Благословение небес Макнот Джудит
Роберт подошел к небольшому столику и налил себе виски.
— Роберт, — воскликнула она, хватая его за руки. — Что случилось?
— Я попал ему в руку, — в сердцах крикнул Роберт. — Я целился в его черное сердце, но промахнулся! Вот что случилось. — Стряхнув с себя ее руки, он осушил бокал и наполнил его опять.
Чувствуя, что он чего-то недоговаривает, Элизабет вопросительно заглянула ему в лицо.
— Это все?
— Нет, это не все! — взорвался Роберт. — После того, как я ранил его, этот мерзавец поднял пистолет и так долго не стрелял, что я весь вспотел. Наконец он соизволил нажать на курок и отстрелил кончик шнурка на моем распроклятом ботинке!
— Чч-что? — пробормотала Элизабет, не понимая, что так разозлило Роберта. — Но ведь ты же не можешь злиться из-за того, что он промахнулся?
— Черт возьми, ты что, ничего не понимаешь? Торнтон не промахнулся! Он хотел оскорбить меня. Он стоял там, истекая кровью, и целился мне в сердце, а в последнюю секунду изменил свое намерение и отстрелил шнурок на моем ботинке. Он хотел показать мне, что мог бы убить меня, если бы захотел, и все это видели! Это смертельное оскорбление! Черт бы побрал его низкую душу!
— Мало того, что ты отказался стрелять в воздух, — заговорил вдруг лорд Ховард, взбешенный не меньше Роберта, — так ты еще и выстрелил раньше, чем был дан сигнал. Ты поставил в неудобное положение и себя, и меня. И кроме того, если слух об этой дуэли распространится, нас могут арестовать. Торнтон дал тебе достаточное удовлетворение, явившись сегодня утром и отказавшись поднять пистолет. Он признал свою вину. Чего ты еще от него хотел? — И словно вид Роберта был больше невыносим для него, лорд Ховард с негодованием отвернулся и стремительно пошел к двери. Через минуту Элизабет опомнилась и побежала за ним в холл, отчаянно пытаясь придумать какое-нибудь оправдание поведению Роберта.
— Вы, должно быть, промерзли и устали, — начала она, пытаясь потянуть время, — может быть, вы останетесь хотя бы на чай? Лорд Ховард, не останавливаясь, покачал головой.
— Единственное, чего я хочу, это вернуться в свой экипаж.
— Тогда я провожу вас. — Элизабет дошла вместе с ним до дверей, и в какое — то мгновение ей показалось, что он собирается уйти, даже не сказав ей «до свидания». Остановившись у открытой двери, он помедлил секунду и повернулся к ней.
— До свидания, леди Элизабет, — произнес он с каким-то сожалением в голосе и вышел.
Элизабет едва обратила внимание на его тон и даже на самый его отъезд. Ей вдруг пришло в голову, что где-то в эту самую минуту хирург пытается достать пулю из плеча Яна. Облокотившись на дверь, она сглотнула, пытаясь сдержать тошноту, подступившую к горлу от мысли, какую боль она ему причинила. Прошлой ночью она была слишком взволнована предстоящей дуэлью, чтобы задуматься, что должен был почувствовать Ян, когда Роберт сказал о помолвке. Сейчас это наконец стало доходить до нее, и ей сделалось физически нехорошо. Ян говорил, что хочет жениться на ней, он целовал ее и держал в своих объятиях с такой нежной страстью и говорил, что любит ее. И в ответ на все это Роберт набросился на него, презрительно заявив, что он не стоит ее и что она уже помолвлена с другим. А сегодня утром стрелял в него за то, что он посмел сделать ей предложение.
Прислонившись головой к двери, Элизабет издала стон, в котором выразилось все ее страдание и раскаяние. Возможно, у Яна не было титула и никакого права называть себя джентльменом, но интуитивно Элизабет чувствовала, что у него тоже есть своя гордость. Эта гордость была отчеканена в его бронзовых чертах, в том, как он вел себя, в каждом его движении — а они с Робертом растерзали ее в клочья. Вчера ночью в оранжерее они выставили его дураком, а сегодня принудили к дуэли.
Если бы в эту минуту Элизабет знала, где найти Яна, она бы не побоялась его гнева и пошла к нему. Она рассказала бы ему все насчет Хэвенхёрста и своих обязательств, объяснила бы, что причина ее отказа не в нем самом или в каких-то его недостатках, а в том, что обстоятельства не позволяют ей даже помыслить о браке с ним.
Отделившись наконец от двери, Элизабет медленно прошла через холл в гостиную, где сидел Роберт, обхватив голову руками.
— Но это еще не конец, — процедил он сквозь зубы. — Когда-нибудь я убью его за это!
— Нет, ты не сделаешь этого! — в ужасе остановила его Элизабет. — Бобби послушай, ты ничего не понял насчет меня и Яна Торнтона. Он не сделал мне ничего плохого, правда. Понимаешь, — сдавленным голосом продолжила она, — он думал… ну… что любит меня. Он хотел жениться на мне…
Громкий издевательский смех Роберта разнесся по комнатам.
— Это он тебе так сказал? — фыркнул он, покраснев от ярости. Тот факт, что сестра не проявляет семейной солидарности, приводил его в бешенство. — Ну-ка, ну-ка, дай посмотреть на тебя, маленькая идиотка! Выражаясь ясно и его же собственными словами, все, чего он хотел от тебя, — это поваляться немного на простынях!
Элизабет почувствовала, как кровь отлила у нее от лица. Она медленно покачала головой.
— Нет, ты ошибаешься. Помнишь, когда ты нашел нас тогда, он сказал тебе, что у него честные намерения?
— Он чертовски быстро передумал, когда я сказал ему, что у тебя нет ни пенни. — Роберт откинулся на спинку дивана и смотрел на нее со смесью жалости и презрения.
У Элизабет подогнулись колени, и она упала на диван рядом с братом, раздавленная осознанием того, какой груз проблем она обрушила на свою семью. Сколько бед она навлекла на себя и брата своей глупостью и доверчивостью!
— Прости меня, — прошептала она, — прости. Ты рисковал из-за меня жизнью, а я даже не поблагодарила тебя за то, что ты столько сделал ради меня. — Не умея выразить свою признательность в словах, Элизабет просто обняла его за плечи. — В конце концов все обернется в нашу пользу — сколько раз уже так бывало, — пообещала она ему, не испытывая ни малейшей уверенности в своих словах.
— Только не на этот раз, — в его глазах застыло отчаяние. — Мы погибли, Элизабет.
— Я не верю, что все так плохо, как ты говоришь. Может быть, ничего из этого и не выплывет наружу, — продолжила она, понимая всю тщетность такой надежды. — И потом, лорд Мондвэйл любит меня и наверняка поверит нашим объяснениям.
— Между прочим, — подала наконец голос Люсинда, — учтите: Элизабет должна выезжать в свет, как и прежде, словно ничего не случилось. Если она станет прятаться в доме, это даст еще больше пищи для сплетен, — с обычной для нее сухой практичностью заметила Люсинда.
— Все это не имеет значения, говорят вам! — закричал Роберт. — Мы погибли!
Он оказался прав. В тот же день, когда Элизабет храбро пошла на бал со своим женихом, который до сих пор пребывал в счастливом неведении относительно ее поведения в минувший уик-энд, сенсационная весть о скандале распространилась по зале со скоростью пожара. Рассказ об эпизоде в оранжерее сопровождался клеветническим утверждением, что она сама послала Торнтону записку с предложением встретиться. Но с особенным удовольствием судачили о том, что Элизабет провела с Яном Торнтоном весь день в уединенном лесном доме.
— Этот негодяй сам же и распространяет эти басни, — взбесился Роберт, когда на следующий день сплетни достигли его ушей. — Он хочет обелить себя, рассказывая, будто ты сама прислала ему записку с приглашением встретиться в оранжерее, и утверждая, что весь уик-энд ты просто преследовала его. Единственное, чем я могу тебя утешить, это то, что ты не первая, кто потерял из — за него голову. Только в этом году его имя, помимо Черайз Дюмонт, связывалось с именами стольких светских дам… Однако всем им хватило ума не выдать себя так явно, как ты. Ты — единственная, кто позволил себе подобную неосторожность, и твои молодость и неопытность служат малым тому извинением.
Элизабет уже не чувствовала в себе сил спорить и возражать. Теперь, когда она не была во власти магнетического притяжения Яна Торнтона, до нее наконец стало доходить, что все его действия полностью подпадали под определение бездушного, беспринципного соблазнителя. Всего через несколько часов знакомства он заявил, что уже наполовину влюблен в нее и хочет жениться — типичная приманка для доверчивых душ. Она прочитала достаточно романов, в которых охотники за приданым и распутные соблазнители тоже уверяли свои жертвы, что любят их до безумия, в то время как действительной их целью было приданое или очередная победа. А она, как последняя дура, вбила себе в голову, что он несчастная жертва предубеждения и социального неравенства.
Слишком поздно она поняла, что так называемые «предрассудки», из-за которых общество отвергло его, как раз и существовали для того, чтобы уберечь таких, как она, от неосторожных поступков.
Но Элизабет недолго предавалась жалости к себе. Друзья виконта Мондвэйла, узнав из газет о помолвке, сочли своим долгом раскрыть счастливому жениху глаза на истинный облик женщины, которой он предложил свою руку.
На следующее утро виконт явился в особняк на Риппл-стрит и отказался от своего предложения. Роберта в этот момент не было дома, поэтому Элизабет пришлось выслушать все лично. Когда она вошла в гостиную, ей хватило одного взгляда на его застывшую негнущуюся фигуру и плотно сжатый неулыбающийся рот, чтобы понять, зачем он пришел, и пол начал уходить у нее из-под ног.
— Надеюсь, мы сумеем обойтись без неприятного для нас обоих объяснения, — сухо, без вступления начал Мондвэйл.
Не в состоянии говорить из-за душивших ее слез стыда и горя, Элизабет только молча кивнула головой. Он развернулся и пошел к двери, но, поравнявшись с ней, вдруг бросился к девушке и схватил ее за плечи.
— Почему, Элизабет? — Его красивое лицо выражало одновременно злость и разочарование. — Скажите мне почему. Будьте честны хотя бы в этом.
— Почему? — повторила она, подавляя в себе нелепое желание кинуться ему на грудь и умолять о прощении.
— Я еще мог бы поверить в то, что вы случайно наткнулись на него в каком — то лесном домике, спасаясь от дождя, как меня уверяет в этом кузен лорд Ховард. Но почему вы послали ему записку с просьбой встретиться с вами в оранжерее?
— Я не делала этого! — закричала Элизабет, и только упрямая гордость удержала ее от того, чтобы упасть с рыданиями к его ногам.
— Вы лжете, — он с сожалением уронил руки. — Валери видела эту записку, когда он выбросил ее, отправляясь на встречу с вами.
— Она ошибается! — Элизабет собралась объяснить ему все, но он уже вышел из комнаты.
В тот момент ей казалось, что большего унижения уже не может быть, однако вскоре она поняла, что ошибалась. Расторжение помолвки было расценено как доказательство ее вины, и с этого дня на Риппл-стрит перестали присылать приглашения и приходить с визитами. По настоянию Люсинды, Элизабет наконец собралась с духом и пошла на бал, куда была приглашена лордом и леди Хинтон еще до скандала. Она пробыла там пятнадцать минут и ушла, поскольку все, за исключением хозяев, у которых не было другого выхода, откровенно игнорировали ее присутствие.
В глазах света Элизабет была бесстыдной, распутной женщиной, слишком опытной и испорченной, чтобы допустить к ней юных девушек с незамаранной репутацией и доверчивых юношей, — такой женщине не место в благовоспитанном обществе. Она нарушила действующий моральный кодекс, связавшись с человеком, который вообще не имел репутации и положения в обществе. Она не только нарушила устои, она швырнула их им в лицо.
Через неделю после дуэли исчез Роберт — не предупредив и даже не оставив записки. Элизабет опасалась за его жизнь, отказываясь поверить, что он бросил ее из-за того, что она натворила. Однако на тот момент это было единственным возможным объяснением, и мысль, что она явилась причиной несчастья брата, доводила ее до отчаяния. Но вскоре открылась истинная причина исчезновения Роберта. Пока Элизабет сидела дома, молясь о возвращении брата, весть о его исчезновении распространилась по городу. И вскоре у их дверей начали собираться кредиторы с требованием уплаты долгов — и не только по счетам, накопившимся за время ее дебюта, но и карточных долгов Роберта, и даже долгов их отца. Страх, что Роберт стал жертвой какой-то грязной игры, уступил теперь место гораздо более вероятному предположению, что он бежал от долгов.
Через три недели после уик-энда у Черайз Дюмонт, ярким солнечным днем Элизабет и Люсинда закрыли дверь своего городского дома в последний раз и сели в экипаж. Их путь лежал через парк, и те же люди, которые прежде восхищались ею и искали ее общества, теперь холодно поворачивались к ней спиной. Сквозь пелену жгучих слез Элизабет увидела во встречном экипаже красивого молодого человека с хорошенькой спутницей. Элизабет узнала в этой паре виконта Мондвэйла и Валери, и взгляд, брошенный ею на Элизабет, по-видимому, должен был выражать жалость. Но Элизабет прочитала в нем плохо скрытый триумф.
Элизабет вернулась в Хэвенхёрст и распродала все, что было ценного, чтобы расплатиться с карточными долгами отца и Роберта и оплатить счета, по которым они задолжали во время ее дебюта в Лондоне. После чего занялась устройством собственной жизни. Со всей решительностью и мужеством она посвятила всю себя сохранению Хэвенхёрста и жизнеобеспечению своих восемнадцати слуг, оставшихся с нею, единственно за крышу над головой, скромное пропитание и новую ливрею раз в год.
Постепенно к ней вернулась способность улыбаться, и воспоминания о пережитом унижении были уже не такими острыми. Она научилась не оглядываться назад, перебирая свои ошибки, так как вспоминать о них и особенно о последствиях, которые они повлекли за собой, было слишком мучительно. В конце концов ей только семнадцать лет, и она сама себе хозяйка. И у нее был дом, в котором она выросла и в котором заключался смысл ее жизни. В доме возобновился старый уклад жизни — Элизабет снова играла в шахматы с Бентнером, занималась с Эроном и изливала нерастраченную любовь на свою довольно странную семью и Хэвенхёрст, не боясь, что ей не ответят взаимностью. Почти все ее время было занято делами, и девушка была рада, что ей некогда подумать о Яне Торнтоне и событиях, которые привели ее к добровольной ссылке. Теперь же стараниями дяди ей придется не только вспомнить о нем, но и встретиться с ним. Без финансовой поддержки дяди, хотя и скромной, она не смогла бы вот уже два года сохранять за собой Хэвенхёрст. Чтобы содержать Хэвенхёрст в порядке и привлечь арендаторов, необходимо было провести ирригационные работы. И пока она не может отказаться от поддержки дяди.
Элизабет со вздохом открыла глаза, оглядела пустую комнату и встала на ноги. «Я сталкивалась и не с такими трудностями, — сказала она себе. — Любую проблему можно решить — нужно только как следует подумать. К тому же Алекс теперь на моей стороне. Вместе мы сумеем придумать, как обойти дядю Джулиуса».
Будем считать это вызовом с его стороны, воинственно подумала она, отправляясь на поиски Алекс. В девятнадцать лет она еще не утратила вкуса к жизни, а жизнь в Хэвенхёрсте была довольно рутинной. В конце концов две-три волнующие поездки внесут некоторое разнообразие в ее жизнь. К тому времени, как Элизабет разыскала Алекс в саду, она уже почти радовалась предстоящим событиям.
Глава 8
Александру ни на секунду не обмануло безмятежное выражение лица Элизабет и искусственная улыбка — с первого взгляда она поняла, что хороших новостей ждать не приходится. Бентнер, развлекавший Алекс показом достижений Элизабет в области цветоводства, пришел к тому же выводу. Они обменялись с Алекс тревожными взглядами.
— Что случилось? — Алекс в волнении поднялась со скамейки.
— Даже не знаю, как тебе сказать, — удрученно вздохнула Элизабет, усаживая Алекс обратно и садясь рядом с ней. Бентнер старался держаться поблизости, притворяясь, что обрывает засохшие розы с кустов, готовый в любую минуту дать совет или прийти на помощь. Чем больше Элизабет думала над тем, как преподнести новость Алекс, тем более эксцентричным — и даже комичным — казалось ей предложение дяди.
— Видишь ли, — объяснила она, — мой дядя расстарался и нашел мне женихов.
— Что ты говоришь? — спросила Алекс, пытаясь разгадать, отчего у подруги такое растерянное и удивленное выражение лица.
— Да. Надо сказать, его желание сбыть меня с рук настолько велико, что он решился на меры, которые иначе как экстравагантными я назвать не могу.
— Что ты имеешь в виду?
Элизабет с трудом сдержала неожиданный приступ истерического смеха.
— Он разослал письма моим бывшим поклонникам, спрашивая, интересует ли их по-прежнему моя особа…
— О Боже, — выдохнула Алекс.
— И если да, то он готов отправить меня к ним на несколько денечков под опекой Люсинды, с тем чтобы они могли решить, подхожу ли я им.
— О Боже, — уже громче повторила Алекс.
— Он разослал пятнадцать писем. Двенадцать человек ответили отказом, — продолжила Элизабет, и Алекс сочувственно покачала головой, — но трое выразили согласие с его планом, и теперь я должна отправиться к ним с визитами. А поскольку Люсинда сейчас в Девоне, то к первым двум кандидатам я поеду с Aертой, которую буду выдавать за свою тетю. Правда, в Шотландию, к третьему искателю моей руки, — Элизабет фыркнула, употребив это слово по отношению к Яну Торнтону, — я поеду все-таки с Люсиндой. Надеюсь, что к этому времени она вернется.
— Да, но к первым двум — с Бертой! Да она же боится собственной тени!
Испуганная новым приступом накатившего на нее веселья, Элизабет постаралась взять себя в руки.
— Да Бог с ней, с Бертой. Это самая незначительная из моих проблем. Но я не против того, чтобы ты продолжала взывать к Господу, Алекс, потому что спасти нас может только чудо.
— И кто же эти кандидаты? — спросила Алекс. Увидев, какой странной улыбкой озарилось лицо Элизабет, она еще больше встревожилась.
— Двух я вообще не помню. Забавно, не правда ли? — продолжила Элизабет с веселым удивлением. — Двое взрослых мужчин познакомились с девушкой, которая произвела на них настолько сильное впечатление, что они поспешили к ее брату просить ее руки, а она, эта девушка, совершенно не помнит их, за исключением одного имени, да и то смутно.
— Ну, это как раз неудивительно, — возразила Алекс. — Ты очень красива, и такое случается часто. Когда в свете появляется юная дебютантка, мужчины быстренько оценивают ее, причем часто довольно поверхностно, и решают для себя, хотят ли они эту девушку себе в жены. И если хотят, то делают ей предложение. Я не думаю, что это разумно с их стороны, так же, как считаю неправильным выдавать девушку за человека, которого она совсем не знает, и рассчитывать при этом, что она будет чувствовать к нему какую-то привязанность после свадьбы. Однако в свете это называется цивилизованным способом устраивать браки.
— В действительности это как раз самый варварский способ, — с жаром сказала Элизабет, пытаясь отвлечься от своих личных несчастий, переключившись на обсуждение более общих проблем.
— Так кто же они, Элизабет? Возможно, я знаю кого-нибудь из них и помогу тебе вспомнить. Элизабет вздохнула.
— Первый — сэр Фрэнсис Белховен…
— Ты шутишь! — в ужасе оборвала ее Алекс, бросив испуганный взгляд на Бентнера. Элизабет чуть приподняла тонкие брови в ожидании дальнейшей информации. — Боже, это ужасный, развратный старик, — возмутилась Алекс. — У меня просто не хватает благопристойных выражений, чтобы описать его. Он тучен и лыс, а его распущенность и глупость просто вошли в поговорку. К тому же он фантастически жадный, просто невероятный скряга!
— Ну, по крайней мере в этом мы сходимся, — попыталась пошутить Элизабет, не отрывая взгляда от Бентнера, который так увлекся, что обрывал совершенно здоровый куст.
— Бентнер, — мягко сказала она, тронутая тем, как близко к сердцу принимает он ее несчастья, — засохшие бутоны можно отличить по цвету.
— А кто второй? — снова вернула ее к предмету обсуждения Алекс, тревога которой все возрастала.
— Лорд Джон Марчмэн. — Видя, что Алекс это имя не знакомо, она добавила: — Граф Кэнфордский.
Подсказка сработала, и Алекс медленно кивнула головой.
— Я не знакома с ним, но кое-что слышала.
— Ну, тогда не томи меня в неизвестности, — сказала Элизабет, которой все происходящее с каждой минутой казалось все более абсурдным и нереальным. — Что тебе известно о нем?
— Да так, ничего конкретного я сейчас не вспомню… хотя, подожди — точно! Говорят, что он, — она бросила расстроенный взгляд на подругу, — помешан на спорте и редко появляется в Лондоне. Говорят, у него все стены в доме увешаны чучелами животных и рыб, которых ему удалось поймать. Теперь я вспоминаю чью-то шутку: он якобы потому до сих пор не женился, что еще ни разу не оторвался от охоты на достаточно долгий срок, чтобы подыскать себе жену. Этот и подавно тебе не подходит, — безнадежно закончила Алекс, уставившись пустым взглядом на носок своей крохотной красной туфельки.
— Да какая разница, подходит он мне или нет, если я все равно не собираюсь выходить за него замуж, — конечно, если только мне удастся этого избежать. Если бы мне удалось продержаться еще хотя бы два года, когда ко мне перейдет траст моей бабушки… С этими деньгами я смогла бы содержать Хэвенхёрст и одна. Но до тех пор мне Не свести концы с концами без помощи дяди, а он грозится прекратить ее чуть ли не каждую неделю. Если я хотя бы не сделаю вид, что готова последовать его безумному плану, не сомневаюсь, что он так и сделает. — Элизабет, — осторожно предложила Алекс, — если бы ты позволила, я могла бы помочь тебе. Мой муж…
— Не надо, пожалуйста, — остановила ее Элизабет. — Ты же знаешь, что я не могу взять у тебя деньги. Помимо всего прочего, я просто никогда не смогу вернуть их. С помощью траста я сумею содержать Хэвенхёрст — но и только. Сейчас для меня самая главная проблема — найти способ выбраться из паутины, которую сплел для меня дядя.
— Чего я никак не могу понять, так это, как твой дядя может считать подходящей партией людей, которые совершенно тебе не подходят! То есть абсолютно!
— Это мы с тобой знаем, что они мне не подходят, — криво усмехаясь, сказала Элизабет и вырвала травинку, проросшую сквозь доски скамьи, — а эти джентльмены, так называемые кандидаты в мужья, не понимают этого — вот в чем проблема. — При этих словах в голове у нее зародилась мысль, которая начала быстро оформляться, она застыла, и только пальцы продолжали теребить травинку. Алекс сделала глубокий вдох, собираясь заговорить, и вдруг тоже замерла как статуя, в наступившей тишине они молча смотрели друг на друга, пораженные одной и той же мыслью.
— Алекс, — выпалила наконец Элизабет, — единственное, что мне нужно сделать, это…
— Элизабет, — прошептала Алекс, — это не так уж плохо, как может показаться. Единственное, что тебе нужно сделать, это… Две давние подруги сидели в розовом саду, радостно глядя друг на друга, а время вокруг них быстро покатилось вспять, и они уже снова были девочками, которые лежали без сна в темноте и делились своими мечтами и проблемами, изобретая способы их решения, каждый раз предваряя их фразой: «Если бы только…»
— Если бы только, — сказала Элизабет, и улыбка осветила ее лицо, вызвав ответную улыбку у Алекс, — если бы только мне удалось убедить их, что мы не подходим друг другу…
— Что будет совсем нетрудно, — с энтузиазмом воскликнула Алекс, — потому что вы и в самом деле не подходите!
Обрадованная тем, что у нее теперь есть план и она может повлиять на ситуацию, которая несколько минут назад казалась безысходной, Элизабет вскочила на ноги и облегченно рассмеялась.
— Бедный сэр Фрэнсис, его ждет пренеприятнейший сюрприз, когда он обнаружит, какая я… — она помедлила, обдумывая, что вернее всего его оттолкнет, — какая страшная ханжа может стать его женой!
— И когда он узнает, какая ты сумасшедшая транжирка, — подхватила Алекс.
— Точно! — согласилась Элизабет, закружившись от восторга. Солнечные блики заплясали на ее золотых волосах и вспыхнули в зеленых глазах, когда она взглянула на своих друзей. — Уж я постараюсь убедить его в этом. Так, а как мы поступим с графом Кэнфордским?
— Какая жалость, — сказала Алекс, изображая глубочайшую печаль, — ты не сможешь показать ему, что такое настоящая рыбалка!
— Рыбалка?! — Элизабет передернула плечами. — Боже, да я при одной мысли об этих скользких тварях падаю в обморок!
— Если не считать той рыбины, которую вы поймали вчера, — улыбнулся Бентнер, который сам же и научил ее обращаться с удочкой.
— Элизабет улыбнулась и попросила его разыскать Берту.
— Может быть, ты скажешь Берте, что ей предстоит побыть какое-то время моей тетей? Мне бы хотелось, чтобы к тому времени, как мы вернемся в дом, она уже прекратила истерику и была в состоянии спокойно разговаривать.
Бентнер с готовностью отправился выполнять поручение. При ярком солнечном свете потертые места его костюма особенно сильно бросались в глаза, и Элизабет в который раз пожалела, что не в состоянии обновить гардероб своих слуг.
— Ну, осталось только придумать, как охладить пыл третьего кандидата, — весело сказала Алекс. — Кто он и что мы о нем знаем? Я с ним знакома?
Именно этой минуты Элизабет и боялась.
— Ты никогда не слышала о нем до своего возвращения из свадебного путешествия.
— Да? — почувствовав недоброе, притихла Алекс. Элизабет набрала в грудь побольше воздуха, нервно потерла руки о синие юбки своего платья и медленно заговорила:
— Наверное, я все-таки должна рассказать тебе, что случилось полтора года назад, — о Яне Торнтоне.
— Нет никакой необходимости, если тебе неприятен этот разговор. Сейчас нам нужно подумать о третьем кандидате…
— Дело в том, что Ян Торнтон как раз и есть третий кандидат.
— Боже милосердный! — в ужасе ахнула Алекс. — Но почему? То есть я хочу сказать…
— Я не знаю, почему, — смутившись, сердито ответила Элизабет. — Но факт остается фактом — он принял предложение дяди. Не знаю, либо это какое-то страшное недоразумение, либо он решил таким образом поразвлечься. И в том, и в другом я не вижу смысла….
— Поразвлечься! Да он и так уже погубил тебя. Если он еще и находит в этом что-то забавное, он, должно быть, просто чудовище.
— Когда я видела его в последний раз, он не видел в этом ничего забавного, поверь мне. — Снова опустившись на скамью, она пересказала Алекс всю историю, стараясь придерживаться только голых фактов и не поддаваться эмоциям.
Глава 9
— Приехали, Берта, — сказала Элизабет, — когда дорожная карета встала у ворот громадного особняка сэра Фрэнсиса Белховена. Весь последний час Берта сидела зажмурившись, но по частому и прерывистому вздыманию ее груди Элизабет догадывалась, что она не спит. Берта до смерти боялась играть роль тетушки Элизабет. Последние несколько дней Элизабет только и делала, что успокаивала и уговаривала ее, но Берта ни за что не хотела ехать. И сейчас, когда отступать было уже поздно, она все еще молилась о чудесном избавлении.
— Тетя Берта! — громко обратилась к ней Элизабет, увидев, как распахнулась парадная дверь огромного, без определенного архитектурного стиля, дома. Дворецкий отступил в сторону, и вперед вышел лакей. — Тетя Берта!
Плотно сжатые веки горничной наконец открылись, и Элизабет с мольбой заглянула в расширившиеся от испуга карие глаза.
— Пожалуйста, не подводи меня, Берта. Я очень рассчитываю на тебя. Ты должна вести себя как моя тетя, а не как робкий мышонок. Они уже почти подошли.
Берта кивнула, судорожно сглотнув, и выпрямилась на сиденье.
Стараясь успокоиться, она стала расправлять свои черные бомбазиновые юбки.
— Ну, как я выгляжу? — быстро шепнула Элизабет.
— Ужасно, — ответила Берга, взглянув на строгое черное льняное платье с глухим воротом. Элизабет очень тщательно подбирала туалеты для этого визита, уделив особое внимание платью, в котором впервые предстанет перед будущим мужем. Вдобавок к монашескому платью она отчесала от лица волосы и заколола их на затылке в пучок а-ля Люсинда, прикрыв их короткой вуалеткой. На шее у нее висело единственное «украшение», которое она была намерена носить все время своего пребывания здесь, большой уродливый железный крест, позаимствованный из фамильной часовни.
— Кошмарно, миледи, — искренне ужаснувшись, сказала Берта. Со времени исчезновения Роберта она стала называть Элизабет «миледи», отказываясь обращаться к ней с прежней фамильярностью.
— Отлично, — - сказала Элизабет и ободряюще улыбнулась. — Ты тоже хороша.
Лакей открыл дверцу и помог им выйти из кареты. Первой вышла Элизабет, за ней — «тетя». Пропустив Берту вперед, Элизабет повернулась к Эрону, возвышавшемуся на козлах. Дядя разрешил ей взять с собой шестерых слуг, которых она подбирала с особой тщательностью.
— Так не забудь, — напомнила она Эрону, — рассказывай обо мне направо и налево, всем, кто только согласится тебя слушать. Ты знаешь, что говорить.
— Ха, — ответил он с дьявольской ухмылкой, — мы всем расскажем, как вы замучили нас своей правильностью — до того чопорная и строгая, что самого черта сделаете праведником.
Элизабет кивнула и неохотно двинулась к дому. Судьба сама вела ее, и ей ничего другого не оставалось, как постараться пройти это испытание с честью. С высоко поднятой головой и трясущимися коленями она пошла вперед и догнала Берту. Дворецкий застыл в дверях, изучая Элизабет с откровенным интересом. Как ни трудно было в это поверить, но у нее создалось впечатление, что он пытается рассмотреть ее грудь под бесформенным черным платьем. Когда они приблизились, он отступил и впустил их в дом.
— У милорда сейчас гости, он скоро выйдет к вам, — сказал дворецкий. — А пока Курбис покажет вам ваши комнаты. — Глаза его обратились на Берту, и в них вспыхнуло одобрение при виде ее пышных форм. Он повернулся к старшему лакею и кивнул ему.
Элизабет стала подниматься по высокой лестнице, с любопытством оглядывая мрачный холл и темно-красный ковер на ступенях. По краям он был пушистым и толстым и когда-то, видимо, стоил дорого, но середина его уже совершенно протерлась и буквально кричала, чтобы его отправили на отдых. На стенах висели позолоченные канделябры со вставленными в них свечами, но.свечи не были зажжены, отчего на лестнице и верхней площадке было совершенно темно. Такая же тьма царила в спальне, куда проводил их лакей.
— Вход в спальню леди Берты вон через ту дверь, — раздался во тьме голос лакея. Элизабет прищурилась, ничего не видя. Наконец ей удалось разглядеть, что он подошел к чему-то, что, по-видимому, было стеной. Дверные петли тихонько скрипнули, из чего она сделала вывод, что он открыл дверь.
— Господи, да здесь темно как в склепе, — сказала Элизабет, различая во мраке только смутные тени. — Будьте добры, зажгите свечи, — попросила она. — Ведь здесь есть свечи, я надеюсь? — Да, миледи, есть, вот здесь, рядом с кроватью. — Его тень снова мелькнула перед ней, и она сфокусировала взгляд на каком-то большом темном предмете, который по своим размерам вполне мог быть кроватью.
— Тогда зажгите их, пожалуйста, — снова попросила она. — Я… я ничего не вижу.
— Его светлость не любит, когда в спальнях зажигают по несколько свечей сразу. Он говорит, что это разбазаривание воска. Элизабет поморгала в темноте, не зная, плакать ей или смеяться.
— О-о, — вконец сбитая с толку, произнесла она наконец. Лакей зажег маленькую свечку в дальнем конце комнаты и ушел, прикрыв за собою дверь.
— Миледи? — прошептала Берта, пытаясь найти хозяйку в этом непроглядном мраке. — Где вы, миледи?
— Я здесь, — отозвалась Элизабет, двигаясь с вытянутыми вперед руками, ощупывая встречающиеся на пути препятствия. На ощупь она добралась до внешней стены, где, по ее мнению, должно было находиться окно, занавешенное тяжелыми шторами.
— Где? — испуганным шепотом спросила Берта, и Элизабет услышала, как стучат ее зубы.
— Здесь, слева от тебя.
Берта пошла на голос и испуганно охнула при виде жутковатой призрачной фигуры с вытянутыми руками.
— Поднимите руку, чтобы я знала, что это вы, — попросила она. Элизабет, зная пугливую натуру своей горничной, немедленно подчинилась и подняла руку. Это успокоило Берту, однако Элизабет тут же споткнулась об узкую ребристую стойку с мраморным бюстом и вместе с ней стала падать.
— Боже милостивый! — вскрикнула Элизабет, хватаясь за стойку, чтобы удержать ее. — Берта! Ну сколько можно стоять? Сейчас не время пугаться темноты. Помоги мне, пожалуйста. Я на что-то налетела, кажется, это бюст на подставке, и не могу отпустить его, пока не увижу, как его правильно поставить. Здесь есть шторы, прямо рядом со мной. Иди на мой голос и открой их. Как только ты это сделаешь, здесь станет так же светло, как на улице.
— Иду, миледи, — храбро ответила Берта, и Элизабет облегченно вздохнула. — Я нашла их, — раздался тихий возглас несколько минут спустя. — Ой, а какие тяжелые, прямо не сдвинешь. — Берта потянула за одну штору, потом с удвоенной силой дернула вторую и повернулась, чтобы разглядеть комнату.
— Ну наконец-то светло! — вздохнула Элизабет. Яркий дневной свет ударил ей прямо в лицо, мгновенно ослепив. — Так намного лучше, — сказала она, часто моргая. Она уже собралась поставить на место бюст, как громкий крик Берты остановил ее.
— Силы святые, спасите нас!
Бережно прижав к груди хрупкий бюст, Элизабет резко повернулась. Глазам ее предстала самая поразительная комната, какую она когда-либо видела. Во — первых, присутствовали только красный и золотой цвета. Во-вторых, ее поразили шесть огромных золотых купидонов, нависавших над гигантской кроватью. Одной рукой купидоны сжимали концы пурпурного полога, в другой держали лук со стрелами. Изголовье кровати было также украшено купидонами. Глаза Элизабет расширились — сначала от удивления, потом от подступившего смеха.
— Берта, — фыркнула она, — ты только посмотри, куда мы попали!
Зачарованная этим золотым кошмаром, Элизабет сделала медленный поворот вокруг себя. Над камином висела картина в позолоченной раме, изображающая женщину, единственным одеянием которой был лоскут красного шелка, обмотанный вокруг бедер. Элизабет быстро отвела взгляд от ее шокирующей наготы и снова наткнулась на целую армию купидонов — упитанные позолоченные мальчишки заполонили каминную полку и прикроватные столики, столпились кучкой на канделябре у кровати, в одном из двенадцати рожков которого сиротливо горела свеча, зажженная лакеем, и в изобилии облепили громадное зеркало.
— Это… это… — бормотала Берта, глаза которой стали величиной с блюдца, — у меня просто нет слов, — сдалась она наконец, но Элизабет уже оправилась от первичного шока и пришла ей на помощь.
— Что-то невообразимое, да? — подсказала она. — Не-невероятное? — Элизабет больше не могла сдерживаться, и плечи ее затряслись от хохота.
Берта издала странный сдавленный звук и тоже зашлась от смеха. В этом бурном веселье сказалось напряжение, в котором они находились все последние дни, и женщины с радостью позволили себе немного расслабиться. Они сгибались пополам, и слезы текли у них по щекам. Берта собралась утереть лицо фартуком, но, не обнаружив его, вспомнила свое новое важное положение и, достав из рукава носовой платок, аккуратно промокнула уголки глаз. Элизабет все еще прижимала к груди мраморный бюст и досмеялась до того, что у нее заболел живот. Обе они так увлеклись, что не замечали вошедшего в спальню хозяина дома до тех пор, пока не услышали его радостный голос:
— Леди Элизабет, леди Берта!
Берта испуганно ойкнула и быстро утерла нос платком. Элизабет взглянула на облаченного в атлас мужчину, который и сам напоминал так любимых им купидонов, и грубая реальность ее положения вновь предстала перед ней со всей ясностью. Его появление как холодный душ мгновенно отрезвило ее, и смех замер у нее на устах. Она вперила глаза в пол, прокручивая в уме свой план и пытаясь внушить себе уверенность в реальность его выполнения. План должен сработать, потому что, если у нее ничего не получится, этот стареющий любитель купидонов может стать ее мужем.
— Мои дорогие, дорогие леди, — заворковал сэр Фрэнсис, стремительно двигаясь им навстречу, — ах, какой приятный долгожданный сюрприз! — Этикет требовал, чтобы он сперва поздоровался с более старшей леди, и потому он повернулся к Берте. Сэр Фрэнсис взял потную руку Берты и прижался к ней губами. — Позвольте представиться. Сэр Фрэнсис Белховен.
Леди Берта присела, глядя на него расширившимися от страха глазами и продолжая прижимать к лицу платок. К его несказанному удивлению, она ничего не ответила — не сказала, как ей приятно с ним познакомиться, не справилась о здоровье. Вместо этого она снова присела. И еще раз.
— В этом нет нужды, — сказал он, скрывая растерянность за чрезмерной веселостью, — я всего лишь рыцарь, не герцог и даже не граф.
Леди Берта присела еще раз, и Элизабет резко ткнула ее локтем в бок.
— Как жизнь? — наконец разомкнула уста полнотелая «леди». Элизабет предприняла слабую попытку оправдать поведение Берты.
— Моя тетя немножко… э-э-э… застенчива с незнакомыми, — произнесла она еле слышно.
При звуках тихого музыкального голоса Элизабет Кэмерон кровь снова заиграла в жилах сэра Фрэнсиса. Он нетерпеливо повернулся к своей будущей невесте и тут заметил, что это его бюст она прижимает к своей груди так бережно и с такой любовью. Он не мог сдержать удовольствия при виде этой картины.
— Я знал, что именно так все между нами и будет — без притворства и девичьей стыдливости, — с сияющим лицом объявил он, не замечая настороженного взгляда Элизабет, и взял из ее рук бюст. — Но, любовь моя, к чему ласкать холодный камень, в то время как перед вами я сам, так сказать, во плоти.
Элизабет онемела от подобного предложения и молча наблюдала, как он поставил бюст на место и выжидательно повернулся к ней, словно надеясь — а он действительно надеялся, — что она сейчас подойдет к нему и прижмет его лысеющую голову к своей груди. Ее ум отказывался работать в такой ситуации.
— Я… я хотела попросить вас об услуге, сэр Фрэнсис, — вдруг выпалила она.
— Все, что угодно, моя дорогая, — осипшим голосом проворковал он.
— Я бы хотела отдохнуть перед ужином. Он отступил с разочарованным видом, но потом вспомнил о приличиях и нехотя кивнул.
— Мы здесь ужинаем в половине девятого.
И тут сэр Фрэнсис впервые как следует разглядел ее. Воспоминания о прелестном лице и еще более прелестном теле Элизабет Камерон были так сильны, что до сих пор он видел перед собой только ту, прежнюю леди Элизабет. Теперь же он наконец заметил темное некрасивое платье и строгую прическу, скрывающую пышность волос. Взгляд его упал на висевший на ее шее железный крест, и он в ужасе отпрянул.
— О-о… и еще, моя дорогая, у меня сегодня будет несколько гостей, — он выразительно посмотрел на ее платье, — думаю, вам следует это знать, поскольку вы наверняка захотите одеться соответствующим образом.
Элизабет снесла это оскорбление, пребывая все в том же полупарализованном состоянии, в которое впала при его появлении. Только когда дверь за ним захлопнулась, она нашла наконец в себе силы пошевелиться.
— Берта, — сказала она, падая на стул, — ну что ты расприседалась! Так он догадается, что ты горничная, еще раньше, чем начнется ужин! И мы никогда не выпутаемся.
— Ну, знаете ли! — возмущенно воскликнула обиженная Берта. — Я по крайней мере не прижимала к груди его голову!
— Ну ладно, будем надеяться, в следующий раз у нас получится лучше, — Элизабет бросила извиняющийся взгляд через плечо, и надежда в ее голосе сменилось решимостью. — Мы просто обязаны постараться. Завтра нас уже не должно здесь быть. Самое позднее — послезавтра.
— Дворецкий пялился на мою грудь, — пожаловалась Берта. — -Я видела!
Элизабет безрадостно усмехнулась.
— А лакей пялился на мою. В этом доме ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности. Ну ничего. Может быть, нам сейчас и страшновато, но это нормальный страх актера перед выступлением. Мы ведь с тобой новички, сегодня наше первое выступление. И мы сыграем свою роль на «отлично». Вот увидишь. Чего бы мне это ни стоило, я справлюсь.
Когда Элизабет наконец появилась в столовой, ее ждали уже два часа. Как минимум.
— Силы небесные, как вы задержались, дорогая! — приветствовал ее сэр Фрэнсис, отодвигая свой стул и кидаясь к дверям, где остановилась Элизабет, собираясь с силами перед выходом на сцену. — Проходите, познакомьтесь с моими гостями, — сказал он, разочарованно отмечая ее убогое одеяние и строгую прическу. — Мы последовали совету, содержавшемуся в вашей записке, и начали ужин без вас. Что вас так задержало?
— Молитва, — коротко ответила Элизабет, заставив себя смотреть ему прямо в глаза.
Сэр Фрэнсис сумел сдержать удивление и представил ее гостям — двум джентльменам, походившим на него как братья-близнецы, и двум женщинам лет тридцати пяти в шокирующе декольтированных платьях. Элизабет впервые видела, чтобы женщины так обнажались на людях. Чувствуя на себе насмешливые взгляды этих дам, Элизабет взяла кусочек холодного мяса, чтобы немного приглушить голод.
— Должна сказать, такого необычного ансамбля, как на вас, я еще не видела, — заметила одна из дам, которую представили как Элоизу. — Что, в ваших местах принято одеваться так… просто?
Элизабет откусила небольшой кусочек.
— Не совсем. Я не одобряю красивых нарядов. — Она с невинным видом повернулась к сэру Фрэнсису. — И потом, платья так дороги. Я считаю, что это неразумная трата денег.
Сэр Фрэнсис почувствовал вдруг желание согласиться, тем более что надеялся большую часть времени видеть ее раздетой.
— Очень здравая мысль! — горячо поддержал он Элизабет, неодобрительно глядя на двух других дам. — Нет никакого смысла тратить деньги на платья. Вообще нет смысла тратить деньги.
— В точности мои мысли, — кивая, подхватила Элизабет. — Каждый выгаданный шиллинг я предпочитаю отдать на благотворительность.
— Отдать? — тихо зарычал он, приподнимаясь со стула.
Потом заставил себя сесть на место и еще раз обдумать решение жениться на этой женщине. Конечно, она красива — черты ее лица окончательно сформировались за эти полтора года, и даже черная вуаль и стянутые на затылке волосы не могли умалить сияния ее зеленых глаз с длинными загнутыми ресницами. Под глазами у нее появились темные круги, которых он не заметил днем. Но какой она стала серьезной и строгой! Правда, приданое у нее хорошее, а ее тело под этой бесформенной черной хламидой… жаль, что совсем не видно форм. Может быть, и оно тоже изменилось за прошедшее время, и не в лучшую сторону.
— Я надеялся, дорогая, — сказал сэр Фрэнсис, накрывая ее руку своей и нежно сжимая, — что вы не оставите без внимания мой намек и наденете что-нибудь другое сегодня вечером.
— Но это все, что я привезла с собой, — с невинным видом ответила Элизабет.
— Это все? — изумился он. — Н-но я сам видел, как мой лакей поднял к вам наверх несколько чемоданов.
— Это багаж моей тети, из этих чемоданов только один мой, — быстро среагировала она и, предвидя, каким будет следующий вопрос, стала лихорадочно придумывать ответ на него.
— В самом деле? — Он продолжал смотреть на ее платье с величайшим неудовольствием, после чего задал именно тот вопрос, которого она ждала: — А что же, позвольте спросить, находится в вашем чемодане, если не платья?
На Элизабет снизошло вдохновение, и она улыбнулась сияющей улыбкой.
— Нечто очень ценное. Я бы назвала это даже бесценным.
Все глаза за столом обратились в ее сторону, с любопытством ожидая продолжения.
— Ну же, не заставляйте нас гадать, дорогая, — попросил сэр Фрэнсис. — Что там?
— Мощи святого Якоба.
Леди Элоиза и леди Мортанд в унисон застонали, сэр Уильям захлебнулся вином, а сэр Фрэнсис в ужасе ловил ртом воздух. Однако это был еще не конец. Основной удар Элизабет приберегла к концу ужина. Когда все начали подниматься со своих мест, она заставила их сесть обратно и произнести благодарственную молитву Господу. Воздев руки к небу, Элизабет с безыскусным изяществом произнесла небольшую обличительную тираду о плотских грехах и невоздержанности, но затем вдруг решила развить эту тему и грозным голосом стала призывать силы небесные предать всех идущих путем греха страшным адским мучениям, живописуя их с ужасающими подробностями, почерпнутыми ею из мифологии, поверхностного просматривания религиозных книг и ее собственного буйного воображения. В конце представления она потупила глаза и уже совершенно искренне помолилась про себя, чтобы этот спектакль помог ей избежать несчастного замужества. Если даже такая великолепная сцена не произвела нужного эффекта, подумала Элизабет, то вряд ли она сможет сделать что-то большее — сегодня вечером она выложилась целиком.
Но этого оказалось достаточно. После ужина сэр Фрэнсис проводил ее до спальни и одновременно с пожеланием доброй ночи высказал предположение, что они вряд ли подойдут друг другу. Скорее, совсем не подойдут.
Элизабет и Берта отбыли на рассвете, за час до того, как встали слуги сэра Фрэнсиса. Завернувшись в теплый халат, сэр Фрэнсис наблюдал из окна спальни, как кучер подсаживает Элизабет в карету. Он уже хотел отвернуться, как вдруг порыв ветра взметнул юбки Элизабет, явив взору сэра Фрэнсиса длинную, безупречной формы ногу. Карета стала разворачиваться, и в ее открытом окне он увидел, как Элизабет со смехом вытащила из волос шпильки и тряхнула головой. Ветер взметнул золотые пряди, не дав сэру Фрэнсису как следует рассмотреть ее лицо, через несколько секунд карета скрылась из виду. Сэр Фрэнсис остался стоять у окна, задумчиво кусая губы.
Читать бесплатно другие книги:
