Предательство по любви Перри Энн
Дамарис вошла, прикрыла дверь и, замерев на секунду с заведенными за спину руками, с интересом посмотрела на подругу своей сестры.
– Вы Эстер Лэттерли? – спросила она, но этот вопрос прозвучал почти риторически. – Эдит говорила, что вы к нам сегодня придете. Я так рада! Как только мне сказали, что вы были в Крыму вместе с мисс Найтингейл, я с нетерпением ждала случая, чтобы с вами познакомиться. Вы должны обязательно прийти еще раз, когда мы все будем в сборе, и рассказать нам о Крыме и о сестрах милосердия. – Лицо ее озарилось внезапной улыбкой. – Или хотя бы мне. Я вовсе не уверена, что папа это одобрит, и абсолютно уверена, что это не одобрит мама. Слишком уж много независимости в ваших приключениях. Когда женщина забывает свое место, то, сами понимаете, расшатываются устои общества, то есть рушится семейный очаг.
Она подошла к диванчику в стиле рококо и небрежно присела.
– Мы приучены каждый день чистить зубы, – продолжала она, – есть рисовый пудинг, правильно говорить, носить перчатки в подобающей обстановке и не пускать слезу, каким бы превратностям нас ни подвергла судьба. Считается, что таким образом мы подаем хороший пример низшим классам, которые подражают нам во всем. – Любая женщина, устроившаяся на диванчике боком, выглядела бы в такой позе неуклюже, но только не миссис Эрскин. Ей было все равно, что о ней подумают другие. Однако в небрежности ее движений чувствовалась некая болезненная натянутость.
Внезапно лицо Дамарис потемнело, и она пристально взглянула на гостью.
– Полагаю, Эдит уже рассказала вам о нашей трагедии: о смерти Таддеуша и о том, что говорит полиция? – Она сдвинула брови. – Хотя я не представляю, кому было нужно его убивать. – Она повернулась к сестре. – А ты? Я сознаю, временами он был жутко утомителен, но ведь все люди таковы! Они придают огромное значение всякому вздору… О, прошу прощения, я не имела в виду всех – большинство людей! – Миссис Эрскин внезапно поняла, что могла нечаянно обидеть Эстер, и поэтому ее последнее восклицание было вполне искренним.
– Все в порядке. – Мисс Лэттерли улыбнулась. – Я согласна с вами. Но осмелюсь предположить, что они говорят то же самое о нас.
Дамарис поморщилась:
– Туше€. Так Эдит рассказала вам?
– О званом обеде? Нет… Она сказала, что будет лучше, если я услышу об этом от вас, поскольку вы там были. – Эстер надеялась, что это прозвучит участливо и без назойливого любопытства.
Старшая сестра Эдит прикрыла глаза и села чуть поглубже.
– Это было ужасно. Фиаско почти с самого начала. – Она посмотрела на новую знакомую. – Вы действительно хотите это знать?
– Если это не причинит вам боли. – Эстер лукавила. Она хотела знать все о том роковом вечере, и лишь чувство приличия не позволяло ей проявить настойчивость.
Дамарис пожала плечами и отвела глаза:
– Я не против поговорить. Так или иначе, я все время об этом думаю. Вспоминаю снова и снова… Кое-что из случившегося уже кажется мне нереальным.
– Начни с самого начала, – попросила ее миссис Собелл. – Это единственный способ уловить хоть какой-то смысл в том, что произошло. Ясно, что кто-то убил Таддеуша, и мы все равно не успокоимся, пока не узнаем, кто именно.
Миссис Эрскин вздрогнула и бросила на нее быстрый взгляд, а затем повернулась к Эстер:
– Певерелл и я прибыли первыми. Вы еще не знакомы с ним, но уверена, что он вам понравится. – Она произнесла это очень просто, как нечто само собой разумеющееся. – Мы оба были в добром расположении духа и не ждали ничего дурного от этого вечера. – Она возвела глаза к потолку. – Как бы вам это все представить… Вы знаете Максима и Луизу Фэрнивел? Нет, я полагаю, не знаете. Эдит говорила, что вы не склонны попусту терять время в обществе.
Мисс Лэттерли улыбнулась и, чтобы не встречаться взглядом с Дамарис, посмотрела на свои руки, сложенные на коленях. Эвфемизм был поистине очарователен. Эстер миновала двадцатипятилетний рубеж, но даже в двадцать пять шансов выйти замуж у нее было маловато. Отец ее перед смертью разорился, и она осталась бесприданницей без крепких связей в обществе. Однако самой большой проблемой были ее прямолинейность и неумение вовремя придержать язык.
– У меня просто нет времени, чтобы его терять, – ответила она.
– А у меня его слишком много, – ввернула Эдит.
Эстер вернула разговор в прежнее русло:
– Расскажите мне, пожалуйста, о Фэрнивелах.
Лицо Дамарис мгновенно утратило живость.
– Максим достаточно мил, задумчив, весь в себе. Устрашающе приличен, но без чванства. Я иногда чувствую, что он гораздо интереснее, чем старается казаться. Легко могу себе представить, как бы я могла в него влюбиться, если бы на свете не было Певерелла. Но что он представляет из себя при близком знакомстве – не имею понятия. – Она взглянула на гостью, словно для того, чтобы удостовериться, все ли той понятно, и продолжила, глядя в расписанный потолок: – Луиза – совсем другое дело. Она красива, причем необычной, вызывающей красотой, и всегда напоминала мне большую кошку – дикую, не домашнюю. Хозяев у нее быть не может. Иногда я даже ей завидую. – Дамарис сопроводила эти слова грустной улыбкой. – Она очень маленькая, и это позволяет ей быть весьма женственной: смотреть на мужчин снизу вверх там, где мне приходится смотреть на них сверху вниз. У нее очаровательные высокие скулы, но губы ее мне не нравятся.
– Ты так и не сказала, что она из себя представляет, – напомнила Эдит.
– Кошка, – повторила миссис Эрскин. – Чуткая хищная кошка, думающая только о себе, но очаровывающая всех, кого захочет.
Миссис Собелл взглянула на подругу:
– Из чего следует, что Дамарис не очень-то ее любит. Или завидует ей куда больше, чем признается в этом.
– А ты любишь перебивать, – несколько свысока заметила ее старшая сестра. – Затем приехали Таддеуш и Александра. Он был, как всегда, вежлив, надменен и немного рассеян. Зато жена его выглядела ужасно бледной и не столько рассеянной, сколько расстроенной. Думаю, они успели о чем-то поспорить, и Алекс, конечно, пришлось уступить.
Эстер чуть не спросила, почему «конечно», но сообразила, что такой вопрос прозвучит глуповато. Ведь жена обязана уступать мужу во всем.
– Потом явились Сабелла и Фентон, – продолжала Дамарис. – Младшая дочь Таддеуша с мужем. Все мы притворялись, что ничего не замечаем, как это обычно делается, если супруги ссорятся на людях. Но Алекс была такой… – она поискала подходящее слово, – …нервной и подавленной, что, казалось, совершенно не может держать себя в руках. – Лицо миссис Эрскин омрачилось. – И последними прибыли доктор Харгрейв с супругой. – Она чуть изменила позу, отвернув лицо от Эстер. – Все были вежливы, банальны и фальшивы.
– Ты говорила, что вечер прошел ужасно. – Эдит приподняла брови. – Не хочешь же ты теперь сказать, что вы все время вели холодные светские беседы! Ты упомянула, что Таддеуш и Сабелла поссорились и что Сабелла вела себя отвратительно, что Алекс сидела бледная, как полотно, а Таддеуш делал вид, будто не замечает этого. Максим же суетился вокруг Алекс – к явному неудовольствию Луизы.
Дамарис нахмурилась:
– Да, я так полагала. Но, в конце концов, дело происходило в доме Фэрнивелов, и Максим, как хозяин, должен был как-то спасать положение. Естественно, он пытался успокоить Алекс, а Луиза просто неправильно все истолковала. – Красавица бросила очередной взгляд на мисс Лэттерли. – Луиза любит быть в центре внимания и терпеть не может, когда ее вытесняют с этого места. Она дулась на Алекс весь вечер.
– И вы все пошли к столу? – спросила Эстер, пытаясь понять мотивы преступления, если, конечно, полиция была права в своем предположении.
– Что? – Дамарис свела брови. Взгляд ее был устремлен куда-то за окно. – О… да, рука об руку, всё по этикету. Знаете, я даже не могу вспомнить, что мы тогда ели. – Она чуть пожала плечами, обтянутыми яркой материей блузки. – Вроде бы я ела хлебный пудинг. После десерта мы ушли в гостиную и говорили о пустяках, а мужчины курили сигары и угощались портвейном, или чем там они еще занимаются в обеденной зале, когда дамы уходят? Я часто задаюсь вопросом, могут ли они вообще сказать друг другу что-либо стоящее… – Она опять быстро взглянула на Эстер. – А вы?
Та улыбнулась:
– Я тоже. Но, полагаю, ответ нас разочаровал бы. Боюсь, это как раз тот случай, когда тайна гораздо интереснее, чем ее разгадка… Но потом мужчины к вам присоединились?
Рассказчица состроила ироническую гримаску.
– Вы имеете в виду, был ли еще жив Таддеуш? Да, был. Сабелла поднялась наверх, чтобы уединиться, а точнее, подуться на всех в одиночестве, но когда именно – сказать не могу. Во всяком случае, до того, как вернулись мужчины. Думаю, она просто не хотела встречаться с отцом.
