Чистилище. Янычар Золотько Александр
Ночью над Кремлем сверкали трассеры, небо было подсвечено багровым огнем пожара. Даже привычные уже горящие дома по всей Москве как-то терялись на фоне горящего Кремля. Или это была иллюзия и особую яркость этому пожару придавала мысль о том, что именно горит.
Янычар прикинул варианты, которые новое обстоятельство создавало для него, и вдруг понял, что ему нужно быть там, возле Красной площади. Не то чтобы он всю жизнь мечтал пострелять по Спасской башне или разнести вдребезги Боровицкую. Оттуда, от Кремля, начинается дорога к выходу из Москвы. Для Янычара, естественно.
Он уже давно понял, что дом стал для него не только и не столько убежищем, сколько комфортабельной ловушкой. Янычар по инерции продолжал… нет, не обживать шестнадцатиэтажку, а оборудовать ее, совершенствовать оборону.
Квартиры были очищены от трупов, их Янычар без лишней сентиментальности просто выбрасывал с балконов, предоставляя уродам возможность самим подчистить улицы. В ходе чистки выяснилось, что в двух квартирах все еще обитали уроды, в одной двое – Янычар удивился, почему они не сожрали друг друга, а во второй квартире урод был один, бывший охранник владельца сети продовольственных магазинов.
Его Янычар расстреливать не стал.
Показалось интересным выяснить, можно ли в рукопашную завалить неутомимую и малоуязвимую тварь. В конце концов, патроны могут закончиться или ружье заклинит. Лучше бы заранее знать, какие шансы есть выжить в драке, или лучше сразу пускаться наутек.
Оказалось, победить можно.
При жизни телохранитель с многозначительной кличкой Кость, возможно, и владел какими-то приемами рукопашного боя, но на своем новом этапе существования он все больше стремился вцепиться в противника, повалить на пол или дотянуться зубами до его тела.
Сломанная рука драку не остановила, урод просто не обратил внимания на то, что может драться только одной конечностью. А Янычар порадовался, что особой прочности кости урода в результате воздействия вируса не обрели. Главное было не рассчитывать на то, что урод замешкается хоть на мгновение, получив увечье.
Кость, например, не остановился, дернулся в сторону, доламывая треснувшие кости правой руки, и ударил наотмашь Янычара по лицу. Промахнулся на какие-то миллиметры, ударил снова, рванулся в сторону, высвобождая сломанную руку, и прыгнул, метя зубами в лицо.
Янычар шагнул в сторону и всадил нож Кости в голову, под нижнюю челюсть. Почувствовал, как лезвие пробило небо урода и уперлось в крышку черепной коробки. Даже показалось, что послышался скрежет стали по кости. Урод дернулся, словно не хотел умирать, замер, удерживая равновесие, и Янычар вдруг подумал, что это сейчас вирусы, заполонившие тело бывшего телохранителя, вцепились друг в друга, выстроились цепочками, чтобы удержать, не дать своему новому обиталищу упасть и погибнуть.
Янычар выдернул клинок и ударил снова, в затылок.
Урод рухнул как подкошенный.
Такие дела, сказал Янычар, переводя дыхание.
Одного урода, пожалуй, можно уработать даже без огнестрела, а вот если их будет хотя бы два… Бой заранее обречен на поражение. Не подходит.
Это значило, что в одиночку да пешком из города будет не выбраться. Москва большая… И несколько миллионов хрипящих тварей, подвижных, малоуязвимых, не понимающих, что такое страх.
Можно было попытаться идти от убежища к убежищу. Небольшими рывками преодолевать расстояние от дома к дому, прячась там от уродов, но это был очень длинный и слишком долгий маршрут. Рано или поздно закончится еда. И тогда… Тогда шансы выжить упадут до нуля.
Янычар как раз сидел на крыше возле пентхауза, пил теплое пиво и смотрел на Кремль, когда там прогремело в первый раз.
Там были военные. И было этих военных много, раз уж они смогли пробиться от окраин в самое сердце Москвы. И это значило… Это много чего значило.
Например, сейчас по городу проложена дорога, свободная от легковушек и городского транспорта. Военная техника все это разгребла, раздавила, смяла и отбросила к обочинам, иначе просто не пробилась бы к Кремлю.
И если понять, откуда техника шла, то можно попытаться выбраться на эту дорогу и рвануть по ней на хозяйском внедорожнике. Наверное, не очень далеко. Скорее всего, воинская часть оставляла блокпосты на мостах, на путепроводах, на дорожных развязках и перекрестках. Удержать коммуникации и пути отхода – это азбука. Никто не станет бросаться в пекло очертя голову. Значит…
Янычар попытался припомнить еще один стишок из детства, тот, в котором вся советская земля начинается с Кремля, но не смог. Вылетел стишок из головы. И бог с ним. Понятно, что нужно добраться туда, к этой странной воинской части, штурмующей красные зубчатые стены. Нужна броня, нужно мясо. По возможности – живое, вооруженное, умеющее стрелять.
В одиночку к Кремлю не попасть. Значит, нужно вызвать кого-нибудь сюда. Вариант первый – световые сигналы. Сейчас мало кто станет размахивать фонарем в ночи, это может привлечь внимание и вызвать разведгруппу. Если не сработает это, можно было начать постреливать из пулемета в сторону Спасской башни. У Молодого хозяина в оружейной комнате были патроны с трассирующими пулями, две полные ленты.
Как крайний вариант – сгодится, но лучше, чтобы прибывшие к дому застали в нем не мужика с пулеметом, а туповатого охранника, горящего желанием угодить и понравиться.
Должно сработать, сказал себе Янычар, а когда и вправду сработало, даже немного удивился. Хотя, казалось бы, пора уже было разучиться удивляться по какому-либо поводу, а просто жить. Жить-жить-жить-жить…
Как можно дольше.
Петруха и Егорыч быстренько управились с телами. Продукты Янычар приказал загрузить в БМП и тщательно прикрыть брезентом, чтобы кто-нибудь случайно не наткнулся, все лишнее оружие сложили в оружейную комнату. Код на замке оружейки и самой квартиры Янычар набрал, демонстративно прикрыв кнопки от солдат. Те даже не обиделись.
Они приняли решение, скрепили договор кровью и не собирались уходить с этого пути. Переодевшийся в форму Янычар произвел на них должное впечатление. Петруха избегал смотреть Янычару в глаза, а Егорыч вообще старался держаться чуть в стороне, словно боялся лишний раз привлечь к себе внимание страшного и непонятного человека, сумевшего за пять минут сделать из него и его приятеля своих слуг. И сумевшего в одиночку убить трех вооруженных солдат.
С таким лучше быть на одной стороне, не сговариваясь, решили Петруха и Егорыч. Петруха даже попытался вернуть драгоценности, которые нашел в пустой квартире, и пачку потрепанных долларов попытался сдать, но Янычар отмахнулся, нужно – пусть останется тебе.
Версия произошедшего для начальства была придумана простая и в нынешних условиях вполне реалистическая. Группа военных окопалась в здании, заметив стрельбу, решила присоединиться, стала подавать сигналы. Когда прибыл сержант со своими людьми, группа как раз отражала нападение уродов… Мутантов, снова поправил Петруха. У нас говорят – мутантов.
– Мутантов, – не стал спорить Янычар.
В ходе боя понесла потери и группа военных, и люди сержанта. Уцелели только трое.
Поверить в это было просто, начальство, командир батальона, майор с красными от дыма и бессонницы глазами и сорванным голосом, поверил сразу, тем более что у него совершенно не было времени размышлять и анализировать. Он был занят. Собственно, все были заняты – все стреляли по Кремлю: несколько самоходных гаубиц, танки, БМП. Стволы выбрасывали снаряды в сторону Кремля, торопясь, будто пытаясь не просто его разрушить, а смешать с грязью, превратить в гору щебня.
Все снаряды попадали в цель, до стен и зданий было всего несколько десятков метров, даже крупнокалиберные пулеметы в бэтээров и танковых башен дробили красный кирпич Кремля.
– Я пришлю вам людей в БМП, – прохрипел майор, наклонившись к самому уху Янычара. – Пока нет дождя…
Майор поднял голову, взглянул наверх, подставил ладонь и выругался – дождь как раз начинался.
– Все – в машины! – крикнул майор. – Все – в машины!
Голос комбата утонул в грохоте выстрелов и разрывов, но кто-то врубил ревун, и низкий вибрирующий стон заполнил вязкой тягучей массой площадь, освещенную огнем пожаров.
Люди бросились к бэтээрам, БМП, танкам и грузовикам. Крик, шум, ругань. Стрельба по Кремлю разом прекратилась, сквозь рев сирены было слышно только, как стучат подкованные ботинки по булыжникам, как матерятся люди, пытаясь как можно скорее укрыться под броней или хотя бы в кузовах грузовиков, как хрипят они…
Нет, не они.
Янычар сидел на краю люка, услышав знакомый до отвращения хрип, оглянулся и увидел, как из руин домов выливается темная масса. Янычар понимал, что уродов… мутантов должно быть много. Он и видел их десятки и десятки, но чтобы их было ТАК много – он даже и не представлял.
Сотни, тысячи, может, миллионы рычащих и хрипящих тварей неслись из темноты к освещенным горящим Кремлем машинам.
Сирена замолчала, стали слышны крики людей, мечущихся между боевыми машинами.
Солдаты притаились, те, кому не хватило места под броней или перед кем просто захлопнули люки испуганные товарищи, побежали к Кремлю, к побитым, исковерканным, рушащимся стенам. К огню, в надежде, что мутанты к нему не полезут.
Первыми ударили автоматы и пулеметы с грузовиков – солдатам в кузовах нельзя было подпустить мутантов к машинам, иначе бой превратился бы в бойню. Башни танков, БМП и бэтээров развернулись навстречу к подкатывающей волне.
Янычар затащил двоих солдат на броню БМП, убедился, что все остальные люки закрыты, после чего спустился в утробу боевой машины сам, как командир подводной лодки перед погружением.
Егорыч, сидевший на месте стрелка-оператора, открыл огонь.
В броню что-то ударило, послышались частые лихорадочные удары.
– Триплексы побьют! – крикнул Петруха с места водителя. – И прицел к чертовой бабушке.
– А ты не стой! – закричал в ответ Янычар. – Ты давай по кругу. По кругу, сильно не рви, на булыжниках и на кишках может занести, так ты попробуй аккуратно. Увидишь, что стреляет кто-то, пройди под пулеметный огонь. Только не под КПВТ…
– Не учи… те, – буркнул Петруха и рванул машину с места. – Вот как горючка закончится.
Егорыч стрелял длинными очередями, мутанты были везде, промахнуться было трудно – все вокруг кишело уродами, они лезли на машины, цеплялись за поручни, пытались добраться до грузовиков, но плотный, хоть и суматошный огонь из кузовов не давал им этого сделать.
Пороховые газы заполнили БМП, запершило в груди.
– Весело тут у вас, – сказал Янычар, откашлявшись.
– Ага, – подтвердил дрожащим голосом один из спасенных. – Обхохочешься. Меня Сергеем зовут, мобилизованный. А он – Рустам. Тоже прибился к военным…
– А что делать? – спросил Рустам. – Никуда ведь не денешься. Кто, кроме военных, тут еще есть?
Рустам развел руками, автомат выпал, Рустам попытался его подхватить, дернулся и, приложившись головой к броне, выругался.
– Не, говорят, что в высотках и просто люди уцелели. В универе, например. – Сергей вздохнул и с опаской посмотрел на люк, в который как раз колотили чем-то металлическим. – Я хотел в университет прорваться, но наскочил на военных, и меня вот… мобилизовали…
БМП занесло, повело боком, гусеницы заскрежетали по булыжникам, и Янычар подумал, упершись рукой в броню, что вот сейчас слетят гусеницы ко всем чертям. Или какой-нибудь трак лопнет, не выдержав. И все, и придется искать новую машину, а это возможные проблемы.
Машина остановилась, снова мутанты стали лупить чем-то по броне, Егорыч торопливо перезаряжал пулемет, несколько пуль ударило снаружи в борт БМП, с визгом отлетели. Кто-то решил поддержать БМП с заглохшим пулеметом или просто стрелял во все стороны, особо не выбирая цели.
– Какого хрена мы тут вообще торчим? – ни к кому не обращаясь конкретно, спросил Янычар.
БМП снова тронулась с места, несколько раз крутанулась на месте. Петруха, в общем, неплохо справлялся с обязанностями механика-водителя.
– А ты не в курсе? – Сергей оскалился в улыбке, как человек, наткнувшийся, наконец, на свежего слушателя. – Антивирус там есть, прикинь!
Снова длинная очередь звонко ударила в БМП. И еще одна.
– Антивирус? – удивился Янычар.
– Ага! Мне один военный сказал – был радиоперехват, эти сволочи в Кремлевском бункере… у них, значит, есть человек, который изготовил антивирус. Или вот-вот изготовит. В общем, если мы их прижмем, то все выживем. Пусть они поделятся, гады. Каждый получит по прививке – и живи не хочу. Классно?
– Классно, – кивнул Янычар. – То есть вот так просто – берешь человека, он тебе варит антивирус…
– Ну… – Сергей замялся. – Где-то так.
– Хорошо, – сказал Янычар.
Значит, антивирус. И эти сволочи, которые так удачно спрятались от заразы прямо под Кремлем, имеют возможность спасти всех уцелевших. И не хотят этого? Странно. По радио свободно переговариваются об этом, словно не понимают, что их могут легко услышать и что такая информация неизбежно привлечет… да, собственно, уже привлекла к себе внимание.
Пулемет в башне дал еще очередь и замолчал.
– Что там? – спросил Янычар.
– Все, – ответил Егорыч. – Противник отступил.
– Они тупые-тупые, а как наталкиваются на плотный огонь – врассыпную сразу. Не хотят умирать, видите ли. Хотя казалось бы… – Петруха громко выругался. – Нам еще один триплекс снесли, мать его так. И хрен поймешь – мутанты с палками или военный из пулемета. Скоро совсем ослепнем.
Янычар открыл люк, выглянул, обвел взглядом пространство вокруг.
Мертвых тел на мостовой не было. Уроды утаскивают тела с собой, чтобы потом перекусить в каком-нибудь подвале. Дождь уже прекратился, языки пламени за полуразрушенной стеной отражались в лужах. Слева донесся гулкий выстрел гаубицы. Начали работать самоходчики.
– А если они убьют ненароком того человека, что знает про антивирус? – спросил себя Янычар. – Что тогда? Как-то все это…
Неправильно все это было. А кроме того, у Янычара уже сложилась картина нового мироздания, в которой вирус убивал, а люди умирали, мутировали или выживали по мере способностей… Антивирус в эту картинку никак не вписывался.
Зачем нам антивирус? Нам антивирус не нужен. Мы ведь умираем. Каждый умирает, кто быстрее, кто медленнее…
На броню вылез Петруха.
Посмотрел на грузовик, стоявший метрах в двадцати. Мутанты до него не добрались, но чья-то пулеметная очередь ударила по кузову, выкосив несколько человек. Кто-то истошно кричал, просил добить. Из кузова выбрасывали мертвые тела, они падали на мостовую с глухими ударами, будто мешки с песком. Кажется, раненым перевязывали раны – в неверном отсвете пожара разобрать было непросто.
– Как-то мне все это надоело, – сообщил Петруха. – Вот по самое не могу уже стоит. Я, если хочешь знать, этот Кремль уже видеть не хочу. Блевануть тянет…
Петруха перебрался поближе к Янычару и, понизив голос, спросил:
– Когда уходить будем?
– Уходить… Лучше бы засветло. Но мне нужно две БМП. – Янычар показал два пальца, словно боялся, что Петруха не поймет. – И людей человек тридцать, на броню. Во внутрь машин – боеприпасы, как можно больше. Заправку организовать сможешь?
– Ты че, планируешь из Москвы на танках прорываться? Не получится. Там, понимаешь…
– Рот закрой, – тихо посоветовал Янычар. – Ты сможешь найти людей и заправить машины?
– И что я им скажу? – поинтересовался Петруха обиженно.
– А так и скажи, что есть вариант. Что я знаю место, где можно укрыться, пока все тут закончится.
– Поговорить-то можно, только… – Петруха неуверенно покрутил головой. – Кто захочет от антивируса уходить? Никто не захочет. Вот тут начнут его раздавать не сегодня, так завтра…
– Нет никакого антивируса. – Янычар произнес эту фразу уверенно, будто и в самом деле знал все наверняка. – Думаешь, если бы кто-то его имел, то стал бы об этом по рации трепаться? И полагаешь, ты будешь в очереди одним из первых на прививку? Хрен тебе, Петруха. Вначале – президент и его администрация, потом генералы, потом… И в самом конце – ты. Сколько времени понадобится, чтобы столько доз сварить? За день управятся? Или за месяц? Ты подумай, подумай…
Рявкнула танковая пушка, Янычар поморщился и почесал ухо.
– Значит, тридцать человек хватит? – спросил, подумав, Петруха.
– Плюс-минус.
– А говорил, что нужно двоих…
Янычар достал из кармана куртки сигары, одну протянул Петрухе, вторую закурил сам, откусив кончик.
– Ты про Амундсена слышал? – ленивым тоном спросил Янычар, выпустив струйку дыма.
Гаубицы теперь стреляли не переставая, им вторили танковые орудия со стороны Боровицкой башни. Зубцы на стене разлетались осколками, огненные кусты вырастали среди зданий Кремля.
– Так я спрашиваю – ты про Амундсена слышал?
– Нет, а кто такой? – Петруха справился со своей сигарой и сел, опершись спиной о башню, пропустив ствол пушки под руку. – И с каких хренов я его должен знать?..
Что-то в Кремле взорвалось, выбросив высокий столб огня, отороченный черным дымом. Несколько мелких камешков упало на мостовую возле БМП, один звонко цокнул по броне у самой ноги Янычара.
– Он первым достиг Южного полюса, – сказал Янычар. – До него никто не смог, а он – добрался.
– И что?
– Ничего. Они ведь не на машинах и вездеходах ехали, а на собаках. – Янычар убрал ногу, люк открылся, – и двое приблудившихся солдат – Сергей и Рустам – выбрались наружу.
– Так мы пойдем? – неуверенно спросил Сергей.
– Можете остаться, – сказал Янычар.
– Серьезно? – обрадовался Сергей. – Здорово! А то я в кузове грузовика как-то это… Не могу больше. Не поспишь толком… Я за вещами смотаюсь – и назад.
– Смотайтесь-смотайтесь, – кивнул Янычар. – У меня еще есть места на троих. Но только чтобы толковых и не храпели…
– Ясно. Сделаю. – Сергей спрыгнул с БМП. – Я быстро.
– Ты со жратвой что-то сообрази! – крикнул ему вдогонку Петруха. – Скажешь – на всю группу сержанта Иванова. На всю! А свою пайку и Рустама – отдельно. Усек?
– Понял! – Сергей и Рустам побежали вдоль машин.
– Так что там с собаками, говоришь? – Петруха сунул руку под куртку и поскреб ногтями. – Нужно было выкупаться в твоем доме, пока была возможность…
– Нужно было, но ты жрал, – пожал плечами Янычар. – А с собаками была проблема. Чтобы добраться до полюса, нужно было ехать на собаках. Чтобы они бежали – нужно везти для них припасы. Чем больше собак – тем больше припасов, чем больше припасов – тем больше собак. Получался замкнутый круг. Понятно?
– Понятно. И что твой Расмунсен?
– Амундсен. Руаль Амундсен. Он придумал простую штуку. Вначале собаки тащат сани с грузом, их кормят мясом из запасов. Все время часть провизии оставляют на временных складах. А потом некоторых собак пустили на корм для остальных. Они бегут, жрут своих и снова бегут. Для последнего рывка к полюсу оставили собак только на одни сани. Ну, а обратно уже ехали от склада к складу, налегке. Такие дела.
Янычар ожидал, что Петруха станет задавать какие-нибудь дурацкие вопросы, но тот сосредоточенно молчал, выпуская кольца дыма изо рта.
– Значит, собаки господина Амундсена? – изрек наконец Петруха.
– Именно, – кивнул Янычар.
– Сколько, говоришь, нужно человек на первый рывок? Десятка три?
– Около того.
– Сделаем. Я поговорю, Егорыч поговорит. Мы быстро.
Но совсем быстро не получилось.
За ночь мутанты еще трижды атаковали военных, причем в третий раз их прозевали, началась резня у самых грузовиков. Два танка рванулись давить мутантов, кровавые брызги летели во все стороны, оторванная рука застряла в траке и шлепала по мостовой всякий раз, когда гусеница делала полный оборот.
Янычар чуть не попался, как раз отошел чуть в сторону, чтобы помочиться, бросился к БМП, наперерез ему метнулись несколько мутантов. Двоих Янычар расстрелял из автомата, остальные уже почти настигли его, когда четверо солдат, которых привел Сергей, вклинились между Янычаром и мутантами и открыли огонь из автоматов длинными очередями в оскаленные рожи. А через несколько секунд БМП поехала вперед, расстреливая уцелевших мутантов из пулемета.
К утру два БМП забили ящиками с патронами и гранатами, залили горючее в баки по самую горловину. Три десятка солдат топтались рядом с машинами, вроде как случайно оказавшись в одном месте в одно время. Что им обещал Петруха, Янычар даже выяснять не стал, просто принял как данность.
– Слышь, Янычар, – Петруха дернул Янычара за рукав, – а нам танк нужен?
– Какой, на хрен…
– Настоящий, «девяностый». – Глаза Петрухи радостно блестели, он потирал руки и просто пританцовывал на месте. – Там есть один, бесхозный. Прошлой ночью командир танка… это… мутировал и добрался до наводчика. Мехвод уцелел, но ему все это во как надоело. Я ему намекнул, что могу рыжья подбросить. Две гайки и цепуру, граммов на двадцать. Он и повелся, лошара…
Петруха хихикнул.
– Только нужно быстро решать, а то слух пошел – скоро всех пошлют на прочесывание. А я как-то не хочу никого прочесывать. Я свалить отсюда хочу, а не какую-то группу противника в дохлом городе вылавливать, – Петруха сплюнул. – Так что… И вот те парни – тоже не хотят. Ты их выведи из Москвы, они тебе по гроб жизни…
Петруха замолчал, сообразив, что звучат его слова, мягко выражаясь, двусмысленно.
– В общем, собаки господина Амундсена на старте, – тихо и почти серьезно сказал Петруха. – Можно уходить. И танк нужен?
– Нужен, – кивнул Янычар. – Договаривайся. Как начнет светать – уходим.
– Это… – пробормотал Петруха. – Ты когда про маршрут скажешь? Хотя бы мехводам.
– Вначале – на Красную площадь, – сказал Янычар.
– На Красную площадь? – удивленно переспросил Петруха. – За каким-таким?..
– Попрощаться, – серьезно сказал Янычар. – Со всей прошлой жизнью попрощаться. Ты не против?
Глава 09
Люди медленно поднимались по лестницам. Женщины и дети. Офицеры и солдаты. Никто из них не кричал, не угрожал, не пытался броситься в драку – они просто шли, медленно переставляя ноги со ступеньки на ступеньку. Одновременно переставляли, словно были одним единым организмом… Или долго тренировались двигаться вот так – словно тщательно отлаженный механизм. Гигантская многоножка.
Женщины, дети, солдаты и офицеры.
Они не хотели добраться до горла полковника Иванченко, они не испытывали к нему ненависти – они просто хотели выйти наружу. Выбраться из проклятого, опостылевшего за долгие бесконечные недели бункера. Оказывается, просто спастись – мало. Нужно жить. Выживать день за днем в герметических стенах, в тесноте, среди быстро надоевших лиц. А это оказалось непосильным трудом. У них не было сил, чтобы терпеть.
И самое главное – у них не было цели. В океанском плавании, пусть даже самом долгом, люди, набитые в трюмы и каюты третьего класса, все равно уверены, как бы тяжело им ни было, как бы их ни терзали скука и безделье, рано или поздно они достигнут берега и выйдут на твердую землю.
Даже в Ноевом ковчеге люди знали, что весь этот потоп когда-то закончится…
А бункер… Бункер останется навсегда. Это они думали, что бункер останется навсегда, а полковник Иванченко знал, что это «навсегда» – только полгода. Шесть месяцев. А потом… Потом придется принимать решение, делать выбор. Придется выходить наружу, рискуя впустить вирус сюда, в бункер. Придется искать еду, горючее для генераторов… Или не придется, если вдруг окажется, что система обеззараживания не работает.
Люди поднимались наверх. Ступенька за ступенькой, пролет за пролет. Металлические ступеньки прогибались под человеческой массой, но не ломались.
Полковник Иванченко опер пулемет о перила лестницы верхнего пролета. Сто пятьдесят патронов в ленте. Полторы тысячи человек идут наверх. Одна пуля на десять человек. Он просто не сможет их остановить. Не сможет – может, не нужно и пытаться? Просто отступить в сторону? Просто дать им возможность выйти наружу.
Но ведь он знает, что ждет его… их всех наверху. Прекрасно осознает, что вирус не пощадит никого из идущих сейчас по ступенькам людей. Они не произносят ни слова, даже дыхания их не слышно, только звук шагов.
Стук-стук-стук-стук…
Иванченко огляделся по сторонам. Неужели никого нет рядом? Неужели безумие охватило всех, даже капитана Ермакова и невозмутимого Мухаметшина?
Черт. Черт-черт-черт…
Пулемет прижался прикладом к плечу полковника. Два лестничных пролета. Всего два пролета.
Иванченко вздрогнул – в первом ряду шла его жена, держа за руку сына. Она-то почему вместе со всеми? Она же знает… Она все понимает… И не пытается окликнуть мужа, а сын даже не смотрит на него, глядит сосредоточенно под ноги, поднимается со ступени на ступень.
Стук-стук-стук-стук…
Палец полковника лег на спусковой крючок.
Я не хочу подыхать даже вместе со всеми, сказал, откашлявшись, полковник. Я не для того прошел через весь этот кошмар, чтобы вот так бездарно сдаться на милость человеческой глупости… Жена? Сын? Они ведь все равно умрут, когда распахнутся двери бункера. Я ведь видел, как убивали друг друга люди из спецколонны… Я обрек их на смерть, чтобы спасти своих близких, своих подчиненных и их семьи… И не смог заставить спасенных жить.
А ведь те, в колонне, могли быть лучше приспособлены к обитанию в замкнутой вселенной бункера. Их старшие… Тот самый Утес смог бы заставить всех подчиняться и молча терпеть. Молча и покорно. У него бы не дрогнула рука… Пусть даже всего шесть месяцев. Пусть даже такой мизерный срок.
А у полковника Иванченко – не получилось. Он думал, что справится, что готов на все ради спасения людей, а потом вдруг оказалось, что даже сами люди не готовы… не хотят выжить любой ценой.
Ладно, сказал полковник. Как хотите. После первой длинной очереди вы остановитесь.
Когда первые ряды опрокинутся на тех, кто идет за ними, когда кровь и ошметки тел обрушатся на нижних, когда алые ручейки потекут по ступенькам… они остановятся. Они не могут не остановиться. Они побегут. Пусть боятся и ненавидят, лишь бы жили. Пусть ценой жизней его собственной жены и сына.
Иванченко нажал на спуск и закричал от ужаса и безысходности.
…И проснулся.
Сердце колотилось, все тело было покрыто потом, одежда промокла. Хорошо, что он лег спать в зале, а не в спальне, вместе с женой и сыном. Иначе опять разбудил бы их своим криком.
Иванченко сел на диване, что-то стукнуло об пол. Пистолет. Это безумие – держать взведенное оружие рядом с собой на постели, но полковник ничего не мог с собой поделать.
Полковник не думал, зачем ему сейчас пистолет. Зачем каждую минуту он держит пистолет в руке, оглаживая его металлическое тело. Отстреливаться, если кто-то попытается вломиться в его блок? Чушь, никто не сможет сломать двери, а взрывать… Взрывать что-то в бункере – себе дороже.
Тогда – застрелиться, подумал полковник. Пистолет «макарова» дается офицеру для самоубийства в случае необходимости, всплыла в голове старая, еще времен Советской армии шутка. Застрелиться? Это он успеет через шесть месяцев, когда закончится срок гарантированного спасения и придется играть в лотерею…
Полковник подобрал пистолет с ковра, встал. Надел куртку, неловко просунув руку с пистолетом в рукав. Спать все равно уже не хотелось, так лучше уж прогуляться, распугивая бродящих по бункеру солдат.
Пистолет привычно лег в боковой карман куртки. Полковник его даже на предохранитель не поставил. Если понадобится, то можно просто вынуть пистолет из кармана и выстрелить. Проблема в том, что те, в кого Иванченко всадил бы пулю с особым удовольствием, находились слишком далеко.
Лидер, мать его так. Хитрая безжалостная сволочь, получающая, наверно, удовольствие от издевательств над людьми. Над полковником Иванченко. Сволочь.
Когда к бункеру прорвался бэтээр из бригады прикрытия и лейтенант Князев достал из-за пазухи конверт с пятью сургучными печатями, полковник почувствовал, как ледяная лапа сжала его сердце.
– Имею приказ зачитать сообщение вслух, – сказал лейтенант, показывая конверт камере наружного наблюдения. – Разрешите сломать печати?
Иванченко тогда вздрогнул и оглянулся на людей в зале, словно его застигли за чем-то недозволенным и постыдным.
Лейтенант ждал, держа конверт перед собой. Это был очень спокойный и уравновешенный офицер, все его движения были четки и рациональны, словно это не он только что прорвался сквозь толпу мутантов. Он ждал.
И офицеры в зале тоже ждали.
Им было интересно, что же такое находится в конверте, ради чего людей послали чуть ли не на верную смерть.
– Какой гриф на конверте? – спросил Иванченко в микрофон.
– Совершенно секретно, – сказал лейтенант.
– Всем покинуть помещение. – Полковник еле подавил облегченный выдох. У него был повод остаться с лейтенантом с глазу на глаз. – Всем выйти!
Дождь на улице стих.
Капли на броне бэтээра и на проволоке искрились в лучах прожекторов, словно праздничные гирлянды, придавая картинке на громадном оперативном экране некую абсурдность и нереальность.
– Я выключил запись, – сказал Угрюмов, выходя, и дверь за спиной полковника закрылась.
Черт, а он ведь совершенно забыл о том, что все, что попадает в поле зрения камер, записывается. Глупо могло получиться.
– Ладно, – сказал Иванченко в микрофон, – читай.
Лейтенант сломал печати, вспорол ножом бумагу и нитки конверта. Достал лист бумаги.
– Совершенно секретно, – прочитал лейтенант. – Коменданту объекта Узел-три, позывной «Леший». Вверенная мне бригада готова приступить к выполнению плана «Вариант Б». Время готовности – пятнадцать минут. Командир бригады полковник Аристархов.
– Все? – спросил Иванченко.
– Все, – кивнул лейтенант.
– И что такое «Вариант Б»?
– Не могу знать, – усмехнулся лейтенант. – Приказано передать, что получить подробную информацию можно у Лидера.
– У кого?
– У Лидера, – повторил лейтенант Князев.
– Понял, хорошо… – пробормотал полковник. – Ты дальше как?.. В смысле, что делать будешь?
– У меня семь человек в машине. Прошу разрешения остаться на территории объекта. – Лейтенант оглянулся через плечо на лес, темневший за рядами режущей проволоки, и стало понятно, что никакого желания вернуться назад у него нет. Во всяком случае, ночью.
– Сколько человек у тебя было… вначале? – зачем-то спросил Иванченко.
– Взвод. Три машины, двадцать пять человек.
– Что с остальными машинами?
– Я не знаю. Связь с первой прервалась на шоссе. Полагаю, кто-то из экипажа… кто-то превратился… мутировал. Вторая машина была атакована мутантами. По рации мне сообщили, что они вывели из строя приборы наблюдения на бэтээре, машина остановилась… застряла… – Лейтенант осекся и замолчал.
По-хорошему ему нужно сейчас вернуться за своими ребятами. Парни сидят в бэтээре, на броне которого беснуются мутанты, и ждут. Либо помощи, либо того, что кто-то из них прямо в машине превратится в безумного каннибала.
– У тебя с ними есть связь? – спросил после паузы полковник.
– Да, поддерживаю. Мы договорились, что я вернусь завтра, когда рассветет.
– Я не смогу тебе помочь… – тихо сказал полковник. – Людьми – не смогу. Можешь взять мои машины. БМП в ангаре, забирай хоть два, хоть три. На буксире ты застрявший бэтээр не утащишь. Далеко он?