Истории Выживших (сборник) Левицкий Андрей
– Постой! Я же…
Но Яна, придерживая обеими руками складки на боках, скользнула в темноту и ногой толкнула дверь, захлопывая ее навстречу Калуге, который сунулся следом.
– Вот Лес тебя забери, – огорченно пробормотал он. – Даже не успел спросить, как ее зовут. А то все «старая» да «старая»…
Присел под стеной на корточки, вытащил из кармана смятую пачку галет и принялся выковыривать кусочки покрупнее.
По лестнице Яна поднималась медленно, стискивая на боку складки слишком широкого комбеза. Когда она застегнула все клапаны и пряжки, то посторонние звуки отступили, их заглушал резкий шорох складок жесткой ткани и свист воздуха в фильтрах. Каждый вздох – как удар по ушам.
Выглянула в зал – никого. Лунный свет уже померк, но до рассвета оставалось немного, часа два, наверное, и в прорехах крыши небо начало наливаться серым. Вдалеке выделялся светлый прямоугольник – вход в зал, где все еще теплилась последняя лампа. Там было тихо, только что-то непрерывно шуршало и поскрипывало, как будто в зале шла работа.
Яна не собиралась соваться в зал, ей хотелось отыскать подсумок с кассой клана Кривого, а Штыря мутанты прикончили в цеху. Схватить подсумок – и обратно в камеру холодильника. Все должно было пройти легко.
Но тел на полу не было. В призрачном сумеречном сиянии поблескивали влажные дорожки, ведущие к двери. Тела зачем-то уволокли туда. И деньги, значит, тоже. В зале что-то резко заскрипело. Звук был пронзительный, неприятный, от него ломило зубы.
Яна вздохнула и, мысленно бормоча: «Меня нет… меня нет… меня никто не видит…», направилась к светлому прямоугольнику двери. Она держалась ближе к стене, в тени. Пригибалась под свисающими крюками на цепях, обходила груды изломанного оборудования. Вот и дверь. Ужасно не хотелось туда заглядывать.
В зале по-прежнему над разломанной стойкой горела последняя лампа. Огонек дрожал, керосина осталось совсем мало. Тусклый свет лампы терялся в сумеречном сиянии, льющемся сквозь окна. В центре, там, где волки прикончили Букваря, громоздилась гора тел. Люди, мутанты… Поблескивающие кровавые следы на полу указывали, что их туда стащили волоком. А над этой страшной насыпью замер высокий тощий силуэт. Яна уже почти не удивилась, узнав в корявой фигуре дерево – то самое, что преследовало ее от самого Леса. Похоже, оно обзавелось листвой? Нет, это птицы – десятки хищных крылатых мутантов расселись на ветвях.
Груда тел возвышалась метра на полтора над полом, дерево венчало ее, осеняя ветками. За грудой раздался шорох. Яна замерла. Минута, другая – показались два волка, с усилием волокущие мертвеца. Мутанты едва двигались, из судорожно стиснутых челюстей вырывалось хриплое дыхание. Куча пошевелилась, слегка просела – в ней шло непрерывное движение. Приглядевшись, Яна различила небольших зверьков, деловито снующих среди трупов. Что-то вроде белесых крыс.
Дерево вздрогнуло, в стволе словно разошелся вертикальный шов – с душераздирающим скрипом возникла расселина, и оттуда посыпались неопрятные комья. Яна протерла прозрачное забрало шлема. Стекло было холодным и все время запотевало изнутри, поэтому Яна лишь с большим трудом разобрала, что комья – это крысоподобные мутанты. Влажные, словно облизанные, со свалявшейся шерстью.
Вот откуда они здесь появились в таком количестве! Зверьки выпадали из сердцевины дерева, с минуту лежали неподвижно, потом встряхивались, вставали на лапы и включались в общую непрерывную круговерть.
Непонятно, чем они занимались, когда сновали внутри горы мертвых тел, но вид у них был очень деловой.
Волки подтащили свою добычу к холму из окровавленных тел и остановились. Один зашатался и упал. Другой заковылял, проваливаясь и покачиваясь, к вершине. Не дошел и тоже рухнул. Теперь в зале никто не двигался, кроме непрерывно снующих грызунов. Одна из птиц подняла голову, развернула крылышки… и вдруг упала с ветки. Несколькими секундами позже свалилась другая. Упав, они больше не подавали признаков жизни.
Яна наблюдала, боясь пошевелиться. Она не понимала смысла происходящего, но ей стало очень страшно. И страшнее всего было дерево, хотя оно, в отличие от птиц и волков, никого не убило. Яна чувствовала, что именно дерево представляет собой настоящую опасность.
По куче от подножия к вершине поползло нечто светящееся, и свет знакомо мерцал и пульсировал. По мертвым телам передвигался крупный белесый грызун, сжимая желтыми резцами тот самый артефакт, ради которого Букварь ограбил свой клан. Тот самый, что Штырь с приятелем принесли из Леса. В пульсирующем сиянии Яна разглядела, что грызун слеп. На уродливой морде не было глаз.
Наконец тварь добралась к вершине, то есть к самому стволу дерева. Там зверек лег и разжал челюсти. Артефакт замерцал чуть ярче, и тут птицы посыпались с дерева одна за другой. Они укрыли артефакт живым ковром. Живым? Нет. Похоже, все крылатые твари издохли. Потом внутри груды что-то стало происходить, она зашевелилась, там нечто приподнималось и опадало… скрежетало и постукивало… и пол при этом дрожал под ногами.
И тут-то Яна увидела такое, что заставило ее позабыть страх! У края шевелящейся кучи неподвижно лежал Штырь. И подсумок был рядом, на полу, немного в стороне от холма из мертвых тел! Яна напомнила себе: «Меня нет, меня никто не видит…» – и оторвалась от дверного косяка, наполовину выломанного тушей шатуна. Шаг, еще – она уже в зале. Никто из мутантов не реагировал на ее появление, и дерево не шевельнулось, но у Яны возникло неприятное ощущение чужого взгляда. Пересиливая ужас и бормоча свое волшебное заклинание, она медленно и плавно преодолела расстояние, отделявшее вход в зал от подсумка.
Складки слишком просторного комбинезона приходилось придерживать одной рукой. Яна и так чувствовала себя в непривычном снаряжении неловко и скованно, да тут еще и рука постоянно занята. Что-то скрипнуло… и Яна замерла с протянутой к подсумку рукой.
Дерево покачнулось, стряхивая с веток последних дохлых птиц. А из кучи у подножия показались безглазые морды грызунов. Мутанты ползли к Яне, продирались сквозь изодранные лохмотья, спотыкались, скатывались на пол, вскакивали на лапки и семенили к ней. Яна вскочила с тяжелым звякающим подсумком в руках, попятилась, запуталась в складках жесткой ткани и шлепнулась на пол. Грызуны дружно бросились на нее…
Отталкиваясь ногами, она поползла назад, к двери. Ботинки скребли по грязному полу, но ползти было неудобно – одной рукой она прижимала к груди подсумок. Другая метнулась к поясу, и тут Яна похолодела. Ее «вальтер» был засунут под ремень – но только внутри, под комбезом. Обычно она не пользовалась огнестрельным оружием и сейчас, собираясь, попросту забыла приготовить ствол! Дура, дура, дура! Под руку попалось что-то твердое, то ли кусок кирпича, то ли еще что-то. Яны швырнула обломок в ближайшую безглазую морду, мутант пискнул и упал. Но этот писк словно подстегнул остальных: они подскочили к Яне, вцепились в штанины, стали дергать и рвать толстую ткань.
Страх захлестнул липкой ледяной волной. Хотелось заорать от ужаса, но Яна только сипло охнула – горло перехватило, и губы сделались как чужие.
Широкие плоские зубы зверьков скребли по стальным накладкам, издавая визг, от которого волосы вставали дыбом. Яне помогло то, что штанины были раз в десять шире, чем требовалось. В зубы мутантам попадали только пустые складки. Один зверек, более прыткий, чем собратья, прыгнул Яне на грудь, вцепился коготками… потянулся еще выше – туда, где крепился громоздкий шлем, и, словно нарочно, перекрыл патрубок выходного фильтра. Стекло шлема тут же запотело.
Нескольких мутантов Яна сумела отбросить ударами ботинок, но ткань на лодыжках мигом превратилась в лохмотья, вот-вот – и грызуны доберутся до тела… а дышать стало заметно труднее. Ледяной страх, помутневшее забрало и духота внутри комбеза – отвратительное сочетание. Яна, едва соображая, что делает, пробежала пальцами по креплению шлема, отстегнула и швырнула его в подбирающуюся к ногам волну грызунов – вместе с мутантом, повисшим на фильтре. Шлем глухо ударил в белые тельца, расшвырял их, подпрыгнул и упал снова, пришибив еще пару зверьков, но те лезли и лезли.
Автоматная очередь показалась оглушительно громкой – еще бы, после писка грызунов и глухого шороха устроенной ими возни.
– Бежим! Ходу отсюда! – заорал Калуга над головой.
Пули расшвыряли мутантов, отбросили к подножию кучи, но несколько так и повисли на истрепанных штанинах. Яна рванула застежки, содрала с плеч комбинезон. Калуга левой рукой ухватил ее за воротник куртки и рывком поставил на ноги, выдергивая из спутанных складок.
– Ходу! Ходу! – снова заорал Калуга.
Он разрядил магазин по подбирающейся к ногам волне белесых тел. Пули прошили с десяток грызунов, рвущих и терзающих пустой комбез. Яна медленно отступала и не могла отвести взгляд от остервеневших зверьков, которые так яростно драли и трепали ткань, что только клочья летели во все стороны.
Калуга сильно толкнул замершую в ступоре Яну к двери и сам побежал следом. Потом они неслись по цеху среди раскачивающихся на цепях крюков, спотыкались в грудах хлама, а распахнутые ворота в дальнем конце помещения уже наливалось красноватым светом начинающейся зари.
За спиной раздавался шорох, треск. Что-то тяжелое, металлическое с гулким лязгом рухнуло на бетон. Яна выскочила из здания и опомнилась, только когда они с Калугой пересекли двор и проскочили прореху в ограде – там две плиты были выломаны и валялись среди зарослей сорняка.
Яна оглянулась – здание как раз было неплохо видно сквозь дыру в ограде. Над коровником, с которого началась атака мутантов, курился легкий дымок. Что-то там горело всю ночь, но потушить оказалось уже некому, и огонь угас совсем недавно.
А вот дом, в котором они с Калугой провели ночь, изменился. Стены обросли лохмотьями мха, жесткая трава оплела вход. Из окон зала свешивались плети свежих побегов. Вчера их не было. И несколько молодых деревьев торчали там и сям у стен. Тонкие темные стволы, протянувшиеся во все стороны корявые веточки. Облупленные стены покрылись свежими трещинами, сквозь них тянулись жесткие стебли.
– Зарастает, – пропыхтел Калуга, переходя с бега на шаг, – теперь здесь Лес будет. Валить нам нужно, и поживее. Не стой, шевели поршнями, старая. Да, так звать-то тебя как?
– А тебе зачем?
– Ну как… – Калуга даже остановился, обдумывая вопрос. – Все-таки ночь провел с женщиной, самое время познакомиться.
– А, брось! – Яна заставила себя оторвать взгляд от здания, захваченного Лесом, и поплелась следом за Калугой. – Знакомиться – это лишнее. Вот сейчас уйдем куда-то в спокойное место, добычу поделим и разбежимся. И все. Лучше скажи, ты заметил, что все звери перемерли, когда бой закончился? Только крысы остались. Что это значит, как по-твоему?
– Ну… не знаю.
– Дерево видел посередине? Оно меня преследовало от самой опушки. Эти двое что-то вынесли из Леса, и Лес послал за ними погоню, это самое дерево, понял?
– Понял. То есть наоборот, ничего не понял.
– Двое бродяг что-то притащили из Леса, – терпеливо повторила Яна, – что-то важное. Только это не артефакт. Дерево за ними погналось, собрало мутантов… Стоп! Я догадалась! Это же зерно!
– Какое еще зерно?
– Самое первоначальное. Из которого Лес начинается. Ну, не зерно, а, скажем, семя такое. Семечко.
– Вопрос на миллион, – глубокомысленно изрек Калуга, – что было раньше: дерево или семя?
– В общем, дерево отняло у людей свое семя и посадило его, для этого мутанты стащили все тела, чтобы семечку было чем питаться. В эту кучу и посадило семечко. А мутанты после этого стали не нужны. Поэтому легли и померли. Я сама видела, как птицы замертво попадали – все одновременно. И волки тоже. Да, а как ты догадался прийти за мной? Я же сказала: сидеть в холодильнике!
– Тоже мне, начальство! Сказала она… Хотя я как раз сидел, – согласился Калуга. – Потом что-то – хрусть! Бах! Смотрю: по потолку трещина ползет, потом еще и еще. Вроде, знаешь, как будто корень пробивается. Я и подумал: нужно посмотреть, что там сверху, откуда это? Может, думаю, старушка корни пускает? А это, значит, семечко прорастает. И вот за это дело Букварь всю кассу клана отдал. За семечко.
– Ага, он же считал, что отвезет семечко Хану, ты сам слышал. И после этого Кривой будет не страшен. Да еще Хан наградит. Но вышло гораздо хуже.
