У стен недвижного Китая Янчевецкий Дмитрий
Доктор Зароастров, старший врач 12-го полка, обошел городок и послал санитаров вытащить из воды тех женщин, которые были живы, и перевязать раненых китайцев и китаянок.
Несколько женщин и детей удалось спасти.
8 сентября
На другой день генерал Церпицкий с небольшим отрядом, состоявшим из стрелков, приморских драгун и верхнеудинцев, отправился далее преследовать китайские войска, бежавшие в Лутай. Вместе с отрядом шли две пушки 3-й батареи, под командою подпоручика Иванова, который в памятную ночь на 1-е августа пробивал этими самыми орудиями ворота Пекина. Начальником штаба отряда был назначен подполковник Генерального штаба Агапеев. Начальником Конного отряда был полковник Флуг.
Мы шли по отличной грунтовой дороге, почти параллельно железнодорожному полотну, ведущему в Шанхай-Гуань.
Кругом нас была песчаная пустыня, блиставшая на солнце своими солончаками. Она покоилась, прекрасная и величавая своей невозмутимой ровностью, своим незапятнанным однообразным желтым цветом, своим строгим безмолвием и какой-то всюду разлившейся грустью. Видно только небо, песок и вдали море.
Но эта печальная, обиженная Богом страна не напоминала о смерти, потому что и жизни здесь никогда не было. Как и дно океана, эта пустыня молчала и хранила в себе какую-то тайну. Раньше здесь иногда пробегал поезд. Но теперь железнодорожный путь был наполовину разрушен.
На морском берегу виднелись одни форты и импани, трудом и упорством человека воздвигнутые в этой пустыне. Но и они были покинуты людьми и безмолвствовали.
Китайцы не пытались даже обороняться в своих грозных сооружениях. Они безостановочно, в смятении, бежали на север.
Ночью отряд генерала Церпицкого подошел к военному городку Лутай, из которого китайцы поспешно бежали. Уходя, они пустили в нас несколько гранат, которые высоко прошумели над головою и дали перелет. Подпоручик Иванов живо снял орудие с передков и ответил китайцам своими меткими гранатами. Все китайские войска ушли из города и импаней, которые были немедленно заняты нашим отрядом.
На другой день я поспешил обратно в Бэйтан и Тяньцзин, чтобы увидеть великого Ли Хун Чжана, который ожидался в Тяньцзине со дня на день.
По желанию России, Ли Хун Чжан, бывший в то время генерал-губернатором провинций Гуанси и Гуандун, был вызван из Кантона для ведения мирных переговоров и под покровительством России приехал в Таку, где он имел свидание с адмиралом Алексеевым.
За последние 40 лет китайской жизни центральной личностью, которая влияла на ход событий в Китае и с которой иностранцам приходилось более всего считаться и бороться и имя которой останется одним из самых замечательных в мировой истории, оказался сын бедного селянина Цао, проживавшего в одной из южных провинций Китая. Знатный мандарин Ли из города Ховей, провинции Аньху, усыновил этого Цао, который с того времени стал носить фамилию своего восприемника, поступил на службу и был уездным начальником чжисянь. Весною 1823 года у этого бедного чиновника родился сын – будущий государственный канцлер империи. Молодой Ли Хун Чжан, вместе со своими братьями, учился в ямыне отца и выказал скоро такие способности и успехи в знании китайской учености, что уже 24 лет был удостоен степени академика Ханьлин.
Во время восстания тайпинов он был одним из секретарей у известного мандарина Цзэн Го Фана, а затем в своей провинции Аньху собрал отряд добровольцев, которыми стал командовать. Ли Хун Чжан оказался не только весьма ученым мандарином, но и храбрым воякой. Из его отряда была образована Хуайчуньская бригада, которою впоследствии всегда пользовались при усмирении беспорядков в Китае.
Во время восстания он был назначен даотаем в Фуцзян и затем провинциальным судьею в Цзянси. Но его самым серьезным и ответственным постом в то время было назначение губернатором (футай) в провинцию Цзянсу в 1862 году.
Восстание тайпинов в этом году принимало все большие размеры. Ever Victorious Army – «Всегда Победоносная Армия» англичан заняла Кадин, чтобы подавить бунт, и цзянсуский футай Се стал устраивать экспедицию на Цайцан. Так как Се не отличался быстротою и решительностью действий, то на его место и был назначен Ли Хун Чжан футаем, и в течение многих лет он был известен европейцам как Ли-футай. Человек, уже тогда привыкший управлять и распоряжаться людьми, столкнулся с такими деятелями, как Ворд и Гордон. Ворд, американец по происхождению, искатель приключений, но способный и честный малый, воодушевленный благородными побуждениями, был, к несчастью, убит в том бою, в котором был снова отбит у бунтовщиков город Цзыки, возле Нинпо. Военный инженер-капитан при английском экспедиционном отряде – впоследствии знаменитый английский генерал Гордон был назначен на место убитого главным командиром «Всегда Победоносной Армии», состоявшей из разных любителей приключений всяких национальностей и содержавшейся на счет китайского правительства. Как военный – Гордон был храбрый офицер без страха и упрека, и ему пришлось испытать много затруднений с лукавым и ловким Ли Хун Чжаном.
Первые неприятности возникли из-за неаккуратной уплаты жалованья иностранной армии. Гордон долго терпел и, наконец, объявил Ли Хун Чжану, что если подобные порядки в уплате денег будут продолжаться, то он выведет из Китая вверенные ему войска и сложит с себя свои обязанности. Угроза Гордона подействовала, но – как передает рассказ – Ли Хун Чжан стал с того времени непримиримым врагом английского командира.
Один случай из этой войны рисует Ли Хун Чжана как человека, способного не только на тонкую хитрость, но и на самое грубое коварство и вероломство. Когда Гордон был назначен командующим иностранными силами, тайпины решили, что они будут иметь дело только с ним и его войсками, а не с Ли Хун Чжаном. Осадив город Сучжоу, Гордон запросил осажденных повстанцев, согласны ли они сдаться, выдать оружие и вступить в мирные переговоры, для того чтобы предотвратить ненужное кровопролитие и прекратить восстание. Те согласились, но под условием, что все жизни осажденных будут пощажены. Гордон дал свое честное слово. Едва только тайпины, на основании этого обещания, сдались одному из китайских офицеров, командированных Ли Хун Чжаном, последний приказал сейчас же казнить всех сдавшихся. Возмущенный и оскорбленный таким поступком, Гордон явился с револьвером в палатку Ли Хун Чжана, чтобы застрелить его, но тот успел скрыться.
Китайское правительство посмотрело иначе на образ действий цзянсуского футая. Оно не только вполне одобрило меры, принятые им к подавлению мятежа тайпинов, но и назначило его на должность великого вице-короля южной столицы Китая – Нанкина – и повелителя двух смежных провинций Цзянсу и Чжэцзян.
В 1870 году он переводится на ту же должность в Чжилийскую провинцию и управляет ею в течение 25 лет. Желая действовать более независимо от Пекина и иметь непосредственные сношения с иностранцами, он переносит свою резиденцию из Баодинфу в Тяньцзин и за указанное время сумел приобрести такое влияние на внешнюю политику Китая, что с тех пор он может быть признан действительным и несменным китайским министром иностранных дел до своей смерти.
Тогда же он стал играть самую главную роль при дворе китайской вдовствующей императрицы Цы Си, которая осталась единственной представительницей регентства, учрежденного по случаю смерти императора Сянь Фын и вступления на престол богдыханов малолетнего Тун Чжи.
Тогда же Ли Хун Чжан занялся устройством китайской армии и флота. Были отпущены огромные суммы на приобретение иностранного оружия и судов и на обучение китайской армии иностранному строю, с помощью инструкторов.
За это время, имея разные коммерческие дела с иностранцами, он составил свое колоссальное богатство, еще невиданное в Китае и доходящее, по словам китайцев, до 10 миллионов лан или 14 миллионов рублей. Он предпринял разные торговые и промышленные предприятия, купил несколько золотых и угольных рудников в Китае и стал владельцем пароходов-гигантов, ходящих по реке Янцзыцзяну, между Шанхаем и Ханькоу, и приносящих не менее гигантские доходы.
В 1894 году Япония, желавшая оживить свои финансы, промышленность и торговлю и дать пищу не только своему государственному казначейству, но и национальному честолюбию, неожиданно объявила войну Китаю, придравшись к корейским осложнениям, которые могли бы быть также удачно разрешены дипломатическим путем, без помощи оружия.
Японцы давно готовились к войне и были хорошо осведомлены о тех злоупотреблениях, которые происходили в китайском военном министерстве Бин Бу. В то время как китайское правительство номинально делало огромные военные приготовления, японцы скупали по дешевой цене то оружие и боевые припасы, которые заготовлялись за границей для Китая и служили источником для постоянных и огромных доходов китайским мандаринам низших и высших рангов. Японцы прекрасно воспользовались обстоятельствами. Когда начались военные действия, оказалось, что некоторые китайские войска были вооружены деревянными ружьями, которые не стреляли, а снаряды китайских пушек были начинены не бездымным порохом, а угольною пылью.
В решительном сражении в устье реки Ялу китайские военные суда, снабженные нестрелявшими орудиями и неразрывавшимися гранатами, совершенно не могли отвечать на огонь японского флота и были вынуждены либо сдаваться, либо спасаться бегством.
Несмотря на то что китайская народная молва обвиняла во всех этих военных неудачах и злоупотреблениях Ли Хун Чжана, однако он был командирован в Симоносеки для мирных переговоров и подписания тяжелого и позорного договора, по которому японцы получили давно желанную колоссальную контрибуцию, Формозу и несколько новых военных судов китайского флота.
В Симоносеки на китайского мирного уполномоченного было сделано японцем-фанатиком покушение. Ли Хун Чжан был легко ранен в щеку.
В мае 1896 года Ли Хун Чжан приехал в Москву и был представителем богдыхана Гуан Сюй на Св. Короновании Государя Императора. В Москве и Петербурге Ли Хун Чжану и его свите были оказаны величайшие почести и самое широкое русское гостеприимство. Тогда же китайским уполномоченным и покойным русским министром иностранных дел Лобановым-Ростовским была подписана секретная оборонительная конвенция между Россией и Китаем на случай повторения нападения Японии на Китай.
Из Петербурга Ли Хун Чжан проехал в Германию, был принят императором и в Карлсруэ навестил своего сотоварища по государственным делам, князя Бисмарка. Затем, китайский путешественник объехал главные государства Европы и Америки, всюду был встречен с особым почетом, а особенно в государствах, имеющих торговые и промышленные интересы в Китае. Попутно он устраивал различные торгово-политические дела и сделал заказ германскому заводу Круппа на поставку огромного количества оружия для Китая.
Вернувшись обратно в Пекин в зените своей славы, он был назначен председателем покойного учреждения «Цзунлиямынь», ныне преобразованного в особое министерство иностранных дел – «Вай бу». Благодаря зависти и интригам против него китайских высших мандаринов, он несколько раз в своей жизни терял свои должности, чины и высшие знаки отличия. После дворцового переворота 1898 году он снова впал в немилость у двора и был назначен вице-королем провинций Гуандун и Гуанси и имел свое местопребывание в Кантоне.
Когда в 1900 году вспыхнуло восстание боксеров, союзные войска взяли Пекин, китайское правительство, богдыхан и двор бежали, то, по предложению России, Ли Хун Чжан был назначен главноуполномоченным, вместе с принцем Цином, для ведения мирных переговоров.
Однако иски всех держав, кроме России, к Китаю оказались непомерно велики и несогласны между собою. Ли Хун Чжан сумел обставить притязания держав такими затруднениями, что переговоры затянулись на целый год и завершились подписанием мирного договора, тягостного и унизительного для Китая по форме, но в сущности – являющегося шедевром дипломатического искусства Ли Хун Чжана, ибо этот договор, налагая множество тяжких обязательств на Китай, в то же время не дает никаких средств или гарантий, что державы когда-нибудь увидят все эти обязательства выполненными.
Через два месяца после подписания этого договора, 25 октября 1901 г., и накануне заключения с Россией конвенции по делам Маньчжурии, Ли Хун Чжан скончался 78 лет от роду.
В лице почившего китайского государственного деятеля Россия потеряла своего верного союзника, всегда полагавшего, что, в силу исторических и географических условий, Россия является для Китая единственным естественным союзником, с которым он связан общей пограничной линией в 9000 верст и с которым он не вел ни одной правильной войны, если не считать грустного и случайного эпизода 1900 года. В случае же нарушения мира и добрососедских отношений, благодаря той же необъятной пограничной цепи, сжимающей Китай от Тянь-Шаня до Амура и Артура, Россия может оказаться для Китая самым опасным и непреодолимым противником.
Ли Хун Чжан был всегда сторонником дружбы с Россией. Можно предполагать, что, после поездки в Петербург и Москву, его доверие и расположение к России укрепились еще более.
Несмотря на все нападки, клеветы и подозрения, которыми иностранцы и китайцы всегда покрывали имя «китайского Бисмарка», он был до сих пор единственным деятелем, понимавшим пути, по которым должна была следовать его родина в нынешнюю эпоху своей истории.
Пути, намеченные Ли Хун Чжаном, были следующие: самое широкое развитие торговых и промышленных связей с Европой и Америкой, отчего Китай может только выиграть; преобразование и усиление военной силы Китая – и союз с Россией, дружба и покровительство которой должны быть покупаемы какой бы то ни было ценой, как противовес притязаниям и посягательствам иностранных народов на целость и богатства Империи богдыханов.
9 сентября
Прибыв в Тяньцзин и узнав о приезде Ли Хун Чжана, я счел своим первым и священным долгом просить у него аудиенции.
Ли Хун Чжан жил во дворце Хайфангунсо, построенном им на случай приезда в Тяньцзин императорского двора. При нем состоял дипломатический чиновник Коростовец, привезший его из Таку. Для охраны были даны казаки верхнеудинцы, бывшие под командою сотников Родкевича, Григорьева и Семенова.
Я снова поселился в гостинице «Astor-House», которую покинул семь недель тому назад. Проблуждав между Тяньцзином, Пекином, Бэйтаном и Лутаем, я в первый раз после похода привел себя, наконец, в европейский вид.
Разгромленный Тяньцзин оживал из развалин. Улицы были полны китайцев и европейцев. Маршировали солдаты всяких наций. Уличные торговцы кричали и джинрикши бегали взад и вперед.
В Хайфангунсо я встретил Леонида Ивановича Лиу, который в мае бежал из Тяньцзина, после сожжения боксерами Русско-Китайского училища, и теперь состоял переводчиком русского языка при Ли Хун Чжане.
Я должен был представиться одновременно с адъютантом генерала Церпицкого поручиком Мельниковым, на которого было возложено поручение передать приветствие Ли Хун Чжану от начальника русского гарнизона в Тяньцзине генерала Церпицкого, бывшего в Лутае.
Леонид Иванович проводил Мельникова и меня в одну из внутренних комнат, уставленных простой китайской мебелью.
Ожидая выхода великого китайца, равного Бисмарку, я испытывал, вероятно, то же волнение, что и Давид перед встречей с Голиафом. Я придумывал самые умные вопросы, которые я задам канцлеру Китайской империи, чтобы ими так же поразить Ли Хун Чжана, как и Давид своей пращой поразил Голиафа.
Когда медленно, согнувшись и опираясь на слуг, вышел великий старец и с трудом сел на диван, я почувствовал невольное благоговение перед тем, кто еще сорок лет назад усмирял тайпинов и прославился на весь мир своим патриотизмом и мудростью. Я смутился и потерял все свое красноречие. С Конфуцием китайской политики нельзя говорить – его можно только слушать.
Лиу представил нас обоих. Великий китаец развалился на диване, курил длинную трубку, не обращая внимания на слугу, который поправлял огонь в трубке, и глядел с глубоким равнодушием и даже, может быть, с презрением на обоих юных иностранцев, которые потревожили его покой и великие думы.
Ли Хун Чжан был очень стар, дряхл, высок и грузен и все время кашлял. По лицу его можно было думать, что он тяжело страдал и от собственной болезни, и от тех бедствий, которые стряслись над его родиной. Под левым глазом был виден шрам раны, нанесенной ему в Японии фанатиком-японцем.
Поручик Мельников передал приветствие от генерала Церпицкого, которое было переведено на китайский язык Леонидом Ивановичем.
Ли Хун Чжан поблагодарил и поручил передать русскому генералу его ответное приветствие. Затем он повернул голову и направил на русского корреспондента проницательный, презрительно-скорбный взгляд. Я окончательно смутился и чувствовал себя полным ничтожеством.
О чем я могу говорить с этим великим человеком, гениальности которого было вверено спасение Китая и примирение его со всеми державами? Леонид Иванович выручил меня.
Лиу доложил Ли Хун Чжану, что русскому журналисту было бы очень лестно и ценно узнать суждение Ли-чжунтана, т. е. канцлера Ли, о событиях нынешнего года в Китае.
– Передайте ему, – сказал Ли Хун Чжан по-китайски, – что нынешние события есть печальное недоразумение как для нас, так и для иностранцев. Особенно прискорбно то, что из-за этого недоразумения, которое вполне возможно было вовремя предотвратить, нарушились издавна дружественные отношения между Россией и Китаем, которые были вынуждены прибегнуть к оружию друг против друга.
– Кто же главный виновник всех этих событий? – спросил я робко.
– Князь Дуань и окружавшие его министры. Вместо того чтобы пресечь вовремя все волнения, они только еще более разжигали их, покровительствуя ихэтуанцам. Они и должны быть ответственны за происшедшие последствия, но нельзя карать неповинный китайский народ, который был вовлечен в бедствия своим собственным невежеством.
– Действителен ли еще оборонительный договор, заключенный между Китаем и Россией четыре года тому назад?
– Конечно, действителен. Я не слышал, чтобы договор был уничтожен. Россия не объявляла войны Китаю, и она является единственной державой, с которой мы можем о чем-либо договориться, которая относится благожелательно к Китаю и не эксплуатирует нас. В это трудное время я надеюсь только на помощь и поддержку Русского Царя. Я уверен, что только Русский Император поможет нам выйти из настоящего несчастия и примириться с другими державами.
– Какое впечатление сохранилось у Ли-чжунтана о его поездке в Москву на Коронацию?
– Меня поразило величие, богатства и сила России. Москва – прекрасный город. Я полагаю, что среди всех держав Китай может быть в истинной дружбе и союзе только с Россией, и я бы желал, чтобы эта дружба и этот союз действительно и всегда существовали между обоими соседними государствами.
– Что думает Ли-чжунтан об образе действий Германии?
Лицо Ли Хун Чжана омрачилось, и он ответил:
– Я совершенно не понимаю, что германцам еще нужно. Посланники уже давно освобождены. Пекин взят и уже разграблен европейцами. Тяньцзин также. Никаких китайских войск между Тяньцзином и Пекином нет, и они никому не грозят. Император и императрица уехали в провинцию Шаньси. Что же германцы еще хотят? Уж не хочет ли граф Вальдерзэ брать Пекин еще раз?.. Я надеюсь только на помощь Русского Царя, – сказал Ли Хун Чжан, подымаясь с дивана и прощаясь.
Когда я возвращался из Хайфангунсо, всюду на улицах Тяньцзина встречались германские патрули, караулы и часовые.
Гостиница «Astor-House» превратилась в германский штаб. В общей столовой и во всех этажах гостиницы германские офицеры блистали своим великолепием, всюду звучала германская речь и гремели германские шпоры.
Но с кем пришли воевать воинственные и блистательные германцы, что хотели брать или кого хотели освобождать, – никому не было известно.
Несколько месяцев германцы все-таки воевали, устраивали базы, отыскивали китайские войска и запоздалых боксеров, предпринимали жестокие карательные экспедиции, для наказания ни в чем неповинных деревень, но к чему они все это делали – было неизвестно.
Неизвестным осталось также, каким образом и для чего погиб начальник их штаба генерал Шварцгоф, сгоревший в Пекине посреди дворцов, на глазах всех, в несгораемом асбестовом доме.
Известно только, что сам фельдмаршал граф Валадерзэ был спасен из горевшего дома – русским офицером Крикмейером, подпоручиком Выборгского полка, состоявшим при фельдмаршале.
Сорок лет назад в Китае совершались события, подобные тем, что разразились в 1900 году.
Англия и Франция были в войне с Китаем, и их войска, под начальством главнокомандующих – английского генерала Гранта и французского Монтобана, подошли к Пекину и готовились к штурму столицы, так как китайцы не хотели принять их ультиматума.
Россия оставалась нейтральной. В то время державы еще не имели своих постоянных представителей в Пекине и Россия не пользовалась никаким влиянием при пекинском правительстве.
При англо-французской армии находился русский посланник граф Н. П. Игнатьев, командированный в Пекин для разрешения различных русско-китайских вопросов, подлежащих обсуждению на основании Тяньцзинского, Айгунского и прочих договоров. Прежде всего было необходимо добиться признания Айгунского договора, который китайское правительство отвергало как неправильно заключенный.
Еще в 1859 году китайское правительство смотрело на Россию и прочие великие державы как на неполноправные вассальные государства и поручало ведать дела с ними той же палате Лифаньюань, которая ведала дела с Монголией и Маньчжурией. Китайские министры оставляли без внимания самые энергичные представления русского посланника и с таким пренебрежением относились к иностранным представителям, что не позволили графу Игнатьеву выехать из Пекина и взяли под стражу американского посланника Уорда.
С таким правительством и при соревновании Франции и Англии, графу Игнатьеву нужно было вести сложные дипломатические дела и добиться значительных выгод для России.
В распоряжении русского посланника не было ни денег, ни войск, ни флота, чтобы произвести необходимое давление на пекинское правительство. Он мог рассчитывать только на поворот событий и на свои собственные дипломатические способности.
После того как китайская армия была наголову разбита возле моста Палицяо и богдыхан с высшими чинами правительства бежал из столицы, все китайцы были в смятении. С другой стороны, англичане и французы были также в затруднении, не зная, с кем и как начать мирные переговоры.
Граф Игнатьев блестяще воспользовался всеми преимуществами нейтрального положения России и сумел поставить себя в такое выгодное положение между враждующими сторонами, с которыми всеми он сохранил самые дружественные отношения, что и китайцы и союзники просили графа Игнатьева быть их посредником для заключения мира.
5 октября 1860 года, принимая китайских сановников, явившихся просить о посредничестве, граф Игнатьев сказал им речь, которая может быть слово в слово повторена через сорок лет и основания которой совершенно сходятся с взглядами Ли Хун Чжана на русско-китайские отношения.
Доказав в своей речи справедливость требований России и описав могущество Русского Царя и то значение, которым он пользуется в глазах европейцев, русский посланник сказал:
– Россия всегда принимала в вас живейшее участие. Она не раз давала вам благие советы и указывала, как избежать бедственного положения, в котором вы находитесь за последние годы. Но ваше правительство, вместо того чтобы следовать этим советам, слушало советы всяких недостойных людей. 11 месяцев прожил я напрасно в Пекине, делал многократные предложения, явно клонившиеся к вашей же пользе, но вы не обратили на них внимания и, вероятно, скрывали их даже от богдыхана. Что нужно думать после вашего отказа принять предложенное Россией и усовершенствованное оружие и инструкторов? Россия может жестоко наказать вас за неисполнение ее законных требований и отомстить за то невнимание, с которым вы отнеслись к ее представителю. Ей ничего не стоит нанести вам неотразимый удар в любое место вашего государства, соприкасающегося с нашим на протяжении 10 000 верст.
Вам известно, как много сухопутных войск имеет Россия, – известно, что наша эскадра стоит в Печилийском заливе, и все-таки Россия не только не желает воспользоваться вашим настоящим безвыходным положением, но она готова даже доказать свое доброе расположение к вам. Вам прекрасно известны требования моего правительства, о котором написано уже столько бумаг в верховный совет. Назначьте уполномоченных для решения этих дел. Обещаетесь следовать нашим советам в ваших действиях относительно союзников и, я ручаюсь, что Пекин будет спасен, что Маньчжурская династия останется на престоле и что все ваши дела устроятся наилучшим образом.
Граф Игнатьев заключил свою речь словами:
– Пора вам понять, что одна Россия искренно благоприятствует Маньчжурской династии и она одна может спасти вас.
Своевременное вмешательство и искусное посредничество графа Игнатьева спасло Пекин от штурма и ускорило заключение мира между Китаем и союзниками. В Англии и Франции не должны забывать о той роли, которая принадлежала русскому посланнику в заключении Пекинских трактатов 1860 года.
В знак своей признательности за устройство мира, китайцы согласились на все главнейшие требования графа Игнатьева: китайское правительство признало и дополнило Айгунский договор 1858 года; весь Амурский и Уссурийский край были признаны принадлежащими России; русско-китайская граница на западе Китая изменена в пользу России; разрешено открыть консульство в Кашгаре; разъяснены пограничные вопросы; приобретены новые права и выгоды для русской торговли в Китае и пр.
Образ действий графа Игнатьева, увенчавшийся такими блестящими результатами для интересов России, несмотря на те огромные препятствия и трудности, которыми он был окружен, остается до сих пор программой русской политики в Китае, которая сводится к следующим основным положениям: внимательное изучение своебразной жизни и понятий китайцев, тесная дружба с Китаем и независимый образ действий в Китае среди других держав.
Подробности о деятельности графа Игнатьева в Пекине сообщены в недавно изданной (в Порт-Артуре) интереснейшей книге молодого автора – лейтенанта барона А. Буксгевдена, безвременно скончавшегося в Пекине летом 1902 года.
Ввиду вырождения и дряхлости Маньчжурской династии, ее шаткости и той непопулярности, которой она пользуется в китайском народе, ввиду даже возможного ее падения, – русской политике в Китае предстоит ныне весьма серьезное дело: зорко наблюдать за народными волнениями, которые уже давно тревожат юг Китая, и заблаговременно выработать определенный план действий – на благо китайского народа и в интересах России.
Третья часть. Мукден
И ли фу жень чжай
Фэй синь фу е
Ли бу шань е
И дэ фу жень чжай
Чжун синь юэ
Эр чэнь фу е.
Если покорять людей силою,
а не покорять сердцем, сила их не свяжет.
Если покорять людей добром,
они будут радоваться от сердца —
это будет искренняя покорность.
Мэнцзы
В Южной Маньчжурии
День Тезоименитства Царицы Марии Феодоровны – 22-е июля – был днем замечательных совпадений в истории русских военных действий 1900 года. В один и тот же день – в Тяньцзине русские и союзные войска начали решительное наступление на Бэйцан и Пекин; в Северной Маньчжурии русские заняли Айгунь, а в Южной Маньчжурии русские бомбардировали и взяли Инкоу.
Говоря о порте Инкоу, называемом иностранцами обыкновенно Ньючжуаном, англо-китайские и англо-японские газеты очень часто замечают, что Россия коварно и самовольно захватила договорный порт и, официально обещавшись возвратить его Китаю при утверждении в нем законного порядка вещей, по-видимому, «забыла о своем обещании».
Хотя со времени занятия Россией Инкоу прошло 2 года, однако едва ли хоть одна иностранная газета станет утверждать, что всеми ожидаемый и лелеемый законный порядок вещей в Китае уже утвержден или может быть так скоро достигнут. Пока же в городах Внутреннего Китая находится хоть один солдат иностранных экспедиционных или оккупационных корпусов, для России не представляется, конечно, никаких оснований выводить свои войска из Инкоу, который не только имеет огромное военно-стратегическое значение для Маньчжурии, но и является одним из конечных пунктов выстроенной нами Китайской Восточной железной дороги.
Кроме того, иностранные газеты, вероятно, недостаточно осведомлены относительно того, что, благодаря быстрому занятию Инкоу Россией, не только порядок не был нарушен в этом порту, вследствие чего международная торговля могла беспрепятственно продолжаться, но и сами иностранцы, живущие в этом городе и напуганные действиями боксеров и китайских властей, просили русского консула А. Н. Островерхова о скорейшем занятии Инкоу Россией.
После падения Тяньцзина 30 июня 1900 года, часть китайских войск отступила по направлению к Бэйцану, где и укрепилась, а другая часть вместе с боксерами ушла в Лутай и Шанхай-Гуань, откуда стала угрожать Инкоу.
Боксеры, свирепствовавшие по всей Маньчжурии, в большом количестве вошли в китайский квартал Инкоу и возбуждали китайское население против иностранцев.
К половине июля положение дел в порту стало весьма тревожным. Иностранное население охранялось русской охранной стражей полковника Мищенко, канонерской лодкой «Отважный», которой командовал капитан 2 ранга Клапье де Колонг, и двумя японскими канонерками.
13 июля полковник Мищенко вышел на рекогносцировку пути в Гайчжоу (Кайджоу), по которому должны были бежать китайские войска, разбитые нами в Сюньечене (Синьючене). Встретив на пути китайскую импань, Мищенко потребовал выдачи оружия. Так как китайский командир отказался выдать оружие, то Мищенко приказал бомбардировать импань, из которой китайские солдаты бежали в китайскую часть Инкоу.
Первое столкновение с китайскими регулярными войсками возле Инкоу вызвало панику среди населения. Тысячи китайцев стали выселяться на джонках. Китайские солдаты, бежавшие в город, начали его грабить, и, только благодаря энергичным мерам, принятым даотаем, грабежи были прекращены.
Китайские военные власти потребовали подкреплений, которые в тот же день пришли в Инкоу из Тяньчжуантая и Эрдагоу. Нападения со стороны китайских солдат или со стороны боксеров на иностранный участок можно было ожидать ежеминутно. Железная дорога, соединяющая Инкоу с Дашицяо (Ташичао) и Порт-Артуром, была испорчена китайцами. Наконец, был уничтожен и телеграф, и Ньючжуан оказался совершенно отрезан от сообщения с Артуром.
Положение иностранцев стало еще более опасно, когда подполковник Карпенко, стоявший в русском поселке с 2 ротами 7-го Восточно-Сибирского стрелкового полка и 2 орудиями, был вызван в Ташичао, где произошло вооруженное столкновение отряда полковника Домбровского, командира 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, с китайскими войсками.
Встревоженные положением вещей, иностранные консулы явились к русскому консулу Островерхову и выразили просьбу, чтобы русские немедленно приняли решительные меры и охранили город от нападения китайцев. На вопрос А. Островерхова, не будут ли они иметь что либо против, если русские войска войдут в Инкоу, все консулы ответили, что не только ничего не имеют против, но даже просят об этом.
А. Н. Островерхов и командир «Отважного» Клапье де Колонг решили немедленно отправить в Порт-Артур миноносец, на котором поехал секретарь русского консульства X. П. Кристи с донесениями к вице-адмиралу Е. И. Алексееву о необходимости принять экстренные меры.
У берегов Желтого моря русские войска в то время уже дрались на два фронта: в Чжилийской провинции, под начальством генерала Линевича, и в самой южной оконечности Южной Маньчжурии – на Ляодуне, под начальством генерала Флейшера и полковников Домбровского и Мищенко. Порт-Артур, как центральный и опорный стратегический пункт, нуждался в особой охране.
Хотя для такого большого боевого фаса русских войск было недостаточно, однако адмирал Е. И. Алексеев решил помочь Ньючжуану и отправил туда еще канонерку и десант, которые прибыли в назначенный пункт 17 июля.
22 июля
Положение в Инкоу стало еще тревожнее.
Китайский даотай, управлявший портом, не постеснялся вывесить на улицах города подложную прокламацию Мукденского цзянцзюня, в которой народ призывался к изгнанию и истреблению иностранцев. Даотай уже давно получил эту прокламацию против иностранцев, но не решался показать ее народу. На улицах появились и другие прокламации, которые возвещали об избиении иностранцев, причем головы их оценивались в 25 лан, но головы русских были оценены в 50 лан, т. е. 70 рублей. Это для русских могло быть даже лестно.
Для охраны иностранной части города была построена баррикада, возле которой поставлены русские часовые. Китайцы выстроили напротив свою баррикаду и поставили в разных местах своих часовых. Число китайских солдат в городе было увеличено до 2 тысяч.
17 июля даотай разослал консулам письмо, для обсуждения которого было назначено заседание консулов. Даотай сообщил, что, согласно приказанию Мукденского цзянцзюня, он должен войти в соглашение с консулами и потребовать, чтобы иностранцы не производили никаких военных действий ближе 30 ли (15 верст) от города. Это обозначало, что русские должны были удалить из Ньючжуана свои войска и военные суда. К счастью, в тот же день пришли на нашей канонерской лодке «Гремящий» войска и одна рота стрелков 7-го полка была поставлена для охраны иностранного участка.
Об охране и безопасности города более всего хлопотал японский консул Танабе. Из этого, а также из других фактов можно вывести заключение, что, в случае если бы русские вовремя не подали военной помощи Инкоу, этим делом занялись бы японцы и прислали бы свои войска из Японии для занятия этого порта, с которым они ведут большие коммерческие дела.
22 июля европейская часть Инкоу была неожиданно встревожена выстрелами боксеров и китайских солдат, которые в числе около 2 тысяч человек решились сделать нападение на иностранцев.
К счастью, благодаря тому, что русские войска вовремя прибыли из Дашицяо (Ташичао), атака китайцев была быстро отражена. В деле принимали участие: 4 роты, полубатарея, казаки, охранная стража и морской десант с «Отважного» и «Гремящего», под командою лейтенанта Плена, – всего около 1000 человек. Военными действиями командовал генерал Флейшер.
Наши потери были ничтожны: 3 ранены и 1 контужен.
Городской вал и форты, с которых китайцы пытались обстреливать европейцев, были бомбардированы нашими канонерками «Отважный» и «Гремящий». Обе японские канонерки не принимали участия в бомбардировке, но выслали свой десант для охраны своего консульства и прилегающей части города.
К вечеру даотай, китайские власти и все солдаты и боксеры (из них было перебито несколько десятков человек) бежали. Наши войска заняли город, поставили свои караулы и подняли военный флаг над китайской морской таможней.
23 июля, на рассвете, на крейсере 2 ранга «Забияка» в Инкоу прибыл главный начальник Квантунской области вице-адмирал Алексеев.
Три недели перед тем, когда был взят Тяньцзин, адмирал Алексеев, совместно с другими союзными командирами, вводил гражданское управление, порядок и спокойствие в китайских кварталах занятого союзниками города.
Та же задача предстояла адмиралу в Инкоу, но только здесь вопрос весьма усложнялся дипломатическими затруднениями, ввиду того что Инкоу представляет открытый и договорный порт, занимая который Россия должна была действовать на свой риск, имея дело с международными трактатами, ревниво настроенными иностранными консулами и англо-китайской морской таможней.
Однако все затруднения были искусно устранены.
Прежде всего адмирал Алексеев издал к китайским жителям успокоительную прокламацию, в которой приглашал их вернуться к мирным занятиям и оказывать содействие русским властям.
К иностранным консулам адмирал Алексеев обратился с циркулярным письмом, в котором сообщал, что занятие русскими Инкоу имеет исключительно временный характер, причем адмиралом было дано уверение, что права иностранцев ни в чем не будут нарушены.
Это письмо произвело самое лучшее впечатление на всех консулов, которые успокоились относительно дальнейших намерений России в Инкоу, сообщили, что доведут до сведения своих правительств наши заявления, и обещали оказывать полное содействие временному русскому управлению в Инкоу.
Когда по приказу генерала Флейшера над китайской таможней был спущен китайский флаг и поднят русский, английский консул выразил свой протест, заявляя, что таможенное здание есть частная собственность английского подданного сэра Роберта Гарта, вследствие чего он находит, что русский флаг поднят незаконно. Так как прекращение деятельности таможни совершенно не могло входить в наши интересы, которые, напротив, требовали сохранения самых дружественных отношений с иностранцами в Инкоу, то адмирал Алексеев обратился к заведующему таможней комиссару Баура с письмом, в котором просил его по-прежнему управлять таможней, так как русские власти не намерены входить в ее внутреннее устройство и распорядки и желают, чтобы дела в ней велись, как и раньше. Ввиду бегства даотая, который имел право контроля над денежной отчетностью таможни, адмирал признал справедливым, чтобы было назначено специальное русское лицо, которое приняло бы на себя эти функции даотая, со званием товарища комиссара – «co-commissioner».
Таможенный комиссар г. Баура не согласился сразу на русские предложения и ответил, что он желает представлять отчетность непосредственно временному управлению Инкоу и, кроме того, окончательные инструкции он должен получить от своего таможенного начальства в Шанхае.
Адмирал Алексеев поручил своему дипломатическому чиновнику И. Я. Коростовцу лично переговорить с господином Баура и подробно выяснить, что русские нисколько не покушаются ни на дела таможни, ни на ее внутреннюю организацию, но желают, чтобы она как можно скорее возобновила свою деятельность. Г-н Коростовец указал, какие выгоды может иметь таможня, если она не приостановит своих дел при новом русском управлении, и так удачно повел переговоры, что г. Баура принял все наши предложения. Впоследствии главное управление англо-китайских таможен в Пекине вполне одобрило г. Баура за то, что Инкоуская таможня не прекратила своей деятельности, и признало русский образ действий совершенно целесообразным и правильным.
Вопрос о русском флаге над англо-китайской таможней был улажен также удачно. Адмирал Алексеев поручил разъяснить, что так как русские временно заместили бежавшие китайские власти, то они тем самым имеют полное право спустить китайский флаг с таможни, являющейся китайским казенным учреждением, и поднять русский флаг, и что этим нисколько не затронуты частные права собственности английского подданного сэра Р. Гарта.
Английский консул и таможенный комиссар нашли эти объяснения совершенно правильными – и русский таможенный флаг развевается над таможней поныне.
Когда в 1895 году, в войне с Китаем, японцы заняли Инкоу, они первым долгом упразднили англо-китайскую императорскую морскую таможню, назначили своих чиновников-японцев и сами собирали пошлины с китайцев и судов, посещающих Инкоуский порт.
Хотя Россия и не объявляла войны Китаю, но силою обстоятельств она была вынуждена занять Инкоу для охраны жизни и имущества своих и иностранных подданных. Россия, по праву войны, могла поступить с Инкоу так же, как поступили японцы, и ввести русскую таможню с русскими чиновниками.
Не желая возбуждать конфликта с иностранцами и прерывать деятельность таможни, с одной стороны, а с другой – желая подтвердить принцип временного занятия порта, адмирал Алексеев признал необходимым сохранить китайскую императорскую таможню в полном ее объеме и правах, причем он вошел в соглашение с г. Баура, что следующие требования России будут соблюдены: 1) отчетность таможни будет контролироваться русским чиновником; 2) комиссар и все служащие в таможне подчиняются русской власти; 3) функции бывшего Хайгуаньского банка, имевшего дела с таможней, будут возложены на отделение Русско-Китайского банка в Инкоу, в котором в качестве депозита будут храниться доходы таможни.
Представителем и для контроля со стороны России – для китайской императорской таможни был назначен г. Шмидт, один из чиновников Русско-Китайского банка.
В Инкоу существовала туземная таможня, управлявшаяся китайскими чиновниками и взимавшая пошлины с джонок (ластовый сбор) и с товаров. Так как все эти чиновники бежали во главе с даотаем, то адмирал Алексеев возложил на русских чиновников сбор пошлин с китайских судов, каковые сборы были обращены в средства русского инкоуского градоначальства.
Одновременно с устройством таможенных вопросов, имевших международное значение, адмирал Алексеев энергично взялся за утверждение в Инкоу временного русского управления, которое обеспечивало бы мир, порядок и безопасность всем жителям и оберегало бы русские интересы на этой окраине.
Насколько быстро велись работы по составлению проекта инкоуского управления, можно в достаточной степени судить по тому, что 27 июля, через 4 дня после занятия Россией Инкоу, адмирал Алексеев утвердил «Положение о временном Императорском Российском управлении портом Ньючжуан-Инкоу», выработанное А. Н. Островерховым и И. Я. Коростовцем.
Новое управление получило наименование градоначальства.
Во главе управления портом поставлен градоначальник, назначаемый главным начальником Квантунской области и утверждаемый Высочайшей властью.
При градоначальнике образован совет, в качестве совещательного органа, в состав коего входят: комендант, представитель консульского корпуса, представитель иностранных торговых фирм, представитель китайских торговых палат, таможенный комиссар (от китайской морской таможни) и заведующий санитарной частью.
Для выяснения нужд городского и торгового населения при градоначальнике образована дума из представителей местного купечества.
Для заведования отдельными отраслями управления назначены:
1) Полицмейстер.
2) Податной инспектор и казначей.
3) Городской судья.
4) Заведующий санитарной частью.
5) Переводчики.
Находящиеся в городе войска состоят в ведении коменданта, на которого, кроме того, возлагается охрана города и обеспечение правильного торгового движения сухим путем и по реке Ляохэ.
Градоначальнику предоставлено право издавать обязательные постановления, облагать туземцев налогами и сборами, распоряжаться движимым и недвижимым имуществом, принадлежавшим китайскому правительству, утверждать расходование сумм, отпущенных или поступающих на содержание управления и благоустройство города, и сноситься с иностранными представителями.
Для поддержания порядка на реке Ляохэ и среди китайских джонок назначена брандвахта, в составе офицера и нижних чинов, которым вменено в обязанность не допускать в город джонок с оружием, китайскими солдатами и военными припасами. Податной инспектор (он же казначей) занимается сбором с китайского населения как обычных налогов и податей, так и тех, которые могут быть вновь установлены градоначальником.
Судебная часть вверена русскому городскому судье и иностранным консулам на следующих основаниях.
Дела между русскими, китайцами и иностранцами, не имеющими здесь своих консульских представителей, а также дела, возникающие по обвинению полицией, разбираются городским судьей, который руководится кодексом смешанных судов в Китае.
Дела между иностранцами, имеющими в Инкоу своих консулов, разбираются соответствующими консулами.
Дела по обвинению иностранцев китайцами разбираются подлежащими консулами.
Дела по обвинению китайцев иностранцами разбираются городским судьею.
Китайцы, обвиняемые в тяжких уголовных преступлениях, грабежах, военной контрабанде и пр., подлежат ведению военного суда. Все начальники отдельных отраслей управления назначаются и увольняются главным начальником Квантунской области.
Иностранцы и китайцы могут быть приглашаемы на службу градоначальником. Средствами градоначальства являются доходы от сборов с китайцев и доходы китайского отделения морской таможни, ведающего сборами с китайских джонок и товаров.
Адмирал Алексеев назначил градоначальником Инкоу русского консула, незадолго перед тем прибывшего в этот город, – A. H. Островерхова.
Выбор оказался в высшей степени удачен и оправдал не только надежды и доверие русских, но и иностранного населения, которое было чрезвычайно встревожено необыкновенными событиями, разразившимися над Инкоу. Знание новых языков, знакомство с местными условиями и прекрасные отношения, ранее существовавшие между иностранцами и г. Островерховым, давали ему возможность справляться с трудной задачей – первого русского градоначальника в международном договорном порте, имеющем «открытые двери». А. Островерхов управлял городом 15 месяцев. Его преемником был назначен капитан 2 ранга Эбергард.
Приказом адмирала Алексеева командир канонерской лодки «Отважный» капитан 2 ранга Клапье де Колонг был назначен комендантом порта Инкоу. Благодаря его дипломатическому такту, стойкости и энергии в действиях, русские интересы в Инкоу нашли в лице капитана Колонга ревностного поборника. Он сумел поддерживать наилучшие отношения не только с иностранцами, но и с китайцами, которые оказали разные почести капитану Клапье, при его отъезде из Инкоу.
На почетном шелковом знамени китайцы вышили следующую надпись в честь отъезжавшего коменданта:
«Великого Русского Царя – начальнику сил морских, сухопутных, пушечных и лошадиных: ваше строгое приказание облагодетельствовало много бедного народа».
Когда китайцы услышали и увидели, что русские вносят в Инкоу, брошенный китайскими властями, определенное управление и твердый порядок, они стали успокаиваться и снова возвращаться в свои покинутые фанзы. По Ляохэ и с моря стали снова прибывать джонки с товарами. К русской власти китайцы сразу стали относиться с полным доверием и даже начали просить, чтобы к их домам и магазинам ставились русские караулы, за что они хотели платить особое вознаграждение.
Первым полицеймейстером Инкоу был назначен штабс-капитан Пересвет-Солтан, занявший затем должность правителя канцелярии градоначальника. Затем полицеймейстером этого порта состоял поручик Стравинский.
Для сохранения порядка и безопасности в городе была образована полиция из 75 стрелков, из которых один старший. Кроме того, назначены четыре околоточных надзирателя.
Так как подобная охрана была бы недостаточна для города, занимающего до 4 кв. верст и имеющего многочисленное население (до 100 тысяч жителей летом), то полицмейстер Стравинский образовал особую китайскую милицию, содержимую на счет местных купцов. Милиция теперь состоит из 200 пеших и 30 конных охранников, вооруженных разным старым китайским оружием, достаточным против китайских воров и грабителей.
Кроме того, в интересах безопасности, китайцам было воспрещено гулять по улицам с 9 часов вечера и до рассвета.
Еще в первые дни пребывания адмирала Алексеева в Инкоу, к нему явилась депутация из китайских богатых купцов и знатных горожан, которые принесли ему благодарность китайского населения за водворение порядка в брошенном властями городе и просили на будущее время покровительства и охраны.
В течение года китайцы имели много случаев убедиться, что русская власть умеет не только быстро брать города, но и вносить в них порядок, суд, расправу и давать надлежащую поддержку и защиту интересам трудового населения.
По приказанию адмирала Алексеева экспедиция подполковника Генке и лейтенанта Козлянинова спустилась вниз по реке Ляохэ, рассеяла гнездо речных разбойников-хунхузов и привела караван, состоявший из нескольких тысяч китайских джонок с товарами. Борьба с речными хунхузами ведется до сих пор. Можно считать, что главные хунхузские конторы, облагавшие своею данью джонки по реке Ляохэ, – ныне уже уничтожены.
Другим вниманием русской власти к нуждам туземцев было понижение пошлин. Когда при морской таможне было образовано русско-китайское отделение для сбора пошлин с китайских джонок, то пошлины взимались согласно тарифу морской таможни. Оказалось, что этот тариф по некоторым статьям выше тарифа, установленного для джонок китайскими властями, хотя в сумме пошлины, собиравшиеся даотаем, были гораздо выше, так как китайские чиновники вообще собирали налоги хищнически и нередко увеличивали их произвольными поборами. Весною 1900 года китайские купцы обратились с ходатайством к русским властям о понижении пошлин до уровня китайского «даотайского» тарифа.
По представлению финансового комиссара Квантунской области И. Н. Протасьева, адмирал Алексеев приказал, чтобы со всех ввозных и вывозных товаров пошлины взимались по прежнему китайскому тарифу.
Неудивительно, что китайцы, живущие в Инкоу и получающие большие доходы от пребывания русских, ценят русское управление городом и подносят русским разные почетные зонтики, знамена и пр., – и не слышно, чтобы они мечтали о скором возвращении в Инкоу бежавших китайских мандаринов.
Говоря о культурной деятельности русских в Инкоу, необходимо отметить плодотворные труды двух лиц, последовательно занимавших должность городского судьи в Инкоу, – капитана А. Н. Разумовского и капитана А. Д. Дабовского, которые с честью носили имя русского судьи и содействовали поддержанию порядка, согласия и добрых отношений между русскими, иностранцами и китайцами в этом порту.
Следует также упомянуть, что энергией местных русских военных властей при управлении 1-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады была воздвигнута первая православная церковь в Инкоу – в бывшей китайской кумирне.
Одновременно с военным занятием Южной Маньчжурии шло и научное ознакомление с краем. Ныне в степях, городах и дебрях Маньчжурии работают русские военные топографы и нередко под выстрелами хунхузов составляют карту трех великих провинций Маньчжурии: Мукденской, Гиринской и Хэйлунцзянской. Лейтенант Л. Л. Козлянинов, который, будучи командиром миноносца № 208, уже изучал реку Ляохэ в 1900 г., весною следующего года проехал на джонках эту реку от города Тунцзякоу, у границ Монголии, мимо Телина, до ее устья и, несмотря на тяжелые условия путешествия, весенние дожди, холода и ветры, не стесняясь присутствием больших отрядов хунхузов, которые постоянно тревожили джоночные караваны, он сделал гидрографическую съемку реки, определил астрономически 38 пунктов и производил попутно речной промер.
В июне 1901 г., приказанием адмирала Алексеева, лейтенант Козлянинов был назначен командиром парохода «Самсон» и получил приказание как можно выше подняться по реке Ляохе. 27 июня устье реки Хунхэ, впадающей в Ляохэ, на 130 верст выше Инкоу, впервые увидело русское паровое судно, пришедшее под Андреевским флагом. Подходя к реке Хунхэ, лейтенант Козлянинов встретил скопище хунхузов, открыл огонь и быстро рассеял их. 10 хунхузов и их 3 лошади были убиты. Остальные бежали. Таким образом, «Самсон» был первым судном, которое углубилось так далеко внутрь страны, без карт и лоцманов, исключая карты, составленной самим же Козляниновым.
В течение навигации 1901 года «Самсон» несколько раз подымался по Ляохэ и охранял на реке порядок и свободное движение джонок. Гидрографический труд лейтенанта Козлянинова осветил великую реку Ляо – важнейшую торгово-политическую и стратегическую водную артерию Южной Маньчжурии.
С 1 января 1901 года русская таможня (русско-китайское отделение морской таможни) подчинена ведению финансового комиссара в Порт-Артуре И. Н. Протасьева.
Русская таможня была организована по образцу морских таможен в Китае, устройство которых является наиболее соответствующим требованиям местной, весьма своеобразной торговли, благодаря чему за первый отчетный год русская таможня в Инкоу всего собрала 395 049 рублей.
Вся эта сумма обращена в доходы градоначальства, благодаря чему расходы по содержанию русской администрации в Инкоу были покрыты вполне.
Если бы Россия заняла в 1900 году и китайскую морскую таможню, т. е. сделала то, что сделала Япония в 1895 г., то Инкоу давал бы России ежегодного дохода около 1 400 000 руб. За два года Инкоу так обрусел под русским управлением и русские так много сделали для его благосостояния, что возвращение его Китаю было бы равносильно потере целого русского города и миллионного порта, являющегося торгово-политическим ключом в Маньчжурию.
13 сентября
Возвращаясь из Тяньцзина в Порт-Артур, я снова приехал по железной дороге в Тонку. Здесь, в тылу действующей международной армии, русские и другие союзники трудились не меньше, чем в авангарде – в Тяньцзине и Пекине. В устье Пэйхо ежедневно совершалась весьма важная и трудная работа по доставлению войск, боевых припасов и продовольствия с военных и коммерческих судов на рейде – в Тонку и далее на театр военных действий. Благодаря неизменному волнению на рейде Таку, благодаря отмели в устье реки, постоянным отливам, приливам и сильным ветрам, эта переправа с моря на берег требовала очень много трудов, забот и бдительности. Хозяевами положения в Таку все время были русские, благодаря тому, что комендантом Таку был назначен, по выбору адмиралов союзной эскадры, адмирал Веселаго, которому пришлось вынести на себе все это тяжелое и сложное дело организации десантов – в самое горячее боевое время, в течение июня и июля 1900 года, и в таком важном стратегическом пункте, каковым является устье Пэйхо-Таку. Адмирал Веселаго был, кроме того, назначен начальником отряда судов всех союзных держав в реке Пэйхо.
Вступив в комендантство над Таку, адмирал Веселаго прежде всего озаботился приведением укреплений Таку в боевую готовность, что представляло большие затруднения, вследствие того что большинство орудий на фортах было подбито. Для целей перевозки десантов адмирал Веселаго воспользовался буксирными пароходами, а также найденными в Тонку железными баржами, выброшенными на берег ветром. По приказанию адмирала эти суда были исправлены, что дало возможность перевозить не только русские войска, но и десанты союзников, которые неоднократно обращались к содействию русского адмирала.
Китайское адмиралтейство в Тонку, захваченное русскими, было спасено от разграбления и приведено в полный порядок. Русские морские власти возобновили в адмиралтействе работы, которые стали производиться нашими командами и бывшими китайскими мастеровыми. Китайцам за работу выдавался рис, захваченный нами в Тонку. Как во время военных действий, так и впоследствии, это адмиралтейство служило большим подспорьем для русских и иностранных военных судов, выполняя для них различные работы.
По распоряжению русского коменданта, наши лодки «Бобр» и «Сивуч» и две германские лодки обстреляли китайскую импань, находившуюся в 1 1/2 верстах от Тонку и вооруженную 15 орудиями. Германский десант под командою капитана 2 ранга Поля взял импань, уничтожил орудия и захватил другую импань, в которой китайцы хранили более 10 000 ящиков пороха и около 1000 ящиков пироксилина и динамита. Так как соседство такого огромного количества взрывчатых материалов было чрезвычайно опасно для фортов и станции Тонку, то командиру «Манджура», капитану 2 ранга Эбергардту, было поручено уничтожить эти запасы. Это трудное дело было выполнено в 10 дней.
Таким же образом, по распоряжению адмирала Веселаго, английский контрминоносец «Fame», имевший наименьшую осадку среди других судов соединенного отряда, уничтожил форт Коку, расположенный в 12 верстах выше по Пэйхо и своими орудиями мешавший беспрепятственному движению по реке между Тонку и Тяньцзином.
Местность вокруг Тонку была долгое время неспокойна. В окрестных деревнях бродили вооруженные отряды боксеров и китайских солдат. До начала июля все военные суда, стоявшие в устье Пэйхо, днем и ночью были готовы к бою, а люди по ночам спали у орудий, не раздеваясь, ожидая нечаянного нападения.
27 июля начальник нашей Тихоокеанской эскадры вице-адмирал Гильтебрандт, по случаю своей болезни, уехал в Россию и заместителем его в командовании эскадрой был назначен адмирал Веселаго. Комендантом Таку был временно назначен капитан 1 ранга Доможиров, который продолжал поддерживать с иностранцами такие же дружественные отношения, какие были установлены его предшественником. Комендантским штаб-офицером при адмирале Веселаго состоял лейтенант Балкашин.
Полное прекращение военных действий в устье реки Пэйхо последовало со времени взятия крепости Бэйтан.
После занятия Лутая, генерал Церпицкий вместе со своим отрядом вернулся обратно в Бэйтан.
Читать бесплатно другие книги:
