфете.
– Начинайте-ка шить, – велел он. – Все нужно будет сделать за десять дней.
Он вышел из комнаты, а мы дружно бросились к ящикам с костюмами и принялись за работу. Даже у меня стежки выходили ровнее – я знала, что мне предстоит через две недели надеть этот костюм. Ткань, казавшаяся такой неподатливой, словно пропиталась особым волшебством балагана.
Мы будем в ней на арене.
Мы все сложим в ящики.
Мы скоро выезжаем.
Я не думала, что Кейти, эта девушка с твердым лицом, может заметаться. Но я забыла, что она никогда прежде не работала перед толпой. На занятиях она была хладнокровна, как придворная дама – что на трапеции, что делая сальто в сетку, что вытягивая руки к Джеку. Но едва поняв, что будут зрители, она стала промахиваться и падать.
Уроком ей была хорошая встряска. Ее спина была красной и ободранной из-за неправильных падений в сетку.
– У меня никогда не получится, – стонала она, нехотя забираясь на лестницу и снова отправляясь наверх.
Я закончила с пони и наблюдала, как они танцуют при свете ламп, просушивая сырые бриджи возле печки. С тех пор, как уехал Дэвид, я нечасто смотрела на акробатов и ожидала, что Джек будет отсчитывать ритм и говорить, какой трюк надо выполнить.
Он действительно отсчитывал ритм. И кричал: «Прэт!» – когда был готов их поймать, и «Ап!» – когда командовал прыгать с площадки. Но, к моему удивлению, не он был учителем и вожаком этой троицы.
Эту роль исполняла моя сестра Дэнди.
– Кейти снова надо сделать «полет ангела», – крикнула Дэнди Джеку.
И когда Кейти проворчала, что она уже дважды его сделала, Дэнди твердо ответила:
– Задрала ногу, как собака, чтобы пописать. Повтори, Кейти, и на этот раз тянись, а то так и будешь повторять раз за разом.
Я вытянула шею, чтобы рассмотреть наверху новую властную Дэнди. Кейти сделала трюк, и Джек, поймав ее за колено и за щиколотку, подбросил ее обратно на трапецию. Кейти попыталась схватиться за перекладину, но с отчаянным воем плюхнулась в сетку – на этот раз удачно.
Дэнди набросилась на Джека:
– Джек, это из-за тебя! Все было хорошо, когда она к тебе летела, но ты ее слишком поздно отпустил! Ей нужно вылетать в верхней точке, а то она не сможет дотянуться до трапеции.
Джек стал мрачным и раздраженным.
– Для сегодняшнего вечера довольно, – сказал он. – Чем позднее, тем больше мы будем ошибаться.
– Мы еще не заканчиваем, – резко ответила Дэнди. – Я попробую верхний проход к тебе. Просто хлопнем друг друга по рукам, чтобы убедиться, что не потеряли навык.
Джек кивнул и приготовился, вытянувшись к ней в своей сбруе.
Я отвернулась и, не глядя, услышала, как он крикнул: «Прэт!», а потом: «Ап!» Тренькнула сетка, и Дэнди язвительно сказала:
– Уже можно смотреть, Меридон, я не частями упала.
На этом они закончили тренировку; Дэнди влезла в деревянные башмаки, подошла и встала рядом со мной у печки.
– А с чего вдруг ты решаешь, какие трюки делать? – спросила я. – Я думала, это Джек будет делать.
Дэнди пожала плечами:
– Он не видит, что Кейти делает не так. Я делаю трюк, Джек только ловит, мне легче понять, в чем ошибка.
Она улыбнулась:
– Он ленивый, как черт, Меридон. Если бы он говорил, что делать, мы бы каждый день к полудню уже освобождались.
К нам подошли Джек и Кейти, и мы замолчали.
День представления приближался, а Кейти так и не успокоилась. Когда в пятницу вечером она раскладывала костюм, чтобы Роберт его осмотрел, руки у нее так тряслись, что стеклярус гремел. Роберт неожиданно проявил сочувствие.
– Ты справишься, – по-дружески сказал он ей. – Просто делай все, как на занятиях.
Он взглянул на Джека:
– На занятиях у нее все путем?
Ответила Дэнди, а не Джек.
Читать бесплатно другие книги:
