Родовое проклятие Робертс Нора

Наверху и вокруг — со всех сторон — слышался ужасный гул, от которого дрожали стекла. В двери и по стенам колотили гигантские кулаки, дом сотрясался. В какой-то момент Мира приготовилась к тому, что колдун сейчас обрушится им на головы.

А потом все стихло.

Остальные лежали пластом, как выжившие после ужасной катастрофы. Катл подскочил к Брэнне и стал лизать ей лицо и поскуливать.

— Все в порядке. Ну же, ну! С нами все в порядке.

— Теперь он должен решить, что сегодня мы свою атаку предприняли. По-моему, получилось правдоподобно. — Коннор чуть подвинул Миру и погладил по голове. — Не пострадала?

— Не знаю. Не думаю. А вот у тебя кровь.

Он провел пальцами по глубокой ране на виске.

— Не успел увернуться.

— Ну-ка, дай я займусь, — подскочила Брэнна. — Айона!

— Я знаю, что тебе нужно. — Девушка метнулась в мастерскую, а Мира поддернула штанину и увидела большой синяк, расплывающийся как раз над щиколоткой.

— Дай-ка я все сделаю, — повторила Брэнна, но Коннор подался вперед и наложил Мире руки на синяк.

— Туман… он превратился в змей. И шипы. Шипы на нем прямо на глазах вырастали.

— Это не шипы, а зубы. — Фин, тоже с блестящим от пота лицом, сидел на полу, прислонившись спиной к шкафу.

— Ты ранен! — Теперь Брэнна рванулась к Фину, на ходу отдавая указания вбежавшей Айоне: — Коннору висок смажь. — И тут же повернулась к Фину: — Тебя не укусили?

— Да просто запыхался.

Она приложила ладонь к его груди.

— Нет, не «просто запыхался». Пусти, посмотрю.

— Я сам себя вылечу, дай только отдышаться.

— Ох, что за… — Мановением руки она раздела его по пояс.

— Если ты собралась меня раздеть, может, уединимся?

— Помолчи. — Она обернулась через плечо и требовательным тоном произнесла: — Айона, бальзам!

— Я сам собой займусь, — повторил Фин.

— Сиди тихо! Если не угомонишься, я тебя отключу. Ты знаешь, я это могу. И сделаю. Коннор, ты мне нужен.

— Что, плохо дело?

Он увидел это сам, когда, не вставая с пола, придвинулся ближе.

Кровоточащие и черные колотые раны шли вниз по обоим бокам Фина, как будто на его торсе сомкнуло челюсти какое-то невиданное чудовище.

— Неглубокие. — Брэнна говорила ровным, тихим голосом. — Спасибо и на этом. А яд… — Она резко вскинула голову. — Что ты сделал, чтобы он не распространялся?

— Я же с ним одной крови. — Фин дышал с усилием и говорил медленно, слишком старательно выговаривая слова. — То, что он выделяет из своей крови, в моей теряет силу.

— Но ведь больно же! — сказал Коннор.

— Всегда бывает больно. — Фин бодрился, но, когда Брэнна нажала чуть сильнее, со свистом втянул воздух. — Господи, женщина, от твоего лечения больнее, чем от раны.

— Я должна вытянуть яд — независимо от того, ослаблен он или нет.

— Фин, на меня смотри! — приказал Коннор.

— Спасибо, боль я уж как-нибудь перетерплю.

Коннор молча взял Фина за подбородок и повернул к себе.

Забирает от него боль, догадалась Мира. Берет ее себе, чтобы ускорить выздоровление. Выходит, Брэнне это не под силу.

Бойл достал виски, и она поднялась, чтобы принести стаканы. Потом, снова усевшись на пол и дождавшись кивка от Брэнны, раздала всем.

— Кажется, получилось.

— Пошумели чуть больше, чем хотели. — Как и Фин, Коннор прислонился спиной к шкафу, только напротив. Теперь и его лицо блестело от пота — от приложенного усилия, от боли. — Но мы задали ему приличную трепку, а сами целы и невредимы.

— Он будет думать, что мы струсили, — сказала Брэнна. — Решит, что мы друг с другом перегрызлись, а теперь и вовсе зализываем раны и не знаем, стоит ли вообще предпринимать следующую попытку.

— И когда через два дня мы на него нападем, то спалим дотла прежде, чем до него дойдет, что его надурили. Чудесный спектакль, раз — и готово. — Коннор поднял стакан. — Блестящая идея, Мира, любовь моя. Есть все шансы повернуть ход событий раз и навсегда. Недаром я тебя люблю.

Он выпил, все последовали его примеру, но Мира в задумчивости держала стакан.

— Виски не хочется? — спросил он.

— Жду, пока сердце дрогнет. Для меня это своего рода шок. Почему бы тебе не повторить? Возможно, тогда до меня дойдет.

Коннор отставил стакан и на коленях приблизился туда, где она сидела на полу.

— Мира, я тебя люблю и всегда буду любить.

Она осушила свой виски и встала рядом с ним на колени.

— Нет, не дрогнуло. Но если подумать… каким слабым и глупым должно быть сердце, чтобы дрогнуть от любви? Вот твое, к примеру, дрогнуло бы? — Она прижала руку к груди. — Давай проверим. Коннор, я тебя люблю и всегда буду любить.

— На секунду остановилось. — Он накрыл ее руку своей и поднес к груди. — Но страха нет. И сомнений тоже. Чувствуешь? Оно танцует от радости.

Мира рассмеялась.

— Коннор О’Дуайер по прозванию Танцующее Сердце. Ты мне подходишь.

Она обхватила его руками и поцеловала.

— Может быть, нам тогда лучше удалиться? — предложил Бойл. — Оставить вас тут вдвоем, в кухне на полу?

— Я дам знать, — пробурчал Коннор и продолжил целоваться.

Он встал, помог подняться Мире, взял ее на руки и легонько подбросил. Она счастливо засмеялась.

— Но если подумать… мы лучше сами удалимся.

Под дружный хохот он унес ее из комнаты.

— Это то, о чем ты всегда мечтала, — сказал Фин Брэнне.

— Всегда знала, что это возможно, чувствовала, что это должно произойти… И — да, я действительно об этом мечтала. — Она вздохнула. — Поставлю чайник.

Позже, лежа в постели в обнимку с Мирой в тишине уснувшего дома, Коннор спросил:

— Это бой на тебя так подействовал? Вопрос жизни и смерти придал твоему сердцу твердости?

— Ты забрал себе его боль.

— Не понял: чью боль?

— Там, в кухне. Фин сопротивлялся, но ты не мог допустить, чтобы он страдал, и поэтому взял себе его боль. Я подумала: вот он какой на самом деле. Человек, готовый принять на себя боль друга — или просто чужую боль. Сильный и добрый человек. Веселый, музыкальный, верный. И он меня любит.

Она положила руку ему на щеку.

— Я любила тебя столько, сколько себя помню, но я не позволяла себе этой любви, не позволяла иметь этот дар, о котором ты говорил, не позволяла его давать. Это все от страха. А сегодня, когда я за тобой наблюдала — сначала в пылу сражения, потом в ярком свете кухонной люстры, я подумала: как можно бояться того, что я люблю? Зачем я упорно убеждаю себя, что могу превратиться в подобие своего отца? Разве можно допустить, чтобы его поступок определил всю мою жизнь? Я в долгу перед Кэвоном.

— Кэвоном?

— Он думал, что если вызовет мне видение моего отца, то этим меня оскорбит, унизит и потрясет. И это ему удалось, но только из-за меня самой. А когда я ясно увидела свои комплексы, мне начала открываться правда. Отец ушел не от меня, или от моей матери, или от остальных. Он ушел от собственного позора, от своих ошибок и неудач, потому что не мог больше стоять и смотреть на них в зеркало.

