Дракон из Трокадеро Изнер Клод

– Какая редкая проницательность, Шерлок Пиньо, – отрезал Кэндзи. – Берите своего компаньона и побыстрее закругляйте свое расследование, чтобы я мог покончить с этой монашеской жизнью!

– Вряд ли вам стоит жаловаться, ведь вы всегда мечтали оказаться в центре внимания. Теперь женщины будут наперебой добиваться вашей благосклонности.

– Ах, как же он тяжек, этот мой крест! – парировал Кэндзи и отвернулся от зятя.

К тому моменту, когда Жозеф вышел из театра, Айрис уже какое-то время пыталась успокоить неустанно бушевавшую Эфросинью:

– Ну наконец-то! Что это еще за манеры? Ты ведешь себя как какой-нибудь грубиян! Надо же, улизнул, как воришка, а нас посреди ночи заставил его дожидаться!

– Ты пропустил прекрасную хореографическую постановку, – упрекнула Айрис мужа. – Эта Лои Фуллер во всех отношениях перещеголяла танцовщиц из «Мулен Руж»!

– Прошу прощения, но в переполненном зале я чувствовал себя как селедка в бочке.

Он встал между женой и матерью и взял их под руки.

Они прошли через небольшой садик, окружавший театр, и направились по улице Парис, где толпились прохожие, очарованные фасадами, освещенными тысячей огней.

– У меня такое ощущение, что при ревматизме будет в самый раз, – заявила Эфросинья.

– Что будет в самый раз? Толпа? – недовольно буркнул Жозеф.

– Нет, электричество.

В нескольких метрах за ними упругим шагом двигался силуэт. В правой руке он сжимал веревочку, на конце которой исполняло акробатический танец йо-йо.

Глава шестнадцатая

Вторник, 31 июля

Повесив на плечо сумку, битком набитую творческим наследием Клода Проспера Жолио де Кребийона[105], Жозеф вышел из антикварной лавки в тупике Муссе. В голове его вертелась мысль, более навязчивая, чем маленький демон. Если «Таймс» опубликовала заметку о корабле-призраке, то, как справедливо предположил Виктор, какие-то французские газеты могли напечатать эту информацию, снабдив ее новыми деталями.

«Какой же я дурак, надо было просмотреть номера “Паспарту” за 99-й год. Если я пойду туда еще раз, этот педант Рено Клюзель может что-то заподозрить. Нужно попытать счастья в других редакциях. Это отнимет уйму времени, хотя гарантий, что я найду интересующую нас заметку, нет никаких. Вот черт! Тяжелый случай».

На бульваре Дидро Жозеф остановился, перевесил поклажу на другое плечо и спустился к Лионскому вокзалу в поисках стоянки фиакров на улице Шалон.

На краю тротуара какой-то мальчишка в жандармской пилотке, сделанной из газеты, соорудил бумажный кораблик, пустил его плыть по канаве и шел за ним до тех пор, пока тот не потерпел кораблекрушение у разинутой пасти канализационного коллектора.

«Да!» – подумал Жозеф, не сводя глаз с головного убора парня.

Его пульс забился быстрее. «Да! Бишонье!» Пиньо зашагал по улице Шалиньи, затем, между больницей Сент-Антуан и казармой Рейи, свернул на узкую улочку и оказался перед вывеской:

БИШОНЬЕ И СЫНОВЬЯ
Конфетти и аксессуары для праздников
Зонты. Шляпы. Маски

– Марсуэн[106]! – заорал он толстому парню, который был занят тем, что сваливал газеты на повозки, стоявшие у двери в подсобку. – Эй, Марсель!

Тот поднял голову, распахнул объятия и бросился навстречу гостю.

– Жозеф! Ты? Ах, мой дорогой Пинюф[107], я чертовски рад тебя видеть!

Марсуэн, Пинюф – этими прозвищами они называли друг друга в те времена, когда бегали по улицам столицы в коротеньких штанишках и выкрикивали заголовки первых страниц газет.

Марсель Бишонье – косая сажень в плечах и чуть косоглазый – с такой силой прижал Жозефа к своей могучей груди, что тот попросил пощады.

– Дай мне хотя бы снять сумку с поклажей.

– Мой старый Пинюф! Мы не виделись с тобой уже больше двух лет.

– Мог бы и зайти к нам в лавку.

– Да заходил я. И даже виделся с твоим партнером, японцем, который сказал мне, что где-то пропадать для тебя – обычное дело. Что привело тебя ко мне?

– Я покупал неподалеку книги. Пришел поинтересоваться, как поживает твое семейство. Я получил твою открытку, извещающую о рождении наследника. Значит, теперь у вас уже четверо?

– Да, причем одни мальчишки. Когда-нибудь они придут мне на смену. Я расширил дело, и теперь у меня восемь работников.

– Как поживает супруга?

– Каролина с детьми в деревне. Я отправил их к бабушке с дедушкой, а то в Париже в такую жару жить невозможно. Может, пропустим по стаканчику?

– Давай, но только лимонад. Запах у тебя, как всегда, еще тот.

– Это хлорка, она используется для отбеливания бумажной кашицы перед ее окрашиванием. Я привык! Сейчас меня завалили заказами на изготовление зонтиков от солнца. Да здравствует Выставка! Да здравствует зной! У меня были проблемы с водоснабжением, но сейчас все устроилось.

– Ты по-прежнему выкупаешь нераспроданные газеты?

– Надо думать! Ведь они – мое сырье.

– Может, тогда выручишь меня? После рождения Артура я больше не храню дома подшивки газет, а мне нужна одна статья, опубликованная в прошлом году.

– Что конкретно ты ищешь? Ежедневное издание, еженедельник, ежемесячник? Нужно спросить у папаши Теофиля, он сортирует их в зависимости от размера и текстуры и способен выследить даже букашку на кукурузном поле. Я пока подожду своих рассыльных, они вот-вот должны вернуться с улицы Круассан, а потом мы с тобой промочим горло. Давай, старина Пинюф!

– Давай, старина Марсуэн!

Папаша Теофиль, еще крепкий, но уже седовласый малый, повел его по хитросплетениям лабиринта, состоявшего из бумажного хлама, вышедшего из-под печатного станка.

Там были разрозненные номера «Иллюстрасьон», «Пети Журналь», «Монд иллюстре», «Голуа», «Матен», «Сьекль», «Фигаро» – сотни и сотни публикаций.

Папаша Теофиль почесал затылок.

– Номера за 99-й год должны находиться в глубине, наверху вон тех стопок. Возьмите лестницу. Я, со своим позвоночником, который гремит, как кастаньеты, ею больше не пользуюсь. Собираете материалы для ваших романов? Они потрясающи, больше всего мне нравится «Кубок с острова Туле», я читал его целых три раза. Ну хорошо, я вас покидаю, хочу немного перекусить, пока жара не стала удушливой.

Жозеф посмотрел на бумажные завалы, сбросил пиджак, поднялся по лестнице и мужественно взялся за работу.

Успехи Жозефа были поистине блестящи. Он смотрел на Виктора, который читал вслух статью в «Тан», опубликованную 16 мая 1899 года под заголовком:

НОВЫЙ «ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ»?

…«Комодо» перевозил груз ценных пород дерева, слоновых бивней, сахара. И хотя премия, полученная Энтони Форестером, капитаном «Эсмеральды», составляет не более одной пятой стоимости «Комодо» и его груза, она все же представляет собой весьма внушительную сумму. Экипаж «Комодо» состоял из капитана Дункана Кэмерона, его старшего помощника Брэда Бейкера, боцмана Мэтью Уолтера, в чьем подчинении была палубная команда…

Виктор осекся на полуслове.

– Боцман? Мэтью Уолтер. Вот черт! Этот боцман был убит здесь, в Париже! А раз так, Жозеф, то Кэндзи ничего не угрожает!

– Тоже мне, открыли Америку! Вы меня утешили, если Мэтью Уолтер и боцман – одно и то же лицо, можно перевести дух… Продолжайте.

…боцмана Мэтью Уолтера, в чьем подчинении была палубная команда, пяти матросов и кока азиатского происхождения, чьи имена нам не сообщили. Поиски этих людей успеха не принесли. Можно почти с полной уверенностью сказать, что их поглотили волны Атлантического океана.

– Вам бы надо взглянуть на письмо, которое Даглан нашел в позаимствованном у Энтони Форестера бумажнике, – развязно предложил Жозеф, – потому как сюрпризы еще не закончились.

Виктор повиновался.

Кок Исаму теперь плывет по реке Стикс в компании с Лакуто. У его хозяина, японца, обнаруженного в книжной лавке «Эльзевир» на улице Сен-Пер, ничего не найдено. Безотлагательно узнайте, живет ли он по указанному адресу. Боцман займется им и уберет как нежелательного свидетеля. Увидимся вечером, ровно в шесть часов в месте, где хранится урожай. Не опаздывайте.

ОМОДО

– Кок! Им был Исаму Ватанабе? Все трое – Форестер, Уолтер и Исаму – ходили в плавание. Они были знакомы? Если да, то это напоминает сведение счетов.

– Три вопроса остаются без ответов. Кто такой Лакуто? Что искали в доме Ихиро? Что подразумевается под «урожаем»?

– Чтобы без колебаний отправить на тот свет всех этих людей, «Комодо» должен был перевозить груз намного более ценный, чем было заявлено, – сказал Виктор. – Может, там был какой-нибудь контрабандный товар? Это чистой воды домысел, но две жертвы, пронзенные стрелами, вряд ли договорились встретиться в «Отеле Трокадеро» только для того, чтобы сходить на Выставку. Что же касается Исаму Ватанабе, то я нутром чую, что он тесно связан с Энтони Форестером и Мэтью Уолтером. Получается, что существует четвертый душегуб, готовый на все, лишь бы заполучить этот «урожай», который неизвестно у кого хранится. И мы должны его найти.

Легри задумался.

– Убийца боцмана, по всей видимости, является тем человеком, который написал Форестеру письмо. Поэтому Кэндзи и Ихиро по-прежнему угрожает опасность.

– Могли бы и признать мои заслуги, я чуть себе лоб не разбил, балансируя на этой лестнице. Хотя да, понимаю, если бы это случилось, вы просто сказали бы: «Ну и слава богу, одним меньше будет»!

– Нет, Жозеф, я бы искренне вам посочувствовал. Я так думаю, что нужно еще раз наведаться в квартиру Ихиро, может случиться так, что от нас ускользнула та или иная деталь. Полагаю, вы напрочь выбились из сил во время этой опасной вылазки к другу Бишонье, поэтому самоотверженно отправляюсь на улицу Лекурб в гордом одиночестве. Что же касается вас – ни на минуту не упускайте Кэндзи из виду.

Своей спорадической забастовкой кучера фиакров посеяли такую суматоху, что Виктор решил воспользоваться «Гладиатором» – велосипедом, который семья подарила ему по случаю сорокалетия.

Обессилевший, обливаясь потом, он оставил машину в помещении для мусорных контейнеров.

Легри совершенно не ожидал, что по завершении восхождения по лестнице ему откроет дверь пышнотелая белокурая деревенская красавица с васильковыми глазами – из категории тех, что тешили его эротические грезы до тех пор, пока он не воспылал страстью к зеленоглазой рыжей прелестнице. После того как Виктор представился, девица отвела его к бабушке, которой незадолго до этого принесла корзину овощей. Старуха покачивалась в кресле-качалке, на коленях у нее сидел кот.

– Опять вы, сударь? Пришли сообщить новости о господине Ихиро?

– Нет, я пришел кое-что узнать у вас.

– Посмотреть на меня анфас? Не надо, я этого не люблю!

Внучка приладила ей акустический рожок и спросила, четко выговаривая каждый слог:

– Твой сосед вернулся, бабушка?

– Хватит тебе, Мариетта! Если бы он объявился, я бы тебе сказала. Сударь, меня вот что беспокоит – вы говорили, что господин Ихиро вернется на этой неделе, забрали его постельные принадлежности, а теперь получается, что он куда-то пропал? Вы ввели меня в заблуждение.

– Мадам, у меня и в мыслях не было вас обманывать. Дело в том, что два дня назад господин Ватанабе от нас съехал, и теперь я беспокоюсь – он выглядел каким-то озабоченным.

– Есть от чего встревожиться, ведь человек ни с того ни с сего с места срываться не станет… Кстати, вспомнила! Его ищете не только вы. Вечером того самого дня, когда вы явились сюда впервые, ко мне в дверь постучал какой-то господин. Хотел поговорить. Поскольку вы оставили мне свою визитную карточку, на случай если господином Ихиро будут интересоваться, я отдала ее ему.

– Как он выглядел?

– Что до этого, то голова моя к тому времени уже была затуманена бенедиктином, на улице смеркалось, а свечу я не зажигала.

– Ваш сосед определенно стал объектом всеобщего интереса.

– Зачем вы пришли?

– Я ищу матросскую сумку, она может навести меня на след.

Не давая бабушке времени для ответа, Мариетта незаметно подала Виктору знак и увлекла его к двери.

– Бабушка, я сейчас вернусь, мне нужно кое-что сделать.

– Куда ты? А мой суп? Кто его будет варить?

Мариеттта тихо затворила за собой дверь.

– Сударь, вы из полиции?

– В некотором роде.

– По поводу этой сумки мне кое-что известно. Пойдемте в прачечную, – велела Мариетта, подталкивая его к темной лестнице.

На веревках за окнами прачечной висели рубашки и чепцы. Едва переступив порог, они оказались окутаны удушливой, влажной атмосферой. Виктор промокнул носовым платком лоб. Пока Мариетта разговаривала с седовласой клиенткой, служившей в одном из окрестных господских домов, он смог не торопясь оглядеться.

Две прачки поставили посреди комнаты корзину с чистым бельем. Одна из гризеток тут же бросилась сортировать одежду, другая побрызгала горячей водой с крахмалом на муслиновое платье в горошек. Несмотря на жару, пузатая печка, набитая углем под завязку, полыхала жаром. Вокруг очага на досках стояли утюги всех форм и размеров.

– Это гриб, это поляк, вот это петух, а там утюг для гофрирования, – объяснила Виктору гризетка, которая занималась муслиновым платьем, надев его на доску.

Она схватила утюг, поднесла его к щеке и стрельнула глазками в сторону обольстительного визитера. Затем разгладила лишнюю складку и поставила его на круглую чугунную подставку.

– Оборки должны быть безупречными. Крахмал пачкается… да и пахнет плохо, правда?

Виктор скривился и кивнул.

Когда утюг из горячего стал теплым, девушка умело прошлась по нему щеткой, чтобы очистить от грязи, и вновь стала гладить.

Служанка сначала долго судачила по поводу своих господ, затем заговорила о покушении, стоившем жизни королю Италии.

– Когда супруг прочитал ей газету, госпожа сказала: это судьба!

– Да, – поддакнула Мариетта, – судьба, она точно такая же, как мы, ей отдыхать тоже некогда.

– Мой господин служит счетоводом в Палате мер и весов и поэтому весьма сведущ в подсчетах. По его мнению, все эти покушения неизменно совершаются летом и обязательно в воскресенье. Сади Карно[108] убили летом, австрийскую императрицу тоже. А теперь и Умберто I, в него тоже стреляли летом, в день Творца.

«Пути Господни неисповедимы», – отметил про себя Виктор.

Служанка ушла, держа в руке корзину с выглаженным бельем. Две гризетки, занимавшиеся утюжкой, пошли пообедать в тени дворика шорника, не забыв одарить Виктора самыми очаровательными улыбками.

Тот обратился к Мариетте и сказал:

– Готов вас выслушать, мадемуазель.

Девушка покраснела, смущенная и польщенная разговором с этим молодым человеком, столь же удивительным, как Эдмон Дантес, герой романа «Граф Монте-Кристо», который она как раз дочитывала.

– Понимаете… У господина Ихиро поселился этот загадочный молодой человек. Он был мил, неболтлив, весьма любезен и обходителен. Раньше жил на каких-то островах.

– На каких именно?

– Там женщины плетут венки из цветов и прогуливаются под пальмами с… без… словом, ничем не прикрывая грудь.

Мариетта поднесла ладонь ко рту и мысленно себя отругала. Она чуть было не сказала «с голыми грудями»! Затем вдруг представила себя обнаженной и всем естеством захотела, чтобы сидевший напротив незнакомец положил ей на грудь свою руку.

«Пресвятая Богородица, в наказание я в воскресенье в церкви двадцать раз подряд произнесу “Отче Наш”», – пообещала она себе.

– Таити? – настойчиво гнул свое Виктор, тронутый смущением Мариетты.

Промелькнувшее перед мысленным взором видение женщин с пышными бюстами ввергло его в замешательство. Он отошел на пару шагов и натолкнулся на утюг для гофрирования, к счастью, холодный, который тут же упал на пол. Легри нагнулся и поднял его.

– Простите. Таити? – повторил он.

– Нет, они оканчиваются на «йи».

– Гавайи?

– Да, точно. Мне так горестно, ведь его убили… А какой красивый был иностранец. Он наблюдал за моей работой, и я…

– Откуда вы узнали о его смерти?! – перебил ее Виктор.

– Моя хозяйка выписывает «Иллюстрасьон». В ней была статья на полстраницы, рассказывавшая об убийстве азиата лет тридцати, которому пронзили стрелой грудь. К ней прилагались два фото. Я тут же узнала Исаму. Это меня очень опечалило.

– А фамилию этого Исаму вы знали?

– Нет, он назвал мне только свое имя, в тот самый день, когда подарил раковину, в которой можно услышать море, если, конечно, вокруг не очень шумно.

– И вы не сообщили эти сведения полиции? Они же обладают первостепенной важностью!

Щеки Мариетты вновь залились румянцем, а пальцы затеребили лоскут ткани.

– Я испугалась. Испугалась, что меня в чем-то обвинят. Или что преступник отомстит мне или бабушке. Я сирота, и воспитывала меня она. Когда я была еще маленькой, дедушку заподозрили в том, что он украл со стройки на улице Гренель доски. Его посадили в тюрьму, в сырой камере он заболел и вскоре умер от воспаления легких.

Виктор, смягчившись, кивнул головой.

– Исаму вручил вам какую-то сумку?

От волнения у девушки перехватило горло, поэтому она тоже кивнула, но затем все же смогла продолжить:

– Да. Он спросил у меня, видела ли я море – французская речь давалась ему не без труда. Я ответила, что нет. Тогда он поведал мне, что был матросом, что проводил жизнь на кораблях, бороздивших моря и океаны, и что эта сумка – самое ценное, что у него есть. Боялся, что ее у него украдут. И я согласилась оставить ее у себя.

– А сейчас она по-прежнему у вас?

Мариетта закусила губу, скрестила на груди руки и призналась:

– Нет. Вчера какой-то господин устроил мне допрос с целью выведать, не знаю ли я, что случилось с вещами квартиранта господина Ихиро. Я боюсь неприятностей. Он либо был полицейский, либо знакомый Исаму. Здесь мы с ним были одни, только он и я.

– И вы отдали ему сумку.

– Да. Подумать только, он мог обвинить меня в краже! В голове у меня пронеслось множество мыслей, смекалка и мужество покинули меня, в чем я очень раскаиваюсь.

– Это не ваша вина. Что представлял собой этот индивидуум?

– Был похож на великого князя.

Виктор растерянно посмотрел ей в глаза. Она что, смеется над ним?

– Он назвал вам свой дворянский титул? Это был русский?

Девушка хихикнула, смех сначала застрял у нее в горле, затем она затряслась от хохота, что на довольно длительное время лишило ее возможности говорить.

– Да нет же, «великим князем» в наших краях называют филина. Этот человек был похож на сыча, его седые волосы, топорщившиеся по обе стороны головы, напоминали собой совиные уши.

Виктору не пришлось напрягать мозги – это описание в точности соответствовало внешности Робера Туретта.

– Он заставил меня взять десять франков и дал адрес отеля, в котором остановился, на тот случай, если будут найдены другие пожитки Исаму. Велел оставить их у администратора для постояльца из двадцать седьмого номера.

– Он называл Исаму по имени? Это очень важно.

Она стала грызть ноготь большого пальца, и этот жест напомнил Виктору о схожем пристрастии Таша.

– Нет, только японским другом, оказавшимся в затруднительном положении.

– Как по-вашему, этот визитер знал о его смерти?

– Он о ней даже не обмолвился.

– Вы не смотрели, что было в сумке?

Мариетта нервно барабанила пальцами по краю накрытого скатертью портняжного стола.

– Такой соблазн у меня был, но я сдержалась. Из-за раковины. В противном случае я была бы повинна в предательстве.

Над ними повисла тягостная тишина, нарушаемая лишь гудением печки да отдаленными ударами молотка.

– Мне нужен адрес, который он вам оставил.

Ни слова не говоря, девушка вытащила из блузы клочок бумаги.

«Палас-отель», 103–113, авеню Елисейские Поля, – с нарастающим волнением прочитал Виктор.

Это был Робер Туретт!

– Что-то еще?

– Да, сегодня произошла странная история. Утром явился какой-то тучный господин. Он был вежлив, элегантен и говорил с каким-то своеобразным акцентом, определить который довольно трудно. Венгерский, испанский…

– Почему вы причислили его именно к этим народам?

– По манере выговаривать «р». Он произносил этот звук раскатисто.

Виктора вдруг охватило неистовое желание закурить, но он настолько дрожал, что не осмелился вытащить сигарету из лежавшей в кармане пачки.

– И ему тоже была нужна матросская сумка! Когда я рассказала, что вчера ее забрал другой господин, лицо его побагровело, он начал кричать, что это скандал, что эта сумка была украдена у него и что он подаст жалобу. Затем потребовал, чтобы я описала ему этого сыча. Я запаниковала. А вдруг он бы меня задушил? Поэтому я подчинилась и даже написала ему название отеля. У меня и так забот хватает, и я не хочу потерять работу из-за господ, которым до меня нет никакого дела! Иначе нам с бабушкой только и останется, что умереть с голоду в подворотне. Я благословила небо, что хозяйки прачечной в этот момент не было и что Виолетта с Жюстиной были рядом, ведь этот толстяк стал пинать столы для утюжки, чуть их не переворачивая, и даже разбил глиняный горшок с крахмалом. Разгром! Мы втроем бросились бежать и обратились за помощью к кузнецу, толстяку Изамбару. Он схватил дубинку, ринулся к нам, но толстяк к тому времени уже испарился.

Рассказ отнял у Мариетты последние силы, она пошатнулась, и Виктор ее в самый последний момент подхватил, прижав к себе чуть сильнее, чем того требовали обстоятельства.

Он подвел ее к тротуару, усадил на тумбу, а сам вернулся в прачечную за водой. Мариетта жадно припала губами к кувшину, жидкость пролилась на корсаж, тесно облегавший ее округлости.

– После вашего визита у меня будут неприятности? – прошептала она.

– Нет. Мне пришлось вам солгать. К полиции я не имею никакого отношения. Я друг Ихиро, и мое единственное желание заключается в том, чтобы решить эту головоломку. Не вы одна боитесь быть причастной к уголовному преступлению. Господин Ватанабе до смерти напуган насильственной смертью квартиранта. Вам нужно немного поесть, чтобы восстановить силы.

Девушка встала и с признательностью посмотрела на него.

– Благодарю вас, я кое-что припасла на обед.

Виолетта с Жюстиной вернулись в прачечную, стрекоча, как сороки.

– Флиртуете, мадам Мариетта?

– Мадемуазели, больше я не буду досаждать вам своим присутствием. До скорого! – бросил Виктор и заторопился к своему велосипеду.

– Нет-нет, останьтесь! – с мольбой в голосе воскликнула Виолетта.

Мариетта с сожалением посмотрела Виктору вслед и попросила Господа, чтобы это была не последняя их встреча.

После легкого ужина в компании с Таша и Алисой Виктор заперся в своей фотографической лаборатории – каретном сарае, который он когда-то снял у Бодуэна. В теплое время года на печке были разложены отпечатки, рассортированные по сюжетам: кустарные промыслы, дети за работой, ярмарки, букинисты.

Над мойкой он повесил несколько фотографий с Выставки. Авеню де ла Мотт-Пике в день ее открытия, 14 апреля, заполненная трамваями и омнибусами, уступающими дорогу автомобилям официальных делегаций. Незастроенные территории на авеню Сюффрен. Главный вход работы Рене Бине[109] с возвышающейся над ним статуей Парижанки, декольтированный наряд которой был выполнен по замыслу дома моды «Пакен». Андалузия времен мавров с диорамой, переносившей зевак из Альгамбры в Альказар. Кафе-ресторан «Ла Фериа», в котором можно было полюбоваться выступлениями севильских танцовщиц в компании Бони де Кастеллана[110] и Клео де Мерод[111]. Бродячий пес на самодвижущемся тротуаре. Раздел механики во Дворце металлургии и горнорудного дела с его исполинскими трубами. На его любимом снимке были запечатлены операторы Луи Люмьера, занятые съемкой шуточной драки на улице Наций, оружием в которой служили цветы. Легри полюбовался этой сценой, в которой ему самому хотелось бы принять участие, вращая ручку камеры, и дал себе обет как можно быстрее съездить в Монтрёй-су-Буа к Жоржу Мельесу.

«С помощью кинематографа я хочу приручить время. Когда Таша, меня, наших близких, всех, кто нам дорог, не станет, дети наших детей смогут увидеть как мы ходим, смеемся и строим рожицы… И в действительности мы останемся жить…»

Он отогнал от себя эту перспективу, помеченную печатью грусти, и вновь вернулся в прошлое. На него тут же обрушился целый вал противоречивых вопросов. Может, он опять пошел по ложному пути? Что, если Фредерик Даглан, он же Уильям Финч, водит его, Жозефа и Кэндзи за нос? Кем был этот Исаму? Мог ли Ихиро им солгать? От всего этого голова шла кругом, и Виктор решил сосредоточиться на Робере Туретте. Какую роль тот играл в этом таинственном деле? Что должно было храниться в матросской сумке, чтобы этот так называемый рисовальщик обманом выманил ее у Мариетты? И если за ним водились какие-то грешки, стал бы он раздавать свой адрес каждому встречному?

А как насчет толстяка, готового разнести прачечную только потому, что у Мариеты больше не оказалось сумки? Кем он был? И какими мотивами руководствовался?

Разглядывая портрет хозяина одного из ресторанов, президента «Клуба стокилограммовых», Виктор вспомнил упитанного типа, который подошел к комиссару Вальми у входа в «Отель Трокадеро». Англичанин… нет, шотландец. Как же его звали? Жанг, Янг? Да, Янг.

– Дьявольщина! – закричал Виктор. – Он же говорил по-французски, раскатисто выговаривая «р»!

На листе бумаги в клеточку он набросал эскиз. Посередине кружок, изображающий «Отель Трокадеро», вокруг четыре силуэта, соединенные с ним линиями: Энтони Форестер, Мэтью Уолтер, Уильям Финч и Янг.

– Двое из них были убиты стрелами, как и Исаму Ватанабе. Я должен все выяснить и устроить Даглану форменный допрос.

Виктор порылся в кармане, вытащил смятую пачку сигарет, карандаш, носовой платок и перчатки, выругался, засунул руку поглубже, извлек на свет божий смятую бумажку и тщательно ее разгладил.

– «Пикколо нуво», понедельник, среда, полдень, Лионская улица, – вслух произнес он.

Глава семнадцатая

Среда, 1 августа

Фредерик Даглан толкнул перед собой дверь «Пикколо нуво». Этот ресторан, притаившийся в проеме моста, по которому проходила железнодорожная линия Париж – Бри-Конт-Робер, и предлагавший клиентам блюда по фиксированным ценам, был братом-близнецом старого «Пикколо», располагавшегося когда-то среди останков крепостных укреплений Парижа, и отличался от него только наличием антресолей.

Анхиз и Мария Джакометти экономили на чем могли, чтобы в один прекрасный день продать харчевню в Клиньянкуре и купить другую в XII округе. С момента своего приезда из Италии в 1886 году они сохранили об этом квартале самые нежные воспоминания, и дожить спокойно в нем жизнь теперь для них было не бесплодной мечтой. Анхиз священнодействовал за прилавком, его миниатюрная супруга, уроженка Калабрии, заправляла на кухне. Что касается клиентуры, то теперь она состояла уже не из зеленщиков, а из железнодорожников и конторских служащих.

Два раза в неделю Фредерик Даглан приходил в зал, беленный известью с синькой, и устраивался за столом, покрытым клетчатой скатертью, напротив деревенской горки для посуды. Эта обстановка напоминала ему голодное время, когда семь лет назад он, зажав под мышкой сундучок «напечатай сам», приходил к Анхизу и в обмен на еду целый день прилежным почерком переписывал меню.

С тех пор ничего не изменилось, разве что в величественных усах хозяина и в волосах его жены появилась проседь.

– Как дела? – проворчал Анхиз.

– Как охотничьи угодья вокзал просто изобилует дичью, особенно когда свисток возвещает о прибытии поезда. Меня никто не спрашивал?

– Никто. Спагетти по-болонски подойдут?

Фредерик Даглан одобрительно кивнул и уставился через витрину на улицу. Ему нравилось околачиваться в районе Лионского вокзала. Пассажиры бросались, чтобы нанять извозчика, и предъявляли багаж инспекторам, которые препятствовали беспошлинному ввозу товаров в город и ставили на багаже крестики. После чего за дело брались посредники, выкрикивая номера фиакров и запихивая в них чемоданы и тюки. В царившей вокруг суматохе Фредерик Даглан облегчал карманы нескольких жертв в приличных костюмах и отправлялся обедать к Анхизу. По сравнению с многочасовыми блужданиями на солнце по лабиринтам Выставки этот заработок был не так утомителен.

За долгие годы расследования преступлений Виктор приобрел способность сразу обнаруживать слежку и нюхом чуять даже малейшие признаки присутствия подозрительных лиц. Поэтому в ресторане – небольшом, прокуренном и в этот час переполненном по причине полуденного зноя – он решил уступить место конторскому служащему, торопившемуся побыстрее съесть свой обед, и отошел от столика, за которым набивал брюхо субъект с глазами навыкате и обвислыми усами, который был всего лишь безобидным торговцем писчей бумагой.

Из осторожности он предварительно позвонил Жозефу, рассказал, что собирается делать, и в половине девятого вечера назначил ему в этом же ресторане встречу.

Наконец он увидел Фредерика Даглана, сидевшего за столиком в углу перед целой горой спагетти.

– Смотрите-ка, Легри, вы как раз вовремя. Эй, Мария! Еще тарелку и бутылку сиенского вина! Легри, позвольте дать вам совет – заткните салфетку за манишку, а то потом подумают, что вы кого-нибудь порешили ножом! Полагаю, вы намереваетесь меня о чем-то попросить?

– Верно. Я хочу попросить вас о двух услугах, каждая из которых не лишена определенного риска.

Фредерик Даглан на мгновение перестал жевать и поковырялся кончиком ножа в зубах.

– Нет ничего проще. Если бы я не обожал приключения, то сделался бы чиновником.

Мария Джакометти поставила перед Виктором тарелку с обжигающими спагетти и налила в бокалы кьянти.

– Ваше здоровье, Легри, – сказал Даглан, чокаясь. – Я вас слушаю.

– Нужно пробраться в гостиничный номер некоего Робера Туретта и стащить матросскую сумку.

– Ешьте, а то потом остынет. Накручивайте макароны на вилку, а то вы обращаетесь с ними, как последний недотепа. Предложение принимается. Стянуть что-нибудь у частного лица мне раз плюнуть, это мой любимый вид спорта. Что еще?

– Мне хотелось бы, чтобы вы раздобыли сведения о некоем толстобрюхом типе, который, по странному совпадению, является постояльцем одного из «Отелей Трокадеро». Арчибальд Янг, шотландец, когда говорит по-французски, раскатисто произносит «р».

– Кто из этих господ в очереди первый?

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

Мир Господень полон благ для каждого из нас, и каждому найдется в нем работа по силам и умениям, и к...
Автор этой книги – биржевой маклер, один из самых компетентных людей Уолл-стрита. В молодости ему по...
Мы мирные люди, но наш бронепоездСтоит на запасном пути…И нашему современнику, заброшенному в 1941 г...
Если ты угодил в ШТОРМ ВРЕМЕНИ и унесен из наших дней в Московское княжество XV века – учись грести ...
Он всегда хотел стать пилотом – но летать ему суждено не в мирном небе наших дней, а в пылающих небе...