Планета Вода (сборник) Акунин Борис
Тут у Беллинды возникло явственное ощущение, что за ней наблюдают – прямо волоски на затылке зашевелились. Она заозиралась, но никого не было. На одной из стен висело зеркало – побольше, чем в спальне. Беллинда подошла и посмотрелась. Просто чтобы понять, похожа она на покойницу или нет.
Вроде не особенно.
Пошла вдоль стены, постукивая кулаком. Не откроется ли еще какой-нибудь сезам?
Открылся! Но не там, где она стояла, а совсем в другом месте. Отъехала панель, и в проеме белым кафелем засверкала уборная.
«Нет, я не на том свете, – сказала себе Беллинда. – Это что-то другое. На том свете, во-первых, не едят и не пьют, а во-вторых, не приглашают на толчок, когда тебе это не нужно. Кто-то, кто за мной наблюдает, вообразил, что я ищу туалет. Это не Господь Бог, потому что Он ошибаться не может».
Для того чтобы создать новую версию, данных пока не хватало. Но зато было ясно, что гладкие стены не сплошные. Беллинда опять стала их простукивать, стараясь не пропустить ни одной пяди поверхности – и оп-ля! – отворилась новая дверца, откуда полился голубоватый мерцающий свет.
Беллина шагнула через порог – и замерла в восхищении. Вперед тянулась узкая галерея, упиравшаяся в стену, но рассматривать этот проход Беллинда не стала, она уставилась на потолок.
Он представлял собою дно огромного аквариума. Это оттуда сочилось чудесное сияние, покачиваясь бликами. Над головой проплыла стая радужных рыб, потом пушечным ядром, сверху вниз, упал осьминог, ударился о стекло, с перепугу выпустил чернильное пятно и кинулся прочь, отчаянно работая щупальцами. Беллинда ойкнула от восторга.
Она долго глазела на потолок и увидела еще много всякого чудесного: разных рыб, колышащихся медуз и вовсе невообразимых морских созданий. Вдоволь налюбовавшись, прошла до конца галереи и проверила дальнюю стену, но та оказалась тупиковой, так и не открылась. Пришлось возвращаться обратно – в Столовую, где со стола исчезли графины и ваза, но зато откуда-то появился букет белых лилий. Заглянула и в Спальню, просто так, от нечего делать. Кровать испарилась, но девочка этому уже не удивилась. Наверное, пол здесь тоже раздвижной, как стол в Столовой.
Пошла в уборную – понадобилось. Оказалось, что там есть еще умывальник с холодной и горячей водой, а также жутко красивая ванна в виде бутона лилии. Захотелось наполнить ее водой и поплескаться, но делать этого Беллинда не стала. Сначала нужно было проверить, подглядывает за ней кто-то или нет. Может, мерещится? Но ведь кто-то приготовил угощение, убрал посуду, спрятал кровать?
Прогулялась по чертогу еще раз, прикидывая, как тут жить. Стало быть, есть Спальня, Столовая, Аквариумная и Ванная. Вообще-то для целого мира маловато.
Снова любовалась на морскую жизнь, пока не надоело.
Ну, еще можно было посмотреть на себя в зеркало.
– Что же это такое? – сказала Беллинда своему отражению. – Чей это чертог? Кто тут хозяин? Похоже на сказку «Красавица и чудовище», да только я никакая не красавица, и чудовища что-то не видно, а очень хотелось бы с кем-нибудь поговорить, хоть с чудовищем. А то, если человеку сначала невыносимо любопытно, а потом ужасно скучно, то так и помереть можно. Ау! Есть тут кто-нибудь?
Чрез открытую дверцу донесся звук. Кто-то там скрипнул стулом.
«Ну вот. Сейчас я всё узнаю», – подумала Беллинда.
С храброй улыбкой и отчаянно колотящимся сердцем она шагнула в Столовую.
За столом сидел человек в белом костюме, белой рубашке и белом галстуке. Волосы у человека тоже были белые, торчали наподобие нимба. По этому пушистому облаку Беллинда его и узнала – вчерашнего старичка, что сидел с ней на скамейке близ Грота.
– Здравствуй, милое дитя, – сказал вчерашний старичок дрожащим голосом.
Беллинда поняла, что голос дрожит от волнения, и сама волноваться сразу перестала. Ну, почти перестала.
– Здравствуйте, а… – И не успела ни о чем спросить, потому что старичок начал всё объяснять сам.
Так и сказал:
– Я тебе сейчас всё объясню, а то ты, конечно, испугана и ничего не понимаешь. Минувшей ночью тебе стало плохо. Ты потеряла сознание. Все подумали, что ты умираешь. Повезли тебя в больницу. А я сказал, чтобы тебя доставили ко мне. Что тебе у меня станет лучше. Я тебя спасу. И я тебя спас. Ты ведь не чувствуешь себя больной?
Объяснение всем волшебным событиям, приключившимся с Беллиндой, оказалось таким скучным и неволшебным, что она расстроилась. Но, конечно, виду не подала, это было бы невежливо. И потом, старичок так трогательно волновался.
– Я чувствую себя совсем здоровой. Спасибо. А…
И снова он не дал ей времени задать вопрос. Спросил с тревогой:
– Тебе здесь нравится?
– Очень. – И быстро: – А вы кто?
– Я одинокий человек. Зовут меня профессор Кранк. Я живу… в глубине острова.
Конечно, профессор, кто же еще.
Беллинда кивнула:
– Вы, наверное, главный человек в концерне «Океания». Поэтому вас и послушали, когда вы велели перевезти меня к вам. Вы живете под вулканом? Под электростанцией с солнечными ак-ку-му-ляторами? – вспомнила она трудное слово, смысл которого так здорово объяснил Пит. – Ой, нет! Я догадалась! Вы живете на дне моря! Там, в коридоре – это не аквариум, а самое настоящее море, правда?
– Ты очень умна, – улыбнулся профессор. Он уже не волновался, а только ласково смотрел на Беллинду, иногда облизывая тонкие губы острым лиловатым языком.
– А почему вы решили взять меня к себе? Только потому что мы с вами вчера немного поболтали?
– Ты очень похожа на мою покойную дочь. Мою любимую Формозу. – Глаза Кранка наполнились слезами, но не горькими, а скорее мечтательными. Должно быть, его дочь умерла очень давно, и он успел свыкнуться с утратой.
– Очень вам сочувствую, – жалостливо сказала Беллинда.
Вдруг старичок опять заволновался. Трижды провел языком по губам, аккуратная бороденка дернулась, на щечках выступил детский румянец.
– Я никогда никому не показывал мою Формозу, потому что… это очень драгоценные, очень хрупкие воспоминания… Но ты мне так нравишься… И так на нее похожа, – забормотал профессор и вынул из кармана книжечку в красивом парчовом переплете. Это оказался фотоальбомчик.
– Вот, взгляни…
Внутри было шесть снимков. На всех – светловолосая худая девочка с закрытыми глазами. Только лицо и шея, крупно. Вокруг почему-то разложены белые лилии – такие же, как те, что стояли на столе.
– Я любил фотографировать ее во сне. Она спала, как ангел. И очень, очень любила белые лилии.
– Но это разные девочки! – удивилась Беллинда, перелистнув странички еще раз. – Похожи, но разные!
– Нет, ты ошибаешься. – Профессор отобрал альбомчик, спрятал. – Это всё моя Формоза. Уверяю тебя!
Беллинда смотрела на чудака с жалостью и ничего не говорила. Подумала-подумала и объяснила себе эту загадку.
Ученые, как известно, часто бывают малость ку-ку, а этот, наверное, не просто профессор, а какой-нибудь гений. Даром что ли он живет на дне моря. Когда у бедняги умерла любимая дочка, он, наверное, слегка тронулся рассудком от горя. Дочкиной фотокарточки у него не осталось, поэтому он находит девочек, которые на нее похожи, и просит сфотографироваться с закрытыми глазами. Потому что с закрытыми глазами все немножко похожи. Еще Беллинда догадалась, что мистер Кранк и ее попросит так же сняться. Пускай. Жалко что ли?
Он был жутко интересный, этот профессор Кранк. Фарфоровый старичок, живущий в подводном доме со стеклянной крышей. Как морской волшебник из сказки. Ах, как здорово будет рассказать про всё это Питу! И как здорово, что теперь на свете есть человек, которому хочется рассказывать про интересное!
– А когда я смогу вернуться наверх? – спросила Беллинда. – Я себя совсем нормально чувствую, честно. У вас тут очень красиво, но… – Кстати вспомнилось отличное выражение, какие употребляют настоящие леди: – Но не хочется злоупотреблять вашим гостеприимством.
– О, я рад такой гостье! – воскликнул профессор, и очень искренне, а не из вежливости, это было видно. – Но я не буду тебя здесь долго держать. Нужно только произвести одну лечебную процедуру, которая навсегда избавит тебя от приступов кашля.
– Что за процедура?
– Я приготовлю тебе ванну с особым раствором, дам выпить сильное лекарство. После этого ты никогда не будешь болеть.
– Я выздоровлю?! – воскликнула Беллинда. – Совсем-совсем?! Нет, правда? Не буду кашлять? Не буду плеваться кровью? Честное слово?
– Честное слово. – Профессор клятвенно приложил ладонь к сердцу. – Уж можешь мне поверить.
А как было не поверить? Ведь он – ученый, Морской Волшебник!
– Я очень хочу вылечиться, очень! Я сделаю всё, как вы велите. Когда будет процедура?
Кранк наклонил голову, любуясь Беллиндой, и улыбнулся.
– Твои ясные глазки горят счастьем. Я тоже счастлив. Я вылечу тебя прямо сейчас. Побудь здесь. Я всё приготовлю и приглашу тебя.
Он поднялся – маленький, белый, торжественный. Взял со стола букет лилий. Церемониальным шагом направился к двери ванной. Прикрыл за собой створку.
Зажурчала вода.
Не в силах усидеть на месте, Беллинда закружилась по комнате, будто танцевала вальс.
Здорова! Ах, Пит, я буду совсем здорова!
Она подбежала к большому зеркалу, прищурилась, чтобы через ресницы было видно силуэт: кто-то стоит и смотрит на тебя, но это не ты.
Это Пит. Ему можно сказать всё. Он выслушает и поймет.
– Ты на меня пока не смотри, – сказала ему Беллинда. – Я пока больная, я хилая и тощая, я похожа на червяка. Но теперь я выздоровлю и стану другой. Бабочка тоже сначала бывает червем. Я вырасту и стану красивой, как бабочка. Но не только красивой, красивых много. Я вырасту сильной и умной. Я буду во всем помогать тебе. Я стану очень нужна тебе. Ты не сможешь без меня обходиться. Я и сейчас тебе нужна, просто ты этого еще не знаешь. Когда ты это поймешь, ты тоже меня полюбишь. Ты сильный, но со мной ты будешь вдвое сильней. И ты никогда, никогда не будешь одиноким. Все, что интересно тебе, будет интересно мне. Твои друзья будут моими друзьями, я не буду тебя к ним ревновать. Твои враги станут моими врагами, я буду ненавидеть их непримиримей, чем ты. Я дам тебе всё, чего тебе не хватает. Если случится беда, я спасу тебя. Ты старше меня, но это ничего. Со временем мы сравняемся в возрасте. Я с тобой стану старше, ты со мной станешь моложе. Мы не сможем жить друг без друга. Я без тебя, ты без меня. И мы будем невероятно счастливы, как никто, никогда и нигде не бывал счастлив. Я тебе это обещаю…
Пит слушал внимательно и верил каждому слову. Потому что Беллинда говорила правду.
Скрипнула дверь, пришлось замолчать. Но всё главное уже было сказано.
– Прошу, – изящным жестом пригласил профессор Кранк. – Ванна наполнена. Лекарство в стакане. Сейчас ты излечишься. Мы навсегда с тобой расстанемся. Но я буду вспоминать о тебе. Готова ли ты?
– Конечно, готова! – вскричала Беллинда. – Я иду!
Наполеон четвертый
27 октября 1903 года. Город Атлантис
– Добро пожаловать в Атлантис, столицу планеты Вода, – сказал диспетчер, и в тот же миг непостижимым образом преобразился.
Он будто стал выше ростом и шире в плечах, осанка сделалась величественной, посадка головы – горделивой, исчезла и всегдашняя ясная улыбка. Это был уже не «диспетчер», а кто-то совсем другой.
– За этой дверью – столица? – недоверчиво спросил Эраст Петрович. – Вы должно быть шутите, Нэп?
– Здесь я не шучу, – был строгий ответ. – И здесь я не «Нэп».
– А кто?
– Наполеон. Следуйте за мной.
Жестом, полным величественности, он распахнул дверь и вошел первым.
«Наполеон? Ну-ну, – подумал Фандорин. – Диагноз ясен. Мегаломания, раздвоение личности, болезненно кипучая энергия».
За дверью, конечно, не оказалось никакого города. Там был широкий длинный проход, в дальнем конце которого что-то светилось и погромыхивало. Но сумасшедший повел спутника не туда, а в помещение, расположенное почти сразу за входом. На двери висела табличка с изображением короткой шпаги или, может быть, кортика.
– Сейчас вы будете приняты в братство. Подождите минуту и входите.
– Как скажете.
Оставшись один, Эраст Петрович озадаченно поглядел вокруг. Город не город, но тут, в недрах острова, располагалось некое огромное предприятие. Как удалось явному психу (очень хорошее словечко из современного жаргона) создать подобное инженерно-строительное чудо и, главное, заразить своим безумием столько людей?
– Входите! – глухо донеслось из-за двери.
Внутри оказалось что-то вроде гардеробной комнаты. На вешалках висели одинаковые синие куртки. Сверху стояли в ряд такие же синие кепи. «Наполеона» видно не было.
– Снимите ваш пиджак, он вам больше не понадобится. – Оказывается, в глубине помещения находилась еще одна дверь. Голос звучал оттуда. – На территории Атлантиса братья ходят в форме. Выберите в левом ряду тужурку и головной убор по размеру.
Оказывается, мундиры были не совсем одинаковыми. На тех, что висели слева, пуговицы, канты, погончики, шнуры на кепи были серебряными. Куртки на вешалке справа посверкивали золотой оторочкой, их было всего пять или шесть.
– Раздевалка предназначена для братьев, которым по роду службы приходится бывать на поверхности, – объяснил голос. – Но вы будете работать в Атлантисе. Переоделись?
– Да.
Эраст Петрович посмотрел в зеркало, расположенное подле входа, и поморщился, сочтя, что в этом опереточном наряде он выглядит по-идиотски.
Но у «Наполеона» видок был еще нелепей. Он вышел, облаченный в мундир, на вороте которого красовались две алмазные звезды. Третья сияла на головном уборе. На боку висел кортик, тоже посверкивавший драгоценными камнями. Другой кортик, серебряный на серебряном поясе, псих держал перед собой.
– Преклоните колено и снимите кепи!
Эраст Петрович повиновался, придав лицу торжественное выражение. Получил легкий удар ножнами по одному плечу, по другому.
– Посвящаю тебя в братья ордена «Амфибия» и присваиваю тебе звание «кавалера»!
«Наполеон» употребил старинное английское местоимение thee («ты»). Вдруг он улыбнулся – открытой, сердечной улыбкой, и вновь превратился в того Нэпа, каким был прежде.
– И всё, Пит. Ритуалы закончены, не бойся. А то ты, наверное, вообразил, будто угодил в сумасшедший дом. Мы все здесь между собой на «ты». Иерархия простая: есть кавалеры, офицеры и командоры. Командоров всего четверо, по числу департаментов. Орден по своему устройству напоминает единое тело, поэтому департаменты называются соответствующим образом. Ты будешь принадлежать к департаменту «Мозг», он самый малочисленный. Занимается инженерной и исследовательской работой. Департамент «Глаза» наблюдает за внешним миром и отвечает за безопасность. Ты видел командора – мы зовем его «Генерал», потому что в прежней жизни он действительно был генералом. Большинство братьев этого департамента работают не здесь, а там. – Он показал наверх. – В разных странах, под тем или иным прикрытием. Еще есть департамент «Руки». Скоро ты увидишь, чем он занимается. Четвертый – департамент «Кровь». Нет-нет, ничего кровожадного или кровопролитного, – засмеялся Нэп. – Тут другая аллегория: кровеносная система, а проще говоря деньги, без которых Атлантис не мог бы нормально функционировать. Братья из департамента «Кровь» почти все работают на поверхности: управляют концерном «Океания», банками, акционерными обществами.
– А кто в этой системе вы? – спросил Эраст Петрович, уже не зная, как относиться к собеседнику. На сумасшедшего тот сейчас похож не был, а всё, что он говорил, химерой никак не выглядело. Но «Наполеон»?
– Называй меня на «ты». Я – принц. Пока принц Наполеон. Потом, когда мы победим, я стану императором Наполеоном.
Должно быть, Фандорин выглядел сильно озадаченным – Нэп расхохотался.
– Люблю этот момент. У всех делается одно и то же выражение лица: «Боже, он все-таки чокнутый. Куда я попал?». Я не маньяк, вообразивший себя Наполеоном Бонапартом. Мое имя действительно Наполеон, а фамилия действительно Бонапарт. Мой отец, племянник великого корсиканца, назвал первенца в честь двоюродного деда.
– Вы… ты хочешь сказать, что принадлежишь к дому Бонапартов? – Эраст Петрович покачал головой. – Но разве такое обстоятельство можно было бы скрывать?
– Да. Потому что я, Наполеон Бонапарт, к императорскому дому формально не принадлежу. Мой отец, кузен Наполеона Третьего, был бесповоротно исключен из состава августейшего семейства еще сорок лет назад. Потому что осмелился жениться на женщине, которую любил. Моей матери. Она была мало того что подданной враждебного Франции государства, но к тому же еще простолюдинкой и, хуже того, еврейкой. Скандал почти не просочился в прессу. Просто с какого-то момента отец исчез из придворных хроник, его имя перестало упоминаться. Лет пятнадцать назад то же самое произошло с австрийским эрцгерцогом Иоганном-Непомуком, который женился на танцовщице. Этот принц просто исчез, будто его никогда не бывало. А уж парвеню Наполеон Третий заботился о престиже своего сомнительного двора побольше, чем тысячелетние Габсбурги.
Он не сумасшедший! К такому выводу, в высшей степени тревожному, пришел Фандорин, выслушав историю о скандале в венценосном семействе. Эраст Петрович вспомнил о принце, который накануне франко-прусской войны женился на наследнице германского банкирского дома «Зюсс», первоначального создателя концерна «Океания».
Вот всё и стало на свои места. Человек, в чьих жилах течет кровь великого завоевателя, одержимый бонапартовской гигантоманией, а к тому же обладающий огромными ресурсами и – это очевидно – незаурядными способностями, поставил перед собой цель, которая трудновыполнима (скорее всего, вообще невыполнима), однако же не является ни безумием, ни пустой фантазией. Фандорину уже попадались подобные люди. Относиться к ним следует с чрезвычайной серьезностью. Мир они не завоюют, но могут заварить нешуточную кашу и понаделать много бед.
– Я вижу по выражению лица, что ты наконец перестал смотреть на меня, как на клоуна. – Принц Наполеон добродушно усмехнулся. – Не отрицай, это было видно. Самые умные из новых братьев всегда так смотрят вначале. Пока не увидят моего Атлантиса и не поверят в Наполеона Четвертого.
– В к-кого? – не сразу понял Эраст Петрович, потому что сосредоточенно размышлял, не прикончить ли императорское высочество прямо здесь и сейчас, чтобы избавить мир от угрозы. Сделать это было бы очень просто.
– Наполеон Первый ошибся, потому что хотел завоевать только землю. Наполеон второй рано умер. Наполеон Третий был бездарен. Я – Наполеон Четвертый, и я объединю планету. Или погибну, пытаясь это сделать, – перестав улыбаться, тихо сказал принц. Он и не подозревал, что его жизнь висит на волоске. – Но хватит слов. Пойдем, ты всё увидишь сам.
«Успеется, – решил Эраст Петрович. – Сначала надо посмотреть, что это у них тут за Атлантис».
В конце длинной галереи, по которой озабоченный Фандорин проследовал за принцем без единого слова, открылась широкая площадка, высеченная в скальной породе. Два десятка металлических дверей, каждая с вертикальным швом посередине, были расположены в ряд. Там, внутри, время от времени что-то полязгивало, погромыхивало.
– Это лифты, – объяснил Наполеон. – Каждый грузоподъемностью в две тонны. Если случится авария, угрожающая затоплением города, прозвучит сирена, и через эти кабины в считанные минуты эвакуируется всё население. Сейчас это около четырехсот человек, но при полной комплектации будет шестьсот…
Стальной ящик спускался полторы минуты – быстрее, чем обычные лифты. Метров пятьдесят, а то и шестьдесят, предположил Эраст Петрович.
Вот кабина остановилась.
Принц, рассмеялся и нажал кнопку, воскликнул голосом циркового шпрехшталмейстера:
– Оп-ля! Сейчас ты ахнешь.
Створки раздвинулись.
Фандорин ахнул.
Они находились в огромной пещере, залитой ярким электрическим светом. В ее центре располагался сухой док. Там посверкивала туша субмарины – точно такой же, как лодка, утопившая «Лимон-2». Мерно громыхал гидравлический молот. Сыпались искры от сварочного аппарата. Десятки людей сновали по всей территории, каждый занятый своим делом.
– Это зона «Центр»! – Принц говорил громко, чтобы перекричать шум работ. – Здесь мы собираем субмарины! Все основные системы жизнеобеспечения тоже находятся тут! Вон там электростанция! Там центральная аппаратная! Там вентиляционная станция! Там станция опреснения! Там – насосная! Лаборатория, в которой ты будешь работать, тоже находится здесь.
Фандорин лишь поворачивал голову, ошеломленный зрелищем.
– Видишь на потолке трубы, сходящиеся к центру? Там коллекторный вывод. По нему промышленные газы и дым выводятся в жерло горы. Пришлось объявить вулкан проснувшимся, иначе испарения могли бы вызвать подозрения. Вон канал, по которому мы переправляем готовые лодки в зону «Норд». Там порт.
Молот остановился, грохот стих. Стало возможно вести разговор нормальным голосом.
– Много ли изготовлено субмарин? – спросил Эраст Петрович, внимательно рассматривая ту, что строилась.
Судя по контурам, лодка была быстроходной. Два торпедных аппарата. Хвостовой винт интересной конструкции: двойной. Рубка вся прозрачная. Интересно, что это за материал? Не стекло же?
– Сейчас покажу. Мы идем в зону «Норд». Здесь легко ориентироваться, ты быстро привыкнешь.
Они пошли вдоль темного канала, в котором мерцала черная вода.
Навстречу попадались люди – одни в синих мундирах, другие в спецовках. Наполеон приветствовал каждого взмахом руки, иных называл по имени. Ему отвечали так же приветливо, безо всякой угодливости, на разных языках:
– Hello there, Napoleon!
– Ravis de te voir, Prince!
– Hola, Principe!
– Schn dich zu sehen, Prinz!
Кивали и Фандорину. Кажется, отношения между обитателями Атлантиса были примерно такие же, как наверху, в лаборатории, только «диспетчера Нэпа» именовали «принцем» и «Наполеоном».
После монументального «Центра» Эраст Петрович был готов ко всякому, и тем не менее содрогнулся, когда увидел новую пещеру, еще обширнее прежней. Она была, пожалуй, размером с Красную площадь. Почти всё пространство занимала вода, только по краям тянулся бетонный причал, на котором там и сям торчали подъемные краны. По периметру бассейна были пришвартованы субмарины – бок о бок, тесно, как сардины в консервной банке.
– На той стороне – вон там – тоннель, по которому лодки выходят в море, – показал Наполеон. – Когда ты нырял, ты видел внешние ворота. Зона «Норд» принадлежит нашему департаменту «Руки». Этими «руками», когда придет время, я возьму за горло так называемую владычицу морей Британию. Ты спрашивал, сколько у нас субмарин? Завтра закончим сто девяносто третью. Детали доставляют на остров с разных заводов, у нас проводится только сборка, оснащение, вооружение. На одну лодку уходит три-четыре дня. Чтобы начать войну, понадобится двести субмарин.
– То есть, вы… мы начнем уже через три-четыре недели? – спросил Эраст Петрович, пытаясь представить, какой сумбур на море могут устроить двести подводных лодок, вооруженных торпедами. Британию они, конечно, не победят, однако сильно пощиплют ее флот и изменят хрупкий баланс между великими державами, что может дать толчок к самой настоящей, уже вполне земной войне.
– К сожалению, одних лодок недостаточно, – вздохнул принц. – Нужны еще экипажи. Сейчас в департаменте «Руки» сто готовых подводников и еще столько же проходят обучение. Генерал и его агенты вербуют бывших моряков по всему свету, но дело движется медленнее, чем хотелось бы. Каждого ведь нужно проверить, испытать. Субмарина управляется командой всего из двух человек: рулевого и стрелка. Однако по самому минимуму требуется четыреста человек, а со сменными экипажами вдвое больше. Правда, я сейчас заканчиваю разработку оперативного плана, который позволит ограничиться на первом этапе только сотней кораблей. Остальные можно выпускать и позже, по мере расширения театра военных действий.
– План, должно быть, секретный? – осторожно спросил Фандорин. – Честно говоря, я не п-представляю, как можно сотней, да хоть бы и двумя сотнями десятиметровых подводных лодок…
– У меня от братьев секретов нет. – Наполеон легонько хлопнул его по плечу. – Мы все заодно. А план очень прост, ты и сам бы составил такой же, если бы хорошенько подумал. Британия на своем острове уязвима и несамостоятельна. Она получает извне две трети продовольствия и три четверти промышленного сырья. При полной блокаде она не продержится и шести недель. Идея моего двоюродного деда поставить Англию на колени посредством континентальной блокады была в принципе правильной, однако неосуществимой, поскольку Франция не контролировала морских коммуникаций. А мы обеспечим себе господство в первый же день. По плану, в «День Икс» мои водолазы заминируют все корабли, стоящие на портлендском рейде, где базируются основные силы британского флота. Департамент «Глаза» имеет в Портленде достаточное количество людей, они лишь ждут усовершенствованного пневмоаппарата, над которым ты работал в лаборатории и который закончишь здесь. По судам, находящимся в открытом море, нанесут удар мои субмарины. Двадцать лодок наглухо закупорят Ла-Манш. Еще пятьдесят перекроют Северную Атлантику. Еще двадцать – Северное море. Десять субмарин останутся здесь, защищать Сен-Константен от нападения британских кораблей, которые не будут уничтожены в первые дни войны. Вот и всё. Через полтора месяца в Англии закончится еда, остановятся заводы. Ей придется капитулировать.
– А остальные страны будут смотреть и б-бездействовать? – спросил Эраст Петрович, которому этот авантюрный, но не такой уж фантастический план ужасно не понравился.
– Разумеется, нет. Но несколько недель они выждут. Всем им выгодно, чтобы Британия была ослаблена и унижена. Когда же почуют, что дело пахнет дохлятиной не только для Альбиона и зашевелятся всерьез, будет поздно. Мы успеем добить останки британского флота, подготовить еще какое-то количество экипажей. Главное же – страх. Ни один броненосец или крейсер не посмеет выйти в море, зная, что может подвергнуться атаке, от которой нет спасения. В драке сразу с несколькими противниками нужно первым делом показательно поколотить самого сильного. Тогда остальные подожмут хвосты.
Ну, победа в бою с броненосцем будет не так уж легка, думал Фандорин, слушая. Одно дело – тайком подложить мину или потихоньку подплыть к не ожидающему атаки судну, но после начала военных действий и первых потерь, капитаны будут настороже. Современный боевой корабль найдет способ не подпустить к себе субмарину на расстояние прицельного торпедного выстрела. А если стрелять издалека, вероятность попадания невелика. Да и одной торпедой броненосец утопить трудно. Но в одном этот четвертый Наполеон прав: его подводный город неуязвим и неприступен для вражеского нападения.
При одном условии: если нападения ждут. Будь проклята английская бюрократическая машина! Если бы крейсер «Азенкур», курсирующий в ближних водах, высадил десант прямо сейчас, удалось бы предотвратить кризис панъевропейского, если не всемирного масштаба.
– …После капитуляции Британии дело пойдет быстро, – продолжал принц. – Во всех державах у ордена «Амфибия» есть свои агенты влияния, в том числе в политической и финансовой верхушке общества. А после разгрома Альбиона число таких людей многократно возрастет. С их помощью мы возьмем под свой контроль правительства в этих странах. Какое-то время сохранят независимость Северо-Американские Соединенные Штаты, но я хорошо знаю практицизм этой страны, я ведь вырос в Америке и имею американский паспорт. Да-да, мои родители были вынуждены эмигрировать в Новый Свет, и я вырос на острове, близ флоридских берегов…
На миг лицо Наполеона осветилось легкой, мечтательной улыбкой, а Фандорину пришла в голову совершенно несвоевременная мысль: люди, у которых было счастливое детство, улыбаются и держатся иначе, чем те, кто в детстве был несчастен. Если присмотреться, первых всегда можно отличить от других.
Эраст Петрович дернул подбородком, чтоб не отвлекаться на ерунду.
– …И крупный американский капитал скоро поймет, что оставаться в изоляции от остального мира разорительно. Учти, Пит, что я не намерен вмешиваться во внутреннюю политику стран, которые войдут в мою империю. Пусть каждая живет, как ей нравится. Из моей подводной столицы я лишь буду регулировать общие принципы торговли и международнго разделения труда, а также следить за тем, чтобы нигде не разгорелась война. Больших войн, впрочем, не будет, потому что прекратится соперничество из-за мирового господства и рынков сбыта.
– Но как избежать восстаний? Освободительных д-движений? – не удержался Фандорин, хоть в его намерения и не входило спорить с мегаломаньяком. – Мир огромен. Одними субмаринами, сидя здесь, в Атлантисе, его в покорности не удержишь.
– Субмаринами – нет. Но есть средство посильнее. – Наполеон сделал паузу и коротко обронил: – Страх.
– То есть? Вы… Ты имеешь в виду тюрьмы, казни, репрессии?
– Конечно, нет. Еще Лао-цзы двадцать пять веков назад открыл рецепт власти. «Лучший из правителей – тот, кто виден подданным лишь в виде тени». А я добавлю: «Лучший из правителей тот, которого вообще не видно». Власть должна вызывать мистический ужас своей бесплотностью и непостижимостью. Это надежнее всяких тюрем. Про императора Наполеона Четвертого будут знать все, но я никогда не покажусь публике. Мои указы будут появляться ниоткуда, со дна океана. Доступ ко мне будут иметь только члены ордена «Амфибия». А департамент «Глаза» превратится в разветвленную организацию, которая станет информировать меня обо всем, что происходит на планете… Конечно, во внутренних регионах материков есть страны, не зависящие от морской торговли, но через некоторое время они сами начнут проситься, чтобы их приняли в состав империи. А нет – пускай прозябают в бедности и третьеразрядности.
Беседуя, они вернулись в зону «Центр».
– Идем в «Восток», – объявил принц. – Это жилой квартал, он тебе понравится.
Они повернули на широкую улицу, ярко освещенную ажурными фонарями и обсаженную деревьями в кадках. Улица была довольно людной. С принцем все здоровались, с некоторыми встречными он обменивался парой фраз, так что беседа на время прервалась. Одного человека Фандорин узнал и стиснул зубы. Это был доктор Ласт.
– А-а, рад видеть тебя здесь, брат, – сказал он, сердечно пожимая Эрасту Петровичу руку.
Ласт и держался, и выглядел здесь по-другому. Он был в куртке с золотым шитьем и с золотым кортиком на боку – значит, офицер. Улыбчивый, словоохотливый, он совсем не казался похожим на Мефистофеля.
– Ознакомительная экскурсия? – спросил он. – Наполеон когда-то и меня так водил в первый раз. Помню, какое это произвело на меня впечатление. Только тогда я перестал сомневаться, правильно ли сделал, что ушел от великого Фрейда.
– К-кого?
– Я вижу, ты мало интересуешься достижениями медицинской науки, – хмыкнул Ласт. – Прежде я был ассистентом у венского светила психиатрии, которого в нашем кругу именуют не иначе, как Великим Фрейдом. Я исследовал тему «Половые дисфункции у малокровных предклимактерических женщин невротического склада» и считал, что занимаюсь очень важным делом. Но Наполеон прочистил мне мозги. Поиграл на своей волшебной дудочке и увел сюда, в свое подводное царство. Я перестал интересоваться психозами малокровных невротичек. Нашлась работа позначительней.
«Например, поставлять девочек монстру? – подумал Фандорин, вежливо улыбаясь. – Где тут у вас профессор Кранк? Вероятно, в лаборатории. Скоро свидимся».
От этой мысли улыбка на лице Эраста Петровича стала еще шире.
– Да, отсюда видишь мир с его п-проблемами иначе, – заметил он.
– Вот именно. – Ласт глубокомысленно покивал. – Вдруг сознаешь, что человечество пока не заслужило этого гордого имени. Что мир населен стадом животных, которым еще только предстоит сделаться людьми. Пока же они жуют свою жвачку, плодятся, бестолково толкаются боками и дохнут безо всякого смысла. Цена такой жизни – грош. Великий Фрейд тратит себя на смешную ерунду. Ветеринару незачем быть психиатром. А настоящей медициной занимаюсь я, потому что слежу за физическим и психическим здоровьем элиты человечества. К которой теперь принадлежишь и ты…
Он запнулся, и Фандорин подсказал:
– Булль. Пит Булль.
– Ладно-ладно, еще успеете поболтать. Идем дальше. – Наполеон потянул Эраста Петровича за собой.
Зона «Восток» поразила Фандорина еще больше, чем предыдущие, хотя казалось, что способность изумляться уже должна была бы притупиться.
Улица (Наполеон назвал ее «Восточной») вывела к поселку, расположенному под стеклянным куполом высотой метров в двадцать. Над головой голубела морская вода. Время от времени там проплывали стаи рыб.
– Мы на дне моря, – сказал Наполеон, с удовольствием наблюдая за спутником. – В ночное время поверх купола закрывается плотный механический экран, иначе с поверхности моря было бы видно просачивающийся снизу электрический свет.
Вдруг Фандорин вспомнил видение эдема, открывшееся ему в последний миг перед тем, как он, оглушенный подводным взрывом, потерял сознание.
То была не галлюцинация! Он действительно увидел свет, пробившийся сквозь шов «экрана»! Маса и «Лимон-2» погибли где-то здесь, над подводным поселком…
– Сегодня редкий для этих широт пасмурный день, поэтому горят фонари. – Принц вел Эраста Петровича по нарядной улице, между аккуратных, будто игрушечных домиков. – Обычно в дневное время электричество не нужно, хватает пробивающегося сквозь воду солнечного света. Ты увидишь, как это красиво: мягкий изумрудно-золотистый мир. Это лучшее место на планете, и мы создали его собственными руками!
Его голос задрожал в экстазе. Фандорин мрачно подумал, что самые опасные на свете люди – поэты, обладающие властью над человеческими судьбами. Правитель должен быть существом приземленным, прагматическим и лишенным художественного воображения. Иначе – беда.
– Нет, внутрь мы сейчас не пойдем. – Наполеон взглянул на часы. – К сожалению, у меня мало времени. Тебе выделят квартиру в одном из этих красивых домов, оснащенных по последнему слову бытовой техники, и ты сам увидишь, как разумно устроена жизнь поселка. Идем назад, в «Центр». Я коротко расскажу тебе про остальные две зоны, и на этом наша экскурсия закончится.
Они вернулись быстрым шагом. От сухого дока тянулись еще две галереи – одна такая же широкая и людная, как Восточная улица, другая узкая и пустая.
– По Западной улице ты попадешь в Сан-Суси, это квартал, где братья отдыхают и развлекаются. – Принц подмигнул. – О да, Пит, мы хоть и члены ордена, но не монахи. Умеем не только работать, но и получать удовольствие от жизни. Скучать в нашем жутком подземелье тебе не придется. Там у нас прекрасный ресторан, синематограф, любительский театр и лучший в мире публичный дом. По сравнению с ним бордель, который ты видел наверху, – жалкий притон. Сюда, вниз, попадают самые отборные красотки. Они не члены Ордена и не имеют права покидать пределы зоны, но невольницами их назвать трудно. Они живут, как султанши в гареме.
– А кстати, какое место на планете Вода будет отводиться женщинам? – заинтересовался Эраст Петрович.
– Это вопрос дискуссионный. И непростой. – Наполеон забыл, что торопится, и остановился, увлеченный темой. – Я как раз сейчас много об этом думаю. Знаешь, Пит, я всегда полагал, что женщина – всего лишь спутница человека. Недаром ведь в большинстве языков «мужчина» и «человек» обозначаются одним и тем же словом. Женщина нужна для физической разрядки, для обслуживания, для продолжения рода. Так называемая «любовь» к женщине – психическое заболевание. Сына у матери нужно отбирать, как только она его выкормит, женское воспитание для мальчиков губительно. Ну, на этот счет мое мнение не переменилось и сейчас. Но есть в ордене и иная точка зрения. Доктор Ласт давно убеждает меня, что лучшие представительницы женского пола могут принести нам пользы не меньше, чем мужчины. Что пора ввести ранг «сестры». Я долго не соглашался, но теперь начинаю думать, что он прав. Не все существа женского пола одинаковы…
– В самом деле? – Фандорин приподнял брови, как бы удивляясь столь рискованной мысли.
– Да. – Наполеон вздохнул и повернулся к югу. – Южный переулок тебе не понадобится. Там находится моя резиденция, и вход туда воспрещен. Не из-за моей персоны, – улыбнулся он, – а потому что в том же отсеке находится склад взрывчатки для торпед.
Так-так, сказал себе Эраст Петрович.
И с невинным любопытством спросил:
– Неужели ты живешь там один?
– Не совсем… – неопределенно и с каким-то странным смущением ответил Наполеон. – Но об этом говорить давай не будем. Просто запомни, что «Юг» – единственная зона, где тебе бывать незачем.
Вероятно, женщина, предположил Фандорин. Вот чем объясняется эпохальное озарение, что «не все существа женского пола одинаковы». Но это ладно. Про склад взрывчатки интереснее. Разберемся.
– Генерал, правда, требует, чтобы мы ужесточили меры безопасности и поставили охрану ко всем жизнеобеспечивающим узлам. К сожалению, враги догадываются о том, что остров Сен-Константен имеет двойное дно. Англичане и немцы всё время пытаются разнюхать, чем мы здесь занимаемся. То подсылают шпионов, то еще что-то. Например, позавчера наша 79-я подбила прямо у ворот чужую субмарину. Очень приличного качества и, что удивительно, всего с одним членом экипажа. Я точно знаю, что англичане строительством подводных лодок не занимаются. Подводник был с азиатской внешностью. Возможно японец. Хотя какого черта японцам может быть нужно в Атлантике, непонятно…
Внутренне замерев, Эраст Петрович сказал:
– Если бы в Японии производили субмарины, это было бы известно. Я слежу за подобными вещами. Так японец это или нет?
Может быть, Маса жив?! Взят в плен?!
– Неизвестно. И, честно говоря, меня больше заинтересовала сама лодка. У нее алюминиевый корпус, очень легкий. Как конструкторам удалось придать этому мягкому металлу достаточно прочности, чтобы выдерживать давление на больших глубинах? Субмарину подбили над самым куполом «Востока», а это почти сорок метров ниже уровня моря.
«Нет, Маса мертв…»
– Я занимался этой проблематикой, – ровным голосом произнес Фандорин, приказав сердцу успокоиться. – И, думаю, знаю ответ на этот вопрос.
– В самом деле? Прекрасно! – обрадовался Наполеон. – Тогда передашь разработку пневмоаппарата одному из коллег. Я подумаю, кому именно. Будешь работать в отделе конструирования субмарин. Сейчас я отведу тебя к квартирмейстеру. Он займется твоим обустройством. Пойдем-пойдем, времени…
Конца фразы Эраст Петрович не расслышал: все звуки заглушил мощный рев сирены.
Сигнал был коротким, секунды на две, и повторился трижды.
Не зная, что это означает, Фандорин не сводил глаз с принца. Тот в первый миг смертельно побледнел, но, когда звук прервался в первый раз, шумно выдохнул – с видимым облегчением. После второй паузы лицо Наполеона сделалось ожидающе-напряженном. Но вот сирена взревела в третий раз, и, не дожидаясь тишины, принц побежал в сторону Северной улицы.
Эраст Петрович бросился следом.
– Что случилось?
– Длинный непрерывный вой сирены означал бы, что произошла фатальная дегерметизация и началось затопление! – крикнул принц на бегу. – Тогда оставалось бы только спешить к лифтам… Два гудка – локальная авария, которую можно устранить…
– А три?
– Вражеское нападение.
Жители Атлантиса вели себя странно. Фандорин не заметил ни паники, ни особенного смятения. Люди, работавшие в доке, провожали бегущих взглядами, но сами оставались на месте.
– Почему вы б-бежите в порт?
– Остров может быть атакован только со стороны моря. Сейчас мы всё узнаем!
Читать бесплатно другие книги:
