У стен недвижного Китая Янчевецкий Дмитрий

Я поехал дальше. На дороге показался на лошади казак. Увидав меня и, вероятно, не признавая во мне русского, казак, пристально вглядываясь, сбросил ружье и стал наводить на меня дуло.

Я не шелохнулся и ехал навстречу. Казак опустил винтовку.

– Что ты русского не видишь, что ли? – крикнул я ему.

– Да кто ж тебя признает? У тебя и шапка такая китайская. Я тебя за манзу и принял, – ответил казак.

– Ты куда?

– Из Ляояна в Хайчен с донесением.

– Далеко до Ляояна?

– Верст 30 будет.

– Как же ты один едешь?

– Приказано.

– A по дороге спокойно? Китайцев нет?

– Совсем спокойно. В деревнях только старики да старухи остались.

– А дорогу ты знаешь?

– Как не знать? Я ведь из Охранной стражи. Здесь я каждую деревню и каждый уголок знаю. Зато и китайцы меня знают. На то казак.

Мы разъехались. Через несколько верст показались двуколки с нашими солдатами. Они ехали беззаботно, распевая песни, точно в своей деревне. To, что они были за тридевять земель от своей родины, в какой-то Маньчжурии, в стране восстания и войны – это было им, по-видимому, совершенно безразлично.

Один из них окликнул меня:

– Здравствуйте, барин!

– Здравствуйте! а вы почему меня знаете?

– А помните, в Тяньцзине, в госпитале у французов я лежал. Я одну пулю съел.

Я сейчас же вспомнил этого дюжего рыжего добродушного артиллериста, который однажды явился во франко-русский госпиталь с перевязанным окровавленным лицом и пулей во рту. Артиллериста положили на стол. Сестра Люси вымыла ему голову. С трудом поворачивая язык, солдат рассказал, как он спал в палатке на биваке и проснулся с пулей во рту. Китайская пуля пробила палатку, залетела в открытый рот спавшего мирным сном солдата и застряла в его десне. Доктор Куковеров покопался ножом и вытащил новенькую манлихеровскую пулю так быстро, что даже хлороформа не понадобилось. Артиллериста перевязали и он вернулся на бивак.

– Ну что – выздоровел?

– Совсем здоров. Как будто и не бывало!

– Вкусны китайские пули?

– Ну нет, наши орехи лучше.

По дороге я встретил еще несколько воинских команд и одного храброго русского маркитанта, единственной защитой которого были его собака и ружье. С помощью китайских рабочих он вез на мулах консервы, табак, смирновку и даже шампанское.

Путь шел вдоль железной дороги, от которой остались только развороченные рельсы, разрытая насыпь и угли от шпал. Все станционные постройки, казармы для охраны, сторожевые будки были сожжены.

Река Шахэ, возле которой генерал Суботич со своим отрядом наголову разбил китайцев 14 сентября, настолько высохла, что ее можно было перейти вброд. Железнодорожный мост через Шахэ сожжен.

23 июня 1900 года на станции Шахэ отличились: машинист Чухрый, техник Диденко и охранный унтер-офицер Падалка.

На этой станции 18 человек охраны и железнодорожных служащих были окружены скопищем в 200 человек разъяренных боксеров. Железнодорожники и охранники, под командою Падалки, засели в казарме и стали отстреливаться. Наконец, патроны у русских начали истощаться. Свирепые боксеры обложили казарму соломой и зажгли. В последнюю минуту раздался свисток паровоза, быстро подкатившего к станции. Это пришло подкрепление в 7 человек: машинист Чухрый, техник Диденко и 5 охранников, которые открыли такой отчаянный огонь и так заорали «ура», что боксеры оторопели. Унтер-офицер Падалка и все осажденные выскочили из пылавшей казармы, пробились через толпу боксеров, сели на паровоз и благополучно укатили. Боксеры бросились в погоню, но не догнали. В этой схватке храбрый машинист Чухрый был тяжело ранен в голову и плечо, но не оставил машины и увез всех людей. 3 охранника было ранено, 6 обожжено.

Проехав Шахэ, я увидел далеко среди синевших холмов 13-ярусную Белую башню Ляояна. Как каждый порядочный уездный русский город должен иметь каланчу или колокольню, так и в Китае всякий город, желающий быть почтенным, должен окружить себя кирпичными стенами с четырех сторон и построить Белую башню – «Байта», в честь Будды.

22, 23 и 24 июня, возле этой башни, в чумных железнодорожных бараках был осажден китайскими войсками и боксерами отряд полковника Мищенко, состоявший из 104 служащих с семьями и 200 охранников. Три дня отстреливались охранники от китайцев, которые бомбардировали железнодорожные бараки пулями и гранатами. Железнодорожные служащие, их жены и дети были посажены в погреба, и из них двое были убиты. Из охранников 9 человек убито, 5 ранено. Из 90 лошадей осталось 32 живых. Похоронив убитых, в ночь на 25 июня, полковник Мищенко вышел из бараков со всем отрядом, обманул бдительность китайских войск обходным движением и благополучно пробрался в Аньшаньчжань. По пути он встретил штабс-капитана Страхова, который с кубанцами спешил к нему на помощь из Инкоу. В Ляояне были брошены: 11 паровозов, в 30 000 рублей каждый, 256 верст законченной железной дороги, вагоны, платформы, дорогие мастерские, склады, имущество служащих и на 20 000 рублей серебра. В Телине было брошено серебра на 400 000.

Работавшие на северных участках инженеры Шидловский, Срединский, Казы-Гирей и остальные служащие, под охраною штабс-капитана Ржевуцкого и его охранников, бежали на север и, после разных мытарств и похождений, пробрались в Харбин.

Печальнее всех была судьба инженера Верховского и поручика Валевского, бывшего офицера 2-го Закаспийского стрелкового батальона, которые спасались из Мукдена с 84 охранниками, служащими и 2 женщинами. Это было трагическое, но геройское отступление горсти русских людей, брошенных в жертву самой жестокой китайской ярости и дикости, забытых всеми в те ужасные дни, но не забывших своего долга друг перед другом.

23 июня китайские войска и боксеры одновременно произвели нападение на все русские посты вдоль линии железной дороги. Такое же нападение было сделано на пост Валевского. Китайцы стреляли весь день и к вечеру поставили перед русским постом два конных эскадрона и 8 орудий. В ночь на 24 июня Валевский и Верховский бежали на юг со всем отрядом. По пути они направились к станции Суетунь, чтобы выручить осажденных здесь 12 охранников и 5 мастеровых. Валевский разогнал скопище китайцев и бросился на сожженную станцию, но русских не нашел: все были вырезаны китайцами, кроме 3 охранников и 2 мастеровых, которым удалось бежать.

Китайские войска погнались из Мукдена за Валевским, но этот юный герой, во главе своего ничтожного отряда, отбился от них и ушел в Янтай, потеряв 15 раненых и убитых. Но в Янтае его встретили китайские войска, высланные из Ляояна. Отряд Валевского два раза отбивался от них и добрался до реки Тайцзы и ночью 26 июня укрылся в роще перед Ляояном.

Инженер Верховский и четыре охранника прокрались незаметно мимо китайских аванпостов к железнодорожным зданиям, чтобы узнать, не находится ли здесь русский отряд. Они увидали только уголь, обгорелые камни и обезглавленные и изуродованные трупы русских. Отряд Мищенко накануне ушел из Ляояна.

Несчастный отряд Валевского и Верховского оказался обречен на произвол судьбы. Помощи ему было ждать неоткуда. Утром 27 июня отряд пошел вдоль реки Тайцзы на восток… Валевский настаивал, чтобы отряд никоим образом не разделялся, уходил на восток, в места более спокойные, и спасался в Корею. Верховский советовал спасаться в Инкоу, на запад, укрываясь в зарослях реки Ляохэ, и разбиться всем на отдельные кучки, чтобы быть менее заметными китайцам.

Днем отряд наткнулся на китайские войска и имел с ними перестрелку. Вечером, когда отряд расположился биваком на отдых, китайцы неожиданно снова открыли огонь и одна фальконетная пуля разбила Валевскому грудь. Умирая, этот доблестный юноша дал свой последний наказ отряду «спасаться в Корею» и просил передать его последний привет матери.

По приказанию умиравшего Валевского команду над отрядом принял унтер-офицер Пилипенко. Ночью инженер Верховский, большинство служащих и 14 охранников отделились от Пилипенко. Утром 28 июня Пилипенко и 50 охранников двинулись на восток и пробились в Корею. Корейцы приняли русских радушно. Российский посланник в Корее Павлов отправил их на пароходе в Порт-Артур.

Другая партия, состоявшая из техника, телеграфиста с женою, жены машиниста, 6 охранников и старших рабочих, также спаслась в Корею.

Инженер Верховский был схвачен китайцами и торжественно казнен в Мукдене в присутствии высших мукденских властей. Вместе с ним были казнены охранники и железнодорожные служащие. Голова погибшего инженера была вывешена в клетке на стене Ляояна. Когда Ляоян был взят русскими, голова была с почестями погребена. Из всех русских железнодорожников и охранников, взятых в плен китайцами, только пять в ужасном виде были возвращены китайцами русским властям в Инкоу, когда русские уже предприняли поход на Мукден. Все остальные были зверски замучены и казнены. Все истязания и казни производились боксерами с ведома или по приказанию высших мукденских или ляоянских властей. Несчастные русские содержались в китайской казенной тюрьме. В недавно вышедшей книге капитана Кушакова, одного из главных деятелей Охранной стражи, – «Южно-Маньчжурские беспорядки в 1900 году» – подробно описаны все эти печальные события и те истязания, которым китайские власти подвергали русских.

3 июля в Дагушане были подобным же образом замучены и убиты несколько казаков 1-го Читинского полка и сотник Петропавловский.

215 лет тому назад, когда китайцы взяли у русских крепость Албазин, они взяли в плен также 45 казаков, а остальных отпустили. Китайское правительство настолько уважало в то время русских, что пленных казаков оно перевело в гвардейское знаменное войско, дало им земли и всегда оказывало всякую заботливость.

В 1900 году китайские власти в столице династии – Мукдене и Ляояне обращались с русскими пленниками как с китайскими преступниками, мучили их, истязали и казнили на площади всенародно. Китайские власти наказывали не только русских казаков, которые дрались с китайскими войсками, но также ни в чем неповинных строителей железной дороги, несмотря на то что дорога строилась по обоюдному соглашению обоих правительств, как было прекрасно известно всем китайским чиновникам.

В роковой год дружелюбие к России среди правителей и населения сопредельной с нами Маньчжурии не только не возросло, но даже привело к казни русского инженера.

Я боюсь думать, что этот печальный год поколебал давнишнее доверие и расположение китайцев к русским и имя «русский» уже не окружено в Маньчжурии тем ореолом почтения и боязни, как было раньше, и не дает более права на неприкосновенность.

Во всяком случае, если китайцы не уважают нас более так, как раньше, то в этом, вероятно, прежде всего виноваты мы сами, по разным причинам. И только от нас самих – от каждого русского, ныне живущего и работающего в Маньчжурии, зависит заставить китайцев относиться к нам с тем уважением, которого требует достоинство России.

21 сентября

Богатый вольный город Ляоян, бывший некогда столицей Ляодуна и известный своею торговлей хлебом и деревом, был уже под русским управлением. Еще летом ляоянские власти держали в плену и истязали русских железнодорожников и охранников. Теперь комендантом и градоначальником Ляояна состоял подполковник 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка – Гамбурцев. Из стрелков была образована городская полиция.

Когда китайские войска в смятении бежали от Шахэ, разбитые войсками генерала Суботича, ляоянцы заперли ворота и не пустили к себе китайских солдат.

Вполне доверяя миролюбию и честности русских, ляоянцы не бежали из города, а сдались русским, чем спасли свой город и торговлю от разграбления.

На Печилийском театре военных действий все китайские города от Таку до Пекина были разграблены и наполовину разрушены и сожжены.

Несмотря на все старания отдельных союзных командиров восстановить порядок в Чжили, в конце концов поход союзников на Пекин довершил разорение и разгром того, что не успели разгромить боксеры.

Ничего подобного я не видел в Южной Маньчжурии, в которой действовали только русские войска и господствовала одна русская власть. Мир, порядок и международная торговля в Инкоу были спасены русскими. Русские немедленно ввели русское военно-гражданское управление во всех главнейших городах Южной Маньчжурии от Порт-Артура до Мукдена: Цзиньчжоу, Сюнъечен, Гайчжоу, Хайчен, Ляоян.

Я приехал в Ляоян через 5 дней после его занятия русскими. Здесь уже торговали китайцы. На улицах, чисто выметенных, царил полный порядок. Ходили русские и китайские полицейские. Для удовольствия русских китайцы ночью зажигали перед своими домами фонари и сами были довольны этой иллюминацией.

В Ляояне я встретил начальника Южной линии Маньчжурской железной дороги инженера Феол. Осип. Гиршмана, который 21 сентября выехал из Ляояна в Мукден верхом, в сопровождении своего неразлучного переводчика-китайца Петра Ивановича, прекрасно говорящего по-русски и бывшего для него, так сказать, справочной книгой по всевозможным китайским и Маньчжурским делам. Я присоединился к ним, и мы поехали вместе. До Мукдена оставалось 60 верст.

Инженеру Гиршману и вверенным ему строителям удалось вчерне закончить Южную линию Маньчжурской дороги раньше всех других линий, строившихся в Маньчжурии. Летом 1900 года боксеры разрушили все их двухлетние упорные труды. Более половины выстроенной ими дороги было уничтожено. Приходилось созидать сначала. Однако Гиршман и все остальные инженеры и техники Южного отделения напрягли все усилия, и уже через год дорога была снова выстроена. В конце 1901 года Южная линия была настолько устроена и оборудована, что сейчас же поступила в правильную эксплуатацию и уже в первые месяцы стала приносить значительные доходы дороге.

Инженер Гиршман так рассказывал мне о своей деятельности и о своем детище – железной дороге:

– Я приехал в Порт-Артур в мае 1898-го, и 28 мая мы уже начали делать первые изыскания. Работы мы повели с двух концов: от Артура на север и от Телина на юг. На севере мы начали работы по постройке в сентябре 1898 года, а на юге – в апреле 1899-го. В октябре 1899 года наш железнодорожный путь доходил до Ляояна, а в ноябре – до Мукдена. Я горжусь тем, что мне удалось побить железнодорожный рекорд на быстроту постройки: в этой полудикой стране, в которую все материалы приходилось привозить извне, мы выстроили 550 верст пути в 13 месяцев. За это время было произведено земляных работ свыше, чем на 1 миллион кубических сажен. Вынуто около 100 000 кубов скалы. Построено свыше 500 мостов. Каменных мостов поставлено свыше, чем на 15 000 кубов.

Во время постройки дороги я старался поддерживать наилучшие отношения с мукденским цзянцзюнем, со всеми китайскими чиновниками и населением. Китайские власти всегда оказывали мне и всем строителям дороги полное содействие. Простой народ также относился к нам совершенно дружественно. Поэтому, когда вспыхнули беспорядки, я просил всех инженеров – начальников участков по возможности оставаться на своих местах и не отдавать дороги. Я до последней минуты надеялся, что мы удержим за собой дорогу, и до последнего дня уговаривал китайских чиновников поберечь дорогу. 22 июня с последним поездом я уехал из Ляояна в Порт-Артур, а на другой день боксеры напали на дорогу и стали разрушать ее на всем протяжении от Хайчена до Телина. Однако наши инженеры и все железнодорожные служащие и чины Охранной стражи с честью исполнили свою обязанность хранить дорогу. Они отдавали боксерам пядь за пядью, отстаивали дорогу до последней возможности и только тогда бросали ее, когда уже нужно было спасать не дорогу, а свою жизнь. Потому на нашей линии так много жертв среди служащих. Каждый выполнил свой долг до конца. Я все надеялся, что гроза пройдет мимо и наша дорога останется в целости, но события сложились иначе.

На нашей линии от Порт-Артура до Телина, из 489 верст пути боксеры разрушили около 275 верст. Сперва была разрушена северная часть: от Телина до Хайчена. Все станции и железнодорожные дома для служащих разрушены. Мосты сожжены. Шпалы вырыты и унесены. Рельсы большей частью валяются на полотне железной дороги. Позже была разрушена линия между Хайченом и Ташичао и возле Кайчжоу. Работы по восстановлению были начаты мною еще 16 июля, и ныне исправлено около 100 верст, благодаря чему представилась возможность подавать санитарные поезда Красного Креста для приема больных и раненых уже на 15 верст за Хайченом. Из 1600 вагонов разрушено, сожжено и попорчено около 700 вагонов, в целости сохранилось около 900. Из 60 паровозов в руки боксеров попало 17, из них 11 находятся в Ляояне.

Паровозы сильно попорчены, но есть надежда на их исправление. В нашем распоряжении находятся 43 паровоза, совершенно годных к действию. Паровозы и вагоны будут исправляться своими средствами, на наших мастерских. Мы немедленно приступаем к восстановлению всего разрушенного пути. Работы будут вестись с разных пунктов. Работы у Хайчена и Ляояна уже начаты. Стоимость исправления каждой версты обойдется от 4 до 5 тысяч рублей. Вся работа, вероятно, будет стоить от 6 до 8 миллионов. Весь пострадавший путь я надеюсь исправить в 6 месяцев, а установление правильного движения поездов по железной дороге, благодаря восстанию боксеров, отсрочивается приблизительно на 1 год. Сколько железнодорожных служащих погибло во время этих смут – еще не выяснено окончательно. Не досчитывают очень многих. Не считая многих раненых, пока удостоверено 15 убитых. Много пропавших без вести. Станция Суетунь вся вырезана. О бедном инженере Верховском я не имею никаких известий.

Широкая Мандаринская грунтовая дорога, глубоко прорезанная колеями и ухабами, по которым мы ехали, несколько раз подходила к полотну железной дороги. Если бы не рельсы, которые валялись иногда вдоль насыпи, то трудно было бы признать, что здесь пролегала железная дорога. Шпалы были расхищены и сожжены. Насыпь разрыта и обращена китайцами в проселочную дорогу. Телеграфные столбы и все мосты уничтожены. Вместо железнодорожных зданий виднелись обгорелые остовы стен и труб. Попутные деревни, разграбленные китайскими солдатами и боксерами при приближении русских, были покинуты жителями. Встречались дымившие пожарища и трупы китайцев. В одной деревне я увидел туловище убитого китайца, ноги которого валялись в другой деревне. Каким образом ноги ушли от своего владельца в соседнюю деревню – не знаю. Единственными живыми обитателями этих богатых просторных маньчжурских сел и деревень были одни пугливые собаки и молчаливые степенные свиньи.

Насколько в Печилийской провинции китайские деревни были скучены, сжаты, тесны и бедны, настолько в Маньчжурии села китайцев и маньчжур раскинулись широко и привольно. Широкие улицы, просторные усадьбы, большие дворы, крепкие поместительные дома, построенные из кирпича, а не мазанные из глины и соломы – как в Чжили. Видно было по всему, что в Фыньтенфу – Южной провинции Маньчжурии – жило привольное и зажиточное торговое население.

Всюду попадались постоялые дворы, бобовые и ханшинные заводы, лавки, амбары, склады. Переночевав на одном заводе в Янтае, утром 22 сентября мы приехали в Мукден, занятый русскими войсками.

22 сентября

В глубокой древности «Священный город» Мукден, под именем Шэньян, принадлежал китайцам. В 1626 году маньчжурский хан Тайцзу завоевал Шэньян, дал ему маньчжурское название Мукден, т. е. «Священный», и избрал этот город для своей столицы.

В окрестностях Мукдена воздвигнуты две великолепные усыпальницы: Чжаолин, в которой погребен основатель Маньчжурской династии Тайцзу, и Фулин, в которой покоится прах Тайцзуна, отца основателя династии.

Со времени существования Маньчжурской династии Цинов никогда ни одно иностранное войско не подходило к Мукдену н не тревожило своим появлением вечного сна великого Тайцзу и его отца. Японцы во время войны с китайцами могли дойти только до Аньшаньчжаньских высот, были здесь разбиты китайцами и не решились более углубляться в дебри Маньчжурии.

«Священная столица» Маньчжурии, до сих пор еще называемая так китайцами – «Шэньцзин», в 1900 году впервые была завоевана русскими войсками и впервые лишилась своей свободы и покоя за 275 лет.

Честь завоевания Мукдена принадлежала генералу Суботичу и его Южно-Маньчжурскому отряду.

Генерал-лейтенант Генерального штаба Суботич хорошо известен китайцам на Квантуне и в Южной Маньчжурии как Су-цзянцзюнь. После службы на Кавказе, генерал Суботич был назначено помощником начальника штаба Приамурского военного округа и последние годы своей деятельности посвятил Дальнему Востоку. В 1895 году ему пришлось вынести на себе всю тяжесть экстренной мобилизации войск Приамурского края, по случаю осложнений с Японией. В начале 1898 года генерал Суботич был назначен во Владивосток военным губернатором Приморской области, во главе которой пробыл всего несколько месяцев, так как осенью 1898 года он был избран для совершенно нового поста начальника только что занятого Россией Квантунского полуострова, первым начальником которого был адмирал Дубасов, занимавший Квантун. Новому начальнику и окружавшему его маленькому штату первых пионеров русской администрации выпало на долю совершенно новое и весьма трудное и сложное дело – создать в Китае первую русскую колонию и ввести на китайском Квантуне русскую гражданственность.

В основание своей политической деятельности генерал Суботич полагал установление самых дружественных, справедливых и гуманных отношений к китайскому населению, сближение с китайцами, охранение их прав, привлечение их симпатий на сторону России и т. д. Известно, что во всех остальных иностранных колониях в Китае (Гонконг, Шанхай, Цзяочжоу и др.) иностранцы живут совершенно отчужденно от китайцев, которые не пользуются даже всеми правами в пределах иностранной колонии, наравне с иностранцами. Ближайшими сотрудниками генерала Суботича в этой деятельности были: начальник округа Квантунского полуострова подполковник Куколь-Яснопольский и поручик Россов, прекрасно владеющий китайским языком и исполнявший при генерале обязанности дипломатического чиновника в сношениях с китайцами. Супруге генерала Олимпии Ив. Суботич принадлежат энергичные труды по устройству первого русско-китайского училища в Порт-Артуре, а также видная деятельность в Обществе Красного Креста.

По занятии Мукдена, генерал Суботич немедленно принял самые строгие меры к тому, чтобы в столице был восстановлен порядок, спокойствие, личная и имущественная безопасность китайцев и не допускались никакие грабежи и вымогательства у жителей. К населению он обратился с успокоительным воззванием, написанным на китайском языке, дословный перевод которого на русский язык следующий:

«Великого Российского Государства, командующий сухопутными войсками Южно-Маньчжурского отряда, цзянцзюнь Су объявляет:

Боксеры и бунтующие солдаты разрушили железную дорогу и убили многих служащих, а после этого стали грабить и убивать мирных китайских жителей. За это им уже досталось от русских войск. Во всех местностях, после того как боксеры и солдаты были прогнаны, китайские жители возвратились в свои города и села и теперь живут мирно и занимаются своим делом.

Но не везде еще мирные жители могут жить спокойно от этих худых людей, поэтому Русский Царь приказал мне наказать всех бунтовщиков и привести страну в полное спокойствие.

У меня много войск и пушек, и я накажу их, если они осмелятся сопротивляться.

Но я буду воевать только с боксерами и с солдатами, а мирных жителей мои войска не тронут, и имущество и скот их будут в целости, а за все то, что моим войскам нужно, как например, скот, мясо, съестные припасы для людей, – за все это будут платить.

Я, цзянцзюнь Су, долго управлял китайским населением на Ляодуне, там, где русские и все китайцы меня уважают и знают, что я всегда был их защитником, а что только для худых людей я строг. Может быть и вы об этом слышали, а если и не слышали, так сами увидите. Приглашаю всех вас, мирных жителей, хорошенько прочитать то, что здесь написано, и так и поступать, ибо хорошо вам будет и вашим семействам. А если не послушаетесь, будет худо, потеряете все то, что вы приобрели своим тяжелым трудом. Разве это будет хорошо? А вам, китайским солдатам, предлагаю бросить ваше оружие и уйти, куда знаете, попытаться честным трудом зарабатывать хлеб и не советую сражаться с нами, ибо будете разбиты и уничтожены, как те, которые сражались с нами у Пекина, Тяньцзина, Цицикара, Айгуна, Нингуты, Хайлара, Мергеня, Харбина и во многих других местах, которые все нами завоеваны, – это ведь вам, конечно, известно.

Вот, что я вам хотел сказать, читайте и исполняйте, а не исполните, худо будет».

Я провел в Пекине месяц и столько же пробыл в Мукдене. В Пекине было слишком много командиров и начальников, слишком много иностранных недисциплинированных солдат – и поэтому там было мало порядка и согласия. Согласно только грабили. Вначале Пекин громили боксеры, потом он был разграблен и продан с публичного торга союзниками.

В Мукдене бежавшие в смятении китайские войска только начали грабежи и сожжение города, который был вовремя спасен отрядом генерала Суботича. Пострадала главная улица, на которой находились богатые магазины, конторы и меняльные лавки китайцев. Большая часть города была сохранена в целости. В Мукдене была одна власть, один начальник и притом весьма гуманный и относившийся к китайцам с сочувствием и уважением, – поэтому в Мукдене был полный порядок.

Все время, которое я провел в Мукдене, сейчас же после его занятия, я не видел ничего подобного тому, чему был свидетелем в Пекине.

После мирного воззвания генерала Суботича, составленного совершенно в китайском духе, жители стали мало-помалу возвращаться в свою столицу и окрестные деревни. Купцы понемногу открывали свои лавки и торговали тем, что удалось спасти. Поселяне принимались за уборку хлебов.

Для того чтобы привлечь самих китайцев к успокоению города, генерал Суботич созвал китайских купеческих старшин, успокоил их и поручил им самим наблюдать за порядком в городе. Полиция была составлена из русских стрелков и китайских стражников.

Для заведования городскими делами было составлено временное городское управление: из губернатора – командира 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка полковника Домбровского, вице-губернатора Генерального штаба подполковника Дессино и 5 полицеймейстеров, которые заведовали 4 частями города, юго-восточной и юго-западной, северо-восточной и северо-западной, а также центральной частью – Императорским городом.

В великолепных Богдыханских гробницах Чжаолин и Фулин, сооруженных в окрестностях Мукдена, были поставлены военные караулы для охраны гробниц от разграбления китайскими хунхузами.

Китайцы высоко ценят подобное гуманное отношение к ним и стараются отблагодарить по-своему. Вскоре после отъезда генерала Суботича, мукденские купеческие старшины постановили, по китайскому обычаю, поднести генералу Суботичу, на память о его пребывании в Мукдене, традиционные почетные знаки: зонтик, знамя и приветственный адрес.

В адресе китайские купцы написали следующее:

«Общество Китайских Мукденских купеческих старшин почтительнейше, под знаменами генерал-лейтенанта Суботича, выражают ему следующее:

Они, в знак благодарности за то, что генерал Су (Суботич) и губернатор До (Домбровский) дорогого государства (России), во главе войск, прекратили в Мукдене огонь и спасли народ, – с чувствами радости и любви желают поднести от 10 000 людей знамя и зонтик, чем они хотели бы выразить преисполняющие их мысли и чувства.

После того как генерал Су, одержав победы, вернулся в дорогое государство, были приготовлены знамя и зонтик.

Старшины сами привезли в Лиушунькоу (Порт-Артур) знамя и зонтик и просят генерала принять их.

Они приложили все старания, чтобы приготовить эти подношения, и, если генерал Су примет их, они будут глубоко обрадованы.

Такие же подношения были сделаны губернатору До раньше, за его такое же славное деяние.

Это вершковое прошение написано с почтением и с пожеланием всяких благополучий.

Русского календаря 1901 год. Китайского государства Гуан Сюй 27-й год. Старшины: Цзу Куй Фын, Суй Чао Шэн, Ван Шу Кай, И Фын Чан».

Немалая заслуга в смысле сближения с китайским населением принадлежит отряду Красного Креста С. Александровского. Через несколько дней после занятия Мукдена – в нем уже был устроен Александровским и всеми деятелями и деятельницами его отряда первостепенный госпиталь, прекрасно оборудованный и снабженный всем необходимым. Не только русские, но даже китайцы лечились в этом госпитале и встречали самый заботливый уход и братское отношение.

Среди ревностных тружениц – сестер милосердия этого отряда находилась графиня Екатерина Николаевна Игнатьева, дочь бывшего посланника в Китае, генерал-адъютанта графа Н. П. Игнатьева. Она проводила дни и ночи у изголовья раненых и больных солдат, подолгу беседовала с ними, читала им книжки. Солдаты любили ее как родную сестру и называли ее «Красным солнышком».

Одновременно с успокоением столицы Маньчжурии русские военные власти предприняли ряд походов в глубь Маньчжурии для уничтожения остатков китайской армии и усмирения всего края. Но эта задача оказалась гораздо труднее завоевания.

Китайские войска разбежались по горам и долинам необъятной Маньчжурии, разбились на мелкие отряды и повсюду разоряли свои же города. Те города, которые оказывали русским гостеприимство, они наказывали еще более тяжелым разорением и сожжением. Таким образом, китайское мирное население оказывалось между двух огней и не знало, чью власть признавать в крае. К беглым китайским солдатам присоединились хунхузы.

В первое время были отправлены следующие экспедиции:

23 сентября из Мукдена был выслан на север в Телин отряд полковника Мищенко, который в Телине встретил сотню есаула Кузнецова из отряда генерала Ренненкампфа и таким образом установил связь между русскими войсками, действовавшими в Южной и Северной Маньчжурии.

23 сентября вышел из Мукдена летучий отряд, под начальством Генерального штаба генерала Кондратовича, заведовавшего военными сообщениями, в составе пехоты и артиллерии (подполковник кн. Крапоткин), конницы (есаул Мадритов) и саперов. Назначение этого отряда было установить речное сообщение по реке Ляохэ и ее притоку Хунхэ, протекающему возле Мукдена, для того чтобы доставлять транспорты водою от Инкоу до Мукдена.

Генерал Кондратович прошел весь назначенный путь, имел во многих местах перестрелку с китайскими беглыми войсками и хунхузами и впервые установил связь по реке Ляохэ между Мукденом и Инкоу. На генерала Кондратовича в кампанию 1900 года было возложено весьма трудное, сложное и ответственное дело: устройство военных сообщений и тыловой организации на огромной области – от Пекина до Мукдена. Благодаря его стараниям, вскоре после взятия Пекина и Мукдена русский военный телеграф, проведенный нашими саперами, уже работал между Порт-Артуром и этими столицами. Также благодаря настойчивости генерала Кондратовича быстро был восстановлен китайский телеграф, разрушенный в Маньчжурии боксерами. С помощью этого телеграфа было установлено прямое телеграфное сообщение между Порт-Артуром и Сибирью, благодаря чему Петербург получил возможность сообщаться непосредственно с Маньчжурией и Квантуном по русскому телеграфу, не прибегая к иностранным кабелям. Впоследствии генерал Кондратович был начальником отрядов, которые посылались в глубь Маньчжурии для усмирения страны.

26 сентября генерал-лейтенант Штакельберг, во главе отряда из трех родов оружия, переправился через реку Ляохэ, занял Синьминтин, двинулся на северо-запад и отбросил в Монголию остатки китайских войск. Начальником штаба этого отряда был подполковник Генерального штаба Запольский, уже отличившийся в Северной Маньчжурии взятием китайских орудий.

На юго-восток, в долину реки Ялу, к границам Кореи был отправлен отряд полковника Артамонова, взявший город Фынхуанчен.

21 октября, в день восшествия на престол Государя Императора, в Мукдене произошло торжественное братание русских отрядов – Южно-Маньчжурского и Северо-Маньчжурского, представителем которого явился генерал-лейтенант Каульбарс, приехавший из Северной Маньчжурии с небольшим отрядом. На площади Богдыханского дворца, перед собранными войсками, генерал Каульбарс сказал горячую речь, в которой описал заслуги русских доблестных войск, в два месяца прошедших всю Маньчжурию и занявших главнейшие города, и передал привет от Северных отрядов – Южно-Маньчжурскому.

В отряде генерала Каульбарса переводчиком китайского языка состоял штабс-капитан Россов, служивший ранее на Квантуне – один из тех русских самородков, которые сами родятся, сами учатся, сами трудятся и сами делают себе карьеру. По окончании Павловского училища он сам просил назначить его в один из приамурских батальонов, стоявших в Хабаровске. Сам хлопотал, чтобы его командировали в Пекин для изучения китайского языка, который он одолел в два года. После занятия Порт-Артура он оказался на Востоке единственным русским офицером, знающим свободно китайский язык, вследствие чего генерал Суботич, бывший в то время начальником Квантунского полуострова, назначил его своим дипломатическим чиновником. Двадцатипятилетний дипломат не только сам прекрасно справлялся с китайцами на Квантуне, но даже успел через несколько месяцев написать серьезную и дельную книгу «Очерки занятия Квантуна и быта туземного населения». Это было первое популярное сочинение о Квантуне, напечатанное в 1900 году в «Новом Крае» и затем изданное в Порт-Артуре отдельной книгой.

В стычке с хунхузами в Дагушане, осенью 1900 года, Россов был ранен.

Одной из самых трудных была экспедиция ротмистра гвардии Ельца, известного военного писателя. 23 сент. с небольшим отрядом он отбил у боксеров город Юнпинфу. 14 октября Елец был командирован для освобождения католической миссии в Суншуцицзы, в которой были осаждены китайскими войсками и боксерами епископ Восточной Монголии Абельс, 23 миссионера и 3000 китайцев-христиан. Явившись на выручку, Елец сам попал в осаду, которую геройски выдерживал со своим отрядом 6 дней. Во время перестрелки Елец был тяжело ранен три раза, ранены: храбрый подпоручик Бунин – тяжело в ногу, подпоручик Пельгорский, д-р Шрейбе и 26 солдат, 2 солдата убиты. 22 октября явился генерал Церпицкий и освободил осажденных. После того как были заняты главнейшие города Маньчжурии: Цицикар, Гирин и Мукден и восстановлен порядок в окружающих местностях, был предпринят целый ряд походов в горы и топи Маньчжурии и в степи Монголии.

Конец 1900 года, весь 1901 год и начало 1902-го были посвящены этим трудным изнурительным походам то по скалам, то по болотам, то по пескам, то в жгучий зной, то в леденящий мороз. Главною целью этих походов было уничтожить остатки китайской армии, продолжавшие разорять страну, и рассеять царство хунхузов, давнишний и злейший бич Маньчжурии. Эти хунхузы, состоявшие из разбойников и бездомных бродяг, гнездились в восточных горах Маньчжурии, были вооружены огнестрельным оружием, наводили ужас на население маньчжурских городов и деревень, которые они облагали данью, и без откупа не пропускали ни одного обоза на дороге и ни одной джонки на реке.

Трудные и продолжительные экспедиции генералов Кондратовича, Церпицкого и Каульбарса в горы Маньчжурии только разметали гнезда хунхузов, но не уничтожили их. Несколько тысяч хунхузов и их главный предводитель – 60-летний хан Лиуданьцзыр (по-русски: шесть дробинок) сдались русским. Есаулу Мадритову, прославившемуся своими набегами на хунхузов, было поручено командовать этой ордой плененных хунхузов, которых он посылал на разные работы, на постройку Маньчжурской железной дороги, употреблял для летучей почты, для исправления дорог и пр. Сдавшиеся хунхузы оказались весьма старательными работниками на русской службе. Но тысячи их еще скрываются в лесах и скалах Маньчжурии и предпочитают более легкий и верный способ добычи – грабеж и насилие.

Нет сомнения, что когда русские войска будут окончательно выведены из тех отдаленных мест Маньчжурии, в которых они находятся в настоящее время, то хунхузы тем самым не будут выведены и все в Маньчжурии останется по-прежнему: хунхузы будут по-прежнему грабить города и деревни и прежде всего жестоко накажут те города, которые оказывали гостеприимство русским; хунхузы по-прежнему будут нападать на обозы русских купцов, на станции и посты нашей железной дороги, а при большей смелости – будут нападать и на наши поезда.

В течение событий 1900 года Россия немедленно мобилизовала 98 000 солдат, т. е. в 10 раз больше того числа войск, которые были присланы всеми иностранными державами вместе для освобождения Пекина. Россия потеряла 2002 солдата ранеными, убитыми и пропавшими без вести.

Россия исключительно своими силами, быстро собранными и направленными, произвела усмирение Маньчжурии от Айгуна до Инкоу, от Монголии до Кореи. Россия покрыла Маньчжурию не только величайшей железнодорожной сетью, стоящей пока 500 миллионов русских денег, но усеяла ее также костями своих солдат и строителей дороги, погибших во время смут.

Пусть же кости этих русских людей, покоящихся вечным сном в самых отдаленных и глухих маньчжурских углах, всегда напоминают, кому принадлежит первое право и будущее в Маньчжурии.

Еще до занятия Мукдена, правитель Мукденской провинции цзянцзюнь Цзэн Ци, испытанный друг России и неизменный сторонник мира, порядка и законности, написал следующее письмо к адмиралу Алексееву, надеясь этим письмом предотвратить поход русских войск на Мукден:

«Китай и Россия в течение нескольких столетий находились в самых тесных дружеских отношениях и никогда не воевали друг с другом. Границы наши соприкасаются подобно тому, как соприкасаются губы с зубами. Когда в 1894 г. был нарушен наш мир с Японией, то, благодаря посредничеству почтенного государства (России), состоялось примирение и до настоящего времени все было спокойно. Нынешним летом появилось множество бунтовщиков-боксеров, которые убивали христиан, жгли и разрушали храмы и разоряли страну. Первоначально это не касалось почтенного государства. В то время было уже решено между Инкоуским даотаем и русским консулом в Инкоу, что каждый сам будет охранять своих сограждан.

Неожиданно бунтовщики-боксеры произвели беспорядки, и невозможно было избежать столкновений. Ныне уже изловлено и казнено несколько десятков боксеров, и в настоящее время страна от них очищена. Ввиду сего и принимая во внимание, что великая держава Россия издавна находилась в мире с Китаем, я смею надеяться, что, согласно заповедям небесной добродетели, возможно будет прекратить военные действия и остановить наши войска там, где они находятся теперь, приказав им не идти далее, дабы охранять население и избежать дальнейших человеческих жертв.

Что касается железной дороги, то ведь первоначальные цели ее – торговые. Поэтому, если население оставит свои земли, то от этого пострадает благосостояние края и будет причинен ущерб торговле. Гораздо лучше прекратить войну и возвратиться к добру и миру.

Теперь до меня дошли слухи, что в Пекине уже начались переговоры о мире, и не сегодня завтра он будет заключен. Поэтому надеюсь, что вы, почтенный адмирал, прикажете войскам вашим прекратить военные действия в ожидании заключения мира и возвращения к давнишним добрым отношениям. С пожеланиями всего лучшего ожидаю ответа.

Цзянцзюнь Цзэн Ци». (Перевод письма на русский язык сделан Ливачаном.)

Адмирал Алексеев написал цзянцзюню Цзэн Ци следующий ответ, посланный 4 сентября 1900 года:

«1 сентября я получил ваше сообщение, в котором вы просили о прекращении военных действий. Я глубоко сожалею, что боксерское восстание привело к нарушению мира, и искренно желаю восстановления дружеских отношений.

Китайские солдаты не только не усмиряли мятежников, но самовольно начали военные действия против наших войск и тем самым вызвали нарушение мира.

Войска наши были посланы исключительно для охраны наших подданных, посему для прекращения военных действий необходимо, чтобы нам был открыт беспрепятственный доступ в Мукден и во все крепости, форты, импани и другие укрепленные места провинции, а равным образом, чтобы выданы были все имеющиеся у ваших войск ружья и пушки и переданы все арсеналы и военные склады. Кроме того, вы должны помогать нашим войскам при найме рабочих и подвод, закупке продовольствия и фуража и вообще содействовать установлению добрых к нам отношений и доверия со стороны населения подведомственной вам провинции. В таком случае с нашей стороны мы будем оказывать вашим властям полную поддержку в защите мирного населения, умиротворении и управлении краем для обоюдной пользы и блага.

Адмирал Алексеев».

Через десять дней адмирал Алексеев обратился с новым письмом, адресованным цзянцзюню и китайским министрам в Мукдене:

«В ответ на сообщение ваше от 31 августа (20 числа 8 месяца) считаю долгом уведомить, что условия, на коих Российское Правительство согласно прекратить военные действия, уже изложены в ответном сообщении моем от 4 сентября. Считаю долгом присовокупить, что Российское Правительство не питает никакой вражды к Китаю и по-прежнему проникнуто к нему лучшими доброжелательными чувствами, а равно желанием содействовать правительству Его Величества Богдыхана в скорейшем восстановлении спокойствия. Тем не менее события в Маньчжурии ознаменовались повсеместным разрушением железнодорожного пути и бомбардировкою наших городов, что обязывало нас для защиты русских подданных и охраны железной дороги принимать все меры и отправить свои войска вдоль Маньчжурской железной дороги, дабы не рисковать снова громадными капиталами, которые затрачиваются на ее постройку.

Ожидаю ответа от вашего превосходительства, который прошу переслать мне через генерала Суботича.

Адмирал Алексеев.

Согласно последнему письму адмирала Алексеева, цзянцзюнь Цзэн Ци написал следующее письмо генералу Суботичу (перевод Ливачана):

«Вчера я имел честь послать вам, почтенный цзянцзюнь, письмо, которое, надеюсь, будет вам доставлено.

В настоящее время, при пожелании вам доброго здоровья, имею честь сообщить вам, что, ввиду беспорядков, учиненных злонамеренными ихэтуанями-боксерами, в крае объявлено военное положение. Все это не отвечало намерениям и желаниям нашего Императора, начальствующих лиц, жителей и купцов. Виною всему боксеры. Ради добрых отношений, существующих более 200 лет между обоими нашими государствами, я никогда не допускал мысли, что такая вековая дружба может быть нарушена или потеряна. Поэтому я неоднократно обращался к вам с просьбою о прекращении военных действий.

До прихода русских войск в столицу – Мукден – я поддерживал спокойствие народа и приказал остановить всякие военные действия. По общему обычаю, мы должны были выехать из столицы и ждать дальнейших переговоров – с горьким чувством жалости о всем происшедшем. Наверное, вы, почтенный цзянцзюнь, ваши чиновники и, наконец, все жители Мукденской провинции знали о моем искреннем желании прекратить всякие враждебные действия друг против друга. Я слышал, что вы, почтенный цзянцзюнь, по приезде в Мукден, командировали солдат для охраны Императорских могил и дворца, а также вы успокоили местных купцов и жителей, которые занимаются теперь своим делом тихо и спокойно. При этом вы не позволяли солдатам брать у жителей что бы то ни было, и даже никто из жителей не был убит или ограблен.

Такие высоконравственные распоряжения и заботливость не только в наш век, но очень редко встречаются даже в старину, у знаменитых полководцев. За это я глубоко тронут и признателен. Также я очень благодарен вам за то, что вы – хотя мне это весьма совестно – несколько раз посылали ко мне людей, чтобы я возвратился в столицу. Ввиду этого я на днях командировал чиновников в Мукден с моими предложениями относительно мирных переговоров для представления вашему превосходительству, но до сих пор я не получил от них никакого ответа.

Вследствие разграбления населения бежавшими солдатами и хунхузами, необходимо принять теперь же меры к преследованию их, чтобы дать возможность жителям мирно продолжать свою обыденную жизнь.

14-го числа я прибыл в Синьминтин и получил письмо от адмирала Алексеева, который сообщил мне, что Мукденскую провинцию предположено возвратить Китаю, по примеру Пекина и Чжилийской провинции, и настаивал, чтобы я, цзянцзюнь, и остальные власти возвратились в Мукден. 15-го числа я уже ответил на это сообщение по телеграфу. Теперь я остаюсь жить на несколько дней в Синьминтине и затем намерен выехать в Мукден для свидания с вами, так как надеюсь получить от вас добрые советы. Жду вашего почтенного ответа. Прилагаю при сем мою визитную карточку.

Командированный мною в столицу Мукден для переговоров даотай Чжоу Мянь, как сообщают, теперь выехал в Порт-Артур, но до сего времени я не имею о нем никаких известий, что меня крайне беспокоит. В настоящее время бежавшие солдаты и разбойники бродят повсюду. Если их теперь же не преследовать, то жителям безусловно грозит смертельная опасность. Если даотай Чжоу Мянь не может решить вопросов о переговорах, то я, цзянцзюнь, прибуду в Мукден для личных переговоров с вами. Покорнейше прошу об этом сообщить адмиралу Алексееву. Если вы найдете возможным, то благоволите сообщить по телеграфу в Порт-Артур.

Цзянцзюнь Цзэн Ци».

21 октября в Порт-Артур прибыли чиновники, командированные цзянцзюнем для ведения предварительных переговоров: даотай Чжоу Мянь – директор китайской Хэйлунцзянской лесной компании, поставляющей лес на Маньчжурскую железную дорогу, переводчик Жуй Ань, служивший ранее при китайской миссии в Петербурге, и уездный начальник Цзянь Вэнь Си.

После того как, по Высочайшему повелению, русские войска были выведены из Пекина, пекинское центральное правительство относилось с таким доверием к России, что переговоры со своим цзянцзюнем в Мукдене оно вело через посредство адмирала Алексеева, предложив цзянцзюню самостоятельно вести переговоры с русскими властями о сдаче городов России и о совместном русско-китайском управлении в Южной Маньчжурии путем заключения отдельного соглашения.

Прибывшие в Порт-Артур китайские чиновники привезли письмо цзянцзюня, который выражал сожаление о случившемся, предлагал оказать свое содействие в умиротворении страны и соглашался на все условия, которые будут угодны русским.

После некоторых переговоров китайские посланцы подписали предварительное военное соглашение, выработанное по поручению вице-адмирала Алексеева состоявшим при нем дипломатическим чиновником Коростовцом. Переговоры с китайцами велись его секретарем Тидеманом. Соглашение заключалось в следующих пунктах:

1. Мукденский цзянцзюнь является ответственным за сохранение мира и порядка в стране, ему вверенной, и за правильный и беспрепятственный ход работ по постройке Маньчжурской железной дороги.

2. Для охранения порядка и спокойствия вдоль Маньчжурской железной дороги будут расположены русские войска, которым цзянцзюнь должен оказывать содействие.

3. Китайские войска, виновные в разрушении железной дороги и мятеже, должны быть распущены. Китайские арсеналы, орудия, оружие, военные склады и запасы Мукденской провинции передаются русским военным властям.

4. Все крепости и военные укрепления должны быть срыты. Китайские военные склады, ненужные для потребностей русских военных властей, должны быть уничтожены.

5. Инкоу и другие китайские города, в которых вводится русское гражданское управление, будут возвращены Китаю по мере восстановления в крае порядка, по усмотрению русского правительства.

6. Цзянцзюню предоставляется право образовать пешую и конную полицейскую стражу, без артиллерии, и ввести в деревнях и селениях земскую вооруженную полицию.

7. При цзянцзюне будет состоять русский военный комиссар.

8. В случае необходимости цзянцзюнь может обращаться к русским военным властям за содействием.

30 октября Чжоу Мянь и другие уполномоченные китайские чиновники, в сопровождении поручика 10-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Вавилова, уехали в Синьминтин, для передачи и утверждения цзянцзюнем означенного соглашения. В Синьминтине находился цзянцзюнь, его семья, мукденские министры и китайские войска, бежавшие туда перед взятием Мукдена.

13 ноября цзянцзюнь Цзэн Ци подписал конвенцию, которая явилась первым соглашением, заключенным между русскими и китайскими властями в Маньчжурии после нарушения мира. Документ этот, подписанный цзянцзюнем, был привезен в Порт-Артур поручиком Вавиловым.

Означенное соглашение, послужившее основанием для дальнейшего порядка вещей в Южной Маньчжурии в течение первых 18 месяцев оккупации, не было оглашено русскими властями. Китайские власти, однако, опубликовали его в Пекине, после чего оно было напечатано во всех заграничных газетах.

Первым русским военным комиссаром при Мукденском цзянцзюне был назначен полковник Громбчевский, гражданский комиссар Квантунской области, известный путешественник и исследователь Центральной Азии.

Цзянцзюнь Цзэн Ци вскоре вернулся в Мукден и снова вступил в управление вверенной ему провинцией. С этого времени началась совместная энергичная работа русских и китайских властей, полная неизменного дружелюбия и взаимного доверия, по восстановлению порядка и мирной деятельности в потрясенной Южной Маньчжурии. Но насколько это дружелюбие прочно и искренне – покажет будущее.

Несмотря на свой государственный ум, влияние и искреннюю привязанность к русским – цзянцзюнь Цзэн Ци один не в состоянии держать в своих руках Южную Маньчжурию, и, когда в Мукдене вспыхнул мятеж, цзянцзюнь был бессилен его подавить: он бежал, и только русские снова вернули ему власть.

Пока в Южной Маньчжурии оставались русские войска и население знало над собой не бессильных китайских мандаринов, а твердую русскую власть, оно оставалось спокойно, занималось мирным трудом и, в случае разбоев хунхузов, обращалось к покровительству русской силы, которой боялось и слушалось. Как будет вести себя китайское население, особенно бездомное, бродячее, уже искусившееся грабежами и разбоями 1900 года, и что останется от только что выстроенной Маньчжурской железной дороги по уходе русских войск, – покажет будущее.

Даже положение самого мукденского цзянцзюня Цзэн Ци на его посту непрочно. Несмотря на то что он является одним из самых дальновидных и благоразумных китайских государственных деятелей в настоящее время, он, однако, не избежал опалы пекинского двора и даже лишен был должности и чинов. Только благодаря энергичному настоянию России, за ним был сохранен пост правителя Мукденской провинции и впоследствии возвращены все чины и отличия.

14 ноября 1900 года, получив телеграмму о подписании военного соглашения, адмирал Алексеев телеграфировал цзянцзюню Цзэн Ци:

«Весьма рад подписанию вами временного соглашения. Сообщаю, что получил телеграмму от русского посланника в Пекине следующего содержания:

“Князь Цин и Ли Хун Чжан просят сообщить цзянцзюню, что ими получен указ богдыхана о временном вступлении его в управление Мукденской провинцией”.

Приветствую вас, почтенный сановник, с возвращением в Мукден и твердо убежден, что общими стараниями нам удастся сохранить взаимные добрые отношения, существовавшие между нами до начала беспорядков в Маньчжурии».