Калуга глянул на серое небо. Солнце уже должно было подняться высоко, но заря затерялась в сизой дымке, укутавшей горизонт. В вышине проплывали тяжелые тучи, едва различимые в туманном мареве.
– Дождь будет, – сказал он. – Если ты права, это значит, что проросшее мутантово семечко пора полить!
– Точно… Э! Слышишь?
– Что? – Калуга завертел головой. – Что я должен слышать?
– Моторы! Давай-ка от дороги уберемся.
Беглецы как раз, обойдя Скотобойню с ее поваленной оградой, приближались к шоссе. Оттуда и доносился гул моторов. Теперь Калуга сменил направление. Но местность была открытая, и голова колонны показалась раньше, чем они оказались вне пределов видимости.
Оба уже достаточно отдышались, чтобы идти скорым шагом. Яна то и дело оглядывалась на ползущие по дороге темные точки – байки и джипы. При этом прижимала к себе позвякивающий подсумок.
– Кривой, – решил Калуга. – За своей кассой гонится.
– Могли заметить, – заявила Яна, когда кавалькада свернула к Скотобойне. – Слышишь, Калуга? Сейчас заглянут во двор, а там Лес. Тогда сразу за нами намылятся.
– Это если заметили, как мы линяем.
– Так всегда бывает. Если что-то может пойти наперекосяк, то пойдет обязательно. Значит, заметили. Нас двое, Букварь с Обломом – тоже двое! Если это Кривой подъезжает, то мы крупно влипли.
– Ну да, тебя с Обломом спутать несложно, – озираясь, пробормотал Калуга. – Вы ж одной масти. И ростом, и лицом…
Но Яна его оптимизма не разделяла. Позади осталось ровное поле, дальше начинался кустарник. Заросли были невысокие. Иногда доходили до пояса, изредка – по плечи низкорослой Яне. Ненадежное убежище. Тем, кто смотрит сверху, например из кузова грузовика, беглецы будут видны как на ладони.
Вскоре моторы, стихшие было за оградой, взвыли снова.
– А теперь побежали! – велел Калуга и рванул вперед. – По-моему, они в нашу сторону свернули!
С серого неба упали первые капли. Потом гуще, больше – и зарядил мелкий холодный дождь. Калуга, ломая кусты, бежал впереди. Яна держалась за ним, чтобы не лезть в колючие заросли самой. Ее спутник прокладывал приличную просеку. Рев моторов остался далеко позади, но не пропал совсем: Яна слышала грохот идущей колонны сквозь собственное хриплое дыхание и отчаянный стук сердца. Даже бряканье серебряных слитков в подсумке не могло заглушить этот звук.
Дождь шелестел, капли стучали по ломким колючим веткам кустов, вплетая еще одну ноту в симфонию усталости, страха и какой-то бесконечной тоски. Бежать, бежать… Куда и зачем? От кого – понятно, но Яна вдруг ощутила смутную неуверенность в себе и в том, что она делает. Никогда прежде такого не бывало. Ну что за жизнь, какой в ней смысл? Серебро? Да пропади оно пропадом, это серебро. Из-за него люди Кривого прикончат, даже не задумываясь, почему монеты и слитки оказались у Яны. И так всегда – стараешься, тащишь аккуратненько всякое барахло, а потом оказывается, что никакого удовольствия добыча не приносит. Всегда что-то оказывается не так, что-то не складывается. И моторы тарахтят громче. Стоп! Почему громче?
Калуга тоже притормозил и завертел головой. Он был повыше ростом и первым разглядел, что показалось шоссе.
– Хреново! – бросил он между надсадными сиплыми выдохами. – Шоссе, похоже, петлю делает! Там опять асфальт.
От старой дороги беглецов отделяло метров тридцать. За асфальтом торчали верхушки низкорослых деревьев, их было плохо видно сквозь пелену дождя.
– Давай к тем деревьям! – решил Калуга. – Может, успеем перемахнуть шоссе и укроемся в зарослях.
И снова бросок сквозь кусты. Уже выскочив на асфальт, Яна поняла – что-то неправильно, а потом разглядела сквозь дождевой полог, что хилые корявые деревца торчат из болота. Не удастся там укрыться. А моторы ревели все явственней, погоня приближалась. И бежать было больше некуда. Дождь заливал болото, капли били в мягкое сплетение зелени на поверхности, трясина дышала, по ней пробегали волны, кое-где дождевая влага собиралась лужами в прогнувшемся слое мха.
– Лес бы вас взял! Болото! – в сердцах выкрикнул Калуга. – Хотя стоп! Есть идея! Дай сюда!
Он вцепился в подсумок и рванул на себя, Яна инстинктивно потянула обратно. Они дергали металлически брякающий подсумок, стоя посередине асфальтовой полосы, дождь равнодушно шелестел, звуки идущих машин приближались…
– Отдай, старая! – прикрикнул Калуга с новым рывком. – Ну, кому сказал? Нашла время упираться!
Он рванул еще раз и выдернул добычу из мокрых Яниных пальцев. Из-за толчка она оступилась, попятилась и плюхнулась на асфальт, больно ударившись копчиком. От боли и обиды Яна вдруг, неожиданно для самой себя, заплакала. Со слезами выходили страх, отчаяние, усталость и вся горечь, скопившаяся в душе за эту страшную ночь.
А Калуга не глядел на нее, он отбежал к обочине и зачавкал грязью, направляясь к болоту. Его ботинки оставляли четкие отпечатки, которые, конечно, заметят преследователи. Шагая в топком месиве, он шарил рукой в подсумке, выхватывал горстями рубли и швырял направо и налево. Когда стал проваливаться почти по щиколотку, остановился. И пошел назад – не оборачиваясь, а пятясь спиной вперед. Прежде чем снова ступить на асфальт, он встал в лужу и дал пластам грязи отвалиться с подошв. Еще несколько монет и серебряных слитков полетели на асфальт…
– Вставай! – крикнул он. – Некогда рассиживаться!
Яна поднялась, вытирая рукавом лицо. Оглянулась – теперь от дороги к болоту уводили две цепочки следов. Там и сям в грязи и мокрой траве поблескивало серебро, матово отсвечивали монеты… Точно, полное впечатление, что беглецы, роняя добычу, свалили именно в эту сторону.
– Ну, а теперь – снова бегом! – прикрикнул Калуга, срываясь с места.
Яна побежала за ним по шоссе. Шум и лязг позади несколько минут нарастали, потом колона встала, Яна различила невнятные возгласы – следы Калуги были замечены. Бабахнул выстрел. То ли для порядка по болоту пальнули, то ли просто так – от избытка чувств.
Больше их никто не преследовал. Люди Кривого будут долго собирать рассыпанные монеты и обыскивать болото. Найдут не всю пропавшую сумму – это значит, будут искать и искать снова. Конец погоне!
Потом, когда все закончилось, прекратился дождь, шоссе осталось далеко позади, Калуга протянул слабо звякнувший подсумок Яне:
– На, и успокойся.
Яна сердито вырвала из его рук добычу, уселась в мокрую траву и вытряхнула монеты со слитками. Быстро рассортировала на две равные кучки и кивнула:
– Выбирай.
Больше половины выкинул Калуга, но и оставалась вполне порядочная сумма. Они сгребли каждый свою половину, рассовали по карманам.
– Ну вот… – неопределенно произнес он. – Вот и все.
– Да, – согласилась Яна. – Вот и все. Что же мы такое ночью видели-то? Что это было?
– Ты же сама сказала – семя.
– Сказала. Только в чем смысл? Неужели из такого Лес начинается? В чем его ценность?
– Может, из такого новый анклав Леса разрастается? Или какое-то особенно мутантское дерево взойдет? Да кто его знает? Кто вообще про Лес может что-то точно сказать?
Яна кивнула:
– Все правильно, никто толком ничего не знает. Жалко, что это мутантское семя продать не удастся.
– Зато живы остались. – Калуга подмигнул: – Тоже неплохо!
Добыча поделена, погоня отстала. Больше их ничего не связывало. Ведь не принимать же во внимание, что они вместе пережили страшную ночь, когда Лес уничтожил всех на Скотобойне? Что уцелели вдвоем из двадцати человек? Что сражались с мутантами и выручали друг друга? Это обычное дело и не повод для каких-то особых отношений.
Яна встала, отряхнула мокрые брюки и кивнула:
– Ну, удачи тебе, что ли?
– И тебе, старая. Да, погоди!
Калуга полез в карман, потом в другой. Его лицо стало задумчивым. Наконец он отыскал то, что хотел, и протянул Яне маленький сверток в фольге:
– Возьми, утешься. Не жалей о том, что я монеты выбросил, так нужно было.
– Ладно… я уже поняла. А что это?
Она развернула подарок.
– Шоколад?
– Ага, – Калуга расплылся в улыбке, – помогает. Для нервов, в смысле.
Яна тоже попыталась улыбнуться. Дождь, слезы и пот давно смыли липкую корку, стягивавшую лицо. Сейчас она выглядела, как и положено выглядеть девчонке семнадцати лет: перепуганной и уставшей.
– Бывай, Калуга!
– И ты, старая!
– Меня Яной звать.
Калуга отступил на шаг, оглядел ее с ног до головы, хмыкнул. Они разошлись в разные стороны, и ни один не оглянулся до тех пор, пока еще можно было, бросив взгляд через плечо, увидеть спину другого. Яна жевала размякший шоколад и думала, что до смерти устала быть одиночкой. Нужно пристроиться с кем-то в компании. С кем-то нормальным, вроде Калуги. Но только не с ним, нет. С кем-то, кто не будет разбрасываться деньгами.
Вячеслав Шалыгин
Стая
Загоняет жертву стая, но добивает всегда вожак – таков закон. И лучшие куски достаются вожаку и его самке. Так было всегда, так случилось и на этот раз. Лес шепнул вожаку, что неподалеку прячется раненый кабан, и лидер стаи без труда вывел товарищей на ослабевшего подранка. Пока вожак брал свое, самка следила, чтобы никто не подкрался к волку сзади и не попытался оспорить его право на лучший кусок. Насытившись, вожак уступил место подруге и на всякий случай оскалился. Запах и вид капающей с клыков вожака крови раззадорили стаю, но страх перед огромным сильным самцом удерживал волков на месте, хотя все понимали, что в загнанном кабане достаточно мяса, чтобы накормить лишь половину стаи. Ситуация складывалась напряженная, опасение остаться без мяса могло пересилить страх перед вожаком, но пока волки лишь нарезали круги, не рискуя приближаться к месту пиршества.
Когда подруга наелась, вожак сделал полшага назад и на останки кабана набросилась вся стая. Утробное рычание, чавканье и звуки разрываемой плоти то и дело разбавлялись звуками коротких схваток за сочный кусок. Вожак какое-то время наблюдал за стаей, но затем потерял интерес к происходящему. Даже он сам был еще голоден. Вся стая не утолит голод и на четверть. Требовалось срочно найти новую жертву. Но где?
Ночной Лес больше не давал подсказок. Поблизости не было больных животных. Все, что мог предложить Лес, – дальний путь в поисках новых жертв. Но куда было двигаться? В чащу? Там промышляли еще две стаи. Для захвата их территории пока не пришло время. Следовало подготовиться, расширить свою стаю и заключить союз с одной из чужих стай против другой.
Прямо сейчас оставался один вариант – уйти на открытую местность. Там жили двуногие существа, по вкусу ничуть не хуже кабанов. Правда, они были особо опасны, поскольку умели убивать на расстоянии. Нет, если они ходили по одному, по два, взять их было реально, пусть и несколько волков будут убиты. Но по ночам люди не бродили. Обычно не бродили.
Лес вдруг зашелестел, ближайшие заросли плавно качнулись, и до нюха вожака донеслись запахи. Он учуял людей. Они шли где-то вдалеке, до них было очень много прыжков, но добыча стоила усилий. Два человека – это, считай, еще один кабан. Стая насытится. А если кто-то и погибнет, не страшно. Другим достанется больше человеческого мяса.
Вожак призывно зарычал и, не дожидаясь реакции стаи, нырнул в заросли. Едва он выбрался на открытую местность, его догнала вся стая. Теперь запах людей улавливали все, и вожаку не пришлось ничего пояснять. Он лишь притормозил, показывая, что брать добычу намерен там, где она не сумеет сориентироваться, а значит, и оказать серьезное сопротивление, – в полосе тумана, который медленно поднимался над болотом неподалеку от ближайшей к Лесу реки…
…Старший скаут-разведчик Артем Чернов не помнил, каким был нормальный лес. Редкие светлые перелески на жилой территории давали только приблизительное представление об этом. Судить по ним о настоящем бескрайнем зеленом море было все равно что делать выводы о канувшей в прошлое цивилизации по деревне Черновка и горстке ее жителей, уцелевших после Пандемии. Но других вариантов просто не осталось. Аномальный Лес, что превратил мир в сложный лабиринт, надежно изолировав проходы, тупики и редкие более-менее просторные площадки, где могли обитать люди, вовсе не подходил для сравнения. Слово осталось прежним, разве что писалось теперь с большой буквы, но суть поменялась принципиально. Поглотивший почти весь мир Лес-мутант имел только одно сходство с прежними рощами и борами, чащобами и урочищами – цвет листвы. Зеленый ад, в котором каждая травинка, ветка, каждый кустик, каждое насекомое и животное стали смертельно опасными для человека, – вот во что превратился Лес. Даже вода в нем была теперь мертвой, а воздух стал ядовитым, насыщенным опасными бактериями и пыльцой. А еще этот гигантский, зеленый, состоящий из миллиардов организмов мутант теперь имел разум. Артем был убежден в этом. Разум у Леса был чуждый, извращенный, пользующийся недоступной человеку логикой, но понятный в одном – он был враждебен. Даже для тех, кто пытался найти с ним контакт и ради этого подчинялся его воле.
Артем был не из тех, кто искал гармонии с Лесом. Как и большинство выживших, Чернов боялся могучего зеленого соседа-мутанта и держался от него подальше. Так было надежнее, пусть и приходилось жить впроголодь, терпеть нападки агрессивных соседей, не имея возможности спрятаться в зарослях, и постоянно опасаться какой-нибудь подлости со стороны Леса или его обитателей. Составляющее подвижную часть Лесного организма зверье по большей части копошилось в пределах зеленой зоны, но бывало, что выбиралось из нее на открытую местность, и тогда выжившим людям приходилось туго. Измененные Лесом твари были под стать своему покровителю – мощными, умными, безжалостными. Артем неоднократно своими глазами видел, как люди гибнут под копытами и на клыках огромных кабанов или за считаные минуты превращаются в кровавые ошметки, когда их настигает стая ненасытных волков. Чаще Лес убивал с помощью насекомых или пыльцы, но распухшие от яда или посиневшие от удушья трупы почему-то не производили такого удручающего впечатления. Ведь Артем повидал немало смертей от голода и холода. Тела отравленных или замерзших – Чернову это было привычно. А вот к разорванным на части трупам он привыкнуть не мог. И всегда больше всего боялся именно такой смерти, пусть и понимал, что особой разницы нет. Смерть она и есть смерть.
«И придет она за каждым рано или поздно. Ведь выживший – не бессмертный. Вечно везти не будет».
Артем встряхнулся и попытался отогнать мрачные мысли, но у него не получилось. Ведь для страха на грани паники имелись все основания. Чернов и его напарник Серега Пастухов пробирались по кромешной темноте и еще не вышли из опасной зоны, до Леса было рукой подать. Сонный монстр был не так активен, как днем, но Артем кожей чувствовал, что Лес все равно наблюдает за крадущимися букашками-людьми. Вряд ли он собирался швырнуть в сторону людей пригоршню ядовитой пыльцы, слишком мелкая цель, но ничто не мешало Лесу, например, отправить на кормежку каких-нибудь тварей. А что, вариант беспроигрышный. Два каких-то ходока, явно не так уж хорошо вооруженных, топают почти вслепую в трех сотнях метров от края зеленой зоны. Можно сказать, «кушать подано».
С западного направления донеслись какие-то шорохи, а на севере, всего-то в сотне метров, кто-то негромко, но отчетливо зевнул. У Артема даже волосы зашевелились от страха. Кто шуршал, было непонятно, а зевал, похоже, человек, но от этого становилось ничуть не легче. В мире выживших следовало опасаться всех. И зверей, и людей, и даже растений, если они торчали слишком близко к Лесу. Ребята поговаривали, что есть такие деревья-хищники, которые могут хватать своими ветками и корнями, словно руками. Могут ли они зевать? Кто ж их знает.
Чернов с надеждой взглянул на восток. Горизонт светлел, ночь отступала на запад, за стену Леса, но до настоящего рассвета было еще не меньше получаса. Да и вряд ли рассвет мог тут помочь. Шуршали и зевали поблизости вовсе не мифические вурдалаки или другая ночная нечисть. Это были какие-то реальные существа или люди. Рассеять их или загнать в старые могилы не могли ни первые петухи, ни солнечный свет. Короче говоря, рассвет на самом деле ничего не менял. Ночью или днем у скаутов-разведчиков имелся только один способ избежать неприятностей и добраться до пункта назначения – не останавливаться.
Условная тропа нырнула в неглубокую ложбинку и пошла немного вниз. Идти стало полегче, и напарники ускорили шаг. Шуму стало больше, но Артем мысленно себя успокоил. Невысокие холмы должны были погасить звуки, да и последний язык Леса уже остался позади. Впереди лежало нормальное, почти безопасное, если не брать в расчет «человеческий фактор», пространство.
Минут через десять напарники выбрались из ложбины, еще немного прошли по ровной, как стол местности, а затем… Артем вдруг почувствовал, как его будто бы что-то кольнуло в спину. Чуть ниже. Он все-таки остановился, замер, прислушиваясь, а затем оглянулся.
Ночь отступала, но рассвет не спешил прийти ей на смену, и эту вселенскую прореху заполнило нечто мутное и серое, обманчивое и наполненное горьким туманом – сумерки. Пожалуй, это было худшее время суток. Ночью ты ничего не видишь и не рассчитываешь на зрение, ориентируешься на слух, движение воздуха и запахи. В светлое время, наоборот, в первую очередь используешь зрение. Все просто и понятно. А вот на что полагаться в туманных сумерках? Серая муть размывает все образы, а звуки искажаются туманом. И что остается? Запахи? Они тоже смешиваются с туманной горечью. Чернов не раз попадался на уловки тумана, вот почему и насторожился. Что-то в запахе тумана было не то, имелась какая-то лишняя нотка, и определить, что это за нотка, было сейчас очень важно. Одно дело, ошибиться, когда ты охотишься поблизости от деревни, – подумаешь, упустил мелкую живность, которая шуршала в траве не там, где ты думал. Дело поправимое. Совсем другой расклад, когда ты находишься в десятках километров от дома, да еще с важной миссией.
Артем еще раз принюхался. Сомнений не осталось. Не все запахи маскировал туман. Некоторые, наоборот, усиливал. Например, запах влажной собачьей шерсти. Вернее – волчьей! Значит, шуршали и зевали в темноте именно волки, а не люди! Артем услышал характерные звуки: справа зашуршала трава, а слева послышалось фырканье и низкое утробное рычание. Но почему они не напали вблизи Леса?
Напарник Артема, скаут-разведчик Серега, чуть подался вперед, будто бы пытаясь высмотреть что-то в глубине белесой завесы. Сделал это он почти бесшумно, но Артем все равно бросил на приятеля неодобрительный взгляд. Без сомнений, твари тоже чуяли людей, но сориентироваться, как и людям, волкам мешал туман. Его дымная горечь сбивала животных со следа. Людям оставалось только обмануть чуткий слух диких тварей, а в этом деле могла помочь полная неподвижность. Как учил ребят сержант Кравченко: «Терпение – главное достоинство разведчика, поэтому замри, расслабься и дыши через раз».
Артем запомнил наставления сержанта Кравченко до мельчайших подробностей, а вот Серега, видимо, пару занятий проспал самым натуральным образом. Он снова пошевелился, а затем и вовсе начал медленно и аккуратно, но не бесшумно, менять позу. Намерение приятеля было понятно: он собирался принять положение для стрельбы с колена.
Артем категорически не одобрил Серегину попытку занять оборону. В случае нападения волков логичнее всего будет взять низкий старт, рвануть к ближайшим кирпичным развалинам и взобраться на остатки двухметровой стены. Артем мысленно проложил оптимальный маршрут. Но как было донести эту идею до напарника, затем убедить его, что Артем прав, и уложиться в десять, от силы пятнадцать секунд?
Толковых мыслей не было, поэтому Артем решил действовать интуитивно. Он вынужденно нарушил инструкцию сержанта Кравченко и легонько толкнул приятеля в плечо. Серега покосился на друга. Чернов жестами пояснил, что задумал, и кивком указал направление отхода. Напарник отрицательно качнул головой и взглядом указал на смутный силуэт большого куста неподалеку. Следовало понимать, что волки затаились где-то под кустом и теперь только и ждут, чтобы люди выдали себя резкими телодвижениями. Что ж, если Пастухов прав, его вариант – обороняться – выглядел наиболее разумным. От куста до позиции скаутов волкам был один прыжок, убежать не получится. Но в то же время Артем понимал, что отбиваться, сидя на месте, тоже не выход. Следовало срочно найти третий вариант.
От лихорадочных размышлений к лицу прихлынула кровь, в висках застучало, но спасительная идея никак не приходила в голову. Все, что смог придумать Артем, – шарахнуть по кустам, затем еще пару зарядов крупной дроби отправить в туман наугад и броситься к руинам. У Сереги, видимо, созрел примерно похожий план. Он жестами предложил Артему медленно пятиться к руинам под прикрытием напарника, а когда твари нападут на Пастухова, Артему следовало прикрыть Серегу.
Какой вариант лучше – вопрос был спорный, но обсудить его не получилось. Волки почти завершили окружение и бросились на людей. В результате отступление пошло по смешанному сценарию. Скауты выстрелили дуплетом, затем еще раз, тоже почти одновременно, а дальше каждый начал гнуть свою линию. Артем попятился к руинам, а Серега остановился и методично расстрелял весь магазин своей короткоствольной «Сайги». После он бросился бежать, но почему-то не влево или вправо, а прямиком на Артема, словно корабль, который ориентируется в туманном море на маяк.
Получалось, что Серега полностью перекрыл видимость и эту самую… как там говорил сержант Кравченко… а, да, линию огня! Прикрывать напарника в такой ситуации было невозможно. Артем, конечно, попытался исправить ошибку товарища – сделал большой шаг вправо, но оказалось поздно. Сразу два матерых волка, огромных, клыкастых, с жутковато светящимися желтыми глазами, выпрыгнули из тумана, свалили Пастухова с ног и принялись рвать на нем одежду. Серега попытался перевернуться и врезать прикладом «Сайги», но у него ничего не вышло. В рычании и громкой возне появились новые звуки – Пастухов сначала выматерился, затем вскрикнул, а после заорал благим матом. Из тумана выскочили новые волки, и Артему стало ясно – Сереге конец, вне зависимости, будет стрелять Чернов или нет. Тварей оказалось слишком много. Столько, что у скаутов и патронов-то не хватит.
Инстинкт самосохранения подсказывал, что в такой ситуации следует бежать, и разум был с инстинктом полностью согласен, но Артем не прислушался к их подсказкам. Он вскинул ружье, сделал три выстрела, сменил магазин и снова открыл огонь, одновременно двигаясь вперед. Ну, то есть назад, к Пастухову.
От такой наглости волки растерялись, некоторые даже попятились, поджав хвосты, но как только пришло время перезаряжать – магазин «Сайги» невелик, – твари снова бросились вперед. Теперь и на Артема.
Чернов успел перезарядить и даже выстрелил пару раз, но это не уберегло его от неприятностей. Одну тварь отбросило зарядом, другую дробь чиркнула по боку, и она заскулила, завертелась, зато третий волчара воспользовался моментом и набросился сбоку. Артем при всем желании не успевал развернуться и направить ствол на волка. Удар пришелся в плечо, а зубы твари клацнули в сантиметре от уха. Будь волчара чуть удачливее и опытнее в таких делах, его челюсти сомкнулись бы точно на шее жертвы. Но удача в этом эпизоде оказалась на стороне Артема.
Скаут рефлекторно отмахнулся, тварь улетела шагов на пять, упала на спину, мгновенно перевернулась и вновь бросилась на Чернова, но теперь с явным намерением вцепиться ему в ногу, свалить на землю, а уж после добраться до глотки. Артем опустил ствол и шарахнул волку прямо в лоб.
Оставшиеся два патрона скаут потратил впустую. От перенапряжения руки задрожали, и Чернов обидно промазал буквально с трех шагов. Волки получили несколько царапин, которые лишь еще больше разозлили и без того злобных тварей. У Артема оставался еще один магазин, но перезаряжать было попросту некогда. Скаут перехватил ружье поудобнее и замахнулся им, как обычной дубиной. Ничего другого ему не оставалось.
Один из волков изготовился к прыжку, Артем махнул ружьем – поспешно, а потому безрезультатно, но тварь вдруг дернулась, завалилась на бок и покатилась, жалобно скуля, куда-то влево. Другой волк подскочил на месте и рухнул замертво. Третий, словно забыв о добыче, бросился вправо, но вдруг споткнулся и уткнулся мордой в землю. И только в этот момент до Артема дошло, что он снова слышит выстрелы. Но не ружейные хлопки, а сухие щелчки одиночных выстрелов нарезного оружия.
Версию подтвердили новые выстрелы, теперь это были несколько коротких очередей. Волчья стая на миг смешалась, а затем бросилась врассыпную. Кроме убитых тварей, на поле боя остался только один, самый упрямый волчара, который продолжал с остервенением трепать обмякшего Пастухова. С этим упрямцем разобрался один из тех, кто пришел на выручку незадачливым скаутам. Из сумерек вынырнул крупный, хорошо экипированный и вооруженный автоматом мужчина, который могучим пинком зафутболил волка в те самые кусты, из которых выпрыгнули первые твари. Откуда пришли, туда и ушли.
Артем, еще не вполне осознавая, что произошло, бросился к Пастухову и едва не попал под устроенную незнакомцем распасовку. Человек с автоматом не сразу понял, куда вдруг ринулся спасенный, и уже приготовился пнуть по новому «мячику», но Чернов в последний момент исполнил финт – ушел с траектории, а затем рухнул перед Серегой на колени. Осознав, что угрозы скаут не представляет, «футболист» сделал шаг назад, положил автомат на плечо и склонил голову набок, как бы собираясь оценить по пятибалльной шкале дальнейшие действия Артема.
– Серега… – Звуки с трудом протискивались сквозь сдавленные спазмом голосовые связки. – Ты живой?
Пастухов не отреагировал. Даже не простонал в ответ. Между тем он определенно был жив: часто и шумно дышал и ворочался, пытаясь найти положение, в котором ему будет не так больно.
Артем бросил «Сайгу», скинул вещмешок и дернул клапан кармана, в котором хранилась скудная походная аптечка. В ход пошли бинты и йод.
– Кто так перевязывает? – вдруг недовольно проронил «футболист». – Гена, Шмак, ходите сюда, посмотрите, чего творит.
Из туманных сумерек появился еще один человек. Артем поднял взгляд. Позади двух зрителей появились еще три. Все были одинаково хорошо экипированы, да и статью, что называется, удались. Лбы под метр девяносто и килограммов по сто. Как на подбор. И поскольку Артему были неизвестны их реальные намерения, ему стало неуютно, почти так же, как и в ожидании нападения стаи желтоглазых волков. Нет, конечно, тот факт, что эти громилы спасли скаутов, вселял надежду… Только не доверял Артем никому, жизнь уже научила. Факт спасения не делал спасателей друзьями.
– Ровнее мотай, – посоветовал «футболист». – Чего ты набалдашник крутишь, по всей длине накладывай.
– Да без толку все, Коваль, – скептически заметил Гена. – Дохлый номер. Вон, видишь, хлюпает чувак. Скоро весь на юшку изойдет, и амба.
– Если бинтов хватит – не изойдет, – заметил стоящий поодаль боец с санитарной сумкой на плече.
– Так-то хлопцы крепкие, подходящие, – заметил «футболист» и обернулся к бойцу с санитарной сумкой: – Шмак, дай ему еще бинтов.
– На фига? Этот целый, его и надо брать. А с покусанным одна морока будет.
– Я все решил. Берем обоих. Бинты давай!
Артему категорически не понравился разговор этих «спасателей-из-сумерек». Что значит «брать»? На базаре, что ли? И для чего брать? Сделать рабами? Ведь сказал же этот «футболист», что «хлопцы крепкие, подходящие». Вполне логично предположить, что «сумеречным» нужны люди для каких-то тяжелых работ. Или на продажу. Среди разношерстной толпы на Черном рынке всегда найдутся желающие купить-продать невольников. Работорговля в некоторых, пока еще населенных людьми, районах цвела и пахла.
Артем покосился на свою «Сайгу», но тут же отбросил шальную мысль. Ружье разряжено, да и не вариант в принципе. Против пяти громил с автоматами – ни единого шанса.
– Гена, помоги ему, – приказал «футболист». – Как закончите, бери дробовики – и догоняйте.
– А чего я? Шмак у нас медик или я?
– А в табло с ноги за разговорчики? Делай, что сказано. И дальше их паси.
– Вечно мне мараться, а потом еще пасти, – проворчал Гена, приседая рядом с Артемом. – Нашли чабана. Туже затягивай, баран! Чего, первый раз бинтуешь что ль? Хрен ли толку от повязок, если они слабо затянуты? Эх, сопля ты зеленая! Дай, я сам!
Гена справился с перевязкой за минуту, а то и меньше. Его товарищи не успели даже скрыться в тумане, который по мере приближения восхода становился все прозрачнее. Закончив, боец вытер руки о куртку Артема, закинул за спину оба ружья и приказал скауту взять Пастухова на закорки. Чернов не сразу сообразил, что от него требуется, и Гена был вынужден подкрепить приказ жестом.
– Чего, городской, что ль? – Гена хмыкнул. – Или иностранец? По-русски не понимаешь?
– Я понял. – Артем слегка встряхнул ношу, пытаясь перехватить Серегу поудобнее. Тот в ответ застонал. – Потерпи немного, Пастух. Отлежишься – полегчает.
– Ага, в гробу. – Гена ухмыльнулся: – Шевелись, босота, светает. На дневку встанем, там и отлежитесь.
– Вы по ночам идете? – удивился Артем. – А куда?
– На кудыкину гору. – Гена понял, что сболтнул лишнего, и потому настроение у него резко испортилось. – Пошел! Или тебе пинка дать для ускорения?
Выдохся Артем довольно быстро. Группа «сумеречных» шла в приличном темпе, и поспевать за ними, имея «на закорках» ношу в семьдесят кило, оказалось невыполнимой задачей. Минут двадцать скаут пыхтел, обливался потом, но держался в хвосте цепочки, а затем безнадежно отстал. Не подействовали ни угрозы, ни стимулирующие пинки, ни ограбление, замаскированное под жест «доброй воли», – Шмак и еще один боец забрали у скаутов их рюкзаки. К тридцатой минуте марша Артем был готов рухнуть без сил и не сделал этого только потому, что Гена твердо пообещал пристрелить Серегу, если его носильщик остановится. Примерно на сороковой минуте Артем все-таки рухнул – невольно, поскольку больше не чувствовал ни ног, ни рук, – но Пастухову и на этот раз повезло. Лидер группы – тот самый «футболист», которого Гена называл Ковалем, – дал отмашку, и «сумеречные» остановились. Двое тут же улеглись, закинув ноги на скаутские рюкзаки. Гена сел спиной к ближайшему дереву так, чтобы видеть едва живых подопечных, а Коваль и пятый «сумеречный», одетый и экипированный гораздо скромнее, чем остальные, наверное, вольнонаемный проводник, принялись о чем-то шептаться. После минутных переговоров проводник ушел вперед, а Коваль улегся в ближайших кустах, взяв под наблюдение тропинку. То есть отдых отдыхом… в смысле – привал привалом, а бдительность «сумеречные» не теряли.
Привал затянулся настолько, что Артему удалось полностью восстановить дыхание.
– А можно вопрос? – Чернов поднял взгляд на Гену. – Мы вам зачем?
– Рот закрой, – буркнул Гена. – Нужны, коли нянчимся. Вы-то сами откуда чапаете?
– Мы… – Артем замялся, – бродили тут.
– Ну да, – Гена ухмыльнулся. – Телке своей в уши дуй. Две «Сайги», патроны нормальные, не самоделки, рюкзаки новые, формяга так себе, из рыбацкого магазина, зато боты… Чего там, «колумбия», да? Какой там размер у тебя?
– Сорок третий.
– Маловат. – Гена вздохнул. – Короче, пацан, бродяга из тебя, как из меня балерина, понял, да? Кто-то тебя одел-обул и в путь снарядил. Чего-то вынюхать поручили, да?
– Мы бродили. – Артем почувствовал, что густо краснеет.
– Партизан, мля. – Гена вновь ухмыльнулся: – Ладно, не боись, пытать не буду. Кто бы тебя ни отправил, он может про тебя забыть. И ты про него забудь. И корешу своему передай, если очухается. Вы теперь рекруты… Слыхал такое слово?
– В смысле… мы призваны в армию?
– Тьфу на тебя, – Гена сплюнул через плечо. – Ты чего, пацан, башкой ударился? Какая армия? Рекруты – в смысле кандидаты в бойцы.
– А я что сказал?
– Армия-то каким тут боком? Вы будете бойцами нашего отряда. Видал, какие у нас орлы? И вас такими же сделаем. Откормим, подкачаем, обучим. А снаряга, униформа, волыны какие… Сечешь?
Гена одернул серую камуфляжную куртку. Артем таких раньше не видел. И ткань была чудня, будто бы в мелкую-мелкую дырочку, и расцветка интересная – вблизи вроде бы серая, а издалека – бурая, и рисунок странный. Казалось, что рисунок сам по себе плывет, и очертания одетого в камуфляж человека смазываются. Что касается разгрузок и прочего снаряжения, то в этом плане все было не так загадочно. Что-то подобное Артем уже встречал. Допустим, у сержанта Кравченко и его бойцов снаряжение было не хуже, а некоторые детали совпадали. Ну, а оружие и вовсе не впечатляло. Ну, новенькие «АК-74» с подствольниками и планками под спецприцелы. Ничего особенного. Но в целом Гена был, конечно, прав. Если на круг, упакованы бойцы были богато, откормлены знатно, натренированы прилично.
– С нами, короче, все будет тип-топ, – предварительно подытожил Гена.
– А что у вас за отряд? – Артем едва не ляпнул «стая», настолько очевидным ему показалось сходство этих «сумеречных» с волками – тоже «серыми» по окрасу.
– Слышь, Коваль, – Гена проигнорировал вопрос и обернулся к лидеру группы, – публика инфы просит. Двинешь речугу?
– Сам, – отмахнулся лидер. – Коротко. Скоро дальше пойдем.
– Коротко, это можно. – Гена снова уставился на Артема. – Если коротко, пацан, то будет так звучать: вам теперь гарантируется не только выживание, но и приличное существование в составе мощного, обеспеченного, свободного и справедливого клана. Понял, да?
Фраза была заученная, вероятно, любимая цитата из упомянутой «речуги», которую лучше всех зазубрил Коваль.
– Клана – в смысле… группировки? – уточнил Артем и тут же спохватился: – То есть я имел в виду бригады… в смысле… вооруженного формирования?
– Ты не туда загнул. – Гена поморщился: – Группировка, формирование, бригада – какая, на хрен, разница? Важно, что обеспечено формирование под завязку – ты офигеешь, когда увидишь, – и справедливое, понял, да? Все по понятиям, демократично и это… как его… демократично, короче. И справедливо. Короче, обмозгуй и проникнись, пока топаем, пригодится.
– Понятно, постараюсь, – Артем кивнул.
Лектор-агитатор из Гены вышел никудышный, после его вводной проникнуться идеей «мощной справедливости» Чернов не смог бы при всем желании, но альтернативы он пока не видел. Старший скаут-разведчик и его напарник были полностью во власти этих справедливых демократов, скорее всего – членов одной из многочисленных боевых групп Черного рынка. Оставалось только подчиниться их воле и надеяться, что до местного лагеря вооруженного формирования – а может, и до самого Черного рынка, где он там сейчас кочует? – конвой не доберется. И желательно, чтобы помешали группе Коваля не какие-нибудь бродяги или, допустим, егеря из поселения Край, а военные. Ведь в противном случае скауты попадут ногами в жир и застрянут в нем надолго. Если не навсегда.
Гена собрался было что-то добавить к сказанному, но в этот момент привал закончился. Вернувшийся проводник в трех словах доложил, как обстоят дела, и лидер группы подал знак всем подниматься. То есть обещанная Геной дневка пока откладывалась. Надолго ли? Вопрос следовало задать лидеру группы, но Артем не решился. Лучше потерпеть немного, чем получить в табло с ноги, как пообещал Коваль своему бойцу.
Довольно скоро стало ясно, почему Коваль не остался на дневку в роще. Дело было не в опасности, которая могла таиться в зарослях. Здесь, среди болотистой равнины, деревья не доставляли таких проблем, как в настоящем аномальном Лесу. В прозрачных рощах почти не водилась живность, если не считать вездесущих волков и пока еще не съеденных ими беглых коров или коз. Птицы тоже летали нормальные, пугливые, а не разъяренные, словно из знаменитой некогда компьютерной игры, а сама зелень вела себя прилично, как и подобает растениям. Шелестела себе листвой, реагировала на порывы ветра и вырабатывала кислород. Хватать и душить корнями, зажимать между сучьями или хлестать толстыми ветвями и подкидывать, чтобы при падении зазевавшаяся жертва переломала все кости, было у местных деревьев не в чести. Хотя утверждать, что здешние перелески и рощи не имели связи с большим Лесом, Артем не решался. Даже наоборот, он был уверен, что связь имеется и все эти мирные березки, осины и елочки на самом деле только прикидываются нормальными, поскольку Лес поручил им ответственное задание – следить за степью и за передвижениями людей, удравших на ее безопасные просторы в поисках спасения от аномального зеленого мутанта.
В общем, Коваль продолжил путь не потому, что опасался за безопасность группы, если она останется в роще. Коваля заинтересовала возможность завербовать в свою «справедливую стаю» еще двух человек. Это стало ясно, когда группа выбралась на пустырь, ограниченный двумя жидкими перелесками и речкой. По пустырю во множестве были раскиданы обломки техники, высились груды мусора и хлама, а на берегу речки Волчья образовалась натуральная засека из хаотично сваленных бревен разного калибра. Не разведи два беспечных бродяги костерок как раз вблизи засеки, их присутствие вряд ли обнаружил бы самый опытный разведчик-следопыт. В хаосе, царящем на берегу и на примыкающем пустыре, легко мог затеряться целый табор бродяг.
– Туда, потом сюда и прямо, – проводник жестами обрисовал предлагаемый маршрут.
– Почему не по краю поляны? Там свободно.
– Армейский патруль в двух километрах, как раз с той стороны. Привал у них, но поляну секут, однозначно. Туман спрячет, базара нет, но все равно лучше не рисковать. Вдруг нашумит кто или резко дернется.
– Лады, пойдем между завалами.
– Ну! Подкрадемся легко, я все проверил.
– Не будем красться, в полный рост пойдем, – решил Коваль. – Доверия больше.
– А если спугнем? – забеспокоился Гена. – Тогда точно сорвутся с крючка и патрулю достанутся. Это ж бродяги, чего там у них в котелках, как знать?
– В одном уха, точно, – Коваль потянул носом. – Впереди хлопцев пусти. Они даже кроликов не спугнут. Гена, веди сюда рекрутов.
Читать бесплатно другие книги:
