Дракон из Трокадеро Изнер Клод
– Господин Легри! Какой сюрприз! Чем обязан такой честью?
И знаком пригласил Виктора с Жозефом сесть в кресла.
– Господа, позвольте представить вам месье Адемара Фендоржа, бывшего преподавателя латыни и большого любителя первобытной истории. Когда-то ему удалось найти коренной зуб гиппопотама и пястную кость гигантского ископаемого оленя. Мой дорогой Фендорж, это господин Легри, книготорговец и любитель расследовать запутанные преступления, а это его приказчик, господин…
– Пиньо, Жозеф, писатель. Сочиняю романы с продолжением, публикуемые в газетах. Партнер месье Легри, – сухо ответил Жозеф.
– Вот как? Я читал кое-что из ваших произведений, синтаксис неплохой, – одобрил Фендорж. – Мадам Арманда Симоне, наша хозяйка, является вашей ярой почитательницей и ни за что на свете не пропустит очередной номер «Паспарту». Что же касается меня, то…
Виктор в раздражении повернулся к Альфонсу:
– Господин Баллю, нам нужно поговорить с вами наедине.
Фендорж, будто прилипнув к стулу, даже не попытался встать.
– Выпьете анисовки? – предложил Альфонс.
– Нет, спасибо.
– Как вам будет угодно. Чем могу быть полезен, господин Легри? Не стесняйтесь моего друга, он умеет хранить тайны.
– Да нет у нас никаких тайн, – проворчал Виктор. – Во время пребывания с миссией в Сенегале, в Сен-Луи, вы что-нибудь слышали о шхуне «Комодо»?
Легри разложил на коленях какие-то бумаги.
– Боюсь, что нет.
– А об «Эсмеральде»? Мы разыскиваем человека, который в прошлом году ходил на этом корабле.
– В прошлом году? Я же уехал из Африки бог знает когда. В Сенегале моя роль сводилась лишь к нескольким дерзким вылазкам во главе выступавшей маршем колонны. В остальное время я перекладывал бумажки в одной из канцелярий Сен-Луи и не имел возможности ротозейничать в порту. Сожалею, но помочь вам ничем не могу.
Сделав неловкое движение, Виктор рассыпал свои записи. Один листик приземлился на колени господину Фендоржу. Тот поправил очки и стал читать, двигая губами.
– Господин Легри, вы пишете на английском роман о морских приключениях?
– Э-э-э…
Жозеф, возмущенный бесцеремонностью Фендоржа, протянул руку, но тот проигнорировал его жест.
– Любопытно, – продолжал он, – а почему фраза «И ПОМНИ О МАРИИ СЕЛЕСТЕ» написана заглавными буквами?
– Того требует сюжетная линия нашего романа, – отрезал Жозеф. – Мы работаем над ним вместе.
– Мария Селеста, Мария Селеста… Странно… Это напоминает мне… Когда-то я читал одну заметку. Дело было после того, как мне присвоили степень бакалавра. Я никак не мог определиться – преподавать латынь или же заняться археологией. Во время одной развлекательной поездки по Англии мне случилось оказаться в Стоунхендже. И поскольку постоянно шел дождь, я, запершись в гостиничном номере, листал всевозможные альманахи. Эта необычная история произвела на меня впечатление.
– Какая история?
– С призраками, – невозмутимо ответил Фендорж.
Жозеф воздел глаза к небу.
– Не думаю, что вас это заинтересует, молодой человек, – продолжал бывший латинист.
– С призраками ничего нельзя знать наперед, – пробурчал Жозеф и принялся что-то писать в своем блокноте, что позволило ему избежать недовольного взгляда.
– Мы вас слушаем, господин Фендорж, – вставил слово в разговор Виктор.
Адемар Фендорж прокашлялся и наклонился вперед.
– Господа, давайте вернемся в не столь отдаленное прошлое и окажемся в 1872 году в Атлантическом океане неподалеку от берегов Португалии. Старший помощник капитана американского трехмачтового судна только что заметил шхуну-бриг, маневры которой были совершенно беспорядочны. Он сообщает об этом капитану, который тут же бросается вдогонку. Расстояние между двумя кораблями сокращается. В окуляр подзорной трубы капитан видит, что на мостике брига никого нет. Этот факт его интригует – судно лежит в дрейфе, не видно ни рулевого, ни впередсмотрящего, на борту ни одной живой души, паруса спущены, подняты лишь стаксель и штормовой фок. Капитан приказывает старшему помощнику взять двух матросов и сесть в шлюпку. Они причаливают к борту брига и читают на корме название: «Мария Селеста. Нью-Йорк». Вы правда не хотите немного анисовки?
Виктор отклонил это предложение, Жозеф стал постукивать по зубам кончиком карандаша.
Адемар Фендонж сделал глоток, поставил рюмку и откинулся в кресле.
– На чем я остановился?
– На названии судна, красовавшемся на корме, «Мария Селеста, Нью-Йорк», – ответил Виктор.
– Ах да… Старший помощник и двое матросов поднимаются на мостик. Штурвал качается как бог на душу положит, то право руля, то лево руля. Старший помощник кричит: «Вам нужна помощь?» Ему никто не отвечает. Затем вместе с матросами осматривает судно. Стол в кают-компании заставлен блюдами, чай в чашках еще теплый. Нет только экипажа – он испарился.
– Что же произошло? – спросил Жозеф, позабыв о своих записях. – Почему люди эвакуировались с корабля?
– Было много гипотез, и всех я теперь не упомню… Бунт? Нет, никаких следов насилия обнаружено не было.
– Может, пираты?
– Воображение заводит вас в тупик, молодой человек, ведь пираты, по меньшей мере, забрали бы себе все ценное. Но ведь на корабле нашли серебро, драгоценности и куклу. Груз, а это тысяча семьсот бочонков горячительного, тоже остался нетронутым.
– Куклу? – воскликнул Виктор.
– Капитан взял с собой в плавание жену и дочь.
– Может, в результате бури на корабле возникла паника? – осторожно выдвинул предположение Жозеф.
– В тот день никакой бури не было и в помине.
– Кроме капитана с семьей, моряков было много? – спросил Виктор.
Фендорж стал считать по пальцам.
– Старший помощник, лейтенант, четверо матросов и кок.
– Что ни говорите, а десять человек не покинут корабль без серьезных причин!
– Согласен с вами, господин Легри, тем не менее, спасательную шлюпку так и не нашли.
– Ну и что, они просто пошли ко дну, – заявил Альфонс Баллю.
Жозеф испепелил его взглядом.
– К каким же выводам пришло расследование? Тайну раскрыли?
– Нет, эта загадка так и осталась неразгаданной.
Когда Жозеф с Виктором уже подходили к Сене, до их слуха донесся шум. Вокруг продавца газет собралась толпа.
– Покупайте «Матен»! Новое преступление анархистов! В воскресенье вечером в Монце выстрелом из револьвера в грудь убит король Италии Умберто I!
Жозеф с большим трудом отвоевал номер ежедневной газеты.
– Король присутствовал на вручении призов победителям соревнований по гимнастике. Когда он садился в карету, какой-то незнакомец сделал в него три выстрела. Цареубийцу зовут Бреши, толпа чуть не растерзала его на месте. Это тридцатичетырехлетний ткач, родился в Тоскане, люто ненавидит монархический режим, – резюмировал он. – Теперь я понимаю, почему в Елисейском дворце отменили праздник в честь шаха.
– Анархисты возвращаются, мир мчится навстречу своей погибели! – взорвался какой-то господин в монокле.
– Когда править народами станет некому, все пойдет ко дну! – предрек торговец цветами.
– Что вы об этом думаете, Жозеф?
– Лично мне вся эта внешняя политика надоела до чертиков. Газета предрекает, что восшествие наследника на престол будет связано с большими трудностями: страна охвачена волнениями, а принцу Неаполитанскому далеко до престижа отца.
– Не знал, что вы почитываете эту газетенку.
– Ну, это не ради последних известий, просто в ней публикуется «Черная лилия», захватывающий роман с продолжением Жюля де Гастина[101].
Читая на ходу, Жозеф даже не заметил, как они вышли на мост Гренель.
– Жюль де Гастин! Мы с вами говорим о корабле-призраке! – воскликнул Виктор.
Они облокотились на парапет. День клонился к закату, и статуя Свободы медленно превращалась в позолоченную фигуру из числа тех, которыми принято украшать нос корабля.
– Ну да, пока наш преподаватель витийствовал, я обнаружил явное сходство между эпопеей «Марии Селесты» и историей с «Комодо».
– Зачем было еще раз повторять трюк, уже имевший место четверть века назад? – спросил Виктор.
– Положить в карман премию за спасение «Комодо» можно было только в том случае, если судно стало ничейным.
– События, свидетелями которых мы являемся, слишком запутаны и коварны. Ставкой в этой игре не может быть заурядная премия. Может, капитаны «Эсмеральды» и «Комодо» сообщники? Что, если во время своих странствий они встретились в каком-нибудь порту и составили план, конечная цель которого нам пока неизвестна?
– Может, они договорились встретиться в открытом море после того, как капитан «Комодо» разделается со своими матросами? – предположил Жозеф.
Виктор с силой сжал виски.
– Давайте задействуем воображение, вы писатель, вам это будет нетрудно. Пожар. Страх перед заразной болезнью. Членов экипажа охватывает такой ужас, что они сломя голову бросаются в ялики. Шлюпки закреплены на судне пеньковыми канатами, достаточно их перерезать и тогда…
Жозеф неподвижно уставился на прогулочный пароходик и чихнул.
– Так оно и было, сцена будто стоит у меня перед глазами! Но что стало с капитаном «Комодо»?
– Не удивлюсь, если он втихаря поднялся на борт «Эсмеральды».
– Мэтью Уолтер? Это он был капитаном?
– Предположим, что так. Но кто его, в таком случае, убил? Нам нужно установить имена пассажиров «Комодо», характер перевозимого им груза, а также размер премии, полученной Энтони Форестером. Черт возьми, мы перероем все газетные архивы, но добудем новые сведения!
Виктор подозвал фиакр, кативший в противоположном направлении. Они развернулись и проехали по мосту, багровому в закатных лучах солнца.
– У нас есть два второстепенных свидетельства: вездесущий дракон и фуражка, приведшая меня на улицу Бога, – пробурчал Жозеф.
– Нутром чую, на этой улице мы узнаем нечто чрезвычайно важное, – прошептал Виктор.
Глава пятнадцатая
Тот же день, вечер
Чем ближе солнце клонилось к закату, тем больше душная атмосфера книжной лавки действовала ее обитателям на нервы.
Вниз по лестнице скатилась Мели, следом за ней – Эфросинья.
– Подавать летом эту отраву? Вы с ума сошли! Биточки из тунца, шпинат со сливками, жареные помидоры, шоколадные эклеры! Это же предумышленное убийство!
– Вы можете предложить что-нибудь получше? – мяукнула Мели, готовая вот-вот расплакаться. – Телячье легкое в красном вине и с луком? Лягушачьи лапки с рисом и пряностями?
– Легкий обед. Лег-кий! Суп из ячневой крупы, жареные морские языки, салат, компот! Вот так!
Мели, больше не сдерживая слез, вновь поднялась на второй этаж. Эфросинья, выдержав паузу, последовала за ней.
Скрючившись на табурете рядом с бюстом Мольера, Ихиро втихомолку стенал.
– Один против всех, без моего бесценного друга…
Из подсобного помещения с охапкой журналов в руках вышел Кэндзи и воззрился на беспорядок в поисках убежища, где можно было бы укрыться подальше от всех этих зануд.
Когда Виктор и Жозеф вернулись в лавку, он сухо им бросил:
– Проводили экспертизу очередной библиотеки? Я запрещаю вам, слышите? А вы, Жозеф, впредь не хватайте книги за корешки, когда снимаете их с полки.
– Да я никогда… – запротестовал обвиняемый.
Кэндзи кучей свалил журналы на прилавок, затем взял один и вновь принялся за Виктора:
– Почему бы вам не навести в порядок в наших каталогах? Или вы думаете, что заболеете от этого менингитом?
Он надел редингот и схватил цилиндр, покоившийся на кипе книг, которая не замедлила рухнуть, увлекая за собой табурет. Воспользовавшись этим отвлекающим фактором, Ихиро упорхнул со своего насеста.
– Господа, я на несколько дней уезжаю, – сказал Кэндзи. – Надеюсь, вы будете верно нести службу.
– И куда вы собрались?
– Меньше знаешь – крепче спишь.
– Мы должны знать, где вас искать, – разозлился Жозеф, – в противном случае я больше глаз не сомкну!
– В деле сочинения хороших романов бессонница – лучший друг писателя. Вот так-то, господин литератор. Пойдемте, Ихиро.
– Я? Вы уверены? Прямо сейчас?
– Я решил воспользоваться вашим советом, господа. Мы отправляемся в изгнание. Как гласит народная мудрость, зебра чувствует себя в безопасности только среди себе подобных. Ватанабе-сан, все необходимое у вас наготове?
– Да, Мори-сан, кимоно, хакама[102], камисимо[103], парик и деревянные башмаки у меня в сумке, – ответил Ихиро, и в глазах его зажегся лучик надежды.
– Отлично, тогда в путь.
Жозеф пожал плечами.
– Переодеться самураем любой дурак может, – недовольно проворчал он.
– Только не вы! – воскликнул Кэндзи. – Самурай, дорогой мой, готов умереть в любую минуту.
– Кэндзи, – вмешался в их спор Виктор, выступая в роли миротворца, – настоятельная необходимость в этом еще не назрела, поживите пока у Эфросиньи, там вы будете в безопасности.
– Несмотря на все благодушие этой дамы, мы будем ее стеснять. Так что в ваших же интересах активизировать поиски. Ихиро-сан, когда эта история закончится, вы мне за все ответите. Тоже мне шнорер нашелся!
– А что такое шнорер? – заскулил тот.
– На идише так звучит слово «попрошайка»!
– Вы говорите на идише? В таком случае у вас бесспорные способности к языкам, – признала Эфросинья, за несколько мгновений до этого спустившаяся по лестнице.
– В довершение всех бед Джина напрочь отказывается пожить у дочери! – продолжал Кэндзи. – Я буду волноваться. Виктор…
– Хорошо, я буду спать в вашей гостиной. Таша, ничего не зная, этого явно не оценит.
– Бедный мой друг, неужели вы в самом деле считаете, что Таша не в курсе ваших шалостей? Святая простота! Ну что, мы договорились, вы остаетесь здесь?
– Да, да, – скрепя сердце уступил Виктор.
На вершине лестницы показалась Джина.
– Нет. Тем более что одна я в любом случае оставаться не буду. Попрошу Мели ночевать на нашей половине. В обращении со скалкой она настоящий эксперт.
– Ага, только пирожные на вечер приготовить не может! – запротестовала Эфросинья. – Потому что ровным счетом ничего в них не понимает!
– Скалка – эффективное оружие защиты. Так что поторопитесь, друг мой, фиакр вас уже заждался. Ступайте и воспылайте чувством к божественной Саде Якко, ее изысканность вас обязательно пленит. Сколько времени вас не будет?
– Радость моя, я…
– Ступайте, вам говорят, вы нужны мне живым.
Джина подождала, пока они не ушли, и повернулась к Виктору.
– Вы разгневаны, – заметила она.
– Разгневан? Кэндзи, не понимая, что перед ним разверзлась пропасть, отправляется устроить бенефис в театре, где работает Ихиро! У меня нет слов, я крайне разочарован вашим легкомыслием.
– Постарайтесь поставить себя на мое место и на место Кэндзи! До тех пор, пока дело не прояснится, театр будет идеальным убежищем. И кому какое дело, что я могу остаться вдовой? Вы с Жозефом – двое сумасшедших. По вашей милости Таша, Айрис и я вот уже какой год не знаем покоя.
– Не говоря уже обо мне! – воскликнула Эфросинья, замахнувшись на сына, который предпочел отскочить в сторону, уворачиваясь от возможного удара.
«Болван! Как будто я, мать, в самом деле могу ударить сына! Ах, как же он тяжек, этот мой крест!»
– Эгоист! – добавила Джина. – И вы еще осмеливаетесь ревновать мою дочь к ее знакомым! На вашем месте, Виктор, мне было бы стыдно. Я предупредила Кэндзи: если он умрет, я его брошу!
Она была настолько возмущена, что даже стала заговариваться.
– Джина, я прошу прощения, но…
– Мне не за что вас прощать, ведь изменить человеческую натуру невозможно. Но играть в вашем возрасте в полицейских и воров! Это, признайтесь… Вы ставите под удар будущее Алисы. Если, предположим, книжная лавка перестанет приносить доход, на что вы будете ее растить? С некоторых пор торговля идет ни шатко ни валко, и Кэндзи это очень беспокоит. А в вас, его приемном сыне, он не видит никакой опоры.
– Клиентов стало меньше из-за Выставки и жары.
– Точь-в-точь как мой первый муж. Тот тоже отказывался брать на себя любую ответственность. Преобразование общества стало для него высшим приоритетом – до такой степени, что он напрочь забросил семью.
– Кстати о Пинхасе…
– Не произносите больше его имени в моем присутствии Он принес нас в жертву Революции, чтобы присоединиться к когорте бизнесменов. А в шестьдесят лет умудрился родить третьего отпрыска – ребенка, который, став взрослым, не сможет знаться с папочкой. Замечательное достижение.
– Своими словами вы сразили его наповал! – одобрила Эфросинья.
Джина поднялась по лестнице. На втором этаже хлопнула дверь.
– Мели! Где вы! – позвала она.
Виктор подошел к Жозефу и кивком головы подал знак следовать за ним в подсобку.
– Вот, возьмите. Джина поручила мне купить эти билеты для вас, Айрис и вашей матушки, с которой вы, по случаю, сможете помириться. Она просит вас сегодня вечером тайком от Кэндзи сходить на спектакль Сады Якко и присмотреть за ним.
– Стало быть, только что она ломала комедию?
– И да, и нет, вы же знаете женщин! Я рассказал ей, как Кэндзи намеревается воспользоваться нашими советами. Ступайте и предупредите Эфросинью.
– А кто вечером останется с детьми?
– Дядюшка. Он ни в чем не может им отказать. Таша не возражает.
– Вы даже не представляете, на что идете. Это хуже полицейского расследования.
– Обожаю детей, одной дочери мне недостаточно, во мне живет душа вождя целого племени.
Жозеф с сомнением поглядел на него.
Фиакр застрял в заторе, образовавшемся в результате аварии с участием автомобиля. Они опоздали и в зал, выдержанный в стиле «ар-нуво», смогли попасть только в антракте, по окончании первой части представления, во время которой давался сеанс магии.
– Видела, радость моя? Здесь яблоку негде упасть, какое счастье, что мадам Джина зарезервировала для нас места! – воскликнула Эфросинья, шествуя перед Айрис.
Они уселись в третьем ряду. Здание театра Лои Фуллер было украшено рельефным изображением этой американской актрисы. На барельефах, фризах и кариатидах она извивалась как змея. Чопорный молодой человек с пышной шевелюрой и лорнетом, сидевший неестественно прямо рядом с Жозефом, не сводил глаз со сцены, закрытой занавесом с изображенными на нем греческими мотивами. В ожидании ритуала, предназначенного для узкого круга посвященных, он постепенно впадал в транс и поэтому проявил явное неудовольствие, когда его сеанс медитации был нарушен раскатистым голосом Эфросиньи.
– Что-то я проголодалась, надо было взять леденцовой карамели. Лапочка, передайте мне программку. Ка-бу-ки, онна… гата, буё… Тарабарщина какая-то! Иисус-Мария-Иосиф, теперь, чтобы куда-нибудь сходить, нужно обязательно быть полиглотом! Могли бы и на французский перевести!
К ней повернулся молодой человек.
– Мадам, кабуки представляет собой традиционный японский театральный жанр. Само название состоит из трех частей, ка – это музыка, бу – танец, ки – сценическое искусство. Повседневная жизнь в рамках этого жанра сублимируется до языка жестов, необычайно тонкого и весьма замысловатым образом закодированного. Руки, глаза, голова актера выражают чувства, но никак не разум. И манипуляции с различными предметами тоже не случайны.
Эфросинья, вытаращив глаза, в страхе смотрела на него.
– И как разобраться во всей этой каше?
– Если человек восприимчив к нравственным конфликтам, печальным историям любви и эпическим повествованиям, тогда все идет из глубины души. Оннагата – это актеры-мужчины, которые, начиная с XVII века, играют женские роли.
– Благодарю вас. Но неужели вы хотите сказать, что Садо Якко – мужчина?
– Сада Якко, – поправил ее собеседник, скривив рот. – Нет, это женщина. Раньше выступала в комедиях при дворе императора, изумительно танцует и играет на тринадцатиструнной арфе кото. Бывшая гейша, обладает несравненными музыкальными талантами, а ее сценическая игра представляет собой редкую смесь необузданной страсти и достоинства. Сада Якко берет на себя смелость нарушать правила традиционного японского театра и воплощать собой героиню.
– Ну, это не бог весть какая находка, – проворчала Эфросинья.
Она удобнее устроилась в кресле и прошептала на ушко Айрис:
– Эти японцы не изобрели ничего нового. Сара Бернар с успехом играла роль мужчины, к тому же молодого, когда ей уже было далеко за пятьдесят! И создала «Орленка» Эдмона Ростана!
Чувствуя себя неловко от бестактности матери, Жозеф закашлялся.
– А танец буё? – спросила она соседа, который смерил ее презрительным взглядом.
– Этот танец – удел куртизанок и онногата.
– И вы любите подобные зрелища?
– Андре Жид, мой литературный собрат, горячо убеждал меня посмотреть это представление, которое дадут всего лишь сто двадцать три раза. Подобно ему, я уже не первый раз здесь. Постановку спектакля осуществил Отодзиро Каваками, Сада Якко – его жена. В первый раз это было откровение, даже несмотря на то, что «Гейшу и рыцаря», которая в Стране восходящего солнца длится два дня, у нас уложили в полчаса. Спектакль представляет собой вольную трактовку «Дамы с камелиями», действие происходит в Японии XVI века. Кроме того, я горячо полюбил «Кесу»[104], которую играют, чтобы чередовать представления. К сожалению, в этом зале нет места, чтобы продолжить сцену в зрительный зал с помощью помоста, как это делают в Японии. Все, тихо, начинается!
Занавес отошел в сторону, явив взорам средневековый замок и цветущие вишни, при виде великолепных оттенков которого публика восхищенно ахнула.
Музыканты уселись в левой части сцены и заиграли странную мелодию, в такт которой солист стал выкрикивать какие-то стенания. Звукам флейты и ударных вторил какой-то щипковый инструмент.
– Вон та лютня с длинным грифом называется сямисэн, а две деревяшки, с помощью которых подчеркивают реплики актеров, – хесиги, – прошептал собрат Андре Жида.
Главные действующие лица пьесы – гейша Кацураги и самурай Нагойя, окруженные многочисленными исполнителями в разноцветном гриме, – рассказывали грустную историю своей любви зрителям, ошеломленным великолепием парчовых нарядов и причесок. Сада Якко, то с высоким, нашпигованным булавками шиньоном на голове, то всклокоченная и лохматая, декламировала свои тирады, под конец переходя на вибрато и неподвижно застывая в торжественной позе, выставив вперед развернутый веер. Убаюкиваемый ее монотонным голосом, Жозеф клевал носом и погружался в дрему. Айрис, опасаясь, что он вот-вот захрапит на все лады, похлопала его по плечу. Жозеф подпрыгнул – в самый раз для того, чтобы увидеть на сцене самурая с волосами, стянутыми на затылке в хвостик, размахивавшего непомерных размеров саблей. Эфросинья толкнула сына локтем в бок.
– Проснись, радость моя, а то вся эта мелодрама плохо закончится!
Сада Якко монотонно запела, отчего Жозеф не замедлил вновь впасть в коматозное состояние. Гром аплодисментов заставил его тут же выпрямиться. Он встал, предпочитая не замечать презрительных взглядов соседа.
– Прошу прощения, мне нужно на воздух, эта пьеса действует на меня как снотворное.
– Куда это ты собрался? Есть еще второе отделение. Мария-Луиза, она же Лои Фуллер, будет потрясать своими полупрозрачными шелковыми покровами, превращаясь то в бабочку, то в цветок, – заявила Эфросинья. – Так написано в программке. Черным по белому.
– Я ухожу, подожду вас на улице.
В тот самый момент, когда он дошел до выхода, на сцену вышла пухленькая женщина. Под гром аплодисментов она, манипулируя бамбуковыми шестами, стала размахивать струившимися полотнищами, отливающими разными цветами, а затем завертелась, будто летящий на электрический свет мотылек.
«От этого вертлявого ерзания только голова кружится», – подумал Жозеф, направляясь за кулисы.
Небольшие размеры артистических уборных не позволяли всем членам труппы одновременно снимать грим. Приоритет оставался за дамами.
Какой-то человек в широких штанах внимательно присмотрелся к Жозефу и прошептал несколько гортанных фраз другому актеру – с наклеенной тонзурой на голове. Тот подошел, приблизил свой лик на дюйм к лицу Жозефа и вполголоса произнес:
– Пиньо-сан, бегите, пока Мори-сан вас здесь не увидел!
Под красным гримом, указующим на то, что перед ним положительный персонаж, Жозеф разглядел моржовые усы.
– Ихиро! Вы играли на сцене!
– Совершенно верно, как и Мори-сан. Я думал, вы знаете. В своих самурайских доспехах он выглядит просто восхитительно, и даже если ему, как и мне, отведена немая роль, пьеса от этого хуже не становится!
Жозеф утвердительно кивнул головой. Признаваться, что во время спектакля он неплохо вздремнул, не было никакой необходимости.
– И он, и я очень гордимся, что нам позволили выступить в качестве действующих лиц. Вы видели какой восторг выказывали зрители? Это вам не ярмарочный балаган, это театральная постановка, подобных которой в вашей стране отродясь не было, – прогнусавил Ихиро.
– Вы определенно профессионал наивысшей пробы. Убирайтесь отсюда. – приказал чей-то сдавленный голос.
Ихиро с Жозефом подпрыгнули.
– Очень умно. Я здесь инкогнито! Вы не подумали, что за вами могли следить? – добавил голос.
«Кто это говорит? Коротышка с цитрой? Худосочный тип с флейтой? Большой барабан? Длинноносый? Или лысый, закованный в латы?»
Окинув по очереди внимательным взглядом музыкантов и актеров, Жозеф остановился на воине, щеки и лоб которого, в знак враждебности, были покрыты синей краской.
– Я веду наблюдение, – заверил он.
– Ведите его где-нибудь в другом месте! – ответил голос.
Жозеф в смущении пробормотал:
– Мадам Джина вол… волнуется, где… где вы будете ночевать?
– Мадам Фуллер, выступающая в роли импресарио этой японской труппы, любезно предоставила в наше распоряжение одну из грим-уборных. Мы будем спать на ватных матрасах и питаться за счет принцессы.
– Значит, Ихиро останется здесь?
Читать бесплатно другие книги:
