Отпущение грехов Серова Марина

– Ты что задумал? – вскинулся священник.

– Не робей, православный! Все будет хоккей! – не своим, совершенно гнусным голосом загоготал Исмаил, что-то нажал, повернул и потянул на себя.

Машина взревела, вздрогнула и поперла вперед! Да так, что Брыкалова кинуло на священника, и они оба покатились куда-то в самый что ни на есть зад.

* * *

Мулла гнал бронемашину во всю прыть. В перископ ни хрена было не видать, и священник попытался выглянуть наружу, но тут же получил гибкой, хлесткой веткой в глаз и, шипя от боли и досады на свою глупость, повалился вниз, прямо на Брыкалова. Но уже через несколько минут в люке над их головами показалось чистое голубое небо, и стало ясно, что они на открытой местности.

– Что ты делаешь?! – покрывая рев двигателя своим тренированным баритоном, проорал священник.

– Вперед! Только вперед! – захохотал Исмаил и утопил педаль газа до упора.

Священника швырнуло назад и снова на подполковника.

С шипением пролетела и взорвалась еще одна ракета, и теперь они совершенно точно знали, что их просто пугают – промахнуться в такую «мишень» невозможно. Исмаил давил на газ, отец Василий качался из стороны в сторону в обнимку с Брыкаловым, а бронемашина летела вперед.

«Как же они нас вычислили? – в промежутках между очередными бросками и скачками огромной тяжелой машины успевал подумать священник. – А какая разница? Может, менты сдали, а может быть, и мы какой дозор не заметили. Но кажется, что это финал. Прими мою душу, господи, если мне срок. И позаботься об Оленьке с Мишанькой. Пожалуйста…»

Машина поперла вверх, и отец Василий, набравшись духа и на всякий случай прикрывая глаза руками, все-таки высунулся в люк и чуть не поперхнулся. Вокруг, на огромном песчано-желтом поле, повсюду, насколько хватал глаз, их сопровождали бээмпэшки. А сверху нависали два хищных стрекозиных тела вертолетов. Он матюгнулся и свалился вниз – естественно, на Брыкалова.

– Ты видишь, куда едешь?! – проорал он мулле.

– Вполне! – кивнул Исмаил.

– Их же там тьма! Ты что задумал?!

– Импровизация! – дико захохотал мулла. – Загул а-ля рюсс называется! Что я, не русский, что ли? Как ты думаешь, поп?

Священник упал в командирское кресло и по пытался собраться. Мулла просто куражился, и, возможно, напоследок. Это было плохо. Но он понимал и другое – их нашли, и надежды теперь никакой.

Некоторое время машина еще шла, сопровождаемая бээмпэшками и громкоговорящими приказами с «неба», а потом внезапно заурчала и остановилась. Стало тихо-тихо. И даже вертолеты теперь слышались, как сквозь ватный тампон.

Священник прочистил пальцами уши. Результат нулевой.

– Приехали, – одними губами сказал мулла и счастливо улыбнулся. Священник и не знал, что он может так улыбаться. – Скоро будем там! – ткнул Исмаил пальцем в бронированную крышу над головой.

– Не торопись, господь срок укажет, – прогудел отец Василий, полез вверх и в доли секунды был уже на броне. В этот миг он почему-то ничего не боялся.

С трех сторон, с почти равными промежутками, их окружали бээмпэшки. Вертолетов над головами не было. Отец Василий обернулся назад – прямо под ними, в двух, может быть, метрах шел вниз крутой, почти вертикальный обрыв. Он попытался залихватски присвистнуть, но губы не слушались.

– Что там? – дернул его за ногу Исмаил.

– То самое, – истерически хохотнул поп. – Хочешь, посмотри.

– Что обрыв под нами, я знаю, – сверкнул из темноты салона глазами Исмаил. – Что военные делают?

– Стоят…

– Дай гляну.

Отец Василий спустился вниз и освободил проход к люку. Исмаил, нахально став на его колено, подтянулся на руках и выбросил свое легкое, гибкое тело наружу.

– Вам лучше сдаться, – громко сказал прямо в ухо священнику Брыкалов.

– Единоверцу своему это скажи, – криво усмехнулся отец Василий.

– Кузьменко долго ждать не будет, – помрачнев, покачал головой командир полка. – Я знаю. Если он вас не блокирует, прикажет расстрелять.

– То есть как? – не поверил священник.

– Это в порядке вещей, – печально произнес Брыкалов. – Есть приказ министра обороны. Это вам не гражданка, здесь разговор короткий.

– Если враг не сдается, его мочат? – улыбнулся священник.

– Вроде того.

– А что делать?

– Я же сказал, сдаваться.

Исмаил свалился внезапно и точно на колени отцу Василию. Священник зашипел от боли, правое бедро еще не зажило до конца.

– Извини! – весело крикнул мулла. – Но к нам парламентеры!

– Да ну?! – не поверил священник, приподнялся и высунул голову из люка.

Прямо к ним, размахивая прикрепленной к шесту белой тряпкой, шли два офицера. Священник хмыкнул и вылез на броню, освобождая место для нетерпеливо пихающего его кулаком в зад Исмаила. Офицеры шли быстро и решительно.

– Брыкалов сказал, если не блокируют, расстреляют, – тихо обронил отец Василий.

– Ага, – куда-то в сторону, как не слышал, кивнул Исмаил.

Офицеры приблизились, и отец Василий сразу узнал капитана. Когда он приезжал к ним в городок на отпевание, капитан был еще старлеем. И глаза капитана медленно расширялись. Потому что он тоже узнал батюшку.

– Что, не сказали вам, товарищ Бойко, – вспомнил фамилию офицера отец Василий, – с кем дело придется иметь?

Капитан Бойко бросил косой взгляд на своего напарника в майорских погонах и промолчал.

– Подполковник Брыкалов с вами? – сухо поинтересовался майор.

– Я ничего им не сказал!!! – завопил, порываясь выскочить из люка, Брыкалов. – Скажите Кузьменке, я ничего не ска…

– Тихо! – осадил его ладонью вниз отец Василий и прикрыл тяжеленную крышку люка – не совсем, только чтоб не выскакивал посреди разговора.

– Вижу, что у вас, – кивнул майор и сразу перешел к делу. – Предлагаю сдаться. Армия гарантирует вам сохранение жизни вплоть до передачи следственным органам.

– Да ну?! – делано удивился Исмаил.

– Заложника предлагаю передать немедленно, – твердо произнес майор.

– Заложника… Да-да, конечно, – закивал головой Исмаил и повернулся к отцу Василию. – Ну, как, товарищ террорист, сдадимся?

Священник горько усмехнулся. Дело было вовсе не в его гордыне и даже не в том, что, если пойти у них на поводу, он уже никогда и никому ничего не докажет. Просто от одной мысли о том, что на много лет вперед люди будут помнить, что местный батюшка стал террористом, а уж это клеймо к нему приляпают – не отдерешь, ему стало плохо. Потому что это будет удар не только по нему, Оленьке и Мишаньке. Это будет удар по всей православной церкви. Уж лучше…

– Нет, – покачал он головой и, болезненно улыбаясь, глянул на Исмаила. – Десант не сдается. Ведь так, Исмаил?

– А то! – хохотнул мулла и ввинтился в люк.

Господа офицеры недоуменно переглянулись. Они совершенно не понимали, при чем здесь десант и какое отношение имеет к оному этот смешливый смуглый бородатый мужик в танкистском шлеме. Отец Василий приветственно махнул им рукой и с кряхтением полез обратно в люк.

– Брыкалова отпускать надо, – серьезно сказал он Исмаилу. – Господь его и без нас накажет.

– Да ты никак помирать собрался? – хитро глянул на него мулла. – Не-ет, мало в тебе веры, поп, мало!

– При чем тут вера? – вздохнул священник. – Неужели ты не видишь, что все закончилось?

– Люк закрыл? – не ответив, поинтересовался мулла.

– Ну…

– Тогда держитесь, мужики, сейчас я вас мимо рая провезу.

Брыкалов и отец Василий тревожно переглянулись. Машина вздрогнула и пошла вперед. «Там же обрыв?» – удивился отец Василий, но тут кишки подкатили к горлу, и он понял, что рай действительно рядом.

* * *

Это уже потом Исмаил объяснит, что обрыв был не такой уж и крутой – «всего-то» градусов семьдесят пять. А в тот момент отец Василий судорожно вцепился в Брыкалова, Брыкалов – в отца Василия, и оба вопили в голос. Дуэтом. Как на сцене Большого театра.

А потом земное притяжение начало постепенно возвращаться, и это было еще страшней, потому что теряющая скорость машина шла по такой тонкой грани между равновесием и… раем, что отец Василий всерьез попрощался с жизнью.

А потом был толчок… второй… и священник понял, что все завершилось. Передвижной разведывательный пункт стоит, а точнее, едет на своих гусеницах твердо, устойчиво и надежно. Отец Василий отпустил прижавшегося к нему, словно малыш к мамке, Брыкалова и перегнулся вперед, к мулле.

Исмаил, стиснув челюсти, смотрел только вперед, а по его лицу ручьем лился пот.

– Как ты? – тронул его за плечо священник.

– Там, впереди, шоссе, – вместо ответа хрипло произнес мулла. – Я когда на броне, наверху, сидел, видел. Мы – туда.

Священник отпустил плечо друга, на подгибающихся ногах перебрался к люку и выглянул наружу. Метрах в пятистах от них, чуть вбок, виднелась целая вереница мелких черно-белых столбиков ограждения. Это могло быть только шоссе.

* * *

Через пяток минут они, выворотив несколько столбиков ограждения, выскочили на асфальт и помчались вперед все быстрее и быстрее. Отец Василий зачарованно смотрел на спидометр и не мог поверить: восемьдесят! Восемьдесят пять! Девяносто! Никогда в жизни он не видел, чтобы гусеничная техника так ходко шла!

– Я же тебе говорил, – бросил через плечо Исмаил. – Это – ласточка, а не машина!

– Теперь вижу! – потрясенно покачал головой священник.

– Глянь там сзади! – крикнул Исмаил. – Как насчет «хвоста»?!

Отец Василий снова полез в люк, нечаянно наступил на Брыкалова, извинился, все-таки вылез и подставил бороду под струи ветра. В пределах видимости не было ни одной бээмпэшки, и только над недалекой сопкой висели, медленно увеличиваясь в размерах, два вертолета.

Ошалело прогудел и остался сзади междугородный автобус, шарахнулся в сторону бежевый «жигуленок», что-то яростное прокричал в окно водитель побитого «мерса». Отец Василий стоял, подставляя лицо ветру, и понимал, как давно он не ощущал настоящей скорости. Это, конечно, было странно, даже дико, но его совершенно не заботило в этот миг почти ничто – ни погоня, ни возможность близкой, очень близкой гибели. Что-то перевернулось в нем в тот самый миг, когда они ухнули вниз по склону, и теперь он словно стал иным. Если так можно сказать, очень невероятно иным.

Вертолеты быстро нагоняли. Он спустился и тронул Исмаила за плечо.

– Вертолеты.

Исмаил кивнул.

– Хрен с ними! Здесь на трассе они стрелять не будут, тем более возле заправки.

– Какой заправки?

– Вот этой, – произнес мулла и резко сбросил скорость. – Давай, Мишаня, к рации! Пробуй выйти на свою ФСБ. Карнаухов, Хреногубов – кто угодно! Иначе нам все одно хана! А я пока нашу ласточку напою! – И полез наружу.

Священник подсел к рации, но он так давно не видел военной техники, что сразу разобраться не мог.

– Давайте я помогу, – подсел к нему Брыкалов.

Отец Василий оторопел.

– Не хочу, чтобы меня вместе с вами… это… – торопливо пояснил Брыкалов.

Священник понимающе кивнул головой. Только теперь до него дошло, почему, как только им стало по-настоящему «обжигать пятки», подполковник ни разу так и не попытался ничего предпринять для бегства. Похоже, недавно ими была пройдена какая-то невидимая постороннему глазу граница, после которой Кузьменко стал для командира полка еще опаснее, чем эти два бородатых придурка.

Брыкалов поднял брошенный Исмаилом шлемофон, вывернул его наизнанку, чтобы слышать происходящее вместе с попом из обоих наушников, сосредоточенно защелкал тумблерами, повернул ручку настройки, поймал какой-то писк, еще повертел настройку.

– Чайка, Чайка, как слышите? Прием, – сказал он.

– Я Чайка. Слышу хорошо. Прием, – хрипло прозвучало из наушника.

– Я подполковник Брыкалов. Соедините меня с Карнауховым.

– Брыка. Минутку.

Рация захрипела, и внезапно звук стал чистым и ясным.

– Карнаухов на связи, – послышался знакомый бас. – Брыкалов, это ты?

– Да, я. Олег Николаевич, меня везут в сторону Усть-Кудеяра, – быстро заговорил Брыкалов. – И я хотел бы добраться до вас живым.

– Вам угрожают?

– Не в этом дело. Кузьменко следует приказу Минобороны, а в данном случае этот приказ неприменим. Вы меня понимаете? Прием?

– Вы хотите сказать, захваченная военная техника не угрожает мирному населению? Прием?

– У них другие цели. Хотите с ними переговорить?

– Разумеется. Я слушаю.

Священник прокашлялся.

– Олег Николаевич, это я, отец Василий. Нас преследуют и, похоже, хотят расстрелять где-нибудь на подъезде к Усть-Кудеяру.

– Почему вы не приняли предложение сдаться?

– Я хочу сдаться лично вам, Олег Николаевич.

– Г-хм… И… как вы это себе представляете?

– Дайте нам коридор до Усть-Кудеяра.

– Извините, батюшка, это невозможно.

– Тогда никакой сдачи не будет. До самого конца. Вы понимаете?

Карнаухов долго молчал и наконец выдавил:

– Хорошо. Будет вам коридор. Конец связи.

Отец Василий сунул шлемофон Брыкалову и полез в люк. Исмаил стоял в позе Наполеона и командовал обслуживающим персоналом заправки.

– Убери эту дрянь подальше! – руководил он демонтажом не успевшего отлететь во время прыжка с обрыва маскировочного металлолома. – И фары протри. Что ты воду жалеешь?! Лучше! Лучше три!

– Куражишься? – хмыкнул священник.

– Они здесь на то и работают, чтобы клиента обслужить! – засмеялся мулла. – Да ты не переживай! Им один хрен делать нечего. Ты лучше мне скажи, на ФСБ вышел?

– Да.

– И что?

– Дали коридор. До самого Усть-Кудеяра.

– Йес! – подпрыгнул вверх Исмаил. – Я же тебе говорил, Аллах нас хранит!

Отец Василий усмехнулся и огляделся по сторонам. Мимо заправки, выставив обалдевшие физиономии наружу, медленно проезжали ни в чем не повинные миряне. Отец Василий представил, как они с Исмаилом выглядят – заросшие, грязные, помятые, – и покачал головой. Было от чего обалдеть.

– Ну, вот и готово! – потер ладони Исмаил и помахал рукой заправщице: – Ну, пока, любушка! Так хозяину и передай: Минобороны платит за все! – И полез на броню.

* * *

Километров через пять-шесть их нагнали бээмпэшки. Но теперь все было совершенно иначе. Во-первых, никто не пытался их никуда отжать. И лишь у переезда одна из боевых машин пехоты вышла вперед, обогнала захваченный террористами передвижной разведывательный пункт и, задавая скорость ровно сорок километров в час, повела всю «колонну» за собой. Теперь они выглядели вполне пристойно, и зеваки были искренне уверены, что это всего лишь возвращается с плановых учений одно из подразделений местной воинской части.

Настроение у террористов было приподнятое. Исмаил напевал что-то маршевое, «Иса» Петрович Брыкалов тщательно охорашивался, разглядывая в найденном в командирской сумке зеркальце бог ведает где приобретенный фингал, а отец Василий тихо молился. Теперь и он почему-то был уверен, что все кончится хорошо.

– Жрать-то как охота, мужики! – обернулся к ним Исмаил.

– Всем жрать охота, – поняв, что друга снова понесло, одернул его священник.

– Не, я взаправду. Может, в магазин зарулим?

– Охренел? Без провокаций жить не можешь?

– Немного есть! – засмеялся Исмаил. – Но это от голода. Вон, впереди ларек. Я торможу.

И не успел отец Василий возразить, как Исмаил нагло нарушил стройный колонный ряд, отвел бронемашину в сторону и, почти ткнувшись острым бронированным носом в заставленное жратвой огромное витринное стекло, затормозил. Машина качнулась и встала.

– Я сейчас, мужики, – бросился он к люку, но на полпути притормозил. – Иса, у тебя бабки есть?

– Где-то были, – зашарил Брыкалов по карманам форменных брюк.

– Тогда пошли, – кивнул ему Исмаил. – Пошли, пошли, потом найдешь.

Отец Василий осуждающе вздохнул. У муллы точно сорвало крышу от ощущения собственной силы и власти.

Священник знал этот психологический феномен. Дает военная техника, да и вся воинская служба в целом это ощущение. О чем-то подобном рассказывал ему еще дядька.

Их, призванных весной 1945 года, но так и не попавших на фронт пацанов, перекидывали на Дальний Восток. Несколько тысяч одетых в военную форму и уже поэтому чувствовавших себя героями мальчишек ехали около месяца и совершенно очумели от безделья и нерастраченной энергии.

Поначалу многие выбирались на крыши теплушек и, подставляя лицо под струи теплого летнего ветра, часами, сутками наслаждались неожиданной свободой, кто от станков на военных заводах, а кто от тяжелой сельской работы «за палочки».

Все верно там, дома, говорили: все для фронта, все для победы, все для наших бойцов, не щадящих живота своего за Родину. И вот теперь они сами стали теми, ради кого на гражданке вращаются турбины и добывается уголь. Они стали теми, кто выше критики и тяжелых, монотонных, полуголодных будней.

Уже через неделю сотни вчерашних пацанов, а ныне солдат спрыгивали на каждой крупной станции и, утоляя молодецкую жажду подвига, а заодно и мстя за прошлые страхи, беспощадно вычищали от милиции и горпарк, и привокзальную площадь, и каждую улочку, по которой катилась эта защитного цвета развеселая живая волна.

Однажды случилось так, что станционная милиция взяла в плен старшину, и они повышибали подобранным у путей щебнем все вокзальные стекла. В другой раз не слишком осторожный станционный милиционер рискнул при них сдернуть с крыши беспризорника, и тогда его буквально втоптали в железнодорожное полотно.

Говорили даже, что несколько эшелонов назад, когда комендатура забрала кого-то из танкистов, те, наплевав на закон и порядок, сгрузили с платформы три танка и, сделав стремительный бросок через ночной город, ткнули стволами в караулку, выбив окна и двери, и забрали-таки своего товарища.

Конечно, это было вопиющее беззаконие, конечно, кого-то потом разжаловали, и, конечно же, иначе эти ребята и не могли поступить. Именно таково представление о мужском братстве в этом возрасте. Именно таково ощущение своей силы, когда тебе подчиняются многотонные машины, призванные убивать. И именно таково ощущение своего права, когда тебя всей мощью военной пропаганды много месяцев подряд нацеливали победить или умереть.

Отец Василий слушал своего дядьку и узнавал в тех бесшабашных мальчишках сорок пятого года своих ровесников, пришедших в армию почти на полвека позже. Да, они были чуть цивильней, чуть грамотней, чуть разборчивей… но, по сути, точно такими же. И вот, интересное дело, стоит мужчине снова ощутить на теле гимнастерку или сесть за рычаги вот такой вот «железной дуры», и в нем внова просыпается мальчишка. Иногда готовый победить или умереть.

Рация захрипела. Отец Василий поднял шлемофон и поднес наушник ближе.

– Предупреждаю последний раз, – прохрипел знакомый голос. – Немедленно покинуть гражданский объект.

– Щас, – ответил священник и понял, что не перевел тумблер в положение «передача» и только протянул руку, чтобы сделать это, как услышал продолжение:

– Ввиду повышенной опасности для гражданского объекта я открываю огонь на поражение. Конец связи.

Отец Василий судорожно переключил тумблер.

– Эй, подожди! Ты что?! Чего ты такое говоришь?! Какая, на хрен, опасность?! Прием! Прием, я сказал!

Он беспорядочно защелкал тумблером, но никто с ним на связь не выходил. «Не может быть, чтоб Исмаил чего учудил! – подумал он. – Пошутить он может, но при чем здесь опасность?!

И вдруг вспомнил, кому принадлежит голос, и все сразу встало на свои места. Потому что это был Кузьменко. Разумеется, он воспользовался моментом, и теперь им готовили расправу быструю и беспощадную. И поди потом разберись, кто был паинькой, а кто бякой!

Священник стремительно высунул голову из люка.

Исмаил вовсю флиртовал с продавщицей, а Брыкалов теребил в руках нетолстую кипу купюр и держал под мышкой пакет с покупками.

– Мужики! – заорал отец Василий. – Назад!

Над ним промелькнула рокочущая тень, и отец Василий, глянув на небо, понял, что вертолеты меняют свое положение. Сзади загудели двигатели, и священник оглянулся – бээмпэшки срочно сдавали назад, подальше от этого места.

Священник охнул и рухнул вниз.

Он понял, что сейчас произойдет, и рассусоливать было некогда. Он попытался вспомнить, где тут задняя скорость, что-то переключил и притопил педаль газа. Машина дернулась вперед и встала. Снаружи слышался хруст осыпающегося стекла.

– Ты что делаешь?! – уже орал сверху Исмаил. – Чуть бабу не раздавил!

– В нас будут стрелять!!!

– Что?!

Они посыпались в люк, словно спелые груши. Исмаил отпихнул священника и упал за рычаги.

– Бээмпэшки драпают! – заорал священник. – Ни одной рядом нет!

Исмаил что-то переключил и сдал назад.

– Быстрее! – заорал священник. – Прижимайся к ним!

Мулла кинул на него заинтересованный взгляд и сразу въехал, что имеет в виду священник. Единственным способом не дать себя расстрелять было прижаться к любой из бээмпэшек! Он кивнул и утопил педаль газа до отказа. Священника кинуло головой вперед, потом тряхнуло, и он понял, что все идет как надо, потому что они до сих пор живы.

Бронемашина снова дернулась и пошла еще быстрее. Священник выглянул из люка. Бээмпэшки отчаянно драпали назад, но, видимо, в суть команды водители въехали не сразу, и теперь задние мешали передним. Исмаил добавил газу и буквально прилип к самой крайней, определенно командирской машине и уже не позволял им оторваться. Отец Василий глянул вверх. Вертолеты постоянно меняли положение, но атаковать не решались – можно было попасть в своего.

– Брыкалов! – крикнул отец Василий. – Найди Карнаухова!

Подполковник схватился за шлемофон и судорожно защелкал тумблерами.

– Чайка! – заорал он. – Чайка! Дай мне Карнаухова! Прием! Чайка!

Ему что-то ответили.

– По нас открывают огонь! Срочно высылайте представителя! Срочно, Чайка! Прием!

Ему снова что-то ответили, и Брыкалов растерянно посмотрел на священника.

– Они пытаются выйти с ними на связь.

Машину подкинуло так сильно, что отца Василия подбросило вверх. В шее что-то хрустнуло, уши моментально заложило, и он выпал в теплое золотистое пространство без названия, времени и границ.

Он почему-то знал, что его бренная телесная оболочка осталась там, внизу, где еще неизвестен истинный облик мироздания, где тайны остаются тайнами, а жизнь кажется наполненной смыслом уже только потому, что ты можешь видеть, слышать, трогать и обонять.

Он попробовал усмехнуться, но понял, что эта привычка больше ему не нужна, потому что пройдет совсем немного времени, и у него не останется тайн, которые следует скрывать за этой благородной, интеллектуальной усмешкой в бороду. У него вообще не останется ничего своего – ни тела, ни ума, ни психики, – только чистое сознание, готовое слиться со своим первоисточником. И прежде эта мысль наверняка потрясла бы его своей кощунственной еретической сутью, но не сейчас.

Рядом, взмахивая огромными белыми крыльями в джазовом ритме, деловито пролетел по своим делам ангел, и священник искренне удивился тому, как похоже это абсолютно реальное существо на свои изображения там, на Земле… Промчалась куда-то вниз, таща за собой скрежещущего зубами грешника, целая ватага мелких, темнокожих, визгливых и скандальных существ с рожками. Но его, лично его – отца Василия, а в миру Михаила Ивановича Шатунова, – никто не встречал.

– А ты чего ждешь?! – сбившись с ритма и беспорядочно махая крыльями, приостановился ангел. – Рано тебе еще, голубчик, рано. Давай-давай, не занимай мое пространство!

Ангел взмахнул рукой, и отца Василия словно звездануло молнией в лоб – столь ослепительно яркой и мощной была эта вспышка от касания ангельской длани. Его подкинуло, перевернуло, и священник с огромной скоростью, постепенно входя в штопор, помчался вниз.

Когда он очнулся, откуда-то тянуло дымом, а все его лицо было в теплой, липкой крови. Его подбородок и руки тряслись. Отец Василий пошарил руками вокруг и обнаружил чье-то скрючившееся в позе плода тело.

Священник почти вслепую ощупал лицо лежащего человека и уже по бороде понял, что это Исмаил. Он был жив, но дышал мелко и быстро. Однако машина гудела и явно двигалась вперед.

«Надо остановиться! – ударила под раскалывающимся от боли черепом ясная, отчетливая мысль. – Надо срочно остановиться!»

Священник прополз вперед, чтобы остановить мчащуюся саму по себе машину, но на водительском месте сидел человек. И это был Брыкалов.

– Что случилось? – тронул он Брыкалова за плечо.

Тот ответил, но слов священник не расслышал. Он вообще ничего не слышал – только гул, и это не было гудение двигателя – это был шум внутри его головы. Отец Василий приложил глаза к перископу и ничего не увидел – стекла были испачканы чем-то липким, наверное, кровью.

Он полез в люк и выглянул наружу. Рядом с бронемашиной шел новенький красный автобус. Глаза водителя были полны ужаса, он пытался уйти вперед, но после каждого его рывка Брыкалов прибавлял скорости и выравнивался как по нитке. Отец Василий глянул вверх – один вертолет висел справа, второй слева, но никаких активных действий они не предпринимали. А сзади, стройной колонной, так, словно ничего не произошло, двигались, тщательно соблюдая дистанцию, все те же бээмпэшки.

Священник по-прежнему ничего не слышал, но он видел, что впереди показались башни софиевского элеватора, а значит, еще несколько минут, и они войдут в первый населенный пункт по дороге домой. Он спустился вниз и перетащил Исмаила на освещенное светом из люка место.

– Исмаил, – позвал он. – Ты меня слышишь?

– Слышу, – одними губами ответил мулла и добавил что-то еще.

– Зато я тебя не слышу! И себя тоже. Вообще ни хрена не слышу. Я рад, что ты живой!

– Я тоже, – пошевелил губами мулла.

Брыкалов повернулся к ним и что-то сказал. Священник виновато пожал плечами и показал пальцем на свое ухо. Брыкалов задумался и тоже ткнул пальцем, но только вперед. Священник кивнул и снова вылез из люка.

Бронемашина быстро теряла скорость. А впереди, у гаишного поста, перекрывали дорогу две новенькие «волжанки». Брыкалов окончательно сбросил скорость и остановился.

От одной из машин оторвался высокий худой человек. Он быстро, со знанием дела взобрался на броню и что-то сказал.

– Я вас не слышу, – виновато улыбнулся священник и отер кровь с лица.

Человек полез в карман и вытащил удостоверение. Это был капитан Управления усть-кудеярской ФСБ. Священник не знал, что из этого следует, но на всякий случай приветливо кивнул. Капитан спрятал удостоверение и, схватившись рукой за крышку люка, показал рукой вперед.

– Понял, – кивнул священник и наклонился к люку. – Иса! Давай вперед!

* * *

Возможно, это сказывалась усталость, а может быть, и контузия, но впервые за много дней отцу Василию было на все плевать. Действительно плевать и действительно на все. Столько дней он отчаянно сопротивлялся исполнению начертанной на небесах своей судьбы, и это ровным счетом ни к чему не привело. И теперь он готов был принять все, что ни пошлет господь.

В чреве машины начал помаленьку шевелиться Исмаил, и отец Василий спустился и помог другу подняться на броню – здесь и свежего воздуха было побольше, и света, – а сам сел рядом, обняв его за плечи. Слух помаленьку возвращался, и священник уже начал слышать и рокот двигателя, и треск «вертушек» над головой, и даже отдельные слова.

– Кто такой? – крикнул пришедший в себя Исмаил и кивнул на рассевшегося на броне фээсбэшника.

– Фээсбэ, – ответил священник, и мулла удивленно поднял брови.

– А зачем?

– Охрана. Чтобы до города нормально добраться.