Ссыльнопоселенец Стрельников Владимир

– Ого, – с уважением покачал головой Федор. – Да ты у нас головорез, оказывается. Что же ты такое натворил, что сюда попал? Ведь вашего брата максимум в штрафбат зачисляют?

– Убил кого не надо, – хмуро ответил я, нагнувшись и погладив опершуюся о ногу Герду. – Кого не надо когда не надо. Точнее, именно того, кого надо, я и грохнул, но не по закону, и его папаша оказался весьма влиятельным. Настолько, что меня уволили из флота, придравшись к проведенному абордажу, и отдали под гражданский суд. Ну и пожизненное, и сюда. Судя по всему, пока повезло.

– Федька, отстань от человека. Захочет – сам расскажет.

К нам подошел повар.

– На самом деле. Давайте отдыхать. – И бугор пошел в барак.

Снаружи, вдоль воды неторопливо ходил один из мужиков. Отдыхали здесь достаточно свободно, но и бдить не забывали, всегда был дежурный, который не спал и охранял.

Следующие три дня прошли хоть и достаточно напряженно в трудовом плане, зато спокойно. Стаскивали с Федором в речушку бревнышки, вязали попарно, при помощи ослика сплавляли до основного лагеря и сшивали в плоты. Шили серьезно, сквозь тонкую лесину здоровенными костылями.

– Федь, это вы что, постоянно костыли заготавливаете? – забивая завершающий гвоздь, спросил я.

– Да нет, плоты-то расшиваются в Звонком. Все костыли собирают, и Сергеич забирает их домой. У него кузня небольшая, чтобы зимой не бездельничать. Тут же не там, то надо таз запаять, то топор заточить, то коня переподковать. Ну и заодно костыли правит, точит. Все, шабаш, вон рубщики топают.

На самом деле на склоне холма появились лошадки и люди. Бригада только подошла к лагерю, как сверху звонко крикнули:

– Эй, лесорубы! Позвольте подойти?

– Кто это там? – Сергеич положил руку на приклад карабина, но особо не волновался.

А вот Герда, наоборот, слегка занервничала. Именно слегка. Вроде и опасности нет, а ситуевина ей не нравится.

На вырубке появились четыре фигуры, и вскоре к нам подошли три молодых мужика и девушка. Девушка шла со связанными руками, подбородок ей поднимало самодельное ярмо из длинного шеста с рогулькой, обмотанной тряпкой, и привязанной под затылком короткой палки.

– Охотнички. – Бригадир медленно встал.

– Виктор, не пыли. Это наши, и они в своем праве, – тихо заметил Генри, тоже положивший ладонь на рукоять револьвера.

Охотники встали около нас. Обычные лесовики, в сапогах, коротких куртках и войлочных кожаных шлемах с козырьками, вроде как такие буденновками называются. Вооружены мосинками, на поясах ножи и топоры, за спинами простые, но прочные рюкзаки. У самого молодого еще револьвер в кобуре на поясе, ремешком к бедру привязан.

А вот девушка тоже явно новичок. Шинелька, шляпа, которую снизу притянули ремешком, чтобы не падала. Сзади на ней, похоже, ее же рюкзак, поверх рюкзака ружейный чехол.

Девушка, или молодая женщина, уставшая, чумазая, с промытыми слезами дорожками на лице, но даже так гордая. Похоже, силы уже на исходе, едва сдерживается. Симпатичная, кстати, даже сейчас, и очень фигуристая. Сильная девка, видно сразу.

– Привет честной компании. – Главный из охотников приподнял над головой свою буденновку. – Хлеб да соль.

– Едим, да свой, – буркнул в ответ Сергеич.

– Зря ты так, – покачал головой старший. – Подумаешь, погоняли тебя семь годов назад, что было – быльем поросло. Сам знаешь, это наша законная добыча. Да норовистая какая, едва вдвоем удерживали. Зато станок – чудо, имей да имей.

Девушка попыталась опустить голову, но толчок рогульки вздернул ей подбородок.

– Ты голову-то не опускай, пусть парни на глазки твои сапфировые посмотрят, на губки алые. Может, кто тебя на ночь захочет. А что, тут места глухие, девок обычно не водится. И мужики обычно наши, которые гетеросексуалы. – Молодой охотник явно рисовался перед нами и издевался над девушкой.

– Сипой, хватит! – старший одернул его. – А то договоришься до дуэли.

– А что, я не против. – Молодой начал было ерепениться, но скис от яростного взгляда старшего.

А ведь старший не просто прав, а прав на сто процентов. Малейший намек на мужеложство или скотоложство – и, например, я сдерживаться не стану, пристрелю сразу. И судья оправдает.

– Мужики, мы в своем праве, сами знаете, – еще раз повторил старший. – Переночевать можем?

– Можете, – в конце концов кивнул бугор. – Что с девушкой делать будете?

– А что делать? Щас на горшок сводим – и опять вязать придется. Гордая девка, сильная, смелая. Даже жалко немного. Но на самом деле станок у нее шикарный! – Старший, усмехнувшись, качнул головой.

– Это же белая женщина! Как ее можно так, в колодках? – Хик явно нервничал.

– А ты выкупи как есть. – Молодой усмехнулся, пару раз двинул рогулькой, заставив девушку повернуться. – Погляди, какая. Только сам ее объезжать будешь, я тебе ее держать не стану за так. Разве рогульку отдам, в нагрузку. Давай, две тысячи кредов – и бери ее как есть!

Мужики промолчали. Я уже знал, что две тысячи кредитов – очень много, практически трехлетняя зарплата нормального мужчины. Но поглядел на сверкающие от слез глаза, на горделиво вздернутый подбородок девушки, и что-то меня толкнуло. Тем более что от Герды пришла волна глухого раздражения из-за того, что обижают самку человека. Очень хорошую самку.

– Годится! – Я вышел вперед. – Две тысячи, и беру как есть.

Молодой щелкнул от удивления зубами, а девушка было с яростной надеждой взглянула на меня, но тут же разочарованно опустила глаза. Правильно, смотреть особо не на что, страхолюдный громила. Да еще небритый уже вторую неделю, никак не решусь на следующую попытку с опасной бритвой.

Вытащив из трофейного пояса деньги, я отдал их старшему и повернулся к молодому, который решил было снять с девушки рюкзак и ружье в чехле.

– Ты сказал как есть, а потому не тронь! Это все мое!

Я и так в бешенстве: ненавижу, когда так с женщинами обращаются. Кроме того, это людоловы, люди, которые охотятся на таких же, как и я, новичков. И единственное, почему лесорубы не берут в руки оружие, – это русские. А здесь, как мне растолковали, среди своих перестрелки не самое любимое занятие. Бывают, но причина должна быть серьезной, и, что меня поразило, все перестрелки расследуются местными правоохранителями, и обязательно бывает суд. Но именно между русскими и американцами, точнее, людьми, резидентами этих земель. Разумеется, далеко не все столкновения выявляются, но такое прилюдное будет расследоваться обязательно.

А девушка пока еще не резидент, она здесь пока вообще никто. То, что она попалась людоловам, печально только для нее, здесь есть женщины-рабыни. Их покупают ниже по течению, обычно азиаток или мулаток.

– Дурень, кто тебя за язык тянул, – в сердцах сказал старший людолов, пересчитав деньги. Взял у злющего молодого конец рогульки и протянул его мне. – Владей, слово было сказано.

– Свидетельствую, – отозвался Виктор Сергеевич.

– Свидетельствую, – кивнул Генри.

Все, по здешним законам я теперь рабовладелец. Всю жизнь мечтал, ешкин кот. Несмотря на всю серьезность ситуации, я усмехнулся, и Герда удивленно гавкнула на меня.

– Ладно, мы пошли. Судя по всему, сейчас ваш новичок развяжет девку, а она нас ночью перестреляет. Не будем у вас ночевать, поспим в лесу, дело привычное. Пошли, парни.

И людоловы повернули вниз по течению и вскоре исчезли в ближайшем перелеске.

А девушка внезапно, как будто у нее опору из-под ног выдернули, опустилась на землю.

Переглянувшись с Федором, я подошел к ней, присел на колени и вместе с товарищем снял с нее ярмо.

– Так, парни, закончите – ведите девчонку в баню, там как раз парок поспел. Но глядите у меня!!! – Марк погрозил мне поварешкой.

– Ты как, по-русски разговариваешь? – поглядел я в темные сине-зеленые глаза девушки. Красивые глаза, промежду прочим.

– Да, говорю, – с легким акцентом ответила пленница.

Акцент едва заметен, кстати, вполне может быть, что это диалект такой. Ничего, расскажет.

– Сейчас я тебя развяжу и отведу в баню. Но только если ты пообещаешь мне не делать глупостей вроде самоубийства или побега, хорошо? – Снимая с нее рюкзак и ружье, спросил я и с помощью Федора аккуратно поднял ее на ноги.

Герда уже давненько возле нее крутилась и чуть ли не зализала.

А девушка смотрела на нее огроменными глазами.

– Это что, голован?!!

– Да. А ты откуда знаешь? Менталистка, что ли? – слегка удивился я.

Впрочем, ничего удивительного, люди постепенно развиваются.

– Да, но не самая сильная. Хорошо, я обещаю, что буду вести себя хорошо, не закончу жизнь самоубийством и не буду сбегать. – Девушка кивнула и выпрямилась.

Зайдя ей за спину, я аккуратно перерезал хитрый узел, не особо стягивающий руки и вместе с тем не позволяющий развязаться. М-да, этого я не умею, нужно многому учиться.

– У меня есть свежее белье, но оно тебе будет великовато, – заметил я, оглядывая фигуру девушки. – И как тебя зовут? Меня Матвей Игнатьев.

– Мое имя Вера Круз. И у тебя есть белье, которое на меня подойдет. В этом рюкзаке, – разминая пальцы, Вера показала сапожком на свой рюкзак. – Не, если ты, хозяин, фетишист, то, конечно, я на него не претендую…

Усмехнувшись на это заявление, я обернулся на сидящего неподалеку и с интересом глядящего на все это Сергеича.

– Сарказм – это хорошо, вредность тоже. Виктор Сергеевич, засвидетельствуй, пожалуйста.

Я прошел в барак, положил на свой гамак ружье Веры, от греха подальше, и взял свою планшетку.

Выйдя, уселся за стол, вытащил чистый лист бумаги и стал писать, диктуя:

– Я, Матвей Игнатьев, заявляю, что дал в долг на выкуп из плена (слово «рабство» я решил не писать. Одно дело пленная, другое – рабыня!) Вере Круз две тысячи… – Тут я обернулся к бугру: – Сергеич, а как здешняя валюта называется? Кредиты они везде кредиты, чем они от федеральных отличаются?

– Номиналом, – серьезно ответил бригадир. – Пиши – местные кредиты.

– Ага. Так, две тысячи местных кредитов. Срок долга и время выплаты определяет Вера Круз по мере возможности. Деньги дадены без ростовых обязательств. Так, а число какое? – Вот как-то не интересовался я этим ни разу.

– Гринвича хрен его знает. Тут день чуть длиннее. И местный – сегодня двенадцатый день второго месяца. Сорок пятого года от начала ссыльного времени.

– Угу. – Я вписал все это в бумагу.

Вообще-то в жизни всего две бумаги написал от руки. Первой было заявление о приеме на службу, второй – то, что я с материалами дела ознакомлен и с приговором согласен. Еще бы мне не согласиться: пусть ссылка, но не пожизненное в тюрьме из старого рудовоза на задворках Галактики.

– Так, Вера, распишись здесь. – Не верящая своим глазам девушка подошла и черкнула свою подпись. – Сергеич, сколько свидетелей нужно, чтобы бумага приняла официальную силу?

– Меня одного хватит. Щас печать принесу. – Сергеич протопал в свой закуток в бараке и приволок небольшой сундучок и свою кожаную папку с бумагами. Вытащил из него печать, губку с чернилами, и вскоре моя писанина стала вполне официальным документом.

– Так, Вера, распишись здесь. Будешь помощницей повара и получать пятнадцать кредитов в месяц. – Сергеич протянул ей лист договора. – Ты вообще кто по специальности?

– Врач-нейрохирург, специалист по установке нейросетей. Но здесь именно это бесполезно.

Вера расписалась, но Сергеич не торопился убирать лист бумаги со стола.

– А кроме нейросетей ты что-нибудь еще знаешь?

Совершенно нелишний вопрос. Слишком специфично все сейчас.

– Знаю, – кивнула девушка. – Я же не из Метрополии, у нас в секторе врачей учат сначала общему курсу, а только потом по специализации. Опыта у меня практически нет, но по крайней мере фельдшером смогу. А вообще диагностика и хирургия, но как без современных инструментов и оборудования вести практику – не представляю. Вообще-то мне записали в имплантаты пару курсов из древних, конца двадцатого – начала двадцать первого века медицинских институтов, но там одна теория, и мне нужно минимум год, чтобы изучить записанное.

– Тогда распишись еще здесь. – Сергеич снова накарябал пару строк и протянул девушке листок. – Еще пятьдесят в месяц как фельдшер. И, Вера, ты не торопись, приедем в Звонкий, поговорим с нашим главврачом. Ну, нашей больнички. Если договоритесь, то община возьмет на себя твой долг Матвею.

Девушка внезапно вновь заревела, спрятав лицо в руках. А я сидел как истукан и понимал, что вроде как сделал неплохое дело.

– Ну, Матвей, топай, проверь баню, Вера первая пойдет. Марк, ты пока ужин готовь. – Бугор подсел к девушке и обнял ее за плечи. – Ты, дочка, если хочешь – поплачь. Женская слеза любое горе смоет. И здесь ты в безопасности, мои парни – ребята отличные. Правда, и кобели хорошие, но тут уже от твоего согласия все зависит.

– Спасибо вам. – Шмыгнув носом, Вера вытерла лицо рукавом шинели, окончательно размазав по лицу сажу и грязь. – Спасибо огромное. Но на сексуальные свершения меня, наверное, еще долго тянуть не будет, слава богу, что срок действия контрацептива заканчивается через полгода. Точно от тех уродов не залечу.

– Это твое право и проблемы наших парней, – усмехнулся бригадир. – Иди. Мойся. Учти, это не душевая комната, осторожнее там. Не ошпарься и кипяток на себя не опрокинь с непривычки. А про людоловов забудь. Теперь ты вольная женщина, тебя обижать – себе дороже. За обиду свободной женщине и повесить могут.

– А где можно мой рюкзак просмотреть, а то эти… – тут она с ненавистью мотнула головой в сторону, куда ушли людоловы, – все перерыли, а потом просто все спрессовали.

– Пошли, я покажу тебе твой угол. – Марк засунул за пояс свою поварешку и повел девушку в барак.

А я спросил, задумчиво глядя в ту же сторону, куда недавно глядела Вера.

– А вот интересно, если я сейчас их выслежу и вырежу, это как? Ну или перестреляю, по крайней мере? Очень уж охота, если честно.

На самом деле, руки просто чешутся поотстрелять им причиндалы, да и головы.

– Это плохо. Матвей, мы стараемся жить по хоть плохонькому, но закону. Эти – наши. Нигде не написано, что запрещается ловить женщин. – Бугор положил на стол немалые кулаки. – Я их сам терпеть не могу, но просто так стрелять своих нельзя. Если уверен в себе – в следующий раз спровоцируй перестрелку, словом можно любого завести, сам знаешь. Но если ты сделаешь это в моей бригаде без моего разрешения – я тебя уволю.

Бугор полез в карман и достал кисет с табаком и трубку. Как я обратил внимание, здесь в ходу древние, натуральные наркотики. Причем высочайшего качества.

– Меня другое интересует. Кто засунул в выживальщики молоденькую горожанку? Она же явно в лесу всерьез впервые оказалась. – Сергеич пыхнул дымом, образовав в воздухе колечко. С удовольствием поглядел на него и затянулся вновь. – Тут что-то неладное было, мутное. Впрочем, теперь этого не исправить.

Вера тем временем вышла из барака со свертком в руках и, провожаемая Марком, пошла к бане. Под взглядами исчезла внутри, а Марк подошел к нам.

– Так, Матвей, Федор. Пойдемте со мной, нужно девчонке угол отгородить. Хоть переодеться спокойно сможет, чтобы вы ей под подол не заглядывали. Вставайте, вставайте, бездельники. Виктор, мы старый брезент возьмем со склада?

– Берите, – кивнул бугор. – Но парни сами справятся, ты давай ужин организовывай. И так весь график коту под хвост.

Герда приподняла голову и осмотрелась, выискивая кота. Убедившись, что кошек поблизости нет, она опять завалилась около стола.

Из бани вышла совсем другая девушка. Чистенькая, свежая, в чистой одежде, с чалмой из полотенца на голове. И, похоже, хоть чуть-чуть, но полегче на душе ей стало.

– Ну вот, умница-красавица, – довольно поднял большой палец Марк.

Указал ей на место за столом, усадил. Поставил перед Верой глубокую миску с ухой. Роскошная уха, кстати, густая, светлая. Из осетра, сазана и пары судачков. Небольших относительно, килограммов по шесть. Конечно, сегодня ее всю съесть проблематично, но она завтра холодцом застынет и на утро на ура пойдет. Тем более что Марк собирается блины жарить и паштетом из рыбы с отварным рисом их начинит. Ох и любит мужик готовить, да еще у него к этому и руки правильно приделаны, и талантом Господь не обделил.

Также на столе стояли свежие пресные лепешки, чашка с солеными грибами, зеленой грудой лежал лук. Кроме того, посредине стола стояла большая чашка с отварной картошкой.

– У вас здесь еда такая, что не каждому богачу по карману, – заметила девушка, беря ложку. Попробовала осторожно уху, восторженно причмокнула. – Потрясающе вкусно!

– Что да, то да, – согласился я, беря картофелину и макая ее в крупную соль. – Здесь, на этой планете, вообще еда потрясающая.

– Что вы хотите? Народу почти нет, все натуральное. Мясо бегает, птица летает, рыба плавает. Вон Марк если за день на лодке не выйдет и сеть не проверит – спать спокойно не будет. – Мих Мих усмехнулся.

– Ну, преувеличивать не надо. Сеть я проверяю, да, но спать я не смогу, если перемет не проверю. Зимой бутерброды с соленой осетриной – самое то! – Повар поднял вверх половник.

Следующим днем мы работали с Федькой на плотах, когда у него провернулось под сапогом бревно, и он ушел под воду. Только правая рука судорожно цеплялась за сучок.

– Твою душу! – Я огромными прыжками подскочил к этому бревну и, упершись ногами в него, попытался отодвинуть. Удалось чуть сдвинуть кроме этого бревна с той стороны еще пяток, и сторона как раз на течении. Воткнув багор в щель, налег изо всех сил, аж рукоять затрещала. А потом, упершись в одну сторону руками, а в другую ногами, отодвинул бревно достаточно, чтобы Федор смог вылезти в зазор между бревнами. – Вылазь скорее, у меня сейчас кишки через анал повылазят!

Федька, уцепившись за закрепленное бревно, вывалился из воды, а я отпустил жутко давящие под напором течения бывшие деревья. Они гулко стукнули в плот, на которым валялись мы с Федькой.

– Спасибо, век не забуду, – выкашляв воду и бессильно развалившись на сколоченном плоту, сказал мой напарник.

– На здоровье. – Я сам лежал рядом, тяжело дыша. От лагеря бежала Вера с Гердой. – Смотри, как красиво бежит. – Если голована бежала с трудом, то Вера летела как ветер, стремительно и легко. Только коса по ветру развевалась.

– Ага. Слушай, ты молодец. Я вот не знаю, решился бы вот так. Отдать кучу денег – и потом вольную выписать, да еще такой девушке. – Федор приподнялся на локте и поглядел на подбегающую Веру. Опять откинулся на пахнущие свежей смолой лесины. – Еще раз спасибо тебе. Здесь течение сильное, меня сразу под плоты потянуло. И в сторону особо не нырнешь, там тоже плоты. Думал – все. А тут ты, выручил.

– Вы как? – Вера легко перепрыгнула на плот, который даже не качнулся. – Федя, Матвей, как себя чувствуете?

Коротко глянув на мокрого Федора, она шагнула ко мне.

– Отхаркни как следует и плюнь мне на ладонь! Быстро! – Девушка протянула ко мне свою узкую, красивую и сильную ладошку. – Давай, кому сказала!

– Ты чего?! – Я здорово удивился.

– Быстро! – В голосе девушки прорезались командные нотки.

Ну, раз командует, значит, знает для чего. Плюнув на ладонь Веры, я вновь завалился на бревна.

Внимательно рассмотрев мой плевок, девушка ополоснула руку в воде, отправила Федора переодеваться и сама села рядышком со мной, обняв колени и щурясь на осеннем солнышке. Герда легла у ее ног, положив морду мне на ногу. Идиллия.

– Я побоялась, что ты надорвался. Тут несколько тонн бревен, которые ты двигал против течения. Потому и плеваться заставляла. – Вера коротко глянула в мою сторону и опять повернулась к солнцу. – Напугали вы, и сильно.

– Бывает, – пожал я плечами. – Чего ты хочешь, никакой механизации, а уж тем более автоматики. Все руками. Мозоли уже на всю ладонь за эти три недели, что я здесь.

Вера молча посидела и тихо заговорила:

– Матвей, я очень благодарна тебе за то, что ты сделал. Ты не можешь себе представить, как сильно. Я не ожидала ничего хорошего, с ужасом ждала ночи, и тут вы. У меня было надежда забрезжила – и погасла. И вдруг ты… – Девушка посмотрела на меня своими огромными, ясными глазами. Помолчала и спросила: – Почему ты это сделал?

– Видела бы ты себя в тот момент… – Я тоже сел, почесав за ухом блаженно прищурившуюся Герду. – Ясно было, что тебя спасать нужно, иначе кончится плохо, ты птица вольная, если сломают крылья – сломают и тебя. Да и Герда попросила.

– Она? – удивилась девушка. – У вас настолько ясная связь?

– Я не знаю насколько. – Улыбаясь, я погладил голову моей напарницы. – Нам не с чем сравнивать. Но понимаем мы друг друга очень хорошо.

– Надо же, – удивленно покачала головой Вера. Как-то неуверенно помолчала и робко спросила: – Матвей, я тебе и так кругом должна. Может, ты вернешь мне ружье? Я знаю, что оно дорогое, но расплачусь за него сразу, как получу деньги. Ну, с нескольких зарплат.

Это да, ружбай у Веры был отменный. Настоящий «винчестер», помповый. Полная копия ружья двадцать первого века. Ложе из дорогого ореха, стальная коробка, великолепный ствол. Четыре патрона в магазине и один в патроннике – замечательная пушка.

– Пошли, заберешь. – Я встал на до сих пор подрагивающие ноги. – Я тебе вчера не отдал – думал, что за людоловами побежишь. Или вообще решишь себя убить. Герду попросил, чтобы она ночью за тобой присмотрела.

– Так вот почему она у меня в ногах спала. – Девушка нагнулась и погладила головану.

– Не совсем, – усмехнулся я. – Нравишься ты ей очень, говорит, что у тебя душа яркая и чистая. Пошли?

И я согнул руку в локте, предлагая девушке. Ну, вроде как на прогулке. Та, усмехнувшись, взяла меня под руку, и так мы прошли мимо присвистнувшего Федора к бараку. Вера осталась на улице, возле стола, а я вошел в барак, снял с колышка над своим гамаком ружье. Залез в один из рюкзаков, вытащил трофейный патронташ, а то у Веры патроны были россыпью. Подумав, достал один из трофейных револьверов-переломок с поясом и кобурой и пригоршню патронов.

– Вот, держи. – Я положил оружие на стол перед девушкой. – Револьвер носи постоянно, а ружье пусть под рукой будет.

– Марк с рыбалки едет, – заметил Федор, подходя к нам. – Матвей, этот пояс великоват девушке будет, нужно новые отверстия пробуравить. Да и обрезать не помешает, лишнего много, будет мешать.

– Нужно, – кивнул я, глядя, как Вера примеряет ремень. А ружье взяла весьма привычно, кстати. Раскидала, проверила ствол и спусковой механизм, собрала. Не ее ли это ружье?

– Ружье твое, что ли?

– Да, я его года три назад купила, после окончания института. Как раз на первую зарплату. У нас получить разрешение на энергетическое оружие проблематично, а на огнестрельное никаких проблем. Планета у нас новоосвоенная, недавно терраформирование закончилось. Местного зверья хватает, им-то все едино, что нас есть для них бесполезно. Сначала убьют, потом бросают растерзанное тело. А двенадцатый калибр любого иглоноса валит на раз, шипозубу пары выстрелов хватало. – Вера зарядила ружье, передернула цевье и добавила еще один патрон. – Это потом я на Проксиму Тукана перебралась, после подтверждения квалификации. Оставила на память, а тут пригодилось.

– Привет. – Марк поставил на землю садок с голубыми крупными раками. – Как дела? Перекур, что ли?

– Не совсем, – ответила Вера, кладя ружье на стол. – Федор провалился под плот, а Матвей его вытащил. Ну, Федор просто промок, а вот за Матвея я испугалась, думала что надорвется. Такую махину сдвинуть, это надо же! – Девушка покачала головой. Герда подгавкнула ей из-под стола.

– Ладно, передохнули – и будет. Нужно еще пару ходок сделать. – Я встал, взял карабин и перекинул его через спину наискосок. Не совсем удобно, но без винтовки мне неуютно. – Федь, а где твоя мосинка? – Я только тут обратил внимание, что напарник не вооружен.

– Утопил, где еще, – махнул рукой Федор. – Ладно, жив остался. Ничего, новую куплю, подержанная мосинка стоит недорого.

– У меня есть тут относительно неподалеку нычка. Там три карабина французских лежат. – Я забросил пробный камень. – Могу одолжить или продать задешево. Но до нее пара дней ходу.

– Не, Матвей, сейчас не выйдет. Тут до заморозков доработаем – и вниз пойдем. Бугор не согласится отпустить нас на полнедели, а после окончания работы опасно – шуга пойдет, и река может встать. Топай по холоду пешкодралом. Потом. Если хорошо укрыл, то до следующей весны протерпит. – Федька махнул рукой.

Ну-ну. Вроде как парень свойский, надо его чуть получше узнать, а потом покажу ему шпагу. И расскажу про поместье. А пока револьвером обойдется.

– Возьми мой винтарь, Федь, – предложил Марк, вытащив одного рака и рассматривая его на солнце. – Знаешь ведь, какой из меня стрелок из винтовки. Из револьвера я в подброшенную банку попадаю, а из винтовки на сотню метров по корове мажу.

Вскоре мы с Федором, с флегматичным осликом в поводу, вновь потопали за очередной партией сосновых стволов. Дело есть дело.

Пара дней так и прошла. Бугор с ребятами валили лес, сучковали и перетаскивали бревна к речушке при помощи лошадок, мы с Федором сплавляли их до лагеря и собирали плоты. Герда лежала на пригорке над лагерем, ловя пастью мух, Марк и Вера сновали по хозяйству, готовя завтраки, обеды и ужины. Все шло путем, пока…

– Федька, бросай бревно! – Я сдернул с плеча карабин. В голове рисовались картинки сторожко и скрытно идущих по направлению к лагерю трех мужчин. Знакомых мужчин, тех самых, что поймали Веру.

– Ты чего? – Закрепив конец линя на осинке, Федор тоже снял с плеча свою длинную трехлинейку и передернул затвор.

– Людоловы. Погоди, не мешай.

Я сосредоточился на просьбе к Герде увести от лагеря Марка и Веру. Надеюсь, у нее получится – все-таки Вера менталистка. Герда передала понятие и выскользнула из моего восприятия. Ненадолго, только на то время, пока мы с Федором взбежали на небольшой холмик. Один из тех холмов, которые отделяют нас от лагеря.

– Куда теперь? – Федор с интересом поглядел на меня.

– Они идут снизу по течению, так что режем дистанцию и занимаем холм над лагерем. Бегом!

Держа в руках мосинку, я рванул вниз по склону. Сзади за мной затопал Федор.

Ломая небольшие осинки, перепрыгивая через старые пни и оббегая кучи сучьев, мы перебежали распадок и взобрались на холм, откуда был отменно виден наш лагерь и подходы к нему. Дистанция до лагеря была около двухсот метров, не больше.

– Откуда они взялись? Чего в свой город не потопали? – Федька, шумно дыша, плюхнулся возле молодой сосны и передвинул подпружиненный целик на винтовке, устанавливая дистанцию. – И где Марк с Верой?

– Герда передала, что они заняли оборону в бараке. Ну не самое плохое решение, лишь бы не начали палить раньше времени.

Я шарил взглядом по молодой поросли, выкрашенной осенью в охру и багрянец. Герда мне транслировала направление перемещения людоловов, но одно дело примерно знать, где они, а другое видеть. Опаньки, их двое, где еще один? А вот он, пошел в нашу сторону. Ну-ну. А вот и остальные двое, перебегают от деревца к деревцу. А ведь их из лагеря близко не видать, грамотно двигаются. Даже веточка лишний раз не качнется.

– Федь, один идет в нашу сторону. Бери на мушку вон те кусты, когда он выйдет – сразу стреляй.

Я взял на мушку того, что постарше. Молодой хоть и опасен, но мне намного больше не понравился второй. А про их вожака и говорить не стоит, чутье буквально верещит об опасности.

Вожак, пригнувшись, глядя в сторону лагеря и держа в руках странным образом изменившийся карабин, осторожно вышел из кустов. Нормально вышел, с этой стороны гребня, от лагеря или с плотов никто его и не заметит. Шагнул еще разок и получил от Федора пулю в живот. Блин, у Федьки патроны дымарем снаряжены, демаскировал позицию!

Матюкаясь про себя, я передернул затвор после выстрела, с удовольствием отметив осевшего кулем людолова. А молодой кошкой прыгнул в заросли лещины, успев выстрелить в нашу сторону. Причем достаточно точно, попав чуть левее Федьки, как раз в сосенку, осыпав парня корой и щепой. Выстрел был практически не слышен, вот почему карабины мне странными показались. Глушители на них установлены, читал я про такое.

Из барака по кустам орешника шарахнули картечью раз, другой, срезая ветки и сбивая листья. Потом еще и еще. Грохнула винтовка сменившего позицию Федора, пару раз зло рявкнул револьвер Марка.

– Эй, сдавайся! – зло и яростно крикнула Вера.

Ну да, сдавайся, это она не знает еще, с кем имеет дело.

Бздынькнув, осыпалось стекло в окошке, потом чуть пониже окна появилась отметина от пули. Стреляет, сволочь, надеется на лучшее. Впрочем, пусть надеется. Я углядел подошву сапога, торчащую из-под куста. Далековато, но ладно. Тщательно вложившись, на полувыдохе, я выстрелил примерно на полметра выше подошвы. И, похоже, попал куда надо.

В кустах взвыли, подошва дернулась и исчезла. А я выпустил всю обойму в этот куст, прочесывая. Пока загонял новую, рядом надымил выстрелами напарник, из барака бухало ружье и зло гавкал револьвер.

– Смотри! – Федька ткнул пальцем в расплывающееся пятно под кустом. – Кровь. Очень много крови.

– Да, – кивнул я. – Смотри, даже опад не впитал, хорошо приложили. Ждем, с такой кровопотерей долго не живут.

Впрочем, в кустах было тихо. Герда, как обычно спрятавшаяся по моему приказу за какое-то павшее дерево, передала, что живых в кустарнике возле барака не осталось.

– Вера, Марк, как вы? – крикнул я в сторону барака. – Не задело?

– Нет, – звонко ответила Вера. – Целые мы, только напугались.

– Сидите в бараке, не высовывайтесь. Вроде как возле вас готовы оба. Мы сейчас еще одного проверим.

И мы с Федором пошли к третьему, держа винтовки на изготовку и выцеливая бандита.

А вот тот, хоть ему Федор и прострелил живот, был еще жив. И сейчас, зажав окровавленными руками рану, смотрел на меня, пока я подошел и, держа его под прицелом, подстраховал Федьку, который подобрал отлетевшую винтовку бандита.

– Больно, – неожиданно совершенно спокойным голосом сказал людолов. – Очень больно. Никогда не носил револьверов – сейчас жалею. Мог бы если не в вас пострелять, так себя добить. Слушай, пристрели меня, не оставляй на мучения.

– Наверное, я Веру позову. Она врач, может, поможет? – с насмешкой сказал я.

Ну не вызывает он у меня жалости, еще один из бандюков, который пытался убить меня и моих друзей. Правда, вот так, в открытую, лицом к лицу, я впервые разговаривал. До того как-то штурмовые скафандры мешали.

– Ту девчонку? Нет, не надо, пожалуй. – Людолов попытался усмехнуться. – Я на нее всего пару раз залез, но уверен, что она мне сполна припомнит. Слушай, давай я тебе свои захоронки сдам, а? А ты добей, только точно в сердце. Тебе с ними на полжизни хватит.

– Чего же ты тогда людей ловил, если столько нахапал? – Подошедший Федор с интересом рассматривал винтовку с глушителем.

– Ты не понимаешь, какой это азарт. А какой кайф себя вершителем судьбы чувствовать. – Бандит скорчился от боли, но продолжил: – Я поставил на это свою жизнь – и не жалею. Это было роскошно – упиваться болью и унижением. А потом дорогие кабаки, шлюхи. Это – жизнь, а у вас – существование.

– Ты не прав. Это не жизнь у тебя, а нежить. Настоящая жизнь – улыбки женщин, смех детей. Хорошие товарищи, надежное оружие, добротный дом. А тебя, если мы договоримся, сбросят в воду на корм рыбам и забудут. – Я сплюнул в сторону. Поглядел на людолова. А ведь на самом деле, прожить он может еще довольно долго. Но очень мучительно. – Говори, где твои захоронки? Добью, слово.

– Моя карта. На ней четыре зимовья. В одном из них, под полом, на глубине примерно полуметра, тайник. – Людолов поглядел мне в глаза. – Ну что ты? Я сдержал слово, теперь твоя очередь!

– Не очень ты конкретен, сволочь. – Федька недовольно поморщился.

– Договора не было, чтобы я именно конкретное место указал, – вновь усмехнулся людолов. – Но захоронка есть, и добра в ней хватает. Рыжье, артефакты, оружие. Денег нет, правда, но там рыжья под пуд, вам надолго хватит, с вашим благочестием. Ну стреляй, гад!

– Прощай. – Я поднял ствол винтовки и почти в упор выстрелил ему в сердце. Вспыхнула было шинель, но сразу почти погасла, оставив после себя запах паленой шерсти. Впрочем, это получше, чем запах потрохов и крови.

– Что мы с ними делать будем? – повернулся я к Федору, который из-под ладони смотрел на склон противоположного холма. Глянув туда, я усмехнулся. – Кавалерия, блин. «Буденный наш братишка!»

– А это кто? – Федька, посмеиваясь, смотрел на приближающихся лошадей, на спинах которых сидело по двое всадников. Бригада на помощь торопилась.

– Вроде как известный кавалерист, маршал. – Я рассматривал винтовку людолова. Хитро придумали с глушителем, нечего говорить.

С ближайшей соскочил бригадир и поглядел на лежащего у наших ног бандита.

– Там еще двое, – кивнул я на заросли лещины.

– Вернулись, значит, – хмыкнул Сергеич. – Ну, туда им и дорога. Давайте соберем хабар и вечером поделим. А этих в реку, нечего здесь засорять территорию. Нам еще не один год здесь работать.

Вечером все собрались возле стола, на котором было сложено имущество людоловов. Оружие и деньги помимо того, что были при них, нашлись еще неподалеку. Где-то в километре три лошади и малая захоронка, в которой лежали четыре винтовки, револьверы, одежда, посуда. Малый куль с золотым песком и самородками, мешок со срезанным и завернутым в чистую белую тряпицу мумие, весом больше полутора пудов. Это Вера объяснила, что черная смолистая хрень так называется, и очень недешева. Кроме того, в отдельном мешке лежало с десяток интересных корешков в виде человечьей фигурки.

– Женьшень! – благоговейно прошептала девушка. – Корень жизни! Его даже мой профессор только на картинках видел. Это огромные деньги, на них малый шлюп купить можно!

– Ну, кто его нам продал бы, – засмеялся я, любуясь девушкой.

Красивая девчонка Вера, очень красивая. Брюнетка, глаза сине-зеленые, губы и без помады яркие, сочные. Фигура великолепная, волос роскошен. За что такую девчонку отправили на планету ссыльных? Что она сделала?

– Ну, ты многовато хочешь, девочка, – усмехнулся Генри. – Сколько стоит малый шлюп? Ну, пусть с двиглом короткого прыжка хотя бы? Семь миллионов? Шесть? Дели на здешний курс, итого шестьсот тысяч, ну и еще в десять раз. От шестидесяти отними пятнадцать процентов – вот тебе пятьдесят одна тысяча. Ее и делить на всех по долям.

– Не дели шкуру неубитого медведя! – строго остановил темнокожего здоровяка Сергеич. – Их еще продать нужно. Вера, они как, неделю-другую сохранятся? Если корешки настолько дорогие, то, может, их стоит на лошадях до фактории добросить?

– Не стоит распыляться, бригадир. – Я закончил собирать-разбирать самодельный глушитель и вновь навинтил его на мосинку. Неплохо сделан, очень неплохо. Судя по всему, где-то есть хороший оружейник. – Глянь. – И я трижды выстрелил в сторону реки.

Глухие выстрелы здорово впечатлили лесорубов. Хик забрал у меня винтовку и попробовал выстрелить обычными патронами, с дымарем и вискозным порохом, по очереди. Выстрел патроном с черным порохом тоже практически слышен не был, только облако дыма из глушителя, а вот с бездымным был довольно громким. Впрочем, чего удивляться, пуля превзошла звуковой барьер, и пороховые газы тоже.

– Да, – покачал головой Сергеич. Покрутил в руках винтовку и положил ее на стол. – Повезло – просто невероятно. Они могли перестрелять вас, а потом подловить нас на подходе и парой залпов уложить всех. Теперь понятно, откуда у них столько хабара.

– Лошади все имеют разные клейма, по-разному подкованы, и седельные торбы с овсом тоже в разных местах куплены. Похоже, взяты с нескольких одиночек.