Родовое проклятие Робертс Нора

Угли в камине с вечера сгребли горкой, и теперь они тихо тлели, алые, как бьющиеся сердца. Над ними чуть мерцал огонек, придавая этому восхитительному спящему мужчине вид чуть демонический.

Независимо ни от чего, ей надо сказать ему несколько слов, и ему придется ее выслушать.

Не сводя глаз с лица Коннора, Мира шагнула вперед и… споткнулась о скинутые кое-как сапоги.

И рухнула на него всем весом, да еще, как на грех, приземлилась животом на выставленный локоть. Так что первое слово, которое она ему сказала, было: уфф!

А ответом Коннора было глухое: какого черта! Он приподнялся и схватил ее за плечи, словно приготовившись скинуть.

— Мира?

— Я споткнулась о твои сапожищи и получила твоим костлявым локтем в живот.

— Кажется, ты мне одно легкое промяла. Вот тут. — Коннор приподнял ее и умудрился сесть, держа ее распростертой у себя на коленях.

Хорошенький разговор.

— Тебе что, плохо?

Коннор поднес руку к ее лбу, словно намереваясь проверить температуру, но Мира ее оттолкнула.

— Почему все думают, что мне плохо? Мне не плохо. Я проснулась, вот и все. Проснулась, потому что проспала большую часть дня и полночи.

— Тебе нужно было отоспаться, — возразил он совершенно резонно. — Чаю не хочешь?

— Если мне потребуется чай, будь он неладен, я уж как-нибудь сама себя обслужу.

— Стало быть, тебе хочется чего-то другого.

Она злилась, но на глаза навернулись слезы, однако этого Мира не допустила.

— Ты сказал, что простил меня.

— Верно. И простил. Слушай, да ты совсем замерзла!

Коннор стал укутывать ее в плед, но Мира опять отмахнулась.

— Отстань! Ты можешь перестать вокруг меня суетиться? — Противные слезы все закипали и закипали, вызывая стыд и недоумение. Она чувствовала себя идиоткой. — Отстань, пожалуйста!

Она попыталась отодвинуться, откатиться и встать, но Коннор обхватил ее и сжал в объятиях. Крепко-крепко.

— Ты, главное, успокойся, Мира Куинн. Посиди секунду спокойно. Помолчи.

Попытка вырваться оставила ее без сил, она задохнулась и была готова разрыдаться.

— Хорошо, я успокоилась.

— Еще нет, но близка к тому. Передохни. — Он мягко покачал ее, потом взглянул на огонь и сделал его посильнее.

— Не надо за мной ухаживать, Коннор. От этого меня тянет реветь.

— Так пореви! Это все реакция, Мира, вполне естественная реакция на то, что с тобой сделали и что понадобилось предпринять в ответ.

— И когда это пройдет?

— Сейчас уже легче, чем было, ведь правда? А утром, когда отдохнешь и успокоишься, станет еще легче. Наберись терпения.

— Ненавижу это выражение!

Коннор рассмеялся и поцеловал ее в волосы.

— Я знаю. Но тебе терпения не занимать. Сам видел.

Да, но для этого ей приходится делать над собой немалое усилие! А Коннору терпение дано от природы, как цвет глаз, как тембр голоса.

— Против твоего терпения я ничего не имею, — проворчала Мира.

— Отрадно слышать, поскольку трудно было бы от него избавиться, чтобы только тебе угодить. Лучше скажи: тебя что-то разбудило или ты проснулась сама?

— Просто проснулась. Проснулась — а тебя нет. — Прозвучало капризно, она и сама это чувствовала. Оставалось надеяться, что это тоже была реакция, иначе она скоро себя возненавидит. — Если ты на меня не сердишься, тогда почему спишь здесь, свесив ноги с дивана?

— Тебе был нужен покой и отдых, только поэтому. — Коннор видел, что Мира успокоилась. Он изловчился и, приподнявшись с нею вместе, задвинулся в угол дивана, где они устроились и стали глядеть на огонь. — Мы не успели выйти из кухни со своим чаем, а ты уже спала. Даже не шелохнулась, когда я нес тебя наверх, а Брэнна переодевала тебя в пижаму. Это целебный сон, солнышко, сон лечит. Благодаря ему твой мозг и твое тело — и даже твоя душа — получили то, что им было необходимо.

— Я решила, ты не хочешь быть со мной, и пошла тебя искать, чтобы разобраться. Я уже настроилась на выяснение отношений.

— Тогда я рад, что ты споткнулась о мои сапоги, потому что это лучше, чем выяснять отношения.

— Прости.

— Что ты все время извиняешься? — Он провел пальцем по камешкам в ее ожерелье.

— Фин сгонял на конюшню и мне его привез, представляешь?

— Я знаю.

— Больше никогда не сниму!

— Я знаю.

Воплощенное доверие, терпение, прощение. Нет, она его недостойна, решила Мира и прижалась лицом к его шее.

— Я тебя обидела.

— Да уж.

— Коннор, почему любовь дается тебе так легко? Свободно и легко! Я говорю не о той любви, что всегда была между нами, и не о вашей с Брэнной любви.

— Знаешь, для меня самого это что-то новое, так что я и сам толком не пойму. Я бы сказал, это все равно как если бы ты владел чем-то так давно, что оно уже стало частью тебя. Потом ты смотришь на это что-то чуть под другим углом зрения. Знаешь, как бывает с кусочком стекла: ты держишь его, а потом чуть меняешь наклон — и оно ловит солнце и фокусирует луч? Можно зажечь огонь, всего лишь капельку наклонив стеклянную линзу. Вот… что-то в этом духе. И то, что уже существовало, вдруг повернулось другой стороной и вобрало в себя весь свет.

— Это «что-то» могло бы чуть повернуться опять и снова этот свет растерять.

— С чего бы, если этот свет такой притягательный? Видишь там огонь?

— Конечно, вижу.

— Все, что ему нужно, это чуточку внимания, слегка поворошить, подкинуть дров — и он будет гореть и день и ночь, давать свет и тепло.

— А можно забыть его поворошить. Или дрова вдруг кончатся.

Коннор со смехом потерся о ее шею.

— Тогда можно будет сказать, что ты беспечна, стыд тебе и позор. Любовь надо лелеять, вот о чем я толкую. Поддерживать свет и тепло — это своего рода работа, но ты же не захочешь сидеть в темноте и холоде?

— И никто не захочет, однако люди об обязанностях легко забывают.

— Мне кажется, это такие обязанности, которые двое несут поровну и выполняют, иногда — один чуть больше другого, а потом роли могут опять поменяться. — Это вопрос равновесия, подумал он, плюс бережное отношение и небольшое усилие. — Что дается легко, не всегда бывает правильным, и иногда требуется об этом напомнить. А главное, Мира, я что-то не припомню, чтобы ты стремилась к легкой жизни. Никогда ты работы не боялась.

— Там, где я могу что-то поднять и нести, или чистить, или горбатиться — нет, не боялась. И не боюсь. Но душевная работа — это совсем из другой оперы.

— Да и тут я не замечал, чтобы ты сачковала. Ты слишком невысокого о себе мнения. Дружеские отношения тоже требуют усилий, согласись. Как тебе удавалось оставаться таким верным, заботливым другом, и не только мне, но и Брэнне, Бойлу, Фину, а теперь и Айоне? А еще твоя родня… — добавил он, не давая ей возразить. — Родственные отношения — особая статья, здесь приходится трудиться еще больше. Ты для своих сделала больше, чем кто-либо другой.

— Да, но…

— А то, что ты иногда ворчишь, совершенно неважно, — опять опередил он. — В конечном счете важны не слова, а дела.

Он поцеловал ее в переносицу.

— Ты должна поверить в себя.

— Это самое трудное.

— Тогда учись! Ты же, когда училась ездить верхом, не стояла в стороне и не гадала, что будет, если ты упадешь?

— Ни разу в жизни не упала с лошади.

— Но ты меня поняла?

Пришла ее очередь улыбнуться.

— Какой же ты умный!

— Значит, тебе повезло — отхватила такого умника и влюбила в себя. Да еще и терпеливого настолько, что готов ждать, пока ты не научишься и не уловишь суть.

— Когда ты так говоришь, у меня сердце заходится, — призналась Мира. — Когда ты так говоришь, мне делается так страшно, что сердце екает.

— Тогда ты мне сама скажешь, когда оно перестанет екать и потеплеет. А сейчас постарайся снова уснуть.

— Здесь?

— Ну, мы же здесь, и нам удобно, разве нет? И от огня так тепло и уютно! А ты видишь в огне всякие истории?

— В огне я вижу огонь.

— Да ты что? В угольках, в языках пламени — везде свои истории. Одну я тебе сейчас расскажу.

И он рассказал о замке на холме, о храбром рыцаре на белом коне. О королеве-воительнице, искусно обращавшейся с луком и мечом, которая летала по небу на золотом драконе.

Как все красиво, подумала Мира, и как выразительно! Она будто наяву видела все, о чем рассказывал Коннор.

И она снова погрузилась в сон с улыбкой на лице, а голова ее покоилась на его плече, как на подушке.

Понадобилось три дня, чтобы Мира начала бодрствовать больше, чем спать и лежать в постели. В первый день она с утра до вечера пробыла в кровати, на диване или выполняя мелкие поручения Брэнны. Но ко второму уже почувствовала себя в силах вернуться на несколько часов на конюшню и помогала ухаживать за лошадьми и раздавать корм.

А еще она извинилась перед коллегами.

К третьему дню Мира почувствовала, что вновь обрела себя.

Это было такое чудесное чувство, что она вывозила навоз и все время пела.

— Тебе впору с Адель[13] соревноваться, — заметила Айона.

— У нее великолепный голос. — Мира помолчала и улыбнулась подруге, которая стояла, опершись на распахнутую дверь денника. — Знаешь, я никогда не понимала этого выражения: спасибо, хоть здоровье есть. Я ведь по-настоящему и дня в своей жизни не болела. Во-первых, конституция крепкая, а во-вторых, в лучших подругах — ведьма с выдающимися целительскими способностями. Только теперь, когда свалилась, и начинаю понимать, что значит снова быть на ногах. Ценить здоровье.

— Выглядишь ты прекрасно.

— А чувствую себя еще лучше.

Мира выкатила тачку из стойла, и Айона вошла туда, чтобы вымести грязь. Поменявшись местами с подругой, Мира огляделась, желая убедиться, что они одни.

— Поскольку мне уже лучше, может, расскажешь, насколько все было ужасно.

— А ты что, ничего не помнишь? Тебе же все это уже рассказывали — сразу как ты пришла в себя.

— Нет, я помню. Я имею в виду — насколько все было плохо, Айона? Насколько он был близок к тому, чтобы меня умертвить? Я не хотела раньше спрашивать у Брэнны с Коннором, — добавила она. — Но теперь я на ногах и вот, спрашиваю у тебя. Мне кажется, если я буду знать всю правду, то мое исцеление можно будет считать законченным.

— Было очень плохо. Мне с таким раньше сталкиваться вообще не приходилось. Честно говоря, подозреваю, что и остальным тоже, но они лучше меня знали, что в таких случаях делать. Насколько мне известно от Брэнны, самые критичные — первые минуты. Чем глубже ты погружалась, тем сложнее было бы тебя оттуда вытащить. И тем вероятнее… понимаешь, мозг мог пострадать.

— То есть мне грозило помешательство.

— Вроде того. Потеря памяти. Психоз. Брэнна говорит, все решило то, что Коннор так быстро до тебя добрался.

— Значит, он спас меня от смерти. И от безумия.

— Да. После этого все решили следующие час или два. Брэнна точно знала, что делать — или очень убедительно блефовала, отдавая указания нам с Коннором. Я не понимала, насколько испугалась, пока мы всего не закончили. А сначала… надо было действовать — и я действовала. Потом примчался Фин, и это очень помогло. И еще Бойл. Он сидел и держал тебя за руку на протяжении всего ритуала. А он длился больше часа, и ты была совсем белая и бездыханная. Потом понемногу стала розоветь, едва заметно, но это уже был прогресс.

— Ты из-за меня сейчас расплачешься. Я не хотела, прости!

— Нет, нет, все в порядке. — Айона смахнула слезы, и они вместе вскрыли новый тюк соломы. — Ты стала розоветь, а Бойл сказал, что твои пальцы чуть шевельнулись у него в руке. И только тут я осознала, насколько перепугалась. Только тогда, когда, по словам Брэнны, худшее было позади.

— Он меня глубоко усыпил, — сказала Мира, разрыхляя солому вилами. — Очко в его пользу.

— Может быть, но мы вернули тебя к жизни, и вот ты здесь, расстилаешь свежую солому в очередном деннике. Это уже больше, чем одно очко в твою пользу.

Во всем можно найти что-то хорошее, подумалось Мире. И Айона это умеет. А может быть, и ей пора начать воспринимать мир по-другому?

— И я собираюсь оставить преимущество за собой. Буду больше тренироваться с мечом. Мне требуется больше практики.

Практика, подумала она, переходя к следующему деннику, мне нужна во многих вещах.

Коннор тоже занимался уборкой, такой, какую он обычно делал в конце рабочего дня. Птиц надо кормить и, как и в конюшне, регулярно чистить их клетки и вольеры. Согласно его личному графику, сейчас пора было чистить и дезинфицировать то, что называлось ястребиной ванной.

Коннор жаждал физического труда. Потребность в чисто механической, бездумной работе он ощутил в последний день болезни Миры. Ему было трудно сохранять спокойствие ради нее, нарочито бодриться, чтобы поддержать ей настроение, когда она была так ослаблена и измучена. И так не похожа на саму себя.

Одним женщинам даришь цветы или шоколад. Мире же — при том что букетик или конфеты тоже не исключались, — легче было угодить деревенскими новостями и пересудами или же рассказом о работе, о людях, появляющихся в школе ловчих птиц или на конюшнях.

И он делал все, чтобы у нее не было недостатка в свежих новостях. Садился, задрав сапоги, поднимал стакан пива и потчевал ее рассказами, в которых он нередко что-то присочинял, а то и выдумывал все от начала до конца.

Но главное его желание состояло совсем в другом. Он жаждал выследить Кэвона, каким-то способом выманить его на свет божий из его логова. А потом вызвать ветер такой силы, чтобы у колдуна затрещали кости и застыла в жилах кровь.

Жажда мести пылала в нем так сильно, что иссушала его.

Но он был осторожен, предельно осторожен.

Такие мысли вертелись у Коннора в голове, пока он драил лохань под пристальными взорами сидящих на насесте птиц. Но знать и чувствовать было далеко не одно и то же. И он надеялся физическим трудом выжечь из себя эту жажду мести.

Потом он увидел Миру, увидел, как она идет через широкий, засыпанный гравием двор. Он бросил все и поспешил ей навстречу.

— Что ты себе думаешь — расхаживаешь одна? — накинулся он на нее.

— То же самое я могу спросить у тебя, но поскольку ответ мне известен, то я лучше промолчу. Меня Айона с Бойлом подвезли, они отправились в Конг выпить пива и поужинать, так что одна я ни минуты не была — как и в данный момент.

Мира огляделась по сторонам.

— Что-то ты припозднился, а, Коннор? Где народ?

— Мы закончили последнюю прогулку с клиентами, и я всех отослал. Брайану надо заниматься на своих интернет-курсах, а у Кайры свидание. Остальным тоже лишний час свободного времени не помешает, я так рассудил.

— А тебе захотелось какое-то время провести наедине со своими друзьями, — закончила она, махнув на птиц.

— И это тоже. Слушай, я тут уборку затеял, надо закончить.

— Я войду с тобой, если ты не против, а потом ты подвезешь меня домой.

Он кивнул в знак согласия. При виде гостьи птицы слегка разволновались, оглядывая ее с головы до ног.

— В последние месяцы я у вас редко появлялась, — заметила Мира. — Молодые меня вообще не знают. Или знают, но плохо.

— Ничего, узнают. — Коннор вернулся к уборке. — Как у тебя день прошел?

— Все по плану. Водила две группы. — Он быстро взглянул, но Мира наклонила голову набок и достала из-под шарфа бусы. — И еще Айона заставила меня взять Аластара — и вплела ему в гриву новые обереги. Я ничего не видела, кроме леса и тропы. Коннор, тебе не о чем тревожиться, я больше не допущу такой беспечности. И ради собственной безопасности, и потому, что я совсем не хочу, чтобы ты или ребята опять проходили через тот ужас, в который я вас уже один раз втянула.

Она помолчала.

— Мне работа и лошади необходимы — так же, как тебе необходима твоя работа и твои птицы.

— Ты права. Надеюсь, он тебя чуял. И понял, что ты сильная и смелая, вопреки всем его проискам.

Коннор начал заполнять лохань водой, слушая журчание струи.

— Думаешь, я не знаю, что ты злишься? — тихо проговорила Мира. — Я знаю. Я и сама злюсь. Я хотела его прикончить, всегда хотела, потому что это надо сделать, для вас с Брэнной и для Фина. Но теперь я не только жажду его смерти, я хочу сперва причинить ему боль и унижение, заставить его страдать — и чтобы я об этом знала. Брэнне я ничего не говорю, потому что она меня ни за что не одобрит. Для нее это только борьба добра со злом, света с тьмой. Вопрос крови, вопрос права по рождению. И я понимаю, что так и должно быть, но я хочу, чтобы ему было больно!

Продолжая сидеть на корточках, Коннор поднял на нее глаза.

— Я бы доставил тебе это удовольствие, и даже больше. Ты бы увидела его агонию.

— Но мы не можем. — Присев рядом с ним, Мира легонько тронула его за рукав. — Потому что это право принадлежит Брэнне. И потому что это сделало бы тебя другим человеком. Жить одной жаждой мести? Стремиться причинить ему страдания, чтобы он поплатился за то, что сделал мне? Ты бы стал другим человеком, Коннор. Меня это вряд ли бы изменило, но это уже мой дефект.

— Это никакой не дефект.

— Я так устроена, так что придется нам всем с этим смириться. Но ты — это свет, и тому есть причины. Покончить с ним необходимо! Но это должно быть сделано так, как следует. И если будет боль, то лишь потому, что так должно быть, а не потому, что ты этого захотел.

— Вижу, ты много размышляла.

Коннор отмерил химикаты, затем, как обычно, перемешал воду, всего лишь подержав над ней руки, добавил того самого света, о котором только что говорила Мира, для здоровья и благополучия его птиц.

— Господи, еще бы! И даже слишком. И, думая над этим так упорно, я поняла, что тебе необходимо знать, что я чувствую то же, что и ты. Но я не этого от тебя хочу, для себя я хочу другого. Я хочу, чтобы мы шестеро остались собой. Я хочу, чтобы правда была на нашей стороне. И чтобы, когда с ним будет покончено и дело сделано, мы знали, что были правы. Я хочу, чтобы над нами не висели никакие тени, и над тобой в первую очередь. Вот что для меня будет полноценной местью.

— Мира, я тебя люблю. И мне нравится, что ты все поняла, что ты сама к этому пришла и сказала мне. Я был сам не свой. Никогда со мной такого не случалось.

— Не надо. Ты только знай, что я говорю от чистого сердца. Я хочу, чтобы правда была на нашей стороне.

— Так и будет.

Удовлетворенная, Мира с облегчением кивнула.

— И пора нам это все опять обсудить. Я знаю, в последние дни вы совсем не собирались.

— Ты была не в состоянии что-либо обсуждать.

— Зато теперь я более чем готова. — Мира подтянулась, демонстрируя бицепсы. Коннор улыбнулся. — Так что надо нам вшестером опять собраться.

— Сегодня?

— Сегодня, завтра… Посмотрим, что ребята скажут.

— Тогда я заканчиваю. — Он с улыбкой посмотрел на нее.

Одним женщинам нужен шоколад и цветы, подумал он.

А Мире?

— Вытяни руки.

— Что? Зачем это?

— Затем, что я тебя прошу. Вытяни руки в стороны.

Мира закатила глаза, но сделала, как он просил. Коннор протянул ладони к птицам, самым молодым, и мысленно послал приказ.

По мановению его рук они взлетели, негромко прошуршали крыльями и закружили над Мирой. Она засмеялась.

— Сиди смирно и не тревожься: и куртка, и ты сама будете в целости и сохранности, я все учел.

— Что… Ух ты!

Молодые ястребы легко и грациозно опустились ей на руки.

— Мы их тут хорошо дрессируем, хоть данное упражнение учебным планом и не предусмотрено. Но они как будто не возражают. Зато теперь, Мира, они тебя будут знать. Теперь вы, считай, знакомы.

— Какие они красивые! Очень красивые. Когда смотришь в их глаза, кажется, что они понимают больше нашего. Куда больше нашего.

Она опять засмеялась, и от звука этого смеха иссушающая жажда, терзавшая его все эти дни, наконец отступила.

Они сидели в гостиной и пили чай, для желающих — с каплей виски. Брэнна выставила блюдо с имбирным печеньем и решила, что на этом ее хлопоты на сегодня исчерпаны.

— Когда начинаем? — спросила она. — Против Сауина пока возражений нет?

— Это значит, что у нас в запасе две недели, — заметил Бойл. — И, насколько я понимаю, это время нам следует использовать с толком. Но…

— Но! — Фин решил выпить чистого виски и налил себе на два пальца, не разбавляя. — Он только что атаковал нас. Мы оказались к этому не готовы, теперь это совершенно очевидно.

— Это моя вина! — вставила Мира.

— Дело не в том, кто и в чем виноват, Мира, — возразил Фин. — Он выслеживает и объявляется, когда ему заблагорассудится, и может напасть на любого из нас, если поймает момент, когда тот уязвим. Исходя из его логики, следующей будет Брэнна.

— Пусть только явится! — Брэнна невозмутимо глотнула чаю.

— Ты слишком самонадеянна, — возразил Фин. — Самоуверенность — не сила и не оружие.

— Ну, тебе-то она никогда не мешала.

— Прекратите! — Коннор вытянул ноги, покачал головой. — Вы оба. Приберегите свои шипы и стрелы на тот момент, когда у нас будет на них время. С таким же успехом он может еще раз напасть на Миру, только теперь она уже не сваляет дурака.

— Могу поклясться.

— И с такой же долей вероятности он может попробовать подступиться к Бойлу, к самому Фину или ко мне — если увидит такую возможность.

Рискуя навлечь обвинение в самонадеянности и на себя, Коннор пожал плечами.

— Фин, конечно, прав в том смысле, что, если ему наскучит лезть к Мире, он переключится на Брэнну, но это никак не влияет на то, что мы собираемся делать и когда. И каким именно образом мы окончательно и бесповоротно отправим его в преисподнюю.

— Коннор прав, — сказала Айона. — Мы защищаемся, и это оборона, которая, конечно, жизненно необходима. Но совершенствовать нам надо нападение.

— Это она со мной за компанию футбола насмотрелась, — усмехнулся Бойл. — В прошлый раз, когда мы с ним схлестнулись, мы были близки к успеху. Заставили его драпать, истекая кровью и воя от боли. Но этого оказалось недостаточно. А чего не хватило? Вот вопрос.

— Зелье на этот раз сильнее, что делает его применение рискованным. Но рискнуть придется. — Фин взглянул на Брэнну, та кивнула в ответ.

— В июне мы рассчитывали застать его врасплох, — заметил Коннор. — А вышло наоборот — врасплох застиг он нас. Но даже тогда, как сказал Бойл, мы были близки к цели. Если мы базируемся возле домика Сорки, это именно то место, где он может перемещаться во времени, а это его заведомое преимущество. Мы не будем знать, когда он нападет и нападет ли вообще, сможет ли он, как уже бывало, атаковать нас по отдельности и разбить наголову, чтобы получить возможность вновь собраться с силами.

— Если не там, то где? — спросила Мира.

— Это место, где концентрируется энергия. Мощное место, и для нас, и для него. Я думаю, все должно произойти там. Но ты прав, Коннор, — добавила Брэнна, — нельзя, чтобы он нас разъединил. Я рассматриваю нас троих как единое целое, а Фина с Бойлом и Мирой — как еще одну тройку, причем тоже нерушимую. Мы можем это сделать — и на сей раз непременно сделаем!

— А мы не можем перекрыть ему возможность перемещаться во времени? — спросила Айона.

— Думаю, могли бы, вот только понять, как он это делает. Чтобы противодействовать магии такого рода, надо знать ее составные части. Иначе это работа вслепую, — с досадой ответила Брэнна.

— Сперва переместимся мы. — Коннор потянулся и взял печенье. — Ты тут не единственная, кто в состоянии анализировать, обдумывать и планировать. — Он повел печеньем в сторону Брэнны и откусил. — Зато единственная, кто печет такое изумительное имбирное печенье. Мы предпримем наступление, а начнем с перемещения во времени.

— А как, умник ты этакий, мы найдем для этого способ? Ведь это непростая задача! Как мы заманим его в то время, в какое переместимся сами?

— А мы уже знаем, как это сделать, — напомнил Коннор сестре. — Даже Айона это уже проделывала, стоило ей лишь чуть-чуть вспомнить о своих магических способностях.

— Правда, что ли? — Айона заморгала, потом выбросила вверх сжатый кулак. — Вот я какая!

— И я тоже это делал, — добавил он, — и один, и с Мирой, и общался со своими братом и сестрами из далекого прошлого.

— Ты говоришь о путешествиях во сне? — Брэнна поставила чашку на стол. — Нет, Коннор, это чересчур рискованно!

— Времена такие рискованные… Тут нужно все как следует рассчитать.

— А что, блестящий план! — похвалил Фин и заслужил улыбку Коннора и скептический взгляд Брэнны.

— Он имеет в виду всех нас шестерых ввести в один сон.

— Я понял. Потому и говорю, что план блестящий. Чтобы атаковать, Кэвону придется оказаться с нами на одном уровне, так ведь? В одном с нами месте и времени. А выберем их мы.

— И он не сможет обратить этот фактор против нас, — добавил Коннор, — поскольку не будет знать деталей наших магических действий, так же, как мы не знаем, что и как предпринимает он. Но придет он к нам, а не наоборот, и, чтобы нас одолеть, его силы будет недостаточно.

— Минуточку! — Бойл почесал в затылке. — Вы хотите сказать, что мы нападем на Кэвона во сне?

— Сон под воздействием магии отличается от естественного сна. Это не то, что ты лежишь и храпом отгоняешь черные силы. Ты же сам в этом немного участвовал, — напомнил Коннор, — оказался вовлечен в сон Айоны — помнишь? И разве не ты тогда врезал этому подонку по физиономии?

— Было дело, у меня даже кулак в его крови оказался, когда я проснулся. Но вести во сне настоящую битву? Я согласен, что вы способны на многое, с детства привык, но это уже перебор.

— Такого он точно не ожидает, — рассудительно заметила Мира. — Только… реально ли это?

— Скажи лучше, возможно ли, чтобы были задействованы все шестеро и никто не остался прикрывать… — Брэнна запустила обе руки в волосы, всесторонне обдумывая все «за» и «против» и пытаясь решить, что перевешивает. — Конечно, ничего подобного мне еще делать не доводилось. Проще было бы попробовать с нами тремя — напасть на него втроем, а вы трое чтобы оставались здесь. И чтобы Фин для верности был у руля на случай, если придется нас возвращать — вдруг у нас нарушится магическое равновесие или мы потеряем ориентацию.