— Но ты же всегда стоишь и смотришь.

— Я пытаюсь, но дело в том, что я все время смотрела не под тем углом. Я не давала себе сделать правильные выводы. Это моя мама осталась после его ухода опозоренной, это она, со свойственной ей нерешительностью, продолжала жить со всеми его ошибками и неудачами. И она защищала меня и моих братьев с сестрами — даже тогда, когда мы уже выросли. Теперь она счастлива, свободна от прошлого, пусть она этого, возможно, и не осознает. И я тоже от него свободна. Так что перед Кэвоном я в долгу. Но это не остановит меня, когда придет время отправить его в ад.

— Тогда я тоже перед ним в долгу. И мы отправим его в ад вместе.

В последующие два дня самым трудным для Коннора было вне дома сдерживать радость, которую он так и излучал. Приходилось заниматься делами, всячески избегая контактов с Мирой, пока они не возвращались под надежный кров.

Пару раз он уловил, как Кэвон прощупывает почву, очень легко и осторожно. Отчасти причиной этой осторожности, конечно, были его синяки и раны, ведь друзья не оставили негодяя безнаказанным.

Он явно сделался слабее, чем раньше, и считал, что их команда понесла большие потери, тогда как на самом деле она была сильна и жизнеспособна как никогда.

И все же…

— У тебя еще есть сомнения, — сказал Коннор Брэнне. До решающего удара оставалось всего несколько часов, и он приехал домой, чтобы по мере сил помочь с последними приготовлениями.

— План хорош.

— Однако?..

Она достала сонное зелье, бережно уложила флакон в фамильную серебряную коробку, рядом с бутылкой кроваво-красного отвара, который, по ее представлениям, должен был прикончить Кэвона.

— Просто предчувствие, причем не могу понять, насколько оно верно. Может, я сейчас так сомневаюсь потому, что на солнцестояние была чрезмерно самоуверенна? Или действительно я что-то упускаю из виду, не делаю того, что надо видеть и делать.

— Брэнна, этот груз — не только на твоих плечах.

— Да знаю. Что бы там Фин ни думал, я это отлично понимаю. — Она собрала вымытые и заговоренные инструменты колдовства и завернула в белый бархат.

Открыла ящик, вынула небольшую серебряную коробочку.

— Чем бы сегодня ни кончилось, у меня для тебя кое-что есть.

Охваченный любопытством, Коннор открыл футляр и увидел кольцо — густо-красный рубин в кованом золоте.

— Это же досталось тебе от нашей прабабки!

— Теперь оно твое, если ты захочешь подарить его Мире. Она мне сестра, а когда ты вручишь ей это кольцо, наше родство станет еще теснее. Это кольцо должно принадлежать ей. Но только если ты сам этого захочешь.

Коннор подошел к столу и обнял сестру.

— Дождемся, пока ночь минует… Спасибо!

— Я мечтаю, чтобы это все закончилось. Никогда еще так сильно этого не желала! И мечтаю увидеть, как вы с Мирой строите совместную жизнь.

— Мы положим этому конец. В этом наше предназначение.

— Это говорит твое сердце.

— Да, и если бы у тебя так громко не говорил разум, ты свое сердце тоже бы услышала. — Он разжал объятия. — Не веришь своему сердцу — поверь своей крови. И моей.

— Я верю.

Он собрал свои колдовские орудия и приготовился к грядущей ночи.

Друзья собрались на большой конюшне, и по просьбе Фина Коннор оседлал Анью, молодую белую кобылицу, которую Фин купил на племя в пару Аластару.

— Я думал, Фин возьмет своего жеребца — Бару, — удивилась Мира.

Коннор обернулся. На ней были крепкие сапоги, грубые штаны и толстый ремень с мечом в ножнах. Он знал, что Айона вплела ей в косу обереги.

И поверх фланелевой рубашки на ней было его ожерелье.

— Он его и берет. Мы с тобой возьмем Анью, а Айона с Бойлом — Аластара. С третьей лошадью добраться до места будет легче.

— Значит, к дому Сорки мы поедем верхом?

— В некотором смысле. Готова к предстоящему?

— Насколько это возможно.

Коннор протянул руку и тронул ее.

— Мы все преодолеем.

— Нисколько не сомневаюсь.

Вместе они вывели лошадь и присоединились к друзьям в бледном сиянии месяца.

— Когда прибудем на место, все должно происходить быстро и четко, без ошибок. Мой отец, бабушка Айоны и двоюродная сестра Фина будут нас страховать и в случае любых непредвиденных поворотов незамедлительно вернут нас назад.

— А ты вернешь назад меня, — уточнила Мира.

Едва Коннор вскочил в седло, как она устроилась сзади. Он обернулся на Бойла с Айоной — те уже были верхом на бьющем копытом Аластаре.

Видно было, что конь рвется вперед, рвется в бой.

Коннор посмотрел, как Фин подзывает собачонку, садится на черного жеребца и протягивает руку Брэнне.

— Ей нелегко, — прошептал Коннор. — Трудно решиться ехать с ним вместе на такое дело.

— Ему тоже нелегко.

Но Брэнна вскочила в седло и махнула Катлу. Пес мигом примчался. Над головой прокричал Ройбирд, ему ответил ястреб Фина — Мерлин.

— Держись за меня! — крикнул Коннор Мире, и три коня пустились в галоп.

А потом они полетели.

— Господи Иисусе! — воскликнула Мира и рассмеялась. — Как это здорово! Почему мы раньше этого не делали?

Они оседлали восходящие воздушные потоки, прохладные и влажные, а облака то застилали луну, то вновь открывали ее взору. В воздухе пахло пряностями и землей, пахло отвагой.

Сделали остановку на отдых.

Потом опять полетели, снова поймав воздушный поток. Они опустились в чащу леса, преодолели заросли лиан и очутились на поляне у домика Сорки.

— Теперь действуем быстро, — сказал Коннор.

Ему надо было оставить Миру и присоединиться к Брэнне с Айоной, начертить круг, расставить сто свечей, разместить чаши и котел.

Брэнна открыла серебряную шкатулку и достала сонное зелье.

— В ночь, которой правят духи, мы вступаем с ярким светом. К силам света мы взываем, чтоб победу одержать. Три и три пройдут в те двери, что ведут в мир сновидений, там мы миссию исполним, что возложена на нас. Пустим чашу мы по кругу, три и три ее осушат.

Она налила зелье в серебряную чашу и подняла ее. Потом опустила и сделала глоток.

— Тело, разум, сердце, кровь — отправляемся в мир снов.

Она передала чашу Фину. Тот тоже глотнул, повторил формулу и передал Айоне, а та — дальше по кругу.

У этого зелья вкус как у звезд, подумал Коннор, когда до него дошла очередь.

Он взял за руки сестру и Миру и вместе со всеми произнес слова:

— С нами правда святая, с нами сила и мощь, свет поможет проникнуть в эту главную ночь. Пусть во сне мы во времени путь совершим и злодея Кэвона в золу обратим. Там, где Смуглая Ведьма когда-то жила, мы одержим победу над силами зла. Да будет так!

На этот раз в отличие от предыдущих они не парили, а как будто плыли сквозь туманы и краски, слыша за спиной доносящийся из прошлого шепот множества голосов и самым краешком зрения различая образы их обладателей.

Когда туман рассеялся, Коннор оказался там, где уже бывал прежде, со своими товарищами, держась за руки с Мирой и Брэнной.

— Мы уже в прошлом? — спросила Мира.

— Вон туда взгляни, — сказал Коннор.

Домик зарос лианами, но он еще стоял. И на земле у могильного камня цвели колокольчики.

Кони остановились, птицы уселись на ветки над их головами. Катл с царственным спокойствием сел подле Брэнны, а Багс слегка подрагивал, вертясь у Фина под ногами.

— Мы все здесь, как и должно быть. Сейчас, Мира, ты его призовешь.

— Сейчас?

— Начинай, — подтвердила Брэнна и достала флакон с красной жидкостью. — Замани его сюда.

Внутри флакона запульсировало и закружилось что-то светящееся. Жидкий свет, магический огонь.

— В центр круга. — Коннор взял ее за плечи и поцеловал. — И пой, что бы ни случилось!

Ей пришлось взять себя в руки, успокоить сердце, затем распахнуть его.

Она выбрала балладу и запела по-ирландски, хотя не была уверена, что понимает все слова. Они были очень печальными и по красоте могли соперничать с голосом, который несся над поляной, в ночь и через все века, что они преодолели в своем сне.

Когда разберемся с черными силами, когда останемся наедине, решил Коннор, попрошу ее спеть эту балладу для меня. Она исполнит ее снова, специально для него.

— Он слышит, — прошептал Фин.

— Это особая ночь, ночь, взывающая к свету и тьме, к белому и черному. Он явится.

Брэнна вышагнула из круга, следом за ней — Коннор и Айона.

— Что бы ни случилось, — повторил Коннор, — пой. Он идет.

— Да. Идет, — подтвердил Фин и тоже шагнул из круга, оставив Бойла охранять Миру.

Он выхватил меч и воспламенил его.

Она возникла из тумана — тень, превратившаяся в волка. Зверь осторожно крался к шеренге из четырех ведьм и колдунов, потом взвился вверх и прыгнул в направлении круга.

Бойл закрыл своим телом Миру, но волк отпрянул, шарахнувшись от огненного шара, который метнула в него Айона.

Он выхаживал по поляне, всматривался в коней, пока Аластар не стал бить копытом в землю, и тогда из волка вырос человек.

— Что, решили еще раз попытать счастья? Думаете уничтожить меня пением и вашей никчемной белой магией? — Он повел рукой, и пламя на клинке у Фина погасло.

Фин только поднял меч, и тот вспыхнул снова.

— А ты меня испытай! — предложил Фин и встал впереди троих.

— Сын мой, кровь от крови, ты не враг мне.

— Я твоя погибель. — Фин сделал выпад, ударил мечом, но рассек лишь туман.

Появились крысы, целая бурлящая река крыс с дикими красными глазами. Те из них, что устремились к кругу, попадали в огонь и издавали жуткий писк. Но Мира заметила, что одна свеча уже оплыла.

Тогда она обнажила меч и продолжала петь.

Анья попятилась, взбрыкнула. Глаза лошади округлились от ужаса. Фин схватил поводья и с помощью меча обнес ее огненным кольцом. Два жеребца давили крыс копытами, а сверху грызунов атаковали ястребы.

Тут с неба посыпались летучие мыши.

Коннор увидел, как гаснет еще одна свеча.

— Он пытается пробиться в круг, чтобы добраться до нее. Пора, Брэнна.

— Надо выманить его поближе.

Коннор запрокинул голову и призвал ветер. Огненный вихрь вошел в скопище вампиров, и воздух наполнился запахом гари и писком.

Один трупик упал с краю круга, и погасла третья свеча. Голос у Миры дрогнул.

— Спокойно, девочка, — тихо проговорил Бойл.

— Я спокойна. — Набрав воздуху, она запела громче, перекрывая омерзительный писк.

— Я вспорю тебе горло и вытащу через него твое сердце. — Кэвон, с глазами почти такого же цвета, как его алый камень, метнул в круг черную молнию.

Бойл нашел просвет и ударил кинжалом, пролив первую кровь. Раздался взрыв, отбросив его назад. Кровь с кончика его клинка падала на землю и шипела, черная, как гудрон.

— Пора! — прокричал Коннор и начал декламацию.

Накал энергии, чистой и жаркой, заметно возрос. Коннор снова услышал голоса, не только Миры и Айоны, но и остальных. Далекие, тихие и невнятные, доносящиеся сквозь тонкую пелену между двумя мирами. Их перекрывало пение Миры, наполняя его сердце новой силой.

Фин взмахнул мечом, и потухшие свечи вновь запылали. Огненный круг восстановился.

Крысы повернули назад, устремившись к троим. Кэвон встал на четыре лапы, вновь оборотившись волком, и бросился на Катла.

Коннор почувствовал, каким страхом охвачена Брэнна, повернулся вместе с ней, Айона — тоже, и вместе они направили энергетический заряд на зверя. Но земля под ним уже встала дыбом — то была работа Фина. Катл сомкнул челюсти на лопатке волка, а Ройбирд ударил сверху.

Зверь взвыл, вырвался и кинулся к деревьям на опушке.

— Отсеките его! — крикнул Коннор. — Верните назад! — Но тут он увидел, как Бойл с Мирой выбегают из круга, чтобы помочь Фину, и сердце его обмерло.

Зверь метнулся вправо, повернул и от отчаяния стал наступать. Меч в руках у Миры воспламенился. Под кончиком клинка задымилась волчья шерсть, зверь остановился и повернул вспять.

Краешком глаза Коннор уловил движение. Он обернулся и увидел возле дома три фигуры. Видение было смутным, голоса силились пробиться сквозь границу миров.

Потом для него перестало существовать все вокруг. Остались только Брэнна и Айона, только они трое и жаркий всплеск колдовской энергии.

Брэнна подняла чашу в воздух и заставила парить перед ними, и, сплетя руки, сознание и энергию воедино, они метнули ее в волка.

Свет взорвался фейерверком, рассыпался на тысячу солнц. Пронзил зверя, прошел насквозь.

— Силой трех ты сокрушен. Светом мрак твой побежден. Светом сеть свою сплели и злодея завлекли. Черной магии конец — нашей миссии венец. Нету больше колдуна, светом жизнь теперь полна. Да будет так!

Свет вспыхнул вновь, еще ярче. Он полыхал у Коннора в глазах, мерцал в его крови. И сквозь этот свет он опять различил три фигуры. Одна протянула к нему руку и дотронулась. Дотянулась.

Потом они исчезли, и свет тоже. Спустилась тьма, нарушаемая только лунным светом и кругом из свечей. Оторвавшись от сестер, Коннор кинулся к Мире.

— Ты цела? Нигде не болит?

— Нигде.

— Ты не должна была прекращать пение. Зачем ты вышла из круга?

— В горле пересохло. — Она улыбалась, лицо было измазано сажей. И она обхватила его руками. — Мы все сделали? С ним покончено?

— Погоди минуту. — Земля была усеяна пеплом и полита кровью, отдельные крошечные клочки черной плоти еще горели. — Клянусь богами, здесь должно быть все, что от него осталось. Дай мне минуту.

— Нет, — возразил Фин, — он не здесь. Я его чувствую, даже по запаху. Я найду его! И прикончу.

— С поляны ты никуда не уйдешь! — Брэнна схватила его за руку. — Нельзя, иначе можешь не вернуться!

Фин сердито вырвал руку.

— Какая разница, вернусь или не вернусь, если я с ним разделаюсь и все закончится?

— Это не твое место.

— А это не тебе решать.

— И не тебе! — ответила Брэнна и втянула его назад в круг. — Коннор!

— Черт!

Не скрывая сожаления, Коннор сбил Фина с ног, прижал к земле и получил удар кулаком в лицо, прежде чем успел подскочить Бойл.