Разочарованный (Thnks Fr Th Mmrs) Тарасюк Екатерина
– Мы выше всех этих бойкотов, – гордо заявила Сурикова. – Правда, с Егором ты все равно неправильно поступил. За что ты его так?
– Не считаю, что вас это касается. Впрочем, одна из причин напрямую связана с тем, что Егор редкостный гандон.
– За гандона сейчас получишь! – Таня залепила Марку легкий подзатыльник, больше напоминавший шутку. Марк нахмурился.
– Вот поэтому девушкам я никогда не посвящал стихов – вечно они влюбляются во всяких чудаков, – мы– то с вами понимаем, что было сказано другое слово.
– А прочти свой какой-нибудь стих! Мне всегда было интересно, чем занимаются мои одноклассники, – увлеченно попросила Сурикова. – Вот, недавно прочитала рассказ Сусанны, скоро она даст продолжение.
– Хм… Ну, ладно, – парень открыл первый лист и, откашлявшись, начал читать:
- «К виску прижмешь мой шмайссер.
- О боже, боже, шайсе!
- Я чувствую, что Драйзер,
- В трагедии был прав.
- Нарушить свой устав
- Была готова ты».
Но Таня оборвала Марка:
– Ни за что не поверю, что ты это сам написал.
– Ты слышала о такой вещи, как тактичность? Похоже, что нет, – насупился парень, но затем до него подобно разряду тока дошло, что сказала Таня. – Это что ты к чему? Что, неужели слишком хорошо?
– Не то чтобы… Просто сложно поверить, что человек, едва сумевший связать два слова, способен сочинить стих. Более чем уверена, что взял откуда-то из Интернета. Максимум, переделал пару слов и, вуаля, новый шедевр русской литературы!
– Ты действительно так думаешь? – осведомилась Сурикова, посмотрев на подружку. Она всегда полагалась на ее мнение.
– Конечно, Лен. Брось, это же проще пареной репы – если родной язык Марка немецкий, то и писать он, скорее всего, стал бы на немецком. Нихт вахр?
– Мэйби… Мэйби нот, – пожала плечами Сурикова и посмотрела на вошедшую в класс Анну Александровну. – О, давай спросим у Анны Санны о сдаче стиха после уроков? – девушки сдавали в четверг, а парни в пятницу. Подруги покинули Марка, оставив того в растрепанных чувствах. «Go to hell, girls»[42], – практически беззвучно прошептал он, вернувшись к повторению «Демона». Литература на первом уроке всегда проходила сонно. До того, как начнут спрашивать девочек, Марк решил вызваться первым – пока голову не покинула ненужная информация, нужно было отстреляться. Вместе с немцем к доске неохотно вышла Романова, держа в руке распечатанный листок с пронумерованными словами Тамары.
Голос юноши в мгновение преобразился, когда он начал рассказывать часть Демона; стал очаровывавшим, несмотря на то, что прежде не мог показаться таковым. Марк старался передавать все чувства, эмоции, будто выступал перед зрителями, время от времени жестикулируя, добавляя своей речи правдоподобности. Словно все это говорил именно он, и говорил именно Еве. Улыбнувшись своим мыслям, девушка мельком посмотрела на одноклассника – она не в первый раз замечала, что он любит выступать перед публикой, даже немногочисленной; а когда он нервничал или волновался, то частенько ошибался в словах или совершенно неправильно строит предложения, из разряда «моя твоя не понимать». Все-таки Романова отчасти добилась своей цели – она сделала наброски портера Зильберштейна, о котором думала во время знакомства.
- Что без тебя мне эта вечность?
- Моих владений бесконечность?
- Пустые звучные слова,
- Обширный храм – без божества!
Впоследствии последние две строчки Марк стал цитировать невероятно часто, к чему мы вернемся ближе к концу.
- …Твои слова – огонь и яд…
- Скажи, зачем меня ты любишь!
Эти слова девушка прочитала уже без листочка. На какое-то мгновение ей показалось, что между ними установился невидимый контакт, и это вне зависимости от того, что Зильберштейн изъявил четкое желание прекратить общение. Но потом Ева вспомнила, что инициатором являлась она, и почувствовала стыд. Впрочем, когда она вспомнила о том инциденте с Егором, ей вновь стало не по себе. Тогда она почувствовала, что человек (Марк), находившийся рядом с ней, совершенно другой. Да если бы она продолжила с ним общаться как ни в чем не бывало, то ей бы тоже не поздоровилось; в школе Зверя даже девчонкам могли «забить стрелу», и сделать это при самых обычных обстоятельствах мог парень. Романовой не хотелось становиться жертвой одноклассников.
- …Люблю тебя нездешней страстью,
- Как полюбить не можешь ты:
- Всем упоением, всей властью
- Бессмертной мысли и мечты…
Ева невольно отметила, что образ демона-романтика невероятно подходил Марку и делал его похожим на человека, у которого был хотя бы намек на чувственность. Тем не менее, девушка считала маловероятным, что ему мог кто-то нравиться – едва ли он, по ее скромному мнению, к кому-нибудь испытывал симпатию.
- Клянусь я первым днем творенья,
- Клянусь его последним днем,
- Клянусь позором преступленья
- И вечной правды торжеством.
На этих словах Марк внезапно упал на колени перед Евой и продолжил свою часть «Демона». Она была в шоке, впрочем, многие из класса не ожидали подобной выходки от Марка.
В конце концов, весь рассказ уложился примерно в пятнадцать минут. Может, чуть меньше. Большая часть времени ушла на то, что «демон» пытался добавить больше эмоций и чувств в свои «сладостные речи», которые чем-то даже очаровали «Тамару». Но, поскольку, несмотря на то, что Марк выучил достаточно приличный отрывок, он допустил несколько ошибок, за что ему сняли балл. Плюс ко всему ему снизили балл за то, что он выучил не то, что нужно. В итоге он получил тройку.
– Молодец, немец, – надменно усмехнулся над парнем Егор, проходя мимо того после урока. Зильберштейн ответил взглядом, полным неприязни, но, сколько бы он не вкладывал в него эмоций, его все равно не заметили. В отличие от него, для Евы первый урок прошел значительно успешней – получила хорошую оценку чуть ли не за то, что просто читала с листка, и за идеально рассказанное письмо Татьяны.
– Во время декламации надо представлять, что говоришь это кому-то конкретному, – делилась своим опытом Ева с Кирой.
– В таком случае, Марк признался тебе в любви, – усмехнулась красноволосая, повесив сумку на плечо. – Ладно, почапали.
«Бегу и падаю, как хочу признаться в любви», – в мыслях усмехнулся парень, подав дневник Анне Александровне, чтобы та поставила заслуженную «тройку». Не такой уж и плохой этот день. – «Так, следующий урок… Физика?»
«Школа Зверя была окутана болотно-зеленым туманом, а на небе светила манившая полная луна. На территории было безлюдно, лишь мигали один за другим одинокие уличные фонари. На дубе сидела аукавшая сова с огромными желтыми глазами. Стоило исчезнуть посторонним шумам, как в школе, в каждом помещении внезапно загорелся свет. Потом вовсе потух.
Наступила кромешная тьма.
Очнувшись с тяжелой головой, Марк заторможено оглянулся. В глазах зарябило. Это был полумрачный кабинет физики. Удивлению парня не было предела – ведь еще совсем недавно одноклассники были на своих местах, и Людмила Васильевна кричала на Ангелину, кидавшую в передние ряды пакетики сахара. Вместо утра глубокая ночь. Марк потянулся в карман за телефоном; его досаде не было предела, когда он увидел, что аккумулятор был разряжен. Нерешительно поднявшись со своего места, Зильберштейн прошел в кладовую, где нашел фонарик, который включился только после того, как немец хорошенько ударил его об стену, да и то – только со второй попытки.