Стратегия. Экспансия Денисов Вадим
Многие боялись: нечто подобное случится и у нас. Не случилось — владельцы точек по сей день держатся на уровне. Наверное, все дело в отсутствии класса документально бедных чиновников-«альфонсов», бездарные жены которых и содержат подобный общепит.
Несвоевременные мысли. Аппетит растет. Придется терпеть.
Подошли мужики, волосы мокрые, форма уже в машинах, почти остыли.
— Провалили мы, командир, игру, — поведал Гоблин. — Надо американский футбол затевать, там реально всех вынесем, бездурки.
Демченко махнул рукой — мол, да и черт с ним, чего теперь убиваться.
Кастет усмехнулся:
— Ты-то вынесешь, кабан, — сказал он мрачно, — ты что угодно вынесешь. Мозг мне вынесешь. Футболист… Американский. Ворота держать надо было.
— А я че, не держал, что ли, — как-то лениво, наверное, уже в десятый раз пробурчал Мишка. — Кроме моих ворот, есть и другие, напротив. Некоторые умельцы туда мячи забивают, а не на своих вратарей рычат.
— А я и забивал, — по инерции пробухтел Костя.
— Значит, мало забивал. Хочешь на мое место? Становись — а я пну в тебя разок-другой.
Было заметно, что футбольная тема иссякает: устали все, даже спорить лень.
Прозвучал свисток, трибуны заревели, другие парни начали борьбу.
А нам пора ехать.
В пампасы.
Дорога на турбазу действительно пробита.
Начинаясь сразу за разливистым рыбным озером поселка, новая трасса петляла меж болот, постепенно приближаясь к небольшим холмам, у подножия которых и расположилась Турбаза — найденное некогда сталкерами несостоявшееся обиталище неудачливого английского Спасателя.
Мы шли двумя машинами плюс «харлей» Кастета. Никто не сомневается, что Костя вскоре избавится от мотоцикла, — просто играет. В реальной жизни и работе он сталкеру, тем более семейному, не нужен. В скрытом рейде мотоцикл неуместен, как транспортное средство маловместителен, возможности для параллельного осмотра и контроля местности практически отсутствуют — нарвешься рано или поздно. А пока «харлей» идет впереди колонны. За ним катит Шнюша под управлением Монгола, замыкает колонну японский пикап сталкеров, за рулем Эрих. В кузове, под предлогом острой необходимости постоянного дежурства, у турели с ПКМ сидит Гоблин, почему-то вместе с Софи. Та тоже дежурит у «машинки», что ли?
Ехать до Турбазы не особенно долго: добираться быстрей, чем от Белой Церкви до Медового например. Первый раз я был там пару месяцев назад, тогда ехали на квадрах, больше двух часов тряслись на кочках. Сейчас на джипах — вполне комфортно и споро. Из зверей по пути никого не увидели, хотя Демон обещал показать местечко, где регулярно появляются волки. Дураки они, что ли? Звук двигателей услышат за две версты. Думаю, они вообще отсюда свалили: места на планете предостаточно.
Вскоре машины поднялись на заросший кустарником холмик. В темном хвойном массиве на краю Большого Болота небольшое пятно одинокой лесной поляны было почти незаметно.
Пш-шш.
— «Ресорт» — «Монголу».
— Слушаю, ребятки! Я и есть «Ресорт». Пять звезд.
Это Самуил Семенович, Дядя Сэм, как его называют, старый, но бодрый еврей из Биробиджана — таежник, охотник, на тигра ходил. Гольдбрейх боится Дядю Сэма как огня: Семенович моментально вышибает из профессора излишний интеллектуально-еврейский дух. Дед живет на турбазе вместе с женой, Сарой Самуиловной, и внуками — они сейчас тут, на каникулах. Родители работают в государственной Агрофирме, животноводами.
Пш-шш.
— Дядь Сэм, мы подъезжаем. Как обстановка?
— Давай, Шамиль, заруливайте, уж заждались! Тихо все, как иначе-то.
Это точно. Дядя Сэм из тех редких «слонобоев», кто бьет пещерника в глаз, как белку. Но территорию вокруг не зачищает — охота в этих местах отменная. Даже собака, шестимесячный потомок колли и эрделя, большую часть времени проводит на привязи, иначе разгонит всю дичь в округе.
— Как Сара Самуиловна?
— Твою любимую курочку готовит, мусульманин, катите уже.
Когда мы подъехали ближе, дорога зашла в широкий вираж — так удобней въезжать на поляну, к одинокому рубленому дому в лесу. Вру, уже не одинокому. Рядом с турбазой выстроена небольшая избушка стариков, сарай и склад, баня и широкий навес для техники. Пока там стоит лишь квадроцикл деда. Особая гордость турбазы — открытый очаг во дворе, тоже под навесом, но с отверстием-дымоходом в конусе.
Здесь дорогу сталкеры прорезали бензопилами: короткие пеньки мелькают между колесами. Вскоре колонна выкатилась на поляну, встречающий нас дедок быстро распределил технику по местам стоянки, все начали выгружаться, перетаскивать привезенное в избу. Собаку пришлось отвязать сразу: пес ошалел от такого количества гостей — еще удавится в ошейнике.
Над поляной стоит густой запах жареного мяса. Я сейчас умру.
Из избушки выскочили пацанята, пяти и семи лет, уже зная тему, с криками помчались к Гоблину. Мишка вручил им подарки от родителей и свои, после чего опять полез в джип, уже с карапетами на руках.
— Самуил Семенович, я ребятишек прокачу недалеко! Может, постреляем маленько.
Дед кивнул: мальчишки тут воспитываются в духе Ф. Купера.
Монгол с Вальтером сразу собрались на охоту.
— Сходите, мальчики, в полутора километрах на юго-восток есть вытянутая поляна. — Сэм указал направление. — Шамиль, знаешь?
Тот кивнул.
— Цесарки знатные. И кабанья тропа есть. Хотя этих можешь не брать, у меня второй свеженький в сарайке висит, если мало будет. А первый уже вертится — принимайте смену, не стариковское это дело вертел крутить.
Я первым делом проверил связь с Башней. В свое время Монгол залез на самый высокий кедр, поставил пару антенн. Не ахти, но до замка и Кордона добивают уверенно. Трансивер стоит у деда в избе, да я и свой подключил — привык к собственной связи. Женщины собрались в баню — она тут особенная, стоит прямо на ручье, в люке вода под ногами.
Как здесь хорошо…
Райский уголок. Удивительно красивый лес на краю Болота.
Казалось бы, везде он одинаковый — не так: этот сказочный, заповедный.
И плохое в нем не чувствуется, а таких мест, тяжелых, гнетущих, что ли, в окрестностях хватает. Заходишь — и сразу понимаешь: Нехорошее Место.
Тема «нехорошести места» для кого-то отдает желтизной, для кого-то она неактуальна в силу материалистической или духовной ортодоксальности. Но, так или иначе, она регулярно артикулируется в слухах, вопрос периодически задается — значит, он есть. А уж что делать с такой информацией, каждый решит сам. Здесь же, в мире, сотворенном Смотрящими, допускать можно что угодно.
Есть места. Неуютно там, но по-разному. Причем «неуютно» отнюдь не по силе воздействия, а по его характеру. Я так думаю, что феномен возникновения «нехорошего места» сложней, чем может показаться. В одних местах у человека просто возникает некая фобия и неприязнь памяти, сознательный или подсознательный страх былых непонятных событий, а вот в других — элементы непонятной паники и острое желание сбежать к чертовой матери в течение минуты!
Каждый может верить или не верить в эту жуть. Однако каждый же из вас сможет прочувствовать то, о чем я говорю, наложив увиденное — а это немало людей испытали еще на Земле-1, — на свой склад характера и свое восприятие местности.
Что уж говорить о сюрпризах «Пятой Платформы»…
Одно Нехорошее Место я точно видел — как раз во время рейда, в который меня вытащили ребята. Если будете в тех краях, наведайтесь, коль не страшно. Это на Пакистанке, перед самым поворотом грунтовой дороги на восток. Там справа есть не то чтобы дорожка — просто проезд с подъемом на горку. С километр между скалами, потом на каменистую полянку. Теперь вам осталось подняться чуть выше россыпи больших квадратных камней, напоминающих развалины мегалитов, — и идите в небольшой распадок совершенно лысого склона: там поймете, о чем я говорю. Такое впечатление, что отсюда некогда ушли странные люди, попавшие в беду, и с тех пор злая аура места доминирует настолько, что находиться там долго невозможно. Все, кто там побывал, как один отмечают чувство страха и ощущение полной подконтрольности. Какое-то внешнее воздействие. Словно следит кто-то за тобой! Словно чьи-то пристальные внимательные глаза сканируют каждое твое движение… и тихий шум кажется грохотом. Это действительно «нехорошее место».
Анализировать это я не возьмусь. В наших краях через день проживания в чистом поле поверишь во все что угодно.
Надо думать, что вся «нехорошесть» таких мест вызвана не только воздействием Смотрящих на среду, но и еще какими-то факторами. Магнитные поля и их переплетения, выходы подземных газов, особенности освещения и преломления света, — достоверных факторов я не знаю и ничего не буду категорически утверждать. Ведь все это достаточно субъективно, а степень восприятия у всех людей разная. Что же, на то она и тайна.
Но я никогда не забуду, как почти всегда серьезный Монгол уже через пять минут в неожиданно наступившей полной тишине спросил у меня:
— Юра, тебе не кажется, что справа кто-то смотрит нам в спину?
Проклятье, я тоже это почувствовал! Резко, неожиданно, с какой-то падающей на плечи тяжестью… Злой взгляд чужого, какого-то неземного существа. Помню, что стремительно появилась мысль схватиться за ствол, благо в них недостатка не было, но все вышло совершенно иначе. Демченко неожиданно рявкнул, мы снялись и драпанули.
У мужиков, как я понял, даже некая карта есть с такими отметками.
Но они ее никогда и никому не показывают, даже мне.
Ходоков в анклаве более чем достаточно.
Случаев, подобных тому, что упомянул, вы при желании наслушаетесь вдосталь — посидите вечерком в «Гаване», когда охотники собираются в Посаде на сдачу шкур. Аналогичных баек, повествующих о некой мистической причинно-следственной связи, можно услышать очень много. Воспринимать их можно по-разному — это личное дело каждого. Материального объяснения подобным феноменам такой локальной «нехорошести» не существует, но здесь, в диких краях, все попытки объяснения вторичны и быстро меркнут в сравнении с простейшей житейской целесообразностью, правилами самосохранения, выверенным личным и чужим печальным опытом.
Обычно бывает так: шутливую историю полевой человек и рассказывает вам с юмором, уловимой пренебрежительностью — мол, сами понимаете… байка! — помогая себе в изложении тональностью, мимикой и акцентами. Иногда за внешней юмористичностью рассказчика кроется смущение: все равно ведь не поверят. Но порой интереснейший рассказ из разряда явных небылиц повествуется спокойно, вдумчиво и на удивление серьезно, невзирая на мистичность или запредельную неправдоподобность сюжета. Это происходит в тех случаях, когда какой-нибудь охотник с Кордона, человек опытный, проживший в отрыве от цивилизации достаточно долго, научается видеть в череде происходящих с ним событий нечто важное, веское, пусть и необъяснимое. И совсем не обязательно, чтобы в рассказе присутствовал напористый драматизм или тем более трагедия. Нет, слушаешь — вроде бы обычные ситуации…
А цепляет. Серьезностью восприятия цепляет.
Ладно, хватит об этом, вот уже и девушки из бани вышли, кинулись накрывать на стол.
— Юрка, — кто-то тронул меня за плечо.
Я вздрогнул.
— О чем задумался? — спросил Вальтер на почти уже нормальном русском, продолжая медленно накручивать вертел. — Держи, — отрезал кусок, — вижу, ты есть голодный.
— А? Да так… Если честно, о мистическом.
Немец внимательно посмотрел на меня:
— Природа заставляет думать о мистике? Я правильно сказал?
— Почти.
— Когда мы с Эрихом бродили в лесах на северном берегу Шпрее, нашли одно такое, странное место… Расскажу тебе, но потом. Сегодня праздник.
— Правильно, сегодня лучше не стоит, — поежился я…
Как выяснилось, пока мы с Вальтером возились у жаровни, пока я размышлял о странном, народ уже собрался в избе, все ждут жареного порося. Ну кроме Монгола с Дядей Сэмом. Уже стемнело, хозяин активировал четыре датчика движения, установленных в глубине леса по краям поляны.
Точно, все уже собрались. Девчата, правда, откатили в сторону, им наши базары поперек горла, там свои интересы. На столе всякое-разное, основное спасибо Павидле и Вкусной Марте. Спиртное мы покупали в гославке, но еще и самогончику из Медового припасли. Основная масса поздравила Серегу в замке, тут — близкие люди.
Пш-шш…
— «Демон» — «Маккене».
Шериф прорезался!
— Серега, бери трубу!
Пш-шш.
— «Демон» — «Маккене».
— В канале, Петя, ты где?
— Подъезжаем. Я с Гонтой. Дугин сказал, что выберется чуть попозже.
— Да ты что! Гриша из Берлина прикатил? Здорово! На чем вы?
Так, глядишь, и Сотников надумает заявиться. Уж больно добрая компания склеивается на точке. Правильно сталкеры решили праздновать днюху на турбазе, а не в кабаке: тут круче.
— Как на чем, на «Урале» моем. Гриша в коляске трясется, автомат по зубам колотит. Ребята, мы тут не заблудимся в дебрях?
Шутит шериф. Чтобы он заблудился…
Гоблин вскочил с места, махнул рукой, Эрих с ним. Серега понимающе глянул, кивнул.
— Петя, сейчас вас встретят, мужики на пикапе выдвигаются.
— Добро.
— Давай, ждем.
Ну все, сейчас тут начнется отжиг с танцами.
Придется идти назад, греть порося дальше, чтобы с первых тостов под горячее все начать взрыв местности — грядет страшная русская гульба. Обреченно махнул Вальтеру — мол, сейчас подтянусь. Сел, незаметно придвигая к себе некоторые тарелки: хоть чуть-чуть, сколько же можно ждать!
— Юра, Вальтер, вы пока намахните по малой. Не торопитесь.
— Ага, Валя, давай вмажем да двинем к жаровне.
— Юр, может, с собой возьмем?
Адаптировался немец, молодца.
Я сидел, торопливо закидывая в себя закуски, и слушал край текущего разговора. Демченко пояснял Дяде Сэму, а тот с наслаждением впитывал последние слухи. Самуил Семенович, в силу своей должности, один из самых осведомленных людей анклава — чего только не наслушается, разные люди здесь бывают.
— Так вот, канадцы и будут до поры молчать. Или им нужно объявляться, знакомиться, обозначать планы и интересы. Мотивы странных действий. Светить грузинский монокластер, — а канадцы прекрасно понимают, какие это вызовет эмоции… А только потом — претензии. Ибо пошлют. Типа вы кто такие вообще?
— Думаешь, союз с французами — это и есть их главный план?
— Это франки сначала так думали. Столица-то у соседей Квебек, неспроста же. Главный — этнический француз… Вот и помнилась Сильве Каз Великая Французская Агрегация. Точнее, просто вариант некоего радикального прорыва, франки тоже натерпелись достаточно. Может, я и не прав, это мое мнение.
— А теперь?
— То, что вбито Штатами в голову североамериканцам, никакой этничностью просто так не вышибешь. США ведь поблизости нет, а огромный мир тут. Без Хозяина — как так? Вот канадцы, допусти такое, и подумали: а чем мы хуже юсовцев? Мы тоже удальцы! Ага.
— То есть франки что-то такое начинают понимать?
— Да черт их знает. Непонятно еще, будем выяснять дальше… Но за солью едут! Работы много. Сперва нужно Промзону освоить путем, сейчас там крошечный гарнизон — три человека от Дугина и мы наскоками. Ну Эдгар теперь чаще катается, там совсем рядом, за подходами поглядывает, реку слушает. Потом спланировать в Промзоне ВПП с заправкой — тогда с подскоком через Дальний Пост можно будет полетать над побережьем конкретно, поснимать поверхность, оценить движуху.
— А что вам океан-то залип, парни?
Демченко поставил стакан и с недоумением посмотрел на деда:
— Семеныч, а я что, не сказал тебе еще? Извини тогда, реально устал за день. Или это я Дугину говорил? Хм…
— Рассказывай. — Старый еврей от нетерпения потер ладони об штаны.
— Допросили мы тех орлов недаром, хоть Гоблин, может, и перестарался немного. Самую малость. У канадцев появился воодушевляющий фактор: они же недавно с бриттами связались! Ну знаешь ведь, сейчас весь эфир в ЗАСе идет, открытых переговоров давно уже нет, так, Юра?
Я кивнул, торопливо доедая очередной кусок колбасы.
— Так что правильней будет сказать — «англичанка» с ними связалась. Видать, потыкались бритты, постучались к американцам — те далеко, не помощники друг другу, Смотрящие как специально двух великих выключили, раскидали по дальним углам США и Китай. Вот «англичанка» и решила активизироваться на местном рынке. Вышли с дельным предложением: создать заново Британский Союз, Новую Империю, ни много ни мало.
— Да иди ты!
— Чтоб поросенок в меня не лез…
— Ясно… Значит, франки снова в метаниях, — с кайфом задумался дед.
— Можем только предполагать. «Англичанка» действует грамотно — как мы поняли, они и австралийцев ищут. А швейцарцев, похоже, уже где-то нашли, но это только по слухам.
На улице послышался шум двигателей: наши приехали.
Пропади она, эта политика. Меня сегодня что-то совсем другое вставило: чувствую, напрошусь опять с мужиками — уже в Промзону. Кастет вчера мельком сказал, что там еще одно Нехорошее Место поблизости имеется. Решил заняться вопросом, собрать данные — сами знаете, как я люблю списки.
А пока — Днюха.
С днем рождения, сталкер!
Глава 13
Костя «Кастет» Лунев, сталкер-философ, вечный дозорный фронтира
Вотяков, скажу я вам, тот еще мотострелок и еще более «тот» егерь.
Но соображалка у главного радиоспеца резвая, толк из него будет. Да и физика вполне, хоть он поначалу и прибеднялся. Ну а что, по крышам лазит, тяжести на высоту таскает.
— Так, теперь деталировка номер… сколько там, Юр?
— Семь.
— Номер семь. Давай повторять урок с самого начала, прессуй под каску. Порядок: я иду первый, Гоблин замыкает. Ты в центре. И твоя сторона левая.
— Все же почему именно левая?
Вот этим и отличается простой нормальный работник поля боя от умненького офисного «додика» — молча выполняет, а тому все знать нужно, все «додик» уточнить хочет. Как правило, после уточнения ничего не меняется.
— Ты правша?
— Конечно, — чуть ли не возмутился ученик. Действительно, чего это я спрашиваю об очевидном.
— Не «конечно». Но конкретно ты — правша. У тебя щас ствол куда смотрит? Влево, — терпеливо пояснил я, тут же картинно теряя терпение: старый прием. — Вот пусть туда и смотрит! И вправо ты его будешь ворочать только в определенном регламенте!
— Да помню я, помню, — устало отозвался он.
— Так какого болта ты через меня тянешь?! Давай еще раз.
Мы вновь выстроились в походную «нано»-колонну.
Сцена для репетиций отменная, тут отличный полигон, антураж Промзоны будто создан для компьютерного шутера. Приемлемо.
— Пошли.
Вот и траверз мишени. Сейчас он типа первым из группы обнаружит опасность, но не со своей стороны.
— Справа объект! — вполне достоверно рявкнул Юрка.
Я на автомате чуть присел с поворотом, навел ствол и тут же дал отбой, раньше начала своего движения увидев ошибку.
— А-атставить! Юра, ствол твой где! Ты меня опять застрелил.
Да он уже понял, он всегда понимает. Ум. А вот рефлексы отсутствуют. Ум без тела.
— Стоп, давай поговорим. Садись, на…
Мы сели на травку.
— Тут такое дело, Юрок, я одного только не пойму: вот вы все такие вдумчивые, в техно-интеллигентном звене? Неужели нельзя сработать нормально — просто запомнить и сделать? Ну почему все время через нервы, а?
Молчит.
— Мы — сталкеры, Юр. У нас тапки жестяные и две головы. Мы не столько против людей в этих лесах, сколько против зверя, увидишь еще, какого… Ты себе не представляешь, как они прыгают. Тебе такие морды ни разу не снились. Когда увидишь их вблизи — все из башки выстудит, это фактор! Это, парень, такой фактор, что у спецназовцев трусы тяжелеют! И потому у нас по-другому все, Юра!
— Я помню, — приглушенно повторил радист.
Хорошо, что он спокоен в обучении, этому его Гоблин учил — научил, похоже. Иначе сгорел бы парень на таких уроках.
— Идем по полю или же в более-менее хорошем обзоре — работаем по-человечески, как армейцы. Идем в лесу по зверовой или торной тропе, с минимумом обзора — и работаем по-зверовому. Все просто: «люди» — «звери». И будь любезен, переключайся автоматически, и сразу намертво.
Этому на старой Земле не учат, нет там таких необходимостей. Разве что у африканцев каких или у таежных народов осталось понимание.
— И обе тактики взаимоисключающие, Юра… — Еще бы и мне спокойствия добавить: плохой я педагог. — Мы ведь своим опытом доходили… Раз пять чуть друг другу бошки не снесли. Нельзя в группе, на зверовой тропе, крутиться со стволом на изготовку. Когда ты, вложенный, увидишь пещерника рядом, ты начнешь стрелять еще до собственной команды, адреналин тебя так торкнет, что первые три пули еще влево поедут, а следующие — мне в голову. И только потом ты начнешь сажать по мишени. Это не араб, не пакистанец. Это Неземное, тут страх иррациональный, ужас невиданного. А мне садиться нельзя, даже если среагирую — кусты рядом. Нельзя нам, Юра, перед зверем садиться, для него это тряпошное: за кеглю примет. И сидя ничего не успеешь — не отпрыгнешь, не убежишь. Я не сяду. Поэтому ты проносишь ствол низом, как и держишь в колонне. Да мы вообще не ходим со стволами на изготовку, у нас концы длинные, запаришься.
Вотяков серьезно посмотрел на меня:
— Я стараюсь, Костя.
Он действительно хочет с нами пойти. Без байды.
— Хорошо. Итак, если по сторонам метров пятнадцать и более, то есть выше дальности прыжка, я сажусь низко, ты вкладываешься сразу. Если же кусты или деревья рядом, я остаюсь в стойке. Ты же при повороте направо начинаешь поднимать ствол лишь от моего правого плеча. Вроде мелочи, а ни фига не мелочи… И еще, напоминаю: зверь — не человек, на выстрел реакция разная. Кошки сразу прыгнут. Медведь — никогда не угадаешь. Кабан — сильно зависит от семьи. Росомаха местная свалит, а потом сутками за тобой будет идти: ей более сильного в честь сожрать. Местные волки уйдут глубже, но не все, две группы начнут заходить со спины. Поэтому далеко не всегда нужно стрелять, даже если зверь очень близко. Знаешь… Ты первый и не стреляй лучше. До первой же встречи, во всяком случае.
Потом мы с ним опять тренировались до изнеможения. Битый час. Итого уже три часа занимаемся, третий день, еще в замке начали.
Все, хватит пока. Мы устало присели на бетонную сваю возле периметра.
— Юра, подседалищник тебе зачем нужен?
Вотяков вскочил, торопливо перетянул кусок «пенки».
Вскоре к нам подвалил Гоблин, бодрый, свежий, аж противно. Встал напротив.
— Как у вас, че злой такой?
— Да пропади оно, манал я эту педагогику.
— Но хоть втыкается потихоньку?
— Да поначалу как-то не очень, потом покатило. Приемлемо.
— О как.
— Дык вот…
— А пойдем чай пить. И пожрем: я мангал развел.
— А пойдем.
Нужно заканчивать, хватит, тяжело уже.
Удивительно… Здесь, в Новом Мире, эту науку знают даже дети. Сопливый, как вам может представиться, охотник с собственным гладкоствольным ружьем — уже не редкость для анклава. Такие пацаны-романтики всегда востребованы — они из всего Чехова читают только рассказ «Мальчики», похождения двух гимназистов, начитавшихся Фенимора Купера и Майна Рида. Так ведь и в моем детстве именно с этого и начинались сложные, опасные походы да приключения.
В лес и обратно ребята из поселков ходят вместе, уже опытно самоорганизовываясь. Старшие ребята с оружием охраняют малышей, особенно если приходилось идти через чащу. Детям доводилось видеть многое, еще со времени «потеряшек». Они машинально считают далекие выстрелы, по поведению птиц определяют, откуда и кто приближается. А там, где взрослые не могут им что-то объяснить или научить, наши подросшие чада подменяют знание полетом фантазии и совсем не детской интуицией, ухватывая самую суть.
И наши дети уже беззаветно и преданно любят эти земли. Да, да, эти самые — для многих взрослых все еще чужие. Многим из нас все еще сложно любить «платформу», территория которой по своему генезису, как им кажется, граничит с космосом. Любить место, где они оказались вынужденно, по воле Неких Сил, для них то же самое, что «любить» международную космическую станцию. Или танк. Такой подвиг некоторым не под силу. Но наши дети уже другие — они не танкисты, они просто зачахнут эмоционально, ибо нельзя им круглый год жить в танке.
Детям нравится все. Запах хвои, километры грунтовок и лесных тропинок, рубленая культура жилья и серый камень стен замка, копоть угольного дыма промышленных печей и домашних печек, радиопереклички проезжающих патрулей, визг первых свиней и обеденные удары по подвешенному рельсу в поселках. Почему? Да потому что они уже не воспринимают анклав как «свой поселок в чужом мире». Они не считают Русский мир гроздью поселений, предпочитая говорить масштабное «Союз». А недавно уже стал надобен эвфемизм «Русский промышленный район». Вот такой способ пространственного определения своих жизненных интересов. Россия — это все вокруг! Применяя аналогию, еще скажу умного: наши дети воспринимают свое жизненное пространство не как «домик» и даже не как «участок», а как «графскую усадьбу». А в усадьбе много чего есть. Вот летняя кухня — это Белая Церковь. Вот кузня — Замок. Вот будка сторожей — это Дальний Пост. Охотничий домик — Кордон, Дача в Заостровской…
И все рядом: здесь к расстояниям относятся по-другому, к пространству тоже.
Дети любят всю Усадьбу, а не двор или место тусовки. И это хорошо — владельца Территории на кривой не объедешь. Говорят же, что родившийся в собственном доме ребенок имеет другую психологию жизни. А тут целый… Ну вы понимаете.
Что-то понесло Кастета на лирику.
Но, как видите, никакого дутого «патриотизма». Оказывается, это я про любовь.
В Промзоне мы уже освоились, застолбили место. Сюда и пришли: время ужина. Централизованного котлового питания в новом поселении пока нет, не доросли еще. Все в своих делах-бегах, все едят по-разному и в разное время. Расположились на улице, вместо стульев поставив широкие чурбаки.
Два небольших гаражика неподалеку от подстанции теперь наши. В одном хранится квадроцикл группы, старый добрый дизельный «кот», в другом, отапливаемом, с «буржуйкой», некогда была бытовка, теперь у нас там жилое помещение. Этот гараж немного длинней, в уступе позади мы поставили мангал и столик — хорошо на досуге шашлычком побаловаться. Балок, так называют подобный вид жилья наши сибиряки, старинное слово, от слова «волок» произошло: его перетащить можно.
Тот бокс, где сейчас стоит квадроцикл группы, раньше занимал очень ценный груз — старые аккумуляторы, со всех видов техники. Более-менее целые и колотые в хлам, они были аккуратно складированы по всему объему невеликого помещения. Влезло много: когда их готовили на вывоз, оставив в Промзоне лишь небольшую часть пригодного к быстрому восстановлению, пересчитали — 218 штук! Судя по всему, аккумуляторы копили не для сдачи согласно производственному плану. Мне показалось, что это какой-то ушлый начальник-жучок сгреб их со шкурными целями — для левого единомоментного слива перекупщикам цветного металла.
Территория потихоньку меняется.
Периметр уже восстановлен, на бетонные столбы подняли и вновь закрепили рабицу со вплетенной колючкой, сделали еще один проход, пешеходный, с калиткой.
В подстанции тихо фырчит выведенным наружу выхлопом невеликая старенькая ДЭС, найденная тут же. Зелени, обжившей красные кирпичные стены строения, это вскоре не понравится. Пока ее мощности в общем-то хватает, но погружную турбину в речку нужно ставить. Кроме того, в убогой энергосистеме Промзоны есть страховочные солнечные батареи — они стоят на крышах: у нас, на диспетчерской, и две на крыше ангара.
На высокой ажурной вышке — круглосуточный караульный пост-грибок, ветровые экраны, рация и бесцеремонно снятый с «Нерпы» пулемет СГ-43 на турели.
Во всех зданиях уже вставили стекла, подварили решетки на окнах, двери на местах, усилены. В Промзоне работает бригада слесарей — их шесть, и мастер. Первой мужики восстановили «буханку» — как выяснилось, не подумали: микроавтобус тут же забрали в замок, теперь он курсирует между поселками. Кабанов Павел Матвеевич, мастер бригады, долго матерился. И «Победу», крашенную в помещении сварочного цеха, уже никому не отдал — это разъездная легковушка Промзоны, людей на причал возит. Причал — понятие весьма условное: стлани лежат на берегу Волги, да и только. Кроме того, уже эксплуатируется топливозаправщик на базе Газ-53 — угнан в замок, и один трактор Т-100 здесь, второй восстанавливается. Вот это зверь! Неизбалованные большими габаритами и мощностями, забывшие про энерговооруженные тяжелые машины, мы с восхищением смотрели, как этот «танк» бил просеку к реке.
Мастер живет тут постоянно, слесаря же изредка меняются: семейным людям тяжело. Но решение по строительству в Промзоне дворовых хозяйств уже принято, домики скоро вырастут.
Здесь будет южная опорная точка анклава.
А пока мужики перетащили на территорию разобранную береговую «локалку» — она встала рядом, но вне периметра Промзоны: в перспективном плане для такого объекта места не нашлось.
В бревенчатом здании — штаб и жилые кубрики погранотряда. Это так, у нас «зеленые» появились. Обнаружился среди «потеряшек» лейтенант-пограничник, огляделся он, вник — и пришел к Сотникову с предложением, от которого тот, после долгого размышления, не смог отказаться. Главный и с нами советовался — сталкеры идею подержали. А вот вояки были в контре, что нормально. Но Александрович решил не плодить новых армейских отделений сверх имеющихся — и в своей манере «разделяй и властвуй» решил создать новый род войск.
Начпогранотряда — Игорь Фокин, лейтенант, позывной «Фокус». Людей у него мало, ну сколько есть, точнее, сколько смогли дать. На этой заставе шесть бойцов и сержант, нагрузка у ребят серьезная. Кроме охраны Промзоны, ими осуществляется скрытое патрулирование местности по рваному графику и периодические рейды по реке на моторке. Поэтому погранцам в охране объекта помогает механослужба: к такому симбиозу люди давно привыкли, особенно в поселках: на фронтире живем.
Своя антенна, датчики движения, прожектора, генератор, «соляр-панели».
И форма у них своя — все пограничники одеты в комплекты полевой бундесовской военной формы, найденной близ Берлина, со своими знаками отличия.
Армейцев тоже одевают из этого «магазина», но знаки у бероевцев другие.
Застава Промзоны укреплена и автономна, пограничники даже соорудили свой небольшой периметр из колючки. И плац для развода караула имеется, как положено. Бойцы несут службу серьезно, с ритуалами и традициями. А вот с оружием у них пока плоховато: автоматов просто нет — лишь трофейные самозарядные карабины и гладкоствольное, тут они выбрали, по наводке Гоблина, уже проверенную в деле четырнадцатизарядную «помповуху» Kel-Tek KSG. И правильно: пока что в противниках Промзоны лишь Зверь Дикий.
Вторая застава обосновалась в «локалке» сербов, возле новой ВПП Междуречья.
Там гарнизон еще меньше — всего трое бойцов с сержантом. Правда, им помогают казачки Туголукова: один постоянно дежурит на квадре, а при повышении тревоги хотя бы на уровень — из станицы приезжают еще две машины. Собственная мехподдержка пограничников уникальна — для этой цели из Берлина забрали оба «кеттенкрада» НК 101, по одному на заставу. В окрестностях немецкой зоны им делать нечего, по грунтовым дорогам патрулировать на таких машинах неудобно. Заменили на квадроциклы. А вот в глухих лесах, где квадроциклу проехать невозможно, «кеттенкрад» дорогу всегда найдет.
На заставе Сербская частенько живут и девчата — летный отряд «Интерведьмы», как их успели прозвать остряки. В задаче группы — эпизодическое или «по заявкам» патрулирование леса в районе Сены, «ведьмы» ведут наблюдение, обозначают присутствие. Сотников слабины в отношениях с соседом давать не намерен. Определяйтесь уж, франки, какова ваша комплиментарность по отношению к Русскому Союзу.
А пока… Сталкеры постоянно тусят на этих двух границах: «западной» и «южной». Эрих с Вальтером нынче в Сербской, мы с ними меняемся. И так будет продолжаться до той поры, пока Сотников не даст отмашку на ослабление режима. Плохо все это, у нас куча дел в планах, а одно звено Демченко многого не свершит.
По лесу вокруг Промзоны бездумно болтаться не рекомендуется.
Да и не получится — тут и там изобретательными пограничниками натыканы таблички с надписью «Осторожно, мины!». По большей части это «обманка», но удар по психике такая инсталляция производит вполне годный. Это против людей. Впрочем, и четыре «клеймора» стоят в наиболее перспективных местах, но их активируют только на ночь, иначе нельзя: зверь подрывается. По той же причине не ставят растяжек.
А зверя здесь богато. Места для людей новые, дикие, большая часть зверушек человека, похоже, вообще никогда не видела. Так что первые дни братва зачищала местность, в четыре бензопилы отодвигала от периметра лес. Дров сложили преобильно. На них и сжигали остатки стаи — воняло на всю округу.
Сейчас ситуация успокоилась, реально мешают лишь «птички».