Смерть в аренду Хейр Сирил
Маллет и Реншо
Четверг, 19 ноября
На следующее утро Маллет держал в руках письмо из Парижа. Он устно перевел его Франту для сведения:
– «Автор подтверждает получение запроса от своего уважаемого коллеги и в ответ спешит довести до его сведения следующее. Немедленно после получения вышеупомянутого запроса он, нижеподписавшийся, лично распорядился провести следственные действия в отеле „Дю Плесси“ по адресу Париж, улица Мажента, десять е, и произвел строгий и обстоятельный опрос администратора и персонала отеля. Из этого опроса и просмотра соответствующей корреспонденции выяснилось, что подозреваемый Джеймс действительно появился в указанном отеле приблизительно в пять пятьдесят в субботу и разместился в номере, забронированном для него агентством „Брукс“ (номер триста двадцать три на четвертом этаже с ванной по цене шестьдесят пять франков). Поэтому, как считает нижеподписавшийся, полностью подтверждается предположение достопочтенного коллеги, что подозреваемый Джеймс в соответствии со своим намерением пересек Ла-Манш по маршруту Ньюхейвен – Дьепп. К сожалению, из-за халатности, возможно неумышленной, но от этого не менее преступной, не были соблюдены требования закона, и вышеупомянутый Джеймс поднялся в свой номер, не заполнив анкету, которую обязаны заполнять прибывающие во Францию иностранцы. За это нарушение владельцы отеля должны будут строго ответить перед исправительным трибуналом департамента Сены».
Очень правильно и справедливо, но это не поможет нам увидеть почерк Джеймса, – проворчал Маллет и продолжил чтение письма: – «Как было установлено, в десять тридцать вышеупомянутому лицу был подан завтрак в номер, после чего он сразу спустился вниз, заплатил по счету и ушел пешком со своим чемоданом. Нижеподписавшийся дал указание разыскать и задержать его. Работники отеля утверждают, что по всем признакам он человек серьезный…»
– Что это значит? – спросил Франт.
– Просто то, что он не похож на мошенника, – пояснил Маллет. – «…и по внешности и акценту типичный англичанин. Они берутся утверждать, что могли бы узнать его даже без бороды, от которой подозреваемый, несомненно, не преминул избавиться. Учитывая меры, принимаемые во Франции для контроля над иностранцами, маловероятно, что убийце удастся долго скрываться от правосудия, если он уже не вернулся в свою страну». Звучит как довольно сомнительный комплимент в наш адрес, – прокомментировал инспектор. – «Нижеподписавшийся с нетерпением ждет новых сведений об упоминаемом выше лице и просит своего коллегу принять его заверения в совершеннейшем к нему расположении». И это все, – сказал Маллет, положив на стол тонкие листки с напечатанным текстом, – за исключением подписи, а она в любом случае совершенно неразборчива.
– Но и этого немало, не так ли? – живо вставил Франт. – Теперь у нас есть какая-то зацепка.
– Нет у нас никакой зацепки, – категорично возразил Маллет. – Во-первых, мы должны установить, что Джеймс – убийца. Похоже, так оно и есть, я согласен, но мы пока этого не доказали. Во-вторых, мы должны выяснить, кто он и какие у него связи с Баллантайном. К счастью, письмо в банк дает нам ниточку, за которую можно потянуть.
– Когда мы найдем лорда Генри Гавестона, – возразил Франт.
– Вы должны более внимательно читать «Таймс», – заметил инспектор. – Особенно светскую хронику. Вот смотрите.
Он показал пальцем на абзац, и Франт прочитал:
«Среди прибывших в отель „Ривьера“, Брайтон, сэр Джон и леди Булпит, епископ Фоксберийский и миссис Эскотт, а также лорд Генри Гавестон».
– В этом нет никакой тайны, – проговорил Франт.
– Действительно нет. И это наводит меня на одну мысль… Однако бесполезно строить какие-либо гипотезы, не имея фактов. Так о чем я? Ах да. В-третьих, мы не знаем наверняка, остался ли Джеймс во Франции или повернул назад. Путешествие во Францию могло быть предпринято только для того, чтобы сбить нас со следа, и я полагаю, что его ярко выраженный британский акцент скорее был бы помехой, если он собирался укрыться на континенте. В любом случае здесь нужно серьезно поработать. Если мы выясним, что привело Баллантайна на Дейлсфорд-Гарденс, считайте, нам удалось кое-что сделать. Нам придется глубоко вникнуть в его личную жизнь – узнать, где он жил и с кем, – вы помните показания его жены, – у кого был мотив убить его и так далее. А пока не помешало бы съездить в Брайтон.
Зазвонил телефон, и Маллет снял трубку. Оказалось, что звонил мистер Бенджамин Браун.
– Я по поводу того молодого человека, Харпера, – произнес он. – Вчера вы просили меня, инспектор, если помните…
– Да-да, – сказал Маллет. – Конечно, помню. Что с ним?
– Он только что пришел, – размеренно продолжил мистер Браун.
– Тогда попросите его немедленно пожаловать в Скотленд-Ярд.
– Но его уже здесь нет, – брюзгливо проворчал Браун. – Он лишь заглянул, буквально просунул голову в мой кабинет, инспектор, и сказал, что увольняется. А потом ушел, просто ушел без дальнейших объяснений. И это после всего, что я для него сделал. Правда, это очень…
– …очень обидно. Несомненно, – согласился Маллет. – Вы сообщили ему, что я хотел его видеть?
– Не успел. Я был ошеломлен его поведением. И он не сказал мне, куда собрался идти и что делать. Он вел себя так дерзко, что я обомлел. Вы правы, это крайне обидно…
Маллет повесил трубку.
Поездку инспектора в Брайтон пришлось отложить на более поздний час, чем он рассчитывал. Весь день ушел на беседу с Реншо, детективом, руководившим расследованием по делу о «Лондон энд империал эстейтс компани лтд.» и ее дочерних компаний. Реншо помогали два маститых бухгалтера, и огромная кипа документов стала первым результатом расследования того, что газеты окрестили «грандиозной аферой Баллантайна». Маллет любил выставлять себя простым человеком, каким он, по сути, не был, и профаном в сложных цифрах, коим на самом деле являлся. Но под искусным руководством специалистов он научился пробираться, как зачарованный, по запутанным лабиринтам финансовых махинаций. Детали были сложные, какими и должны быть там, где каждое совершенное действие сопровождается полудюжиной других действий, единственная цель которых – скрыть истинный смысл перевода денежных средств; но общий замысел раскрытой истории был достаточно ясен. Баллантайн исключительно хитроумно проворачивал хорошо известную аферу с некоторыми придуманными им самим вариантами. Натравливая одну компанию на другую, искусственно повышая или понижая цены на акции одной из них или всех сразу, он вел старую игру, в которой, грабя Питера, платил Полу и занимал у Пола, когда нужно было представлять балансовый отчет. Вот так Маллет с присущей ему прямотой излагал суть дела, и бухгалтеры, пораженные его дилетантской трактовкой, соглашались, что приблизительно – очень приблизительно – в этом и заключался метод.
– Но, конечно, – заметил Реншо, – речь шла не только о Питере и Поле, но и о многих других. Компании Баллантайна были известны в Сити как «Двенадцать апостолов». Одна или две из них вообще не функционировали. Сдается мне, что он их зарегистрировал, чтобы получилась ровно дюжина.
– И все они, полагаю, имели конторы по одному и тому же адресу? – спросил инспектор.
– Да, хотя, как ни странно, в его личных бумагах мы нашли упоминание еще об одной: «Англо-голландский каучуковый и товарно-торговый синдикат» с адресом Брэмстонсинн неподалеку от Феттер-лейн. Баллантайн платил за аренду офисов ежемесячно, но, похоже, они не вели никаких дел, и когда я заходил туда, в них было пусто, видимо, уже некоторое время.
Маллет кивнул и машинально записал адрес. После того как ему стал понятен механизм совершавшегося покойным финансистом мошенничества, его особенно не интересовали подробности. Что касается конечной цели махинаций, то она прояснилась в ходе расследования. И состояла в том, чтобы направить деньги по различным каналам из кармана инвесторов в свой собственный. И в этом он, как также вскрылось, замечательным образом преуспел. Затем совершенно неожиданно в последние дни жизни у Баллантайна возникли осложнения. Он вдруг подвергся нападкам ведущей финансовой газеты, и акционеры его главного концерна незадолго до ежегодного общего собрания потеряли к нему доверие. Рыночные котировки катастрофически упали, и в день его смерти его враги точно с цепи сорвались.
– Дело было проиграно, и он понял это, – сказал Реншо. – Никто бы не удивился, если бы он покончил с собой.
– В таком случае он избавил бы нас от массы хлопот, – заметил Маллет. – А так свою заботу переложил на чужие плечи и вынудил нас мстить за его никчемную жизнь. Но я не думаю, что он был способен лишить себя жизни. Почему он не убежал, как Алисс и Хартиган?
– Насколько мы можем судить, он так и сделал.
– Да, но не дальше Дейлсфорд-Гарденс.
– Думаю, в его планы входило отправиться гораздо дальше, – предположил Реншо.
Он продолжил знакомить собеседника с событиями последнего дня Баллантайна. Незадолго до этого в его поведении явно появилась несвойственная ему нервозность, он возвращался поздно и уходил рано, но в тот самый день почти неотлучно находился в своем рабочем кабинете. О том, что он там делал, можно было только догадываться по состоянию оставленных им вещей – вне всякого сомнения, занимался уничтожением бумаг. Его личный сейф был почти пуст, и Маллет огорчился, узнав, что не сохранилось ничего, указывавшего бы на его связи с Фэншоу. Он снял со своего банковского счета все деньги, и из ящика стола пропал хранившийся там паспорт.
– В общем, – подытожил Реншо, – более или менее ясно, что он задумал ехать гораздо дальше, чем в Кенсингтон.
– Также более или менее ясно, – заключил Маллет, – что при нем была приличная сумма денег, когда его убили. Как вы думаете, какая?
Реншо покачал головой.
– Боюсь, этого мы никогда не узнаем, – ответил он. – На его счете в момент закрытия находилось всего сто фунтов или что-то около этого, но в течение нескольких последних месяцев через него проходили очень большие суммы. Куда они утекали, сказать трудно. Если, как я думаю, он боялся предстать перед акционерами на собрании и замышлял бегство, то, несомненно, куда-то перевел кое-какие денежные средства – вероятно, за границу. Из выявленных нами перечислений многие поступали женщинам.
– И его жене также? – спросил Маллет, вспомнив показания миссис Баллантайн во время коронерского дознания.
– Она была достаточно умна или удачлива, поскольку некоторое время назад получила от него кругленькую сумму. Однако, как нам удалось установить, незадолго до своей смерти он пытался добиться от нее согласия на то, чтобы занять деньги под акт распоряжения имуществом, но она отказалась.
– Разумеется. А те другие женщины?
– Кажется, он проявлял странную щедрость, выдавая весьма солидную помощь бывшим любовницам. Еще он содержал итальянскую танцовщицу Фонтичелли, но этот роман закончился некоторое время назад. Все самые большие выплаты совсем недавно предназначались миссис Илз.
– Кажется, я слышал о ней, – заметил Маллет. – Она была его главной фавориткой?
– Да. Баллантайн постоянно жил у нее уже больше года, за исключением тех случаев, когда считал нужным появиться на Белгрейв-сквер. Он поселил ее в неплохой квартире на Маунт-стрит и не скрывал своего романа. Все в конторе знали об этом.
Маллет немного помолчал.
– Маунт-стрит далеко от Дейлсфорд-Гарденс, – наконец произнес он. – И следующая, кого я должен буду посетить, это миссис Илз. Как я понимаю, Реншо, нужно действовать по двум направлениям, помимо вашего. Во-первых, взяться за Джеймса с того момента, как он появился в качестве жильца в доме мисс Пенроуз, и проследить его действия ретроспективно до встречи с Баллантайном. Во-вторых, пройтись по следам Баллантайна, так сказать, в противоположном направлении до его встречи с Джеймсом. Оба заслуживают внимания, и, как мне кажется, если есть кто-то, способный помочь мне познакомиться с личной жизнью Баллантайна, то это миссис Илз.
– Существует еще один человек, который при желании мог бы дать вам много информации, – подсказал Реншо.
– Вы имеете в виду Дюпена? – сразу же спросил Маллет.
Реншо кивнул.
– Он и два беглых директора – единственные люди, посвященные в махинации Баллантайна. Дюпен погряз в них по уши. У нас есть вполне достаточно материала, чтобы немедленно арестовать его.
– Надеюсь, вы ничего такого не сделаете, – сказал инспектор. – Арестованного нельзя допрашивать, а Дюпен, находящийся на свободе, будет мне полезнее, чем под замком. Тем не менее мы станем приглядывать за ним.
– Он фактически умолял меня арестовать его, когда мы сегодня утром разговаривали в офисе, – сообщил Реншо. – Вы думаете, он знает Правила судей и считает, что так окажется в большей безопасности?
– Полагаю, он многое знает, – ответил Маллет, – но не больше того, что я, надеюсь, узнаю сегодня к вечеру.
Глава 13
Мать и сын
Четверг, 19 ноября
Фрэнк Харпер укладывал вещи. Тонкие стены и полы в маленьком доме сотрясались от грохота выдвигаемых и задвигаемых ящиков и его громких раздраженных возгласов при поиске вещей в спальне, где все было вверх дном. Миссис Харпер услышала его, когда вернулась из магазина, усталая и обвешанная сумками с фруктами. Как всегда, она бросила их там, где стояла, в неопрятном коридоре, служившем прихожей, и сразу побежала наверх в комнату сына.
– Фрэнк! – воскликнула она, откинув с лица растрепанные седые волосы. – Что ты делаешь?
– Вещи собираю, – коротко ответил он. – Где моя чистая рубашка на вечер?
– В бельевом шкафу, дорогой. Сейчас принесу. Куда ты едешь?
– В Льюис. И у меня не так много времени до отхода поезда. Ну, принеси же мне рубашку, мама!
Миссис Харпер послушно засеменила прочь, озадаченно сморщив доброе глупое лицо, и почти сразу вернулась.
– Вот, – сказала она. – Мне пришлось ее заштопать у ворота, но на тебе это будет незаметно.
– Спасибо, мама. – Он презрительно посмотрел на заштопанное место. – Ладно, думаю, сойдет. – И уложил рубашку в забитый доверху чемодан. Ну, кажется, все.
– Ты не забыл сумочку с туалетными принадлежностями, дорогой?
– Боже мой, забыл! Как я теперь запихну ее, черт возьми?
– Давай помогу. – Миссис Харпер встала на колени и принялась укладывать неподдающиеся вещи натруженными руками. – Но почему в Льюис, дорогой?
– Я переночую у Дженкинсонов. Помнишь, я рассказывал тебе о ней, то есть о них?
– Да, конечно. Я стала такая бестолковая, забываю имена. Надеюсь, ты хорошо проведешь время. – Оторвавшись от своего занятия, она подняла голову. – Но, Фрэнк, а как же твоя работа?
Фрэнк засмеялся.
– Я ушел с этой работы, – сообщил он. – Навсегда.
– Ушел? Не хочешь ли ты сказать, что мистер Браун…
– …выгнал меня? Нет. Хотя, дай Бог ему здоровья, у него было для этого достаточно причин. Нет, мама, я сам ушел. Как говорится, место не устроило. Так что перед твоими глазами праздный джентльмен.
– Ушел из «Инглвуд, Браун»? Не понимаю. Конечно, если тебе не нравилось это место… Я буду рада видеть тебя дома. Только… только тебе будет скучно сидеть без дела. И как же насчет твоих карманных денег? Ты мог обеспечивать себя, покупать одежду и прочее на то, что зарабатывал. Я, может быть, смогу немного помогать тебе. Ты же знаешь, что мои деньги – это только ежегодная рента. Если со мной что-то случится…
Она склонила голову над чемоданом, чтобы скрыть замешательство.
– Все, мама, замечательно. Теперь я сам закрою его. Давай руку, я помогу тебе. Вот так!
Он поднял ее на ноги и, нагнувшись, поцеловал с неожиданной нежностью.
– Не беспокойся обо мне, – сказал он. – Я не намерен возвращаться сюда и слоняться по дому весь день. Наоборот. Опять-таки, как говорится, что ни делается – все к лучшему.
– Ты нашел другую работу, да? Интереснее этой? Какую? Снова агентство по найму жилья?
Фрэнк довольно улыбнулся.
– Нет, не агентство по найму жилья, – ответил он. – Я уезжаю, мама, далеко. Вот так. Если Сьюзен не передумала за то время, что мы не виделись с ней с прошлого воскресенья. А ты, избавившись от своего непутевого сына, будешь жить в том коттедже в Берксе, Баксе или где-нибудь еще, куда тебе всегда хотелось поехать, пока я не вернусь богатый из Африки.
– Из Африки? Фрэнк, ты говоришь глупости!
– Вовсе нет. Я сказал – из Африки. Как раз туда я и намерен отправиться.
– Но как ты попадешь в Африку? – не успокаивалась сбитая с толку старая женщина.
– На поезде и на пароходе, наверное. Туда обычно так попадают, правда? Или полечу на самолете. Кстати, если не полечу, то не успею на «Викторию».
Он с усилием застегнул чемодан.
– До свидания, мама. И не забывай о своем коттедже. Я серьезно.
Он рассмеялся над ее замешательством и, снова поцеловав, добавил:
– Надеюсь скоро вернуться. У меня уйма дел. «Свершить великие дела еще нам предстоит, и много добрых новостей услышит этот край, пред тем как нам на склоне лет сойти тихонько в рай».
Прочитанные сыном строчки из известного стихотворения Честертона вконец ошеломили миссис Харпер.
– Фрэнк! – позвала она, когда он был уже в дверях с чемоданом в руке.
– Что еще?
– Я забыла тебе сказать. Кто-то спрашивал тебя сегодня.
– Меня? Кто?
– Полицейский.
– Полицейский?
Чемодан со стуком выпал из его руки на пол. От удара замок открылся и крышка распахнулась. Аккуратно сложенные вещи вывалились на пол.
– Растяпа, – буркнул Фрэнк, недовольный собой. – Мама, не беспокойся, я сам соберу.
Он запихнул вещи обратно, с силой надавил на крышку, защелкнул замок и выпрямился. Лицо его покраснело от напряжения.
– Что ему было нужно?
– Кому? А, полицейскому. Это был всего лишь сержант из полицейского участка за углом. Приятный мужчина, я часто встречаю его. Не о чем беспокоиться, дорогой.
– Кто сказал, что нужно о чем-то беспокоиться?! – раздраженно выпалил Фрэнк.
Миссис Харпер не придала значения тому, что он перебил ее, и продолжила:
– Думаю, он приходил в связи с тем ужасным расследованием. Он сказал, что его послали уточнить твой адрес и все такое. Я рассказала ему о нас, он что-то записал и был, как мне показалось, вполне удовлетворен. Это все. Я думала, тебе захочется знать.
– А, ну раз это все… Послушай, мама, если случайно кто-то – полиция или кто-нибудь другой – снова придет к тебе в мое отсутствие (ведь всякое может быть, никогда не знаешь заранее), прошу, никому не говори ни слова о том, что я тебе сказал. Я имею в виду фрику, Сьюзен и все прочее. Незачем им совать нос в наши дела, верно?
– Конечно, дорогой. Я и сама толком ничего не знаю, так что же я могу сказать?
Фрэнк засмеялся:
– Ты у меня молодчина, мама! Одним словом – молчок.
И он ушел. Миссис Харпер вздохнула и начала приводить в порядок комнату сына. Она ровным счетом ничего не поняла из сказанного ей Фрэнком. Она не приняла всерьез его фантазерские разговоры об Африке и загородном доме. Все эти годы она влачила безрадостное существование, ежедневно сталкиваясь с необходимостью сводить концы с концами, и единственное, что ее утешало, была любовь к сыну и гордость за него. Миссис Харпер смутно помнила то время, когда жилось легко и комфортно, когда у нее была возможность предаваться размышлениям и удовольствиям и не обращать внимания на цены в магазинах. Но сейчас все это казалось нереальным, как и неожиданный оптимизм Фрэнка относительно будущего. Несбыточные надежды только нарушают привычный ход жизни. Тем не менее ее капризный, вечно недовольный сын явно отчего-то снова счастлив и полон надежд. Она сияла от радости, хотя не понимала причины такой перемены. В прошлом они были разорены, но обстоятельства разорения оставались для нее в некотором роде тайной. Почему они не могут вернуть свое состояние таким же необъяснимым способом? И если цена удачи – держать это в строжайшем секрете, то ей, старой женщине, остается только помалкивать.
Тут вдруг ее радостное настроение омрачилось. Фрэнк уехал в разных носках!
Глава 14
Лорд Генри и лорд Бернард
Четверг, 19 ноября
В Брайтон Маллет отправился на электричке. Его попутчиками в переполненном вагоне была группа возвращавшихся домой биржевых маклеров. Разговор между ними ограничивался двумя темами: гольфом и аферой Баллантайна, причем последняя обсуждалась исключительно в финансовом ключе. Инспектор был приятно удивлен, узнав из их разговора, что каждому из них в результате сверхъестественного предвидения удалось «сбросить» акции «Двенадцати апостолов» на пике их рыночных котировок. Он также почерпнул из услышанного и некоторые другие новости: комиссар полиции пролетел с «Лондон энд империал эстейтс компани» и поэтому не прилагает особых усилий, чтобы найти убийцу финансиста. Пожилой мужчина, сидевший в углу, осмелился усомниться в справедливости последнего утверждения, но ему сразу же заткнули рот.
– Факт! – напористо заявил крепкий молодой человек. – Один мой знакомый слышал это напрямую от своего дружка, который служит в Скотленд-Ярде.
Для Маллета это было уже слишком, и он быстро достал вечернюю газету, чтобы скрыть улыбку. Газета была трехдневной давности, однако заголовок «Тайна Дейлсфорд-Гарденс» оставался актуальным, хотя другие сенсации оттеснили его с первой полосы. Инспектор с интересом прочитал о совершенно мифическом «броске полиции» в Бирмингем, принесшем, как можно было понять, важные результаты. Потом взялся за статью редактора финансового отдела о возможных последствиях ликвидации «Лондон энд империал», озадачившую его нематематический ум гораздо больше, чем бухгалтеры Реншо. И тут до его слуха донеслось имя, произнесенное громкоголосым пассажиром.
– В электричке едет Берни Гавестон, – сказал молодой человек. – Я видел, как он садился в соседний вагон.
– Кто? – переспросил один из собеседников.
– Берни – Бернард Гавестон. Вы знаете, о ком я говорю?
– О! Да, конечно.
И потом почтительно:
– Вы знакомы с ним?
– Еще бы! Он жил в Глиниглз в одно время с нами в прошлом году. Я встречался с ним почти каждый день.
– Ты никогда не говорил об этом, – заметил пожилой мужчина, сидевший в углу.
– Ну, я не так долго с ним виделся, то есть не так долго, чтобы разговаривать. Вокруг него крутилась толпа своих людей. Но я всегда натыкался на него то в баре, то еще где-нибудь. Он мне показался приятным малым. Забавно, с тех пор я его в глаза не видел, а тут он едет в соседнем вагоне. Да, мир тесен, что и говорить.
Маллет усмехнулся, прикрывшись газетой. Его порядком потешило хвастливое заявление этого простака о знакомстве с известным лордом Бернардом Гавестоном. Ибо лорд Бернард, как знал каждый читатель иллюстрированных еженедельников, был знаменитостью первой величины. Он никогда не позволял себе шокирующие выходки: не появлялся в парламенте или, как его братья-неудачники, в Сити. Он довольствовался тем, что был украшением высшего общества, в чем весьма преуспел. Он написал парочку без особого успеха шедших пьес и сочинил не очень выдающиеся музыкальные произведения. Но его одежда вызывала зависть и восхищение каждого молодого человека, мечтающего хорошо одеваться. Его появление в новом ресторане или ночном клубе служило гарантией успеха этого заведения. Его фотографии были известны публике, как фото популярных актеров, – одним словом, он был ньюсмейкером с большой буквы «Н», и найдется совсем не много молодых людей, о которых можно сказать такое.
В то же время инспектор не без досады услышал о нахождении лорда Бернарда в электричке. Очевидно, это каким-то образом связано с нахождением лорда Генри в Брайтоне. Не было ни малейшего повода предполагать, что он имел отношение к рискованным предприятиям своего брата, однако инспектор отправился туда, чтобы побеседовать с одним человеком, и его не радовала перспектива иметь дело с двумя. Что касается лорда Генри, то Маллет, как ему казалось, хорошо знал, чего можно от него ожидать. Для титулованного человека с приличным стажем военной службы он был глуп, но такого дельца, как Баллантайн, мог бы устроить в качестве украшения в списке директоров. Никто не заподозрил бы его в причастности к махинациям генерального директора или в том, что у него хватало ума разбираться в них. Единственная загадка: как получилось, что из всех людей, связанных с Баллантайном, он один обеспечивал связь между ним и Колином Джеймсом? Эту загадку и предстояло решить Маллету, проблема заключалась только в состязании умов, но он был совершенно уверен в его исходе. Однако лорд Бернард – он пожал широкими плечами – совсем другое дело. Он, без сомнения, по-своему человек умный. Лорд Генри прочитал отчет о дознании в газетах и определенно послал за своим братом, чтобы тот помог ему советом. Под влиянием этого толкового и искушенного человека не откажется ли он сообщать какую-либо информацию? И что в таком случае делать Маллету? Он опустил газету и, нахмурившись, посмотрел в окно на темнеющее небо.
Надежды инспектора добраться до отеля «Ривьера» раньше лорда Бернарда и успеть хоть недолго побеседовать без его вмешательства моментально разбились. Первым выйдя из вагона, Маллет увидел на платформе лорда Бернарда, которого приветствовал подобострастный шофер. Очевидно, лорд Генри ожидал прибытия своего брата. Прежде чем старенькое такси Маллета успело отъехать от вокзала, мимо него проехал низкий открытый скоростной автомобиль агрессивного вида, за рулем которого сидел лорд Бернард, а шофер – рядом с ним. «Вот уж не такую машину я ожидал бы увидеть у лорда Генри, – подумал Маллет. – Я относил его к категории степенных глупцов».
Задние фары автомобиля на мгновение мелькнули в потоке идущего впереди транспорта и исчезли из виду, и инспектор приготовился к приятной и медленной поездке до гостиницы. Высокие розовато-лиловые фонари набережной Брайтона неторопливо проплывали мимо пыхтящего такси-астматика. Наконец громкий скрип тормозов дал ему знать о прибытии на место. Лорд Бернард, прикинул Маллет, расплачиваясь, опередил его на пять минут. Много вреда можно причинить за эти пять минут. Он недобрым словом вспомнил Реншо, ставшего невольной причиной его задержки. Если бы не это, с лордом Генри можно было бы уже побеседовать, и он, Маллет, вернулся бы в Лондон еще до того, как лорд Бернард выехал в Брайтон. Инспектор был настолько поглощен своими размышлениями, что ошибся в отсчитывании мелких денег, и только удивленное восклицание водителя «Благодарю вас, сэр!» подсказало ему, что он дал слишком большие чаевые.
Оплошность усилила обиду на весь мир. Казалось, все у него идет наперекосяк. Маллету не было жалко для таксиста незаработанного шиллинга, но рассердило, что он, аккуратный человек, так глупо ошибся. Только напомнив себе, что, может быть, находится в двух шагах от самого важного открытия с начала расследования, он сумел взять себя в руки.
– Лорд Генри Гавестон в гостинице? – спросил он лощеного и надменного портье.
– Да, в гостинице, – подтвердил служитель. Он смерил взглядом крепкую фигуру инспектора, и на его холеном лице появилось подозрительное выражение. – Но я не знаю, сможет ли он принять вас. Вы случаем не из газеты?
– Нет, из Скотленд-Ярда, – отрезал Маллет.
У клерка сделался обиженный вид, как у притворно стыдливой женщины, услышавшей непристойность. Он невольно оглядел ярко освещенное, вычурно декорированное фойе и посмотрел на монументальную спину швейцара в шикарной ливрее у входа, будто говоря: «Только не здесь. Только не в „Ривьере“!» Потом, взяв себя в руки, с наигранным хладнокровием пробормотал:
– В таком случае я пошлю за ним.
Отправленный с поручением посыльный в униформе заглядывал поочередно в курительную комнату, зимний сад, гостиную и комнату отдыха «Старый Тюдор» и выкрикивал имя разыскиваемого пронзительным, характерным для его класса голосом. Вскоре он вернулся и объявил с явным удовольствием:
– Нигде нет.
Маллет повернулся и обнаружил, что стоит напротив небольшого закутка, отделенного от фойе стойкой коктейль-бара. За столом перед ней в каких-нибудь десяти шагах от него сидели лорд Генри и его брат.
Маллет показал пальцем на бар и спросил посыльного:
– А туда заходил?
– Нет, сэр, – последовал моментальный ответ. – Джентльмены, которые там, не любят, чтобы их беспокоили.
– Голова садовая, – сказал Маллет, не столько рассерженный, сколько позабавленный. – Может, у тебя когда-нибудь будет свой собственный отель.
Оставив посыльного, который покраснел от удовольствия, очевидно восприняв эти слова за комплимент, инспектор пересек пространство, отделявшее его от бара, и приблизился к сидевшим за столом джентльменам.
Между братьями наблюдалось большое родственное сходство. Один и тот же тонко очерченный нос, одинаковые дугообразные брови над светло-серыми глазами, такой же закругленный подбородок. Но если глаза у лорда Бернарда были ясными и живыми, то у лорда Генри – тусклыми и водянистыми. Его приподнятые брови словно выражали капризное удивление от увиденного вокруг, в отличие от смешливой любознательности в настороженном взгляде его брата. Лорд Генри, старше всего на несколько лет, уже начал лысеть, а его лицо стало обвисать до наступления среднего возраста. В то же время лорд Бернард с густыми каштановыми волосами и светлой кожей мог бы с успехом рекламировать любой патентованный медицинский препарат.
Когда Маллет подошел к ним, лорд Генри ставил на стол пустой стакан с меланхолическим видом человека, осознавшего, что содержимое принесло ему мало пользы. Лорд Бернард разглядывал коктейль в руках и, словно обращаясь к нему, а не к брату, говорил негромким успокаивающим голосом. Они подняли глаза, когда подошел инспектор.
– Лорд Генри Гавестон? – спросил Маллет.
Лорд Генри, по обыкновению, повернулся к брату за помощью. Тот окинул Маллета быстрым оценивающим взглядом.
– Вы детектив, как я понимаю, – произнес он.
Маллет кивнул. Лорд Бернард сразу встал, положил руку на плечо старшего брата и сказал:
– Пожалуй, старина, еще одно виски с содовой тебе сейчас не повредит.
Лорд Генри ничего не ответил, отпустил стакан, который все еще сжимал в руке, и его брат направился к стойке.
Маллет был приятно удивлен, что его хоть на несколько мгновений оставили наедине с тем, кто ему нужен. Из опыта он знал, как важна первая реакция подозреваемого, когда ему предъявляют изобличающую улику, и решил не терять времени. Без всяких предисловий он вытащил из кармана письмо банку, развернул его и протянул через стол.
– Я хочу задать вам несколько вопросов об этом, – сообщил он.
Лорд Генри, у которого заметно дрожали руки, взглянул на документ. Потом пошарил по карманам, достал старомодное пенсне, с трудом нацепил его на нос и медленно прочитал письмо, шевеля губами. И наконец с явно неподдельным недоумением проговорил:
– Но я не понимаю. Что все это значит?
– Именно это я приехал спросить у вас, – ответил Маллет с некоторым раздражением. Краем глаза он увидел приближавшегося лорда Бернарда с полным до краев стаканом в руке. – Это ваша подпись или нет?
– Конечно, моя, – рассеянно ответил лорд Генри. – Не может быть никакого сомнения. И наш бланк также. Но кто такой мистер Колин Джеймс? Никогда в жизни не слышал об этом человеке.
– Колин Джеймс, – многозначительно сказал Маллет, – подозревается в убийстве Лайонела Баллантайна.
– Твое виски, Гарри, – произнес лорд Бернард, ставя стакан на стол и опускаясь в кресло. – Убийство Баллантайна, да? Грязное дело. Ты ведь ничего не знаешь об этом, старина, правда? – Он повернулся к Маллету. – Признаться, я думал, вы приехали к Гарри в связи с этой историей с «Лондон энд империал эстейтс компани».
– Я веду расследование смерти Лайонела Баллантайна, – спокойно пояснил инспектор, – и приехал сюда, чтобы спросить лорда Генри, как получилось, что он подписал письмо, рекомендующее Колина Джеймса…
– Джеймса? – не сразу сообразил лорд Бернард. – Ах да, конечно! Того человека, в доме которого Баллантайн был убит! Ты, должно быть, читал об этом расследовании в газетах, не так ли, Гарри?
Лорд Генри покачал головой.
– В последнее время у меня не хватает духу читать газеты, – грустно проговорил он.
Лорд Бернард взял письмо и быстро пробежал его глазами.
– Посмотри, – сказал он, – ты наверняка должен хоть что-то помнить об этом.
– Говорю тебе, ничего, – повторил лорд Генри. – Ничего. Я подписал много всяких документов. – Он в отчаянии замолчал.
– Но дата, – продолжал настаивать лорд Бернард, – Тринадцатое октября. Что ты делал в тот день?
Лорд Генри на какой-то момент тупо уставился перед собой. Маллет промолчал. Поскольку вопреки его ожиданиям лорд Бернард, очевидно, был склонен помогать, а не мешать, он с удовольствием позволил ему перехватить инициативу. Кроме того, казалось более вероятным, что лорд Генри скорее откликнется на методы брата, чем на расспросы незнакомого человека. Поэтому он ждал, пока коллега покойного Баллантайна блуждал в потемках своей памяти.
– Выпей, – предложил лорд Бернард.
Лорд Генри послушно сделал затяжной глоток из стоявшего перед ним стакана. Его серые щеки немного порозовели, а в глазах появился почти осмысленный взгляд.
– Возможно, я сделал какую-нибудь запись в своем ежедневнике, – произнес он наконец с видом человека, совершившего великое открытие.
Он достал из кармана небольшой календарь и перелистал его.
– Тринадцатое? Нет, ничего нет, – сказал он. – Ой, извините. Я смотрел за сентябрь. Так, октябрь… Ну, вот. Да, есть. Было заседание совета директоров.
– Заседание совета директоров? – переспросил Маллет. – Директоров «Лондон энд империал эстейтс компани»?
– Да, так здесь написано.
– Вы подписали это письмо на заседании?
– Возможно.
– Но почему? Кто просил вас?
– В том-то и дело. Вряд ли кто-нибудь меня просил. Передо мной лежала кипа бумаг – чеки, письма и так далее, и я просто ставил свою подпись.
– Не читая то, что подписывали?
– Вы знаете, не было времени, – отозвался лорд Генри. – Баллантайн всегда старался поскорее закончить дело. Кроме того, я ничего не понял бы в них, если бы даже прочел. Поэтому мы просто подписывали – другие директора и я сам. Не вникая в суть дела, знаете ли.
– Как светская красавица подписывается под рекламой мыла, – буркнул лорд Бернард.
– Помолчи, – сказал несчастный брат. – Сейчас легко говорить об этом, но тогда это казалось в порядке вещей. – Он повернулся к Маллету. – Ну, вот так. Я знаю об этом Джеймсе не больше, чем о марсианине.
Но Маллет еще не закончил:
– Скажите, какой была обычная процедура на ваших заседаниях? Вы говорите, что подписали лежавшее перед вами письмо. Как оно к вам попало?
– Документацией обычно занимался секретарь Дюпен, – ответил лорд Генри. – Как правило, это происходило так: мы все входили в зал заседаний и садились за длинный стол, Баллантайн занимал место во главе его с пачкой бумаг, и Дюпен усаживался рядом еще с одной пачкой. Ну, нам раздавали протокол предыдущего заседания – вы знаете, как это делается, – и принимались резолюции. Баллантайн что-нибудь предлагал, Хартиган, как всегда, поддерживал его, мы все говорили «да». Как мне помнится, никакие обсуждения не проводились. Дюпен все записывал в блокнот. Затем Баллантайн и Дюпен обычно негромко совещались между собой во главе стола, а все остальные устраивали короткий перерыв – курили, разговаривали, потом раздавались бумаги и документы для подписания. Дюпен обычно клал с полдюжины документов перед каждым из нас в зависимости от того, что требовалось сделать, и мы ставили свои подписи. Затем на стол водружали коробку с сигарами, каждый из нас брал по одной – и это все. Закурив, мы начинали расходиться, а те двое оставались, чтобы привести дела в порядок. Имейте в виду, – добавил он, – не гарантирую, что точно так происходило в тот конкретный день, но так было всегда, поэтому думаю, что и тогда тоже.
– Значит, нельзя с уверенностью утверждать, что письмо было подписано тринадцатого октября? – продолжил Маллет.
– Нет-нет, можно, – твердо возразил лорд Генри. – Что я всегда сверял, так это даты. Вы знаете, это единственное, в чем я мог что-то понять. Дело в том, что однажды вышел казус, когда я исправил неверную дату. Похоже, неправильная дата была поставлена специально – видимо, какие-то грязные махинации Баллантайна, – и мое исправление спутало все карты. Все это дурно попахивало. После этого я не помню, чтобы мне давали хоть одну бумагу с неправильно указанной датой.
– Еще один вопрос, – сказал инспектор. – Все эти документы, которые клали перед вами на подпись, были напечатаны в вашей конторе, я полагаю?
– Господи, конечно! У нас была целая армия машинисток. И некоторые такие милашки.
– Тогда ты, наверное, мог бы узнать шрифт машинки, на которой отпечатано письмо, – вмешался лорд Бернард.
Маллет нахмурился. Это, конечно, пришло ему в голову, но он не допускал мысли, чтобы кто-то подсказывал ему, что надо делать.
– Будут проведены надлежащие следственные действия, – строго произнес он, сложил бумагу и убрал ее. – Это все, что я хотел узнать у вас, лорд Генри, – сказал он, вставая. – Благодарю за содействие.
– Но мы не можем отпустить вас вот так! – воскликнул лорд Бернард. – Вы даже ничего не выпили.
– Я никогда не пью перед едой, спасибо, – категорично ответил инспектор.
– Правильно – это дурная привычка, – охотно согласился лорд Бернард. – Тогда почему бы вам не перекусить с нами?
И как бы в поддержку этого предложения со стороны кухни донесся восхитительный запах. Решительность инспектора ослабла, но он не поддался соблазну.
– Боюсь, я должен вернуться в Лондон сегодня вечером, – сказал он.
– И я тоже, – заметил лорд Бернард. – Если вы задержитесь и пообедаете с нами, я отвезу вас. Моя машина у входа.