– То есть Сабеллы с вами в гостиной не было? – уточнила мисс Лэттерли.
– Да. Беседа шла весьма фальшивая. Я имею в виду, более фальшивая, чем это бывает обычно. Луиза все время пыталась уязвить Алекс, но, разумеется, с неизменной улыбкой. Потом она поднялась и пригласила Таддеуша наверх – навестить Валентайна… – Дамарис резко вдохнула, словно внезапно почувствовав удушье, и закашлялась. – Алекс была в бешенстве. Я как сейчас вижу ее лицо.
Эстер поняла, что миссис Эрскин подошла к какому-то волнующему ее моменту повествования, но что именно это было, она могла только догадываться. Допытываться же пока не стоило – Дамарис просто могла прервать беседу.
– А кто это – Валентайн? – спросила мисс Лэттерли вместо этого.
Голос ее новой знакомой сделался несколько хрипловатым:
– Сын Фэрнивелов. Ему тринадцать лет… почти четырнадцать.
– И Таддеуш нежно любил его? – негромко спросила Эстер.
– Да… любил. – Лицо Дамарис омрачилось настолько, что ее собеседница решила сменить тему. Она знала от Эдит, что у самой миссис Эрскин детей не было.
– И надолго он вас покинул? – спросила она.
Дамарис ответила странной болезненнойулыбкой:
– Навсегда…
– О! – Эстер так растерялась, что даже не смогла подыскать подобающих случаю слов.
– Извините, – быстро сказала Дамарис, вернувшись к реальности и устремив на гостью взгляд своих больших темных глаз. – Я просто не знаю, сколько времени его не было. Я была тогда погружена в собственные мысли. Люди слонялись туда-сюда. – Она виновато улыбнулась, как если бы в ее словах было нечто постыдное. – Максим зачем-то вышел, Луиза вернулась одна. Алекс тоже вышла – полагаю, за Таддеушем – и через некоторое время появилась. Потом Максим вышел снова – на этот раз в передний холл. Я забыла сказать, что прежде все поднимались по черной лестнице – это кратчайший путь в то крыло, где на третьем этаже располагается комната Валентайна.
– Вы тоже поднимались туда?
Дамарис отвела глаза:
– Да.
– А Максим на этот раз направился в холл? – уточнила мисс Лэттерли.
– О… да. Вскоре он вернулся в ужасном состоянии и сказал, что случилось несчастье: Таддеуш опрокинулся через перила, расшибся и лежит без сознания. Теперь-то мы, конечно, знаем, что он уже был мертв. – Миссис Эрскин снова всмотрелась в лицо Эстер, а затем отвела взгляд. – Чарльз Харгрейв немедленно поспешил туда. Остальные точно оцепенели. Алекс сидела белая, как привидение, но она была такой весь вечер. Луиза притихла и встала, сказав, что приведет Сабеллу – необходимо было сообщить ей, что отец расшибся. Потом вернулся Чарльз… доктор Харгрейв и сказал, что Таддеуш мертв. Конечно, мы тут же вызвали полицию, и никто ничего не трогал.
– Вы так его и оставили? – недоверчиво спросила Эдит. – Лежащим на полу в холле среди разбросанных доспехов?
– Да…
– На то была серьезная причина. – Эстер поочередно посмотрела на обеих собеседниц. – К тому же, если он скончался, ему уже было все равно…
Ее подруга поджала губы, но ничего не сказала.
– Все так нелепо, не правда ли? – тихо проговорила Дамарис. – Генерал от кавалерии, сражавшийся в Индии, расстается с жизнью, упав с лестницы на алебарду в перчатке пустого рыцарского доспеха… Бедный Таддеуш, ему никогда не было свойственно чувство юмора! Сомневаюсь, что сам он нашел бы во всем этом забавную сторону.
– Конечно, нет. – Голос Эдит прервался, и она глубоко вздохнула. – Как, впрочем, и папа. На твоем месте я бы не повторяла больше этих слов.
– Ради всего святого! – вскричала ее сестра. – Я не настолько глупа, чтобы сказать при нем нечто подобное! Но в таких случаях надо либо смеяться, либо плакать. Смерть часто нелепа. Люди – нелепы. Я сама – тоже нелепа.
Она выпрямилась на диванчике, повернула лицо к Эстер и продолжила:
– Кто-то убил Таддеуша, причем кто-то из нас – присутствовавших на этом обеде. В этом весь ужас. Полиция говорит, что он не мог упасть с такой точностью на острие алебарды. И она никогда бы не пронзила его насквозь. Он мог разбиться насмерть, сломать шею или спину, но то, что случилось, просто невозможно. Он, правда, повредил при падении голову, но причиной смерти стала именно алебарда. Причем удар был нанесен, когда он уже лежал на полу.
Дамарис содрогнулась и замолчала.
– Это поистине ужасно… и глупо, – заговорила она снова после паузы. – Полиция задавала такие странные вопросы… И все так нереально, будто это случилось не с тобой, а просто ты увидела все в волшебном фонаре… Если бы в волшебном фонаре показывали такие истории.
– И они не пришли ни к какому заключению? – продолжала допытываться мисс Лэттерли. Это было довольно безжалостно, но как еще можно было помочь сестрам? Да и в жалости они обе явно не нуждались.
– Нет. – Взгляд миссис Эрскин был угрюм. – В тот вечер возможность убить его имели многие, а Сабелла и Алекс вдобавок с ним поссорились… Не знаю.
Потом она вдруг встала и через силу улыбнулась:
– Пойдемте к столу. Мама ужасно сердится, если кто-нибудь опаздывает.
Гостья охотно подчинилась. Конечно, ей бы хотелось узнать побольше о трагическом обеде, но встреча с родителями Эдит теперь интересовала ее не меньше. Да и чашка чая ей совсем не помешала бы.
Эстер оправила юбки и последовала за сестрами через большой холл в главную гостиную, где уже накрыли на стол. Комната была великолепна. Правда, мисс Лэттерли не рассматривала ее в подробностях, поскольку все свое внимание сразу же сосредоточила на присутствующих. Она заметила лишь парчовую обивку стен, картины в золотых рамах, богато украшенный потолок, роскошные шторы красного бархата и темный узорчатый ковер. Краем глаза молодая женщина уловила также две бронзовые фигуры в стиле Ренессанса и терракотовые украшения у камина.
Полковник Рэндольф Карлайон сидел, развалившись, в большом кресле и производил впечатление спящего. Это был крупный, обрюзгший с возрастом мужчина. На красном лице резко выделялись белые усы и бакенбарды. Бледно-голубые глаза глядели утомленно. При виде вошедших он сделал движение, словно собираясь встать навстречу, но не встал и ограничился легким кивком.
Фелиция Карлайон являла собой полную противоположность мужу. Ей было лет на десять меньше супруга: она явно еще не достигла шестидесяти пяти. У нее были властно сжатые губы и тени вокруг темных, глубоко посаженных глаз. Фелиция стояла перед ореховым столом, на котором все уже было готово к чаепитию, и ее осанке могли позавидовать куда более юные особы. Естественно, она была в трауре, но черное, прекрасно скроенное и богато отделанное платье сидело на ней безупречно. То же самое можно было сказать и о черном кружевном чепце.
Она не двинулась навстречу вошедшим, но взгляд ее устремился к Эстер, и та немедленно ощутила всю властность нрава хозяйки этого дома.
– Добрый день, мисс Лэттерли, – вежливо, но без особой теплоты сказала Фелиция. Она не привыкла судить о людях с первого взгляда. Ее расположение еще следовало заслужить. – Приятно познакомиться. Эдит очень хорошо отзывалась о вас.
– Добрый день, миссис Карлайон, – столь же церемонно ответила Эстер. – С вашей стороны было так любезно принять меня! Позвольте выразить вам искренние соболезнования по поводу вашей утраты.
– Благодарю вас. – Полное самообладание этой старой леди и лаконичность ее ответа делали бестактным любое дальнейшее проявление сочувствия со стороны гостьи. Очевидно, она просто не желала развивать эту тему. – Рада, что вы примете участие в нашем чаепитии. Располагайтесь, пожалуйста.
Приглашающего жеста, однако, не последовало.
Эстер еще раз поблагодарила хозяйку и опустилась на темно-красную софу, наиболее удаленную от камина. Эдит и Дамарис тоже сели. Полковник Карлайон произнес несколько подобающих случаю фраз – и знакомство состоялось.
Они успели поговорить о всяких пустяках, а затем горничная внесла последние блюда, на которых были разложены тонюсенькие сандвичи с огурцом, кресс-салатом, сливочным сыром и мелко покрошенными яйцами. Были на столе также французские пирожные и пирог со сливками и вареньем. Эстер с уважением окинула взглядом все это великолепие и искренне пожалела, что приличия не позволяют наедаться в гостях до отвала.
Когда чай был разлит и разнесен, Фелиция с вежливым любопытством обратилась к гостье:
– Эдит рассказывала, что вы путешествовали, мисс Лэттерли. Доводилось ли вам бывать в Италии? Это страна, которую мне очень хотелось посетить. К несчастью, в то время, когда возраст позволял мне совершить такое путешествие, мы воевали. Надеюсь, ваш вояж был удачен?
Эстер подивилась про себя, зачем Эдит вообще упоминала дома о ее приключениях, но уклониться от ответа теперь было бы невежливо. Оставалось лишь постараться не поставить подругу в неловкое положение.
– Вероятно, я неточно выразилась, говоря об этом с Эдит. – Мисс Лэттерли заставила себя улыбнуться и чуть не добавила «мэм», что прозвучало бы весьма нелепо, поскольку они с миссис Карлайон, если учитывать положение покойных родителей Эстер, находились на одной ступени общественной лестницы. – К сожалению, меня толкнула в путь именно война, и я не имела удовольствия ознакомиться с великими произведениями искусства Италии, хотя действительно была проездом в одном из итальянских портов.
– В самом деле? – Фелиция приподняла брови, впрочем, вполне благопристойно. – Война вынудила вас покинуть дом, мисс Лэттерли? Прискорбно, но во многих землях империи сейчас неспокойно. Говорят о каких-то волнениях в Индии, хотя трудно сказать, насколько все это серьезно…
Гостья замешкалась, не зная, стоит ли говорить правду, и решила, что это будет лучшим вариантом. Фелиция Карлайон легко поймала бы ее на лжи.
– Нет, я была в Крыму с мисс Найтингейл. – Это громкое имя обычно магически действовало на людей, и Эстер очень на него сейчас рассчитывала.
– Боже правый! – изумилась хозяйка, деликатно прихлебывая чай.
– Оригинально! – выдохнул Рэндольф, встопорщив бакенбарды.
– Думаю, это восхитительно, – сказала молчавшая до сей поры Эдит. – Избрать такое дело жизни!..
– Путешествие с мисс Найтингейл вряд ли можно назвать делом всей жизни, – холодно заметила ее мать. – Приключение – да, но довольно короткое.
– Вызванное, без сомнения, самым благородным порывом, – добавил полковник. – Но… ор-ригинально и не совсем подобает э… – Он замолчал.
Эстер знала, что он хотел сказать. Она и раньше не раз слышала это суждение, особенно от старых солдат. Занятие, не подобающее леди. Женщины, которые сопровождают армию, – это либо солдатские жены, либо служанки, либо проститутки. Жены старших офицеров, конечно, составляют исключение, но Эстер-то не была замужем!
– Уход за ранеными и больными сильно изменился за последние годы, – сказала она с улыбкой. – Теперь это профессия.
– Но не для женщины, – сухо заметила Фелиция. – Хотя уверена, что своим поступком вы явили благородство духа и вся Англия оценила это по достоинству. А чем вы занялись, вернувшись домой?
Мисс Лэттерли услышала быстрый вздох Эдит и заметила, что Дамарис потупилась и смотрит в тарелку.
– Сейчас мой пациент – отставной офицер со сложным переломом ноги, – ответила Эстер, стараясь принимать во внимание лишь юмор создавшейся ситуации и по возможности не раздражаться. – Он нуждается именно в медицинском уходе, о чем служанки, как правило, не имеют понятия.
– Весьма похвально, – сказала миссис Карлайон с легким кивком и снова изящно прикоснулась губами к чашке.
Но Эстер прекрасно видела, что хозяйка считает такое занятие приемлемым лишь для женщин, которые вынуждены сами себя обеспечивать и потеряли надежду выйти замуж. Сама она никогда бы не допустила, чтобы ее дочери пошли по этой стезе, коль скоро у них есть крыша над головой.
Мисс Лэттерли заставила себя улыбнуться:
– Благодарю вас, миссис Карлайон. Наивысшее удовольствие мы черпаем в возможности помогать ближним, а майор Типлейди – джентльмен из порядочной семьи и с безупречной репутацией.
– Типлейди… – Рэндольф нахмурился. – Не могу сказать, чтобы я когда-нибудь о нем слышал. Где он служил?
– В Индии.
– Забавно! Таддеуш, мой сын, как вы знаете, долгие годы служил в Индии. Выдающийся человек – генерал, как вам известно. Сикхские войны – с сорок пятого по сорок шестой, и потом еще в сорок девятом. Кроме того, Опиумные войны в Китае в тридцать девятом. Превосходный человек! Так вам скажет каждый. Просто превосходный, если я могу так выразиться. Любой отец гордился бы таким сыном. Но я никогда не слышал от него о ком-либо по фамилии Типлейди.
– На самом деле майор Типлейди служил в Афганистане, – пояснила гостья. – Афганские войны тридцать девятого и сорок второго. Иногда он рассказывал об этом. Так увлекательно!
Полковник поглядел на нее с легким неодобрением, как на упрямого ребенка:
– Вздор, моя дорогая мисс Лэттерли. Нет нужды изображать из вежливости интерес к военным делам. Мой сын умер совсем недавно… – Лицо его омрачилось. – Трагически погиб. Без сомнения, Эдит рассказывала вам об этой утрате, но мы приучены нести свое горе с достоинством. И вам не стоит проявлять сочувствие таким вот образом.
Эстер чуть было не выпалила, что интерес к военному делу возник у нее еще задолго до того, как она услыхала о Таддеуше Карлайоне, но сообразила, что ей не поверят, а то и сочтут такой ответ оскорбительным.
Она решила пойти на компромисс.
– Рассказы о воинской доблести всегда увлекательны, полковник Карлайон, – сказала женщина, глядя ему в глаза. – Я искренне огорчена вашей утратой, но, поверьте, я никогда не изображаю интерес к безразличным мне темам.
Это, похоже, вывело хозяина дома из равновесия. Он покраснел и шумно выдохнул. Краем глаза Эстер заметила, как на лице Фелиции мелькнуло одобрение. Впрочем, это ей вполне могло показаться.
Однако прежде чем кто-либо успел вымолвить хоть слово, дверь открылась и в гостиную вошел мужчина. Держался он почтительно, но создавалось впечатление, что мнение окружающих его не слишком интересует. Просто в нем не было ни капли надменности. Мисс Лэттерли он показался чуть выше Дамарис – вполне приличный для мужчины рост. И сложен неплохо, разве что плечи излишне покаты. Правильные черты лица, темные глаза, линия рта скрыта усами… Но общее выражение лица свидетельствовало о его добром нраве и жизнерадостности.
Старшая дочь Карлайонов взглянула на вошедшего, и лицо ее просветлело.
– Привет, Пев, – поздоровалась она. – Ты, наверное, продрог – выпей чаю.
Мужчина подошел, мягко коснулся ее плеча и сел рядом.
– Мой супруг, – быстро сказала Дамарис. – Певерелл Эрскин. Пев, это Эстер Лэттерли, подруга Эдит, та, что была сестрой милосердия в Крыму вместе с Флоренс Найтингейл.
– Здравствуйте, мисс Лэттерли! – Эрскин поклонился, и лицо его выразило интерес. – Надеюсь, вас еще не слишком утомили расспросами о ваших приключениях. Однако мы были бы весьма рады вас послушать.
Фелиция налила чашку чаю и подала ее зятю.
– Попозже, может быть, если мисс Лэттерли согласится навестить нас еще раз, – сказала она. – Ты доволен сегодняшним днем, Певерелл?
Муж Дамарис принял отказ без малейшего раздражения, словно и не заметив. Эстер бы на его месте вспылила. Перед тем как ответить, Певерелл взял сандвич с огурцом и с удовольствием надкусил его.
– Да, благодарю вас, матушка, – сказал он затем. – Я встретил интереснейшего человека, участвовавшего в Маорийских войнах лет десять назад. – Он взглянул на Эстер. – Это в Новой Зеландии, как вам, наверное, известно… Да, конечно, известно! У них там такие удивительные птицы! Совершенно уникальные и очень красивые. – Лицо его неожиданно стало вдохновенным. – Птицы – моя страсть, мисс Лэттерли. Такое разнообразие видов! От крошечных колибри, питающихся нектаром, до альбатросов, парящих над морями земными и обладающих размахом крыльев в два человеческих роста.
Глядя на его открытое лицо, Эстер уже начинала понимать, почему Дамарис до сих пор без ума от своего мужа.
Она улыбнулась в ответ.
– Я согласна на обмен, мистер Эрскин, – предложила она. – Я вам расскажу все, что знаю о Крыме и мисс Найтингейл, а вы поделитесь своими познаниями о птицах.
Ее новый знакомый весело рассмеялся:
– Прекрасная идея! Но предупреждаю вас, я всего лишь любитель.
– Вот и отлично. Значит, будете рассказывать о птицах с любовью, а не с ученым апломбом.
– Мистер Эрскин – юрист, мисс Лэттерли, – с холодком сообщила миссис Карлайон. Затем она повернулась к зятю: – Ты виделся с Александрой?
Тот продолжал улыбаться, и Эстер захотелось узнать, не в отместку ли теще, все время его перебивающей, он это делает? Что ж, мягкий и ненавязчивый способ обороны…
– Да, виделся, – ответил он, ни к кому конкретно не обращаясь, и отхлебнул чаю. – Сегодня утром. Конечно, она потрясена, но держится с мужеством и достоинством.
– Как и любой в семье Карлайонов, – резко сказала Фелиция. – Ты мог бы об этом и не упоминать… Прошу прощения, мисс Лэттерли, но это чисто семейное дело, которое вряд ли вас интересует. Я хочу знать, Певерелл, все ли у нее в порядке? Она ни в чем не нуждается? Насколько я понимаю, Таддеуш был рачительным хозяином.
– В общем, да… – уклончиво ответил Эрскин.
Его теща приподняла брови:
– В общем? Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что дела обстоят вполне удовлетворительно, матушка.
– Я хочу знать подробнее.
– Тогда вам лучше спросить у самой Александры. Я не могу обсуждать эти вопросы, – сказал Певерелл, рассеянно улыбаясь.
– Что за нелепость! Как это не можешь? – Большие голубые глаза хозяйки дома смотрели твердо. – Ты ее адвокат и должен все это знать.
– Разумеется, я знаю. – Эрскин поставил чашку и наконец взглянул на тещу. – Но обсуждать детали не имею права.
– Это был мой сын, Певерелл. Ты что, забыл?
– Каждый на этом свете чей-нибудь сын, матушка, – мягко произнес он. – Но это не отменяет ни его прав, ни прав его вдовы.
Фелиция побледнела. Рэндольф откинулся на спинку кресла, точно и не слышал последней реплики. Дамарис сидела неподвижно, а Эдит украдкой всех разглядывала.
Однако Певерелл нисколько не смутился. Он явно предвидел и этот вопрос, и свой неизбежный ответ. Так что реакция тещи его не удивила.
– Я уверен, Александра обсудит с вами все, что представляет интерес для семьи, – продолжил он как ни в чем не бывало.
– Для семьи все представляет интерес, Певерелл! – резко сказала Фелиция. – Теперь вот вмешалась полиция… И какой бы нелепостью это ни казалось, но кто-то убил Таддеуша в этом злосчастном доме. Вот увидите, в конце концов окажется, что это был Максим Фэрнивел. Он никогда мне не нравился. Совершенно не умеет держать себя в руках. Максим оказывал знаки внимания Александре, а та не нашла в себе твердости поставить его на место. Порой я думала, что он мнит себя влюбленным, если только любовь что-то значит для такого рода мужчин.
– Никогда не замечала, чтобы он вел себя неподобающе, – тихо произнесла миссис Эрскин. – Он просто был обходителен с нею.
– Молчи, Дамарис, – приказала ей мать. – Ты сама не знаешь, о чем говоришь. Я имею в виду не его поступки, а его натуру!
– У нас нет оснований обвинять его в чем-то, – благоразумно возразила Эдит.
– Он женился на этой женщине, что уже говорит об отсутствии вкуса и здравого смысла! Эмоциональная, неконтролируемая…
– Луиза? – спросила миссис Собелл, обращаясь к Дамарис. Та кивнула.
– Ну! – Фелиция повернулась к Певереллу. – И чем же занимается полиция? Когда они намерены его арестовать?
– Не имею ни малейшего понятия, – отозвался ее зять.
Дверь открылась, и вошел суровый и несколько озадаченный дворецкий с серебряным подносом, на котором лежала записка. Он подал ее не Рэндольфу, а Фелиции. Неужели зрение полковника настолько ослабло?
– Это принес лакей мисс Александры, мэм, – тихо сообщил он.
– В самом деле? – Хозяйка развернула записку и прочла ее про себя. Краска тут же сбежала с ее лица, сделав его бледно-восковым.
– Ответа не будет, – сипло сказала она. – Можете идти.
– Слушаюсь, мэм. – Дворецкий ретировался.
– Полиция арестовала Александру за убийство Таддеуша, – ровным ледяным голосом сообщила миссис Карлайон, как только дверь за ним закрылась. – Очевидно, она призналась.
Дамарис хотела что-то сказать, но задохнулась. Певерелл немедленно положил ей руку на плечо и крепко сжал.
Рэндольф непонимающе смотрел на всех присутствующих. Глаза его были широко раскрыты.
– Нет! – воскликнула миссис Собелл. – Это… Это невозможно! Кто угодно, только не Алекс!
Фелиция встала.
– Что толку отрицать случившееся, Эдит? Конечно, она призналась. – Пожилая леди расправила плечи. – Певерелл, ты обязан этим заняться. Видимо, Алекс лишилась рассудка и совершила убийство в исступлении. Может, удастся решить это дело, не предавая его огласке. – Она слегка понизила голос. – Нужно поместить ее в приличный приют для душевнобольных. Кассиана мы, разумеется, заберем к себе, бедняжку. Я лично съезжу за ним. Думаю, это нужно сделать прямо сегодня. – Фелиция протянула руку к колокольчику, а затем повернулась к Эстер. – Мисс Лэттерли, вы оказались свидетельницей нашей семейной трагедии. Уверена, вы поймете, что нам сейчас не до друзей и сочувствующих. Спасибо, что приняли приглашение. Эдит проводит вас и пожелает доброго пути.
Гостья встала:
– Конечно. Примите мои глубочайшие соболезнования.
Миссис Карлайон ответила ей лишь взглядом. Добавить тут было нечего. Оставалось извиниться перед Рэндольфом, Певереллом и Дамарис – и покинуть дом.
Стоило им с Эдит оказаться в холле, как та схватила ее за руку:
– Боже, это ужасно! Мы должны что-нибудь предпринять!
Эстер остановилась и повернулась к ней:
– Что? Я думаю, твоя мать права. Если Александра утратила рассудок и…
– Чепуха! – взорвалась миссис Собелл. – Алекс не сумасшедшая! Если кто и мог убить Таддеуша, так это его дочь, Сабелла. Вот она-то в самом деле… очень странная. После рождения ребенка она угрожала покончить с собой… О… сейчас не время об этом говорить, и это долгая история. Сабелла ненавидела Таддеуша. – Эдит вцепилась в подругу мертвой хваткой. – Не хотела выходить замуж, собиралась уйти в монастырь. Но Таддеуш и слушать ее не желал. Она ненавидела его за это, и сейчас ненавидит. Бедная Алекс, наверное, взяла вину на себя, чтобы спасти дочь… Мы как-то должны ей помочь. Придумай что-нибудь!
– Ну… – Эстер поразмыслила. – Я знаю одного частного детектива… хотя если она призналась в убийстве, то суда уже не избежать. Еще я знакома с одним поистине блестящим адвокатом. Но Певерелл…
– Нет, – быстро перебила ее миссис Собелл. – Он личный адвокат, но не защитник, он не выступает в судах. Клянусь, он не будет против! Он желает добра Алекс. Иногда кажется, что Певерелл во всем подчиняется маме, но это не так. Он ей всегда любезно улыбается, однако делает все по-своему. Пожалуйста, Эстер, если ты можешь что-то предпринять…
– Хорошо, – пообещала мисс Лэттерли, стискивая руку подруги. – Я попробую.
– Спасибо. А теперь – иди, пока никто не вышел и не увидел нас здесь вместе. Пожалуйста…
– Конечно. А ты держись.
– Я держусь. И… спасибо тебе еще раз!
Эстер стремительно повернулась и, приняв из рук ожидающей служанки накидку, вышла на улицу. Разум ее был в смятении, и мысленно она уже видела перед собой лицо Оливера Рэтбоуна.
Глава 2
Стоило Эстер появиться на пороге, майор Типлейди, которому в ее отсутствие не оставалось ничего другого, кроме как сидеть и смотреть в окно, сразу понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Эта история так или иначе попала бы в газеты, поэтому сиделка сочла за лучшее удовлетворить любопытство больного, тем более что ей все равно пришлось бы скоро просить его еще об одной отлучке.
– О боже! – воскликнул ее подопечный, выслушав новость; теперь он сидел в своем шезлонге, напряженно выпрямившись. – Поистине ужасно! Так вы полагаете, несчастная лишилась рассудка?
– Вы о ком? – Женщина собрала чайный сервиз на поднос и поставила его на маленький столик. – О вдове или о дочери генерала?
– Что?.. – не сразу понял майор, но затем до него дошла суть ее вопроса. – Право, не знаю. Либо та, либо другая, как мне кажется… Или даже обе. Бедняжки. – Он тревожно взглянул на Эстер. – Что вы собираетесь делать? По-моему, вы что-то задумали.
Мисс Лэттерли ответила ему быстрой рассеянной улыбкой.
– Не уверена, что это поможет… – Она закрыла книгу, которую читал Типлейди, и отложила ее в сторону. – Как минимум я могу предложить лучшего из известных мне адвокатов, что, кстати, Александре вполне по карману.
Взяв башмаки майора, Эстер аккуратно поставила их под шезлонг.
– Разве ее семейство не сделает это в любом случае? – спросил он. – Да сядьте же вы, ради бога! Мне трудно сосредоточиться, когда вы все время мелькаете перед глазами!
Эстер остановилась и повернулась к нему. Военный хмурил брови.
– Вам незачем постоянно суетиться и доказывать свою добросовестность, – заявил он. – Вы меня и так уже достаточно ублажили. А теперь я прошу постоять минуту на месте и внятно ответить на мой вопрос, если это, конечно, вас не затруднит.
– Семейство Александры хотело бы по возможности избежать огласки, убрав ее с глаз долой, – ответила Эстер. Скрестив руки на груди, она теперь неподвижно стояла перед майором. – Лишь бы замять скандал.
– Я так понимаю, что они предпочли бы обвинить кого-нибудь другого, – задумчиво сказал он. – Но она все испортила своим признанием. И все-таки я не вижу, что вы тут сможете сделать, моя милая.
– Я знакома с адвокатом, который буквально творит чудеса в самых безнадежных делах.
– Вот как? – Типлейди по-прежнему сидел в шезлонге очень прямо и глядел на нее с сомнением. – И вы полагаете, он и тут сотворит чудо?
– Не знаю, но я попрошу его заняться этим делом, – сказала мисс Лэттерли, а потом вдруг смолкла и покраснела. – Если вы позволите мне отлучиться, чтобы встретиться с ним.
– Конечно, позволю. Но… – Больной взглянул на нее несколько смущенно. – Я буду вам весьма обязан, если вы дадите мне знать, чем все это обернется.