За пределами замка Жван Ольга

– Не спеши отдавать, пойми сначала, для чего ты это делаешь, – абсолютно спокойный грудной голос женщины привлек внимание Аурелии, он был удивительно не похож на тот крик отчаяния, который девушка слышала на постоялом дворе. Женщина сняла бесформенный платок, освободив черные, как смоль, волосы. Под черным теплым плащом показалось такое же черное бесформенное платье. Аурелия присмотрелась к ней внимательней, но так и не смогла определить ее возраст.

– Я – Эхалия, – сказала женщина, гордо распрямив плечи и перебросив за спину густую черную косу.

– Меня зовут Аурелия.

– Я знаю. Ты – жертва!

Аурелия удивленно посмотрела на женщину, она была совершенно с этим не согласна, о чем и сообщила сразу.

– Хорошо, – ответила Эхалия, – тогда ответь мне, почему ты отдаешь каждый раз почти все свои силы?

Девушка замялась. Ответа у нее не было. На самом деле, она даже не задумывалась об этом. Было нужно отдать – она отдавала ровно столько, сколько требовалось для возвращения чужой жизни.

– А сколько нужно для спасения твоей собственной жизни?

Об этом Аурелия тоже не задумывалась. Просто вспомнила вдруг все моменты, когда с последней крупицей отданной энергии ей казалось, что из нее уходит душа. А затем она вновь возвращалась, боль переставала рвать внутренности и постепенно уходила, давая возможность дышать, и резкий свет напоминал о том, что жизнь продолжается.

– Зачем я здесь? – спросила она вместо ответа. – Твоему ребенку нужна помощь, или я пойду?

– Нужна, – тяжело вздохнув, ответила Эхалия.

Девочка лежала за занавеской в углу большой комнаты. Неожиданный снегопад застал ее на пути домой из соседнего села. Она почти успела добраться до дома. Расстояние было небольшое, и десятилетняя Уна не боялась ходить одна. Недалеко от дома и нашла ее Эхалия, замерзшую, сидевшую около придорожного большого дуба. Девочка пыталась найти под его ветвями защиту от снегопада, но не смогла. Мать принесла ее домой и, укутав, уложила в тепле, которого не хватало для возвращения девочки к жизни. Слухи о лекаре, проезжающем в этих краях, подарили ей надежду.

– Но сначала подумай вот о чем… – сказала Эхалия, подведя Аурелию к ребенку, – подумай о том, что именно ты отдаешь тому, кого лечишь?

Девушка уже начала уставать от вопросов, легкое раздражение поднималось откуда-то из центра груди и разливалось по телу, заставляя дрожать пальцы.

– Я отдаю свое тепло и свою энергию, – Аурелия решила отвечать короткими четкими фразами, надеясь на то, что диалог, наконец, закончится.

– А твои тепло и энергия – это что? – у Эхалии, кажется, были другие планы.

– Это моя жизнь! Ну и что? Что ты хочешь мне сказать?! – девушка начинала злиться всерьез, но даже эта злость не позволяла ей уйти, оставив беспомощного ребенка умирать. – Может быть, все-таки займемся твоим ребенком?!

– А зачем ты отдаешь свою жизнь?

– А зачем ты задаешь мне этот вопрос?

– Зачем ты отдаешь свою жизнь? Она тебе самой больше не нужна? Может быть, она нужна кому-то другому? Кому-то, кто не просит о ней?

Аурелию начало знобить, она вдруг подумала о том, что распоряжается своей жизнью так, как будто она больше никому не нужна, как будто она сама и ее жизнь не являются ценностью сами по себе. Борг, Айя, Верес, Лист – все мелькнули и исчезли, они оставят ее, или она оставит их. Какая в принципе разница?!

– А кто у меня есть? Что у меня есть, кроме меня самой? А что есть у тебя? Какова ценность твоей жизни? Твоя дочь вырастет и уйдет! Кто ты? Что ты? Зачем ты здесь? – вопросы посыпались с языка быстрее, чем Аурелия успела их остановить, после чего девушка опустилась на пол и разрыдалась. Думая в это время о том, какой глупой, слабой и жалкой она выглядит, Аурелия отметила про себя, что почти любое знание приходит к ней со слезами. А вот людей она провожает без слез. Странно…

Внезапно слезы высохли, и девушка так и не смогла понять, что же послужило их причиной. Перед ней стояла и спокойно на нее смотрела Эхалия. Подняв на нее глаза, через миг Аурелия поднялась и подошла к ребенку. Положив привычным жестом одну руку ей не голову, а вторую на грудь, девушка прислушалась, и уловила звук медленно бьющегося сердца, это наполнило ее радостью и надеждой.

Почувствовав тепло в своих руках, Аурелия мощными потоками направила его внутрь тела ребенка, приобретающего на глазах живой розовый цвет. Увидев, что ребенок очнулся, Аурелия убрала руки, отступила на шаг и удивленно посмотрела на Эхалию. Девушка чувствовала себя полной сил.

– Вот видишь, тебе не обязательно отдавать свою жизнь!

– Но…

– Или ты просто становишься сильнее. Выбирай! – Эхалия улыбнулась, обняла ребенка и радостно посмотрела на Аурелию. – Спасибо тебе, Лекарь!

– И тебе спасибо, – ответила девушка, хотя толком так и не поняла, за что ее благодарит.

Вернувшись на постоялый двор, Аурелия была задумчивой и молчаливой весь остаток дня, который она провела за книгой Борга. Страницы заканчивались, почерк становился все более нетерпеливый, как будто сам писавший спешил поскорее разделаться с этим заданием и приступить к чему-то более интересному. Обложка из кожи основательно обтрепалась за это время, страницы от многократного перелистывания слегка затерлись, и девушке казалось, что с последней страницей, она тоже закончит что-то очень для себя важное. И уже нельзя будет вернуться в начало и сделать вид, что она не знает, о чем рассказывается внутри.

Следующим утром Аурелия просыпалась с трудом. Ей почему-то не хотелось открывать глаза навстречу яркому слепящему солнцу. Снегопад закончился, но когда появится возможность покинуть это пристанище, было неизвестно. Айя встала раньше и, решив ее не будить, тихонько собралась и выскользнула из комнаты. А, может, девушке просто не хотелось обсуждать свое решение об уходе, чтобы избежать сложного и тяжелого разговора по душам.

Открывая глаза, Аурелия подумала о том, что Айя видимо так и не смогла к ней привязаться по-настоящему, и это не удивительно, сколько пришлось ей самой испытать, чтобы почувствовать эту связь. С другой стороны, молодой, амбициозной и самостоятельной девушке пора было раскрывать свои собственные таланты и следовать своим путем, а не сопровождать везде Аурелию. Компания рассыпается, как карточный домик. Осталось еще уйти Вересу, и она останется одна, если не считать пары молчаливых слуг.

Щурясь от яркого солнца, заливающего своим светом комнату, Аурелия взяла в руки тетрадь. Она по-прежнему исправно записывала сюда свои впечатления от встреченных ею мест и людей, описывала случаи исцеления и просто набрасывала какие-то пришедшие в голову строки.

Что-то заканчивается… Вокруг меня или во мне…

Грустные мысли кружатся в моей голове…

О бесполезности, глупости, вере… О чем-то еще…

О пустоте, недостатке тепла и уюта…

В чем я себя проявила?! В надежде на чудо?!

Но чудеса залетают обычно в окно…

Посидев еще некоторое время над открытой тетрадью, и поняв, что писать больше не о чем, Аурелия взяла в руки засохший цветок, который ей когда-то подарил Верес, вложила его в книгу Борга, и, спрятав свои вещи в большую дорожную сумку, отправилась завтракать. Видимо и сегодня ей не удастся избежать шумной суетливости многолюдного зала, несмотря на многие дни и ночи, проведенные на постоялых дворах, девушка никак не могла привыкнуть к царящему там оживлению.

Спустившись и найдя своих друзей, она увидела их понурые плечи и грустные лица, что ее несказанно удивило. Конечно, расставание – это грустно, но почему не провести отпущенные дни в хорошем расположении духа?! Эту речь Аурелия уже прокручивала в голове, готовясь бодрым тоном вернуть веселье в компанию, но остановилась, увидев примостившуюся за их столом Эхалию.

– Ты знаешь, что она – обличительница? – спросил Лист вместо приветствия.

– Теперь знаю, – Аурелия решила, во что бы ни стало, сохранить видимость бодрого веселья и заодно при первой же возможности напомнить себе о способностях этого небольшого народа. – А что?

– Почему ты не говорила, что чувствуешь, когда исцеляешь людей? – не удосужившись ответить, Лист продолжал задавать свои вопросы.

– Потому что это вас не касается! А почему ты не рассказывал, как именно отслеживаешь вероятности? Что чувствуешь, когда обрываешь чужие нити для создания кокона? А что ощущают те, кому ты возвращаешь уже остатки неиспользованных нитей? Какие сожаления возникают в душах людей, лишенных твоей рукой шанса на что-то хорошее? А какие сожаления возникают в твоей собственной душе? Как ты решился нарушить порядок вещей и изменить действительность ради сына? – Аурелия чувствовала, что перегибает палку, но раздражение и внезапно проснувшийся страх, не давали ей остановиться. Обратившись к Айе, вопросительно смотрящей на нее, она продолжила: – А ты? Как ты чувствовала себя, когда обрекла спешащего тебе на помощь Вереса на падение в пропасть, заставляя сделать шаг вместе с тобой?! А ты, Верес? Что ты чувствовал, когда готов был пожертвовать собой каждый раз, когда кому-то из нас грозила опасность? Каково это было – принимать смерть всем сердцем просто ради того, чтобы кто-то другой жил? Напомнишь нам, как ты казнил себя за то, что не смог спасти меня? Как ты сам требовал от меня утешения и исцеления! Тогда тебя не волновало мое состояние? Или оно становится важным, только когда касается кого-то другого?! Обсудим? Вы хотите об этом поговорить? Уверены?!

Аурелия говорила все быстрее и быстрее, все громче и громче. Вся боль, которую она испытывала, когда отдавала свои силы и свою энергию выплескивалась в рваной речи девушки. Какими словами описать ощущения, которые можно сравнить разве что с горением в аду, когда жизнь оставляет тело, и его заполняет холод, сменяющийся огненными вспышками в сознании и в теле, когда боль пронизывает его множество раз. И, кажется, что достаточно отнять руки, перестать отдавать себя, променять чужую жизнь на свою собственную, и все станет хорошо, боль стихнет, волны огня и ледяного холода оставят растерзанное тело и сознание в покое. Но она заставляет держать руки на умирающих телах, уговаривая себя потерпеть еще немного. Как будто это возможно! Как будто оно того стоит! Как будто чужая жизнь важнее! Всегда важнее! Слезы катились из глаз девушки, а она все не могла остановиться. Как же она не хотела об этом говорить, даже Боргу в своей тетради она никогда не описывала, через что проходит, исцеляя людей. Зачем же им об этом знать?!

За столом воцарилось молчание, Айя тихонько всхлипывала, даже у Вереса и Листа на глаза навернулись слезы, и только одна Эхалия довольно улыбалась. С чувством выполненного долга она поднялась с лавки, и напоследок произнесла: «Вы все ее убивали! Каждый из вас!».

Произнесенная фраза пригвоздила каждого к месту, заставив еще глубже втянуть головы, Айя уже рыдала, не сдерживая себя. Аурелия, как будто очнулась. Так и не опустившись за стол, она повернулась вслед уходящей Эхалии, и спросила: «Зачем ты это сделала?». Сейчас девушка понимала, что ей не стоило взрываться, не стоило обвинять и напоминать близким людям жестокие моменты, но правда вырывалась из нее, и не было никаких сил удержать ее внутри.

– Никто ведь не виноват в том, что я – лекарь! – продолжила Аурелия уже спокойно.

– А ты в этом виновата? – ответила Эхалия, повернувшись к девушке. – Они должны были это знать!

– И к этому можно привыкнуть! – продолжила девушка слабым голосом. – Это не так страшно, как звучит. Да и сейчас мне уже намного легче…

Все слова казались какими-то безжизненными, скучными, нечестными. Аурелия замолчала. Эхалия подошла к ней вплотную и спросила: «Ты можешь сейчас выбрать реальность для себя? Какой она будет? Кто из них оказался бы там с тобой, если бы ты умела любить?».

– Борг, – ответила Аурелия быстрее, чем смогла об этом подумать, и добавила еще тише, – Борг…

Удивленная своим ответом, девушка замолчала. Глядя на людей, сидящих за столом, она понимала, что они – близкие и дорогие ее сердцу, но лишь один он был ей необходим, даже не смотря на то, что первый заставил ее отдавать свои силы. Она подняла глаза на Эхалию и, увидев в ответ улыбку, застыла на месте.

– Такова твоя реальность! Ты ее заслужила! – ответила черноволосая женщина, и так и не рассказав о своих способностях, не описанных в книге Борга, подарила Аурелии свою благодарность.

В этот момент в Аурелии что-то изменилось, как будто она, наконец, поняла, что нужно делать. Глядя на свою притихшую компанию, она улыбнулась.

После этих непонятных для них строк с тем, что было заложено ее собственным пониманием и прощением, ранее им недоступным, Верес, Айя и Лист спокойно распрямили плечи и продолжили завтрак, показавшийся им удивительно вкусным.

Аурелия облегченно вздохнула, сейчас она, как обычно, отдала им часть своей жизненной силы, исцелив их от боли и вины, только на этот раз, она облекла ее в слова, а не в прикосновения. Наверное, это и есть цель ее собственной жизни. Хотя, может быть, сейчас она просто мысленно извинилась за правду, и, наконец, тоже смогла спокойно приступить к завтраку.

Весь день дружная компания много общалась и смеялась, как будто всем хотелось запомнить последние дни, проведенные вместе, отчего ценность каждого такого момента возросла. Ближе к вечеру, казалось, все, что хотели вспомнить и пережить снова, было проговорено; все, что не хотели – молча пережито в своей душе. Ясный морозный закат еще раз напомнил о приближающейся зиме, как будто выпавшего снега было недостаточно.

Освободившиеся комнаты постоялого двора дали возможность уединиться, и поздним вечером Аурелия, наконец, осталась одна. Перед сном, она перелистывала страницы книги, повторяла моменты, которые не запомнила при предыдущем прочтении, и, незаметно для себя провалилась в сон.

Аурелия оказалась на какой-то смутно знакомой улице с множеством арочных въездов во дворы. Возле одной из таких арок она стояла и кого-то ждала, рассеянно оглядываясь по сторонам. Возле дороги девушка заметила женщину, перед которой стояла старая пожелтевшая от времени картонная коробка. Она была полна книг. Аурелия подошла и, наклонившись, взяла одну из них. Облокотившись спиной о стену, раскрыла книгу, но не стала читать. Просто смотрела на улицу…

Из этой же арки вышла молодая, склонная к полноте, одетая в какой-то темный плащ женщина. Она улыбнулась Аурелии, подошла и сказала: «Ты, наверное, пишешь стихи». Девушка удивилась: «Откуда ты знаешь». Она показала рукой на книгу, которую Аурелия держала в руках и ответила: «Ты же читаешь чужие стихи». Стихи…

Девушка закрыла книгу, посмотрела на обложку, затем вновь открыла книгу, начала ее листать… Это был молитвенник… Нет, не совсем… Там были молитвы… Точнее – курсивом выделенные вопросы, и ответы на них… Девушка не знала, кто написал эту книгу… Женщина спросила, почему Аурелия до сих пор ничего там не написала? Она спросила ласково и улыбнулась. Аурелия почувствовала тепло и покой, и, подняв глаза на собеседницу, увидела, что это – монашка, одетая в черное длинное платье. Она улыбнулась Аурелии еще раз и заскользила вправо по улице.

Девушка больше не видела ее лица, но чувствовала, что та улыбалась. Опустив глаза на страницу, Аурелия попыталась прочесть написанный в книге текст, но четкие строки через минуту расплывались перед глазами, и девушка решила вернуться к чтению позже.

Внезапно Аурелия оказалась посреди большой круглой площади с мечом в руках. Перед ней на земле стоит пожелтевшая от времени картонная коробка, заполненная внутри красно кровавой массой убитого ею только что человека. Внезапно в центре коробки всплывает сердце… Оно большое и белое… Аурелия разрезает его зачем-то на 4 части… Хочет четкими линиями, но метал становится мягким и режет неровным узором… Внутри белого сердца красный кусок спекшейся крови… Она берет это чужое большое сердце в руки и понимает, что победила… В руках Аурелии находится книга с четкими строками, которую она начинает читать.

Проснувшись посреди ночи, девушка подумала о том, что ей нужно добавить своей рукой несколько слов в книгу, которую написал Борг.

…Обличительницы – видят не только неприглядную правду, и пробуждают худшее в людях, заставляя сожалеть о своих вновь признанных чертах и последствиях, которые ранее они не готовы были принять. Но также им доступны сострадание, понимание, принятие и любовь. В благодарность они могут помочь увидеть реальность, которая станет таковой, как только вы захотите в нее поверить, при условии, что это для вас действительно важно…

Стиль изложения отличался от того, что было написано в книге ранее, но Аурелии показалось, почему-то, очень важным дописать эти строки. Важно отразить свое видение и свое понимание, даже если остальные с этим не согласятся. Поставив многоточие, девушка закрыла книгу и отправилась спать.

Каждый следующий день начинается с ночи не только для Аурелии, хотя ее сны забирали порой куда больше сил, чем дневные переживания. Этой ночью девушка увидела себя вместе с Айей в гостинице в том времени, из которого она попала в этот мир. Она часто возвращалась туда во снах, хотя днем девушке казалось, что из того времени она практически ничего не помнит. Но видимо, именно тот опыт, который сформировал ее, оказался достаточно важным для того, чтобы хотя бы ночью напоминать о себе принятыми там правилами, окружающими деталями, повторения которых здесь нельзя было найти.

Аурелия оказалась в гостинице вместе с Айей и еще парой десятков людей, которые составляли единую группу. Она увидела себя стоящей на лестнице, по которой постоянно кто-то поднимается и опускается, а она стоит на середине пролета, оказавшись не вовлеченной в окружающую суету. В этот раз она видела себя и людей со стороны.

Вся группа оказывается на пологом невысоком холме, Аурелия и Айя идут к его краю, вокруг них ждут начала какого-то собрания много людей, они расступаются, освобождая девушкам проход. Впереди они видят обрыв, подходят к краю, и перед ними внизу открывается красивая ярко-зеленая огромная равнина, за которой полукругом раскинулся лиственный лес. Обрыв – это просто более крутой склон холма. Сбоку холм напоминает по форме гребень волны. Все обсуждают прыжки с парашютом с холма, и Аурелия говорит о том, что высоты недостаточно для того, чтобы парашют раскрылся, что это – плохая идея.

Внезапно девушка видит, как Айю, стоящую спиной к обрыву, кто-то толкнул в грудь, и она полетела спиной вниз, парашют оказался под ней и не может наполниться воздухом. Глядя на летящее вниз тело Аурелия замечает, что от дочери к ней тянется веревка, которая обхватывает ее за талию, и она уже начала натягиваться. Девушка срывается с места и начинает бежать вперед, думая о том, что надо успеть прыгнуть повыше, чтобы ее парашют успел раскрыться.

Она бежит, прыгает, парашют раскрывается, наполняется воздухом. Она чувствует рывок вверх и натягивание строп. Воздушный поток подхватывает и несет девушку все выше и выше. Посмотрев вниз, Аурелия понимает, что Айя не разбилась, повиснув на веревке, ее парашют раскрылся и наполнился ветром. Аурелия видит картинку со своего места и со стороны одновременно. Со стороны – две фигуры с раскрытыми парашютами летят вперед и вверх. Аурелия – чуть выше, Айя – чуть ниже. А между ними – протянут канат, он, наконец, перестал натягиваться и немного провис. Со своего места Аурелия чувствует, как сильный воздушный поток несет ее вперед и вверх, и видит открывающееся за деревьями пространство – огромные удивительно красивые зеленые равнины и синее море.

Аурелия только начинает любоваться ими, как ее начинают тянуть назад, и, оглянувшись, она видит, что на вершине холма, с которого девушки улетели, стоит человек, и от Аурелии к нему тянется еще один канат, за который он и тянет ее обратно. Девушка кричит, что она только-только начала лететь, а он отвечает, что с нее достаточно, и она должна вернуться. Аурелия злится и пытается высвободиться, ей отчаянно нужно вперед, ведь там, за деревьями красиво и просторно.

Картинка повторяется множество раз, спасая Айю, Аурелия срывается с холма, подхватываемая воздушным потоком, и как только она начинает чувствовать свободу, ее кто-то возвращает обратно. Она так устала от этих бесконечных повторов, что была практически счастлива стуку в дверь, вырвавшему ее из этого утомительного круговорота.

Все еще ощущая почти полученную во сне свободу, девушка подошла к камину, и уже почти не удивилась, когда из огня выкатилось два металлических шарика. На этот раз одна из родственных душ, о которых они рассказывают, она сама. Ведь именно сегодня им предстоит отправиться в путь. И пусть не сразу, но очень скоро их дороги разойдутся. Девушка мысленно повертела в руках удивительно холодные маленькие шарики, превратившиеся в два маленьких черепа, и отправила их в свою дорожную сумку. Из нее же Аурелия достала уже прочитанную книгу Борга, из которой привычно выпал и был возвращен на свое законное место между ее страниц, засушенный цветок Вереса, прижала ее к груди, и, постояв так некоторое время, отправилась в комнату к Айе. Там она без длительных обсуждений и слезных сцен отдала свое сокровище дочери. В конце концов, ничего более ценного у Аурелии не было.

Быстрый завтрак не задержал путников надолго, и вскоре вся компания двинулась в путь. Оживление от предстоящей свободы притуплялось мыслями о скором расставании, но это было правильно, и все согласились эту правду принять.

Аурелия пыталась понять, насколько скоро это произойдет, но решила не спрашивать об этом Листа, боясь выдать свое состояние дрожащим голосом.

Айя уже привычно прятала заплаканные глаза, подарок матери оказался для нее чрезвычайно важен, и понять она смогла это, только взяв в руки книгу, которую Аурелия бережно хранила все это время.

Лист, привычно запахнув полы своего теплого плаща, был молчалив, и его движение было заметно, только по жалобно скрипящему под его тяжелыми ботинками снегу. Наверное, он опять нащупывал какие-то линии вероятностей, но не стал уточнять, чьими они были.

Верес был молчалив и сосредоточен на каком-то одному ему слышимом внутреннем диалоге, он что-то пытался для себя решить уже давно, но, казалось, это у него не совсем получалось.

Аурелия смотрела по сторонам на белую бескрайнюю равнину, слушала легкое сопротивление свежевыпавшего снега под ногами и старалась не расклеиться. И в какой-то момент она вдруг поняла, что все эти близкие люди уже стали ее прошлым. Может быть, они еще будут и ее будущим, но уже не являются ее настоящим. Это понимание немного успокоило Аурелию, и улыбка Эхалии, почему-то всплыла в сознании девушки, напомнив о ее собственном не так давно сделанном выборе.

Впереди, как все-таки решил сказать Лист, у них было еще около трех дней совместного пути. Монотонная дорога успокоила мысли всех друзей, поэтому к первому недолгому привалу все уже были готовы к легкому общению и трапезе у горящего костра.

В один из дней Аурелия заметила, что Айя насвистывает какой-то незатейливый мотивчик, на который откликаются зимние звонкоголосые птички. Они слетались к девушке, садились к ней на руки, слушали ее смех, и кажется, что-то ей отвечали, склевывая предложенные им крошки хлеба. Капризная челка уже порядком отросла, но все также непослушно выбивалась из-под капюшона девушки. Аурелия смотрела на нее и думала о том, насколько же они не похожи.

– Ты понимаешь, что они говорят? – спросила Аурелия поравнявшись с остановившейся Айей.

– Конечно! – весело ответила девушка. – Они такие смешные! Они никогда не видели весну! Как такое возможно?!

– В этом мире, кажется, возможно все, – тихонько ответила Аурелия, поняв, что Айя уже идет своим путем, открывает свои собственные новые таланты и набирает силу, оставаясь при этом удивительно хрупким созданием. Хорошо, что способности дочери требуют гораздо меньших усилий, чем ее собственные.

Еще одна ночь на постоялом дворе. Аурелия уже сбилась со счета, сколько же их было за этот год. Сидя одна в своей комнате и привычно заглянув в дорожную сумку, она вспомнила, что книги там больше нет, и грустно улыбнулась.

Чуть раньше, Айя и Лист покинули компанию, и на едва заметной развилке выбрали южное направление, договорившись по возможности продолжить совместное путешествие следующей весной. Впрочем, в это мало кто верил. Айя уже ничего не боялась и с нетерпением ждала встречи с теплом. Лист нащупав, наконец, своего вневременного, который понятия не имел о том кто он и что он, через пару дней оставит девушку и двинется в селение неподалеку. Кто-то же должен был удерживать эту реальность! Ощущение правильности происходящего не давало плакать, но чувство невосполнимой потери жгло где-то в груди и тяжким камнем давило на сердце.

Перед тем, как разойтись, было решено отдать одного из слуг Айе, в надежде, что у нее будет в его лице хоть какая-то защита. Но еще до того, как Аурелия решила с ними об этом поговорить, один из слуг подошел к девушке и молча остановился рядом. Внезапно лицо этого мужчины показалось Аурелии удивительно знакомым, как будто в памяти всплывало какое-то смутное воспоминание из далекого прошлого. Это было странно, ведь их молчаливые спутники были рядом весь этот год, и только сейчас девушка вдруг заметила красные воспаленные немигающие глаза, глядящие на нее с неизбывной усталостью и терпением, как и при их первой зимней встрече…

– Все равно этот мир подходит тебе больше всех остальных. Как и твоей дочери. Но ее он принимает только из-за тебя. Береги себя! – он еще раз посмотрел ей в глаза, повернулся и пошел вслед за Айей.

Удивленная безмолвная Аурелия смотрела ему вслед, она так хотела спросить, почему он посылает ей именно металлические шарики и куда они потом исчезают? Как он смог спасти ее дочь и ее саму? Хотела сказать ему спасибо за все, что дал ей этот мир. У нее было так много вопросов. Но когда речь вернулась к ней, она поняла, что моргатель находится уже слишком далеко, оставалось только надеяться на то, что их следующая встреча состоится.

Утром после еще одной ночи, проведенной на постоялом дворе, Аурелия достала тетрадь. Ей хотелось что-то записать, но мыслей не было, нужные слова, описывающие ее состояние, не приходили. Она вновь чувствовала себя такой же потерянной и растерянной, как и в самом начале своего пребывания в этом мире. И это ей не нравилось. Аурелия уже привыкла считать себя его частью, для существования которой была причина, пусть она могла ее не знать, но чувствовала, что это так. А сейчас девушка, как будто вновь оказалась одна, среди незнакомых людей, непонятно где, и ей самой было неизвестно, что же она тут все-таки делает.

Верес спустился к завтраку позже Аурелии, застав ее погруженной в свои грустные мысли. Ему и самому разговаривать не очень хотелось, хотя было что сказать. И он даже пару раз прокрутил свою речь в голове, чтобы не сбиться в нужный момент. Сейчас же он вновь увидел потерянную молодую девушку, которой не видел уже давно.

Аурелия подняла на Вереса глаза, едва заметив его появление, мыслями она была где-то далеко.

– У меня сегодня день рождения, – сказала она тихонько, – еще один день рождения без близкий людей, гостей и торта со свечами.

Похоже, сегодня она боролась не только с холодом, но и с хандрой. И это нравилось Вересу все меньше и меньше, он даже не успел обидеться на то, что его не отнесли к разряду близких людей. Молодой мужчина не понаслышке знал, что происходит, когда Аурелии грустно. Это состояние, как эпидемия распространяется вокруг, накрывая своими мрачными крыльями все живое, что попадается на пути. Чувство сырого холода, дерущего душу песка, и задушенных рыданий не оставляют равнодушными никого. Наиболее слабые же вообще переносят это с трудом. Верес был свидетелем такого состояния Аурелии лишь один раз, но тогда рядом был Борг, который как-то умел увлечь девушку и выманить из болота тоски, в которое она погружалась. Сможет ли это сделать он сам, Верес очень сомневался, для него так и осталось непонятным, как между его братом и Аурелией установилась связь, которую сам он не смог создать, несмотря на кажущуюся близость.

Видеть ее в таком состоянии для Вереса было невыносимо, и единственное, что пришло ему в голову, когда он увидел угрюмые и грустные лица сидящих в зале постояльцев, еще не понимающих, что с ними происходит, так это взять ее за руку и подвести к камину. Безвольная девушка подошла к огню, но казалось у нее нет сил даже просто протянуть к нему руки. То, что двигало ею раньше – страсть, интерес, желание двигаться вперед, готовность видеть и радоваться – все куда-то исчезло. И сам он не имел ни малейшего понятия, куда именно. Решив остановить погружение окружающих в эту пучину, особенно после того, как некоторые особо чувствительные женщины начали беспричинно всхлипывать, Верес взял Аурелию за руку и повел наверх. В ее комнате тоже есть камин, может быть огонь поможет девушке лучше, когда она останется одна?!

Аурелия стояла у камина в своей комнате, так же безвольно опустив руки, как и внизу. Она не плакала, не жаловалась, пустым взглядом уставившись в огонь, и только ей одной было понятно, что же она сейчас на самом деле видит. Верес беспомощно оглядывался по сторонам, в надежде найти какую-то подсказку. И он ее нашел. На кровати неаккуратной горой валялось все содержимое дорожной сумки девушки, с краю лежал один маленький череп.

– Я потеряла второй, – сказала Аурелия, как будто поняла, что он заметил, но на самом деле эта ее фраза, как и предыдущая, была обращена только к себе, – я его потеряла.

Верес подошел к девушке и крепко ее обнял, он понял то, о чем она не сказала, понял, что ее надежда на встречу сейчас закатилась куда-то в дальний угол, и, возможно, уже не найдется.

– Ты же знаешь, они всегда сами возвращаются, теряются, рассыпаются, падают с неба, – он постарался улыбнуться, чувствуя, как девушка мелко дрожит, пытаясь согреть друг о друга сцепленные озябшие пальцы.

Верес, не отрываясь, смотрел на это хрупкое создание, и пытался понять, как она смогла выйти из огня невредимой, оживить такое количество людей, распоряжаться своей и другими жизнями, общаться с природой и миром, который ее слышал и ей отвечал, удержать их на краю пропасти лишь своей волей, оформленной в слова, поддерживать и помогать всем остальным в трудную минуту?! Сейчас она была абсолютно беспомощна, и у него не было способа ей помочь. Именно в этот момент он почувствовал себя еще боле беспомощным, еще более жалким. Ее слабость делала его бесполезным, хотя именно он вызвался ее защищать. Верес подошел к ней вплотную и поцеловал в губы, это был порыв, это был крик о помощи. Холодные губы не ответили на давление, на призыв, на просьбу. Он отстранился и увидел глядящие прямо перед собой черные, как ночь, глаза. В них больше не мигали огоньки.

Не зная, что еще можно сделать, Верес подошел к кровати, бережно уложил все вещи обратно в сумку Аурелии, и уселся на краю. Во всяком случае он не оставит ее одну, будет рядом, пока не сможет что-нибудь придумать, либо пока девушка сама не очнется.

А Аурелия находилась в черной ночи, вне пространства и вне времени, там было только тягучее ничто, поглощающее ее душу, ее разум, ее волю. И что самое странное, ей это начинало нравиться. Ей начинало нравиться не существовать, не быть, не чувствовать, не думать. Как будто ее залили черным вязким янтарем, который застыл с ней внутри, остановленной на полу-мысли, полу-вздохе, полу-жизни.

Внезапно Аурелия почувствовала толчок, как будто ее кто-то больно ударил в грудь, и она ощутила, что летит назад и ударяется затылком обо что-то твердое. Она с трудом села, опираясь на руки. Чувствовала она себя при этом достаточно странно, не было тоски, не было ощущения поглощающей темноты, не было ничего – ни одной эмоции или чувства.

Пытаясь понять, где находится, она откинула прядь упавшей на глаза челки, и только сейчас поняла, что у нее вообще-о длинные волосы и челку она не подстригала. Глядя на мужские руки, привычным жестом поправляющие волосы, она мысленно замерла. Мысленно – потому что тело поднялось на ноги, и, пошатываясь, приблизилось к камину, он отличался от того, который девушка должна была сейчас видеть в своей комнате или в общем зале постоялого двора.

Это, похоже, тоже был постоялый двор, но непонятно было, как она здесь оказалась. Странное ощущение отсутствия мыслей и чувств могло бы напугать девушку, если бы она могла что-то чувствовать, но эта сфера в ней, кажется, совершенно атрофировалась. С высоты не своего роста, опираясь о камин не своими руками, девушка попыталась мысленно нырнуть в огонь, но это ей не удалось.

Также бездумно мужчина вернулся к кровати, лег на нее и уставился в потолок. Аурелии показалось, что она умерла. Но она уже умирала множество раз, и всегда это сопровождалось вспышками чувств и эмоций, новым пониманием действительности, холодом или теплом, но заканчивалось всегда одни – ощущением свободы. Сейчас же девушка чувствовала себя заключенной в маленькую, пустую клетку, которая превосходит по размеру ее тело, но явно мала для загробного мира.

Аурелии стало невыносимо тесно, и она мысленно попыталась раздвинуть границы своего заточения, в результате чего, наконец, смогла отделить себя от него. Ее тело, как будто перекроили, оно сделалось меньше, тоньше, исчезла уже порядком надоевшая челка, постоянно падающая на глаза. Девушка стала собой, уже много раз она испытывала нечто подобное, и каждый раз удивлялась ощущению, как будто ее складывают заново, отдельно каждую клеточку, пытаясь воссоздать полную копию ее самой.

Перед ней на кровати лежал мужчина, уставившийся пустым взглядом в потолок. Лицо его было уставшим и печальным, взгляд отрешенным, как будто он давно уже с чем-то смирился, только сам еще не понял с чем. Пытаясь понять, как она может ему помочь, Аурелия оглянулась по сторонам. Не похоже, чтобы в этой пустой грязной комнате сильному здоровому мужчине что-то угрожало.

Протянув к нему руку, Аурелия тотчас же отдернула ее, знакомое чувство пустого сосуда ворвалось холодом в ее и так уже порядком потрепанную душу. Однако девушка четко ощущала, что чужая душа жива. У девушки закружилась голова, где-то в висках зазвенело, подкосились ноги, и она устало опустилась на пол рядом с кроватью. Мужчина продолжал смотреть в потолок, не обращая на Аурелию ни малейшего внимания.

Очнувшись, девушка подумала о том, какой странный сон ей приснился. Когда же Аурелия поняла, что лежит на полу, ей пришло в голову, что она либо еще не проснулась, либо еще не засыпала. Мужчина все также лежал на кровати, уставившись в потолок, кажется, в этом мире его ничего больше не интересовало, но так не могло ведь быть всегда? Аурелия с трудом поднялась на ноги, ощущая огромную усталость и озноб, как будто все ее силы куда-то испарились, и подошла к камину.

– Он не даст тебе тепла, – спокойный мужской голос заставил Аурелию вздрогнуть, – кстати, я – Дар.

– Аурелия, – ответила девушка, – а мы – где?

– Хотел бы я знать, – равнодушный тон не соответствовал словам, кажется, он уже давно этого знать не хотел, – но в любом случае, это – весьма негостеприимный мир.

– Что за мир? Не слишком ли общее понятие для маленькой комнаты постоялого двора? – тихонько и скорее для себя ответила девушка. – Что там? За дверью?

Девушка чувствовала, что ей нужно выйти из этой душной грязной комнаты с таким неприветливым хозяином, выйти из этого здания, уйти от поглощающей ее вязкой тоски, высасывающей не успевающие накопиться силы.

– Выйди и посмотри, ничего интересного, – такой же равнодушный тон.

Аурелия добралась до двери, не без труда открыла ее и выглянула наружу. Старый грязный пустой коридор с множеством дверей привел ее к жалкого вида ступеням, с опаской спустившись по ним, девушка оказалась в большой комнате постоялого двора, обстановка была довольно оживленной, но звуки – как будто приглушенные плотными портьерами, хотя никаких реальных преград для их распространения не было.

Девушка направилась к выходу, оказавшись на крыльце и, вдохнув полной грудью свежий морозный воздух, она, наконец, приободрилась, но попытавшись сделать шаг вниз по ступеням, она вдруг почувствовала, что ее тянет обратно – внутрь, вверх по ступеням, в душную и пыльную комнату с неприветливым хозяином. И это девушке очень не понравилось. Сделав еще пару попыток спуститься на улицу и, убедившись в правильности предыдущих ощущений, Аурелия через пару минут отправилась обратно.

– Ты лекарь? – спросил все также лежавший на кровати Дар.

– Да.

– Зачем ты здесь?

– Понятия не имею, обычно, чтобы лечить, – корявость речи резала Аурелии слух, но почему-то она отвечала в такой же манере.

Девушка чувствовала, что всплески эмоций стремительно затухают, раздражение и досада превратились в усталость, потеряв свою окраску. Только сейчас Аурелия заметила, что вокруг нее все в этой комнате блеклое, выцветшие краски производили еще более угрюмое впечатление. Подойдя ближе к Дару и заглянув в его глаза, она увидела, что они тоже блеклые и внутри них нет огоньков, которые она уже так привыкла видеть в глазах окружающих.

Именно чувств здесь не хватало, именно без них она задыхалась, ощущая, что с ними исчезает жизнь, цвета и оттенки. Без них мир становится лишь блеклым выцветшим изображением чужой фантазии, которая никогда не станет реальностью.

Аурелия вновь почувствовала, как сильно ей не хватает морозного воздуха, подойдя к окну, она настежь открыла ставни, впустив в комнату свежесть осеннего утра. Дар не отреагировал. «Опять мне надо помочь тому, кто меня об этом не просит» – подумала девушка, и улыбнулась, вспомнив о Борге, впрочем, и эта эмоция быстро затухла, стерев радость с ее лица. Аурелия ясно ощущала лишь правильность и необходимость ее присутствия в этой комнате. Осталось понять, что она должна сделать для того, чтобы помочь тому, кто считает, что в помощи не нуждается.

Время текло медленно и вязко, при отсутствии эмоций вскоре умом завладела скука, и девушка развлекала себя тем, что вспоминала разные эпизоды своей жизни. Делать это без воспоминаний об ощущениях было интересно, хоть и немного странно, ведь именно то, что она чувствовала в те моменты, и делало их такими уникальными и важными. Теперь же, это были просто слайды, прокручивая которые девушка могла быть более внимательной к остальным деталям: освещенности, температуре, времени суток, обстановке, звукам и интонациям голосов, мимике, жестам, и позам присутствующих. Это было интересно, ведь когда исчезает один из элементов, все остальные становятся более содержательными.

Например, когда Борг пришел к ней в комнату попрощаться перед отъездом, он подошел к ней вплотную, взял ее за руки, только сейчас Аурелия вспомнила, что он немного помедлил, прежде, чем прикоснуться к ней, что прежде, чем коснуться губами ее щеки, он приблизил их вплотную к губам девушки, и затем, как будто передумав, коснулся лишь вскользь. Когда он уходил, желая ей в дверях спокойной ночи, его левая рука с силой сжала косяк двери, как будто он хотел вернуться к ней и сам себя удерживал, застыв в проеме, он просто ждал, чтобы она его позвала. Сейчас Аурелия видела все, как в замедленной съемке, и лишенная оглушающих ее чувств, она ясно увидела всю его нерешительность, которая пряталась где-то там, в глубине его искристых глаз.

Девушка вспомнила жнеца, который просил ее о спасении сына. Он был практически сломлен, но какая-то внутренняя сила не давала ему ссутулить плечи, он готов был нести всю тяжесть последствий нарушения правил, не готов он был принять лишь одно – то, что не смог защитить сына. Его резкий профиль и упрямо сомкнутые губы выделялись на фоне окна. Сейчас девушка не чувствовала неприязни и легкого страха, которые испытывала в тот момент. Сейчас она видела сильного человека, сделавшего выбор и готового на все ради своих близких.

Сейчас Лист лишен своего сына и жены, он помогает другому вневременному, и, судя по всему, пройдет не один год, прежде, чем тот войдет в силу. А шутки про возвращение домой этой весной – лишь отговорки. Аурелия вспомнила его лицо, и только сейчас увидела горькую складку вокруг губ, то, что он отводил влажные глаза и сжимал костяшки пальцев при этих словах. Все внутри него сжималось, когда он пытался отшутиться и не сказать, что сохранив сына, он потерял всю семью.

Другие моменты всплывали в памяти девушки, и лишенные эмоциональной окраски, которая была в тот момент, дарили девушке понимание, от которого она отвлекалась, уводимая прочь своими собственными затмевающими все чувствами. Она поняла, что внимательность, а точнее умение видеть – это тоже дар, не менее важный, чем все остальные.

– Кто ты? – спросила Аурелия, решившись, наконец, нарушить затянувшуюся тишину.

– Человек, как и ты. Только без способностей, – ответил Дар.

– Интересное у тебя имя, Дар.

– Твое тоже, как будто река несет свои воды, и где-то под гладкой поверхностью прячет быстрое холодное течение.

– Странные образы для человека, живущего без эмоций.

– Звуки, образы, чувства – какая разница? – ответил Дар и, наконец, сменил положение на сидячее.

– Ты тут давно? – спросила девушка.

– Не знаю.

– А где ты был до этого?

– Дома.

Разговор получался неинформативный, и Аурелия решила посмотреть все сама. Не спрашивая разрешения, она начала обратный отсчет его собственной жизни, приблизительно определив его возраст. Перед ней стоял парень двадцати лет, он шел по пыльной дороге и толком не знал, куда. Он был уставшим и одиноким, но ему нравилось движение. Шестнадцатилетний парень стоит у леса, он одинок, обижен и хочет уйти, но глядя на дорогу, понимает, что внутри него борются желание оказаться в другом месте и страх неизвестного. Мальчик двенадцати лет сидит один, свесив ноги, на поваленном большом дереве на опушке леса и ножом ковыряет кору, вырезая символы незамысловатой игры «крестики-нолики». Мальчик восьми лет сидит на лавке в просторной деревенской избе, он дома один, и ему почему-то очень страшно, он сам себе говорит, что уже большой и не должен бояться, но страх липкими лапами залазит внутрь, собираясь там уютно устроиться. Старый дом выглядит заброшенным и пыльным. Мальчик четырех лет стоит в той же избе, он ковыряет пальцем белую стену высокой теплой печи. Где-то наверху спят родители, он их зовет, но ему никто не отвечает. Ребенку холодно, по грязным детским щечкам катятся слезы страха и обиды. Новорожденный младенец лежит на лавке, он совсем голенький, ему очень холодно и страшно, но на его крики никто не откликается. Чуть дальше за занавеской плачет женщина, прижимая к себе только что рожденное дитя. Повитуха забирает не дышащее маленькое тело у матери и уносит, суетливо замотав в тряпку.

– Такое случается, крепись, – последнее, что она говорит с порога и, громко хлопая дверью, исчезает в ночи.

Рыдания женщины становятся сильнее, она прижимается к груди мужа, который сам с трудом сдерживается.

– Все будет хорошо! Все будет хорошо! – он все повторяет и повторяет эти слова, хотя, скорее уже для себя, чем для нее. Потерявшая сознание женщина все равно его уже не слышит.

Глядя на эту картину со стороны Аурелия вдруг поняла, что Дар никогда не был рожден. Не нашлось сосуда, готового вместить эту душу, эти чувства, эту любовь. Он выпал в эту реальность до обретения оболочки из плоти и крови, и иллюзорная дымка его существования тяжелым почти реальным ощущением жгла материнское сердце.

Родители вскоре покинули свое жилище, стремясь уйти от тяжелых воспоминаний, так и не заметив почти воплотившуюся душу. Когда заброшенная изба сгорела в осеннем пожаре, он двинулся в путь, привычный к молчанию и одиночеству, мальчик бродил по миру, не удивляясь тому, что никто не обращает на него внимание. Дар не понимая, что с ним происходит, наконец, остановился и замкнул себя в некотором подобии жилища, которое могло бы подойти для этого воплощения.

Аурелия подошла к плачущему младенцу, взяла его на руки и укутала в лежащий рядом большой шерстяной платок. Она вдруг увидела себя маленькой девочкой, стоящей в коридоре родительского дома, которая точно знала, куда ей нужно идти. Не успев дойти до верха лестницы, Аурелия окунулась в свет, наполнивший ее теплом, радостью, любовью и покоем. Девочка выпустила из рук радостно выпорхнувшую светящуюся душу, вернувшуюся домой. «Этот мир тебе подходит больше всех остальных, – проговорила она про себя. – До следующего, надеюсь, более успешного воплощения ты будешь здесь». Аурелия оглянулась вокруг и вдруг поняла, насколько сильно устала от своих скитаний. Она ведь тоже может остаться здесь – дома. Свет мягко вошел в сознание девушки, даря понимание того, что ей пора возвращаться.

– Это и есть дорога в небо? Почему небо? – спросила девушка вслух, впервые за все время, ей захотелось это спросить.

– А куда ты хочешь? – мягкое давление внутри головы. – Ты можешь себя взять и поместить в другое место.

– В какое? – девушка искала ответ, но увидела отчетливый образ каменного города.

– Дай себе время! Твое дело – помогать!

– Приводить других… Но я сама сюда не войду? Не смогу тут остаться?

– Ты ведь здесь уже была. Тебе вход открыт!

– Это смерть?

– Смерть – это перерождение.

– На земле?

– Везде! Тебе еще многое нужно сделать. Отдохни и начинай действовать!

– Как начать действовать?

– Дышать!

Аурелия шумно вдохнула полной грудью, ей показалось, что она уже очень долго не дышала, отчего у нее начала кружиться голова. Девушка стояла перед камином в своей комнате на постоялом дворе, позади себя она услышала вздох облегчения. Обернувшись, Аурелия увидела Вереса, который вскочил с кровати и, подойдя к девушке, крепко ее обнял, причем она отчетливо услышала быстрое и громкое биение его взволнованного сердца.

После сытного ужина с печеным сладким пирогом, посреди которого была водружена огромная восковая свеча, Аурелия поднялась к себе в комнату и сделала еще одну запись в свою тетрадь.

…Несуществующие – это души, которые не родились. Точнее не воплотились в физическую оболочку по тем или иным причинам. Иногда они вываливаются в этот мир и создают некоторое подобие существования, при возможности испытывая привязанность к тем, кто должен был или мог бы стать ближайшим окружением души после ее воплощения…

…При переходе в этот мир в процессе попыток найти подходящее тело, они тратят часть своей энергии, что приводит к потере эмоций и понимания происходящего. Проживая, таким образом, свою воссозданную по обрывкам из прошлых воплощений жизнь, они попадают в лабиринт несуществующих событий, что в конечном итоге может привести к вырождению, опустошению или сумасшествию несформированной личности…

Текст получался немного заумным и неподходящим времени, в котором Аурелия оказалась, но девушка была уверена, что и читать его будет, скорее всего, тоже человек не из этих краев.

Еще несколько длинных переходов по суровой начинающейся зиме, и она окажется в замке палача. Девушка искренне надеялась, что не найдет там очередную его жертву.

Верес становился все грустнее, надежда в его взгляде – все призрачнее. Он не так давно сказал Аурелии, что знал, что ловец увлек ее иллюзией, связанной с Боргом. Именно это чувство оказалось для нее важнее всех остальных. Именно поэтому она так долго не возвращалась, потому что не хотела, а точнее не могла от нее отказаться. Еще он сказал, что любит ее сильнее всего на свете, и только поэтому сможет от нее отказаться и смириться с этим. Сам он в замок не войдет. Не сможет, да и незачем.

Девушка не спорила, хотя ей было искренне жаль его терять. Он слишком много для нее значил, но она была рада, что разговор о возвращении завел именно он. А еще Аурелия поняла, что металлические шарики, которые она нашла в камине в последний раз, это – Борг и Верес, как и в самом начале ее пути. А потерянный шар – это он, Верес, а не Айя. И это понимание заставило ее испытать быстро угасшую радость. Ведь расставание с ним – это тоже потеря.

Как оказалось, у Вереса есть свой собственный просторный дом, хоть и не такой большой, как замок палача. Аурелия была рада узнать, что ему есть, куда идти. Возможно следующей весной, когда мороз перестанет сковывать землю, они вновь встретятся, сказал же когда-то Борг, что Верес знает, куда им надо идти…

Аурелия дописала стихотворные строчки, а затем, немного подумав, вырвала этот лист из тетради и бросила в камин. Не стоит прощаться многоточиями, ведь возможно Верес больше никогда не увидит своего палача. Но главное, он исцелен, и возможно, это было самое важное исцеление в жизни Аурелии, сделанное ею для Борга, для Вереса и для себя самой.

Как же так случилось, что, лишившись привязки к миру, она осталась тесно связана с людьми?! Ответа у нее не было, поэтому девушка решила отправиться спать.

Ближе к полуночи Аурелия вдруг проснулась, к ней в виски настойчиво стучалась мысль об Айе, поэтому она достала из дорожной сумки белую большую свечу и зажгла ее, удобно устроившись за столом.

Огонек дрожал, как будто ощупывал окружающее пространство своими робкими ниточками света, и, наконец, обретя некоторую стабильность, разгорелся белым ярким пламенем, в котором проявились знакомые родные черты.

– Я же говорила, что мы всегда сможем пообщаться, – сказала Айя.

– Я помню, – улыбнулась в ответ Аурелия. Увидев спокойное лицо дочери, у нее отпала необходимость в дополнительных вопросах, она чувствовала, что у той все хорошо.

– В этих краях постоянное лето, представляешь? Мне здесь нравится! – детская радость лучилась в глазах, заставляя Аурелию улыбаться все шире и шире.

Айя быстро достигла мест, о которых мечтала, двигаясь почти без остановки. Слуга моргатель сопровождал ее весь путь, и лишь совсем недавно оставил одну. Девушка нашла приют в одном из местных храмов, где ее таланты оказались востребованы. В ближайшем будущем она останется здесь, наслаждаясь теплом, покоем, сном и помощью сестрам-послушницам.

Аурелия не сомневалась, что это лишь временная остановка, для неугомонной души Айи дорога – единственная необходимость и единственная реальность, но на какое-то время о ней можно было не беспокоиться. Красивые места с необычной природой и диковинным животным миром, новые люди, со своими нравами и обычаями подарят ей новые знания, предоставят новые возможности. И тоска по отпущенной любви со временем перерастет в светлую память о счастливом, хоть и коротком времени, проведенном вместе. Молодое сердце исцеляется быстрее, когда разум открыт для нового. Оно заполняет его и увлекает за собой любознательную душу, пробуждая интерес и саму жизнь.

Пожелав Айе доброй ночи и затушив свечу Аурелия еще раз отправилась в кровать, на этот раз она погружалась в глубокий сон с умиротворенной улыбкой.

Солнце на пыльной дороге нестерпимо жгло лицо, под темным плащом от него прятался Путник, идя рядом с Аурелией. Девушка же была открыта солнечным лучам, впитывая их жар, пытаясь запомнить прикосновения скользящего света.

– Ты успокоилась? Ты приняла? – спросил Путник так, как будто продолжал недавно начатый разговор.

– Приняла что? – ответила Аурелия, как обычно ей стоило труда вклиниться в поток его слов.

– Свой путь! Ты привязалась к людям сильнее, чем можно было ожидать. В тебе намного больше чувства, чем ты готова вместить, – он улыбнулся, и Аурелии показалось, что он удивлен.

– А как ты измеряешь его количество? – внезапно разговор показался девушке удивительно наивным, если не сказать глупым.

– Я измеряю его количество по силе жертвы…

– Жертвы?! – Аурелия перестала улыбаться и остановилась. – Какой жертвы?

– Жертвы, которую готов был принести этот мир для твоего в нем появления! – ответ был неконкретным, но оказался удивительно понятным для девушки. Верес! Ведь именно он стал жертвой, первопричиной ее здесь появления. Первым требованием этого мощного огромного позвавшего ее мира. Эта жертва должна была быть принесена! В Аурелии должна была возникнуть острая необходимость, которая смогла заставить ее переместиться, используя силы других творящих существ.

Внезапно Верес стал для нее кем-то куда более родным, чем был до этого. Его боль, его страх, почти настигшая его смерть – это все была плата за ее появление, за возможность ее здесь существования. Это было важно не только для нее самой, но и для многих других, живущих в этом мире. Нежность к Вересу наполнила ее сердце, проливаясь слезами. Когда она думала о себе, как о жертве в каменном городе, ей не было себя жаль, только сейчас думая об этом молодом, так медленно исцеляющемся мужчине, тоже принесенном в жертву, она поняла важность, ценность и истинность всего происходящего.

Утром, первое, что сделала девушка, спустившись к завтраку, – крепко обняла опешившего Вереса, уже забывшего мягкость ее прикосновений. Он был удивлен, тронут и… молчалив. Аурелия приветливо ему улыбнулась, и занялась остывающей едой. В ней что-то опять менялось, но сама девушка уже перестала отслеживать легкие колебания вибрирующих вихрей, живущих в ее душе. Она знала, что нужно подождать еще немного, и понимание придет так же естественно, как приходит рассвет после длинной ночи.

Настроение было хорошим, снег радостно поскрипывал под ногами окончивших трапезу путников, и белая дорога вела их вперед, а точнее назад – домой.

Лист устало опустился на скамью. Мальчик был неуправляемым: быстрый, шустрый, любознательный. В нем не было способности к спокойному скольжению по линиям чужих вероятностей, он их видел, но пролетал мимо, не обращая внимания на все тонкости и сложности переплетений. Ему было это не важно. Играясь, маленький вневременный путал чужие нити, перепрыгивал с одного узла паутинки на другой, не понимая важности и ответственности возложенной на него миссии.

В этот момент Лист вспомнил сына, который мог бы быть куда более достойным кандидатом, с его серьезным и спокойным умом, аккуратностью и внимательностью к деталям. Правильно ли он поступил тогда? Честно ли по отношению к этому миру, к нему самому, к Аурелии? Ведь он знал, что именно она сможет помочь ему воплотить этот план в жизнь, рискнув всем, даже своей собственной жизнью.

Мужчина улыбнулся, вспомнив девушку, которая поначалу шарахалась от него, как от прокаженного, а затем стала воспринимать, как часть своей семьи. В любом случае, оставив ей лишь одну линию вероятностей, он избавил ее от множества сомнений, возникающих из-за множества шансов. Девушка была уникальной. Сколько он видел на своем пути разных людей, но лишь она может изменить все, к чему прикасается своей душой.

Еще раз улыбнувшись, Лист тяжело поднялся и пошел искать своего неугомонного вневременного. Кто-то же должен держать паутинку этого мира целой!..

Впереди Аурелия увидела знакомый холм, не раз являвшийся в ее видениях, а на нем – знакомый силуэт, которому, кажется, ни по чем был сильный ветер, жестоко рвущий полы его плаща.

«Я знала, что ты будешь там» – прошептала она тихонько, и, улыбнувшись, ускорила шаг. В этот момент девушка и сама перестала чувствовать ледяной ветер, бросающий холодные снежинки ей в лицо.

Через несколько шагов она вдруг замерла и обернулась назад на остановившегося Вереса. Он молча стоял и смотрел на девушку, ему было отчаянно больно осознавать этот момент потери. Аурелия подошла к нему и поцеловала в губы, просто и легко. В конце концов, забота может проявляться по-разному. Она обняла его и, улыбнувшись, поцеловала еще раз.

– До весны?! – спросила Аурелия.

– До весны! – ответил Верес, всматриваясь в лицо девушки, пытаясь запечатлеть каждую его черточку в своей душе.