У стен недвижного Китая Янчевецкий Дмитрий

Китайцы заметили подходившие к форту десанты и сейчас же открыли по ним огонь из орудий и ружей.

Русские и иностранцы стали немедленно обстреливать прислугу у китайских орудий и китайцев, стрелявших из-за гребня вала на форту.

Англичане и русские, перебегая и снова залегая, быстро подвигались к воротам. Было 5 часов утра. Цепи добежали до широкого рва, наполненного водою, и остановились.

Поручик Станкевич с подпоручиком Янчисом, тремя унтер-офицерами и двумя стрелками бросились к воротам, ворота взломали прикладами, влетели в форт, наполненный китайцами, и изнутри первыми взобрались на стену.

Японцы, бывшие позади соединенного отряда, стремительно побежали вперед, обогнали весь отряд и вслед за русскими бросились на форт. Весь соединенный отряд кричал «ура» и бежал. Все стремились первыми проникнуть в ворота.

Ошеломленные китайцы собрались с духом и встретили японцев – своих давнишних непримиримых врагов – жестоким ружейным огнем. Японский командир капитан Хаттори всего несколько шагов не добежал до ворот и упал убитый. Юный лейтенант Шираиши сейчас же занял место своего погибшего храброго товарища и ворвался с японцами внутрь форта. Убегая, китайцы успели навести на японцев одно орудие. Японский матрос стал подымать на китайском флагштоке японский флаг Восходящего Солнца и упал убитый. Подбежали англичане, и так как у них в запасе всегда было много своих флагов, то английский флаг взвился первым над китайским фортом. У русских в нужную минуту обыкновенно ничего не оказывалось, кроме храбрости. И поэтому Станкевич прибил к флагштоку погон унтер-офицера своей роты.

В 5 часов 30 минут утра, когда союзники увидали на Северо-западном форту английский флаг, радостное «ура» прогремело со всех лодок.

В 6 часов утра все лодки снялись с якоря и пошли вниз по реке, чтобы бомбардировать Южный и Новый форты.

Заняв Северо-западный форт, союзный десант бросился атаковать следующий, Северный, форт, из которого китайцы уже бежали в смятении. Форт был живо занят союзниками. Снова взвился английский флаг. Один австрийский артиллерист так искусно повернул китайское орудие на Южный форт, что, после первого же выстрела, на форту раздался оглушительный взрыв и пороховой погреб взлетел на воздух. Уцелевшие от взрыва китайцы бросились в бегство, но попадали под пули пулеметов Максима, которые безостановочно стучали на марсах «Гиляка».

Десанты в лодках переправились через Пэйхо. В 6 часов 30 минут утра были заняты оба южные форты. Русский флаг был водружен на Южном форту; германский и австрийский – на Новом; японский – на Северном; британский и итальянский – на Северно-западном.

Наши миноносцы не бездействовали. Лейтенант Славинский с командою матросов с одного из миноносцев занял китайское адмиралтейство и поднял на нем русский флаг. Лейтенанты Эшапар и Бахметов со своими миноносцами сперва наблюдали за китайским крейсером «Хай Тен», а затем перевозили десанты через Пэйхо для занятия южных фортов.

Китайские истребители миноносцев, взятые в плен, были распределены между Россией, Англией, Францией и Германией.

Занятый нами миноносец был окрещен именем первой жертвы Такуского боя: «Лейтенант Бураков».

Комендант Ло до последних сил отстаивал вверенную ему крепость. На всех взятых фортах у орудий были найдены храбрые защитники с оторванными руками, ногами и головами. Вдоль парапета повсюду валялись китайские стрелки и артиллеристы. Повсюду бетонные стены фортов были побиты, поломаны и взорваны европейскими снарядами – всюду были видны кровавые следы жестокой канонады европейских лодок.

Видя свое бессилие и не желая живым уйти из вверенной ему, но павшей крепости, генерал Ло, по долгу китайского военачальника, принял золото и скончался в мучениях.

Заведование занятыми нами мастерскими в китайском адмиралтействе было поручено энергичному моряку, знающему китайский язык, мичману Редкину.

Царский привет

Когда вице-адмирал Алексеев донес по телеграфу Его Императорскому Величеству Государю Императору о взятии крепости Таку и о понесенных нами потерях, Государь осчастливил свою Тихоокеанскую эскадру следующим всемилостивейшим ответом:

«Поздравляю с успешным делом. Скорблю о потерях. (Надеюсь, за ранеными уход хороший.) Передайте Мою горячую благодарность капитану Добровольскому, командирам и офицерам “Корейца”, “Гиляка” и “Бобра” и сердечное спасибо молодцам, нижним чинам этих лодок.

Николай».

По прочтении рапортов командиров канонерских лодок «Бобр», «Гиляк», «Кореец» и поручика 12-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Станкевича о взятии фортов Таку, Государю Императору благоугодно было собственноручно начертать следующие высокомилостивые слова:

«Прочел рапорты с искренним чувством гордости».

Милостивое участие Государя Императора к Его морякам и стрелкам на Дальнем Востоке в тяжелые дни их службы ободрило их к новым трудам и подвигам.

Отряд генерала Стесселя

Когда в Порт-Артуре 4 июня было получено известие о взятии фортов Таку, адмирал Алексеев в тот же день отправил из Порт-Артура на театр военных действий второй отряд под начальством начальника 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады. На судах Тихоокеанской эскадры и на зафрахтованных пароходах были перевезены в Таку 4 и 5 июня: 9-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, полубатарея 2-й батареи Восточно-Сибирского стрелкового артиллерийского дивизиона, полубатарея пулеметов и 3-я сотня 1-го Верхнеудинского полка.

Всего под начальством генерала Стесселя было: 1596 штыков, 4 орудия, 4 пулемета и 47 казаков. Отряд прибыл в Таку 6 июня. В тот же день в Таку были высажены 2 германских роты 3-го морского батальона из Кяочао; 550 нижних чинов английской морской пехоты из Вэйхайвэя; 200 американцев и 100 японцев.

7 июня, около 7 часов утра, в Тонку благополучно прискакали казаки с донесениями от полковника Анисимова из Тяньцзина.

В тот же день генерал Стессель отправил в Тяньцзин под командою полковника Савицкого, временно командовавшего 9-м полком, соединенный отряд, состоявший из 4-й, 5-й роты и части 8-й роты 9-го полка, из 130 американцев с 2 орудиями, всего 589 штыков. Около половины пути отряд проехал по железной дороге. Далее путь был разрушен, и союзники пошли вдоль полотна в походном порядке, но в нескольких верстах от Тяньцзина попались в засаду. Они были неожиданно окружены с трех сторон китайцами, которые засели в роще и стали обстреливать их жестоким огнем. Восточный арсенал около Тяньцзина также направил по ним свои орудия. Союзники принуждены были отступить. Американцы бросили 1 орудие и 2 убитых солдат, тела которых были схвачены и изуродованы китайцами. У русских был убит 1 стрелок и 6 ранено.

Эта схватка союзников с китайцами была замечена англичанами с их муниципальной башни в Тяньцзине. Об этом они сейчас же донесли Анисимову, который выслал на разведку казаков. Как уже известно, казаки не могли пробиться к Савицкому и вернулись в Тяньцзин с ранеными и убитыми.

9 июня генерал Стессель решил сам двинуться со всем отрядом на освобождение Анисимова и Тяньцзина. К русским присоединились англичане, германцы, американцы, японцы и итальянцы в количестве 900 человек Пол пути было сделано по железной дороге, затем русские и германцы двинулись походом, занимая правый фланг, остальные союзники шли на левом.

Однако китайские войска, бежавшие из Таку и прибывшие из Бэйтана, Лутая и Тяньцзина, решили оказать самое упорное сопротивление, чтобы не допустить союзников до соединения с международным отрядом, осажденным в Тяньцзине. Пули и гранаты встречали союзников из каждой китайской деревни, которая им попадалась по пути и которую им приходилось брать с боя. Все деревни, бывшие по пути от Тонку до Тяньцзина, были союзниками выжжены и уничтожены. Весь левый берег Пэйхо, изобиловавший до сих пор деревнями, полями и огородами, был обращен в пустыню.

Упорный огонь китайцы открыли по союзникам возле станции Цзюньлянчэн. Германцы, которые шли рядом с русскими под командою бравого майора Криста, дрались как львы и выказали себя истинными боевыми товарищами. Русских было убито 7 и ранено 36. У германцев убит лейтенант Фридрих, убито 7, ранено 25.

Здесь же, в Цзюньлянчэне, к отряду присоединились капитан Гембицкий и поручик Воздвиженский, которые с 3-й ротой 12-го полка и одним французским орудием, окруженные китайцами, целую неделю продержались на этой станции, отрезанные и от Тяньцзина и от Тонку.

10 июня, в 3 часа дня, соединенный отряд генерала Стесселя соединился с отрядом полковника Анисимова. Европейцы, осажденные в Тяньцзине, были таким образом освобождены и получили возможность выехать из Тяньцзинских концессий.

Всего в международном отряде генерала Стесселя, при движении на Тяньцзин, союзники потеряли 224 человека ранеными и убитыми. Генерал Стессель со всем отрядом, к которому был присоединен и отряд полковника Анисимова, расположился лагерем вне города, на левом берегу реки Пэйхо, за городским валом, на ровном, открытом, сухом и здоровом месте. Когда в лагерь стали долетать гранаты с китайских позиций, лагерь был несколько передвинут. Но от китайских пуль, которые летали отовсюду из предместий Тяньцзина и соседних деревень, трудно было уберечься. От Пэйхо и сеттльмента лагерь был в одной версте, а от ближайших китайских позиций – в 2–3 верстах.

10 июня в Тонку прибыл 10-й Восточно-Сибирский стрелковый полк. 3-я батарея Восточно-Сибирская стрелковая артиллерия дивизиона и роты английских полков: Вэйхайвэйского, Гонконгского и валлийские стрелки.

Когда людей 10-го полка на баржах перевозили по реке Пэйхо в Тонку, не обошлось без крушения. На крутом повороте реки буксируемая баржа сильным течением реки была отброшена в сторону и ударилась о «Корейца». Получив пробоину, баржа стала быстро тонуть. Люди и лошади спаслись вплавь, но несколько патронных ящиков и около полутораста винтовок затонуло. Одна рота 10-го полка оказалась, благодаря этому происшествию, обезоруженной и была оставлена в Тонку до тех пор, пока не получила оружие от убитых и выбывших из строя стрелков.

К 11 июня в Тяньцзине собралось всех союзных сил: 5300 человек пехоты, из них 2819 русских, 157 человек конницы и 33 орудия: одно осадное, 10 полевых и 22 пулемета и мелкого калибра.

Всего же в Тонку к этому времени было высажено: русских – сухопутных 3500, матросов 235; японцев – сухопутных 1050, матросов 600; германцев 1340, англичан 570, французов 420, американцев 335, итальянцев 138 и австрийцев 26.

Включая гарнизон Тяньцзина в 1800 человек – всего в распоряжении союзников было от устья Пэйхо до Тяньцзина 9100 человек.

11 июня в Тяньцзине было получено письмо от адмирала Сеймура, сообщавшего, что он осажден китайцами в арсенале Сику, в трех верстах от Тяньцзина. Письмо было принесено китайцем-христианином. В тот же день генерал Стессель отправил на выручку Сеймура и его экспедиции соединенный отряд под начальством полковника Ширинского. Отряд состоял из 880 русских (2-й и 8-й роты 9-го полка, 1-й и 7-й роты 12-го полка), 800 англичан, 120 американцев, 100 германцев, 50 французов и 50 японцев, при 3 пулеметах капитана Муравского.

Отряд выступил ночью. Вел отряд китаец, доставивший письмо Сеймура. Китайские войска, после недавних неудач, не хотели завязывать боя и допустили беспрепятственное соединение отрядов, которые встретились на другой день в 9 часов утра, при взаимных бурных и радостных криках «ура».

12 июня целый день перевозили раненых на другую сторону Пэйхо, уничтожали орудия, ружья и огнестрельные и всякие запасы, которые находились в арсенале Сику.

13 июня, в 3 часа ночи, соединенный отряд Сеймура и Ширинского вернулся благополучно в Тяньцзин. Русские войска выстроились перед своим лагерем и криками «ура» встречали храбрую экспедицию Сеймура и его печальное шествие из 238 носилок с ранеными.

Экспедиция адмирала Сеймура
13 июня

Опять раны и муки… Опять вереницы носилок с измученными ранеными, которых только что под палящим солнцем, в клубах пыли, принесли и частью привезли на двуколках в Тяньцзин.

Это возвращался храбрый отряд адмирала Сеймура, которому удалось пробиться почти до половины пути между Тяньцзином и Пекином, но пришлось отступить под напором несметных полчищ боксеров и китайских регулярных войск. Отряд Сеймура, состоявший из 2300 человек соединенных международных сил, предполагал исправить железнодорожный путь и сделать военную прогулку до Пекина. Силам боксеров не придавали значения, a возможности столкновения с регулярными войсками никто в отряде не верил.

В субботу 27 мая отправилась на присоединение к отряду Сеймура первая русская партия – рота в 100 человек с крейсера 1-го ранга «Россия», под командою лейтенанта Заботкина.

29 мая отправился второй отряд в 212 человек матросов с судов «Наварин», «Адмирал Корнилов», «Петропавловск» и «Дмитрий Донской», при 2 орудиях с «России». Из офицеров при отряде были мичмана: Зельгейм, Кехли, Кнорринг, Пелль и доктор Островский. Командиром русского отряда был назначен старший офицер крейсера «Россия» капитан 2 ранга Чагин. Лейтенант Бурхановский от станции Янцунь вернулся обратно в Тяньцзин.

Во французский госпиталь принесли 23 матроса и 4 офицеров. Это были мичмана: Кехли – тяжелая рана пулею в голову и в глаз, Зельгейм – в обе ноги, Заботкин – в левую ногу и Пелль – в правую руку. У всех, кроме мичмана Кехли, раны неопасные.

Нашим морякам пришлось две недели провести в самых тяжелых условиях боевого похода, проживая часы, дни и ночи под градом пуль и гранат, валяясь в пыли и грязи, оставаясь иногда без воды и горячей пищи целые дни. Иногда койкой для раненых служил ров или канава, а покрывалом – облако пыли.

Русский морской десант, вышедший из Тяньцзина 29 мая, нагнал весь отряд Сеймура у станции Лофа. Для того чтобы поддерживать сообщение с Тяньцзином и охранять линию от разрушения, на станции Лофа был оставлен английский гарнизон в 30 человек. Так как станция была сожжена боксерами, то англичане укрепили станционный сарай и сделали на нем грозную надпись «Форт Эндимион», по имени английского корабля.

Исправляя путь и понемногу подвигаясь дальше, отряд дошел до станции Ланфан. Здесь немцы поставили свой «Форт Гефион», также по имени своего корабля.

1 июня отряд был в 3 1/2 милях от Ланфана. Железнодорожный путь далее был совершенно испорчен. Не было видно и следа рельс и шпал, которые были выворочены, сожжены или разбросаны. Насколько хватало зрения, полотно железной дороги представляло одну проезжую дорогу.

В этот день произошел печальный случай с итальянцами. Во время исправления пути поезд охранялся 4 итальянскими пикетами, выставленными в поле. Ихэтуанцы все время преследовали поезд, но держались на приличном отдалении. Когда поезд двинулся обратно, то по непростительной оплошности англичан, управлявших поездом, этот итальянский пикет был забыт. Толпища боксеров набросились на пикет, и в несколько мгновений на глазах всех один офицер и четверо итальянских матросов были зарезаны, прежде чем успели их выручить. Их тела были боксерами обезображены. Такой успех придал дерзости китайцам. Рассказывали такой случай.

Всех поездов в распоряжении соединенного отряда было 4. Один занимали англичане. Другой – русские и немцы, которые во время похода вообще держались вместе. Третий поезд – французы и японцы. Четвертый – остальные: американцы, итальянцы и австрийцы. Локомотивы (всех их было 4) ходили с платформами по обоим направлениям и поддерживали сообщение между различными пунктами железной дороги. Один поезд остался на станции, другие отошли. Мятежники, предположив, вероятно, что поезд брошен европейцами, сейчас же бросились на вагоны. Их встретил дождь пуль, и около 150 китайцев полегло на месте, другие бежали. Оставшиеся флаги, пики, ружья и сабли были подобраны европейцами, преимущественно англичанами – большими любителями этих редкостей.

1 июня неожиданно пришла из Лофа дрезина с англичанами, которые донесли своему адмиралу, что форт Эндимион окружен 2000 боксеров. Гарнизон, имея только 2 митральезы, не может справиться с неприятелем и просит подкрепления.

Адмирал Сеймур остался очень недоволен малодушием этого гарнизона, тем не менее отправился с отрядом своих войск, с русскими и французами. Произошла стычка с китайцами, которые очень скоро рассеялись. Было ранено только 2 англичанина. 2 июня главные силы находились у Ланфана и исправляли путь. Немцы очень хорошо укрепили свой форт Гефион. Они исправили каменную станцию и на вышку поставили пушку. С вышки все окрестности были видны на далекое расстояние. В этот день весь английский гарнизон станции Лофа поспешно приехал на Ланфан и донес, что Лофа снова окружена несколькими тысячами боксеров и находится в крайней опасности. Адмирал Сеймур приказал ему немедленно возвращаться обратно и охранять станцию. Английский гарнизон вернулся обратно.

3 июня адмирал Сеймур с английским десантом отступил к Лофа. Русские и другие союзники остались в Ланфане. Положение десантов опасное.

4 июня. В этот день со стороны Пекина первый раз показались китайские регулярные войска, со знаменами и значками. В последний раз китайские войска были встречены возле станции Янцунь. Это были войска генерала Не Ши Чэна. Теперь, по всей вероятности, возле станции Ланфан показался авангард китайских войск, находящихся под командованием генерала Дун Фу Сяна, славящегося своею жестокостью и ненавистью к европейцам. Его войска состоят большею частью из китайцев – магометан, настроенных крайне фанатично и враждебно к иностранцам. Русские и немцы произвели разведку. Численность войск нельзя было установить. Приблизившись на расстояние выстрела к европейским отрядам, посланным на разведку, китайская кавалерия начала стрелять по европейцам, но нескольких залпов со стороны русских и немцев было достаточно, чтобы китайская кавалерия повернулась вспять и бежала.

Встреча с китайским авангардом, который сразу открыл враждебные действия, не предвещала ничего успокоительного в будущем. Можно было предполагать, что китайцы решили не пропускать европейского десанта далее и желают оказать возможное сопротивление.

Десант принял меры к тому, чтобы усилить посты, что между прочим привело к печальному случаю. Ночью, в темноте, русский часовой заметил подозрительного субъекта. На оклик часового подозрительный черный субъект ничего не ответил, но стал приближаться еще ближе к поезду. Полагая, что это китайский боксер, за которым могут показаться полчища боксеров, часовой поднял тревогу. Из вагонов выскочили русские и немцы и стали во мраке стрелять друг в друга. Англичане начали стрелять из окон. В результате оказалось несколько русских и немцев, раненных англичанами, а подозрительный черный субъект оказался китайской собакой. Никаких боксеров не было.

Когда союзный отряд пришел в Ланфан, к нему явился китаец-христианин, отправленный посланниками из Пекина, которые сообщали, что пекинское население и императорские войска, во главе с генералом Дун Фу Сяном, делают враждебные приготовления и решили не допустить в столицу иностранных войск. Чиновник японского посольства Сугияма зверски убит солдатами Дун Фу Сяна, во время своей поездки за город, за то, что не хотел исполнить требования солдат не выезжать из городских ворот. Студенты миссий подверглись нападению толпы и едва спаслись с помощью револьверов. Хотя китайское правительство согласилось допустить в стены Пекина 1500 человек иностранных войск, однако, в действительности, оно поступает совершенно наоборот. Среди китайцев носятся слухи, будто старая богдыханша издала приказы боксерам разрушить посольства и уничтожить всех иностранцев. Миссионерские школы, трибуна скачек, некоторые здания иностранцев уже разграблены и сожжены, а китайцы, прислуживавшие иностранцам и крещенные были жестоко замучены и убиты. Днем для общего разрушения всех посольств было назначено 3 июня.

Получив такие отчаянные известия о положении иностранцев в Пекине, адмирал Сеймур решил сделать нечеловеческие усилия, чтобы восстановить железнодорожное сообщение с китайской осажденной столицей. Однако он не знал, что в тылу его отряда происходят события, не менее опасные. Тяньцзин уже был окружен двадцатью тысячами боксеров и регулярных богдыханских войск, благодаря чему для Сеймура и его отважного отряда беспрепятственный путь отступления и сообщения с международной эскадрой уже давно был отрезан. Вместо того чтобы подумать о необходимости возвращения, Сеймуровский отряд решительно, но безумно стремился вперед вдоль полотна железной дороги, которая спереди и позади отряда упорно разрушалась и обжигалась боксерами.

Работы по восстановлению пути шли крайне медленно и почти не подвигались. В день исправляли не более 1–2 верст. Огнестрельные запасы ежедневно истощались. Сперва ели консервы и пили кипяченую воду. Потом стали пить сырую воду, какую только могли найти, и есть кур и свиней, которых подбирали в окрестных деревнях. Но так как боксеры начали выжигать все деревни вдоль железной дороги, то скоро участники похода стали недоедать и голодать, мучась от зноя, пыли и ветра и находясь в постоянной тревоге из-за непрекращающихся нападений боксеров.

Случайно ли, или по воле судьбы, 5 июня оказалось очень трудным днем как для отряда Сеймура, так и для 12-го полка в Тяньцзине. В понедельник 5 июня 12-й полк понес самые большие потери, и в этот же день экспедиция Сеймура имела первое серьезное дело с китайскими регулярными войсками. С утра русские и немцы отправились в окружные деревни за фуражом. Все китайские хатки были покинуты. Мирное трудолюбивое население разбежалось в более спокойные места, страшась неистовства ихэтуанцев и нашествия иноземцев. В этот день прибыл поезд, на котором было получено донесение, что обратный путь к Тяньцзину, исправленный англичанами, снова разрушается боксерами. Китайцы жгут мосты позади отряда, выворачивают рельсы, развинчивают болты или насыпают кучи щебня на рельсах. Местами они только развинчивают рельсы, оставляя их на месте. Идущий поезд легко может не заметить такой порчи линии и сойти с пути. На исправление пути отправились немцы. Им было поручено охранять и восстановлять дорогу к Тяньцзину. Узнав, что у станции Ланфан показались китайские войска, главные силы англичан, австрийцы и итальянцы (те и другие, ввиду своей малочисленности, составляли крыло или находились под крылом англичан) вернулись со станции Лофа и поспешили на помощь авангарду.

В 11 часов утра началось дело. Китайская кавалерия, имея в тылу пехоту и артиллерию, быстро двинулась на станцию, но была встречена залпами русских моряков и так же быстро повернула в тыл. Кавалерия не растерялась и сделала обходное движение мимо соседней деревушки, чтобы атаковать десант справа; но здесь она неожиданно наткнулась на германцев, которые открыли огонь. Китайской кавалерии ничего не оставалось, как обратиться благоразумно вспять, что она сейчас же и сделала. За ней открыла огонь китайская пехота и бросились боксеры. Но китайцы, в свою очередь, попали под выстрелы наших моряков и немцев, а также под огонь немецкого пулемета, стоявшего на вышке и стрелявшего поверх наших. Китайские пули давали значительный перелет, благодаря чему пострадал только европейский резерв, а наша полурота, стоявшая впереди, осталась почти невредимой. Китайские войска и боксеры скоро отступили и, скрывшись в ближайших рощах, уже больше не показывались. Из наших офицеров был ранен пулей мичман Зельгейм.

В 1 час дня дело кончилось.

Наконец, адмирал Сеймур убедился, что, несмотря на горячее желание всех его союзников и его самого поскорее явиться в Пекин на выручку посольств, было бы безумием двигаться дальше и весь его отряд бессилен что-нибудь сделать. Чем больше они будут удаляться от Тяньцзина, тем вернее их гибель. Сеймур созвал командиров всех наций и объявил им о своем решении отступать, так как это было единственное благоразумное решение при данных обстоятельствах. Ввиду того, что против союзников выступили китайские регулярные войска, Сеймур полагал, что Китай объявил войну державам, и поэтому он, как старший из начальников, принимает командование над всей экспедицией. Так как железнодорожный путь разрушен спереди и позади союзного отряда, все командиры, по предложению Сеймура, постановили отступать к Тяньцзину, откуда вернее всего было возможно ожидать помощи, так как здесь должен был находиться сильный русский отряд.

5 июня вечером международный отряд Сеймура начал общее отступление.

Здесь, в Ланфане, между прочим, начальниками десантов были снова получены депеши от посланников в Пекине, извещавшие, что положение европейцев в Пекине с каждым днем становится опаснее. В столице Китая полное возмущение. Множество боксеров вошло в город и возбуждает население. У городских ворот стоят китайские войска, которые могут оказать серьезное сопротивление десантам, когда они подойдут к Пекину. Посланники указывали ворота, через которые десанту лучше всего пройти, так как они слабо укреплены и имеют брешь. Другая депеша от посланников сообщала, что китайская императрица бежала.

6 июня продолжалось общее отступление соединенного десанта по железной дороге. Чем ближе к Тяньцзину, тем путь был более испорчен и двигаться назад по железной дороге становилось невозможным. Приходилось бросать поезда и идти пешком, неся раненых. Починять дорогу было невозможно. Переноска же раненых взяла бы из строя несколько сот человек. Адмирал Сеймур собрал совет. Начальники десантов единогласно решили, что идти пешком и нести раненых на руках невозможно, поэтому необходимо отступать по реке Пэйхо на баржах.

Было взято пять барж. В одной разместились русские и немцы. В двух – англичане. В двух других – все остальные.

Поезда были брошены на произвол судьбы. Дикие боксеры не замедлили броситься на вагоны, которые были сожжены на глазах отступающего десанта. Так как в реке Пэйхо, мелеющей из года в год, воды не больше, чем в канаве, то приходилось двигаться очень медленно, натыкаясь на мели и выжидая воды. В первый день было сделано около 4 верст. На ночь десант остановился. Первая ночь на баржах прошла спокойно. Вдали было видно зарево горящих поездов.

Со времени отступления десанта начались все трудности и испытания. Берега реки Пэйхо, очень узкой и извилистой, усеяны деревнями, в которых кишели мятежники. Мирные жители бежали. Часть десанта плыла на баржах; другая часть шла вдоль реки и брала каждую деревню с бою, выгоняя боксеров и захватывая брошенное продовольствие: рис и скот.

8 июня шли таким же образом, спускаясь понемногу по реке и отбиваясь от боксеров, которые толпами сопровождали десант, не боясь ни европейских ружей, ни пушек. Сберегая патроны и снаряды, европейцы не могли много стрелять. Под знойным удушливым солнцем идти было очень трудно. Консервы скоро все вышли, и приходилось питаться чем Бог послал: брошенным рисом, китайскими беглыми свиньями, телятами и прочим скотом, который успевали захватить. Нечего, конечно, было и думать о том, чтобы из этой живности приготовить хорошее жаркое. Скот били и жарили как попало, и затем делили между всеми. Нельзя было достать даже чистой воды, так как богдыханская река Пэйхо, несмотря на свое славное историческое прошлое и древнее происхождение, наполнена не водою, а всем, чем ее дарит Пекин и все попутные города и села.

9 июня был очень трудный день. Продовольствие приходило к концу. На съедение были уже обречены лошади и мулы, а немцы уже давно питались кониною. На берегах стали показываться не только боксеры, но и китайская пехота, кавалерия и артиллерия, которая стала стрелять по баржам. Для защиты барж и раненых русские, немцы и итальянцы стали идти вдоль обоих берегов. Им приходилось все время отстреливаться. Во время одной перестрелки был ранен мичман Заботкин.

Вечером подошли к большой деревне Сычу, возле которой было предположено остановиться на ночлег. Но деревня оказалась занятою китайскими войсками. Обе стороны начали перестрелку. Завязалось настолько серьезное дело, что европейский десант, чтобы не быть перебитым, должен был двинуться далее и, пользуясь темнотою, в 2 часа ночи поплыл вниз по течению.

10 июня утром десант, преследуемый китайскими войсками и боксерами, подошел настолько близко к Тяньцзину, что попал под выстрелы китайских фортов. Дальше нельзя было идти по реке. Баржи были брошены. Раненые взяты на носилки, и десант, под прикрытием ближайших рощ и холмов, двинулся к Тяньцзину. Движение европейских сил было замечено китайцами из Северного арсенала Сику в окрестностях Тяньцзина. Китайские войска, которые раньше преследовали десант, и те, которые отступили от Тяньцзина, открыли сильный огонь по приближающемуся десанту. Положение европейского десанта было критическое. Тогда адмирал Сеймур решился на очень смелый шаг: он приказал своей морской пехоте взять штурмом ближайший китайский арсенал Сику. Англичане с честью выполнили свою задачу: в 3 часа дня арсенал был взят. Китайцы, занимавшие это укрепление, были частью перебиты, частью бежали. Европейский десант нашел в Сику несколько очень хороших орудий и большой запас ружей и патронов. На другой день здесь нашли около 1000 пудов риса. Весь десант разместился в каменных строениях арсенала. Во время этого дела был ранен из русских офицеров мичман Пелль. У американцев был ранен капитан Мак-Калла. Германский капитан Бухгольц был убит.

11 июня. Недолго пришлось смелому десанту отдыхать за крепкими стенами китайской импани. Ночью был послан адмиралом Сеймуром разведочный отряд в 100 англичан, которые должны были проследить кружной путь в Тяньцзин и дать знать европейскому гарнизону Тяньцзина о возвращении десанта. Разведочный отряд наткнулся на густые толпы мятежников. Произошла стычка, во время которой было ранено несколько человек англичан. Отряд стал отступать. Прежде чем успели подобрать раненых, к ним подскочили мятежники и отрубили головы раненым англичанам, в том числе одному офицеру, храброму капитану Бэйтсу. В 4 часа утра огромные силы китайских войск и мятежников, исчисляемые в 7000 человек, сделали отчаянную атаку, с целью отбить свою бывшую импань. Китайцы были отбиты. Русский мичман Кехли получил жестокую рану в голову.

12 июня с арсенала увидели китайскую кавалерию, которая в беспорядке бежала от Тяньцзина.

В 6 часов утра подошел международный отряд, отправившийся из Тяньцзина, под командованием подполковника Ширинского, на выручку адмирала Сеймура. Встреча была восторженная. Ликующее «ура» прогремело по китайским деревням и полям.

В тот же день всё, что было возможно взять в Сику, было взято. Оставшееся оружие, пушки, порох и снаряды – все было сложено в кучу и сожжено. Весь гарнизон форта перешел на бивак возле форта.

13 июня, в 9 часов утра, отряд адмирала Сеймура, вместе с батальоном подполковника Ширинского, двинулся к Тяньцзину и был торжественно встречен русским лагерем.

Из 27 раненых, которых принесли в Тяньцзинский франко-русский госпиталь, тяжелее других был ранен мичман Кехли. У него пулею был пробит в двух местах череп и поврежден правый глаз. Из ран вытекало мозговое вещество. Кехли, обвязанный, измученный, покрытый слоем пыли, лежал в носилках без сознания несколько суток, что-то бредил, и мы каждый день ждали его кончины. Но Куковеров не отчаивался. Он сделал две трепанации черепа, вскрыл нарыв мозговых оболочек, удалил разрушенный глаз. Вопреки всем ожиданиям Кехли стал поправляться, и его перевезли в Японию. Благотворный воздух японских рощ укрепил силы Кехли, он начал приходить в себя и через 1 1/2 месяца уже стоял на вахте на своем родном крейсере «Дмитрий Донской».

Какие результаты дала экспедиция адмирала Сеймура, продолжавшаяся 18 дней и имевшая представителей от 8 союзных наций? Во-первых, она ясно показала, что в Печилийской провинции союзникам приходится вести борьбу не с мятежниками, а с правительственными войсками, которые хотя и не могут быть сравниваемы по духу и дисциплине с европейскими или японскими войсками, однако ныне оказываются настолько серьезной силой, что могут запереть в Тяньцзине целый русский полк и не допустить к Пекину международный отряд в 2000 с лишком человек. Предстояло уже не усмирение восставших боксеров, а регулярная война с регулярными инструктированными китайскими войсками, которые не уступали союзным войскам по качеству вооружения и богатству огнестрельных припасов.

Во-вторых, этот поход доказал, что при умелом управлении и такте такого начальника, каким был английский адмирал Сеймур, при взаимном доверии и взаимной поддержке, пестрый отряд из 8 наций – англичан, русских, германцев, французов, американцев, японцев, итальянцев и австрийцев – может прекрасно выполнить общее дело. Сперва искали лавров спасителей иностранных посольств в Пекине. Но скоро убедились, что не только эта цель не достижима, но приходится заботиться о своих собственных жизнях. Тогда у всех была только одна цель – не бросать раненых, спасать их и благополучно добраться до Тяньцзина. Под пулями и осколками гранат, в носилках, на баржах или на двуколках, 238 раненых были привезены и принесены в Тяньцзин.

Когда союзники взяли арсенал Сику и заперлись в нем с 200 раненых, без провианта и перевязочных средств, не имея никакого сообщения с Тяньцзином и оставаясь в полной неизвестности относительно окружающей обстановки и будущего, все почувствовали упадок сил и духа. Ночное нападение китайцев, пытавшихся отбить свой арсенал, еще более заставило союзников сознать свое безвыходное положение. Общею радостью была находка перевязочных средств и инструментов и огромных запасов риса, который давал возможность не умереть по крайней мере с голоду. Несмотря на эти тяжелые условия, между всеми союзниками царило полное единодушие, взаимная корректность и услужливость. Долг в отношении раненых был всеми выполнен свято.

Наконец, эта экспедиция еще раз доказала, что русские моряки могут быть такими же молодцами на суше, какими они привыкли быть на воде. Чагин и все матросы и офицеры, бывшие с ним, показывали чудеса стойкости, выносливости и исполнительности. Каждый работал за нескольких. Доктор Островский не только перевязывал раненых – своих и иностранцев, что приходилось делать в пыли, грязи, под китайскими пулями, на китайской барже, но исполнял также обязанности адъютанта при Чагине.

В письме к начальнику Русской Тихоокеанской эскадры вице-адмиралу Гильтебрандту адмирал Сеймур в следующих словах определил деятельность русского отряда, бывшего под его начальством:

«Я имею честь выразить Вам мои глубокие чувства признательности: за неоценимое молодецкое постоянное содействие и помощь, которые я встречал со стороны капитана 2 ранга Чагина и всех других чинов, бывших под его командою; за неослабную энергию и рвение, выказанные при столь трудных обстоятельствах всеми офицерами и матросами флота Его Величества, мужество которых было достойно их славных традиций и не требует много слов, чтобы описать их.

В заключение позвольте выразить мое глубокое чувство признательности за неоценимые услуги, оказанные нашей соединенной экспедиции флота Его Императорского Величества капитаном 2 ранга Чагиным, который всегда был начеку, всегда впереди, и который делал мне честь, исполняя все мои желания и приказания настолько точно, как если бы он принадлежал к нашему флоту».

В своем письме к русскому адмиралу английский адмирал выразил свою искреннюю надежду, что «эта экспедиция, хотя она была незначительна и непродолжительна, поможет закрепить между Россией и Англией то взаимное уважение и доверие, которое, к счастью, существует между нашими Августейшими Повелителями и которое в особенности по отношению к Китаю ныне так желательно в лучшем смысле цивилизации и прогресса».

Восточный арсенал
14 июня

В двух верстах от русского лагеря на северо-восток был расположен Тяньцзинский восточный арсенал. Это целый вооруженный город, имевший в окружности около пяти верст, окруженный земляным валом трехсаженной высоты с валгангом и бруствером. Вдоль южного фаса идет вязкий ров, наполненный водою, шириною до 30 сажен, глубиною в 5 футов. В Северном Китае это был главный арсенал, снабженный разл ичными мастерскими и заводами для изготовления всевозможного оружия, огнестрельных припасов, а также для чеканки китайской медной и серебряной монеты.

Так как арсенал продолжал тревожить Тяньцзин и союзников своими орудиями и снабжал боевыми припасами китайские войска, то генерал Стессель признал необходимым немедленно же приступить к штурму арсенала. Все союзники обещали принять участие в общем штурме. Диспозиция боя была составлена генералом Стесселем и начальником его штаба, подполковником Илинским. Всей операцией руководил генерал Стессель.

В пять часов утра 6-я сотня Ловцова отправилась на рекогносцировку арсенала, но была встречена таким огнем, что отступила. Полковник Бем с 1-й, 2-й и 5-й ротой 9-го полка и пулеметами продолжал разведку вокруг арсенала.

В 9 часов утра генерал Стессель решил штурмовать арсенал всеми союзными силами, которые были разделены на 3 колонны.

Против труднейшего южного фаса, отрезанного рвом, была послана правая колонна Анисимова, состоявшая из 1-й, 8-й и 7-й роты 12-го полка; 5-й, 7-й и 8-й роты 10-го полка; 6-й роты 9-го полка и 400 американцев, германцев и японцев.

Против западного фаса, вооруженного сильными орудиями, была направлена средняя колонна Савицкого, состоявшая из 1-й, 2-й, 3-й, 5-й и 7-й роты 9-го полка; двух германских рот и 4 пулеметов Муравского.

Против северного фаса была двинута левая колонна, состоявшая из английской морской бригады и 1-го Вейхайвэйского англо-китайского полка.

В резерве – 4-я рота 9-го полка, 4-я и 5-я 12-го полка, наши саперы, казаки, десант Каульбарса и десант Чагина, только что вернувшийся из Сеймуровского похода.

8 наших орудий, поставленных под прикрытием насыпи железной дороги, и 1 английское открыли огонь и завязали бой.

Часа два продолжалась перестрелка, сперва очень нерешительная с обеих сторон. Иностранцы медленно стягивались к своим колоннам.

Около часу дня китайцы, защищавшие свой арсенал, и наступавшие союзники были потрясены страшным взрывом и величественным столбом дыма, подымавшимся над арсеналом. Наводчик Денчук удачно пущенной гранатой взорвал большой пороховой погреб.

Прекрасно воспользовавшись минутой и впечатлением, Стессель приказал всем союзным колоннам одновременно перейти в наступление. Но в то же время около 2000 китайцев поспешно выступили из китайского предместья Тяньцзина и, чтобы спасти арсенал, решились очень смело произвести контратаку в тыл союзникам.

– Продвиньтесь с ротой на наш крайний правый фланг и действуйте там по усмотрению, стараясь приблизиться к противнику! – приказал Анисимов Полторацкому.

Полторацкий – как он потом рассказывал – пошел со своей ротой, прикрываясь насыпью железной дороги.

Защелкали пули, поднимая пыль. Рванула граната. Капитан Полторацкий все держит свое направление и идет. Значок роты он нацепил на длинную трость из гаоляна, чтобы Анисимов видел, где его 7-я рота.

Открыли огонь и по орудийной прислуге и по защитникам вала. Жарко и от солнца и от пуль.

Подбегает наша полурота, подбегают немцы, англичане и французы. Скачет казак с запиской: «Без приказания не подвигаться дальше. Анисимов».

Скачет сам Анисимов и кричит Полторацкому:

– С Богом! Горнист, атаку!

Полторацкий поднял свои взводы, которые лежали в цепи, по копанным ими ямкам. Скорым мелким шагом 7-я рота побежала по ровному открытому полю к арсенальному валу. Свист адский. Стали падать люди… Полторацкий выхватил шашку.

«Ура!»… добежали до вала, повалились, чтобы закрыться от пуль… Глядь! а впереди еще ров с водой, а настоящий вал дальше. Передохнули. Полторацкий хлебнул чаю из походной бутылки, вскочил, обежал людей. Видит: его люди ничего, могут. Крикнул: «Цепь вперед!» и сам прыгнул в воду…

Все стрелки как один захлопали по воде за своим командиром, кто по пояс, кто меньше. Вязко. Пули брызгают по воде. Двух свалило.

Слава Богу, вылезли на вал! но у командира и у его стрелков сапоги завязли в тине. Не выдержали китайцы и бросились бежать. Полторацкий без сапог со стрелками вдоль вала за ними! Китайцы наводят пушку на наших. Наши – залп!.. Китайцы повалились, другие бегут. Слава Богу! пушка не успела выстрелить. Наши, мимо пушки, добежали до восточного угла арсенала и ахнули от изумления: по открытому полю густыми толпами убегают китайцы. И начали наши стрелять. Стреляли на 2 700 шагов. Дальше уже и винтовки не берут. Как снопы на ниве, валились китайцы. Так Полторацкий без сапог и его босоногая рота забрали приступом арсенальный вал. Потеряли только 8 человек.

Подошли германцы. Седой майор важно поздравил Полторацкого и предложил фляжку с ромом. Наш капитан предложил ему бутылку с чаем.

Стали подходить и наши роты. Приехал Анисимов. Приехал Стессель и расцеловал Полторацкого.

Арсенал был взят в 1 час 30 минут Полторацкий со своей ротой и еще три роты были оставлены гарнизоном в арсенале. Каждой роте было приказано охранять по фасу. Китайцы так поспешно бросили арсенал, что везде еще оставался их обед, только что поданный, так как был полдень. В котлах кипела вода. Чай стоял в чайниках.

Атака китайцев на наш тыл была отбита 4-й ротой 9-го полка, 5-й ротой 12 полка, нашими казаками, саперами и моряками мичмана Браше. Общими усилиями, с хорошей помощью двух английских орудий, заставили китайцев отступить в Тяньцзин.

Наши потери: контужен врач 10-го полка Разумов, убито 7 нижних чинов, ранены 51. У англичан убито 4, ранено 15. У прочих иностранцев ранено 9.

Наш трофей: великолепный арсенал, стоящий не менее 10 миллионов рублей и имеющий неистощимые запасы снарядов, патронов, пороху и всевозможные мастерские.

Иностранцы признали наше бесспорное и исключительное право на обладание этим арсеналом, над которым стал развеваться русский флаг. Одно время англичане держали в арсенале свой пост, но потом и он был снят.

За всю Печилийскую кампанию это был наш лучший трофей.

Доклад губернаторов Южного Китая

В то время как север Китая был потрясен восстанием боксеров и нашествием иностранных войск, вице-короли и губернаторы Южного Китая и долины реки Янцзыцзяна признали необходимым успокоить вверенные им области изданием нижеследующего доклада, который был ими по телеграфу повергнут на ступени богдыханского трона 9-го июня.

Доклад подписали: главный императорский комиссар Янцзыцзяна – Ли Бин Хэн; вице-король обоих Цзянов (провинций Цзянсу и Цзянси) – Лиу Кун И; вице-король обоих Ху (Хубэй и Хунань Чжан Чжи Дун); губернатор в Цзянсу – Лу Цюань Лин; губернатор в Аньху – Ван Чжи Чунь; губернатор в Цзянси – Сун Шоу; губернатор в Хубэй – Юй Ин Лиу; губернатор в Хунань – Юй Лен Сань.

Доклад гласил:

«Телеграммы из разных стран показывают, что жестокие убийства, совершаемые ихэтуанцами, без сомнения призовут мщение на Китай. Если ихэтуанцы не будут теперь же уничтожены, то, конечно, державы будут озлоблены. Советы, которые дает Япония, доказывают, что если это будет исполнено скоро, то еще есть время.

Мы глубоко огорчены известиями, что столица в опасности. Прикрываясь своими чудесами, ихэтуанцы подстрекают народ присоединиться к ним и восстать против правительства. В действительности все их домогательства бессмысленны, так как невозможно сопротивляться огнестрельному оружию. Общества подобного рода были воспрещены еще в 13-м году правления императора Цзя Цин (1796–1809). Если бы, действительно, они были патриотическим народом Чжилийской провинции, то почему же их предводитель Ли Лай Чунь происходит из провинции Шэньси? Это доказывает, что они только мятежники, которые должны быть истреблены.

Они нарушили императорские указы и, вместо того чтобы рассеяться, убивали кругом Пекина китайцев и иностранцев. Они вынудили главного императорского комиссара казнить властей в Лайсуй и Синчжэн. Так как они не уважают законов, то они бунтовщики, которые должны быть подавлены. Иероглифы, которые они пишут на своих знаменах: “Помогать Цинам, истреблять иностранцев” – те самые уловки, которыми в прежние времена пользовались тайные общества в различных провинциях.

Если они действительно хотят содействовать правительству, то зачем же они не повинуются императорским указам? Ныне на Север, Юг, Восток и Запад от Пекина на расстоянии тысячи ли скопились тысячи этого народа, который вымогает от жителей всякое добро. Не все в этих областях христиане, однако сотни их домов сожжены, а их самих ихэтуанцы насилуют и убивают. В этом году все округи вокруг Пекина страдают от голода и засухи, однако народ принужден еще кормить эти шайки. Поэтому они должны быть истреблены.

Ихэтуанцы испортили и разрушили правительственные телеграфы и железные дороги, стоившие несколько миллионов лан. Они препятствовали рассылке императорских указов и докладов. Они задерживали движение императорских войск. Вокруг Пекина они уничтожили бесчисленное множество китайских и иностранных домов, и во многих других случаях они вели себя как разбойники и поэтому должны быть искоренены.

Им недостаточно того, что они вовлекли страну в войну с иностранными державами, но им еще нужно грабить иностранное имущество и даже убить секретаря японского посольства. Во всех отношениях они заслуживают только казни.

Ныне, как следствие всего этого, крепость Таку взята иностранными державами. Тысячи иностранных войск высажены в Тяньцзине, по дороге в столицу, и еще больше войск льется ежедневно. Это доказывает, что опасность велика, но времени для слов мало. Должно знать, что ни одно государство, находящееся во власти бунтовщиков, не может существовать как государство. История не дает ни одного примера, чтобы государство было в состоянии сохраниться в целости, если оно начало войну с несколькими другими государствами в одно и то же время и без основательной причины. Ихэтуанцы безоружны и не обучены и уже несколько раз терпели поражения от императорских войск и в Шандуне и в Чжили. Недавно они были разбиты иностранными отрядами в Лофа и возле Тяньцзинского сеттльмента. Многие из них были убиты. Конечно, они никогда не могли противостоять огнестрельному оружию и гранатам. Эта безоружная необученная и беспорядочная толпа не может ни одного мгновения держаться перед иностранными войсками.

Поэтому мы всепокорно молим Ваши Величества, вдовствующую императрицу и императора, принять к сердцу интересы Империи и великодушно решиться на то, что справедливо, невзирая на бессмысленные речи недостойных людей. Необходимо немедленно издать указы, налагающие строжайшие наказания, повелевающие преследовать ихэтуанцев и воспрещающие императорским войскам производить дальнейшие смуты. Необходимо освободить от беспокойств живущих в посольствах и известить их, что правительство не имеет мысли поддерживать эти смуты. Необходимо уведомить их, что Ли Хун Чжану поручено уладить это дело с соответствующими правительствами и потребовать от них, чтоб враждебные действия были остановлены. Тогда будет возможно обратить силы на ихэтуанцев и уничтожить их.

Мы также молим, чтобы императорские указы были по телеграфу сообщены китайским посланникам в разные государства с извинениями по поводу происшедших смут. Пусть будет известно, что будет дано самое большое удовлетворение за убийство японского чиновника. Затем необходимо издать указы, извещающие народ, что правительство берет на себя всю ответственность за безопасность жизни и собственности иностранцев. Необходимо повелеть властям по всей Империи принять строжайшие меры к охране иностранных купцов и миссионеров. Это может успокоить гнев иностранных держав. Тогда только мы будем в состоянии снова направить дела государства по хорошему пути. В настоящее время государство находится на краю величайшей гибели, и промедление в несколько дней может произвести крушение всей Империи. Тогда будет слишком поздно. Вследствие этого все мы крайне потрясены и устрашены.

Доклад представлен соединенными докладчиками, которые все держатся одного мнения и с величайшим благоговением и всепокорностью молят, чтобы их доклад удостоился получить Ваше Высочайшее утверждение без замедления».

Доклад был послан в Пекин командующему войсками Чжилийской провинции генералу Юн Лу с просьбою, чтобы он представил доклад богдыхану, а ответ сообщил докладчикам.

Франко-русский госпиталь

Сколько раз раненые русские и французы, лежавшие во французском госпитале в Тяньцзине, вспоминали и благословляли тех, кто создал Франко-Русский союз.

Если с первых же дней осады русские день и ночь грудью отстаивали французскую концессию, ближайшую к китайцам, то французы старались ответить русским самою сердечною заботливостью о наших раненых. От французского консула графа Дюшейляра и полковника Пеллако до последнего солдата и монаха – в каждом французе мы видели не только союзника, но и искреннего друга, который разделял с нами все испытания и труды и помогал нам всем, чем мог.

Впервые смысл и крепость Франко-Русского союза испытывались на поле брани, и это испытание доказало, что оба союзника связаны между собою узами не только политического расчета и выгоды, но и нитями более тонкими: взаимной симпатией, взаимным доверием, сходством характеров – искренностью, живостью, впечатлительностью, общительностью, простотою обращения.

Французский консул делал все возможное, чтобы русский отряд находи л необходимое продовольствие. Французские коммерсанты предлагали раненым все, что могло быть им полезно. Так как много магазинов было разрушено снарядами и пожарами, а некоторые были даже брошены на произвол судьбы, то коммерсанты тащили в госпиталь всякое добро. Француз Филиппо ежедневно привозил не только целые ящики шампанского, но предоставил в распоряжение русских несколько тысяч тюков хлопчатой бумаги, которые послужили прекрасными баррикадами для защиты улиц и застав.

Французские доктора Дэпасс, Уйон, Сэрвель и Отрик, вернувшийся из Сеймуровского похода, в котором он перевязывал раненых французов, работали в госпитале рука об руку с русскими военными врачами: Зароастровым, Орловским, Куковеровым, Падлевским и Бенедиктовым.

Когда в госпиталь приносили раненых, то спрашивали не об их национальности, a о том, какая у кого рана. Более серьезно раненного клали на стол, и свободный русский или французский врач делал перевязку.

При госпитале состояло 9 сестер-монахинь, из которых одна была старшая сестра Мария. Сестра Тереза заведовала аптекой, Габриэла – офицерскими палатками, Филомена, Иоанна и Жозефина ухаживали за ранеными солдатами. Мария, Луиза и Екатерина заведовали бельевой, кладовой и кухней. Все сестры были ирландки; сестра Иоанна – американка, а Жозефина и Екатерина были крещеные китаянки, воспитанные при монастыре и принявшие обет монашества.

При раненых неотлучно также находились шесть братьев-монахов ордена маристов, которые были действительно братьями нашим солдатам. Старший из них, француз Аристоник, был священником и ежедневно служил мессы. Другие – Виктор, Фауст, Франсуа-Ноэль, Анжелик и Алексей – по национальности были частью французы, частью ирландцы.

Монахи-миссионеры, давно жившие в Китае, одевались по-китайски, носили косу и круглую шапочку. Когда начались военные действия, монахам стало опасно ходить в китайском одеянии, так как в них не разбирая начали стрелять наши солдаты. Монахи одели иезуитские рясы и отрезали косы.

Днем обыкновенно при наших раненых дежурили сестры. Ночью дежурили братья. Они по-братски обращались с лежавшими русскими солдатами, всегда старались угодить малейшей их прихоти, и, чтобы лучше понимать солдат, братья и сестры стали учить употребительнейшие русские слова.

Монахи разыскивали по опустошенному городу для раненых всевозможные консервы, сласти, папиросы, посуду, белье, одеяла, матрацы и циновки.

Так как по уставу монастыря ни братья, ни сестры не могут присутствовать при операциях, то незаменимым помощником наших врачей при их операциях была добровольная сестра милосердия Люси Пюи-Мутрейль. Пяти полковых фельдшеров, которые все были ранены и поправлялись, было, конечно, недостаточно для 200–300 раненых и больных, одновременно лежавших в госпитале, хотя эти фельдшера были самыми усердными и исполнительными работниками. Остальные фельдшера были оставлены на биваке для подачи первоначальной медицинской помощи.

По прибытии в Тяньцзин отряда генерала Стесселя, в наш госпиталь поступила также сестра милосердия Анастасия Янченко, отличавшаяся своим трудолюбием. Затем к врачебному персоналу присоединилась добровольная сестра г-жа Воронова, супруга полковника Воронова, с замечательною заботливостью ухаживавшая за ранеными. Раненых клали в первом этаже (во второй этаж залетали пули) и на террасе госпиталя, в церкви и монастырских каменных флигелях. Богослужение совершалось в монастырской столовой. Церковь, женский монастырь и госпиталь представляли одно общее учреждение, были выстроены рядом и обнесены одной каменной высокой оградой. Мужской монастырь маристов был расположен через улицу. Госпиталь непосредственно примыкал к французскому консульству, которое выходило на реку Пэйхо.

Раненые и больные лежали на чистых одеялах и простынях. Братья и сестры с помощью китайской крещеной прислуги во всех помещениях поддерживали чистоту и безукоризненный порядок.

Некоторые монахи очень любили наших солдат, учились у них русскому языку, старались беседовать с ними и, чтобы как-нибудь развлечь солдатиков, томившихся от болезней, ран и однообразия, показывали им картинки, какие могли достать в полуразрушенном городе.

Однажды монах Фауст приходит ко мне озабоченный и говорит:

– Mr. Dimitri, пойдемте к одному вашему раненому – он все что-то просит. Я ему предлагал и конфет и папирос, но он все отказывается… Пойдемте и узнайте, что он хочет.

Так как я поправлялся и уже мог ходить, то ковыляя пошел за монахом.

Это был совсем молоденький несчастный солдатик, у которого граната раздробила руку. Рука у него была отнята по плечо.

– Что тебе нужно, братец?

– Барин, они мне каждый день все рисовую кашу с мясом дают. Все рис да мясо. Даже тошно стало. И папиросы дают, да я не курю. Мне бы только одну сардиночку – очень хочется, да они не понимают.

Я взглянул на ласковое, почти детское лицо солдатика, на его торчавшее плечо, обмотанное ватой и бинтами, и мне жалко стало этого ребенка, которому после всех ужасов войны, под грохот пролетавших гранат, так захотелось только одного, чтобы быть в ту минуту счастливым, – сардиночки.

Монах принес ему целую коробку сардинок.

Русский доктор

Доктор Куковеров, про которого друзья говорили, что хотя он «мал ростом, но велик способностями», был во франко-русском госпитале «нашим маленьким Пироговым» и его равно ценили как русские, так и французы.

Окончив в 1894 году Военно-Медицинскую академию, Куковеров служил в Одесском военном округе и работал в Одессе под руководством известного деятеля Турецкой кампании, консультанта доктора Духновского. В 1899 году он был командирован в Квантунскую область на чуму. Когда начались военные действия, он был назначен полевым хирургом в отряд генерала Стесселя и, по прибытии отряда в Тяньцзин, оперировал во франко-русском госпитале.

И французские и русские врачи работали в госпитале с одинаковым усердием и самопожертвованием, но Куковеров поражал всех удивительной быстротой своей работы, неутомимостью и умением приспособляться ко всякой обстановке, при которой приходилось производить операции и делать перевязки. Своим хирургическим ножом он работал так же быстро, метко и уверенно, как и искусный гравер, и работа в его руках, как всегда, кипела.

Постоит он перед захлороформированным, неподвижным солдатом, положенным на стол, обмытым и обнаженным, подумает, поломает свою голову над тем, куда бы мог засесть осколок гранаты, от которого вздулось и посинело тело, пощупает рану, перевернет тело, снова задумается, – вдруг всадит нож по самую рукоять и вынет осколок. Теплая кровь зальет рану. Куковеров перевяжет артерии, обмоет рану тампонами, с материнской нежностью и ловкостью обвяжет и забинтует раненого и прикажет напоить его шампанским.

10 июня во время сражения, ознаменованного соединением отряда Стесселя с отрядом Анисимова, Куковеров сделал первую операцию в открытом поле под огнем. При сильном ветре, в облаках носившейся пыли, он сделал операцию под хлороформным наркозом и перевязал бедренную артерию, чем было остановлено смертельное кровотечение. Здесь им были перевязаны русские и германцы. Как эти, так и другие операции, несмотря на самые неблагоприятные условия, окончились выздоровлением раненых.

Вступив в наш соединенный госпиталь, Куковеров в первый же день сделал несколько неотложных перевязок и 15 больших операций под хлороформом.

Неотлучной помощницей Куковерова в его работе была сестра Люси. Хотя она явилась в госпиталь добровольной сестрой и никогда раньше не занималась перевязками, но она скоро освоилась со своим новым делом и относилась к нему так ревностно, что Куковеров без нее не производил ни одной операции.

Другой его усердной помощницей была сестра Анастасия Янченко, Киевской общины, прибывшая в отряд генерала Стесселя. Насколько опасно было ходить между госпитальными зданиями, можно судить из того, что платье у сестры Янченко было прострелено пулей, в то время как она проходила по двору.

Шальные китайские пули носились всюду, залетали в улицы, сады, дворы, окна и двери. Китайцы-христиане, которые в числе около 2000 человек толпились, загнанные и запуганные, в монастырских флигелях и подвалах, нередко попадали под эти случайные пули и осколки шрапнели. Их тоже приходилось перевязывать, хотя врачи госпиталя едва поспевали перевязывать всех раненных солдат.

В госпиталь приносили раненых всяких национальностей – русских, французов, германцев, американцев, японцев и аннамитов.

После одной жестокой перестрелки на вокзале в наш госпиталь сразу принесли несколько раненых японцев. Между ними был тяжело раненый офицер, который сейчас же скончался.

Для японцев отвели отдельное чистое здание. Выложили пол циновками, одеялами, матрацами. Наши доктора сейчас же перевязали раненых. Некоторые из японцев казались совершенными мальчиками. Лица у них от боли кривились в мучительную гримасу. Они корчились, но геройски переносили боли и никто из них не проронил ни вопля, ни стона. Только их товарищи, которые их принесли, сморщив брови и закусив губы, молча и угрюмо смотрели на своих раненых земляков и старались услужить им, чем могли.

Японцы недолго держали своих раненых в нашем госпитале, хотя их собственный был еще не готов. Они очень ревниво относились к тому, что раненые японцы пользовались приютом чужой нации, и уже на другой или на третий день заявили, что командир японского отряда очень благодарит за раненых, но приказал перенести их в японский госпиталь.

Аннамиты состояли военной прислугой при французских Тонкинских горных батареях, прибывших в Тяньцзин. Они носили странные соломенные шляпы, вроде абажуров, с какой-то занавеской от солнца на затылке. Это были старательные тихие солдаты, но они больше походили на женщин, чем на мужчин, благодаря своим женственным лицам, лишенным всякой растительности у всех возрастов. Черные волосы, закрученные в косу, мягкое выражение узких глаз, мелкая и мягкая походка делали их еще более женственными. Они с трудом переносили раны, мучились больше всех, и им трудно было помочь, так как никто в госпитале не знал их языка.

Французы тоже плохо переносили раны и не умели скрывать своих страданий во время перевязок и операций. Самыми крепкими и выносливыми были русские солдаты, которые переносили операции иногда без хлороформа и только охали и кряхтели.

Англичане, американцы и германцы имели свой особый госпиталь, устроенный в Гордон-Холле. У нас в госпитале лежал только один бедный, никому неведомый американец средних лет, который был ранен осколком гранаты в голову, в то время как шел по улице. Большею частью он был в полусознании, туго поправлялся, и от него мы могли только узнать, что он по своим коммерческим делам недавно приехал в Тяньцзин, потерял своих товарищей, был ранен на улице и его соотечественники почему-то забыли о нем и даже не приняли в свой госпиталь, вероятно, за недостатком места.

Несколько удачных перевязок Куковерова поправили его.

Среди друзей

Несчастия людей сближают. Все время, пока существовал Франко-русский соединенный госпиталь, что продолжалось ровно месяц, отношения между русскими и французскими врачами, между сестрами, монахами и ранеными разных национальностей были неизменно дружественными, сердечными и доброжелательными. Ни одно облачко не омрачило этих отношений, и франко-русский госпиталь в Тяньцзине имеет полное право быть назван одним из самых светлых и отрадных воспоминаний минувшей кампании.

Врачи обеих наций, сестры и монахи наперерыв старались услужить друг другу и раненым, и я не помню ни одной просьбы, которая не была бы исполнена, и ни одной услуги, которая не была бы оказана.

К 6 часам вечера, когда над городом затихала канонада, врачи, выздоравливающие офицеры, сестра Люси и сестра Янченко по окончании работы в операционной, садились дружной компанией обедать на верхней веранде госпиталя. Хотя стеклянные стенки веранды были подбиты пулями, но это было наиболее удобное место в госпитале, в котором можно было передохнуть от грохота бомбардировки и криков и стонов раненых.

Как весело было на нашей веранде, в которую бились сочные зеленые ветви акаций, тополей и плюща, когда китайцы уставали стрелять и их гранаты не пугали города! Шампанское, любезно доставленное французом Филиппо, шумело в стаканах и давало повод компании лишний раз провозгласить тост за франко-русскую дружбу и за защитников Тяньцзина.

Когда французский офицер в тропическом шлеме, обтянутом синим чехлом, в легком синем костюме с золотыми пуговицами и золотыми нашивками на плечах и рукавах, или русский офицер с загорелым запыленным лицом, в перепачканном кителе и больших измятых сапогах, приходили к нам в госпиталь с позиций, прямо с перестрелки, принося последние боевые новости, – мы сейчас же звали их на веранду, усаживали за стол и прежде всего требовали выпить за «alliance franco-russe». Раздавались радостные восклицания: «Vive la France!», следовали крепкие рукопожатия и пили «брудершафт».

Сестра Люси учила русские слова и однажды спросила наших офицеров, какой самый любимый русский романс, на что те ответили:

– Захочу полюблю – захочу разлюблю.

Узнав значение этих слов, сестра Люси заметила:

– Это очень дурно, что русские так непостоянны в своих чувствах.

Офицеры ответили:

– Зато мы всегда искренни, а в симпатиях к французам неизменны.

Входит китаец-слуга, крещенный и выросший при госпитале, и на правильном французском языке докладывает:

– Господин доктор, к нам принесли раненых.

Доктора и сестры бросают обед и идут в операционную.

Иногда зараз приносили человек по десяти раненных, в самом ужасном виде. Тогда сразу на трех столах в операционной комнате, служивших в церкви козлами для гробов, начиналась дружная работа врачей.

Однажды к нам принесли пять французов, раненых осколками одной шрапнели. Они рассказывали, что кучкой человек в десять шли в городе по набережной за провизией. Над ними разорвалась шрапнель, ее осколками один был смертельно ранен в горло, другой в руку, третий в ногу, четвертый убит в грудь, у пятого были накрест раздроблены рука и нога.

Этому пятому предстояла ампутация одновременно руки и ноги. Он то кричал, то весело рассказывал о своем несчастье. По-видимому, он был сильный алкоголик, так как продолжал под хлороформом что-то говорить и петь французские песенки. Куковеров ампутировал ему обе конечности. Француз долго болел, так как был малокровен. Потом он стал поправляться и, благодаря тому, что был ранен накрест, начал даже ходить с костылем.

В другой раз к нам принесли совсем молодого мертвого французского солдата без затылка. Полчерепа и мозги были сорваны осколком гранаты. Черепная чашка была точно вымыта, кости белели, но красивое лицо француза было удивительно спокойно.

В госпитале не было своих инструментов, и поэтому врачи пользовались полковыми инструментами старой системы. Хирургические ножи скоро притупились от множества произведенных ими операций, но наточить их было негде и врачи даже не знали, где можно было бы найти мастера, во время бомбардировки. Куковеров был в отчаянии. Китайцы усилили канонаду, гранаты ежеминутно гудели над городом, и каждую минуту мы ожидали новых раненых. Узнав о затруднении наших врачей, сестра Люси забрала ящик с инструментами и объявила, что она не вернется до тех пор, пока инструменты не будут отточены. Мы стали уговаривать ее не рисковать жизнью и переждать, когда выстрелы успокоятся, тем более что едва ли можно было найти охотника точить инструменты в такие тяжелые часы.

– Наши раненые не могут ждать! – ответила она и, не обращая никакого внимания на наши увещания, скрылась в улице, грохотавшей от гранат, разбивавших стены и крыши.

Через час томительного ожидания сестра Люси вернулась в госпиталь, целая и невредимая, в сопровождении храброго итальянца-парикмахера, который имел свою мастерскую на берегу Пэйхо, пробитую гранатами. Эта удивительная женщина не только разыскала итальянца в опустевшем городе, но даже сумела уговорить его прибыть в госпиталь под гремевшими выстрелами, чтобы наточить все инструменты, во имя помощи раненым.

Ночь. В госпитале тишина. Огни все потушены. Измученные раненые и утомленные врачи – все спят. Только черные тени с огоньками скользят между палатами – это монахи обходят раненых и кому подают воды, кому поправляют койку.

Под сводами храма темно, как в пещере. Керосиновая лампа прикручена и освещает только стол, лежащие на нем бинты, марлю, вату и воду. Весь каменный пол храма застлан циновками и одеялами. Всюду лежат раненые русские, французы, аннамиты и японцы. Нет больше места для других раненых. Кто может – спит. Из ослабевшей страдальческой груди срывается стон и теряется во мраке и вышине храма.

В саду тихо. Только слышен трепет листьев акации или плюща. Иногда шелестит и звенит залетевшая шальная пуля китайца. По временам доносится монотонное жужжание, точно похоронное пение. Так молятся китайцы-христиане, которые сотнями собраны в соседних подвалах и флигелях, мужчины отдельно от женщин. Стоя на коленях или лежа плашмя на жестком холодном полу в грубой и бедной одежде, старики, старухи и дети, покорные воле Небесного Владыки, молятся только о том, чтобы Он дал им умереть вместе с их учителями-христианами и всех их переселил в Свое блаженное Небо.

Неистовый крик заставил всех спавших в госпитале встрепенуться. Кто-то кричал отчаянно, упорно, изо всех сил.

Доктор Куковеров, спавший, как и все врачи, полуодетый, вскочил с постели, захватил пузырек с морфием и побежал на крик.

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Монография представляет собой методическое пособие, в котором впервые в музыкальной педагогике рассм...
Ей дали имя Ниса – «красивая женщина»… Своего настоящего имени она не помнила, как не помнила прошло...
Станислав Гроф получил широкое признание как основатель и теоретик трансперсональной психологии, а е...
Кому охота оказаться лохом?Российский бизнесмен Денис, во всяком случае, к этому не стремился. Поэто...
«Кто вы такие? Вас здесь не ждут!»Каждое поколение, приходящее в мир, слышит этот грубый оклик, жест...
Пособие предназначено для студентов, обучающихся по специальности 031100 «Педагогика и методика дошк...