Стратегия. Спасатель Денисов Вадим
Два «четырехтонника» Zodiac Heavy Duty Mark VI HD с подвесными «меркуриями». Хорошие лодки, годные. В Шанхае тоже такие имеются, но те серые, точнее, стального цвета. Эти — диверсионные, речные, в камуфлированных кевларовых чехлах, на таких через любые тесные протоки продираться можно, дикая вещь.
Здесь швейцарцы.
Клятый Отто Бахманн, «непотопимо-невыгоняемый», ты обманул всех!
И Субедара, и самого Святого, и нас, олухов, вместе взятых!
Забабахал себе топливную нычку где-то выше Шанхая, после чего, поклянчив и получив в конце концов требуемое топливо и таким образом снабдив себя горючим до уровня членства в ОПЕК, совершил длинный рейд вниз по Гангу. И засел в самом грамотющем месте — сто пудов, что мы тут остановимся: инфу по реке узнать, про птичек послушать, карты подправить. Ай да «цветок душистый прерий»! Не оценил я тебя, возгордился Федя.
Сколько их здесь? Шестеро. Из них два судоводителя, из гражданских, значит, с Бахманном трое подготовленных гвардейцев Замка, а это профи. И вооружены они как надо. Вот ведь сучий «лаврентий палыч»… А цыгане-то каковы! Знал я, что лицедейство присуще этому племени, но так качественно… А куда им было деваться, с двумя мужами против шестерки головорезов?
Из «нашей» избы на береговой песочек плеснул яркий сноп света, открылась и закрылась входная дверь, темный силуэт направился к длинному темному дому и, не заходя туда, убыстряясь, пошел дальше, к последнему в ряду строению, где и горели окна.
Понятно, почему детей нет на улице.
Понятно, почему окна второго дома темные. И нас в нем не поселили бы: как объяснить, что такой домина вдруг стал свободен? Вот и набились жители в последнем, ждут конца битвы, рассчитывая бог знает на какой профит.
Сейчас они начнут. Что делаем?
Я машинально схватился за пояс. Рация!
Хоть в этом не лоханулись — привычка помогла. Присев за кустами пониже, я вдавил кнопку вызова. Без гарнитур мы! Да черт с ними, уже не принципиально!
Пш-шш…
— Джай, здесь Отто!
Пш-шш…
— К бою! Бахманн тут!
На место ее! Спрятав рацию, я, пригибаясь, побежал вдоль кустов к избе — ох, как же хреново бежится по вязкому песочку. Наши светильники уже загасили, отлично. Глаза уже привыкли к темноте, и потому я хорошо разглядел, как медленно открылась для старта атакующей группы дверь «плохой» избы. Не, так не пойдет, камрады!
Бах! Бах!
Четыре выстрела подряд в проем, все точно положил.
Никто не сунулся. Жаль, там бревна кругом: рикошетов не будет.
Джай выкатился из нашей двери первым, наверняка с закрытыми глазами, сбрасывая остаточные «зайчики». Следом выскочил шкипер и, недолго разбираясь, как и вообще не прицеливаясь, всадил в сторону врага длинную очередь патронов на двадцать, еще и стволом зачем-то поводил из стороны в сторону. Сильфида выпрыгнула следом.
— Ленни, падай!
Это я. Она услышала, но не упала, в бой рвется, дур-ра!
— На землю!
Бодро добил остаток магазина, посылая пули в проем двери. Короткими очередями заработал Джай, потом затих.
Пустой я! Перезарядка. Лежа на боку, набивать магазин маузера патронами — не самое легкое и быстрое дело.
— Гвардейцы, жить хотите? — крикнул я для куража. — Еще есть шанс!
На секунду возникла пауза, во время которой мои уши наполнил как бы далекий нарастающий рев — в единственной жилой избе деревни заорали и заплакали, все и сразу, крики и плач сливались в чудовищную какофонию страха и отчаяния.
Один из гвардейцев — как же мне хочется верить, что никого из моих приятелей тут нет, — опустился и, высунувшись из двери, влепил хорошую очередь в то место, где только что стрелял индус. Понимает, паразит, откуда идет реальная опасность, по нашей избе стрелять не стал. Впрочем, шкипер с девчонкой уже спрятались в доме. Но и индуса на месте не было. Куда делся?
Вместо Джая чуть не получил горяченького Федя, директриса стрельбы гвардейца направлена в мою сторону, хорошо, тут есть спасительный земляной гребень, намытый высокими паводками.
Сразу за этой очередью уже Ленни, высунув руку с пистолетом, высадила весь магазин «глока» в направлении врага, швейцарец тут же спрятался.
И опять пауза.
Патовая ситуация.
Но еще чуть-чуть — и она станет для нас кислой. Наверняка у «виксов» есть бронежилеты, ночники и тепловизоры. Очухаются — и начнут выцеливать спокойно и собранно. У экипажа «Клевера» тоже есть такая снасть, только толку от нее ноль, все лежит на «баркасе»! Правильно, неправильно — легко сейчас рассуждать. Не могли же мы десантироваться на землю хозяев, как пришельцы или штатовцы в Афгане, все в приборах и со стволами навскидку! Что-то нужно делать…
А пока я продолжал вдумчиво лепить по окнам и дверному проему редкими выстрелами, надеясь, что «шьющие» пули маузеровской 7,63-миллиметровой «бутылочки» на таком расстоянии пробьют все, что встретится на пути.
Дальше все происходило очень быстро.
Я не успел увидеть, как Джай оказался у здания с укрывшимися в нем гвардейцами — бой в городе, и индус тут спец. Заметил его лишь тогда, когда Бодсингх резко привстал и аккуратно вкинул в открытое окно шарик гранаты. Где взял только!
Бонг!
Хлопнуло внушительно, это вам не взрывпакет и не «наступалка».
В тот же миг я полетел вперед, успев на бегу крикнуть Zicke чуть ли не в ухо:
— Стоять тут!
Позади, отборно ругаясь на языке Гейне, тяжело затопал шкипер.
Напомнив мне черно-белые кадры старых кинохроник времен Великой нашей войны, Джай, прижавшись к стене спиной, всунул в оконце «томми», похожий на родной ППШ, и прочесал пулями все внутреннее пространство помещения.
«Похоже, аллес», — подумал я, влетая в дверь практически одновременно с бовиком-индусом, змеей проскользнувшим в окно. Дым, темнота, вонь и трупы. Ни свечки, падла, ни фонарика!
Сколько? Раз, два, три… и еще один у дальней стены.
Проклятье, где еще двое?!
Здесь были не все? Я выскочил на улицу.
Поздно сообразил.
— Парни, вы меня не посчитали! — крикнул от нашего дома этот, внешне душевный, милейший человек, сухонький такой, невысокий, неприметный… Как из КГБ вышел. — Без глупостей, пару раз глубоко вздохнули — и начинаем размен! — вновь крикнул Отто, одной рукой удерживающий мою милую за шею.
Другая держала приставленный к виску девушки большой черный пистолет.
— Мы забираем мотобот, вам отдаем девку. Думаете тридцать секунд.
Сука, грамотно работает.
Мы втроем замерли. И не дернешься особо-то. Потому что рядом с ним стоял Ганс Липке, второй матрос «Клевера», оставшийся в Базеле. Могли бы и сразу сообразить: Ганс — единственный человек в швейцарском анклаве, знающий, что такое «Клевер», и умеющий с ним обращаться. А ведь шкипер был в нем уверен… Что же, и так бывает в жизни.
Бывший матрос и будущий, как ему представлялось, капитан мотобота держал в руке «солотурн», направленный на нас. Вряд ли он хорошо стреляет, но с автоматом на таком расстоянии этого и не нужно, скосит всех.
Через прицел коротенького эрзац-карабина я контролировал Бахманна полностью, хоть тому и казалось, что он умело прячется за Ленни. Вот только ситуацию это не определяет.
Думать долго не пришлось.
— Ваше решение?! — крикнул Отто.
И в этот момент откуда-то сбоку грохнул оглушительный выстрел из гладкого ствола, буквально снесший злополучного Ганса в сторону.
А я тут же потянул спуск. Бах!
Когда попадаешь зверю в лоб, тот обмякает мгновенно.
Почему с человеком должно быть по-другому? Отто осел на траву мягкой куклой.
Мы еще не успели броситься к оглушенной Zicke, медленно опускавшейся на одно колено, как из-за ее спины спокойно вышел староста с двустволкой в руках. Второй раз он стрелять не стал: патроны бережет.
Правильно мы сделали, что поменялись, вкусная будет импала.
Вот тебе и мирный вождь, дружелюбный бородатый мудрец с благородной сединой… Как там Пикуль про таких писал: «Душевный человек, разрывными бьет…» Мунирудзаман вытащил из переломленного ствола стреляную гильзу и заботливо сунул ее в карман.
— Мы решили помочь вам, — уже остывая, с привычной хитрецой заулыбался Муни. — А они плохие. Здесь хорошая земля, хорошая спокойная река. Зачем тут плохие люди? Совсем они тут не нужны. А вас дети любят.
И дети любят, и боги. Это точно…
Маурер вдруг вновь разрядился дробной ворчливой руганью, я бросился к сильфиде, а Джай тихо затянул заунывную песню и пошел собирать трофеи — правильно, негоже оружию на земле валяться.
— Раньше не могли, извини нас, Тео, — пояснил староста, показывая на труп, — их главный вместе с матросом сидел с заложницами. Но мы знали, что воины пойдут воевать, и тогда мы смогли. Порой белые так глупы…
Нормальные тут речные цыгане, годные.
— Есть хочу, — неожиданно громко заявила Zicke, сидя у бревенчатой стены.
— Женщины уже накрывают, — успокоил ее Муни. — Мы же знаем, что после охоты всегда есть хочется. Пошли в большой дом.
Вот как не пойдешь, когда хорошие люди зовут.
Вы бы отказались?
ГЛАВА 15
Нейтральные воды океана, дикий берег и Тайна — разве не об этом мы мечтаем?
Легендарных больших белых акул, про которых на Ганге рассказывает каждый второй рыбак, мы начали высматривать с первой минуты пребывания в морях. Но пока не повезло. Или повезло, кто знает, каковы реальные размеры этих «рыбок». Достаточно вспомнить проклятых гаруд. А вот простые акулы встречались, средненькие такие, метров на пять. В последнее время подобная шла по левому борту, любопытствовала, кто же это сюда нагрянул.
Давно не видно ее, кстати.
— Ули, ушла что-то наша сопровождающая…
— Ты про акулу? А… Кстати, что-то Zicke долго чай готовит, здесь бы пригодилась.
И это так, сейчас дел будет много.
Поразительно.
Эту бухту увидеть просто невозможно — хоть с моря смотри, хоть вплотную подходи. Редчайший ландшафтный случай, обусловленный геологией. Это даже не бухта, а фьорд, крошечный рукав, выгнутый вдоль побережья. Счастливцу нужно плыть, буквально облизывая берега бортом, вот тогда его заметишь, тут и совершится открытие.
Скалы встали словно челюсти, будто специально выставлены часовыми Тайны, зловеще похожие на природный замыкатель-сторожок: дай такому команду — схлопнется. Бинокулярности зрения не хватает, чтобы различить мизерный разрыв устья, пролив всего-то метров двадцать шириной. Высокие деревья на скальных нагромождениях острого вогнутого мыса сливаются с собратьями материковского берега. В общем, идеальный морской схрон, вот тут и должны прятаться пираты от фрегатов королевского флота.
— Командор, решение! — громко спросил шкипер, не отрывая одного глаза от берега, другого — от эхолота. Это я образно, но порой кажется, что Ули и так может.
С некоторых пор капитан называет меня именно так, Командором Экспедиции. Экспедиция в его понимании началась только после Шанхая, когда закончились реверансы, макли и шашни. И началось настоящее Плавание — с эпохальными битвами и настоящими открытиями.
— Входим, — коротко ответил я, прекрасно осознавая, что Маурер может в самый последний момент командорское решение и отменить. Глянет, увидит что-то тревожное — и тут же передумает. «Альфа» ить…
— Алекс, на нос, стоять с правого борта, смотреть глубины сбоку! Куда, не дослушав! Шесты возьмите с палубы!
— Йес, мастер! — Неумело, но энергично отдав честь, молодой цыганенок вихрем вылетел из рубки.
Хотя не такой уж и молодой, тут все относительно. Если вспомнить старинный фильм из отцовской коллекции «Неуловимые мстители», так там сверстник и отчасти соплеменник Сашки воевал и диверсантил все три серии вполне взросло… Бадхи — а именно так самоназываются морские цыгане из Бангладеш — выделили нам «самого толкового из молодых со знанием английского». Это в здешних местах редкая категория.
Саджал Чандра Дас, просто Санджа.
Я его зову Сашкой, Сашком, все остальные — Алексом. Умненькому и понятливому Сандже переделка нравится, в его представлении это некий новый уровень, прорыв, несомненная прокачка.
— Тоже пойду, пожалуй, кто знает, что и кто нас тут ждет, — заявил Джай и, переступая и протискиваясь, направился к корме, пулемет из рундука вытаскивать.
Того пулемета, что хранится в рубке, индус не тронул: ствол типа штатный.
На палубе лежат «Зодиаки». Надувные борта мы сдули, закрепив лодки на жестком киле. Тяжелые мощные двигатели сняли, в том числе и с «Гугля», и стоймя поставили в трюме — четырехтактники лучше набок не валить. Вот так перед выходом из устья Маурер решил понизить центр масс. Наверное, правильно сделал, ему виднее. Кстати, теперь «Гугль» опять с мотором на транце, шкипер убедился в надежности судна и сам предложил привести катер в полную боевую. А вот мотоцикл скучает во чреве.
Когда «Клевер» нетерпеливо вымахнул из правого рукава на простор, шкипер довольно быстро переложил курс вправо же, к западу, выводя судно из пресных вод Ганга в настоящее море, пока никак и никем не названное. И вскоре полированные винты мотобота восторженно встретили соленую морскую воду — мне даже представилось, что «Клевер» в этот момент восхищенно вздохнул и самовольно, но вполне оправданно изменил свой статус, как бы заявив всем: «Я — морской бродяга!»
Прогремел ревун, и мы начали морскую часть нашего путешествия.
Сашка сразу показал себя «водным человеком» — это его стихия. Ни хрена он не понимает в мотоботах, как и в другой судовой технике, за исключением моторок, но освоится парень быстро, это уже понятно. Впитывает цыганенок на лету; выполняя команды и распоряжения, он носится по палубе, как молодой кот, почти никогда не пользуясь руками для сохранения равновесия. А простая судовая работа ему в принципе не в новинку — посмотрел я, как он показывал Мауреру свои умения вязать узлы… И еще успевает нам что-то рассказывать, делиться знаниями и впечатлениями.
Иные сведения и байки удивительны.
Оказывается, вся община бадхов до сих пор переживает, что не может вести рыбного промысла привычными методами: ведь у себя на родине они, наряду с традиционными способами, используют в промысле и уникальные средства рыбной ловли — ручных, специально обученных выдр.
Старшие понимают, что при такой плотности ихтиофауны подобная экзотика им уже вряд ли когда-нибудь пригодится, тут и примитивным бреднем можно таскать чуть ли не тонны рыбы, но грустят — потеря традиции, умноженная на ностальгию.
— Входим, — теперь уже шкипер озвучил свое решение, замедляя ход.
— А я уже тут! — отчиталась Ленни, выставляя чай на боковой столик, бодрая, волосы мокрые, еще успела и душ принять.
Везет нам, волнения практически нет, приветливо нас океан встретил. Хотя Ули заявляет, что мотобот вполне мореходен и средние штормы ему нипочем.
Ах, какое место, идеальное для пряток!
Я глянул на монитор эхолота: устойчивая двадцатка, сюда океанские суда заводить можно, скальная щель. И добрая рыбка наверняка заходит.
Мотобот практически ползет.
— Смотрим следы, — сказал я в гарнитуру и вышел на палубу вместе с Ленни.
Теперь мы уже всегда с серьезным оружием, никаких одних «пестиков», ученые.
Оружием разжились, но не особо жирно, да кое-что оставили бадхам. На «Зодиаки» они и не претендовали — куда им такая техника. Муни мне сразу сказал:
— На топливе община разорится, нет смысла. Да и показывать такие трофеи нельзя: сразу у швейцарцев в черный список попадем, а в Шанхае у разных людей лишний интерес появится. Вот от оружия, уважаемый Тео, не откажемся, если поделитесь.
Мы поделились.
Не надо жадничать. Больше, чем лось, как рот ни разевай, не съешь.
Бойцов было четверо, а не трое, как я считал. Получается, что или кто-то из них был умелым, либо же сам Отто Бахманн решил управлять одной из лодок, — опять недооценка противника. Большой черный кольт убиенного безопасника забрал себе Джай. Патронов к нему немного, но индус доволен. Все четыре револьвера гвардейцев — шестизарядные «Шмидт» М1882 — мы отдали старосте. Винтовку Шмидта-Рубина с оптикой тоже отдал — посмотрел, приладился, вскинул… и отдал. У меня есть, а больше никому такая в экипаже не в масть. Если проводить аналогии с другими анклавами, с винтовками в России проблем нет, а вот «автоматика» точно в цене. Да и второй пулемет MG-30 нам точно не помешает. Из пяти пистолетов-пулеметов S1-100 три оставили хозяевам, теперь мини-анклав способен к отражению атак серьезного противника. Союзники как-никак.
Союзники, если не сказать больше. Прикинув ночью резоны, Муни поутру объявил мне о новой грани дипломатической миссии: теперь я не только везу приветы кавээнщикам из Манилы и диппакеты из Шанхая и Дели, но и записку от старосты цыганской общины к лидерам России с просьбой о покровительстве.
— Видишь ли, Тео… Молодежь еще не понимает, а мне уже хорошо видно: спокойные времена на Ганге подходят к концу, — с проникновенной грустью напутствовал меня старый Мунирудзаман. — Большие пароходы начали ходить мимо, большие люди начали плавать в низовьях — как ты. Вскоре крупные анклавы скажут нам: «Эти земли нам понравились, не сесть ли вам на свои лодки, не отправиться ли еще дальше?» И что тогда делать несчастным цыганам? Разве послушает нас Шанхай? А мы не хотим больше кочевать, зачем это, если вокруг столько отличной земли… Кроме того, мне кажется, что русским будет интересно иметь на Ганге надежную базу. Я ведь с утра провел совет общины: все хотят присоединиться к России… Ты не против, Тео?
Кто я такой, чтобы решать вопросы присоединений?
Но свою точку зрения высказал, как единственный русский человек в округе:
— Тео не против, Муни. Не знаю, что там скажут вожди русского анклава, но думаю, что они тем более увидят свои выгоды.
— Я помню русских по Вьетнаму, одно время подрабатывал в Камрани, — закивал вождь. — И уверен, что предложение им понравится. Так что не потеряй записку, парень.
Даже руки по этому поводу пожали.
В общем, обшмонав трупы и получив ништяки, цыгане остались полностью довольными и к кадровому доукомплектованию экипажа «Клевера» подошли со всем тщанием: Сашкой мы не нарадуемся. Поболтать любит, но и это у него получается делать с пользой.
Самой интересной информацией был рассказ нового матроса о некоем большом острове к югу от устья Ганга — я уже отмечал его на глобусе, но до рассказа Сашки беспредметно: остров и остров, мало ли таких. Ни филиппинцы, ни цыгане там не были — слишком далеко. А вот оттуда люди появлялись! Месяца три назад, по рассказам филиппинцев, неподалеку от устья рыбаки обнаружили лодку с двумя людьми. Достоверно здесь только это, дальше идет разнобой. Филиппинцы утверждают, что оба члена экипажа небольшой шлюпки были ранены и, как следовало из повествования несчастных, гонимы и преследуемы. Начали разбираться да разъяснять — а это англичане! Или ирландцы, кто их тут различит.
Однако взрослые мужики из цыганской общины, видевшие воочию пришельцев на борту увозившего их в Манилу «Лусона» в состоянии повышенной бодрости и веселья, сильно сомневаются в правдивости версии филиппинцев.
Вполне может быть, что это никакие не раненые инсургенты или политбеженцы, а обыкновенные посланники. Вот только непонятно, почему британцы, если они действительно обосновались на том острове, не воспользовались нормальным кораблем — ведь наверняка и им было дадено Писателями пригодное для морских рейсов судно.
Вот такие тут дела творятся: таинственные британцы, хитромудрые филиппинцы…
Глаз да глаз!
Вход оказался сложней, чем предполагал шкипер: узкий рукав в форме буквы «С» слабой кривизны не давал обзора; что таится за пологим поворотом — не видно. Почти сразу «Клевер» словно в плен попал: высокие скалы и густая гребенка хвойных деревьев зловеще затемняли протоку. Так дело не пойдет…
Быстро повернувшись к рубке, я поднял над головой скрещенные руки, дублируя команду по рации:
— Шкипер, стоп!
Алертный по высшему разряду Маурер тут же переключил двигатели на слабый реверс, мотобот почти сразу остановился.
— Что там случилось, черт побери?
Zicke тоже смотрела вопросительно, а вот Джай не спрашивал — он уже понял.
— Ули, ты можешь прижаться к правому берегу, где поудобней? Я выскочу.
Капитан недовольно кивнул.
Не нравится ему, когда в тревожных случаях экипаж разделяется.
Поочередно подрабатывая винтами, Маурер бережно прижал мотобот к большому плоскому камню почти вровень с палубой. Но не коснулся.
— Один иду, — строго пояснил я, в большей степени адресуя этот факт Ленчику, — а вы тут смотрите и слушайте.
Тихо стукнул пальцем по гарнитуре, Джай кивнул — слышу, мол, хорошо.
И спрыгнул на берег. Пусть постоят.
Никаких следов пребывания в оазисе человека мы пока не заметили. Сложность в том, что следов, даже если они и имеются, много быть не может. Этот мир небогат мусором, у людей давно уже выработалась привычка к сбережению рухляди. Почти ничто не выкидывается. Перерабатывается и повторно используется в том или ином виде вся тара, все старые тряпки. А уж металл, будь то даже простая консервная банка…
Но опытный и внимательный глаз нужное все равно отметит.
У меня глаз именно такой, и помощники ему сейчас абсолютно не нужны — лишь отвлекать станут своими предположениями, советами и брызгами адреналина.
Zicke надулась, но промолчала.
— Ленни, заберись на рубку, там повыше, — придумал я занятие подруге. — И флаг подтяни.
Самодельный российский триколор — Флаг Командора — висит на нормальной высоте, но мне нужно ее отвлечь, ибо если сильфида заупрямится, на борту ее никто не удержит, ломанется следом. Да и польза может быть — ведь там действительно повыше, следовательно, и обзор лучше. А она маленькая, легкая, надеюсь, ничего не свернет.
Все вроде?
Ну, пошли, Федя.
Рукав оказался достаточно коротким — собственно, этой самой буквой «С» судовой ход и заканчивался. А вот дальше — сплошная романтика!
Здесь посветлее будет! Овальной формы бухта, спрятавшаяся от бескрайнего океана за крутыми скалами, невелика, всего метров сто по длинной стороне. Вода в ней черная, значит, достаточно глубоко. Волнения — ноль, даже стоячей волны нет, идеальное укрытие в шторм. Со всех сторон, кроме одной, живописную бухту окружали высокие скалы, по которым, впрочем, несложно подняться на самый верх, к деревьям. Судя по купинам кустарника в трещинах, осыпаться откосы не должны, цепкие корни давно и надежно сцементировали склоны.
А вот с третьей стороны — настоящий подарок усталым путникам, вымотанным океанской зыбью: маленький песчаный пляж-фасолинка с ручейком на дальней от меня стороне. Заповедное место для крутого бунгало.
Если для кино, то здесь должна стоять ослепительная яхта, редко выходящая из бухты, но ежевечерне светящаяся россыпями огней очередной вечеринки. Если для жизни — крепкий двухэтажный дом с террасой и пара моторок внизу.
Лежа в кустах и осторожно оглядывая удивительную бухту, выходить на открытое место я не торопился. Подождем здесь немного, понаблюдаем. Ибо сразу за пляжем, повыше, на границе травы и песка, стояла хижина. Деревянная. Интересно, увижу я наконец-то что-то, кроме срубов? Избушка совсем маленькая, в такой вчетвером еле разместишься. На фасаде виднеется оконце типа слухового — под самой кровлей. Застекленное. Скорее всего, с обратной стороны такое же есть. А вот простого, обычного — нет.
Дверь закрыта.
Хотя я все неплохо видел и без бинокля, оптику все же достал: сейчас важны детали, они все расскажут.
— Бухта, есть изба, пока никого, смотрю.
— ROGER. Мне подойти? — напрягся индус.
— Не надо. Ждите. OUT.
Все, пока не отвлекаемся. Смотрим.
В голове фоново побежали секунды, словно цифровые часы заработали.
Ручей. Подходы к нему. Не вижу следов. А от ведра, например? Нет. Тряпки могли стирать. Где тут плоский камень? Вот он, большой, удобный. Мох. Не стирали. Это хорошо. Давай ближе, Федя. Колышки ищем, бельевые растяжки — вот деревце удобное, отсюда к дому веревку протянуть… На эту ветку вязать. Нет обрезков, нет узлов, а следов перетирания отсюда не различить. Хорошо…
Тридцать секунд! Я убрал бинокль и быстро огляделся по сторонам, внимательно сканируя подходы, — нормально, не ползут враги, не взлетают бабочки с кустов.
Дальше, сама изба. Труба есть, но запахов нет, даже старых, хотя ветерок в мою тянет. Коптильня? Если и есть, то позади дома. Окно — наглухо. А пролезть в него? He-а. Высоковато и очень узко, даже Ленчик не влезет, не вариант. Дверь что? На засове. Знакомый засовчик-то, знакомый… Так, нормального окна нет, типа нежилая. А какая тогда? Зачем ей печь… Хотя не печь там, наверняка камин. Итак, дверь. Да не открывали ее давно. Вот веточки лежат, хвою ветром накидало, листочки сухие — вынесло бы сквознячком.
Смотрим ближе.
Нет тропок, не набиты. А если хитрые? Нет, трава высокая, старая, не ломана, не мята. Мята — ладно, а вот слома не скроешь. Чисто тут.
Тридцать секунд. Осмотр. Нормально.
— Чисто, Джай, двигайтесь медленно. Места хватает. Вроде глубоко, но все же…
— ROGER.
— Стрелять сейчас буду, не пугайтесь.
— Что там?
— Зверушку погоняю.
— А если люди?
— Если есть люди, то они давно нас срисовали. А зверя пугану. OUT.
Мало ли какая опытная зверюга тут угодья держит. И к избе она просто так не пойдет, загодя себя не выдаст — что вообще ей там делать, если запахов еды нет.
Маузер оглушительно рявкнул три раза, громкое эхо, отразившись от скал спрятанной чаши бухты, добавило эффекта. Причем грохочет-то только здесь, а с моря дай бог хотя бы глухие хлопки услышать.
Перезарядившись, я встал и, уже не прячась, пошел к избе.
Но на подходе все же оглянулся: не смог отказать себе в удовольствии посмотреть, как белый нос «Клевера» в мистической тишине жутковато появляется из-за скалы. И в этот же момент в гарнитуре щелкнуло, а тихий голос Джая объявил:
— Тео, Zicke спрыгнула, на ходу. Будь внимателен, не сшиби ее.
— Ну как так, Джай!
— Не удержишь… Пантера.
Проклятье… Я представил, как злится Маурер.
Вот задрыга, хоть ремнем ее, хоть дрыном. Но я вам так скажу — ни в ком Федя так не уверен, как в своей боевой подруге. Спокойно, когда она за спиной.
Ага, засек! Верхом идет через кустарник, даже бежит. Но уже научилась, бежит… неброско, грамотно.
Ох и фактурная изба! Штабная партизанская землянка из белорусского Полесья, неведомой силой перетащенная в каменный фьорд южного океана. Я словно увидел ППШ на гвоздике, торчавшем из бревенчатой стены в окружении ярких цветочных венков островитян-аборигенов, — фьюжн, вполне достойный этого мира ассоциативный коктейль.
Не став дожидаться подруги, осторожно выглянул за угол, а только потом обошел вокруг дома. И сразу открытие: бывали тут люди! Бывали, но очень давно, может, всего один раз. На заднем дворе стояла высокая жаровня из камней с остатками сизого пепла и самодельная скамейка, сплетенная из толстых веток. А чего ж камином не пользовались? Если и пользовались, то еду готовили тут: на жаровне удобней, камин — не самое лучшее кухонное оборудование.
Но мне хотелось верить, что на улице готовили по другой причине: в тесном домике «сундук» так набит добром, что тесно в помещении. Хорошо это, хорошо… У меня даже руки зачесались. Эх, ломанем!
Итак, избу посещали — в таком-то месте! Это, знаете ли, явление. Людей на планете мало — и возможности их малы, а земель прелестных так много, что подобные виртуальные поствстречи означают одно: тут есть нечто важное. Впрочем, я это сразу понял, еще в море, когда увидел ориентиры и признаки.
Да-да, я не оговорился. Те самые приметы и ориентиры, обозначенные на сложенном вчетверо листке бумаги. На рукописной карте, вытащенной из куртки убиенного водителя сожженной машины, памятной находке самых первых дней моего пребывания на этой земле. Сколько раз я ее рассматривал, тщетно пытаясь понять, где это находится и что там может быть.
И вот увидел же! Засек.
Нашел тогда, когда внутренне уже плюнул на поиски таинственного бандитского клада, за которым и охотились, скорее всего, романтики с большой грунтовой дороги, настигшие в погоне свою жертву, но так и не добывшие желаемого.
Прекрасно различимый со стороны моря косой скальный обрез с деревьями поверху, любопытный палец-останец слева от него. Характерный овал — теперь-то я понимаю, что это бухта, а не озеро, — ну и методология была у автора рисунка… Что попало, мешанина проекций! Расстояния на карте помечены, уже понятно, что они сходятся, можно и не замерять.
Нельзя было сразу подписать, что это бухта? Оболтусы…
Хоть бы косвенное указание дали, что море рядом, а не просто вода. А может, я зря злюсь? Такое может быть, если карта была дилетантски перерисована с ухудшением информационных свойств, авторская интерпретация, так сказать. Может, и не один раз карякали новое, перерисовывая, кому не лень, и доводя тем легенду карты до абсурда. Но главное сохранилось — скалы косым срезом, останец, залив и приметная трехглавая скала над всем этим — огромная, памятная.
Все это мне настолько запомнилось, так врезалось в голову, что, увидев на берегу знакомый абрис, я не выдержал — заорал, молнией ворвался в рубку и там минуты три приходил в себя, успев лишь убедить шкипера остановиться.
Вот мы и поплыли сюда.
И что же тут спрятано? Клад с золотишком и брюликами или же вожделенный деловой тайник, в котором рачительным хозяином захоронки укрыты тщательно отобранные товары народного и военного потребления?
Голову могу положить — второе! Но лезть второпях не буду, дождусь ребят.
Нависающие справа и слева горные хребты как бы поддерживали каменными ладонями этот чудесный уголок природы. Красноватая скала Трезубец, темная от причудливых теней — провалы боковых ущелий широкого распадка, — делала пейзаж похожим на кадры из культовых фильмов-вестернов. Чуть выше на фоне вершин хребта в восходящем потоке широкими плавными кольцами медленно набирал высоту горный орел — на этот раз самый обыкновенный. Наверняка и зверя тут хватает: в предгорных просторах столь диких отрогов можно встретить кого и что угодно.
Еще интересное в ландшафте: позади притихшего домика лес и скалы расступались, давая место просеке или расселине. Не человеческих рук дело, но и на природное не похоже — скорее, на игрища Писателей: нечто подобное было возле моей уютненькой избушечки на полянке.
Эхе-хе… Гадом буду, я еще вернусь туда, навещу место приземления! Словно кусок Родины потерял! Так, не о том сейчас… Да, просека… Она шла к самому срезу склона, постепенно набирая высоту. Похоже, Кукловоды предоставили безбашенным авантюристам шанс добраться сюда не только морем, но и сушей, через горный хребет. Только вот кто сюда полезет и кто в такую даль пойдет… Но ничего, нашлись искатели — пошли и нашли, хотя от всей этой истории веет большой случайностью.
Вряд ли несчастный хозяин карты сам бывал тут — больно уж далеко стоит захороночка от кущ Плохого Леса. Но, как это ни парадоксально, тесен мир, в том числе и этот.