Любовь и магия-2 (сборник) Князев Милослав
Дама в розовом не нашла, что возразить, и просто промолчала, зато за нее ответил высокий старик в пенсне:
– Вы не открыли нам ничего нового, мистер Коул. Но народец ушел, и их магия исчезает вместе с ними. Нам ровным счетом ничего не угрожает, кроме скучной и серой жизни обывателей среди пышущих паром механизмов, что нам подсовывают ученые. Вот где я вижу настоящую опасность.
Дискуссия, казалось, исчерпала себя, как вдруг чей-то голос, звучный и приятный, произнес:
– Но кто сказал, что нельзя совместить магию и науку?
Невольно я вместе с остальными завертела головой в надежде разглядеть невидимого мечтателя.
– И я могу это сделать, уверяю вас, дамы и господа. Будущее зависит только от нас с вами, и я даю слово джентльмена, что постараюсь сделать его как можно лучше.
К нам подошел притягательной наружности молодой мужчина, одетый по последней моде, однако в отличие от большинства собравшихся здесь франтов, приталенный черный сюртук подчеркивал не болезненную аристократическую худобу, а мужественную широкоплечую фигуру. Белоснежная сорочка, темно-серый шелковый жилет, узкие брюки и остроносые туфли черной кожи невероятно шли ему, но еще больше дам заворожил его голос, бархатистый и чарующий. Казалось, мужчина обращается не ко всем, а к каждому в отдельности.
– Лорд Итон! – к нам поспешила сама хозяйка приема, миссис Чаттерлейн, и я догадалась, что своим визитом нас почтил не последний человек в обществе. Пора было вернуться к Виоле. Уходя, я случайно столкнулась с лордом взглядами и похолодела от страха. Словно я заглянула в бездну…
– Мисс, не бойтесь. Вам ничего не угрожает, если вы, конечно, не богатенькая девица на выданье.
Я резко обернулась и столкнулась с молодым человеком, отпустившим этот язвительный комментарий. После лорда Итона мне не хотелось даже смотреть в его сторону, не то, что говорить с ним. Склонила голову в почтительном поклоне, намереваясь уйти.
– Куда же вы, прекрасное создание? – воскликнул он в притворном огорчении. – Мы даже не познакомимся?
Опасаясь, как бы на нас не стали оглядываться гости, я остановилась:
– Катерина Стоун, компаньонка мисс Виолы Бертрам, так что насчет богатенькой невесты вы не ошиблись. Я к их числу не отношусь.
Найдя глазами в толпе Виолу, я решительно направилась в ту сторону, когда мой знакомый незнакомец совершенно серьезно сказал:
– Кристофер Хаксли, камердинер лорда Итона. И вот вам мой совет, держитесь от него подальше.
С возрастающим волнением я кивнула и поспешила к госпоже. Вокруг нее собралась компания, а сама Виола весело смеялась. Приблизившись, я, к ужасу своему увидела, что рядом с ней стоит лорд Итон и его черные колдовские глаза устремлены только на нее…
С того вечера меня не отпускало щемящее чувство приближающейся беды, в то время как Виола веселилась и смеялась еще чаще и еще заразительнее, чем прежде. Ее лучезарная улыбка освещала дом от кухни и до самого чердака, куда не заглядывал никто, кроме разве что юного поваренка, обустроившего там для себя уютный уголок. И причина столь бурного проявления чувств была довольно проста и очевидна – Дамиан Итон, лорд, ученый и холостяк. Невероятно красивый мужчина. Даже мне, не склонной к впечатлительности, да и, что таить, не слишком молодой девушке, он казался верхом совершенства. Однако, думая о загадочном лорде, я не могла не вспоминать его камердинера и слова, произнесенные им напоследок. Он предупреждал о… о чем? Об опасности?
– Катти! Ты спишь на ходу, – капризно пожаловалась мисс Бертрам. – Не забывай, что мы собирались на прогулку. Вдруг нам повезет столкнуться с лордом Итоном? Ах, это было бы чудесно…
К стыду своему, я начала замечать, что бесконечные восторги Виолы заставляют меня недовольно морщиться. Как идеальная компаньонка, я должна быть приветлива и терпима к своей подопечной, но видение черных как ночь глаз сбивало мои мысли и приносило в их размеренный ход непривычную смуту. Я взяла кружевной зонтик от солнца и, усилием воли отбросив сомнения прочь, поспешила вслед за неугомонной госпожой.
Согласно правилам хорошего тона, в послеобеденный час следовало отправляться на прогулку – это знала каждая уважающая себя англичанка, однако сегодня солнце вопреки всем законам устоявшейся лондонской погоды палило нещадно, даже зонтик не помогал, а мисс Бертрам, будто нарочно, таскала меня по всем магазинам и всем кафе, что можно было встретить в этой части города. Раздражение мое все росло и крепло, как вдруг джентльмен в черном, идущий по противоположной стороне дороги, вдруг окликнул нас, точнее, меня.
– Мисс Стоун! Какая приятная встреча, сегодня вы еще прекраснее, чем мне запомнилось.
– Мистер Хаксли, – я представила его госпоже, и та, едва заслышав имя предмета своих романтических терзаний, мило порозовела, пролепетав:
– А лорд Итон… он с вами?
Камердинер склонился в учтивом поклоне, при этом – какой стыд! – озорно подмигнул мне:
– Лорд с визитом к коллеге, но не переживайте, мисс, уверен, знай он о вас, непременно бы бросил все дела. Вы куда-то шли? Могу я вас проводить?
Я не видела причины отказывать. При свете дня и без назойливых взглядов светских кумушек мне представилась возможность как следует рассмотреть нашего провожатого и, к слову, найти его весьма привлекательным мужчиной наружности вполне обычной, не поражающей воображение, как в случае с Дамианом Итоном, однако же вполне классической и радующей взгляд правильностью черт.
– Вы не последовали моему совету, мисс, – не меняя дружелюбного выражения лица заметил он, бросив на меня быстрый и, готова поклясться, весьма многозначительный взгляд светло-карих, почти медовых, глаз. Воспользовавшись тем, что Виола чуть поотстала, вглядываясь в витрины магазинов, я спросила напрямую, что он имел в виду под тем нелепым предостережением.
– Мой господин, мисс Стоун… – Мистер Хаксли на мгновение замялся, а после расцвел мягкой и очень обаятельной улыбкой. – Могу я называть вас Катериной?
– Если вам будет угодно, – сухо кивнула я. Даже не знаю, почему.
– Мой господин – человек выдающегося ума и прочих достоинств, приличествующих настоящему джентльмену, кроме одного. Он абсолютно, совершенно одержим.
Наши взгляды встретились, и я вдруг почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног.
– Мисс Катерина, вы в порядке? – Кристофер поддержал меня за локоть, который я тут же с силой вырвала из его теплых пальцев.
– В полном. Не знаю, к чему вы клони… – Я замерла, точно громом пораженная. – Где Виола?!
Девушка только что шла позади нас, и вот ее нет!
– Виола! – подхватив юбки, я ринулась обратно, громко выкрикивая ее имя. – Виола!
– Постойте же, – Кристофер удержал меня за локоть, на сей раз отпустив сразу же, как я обернулась. – Криками делу не поможешь. Давайте вместе поищем вашу хозяйку. Только спокойно, не теряя головы.
Мое бледное лицо залила краска стыда. Так вести себя перед незнакомым человеком… Кивнув, я, уже куда более спокойно, вместе с мистером Хаксли пошла обратно тем путем, что мы только что проделали втроем. Кристофер благородно избавил меня от общения с людьми, спрашивая у них про пропавшую девушку. Я заметила, что даже самые сухие из прохожих охотно вступали с ним в беседу, будто ненавязчивое обаяние молодого человека покоряло их в считаные секунды. Я, наверное, впервые в жизни, с досадой подумала о собственной непритязательной внешности и совсем не женственном росте.
– Никто ее не видел, – мистер Хаксли без разрешения взял меня за руку и слегка сжал ладонь. – Не волнуйтесь, мы найдем мисс Бертрам.
Я не стала выхватывать ладонь, с удивлением чувствуя, как ко мне будто бы перетекает его чистая уверенная сила. Тогда я впервые открыто заглянула Кристоферу в глаза и испугалась – такими глубокими они были, но вели вовсе не в бездну, так напугавшую меня в Дамиане Итоне, а в искрящийся радугой водоворот эмоций, чуждых моей природе. Моей нечеловеческой природе.
– Мисс Стоун?
Приятное чувство падения исчезло без следа.
– Катерина, посмотрите-ка туда.
Навстречу нам шел сам лорд Итон, а под руку с ним гордо вышагивала наша непутевая беглянка.
– Катти, только не ругайся, – бросила мне девушка, нагло и беспардонно пользуясь присутствием двух посторонних мужчин, при которых я едва ли решусь на настоящую выволочку. – Я случайно свернула не туда и заблудилась, а лорд Итон любезно вызвался меня проводить.
Столько бесстыдной лжи я давно не слышала.
– Вам должно быть стыдно, юная леди, – ледяным голосом отчитала я ее. – Вы заставили нас с мистером Хаксли поволноваться. Мы немедленно возвращаемся домой, и я буду вынуждена доложить о вашем поведении матушке.
Вопреки всем моим чаяниям Виола ничуть не смутилась. Напротив, с самым честным видом произнесла:
– Катти, но разве мы не должны отблагодарить лорда Итона за помощь? – Повернувшись к мужчине, она неожиданно выдала: – Не желаете ли сегодня отужинать с нами? Наша кухарка готовит изумительное рагу по-французски.
Мысленно я схватилась за голову от подобной бесцеремонности, однако, стоит отдать лорду должное, он с улыбкой покачал головой:
– Увы, я дал слово отужинать со своим старым другом. Правда ведь, Кристофер? – Хаксли коротко кивнул. – Прошу меня простить, дела мои не терпят отлагательств.
Лорд поклонился и пошел прочь, а его камердинер на прощание совершил нечто совершенно невероятное – наклонился и поцеловал мою руку, проигнорировав, однако, стоящую рядом мисс Бертрам. Отмерев, я обнаружила зажатый в ладони кусочек бумаги.
– Так и будем стоять? – хмуро поинтересовалась Виола, разочарованная отказом лорда Итона едва ли не до слез. – Или ты передумала докладываться матушке?
Безусловно, маленькая лгунья нуждалась в хорошем уроке на будущее, но мысли мои уже были заняты совершенно другим.
– Прощаю на первый раз. А если выкинешь еще один такой фокус, выпорю собственноручно и не посмотрю на возраст.
Слова мои слегка приободрили бедняжку, и мы отправились домой.
Оставшись наедине с собой, я с замиранием сердца развернула послание. Почерк у мистера Хаксли оказался витиеватым и размашистым. Короткая записка не содержала ничего, кроме приглашения встретиться сегодня в полночь в меблированных комнатах на Миднайт-стрит и обещания «объяснить свои слова». Разумеется, я была возмущена подобной дерзостью. Я? В полночь? Меблированные комнаты? За кого меня принимает этот человек? Я смяла листок в ладони и вдруг вновь ощутила прилив той удивительной теплой энергии, что источал Кристофер Хаксли. Развернув смятую записку, я еще раз вчиталась в завитки букв. Отчего-то в животе будто бабочки порхали, а на сероватых щеках выступил предательский румянец. До полуночи еще было время подумать. Я приложила к груди руку и почувствовала ритмичное биение. Так странно и так непривычно.
Виола всячески меня избегала и, как я узнала позже от одной из горничных, пожаловалась на меня матери, якобы я недостойно вела себя перед лордом Итоном и подавала ей дурной пример. Такого удара я не ожидала. Все яснее становилось мне, что чем бы ни был так опасен этот пугающий мужчина, он околдовал бедняжку, и только Пресветлая знает, зачем ему это надо.
Дождавшись одиннадцатого удара напольных часов в гостиной, я накинула неприметную накидку, отличающуюся от моей привычной формы компаньонки, и тайком покинула дом через черный ход. На мгновение мне показалось, что впереди мелькнула тень, похожая на человека, однако узкий переулок за домом был пуст. Полная решимости выяснить правду, я отправилась на Миднайт-стрит. Путь мой лежал через центр города в восточную его часть, не блещущую респектабельностью, приходилось идти чрезвычайно быстро, прислушиваясь к цокоту каблучков из страха напороться на припозднившихся гуляк или местный сброд, а воспользоваться кебом я не решилась, опасаясь быть узнанной. Впрочем, страх этот едва ли имел под собой основания, если учесть, что я всего лишь служанка, пусть и особо приближенная. Без четверти двенадцать я вошла в один из типовых домов, поднялась по узкой скрипящей лестнице на второй этаж и отыскала дверь с нужным номером.
– Я опасался, что вы проигнорируете мое приглашение, – Кристофер поднялся мне навстречу, протягивая руку, чтобы помочь. Свет от одинокой масляной лампы едва разгонял мрак.
– Я так и собиралась сделать.
– Что же вам помешало?
Его голос прозвучал совсем рядом, и я испугалась повернуться, чтобы случайно не увидеть его лицо в паре дюймов от своего. Внутри бушевал огонь, и я не знала его природы.
– Мистер Хаксли, – строго прервала я, – исключение я сделала лишь ради мисс Бертрам. Скажите, что ей угрожает?
Кристофер отошел к окну, выглянул наружу и, видимо, удостоверившись, что за домом не следят, ответил:
– Мой хозяин – чрезвычайно опасный человек. Я хочу, чтобы вы поняли, для мисс Бертрам знакомство с ним грозит лишь браком без любви и, в крайнем случае, потерей всего капитала, а вам же, милая моя Катерина, оно может стоить жизни.
Колени мои вмиг ослабли, и только сильные руки Хаксли удержали меня на ногах.
– Продолжайте… – слабо выдохнула я, цепляясь непослушными пальцами за лацканы его сюртука.
– Вам лучше сесть. – Мужчина усадил меня на диван и сам устроился рядом. – У нас с Дамианом установлена некая… как бы лучше сказать, ментальная связь. Вы ведь понимаете меня?
Я действительно понимала:
– Вы родственники?
– По матери. Но ведь вы уже догадались, так ведь?
В неярком свете лампы медовые глаза его мягко поблескивали.
– Вы полукровка.
Он кивнул:
– Как и вы, Катерина. Я прав? – Я не пошевелилась. – Мой отец был из бубахов, домовых фэйри. А кто твои родичи?
– Гвиллион.
Название страшных горных духов было Кристоферу знакомо, он хотел знать подробности, но я велела ему продолжать.
– Лорд Итон с детства мечтал о магии, хотел сравняться с одним из магов древности, что получили свой дар от могущественных фэйри. Он впитывал знания как губка, завел знакомства с самыми известными и самыми безумными учеными, занимающимися этой проблемой, однако все было тщетно. И тогда он придумал чудовищный план, который, к ужасу моему, действительно может сработать. Он построил машину, способную вытягивать из таких, как мы, их природную магию. На деньги Виолы он усовершенствует ее, и тогда… Катерина, – Хаксли сжал мои ладони с неистовой страстью, – он убьет тебя, а потом, может, и меня тоже. Понимаешь, он не остановится ни перед чем!
Ужас сковал мое тело, даже магическое тепло, идущее от бубаха-полукровки, не могло меня согреть. Кристофер нежно сжимал мои пальцы, заглядывая в глаза. Найдя в себе, наконец, силы слабо улыбнуться – не уверена, что это было к месту, – я спросила:
– Что мне теперь делать?
– Не тебе, а нам. Я обязательно узнаю, когда лорд приступит к решающей фазе эксперимента, и тогда мы вместе с моими товарищами остановим его, верь мне…
Произнеся это, он склонился ко мне, и я, точно во сне, видела сквозь легкую дымку его мерцающие янтарным светом глаза так близко, что хотелось зажмуриться, чтобы не испытывать тех чувств, что обуревали меня. Только не сейчас, не тогда, когда мой мир висит на волоске.
– Кристофер…
Он прикоснулся к моей щеке, нежно и одновременно властно. Я забыла, что хотела возразить, однако в следующий момент мужчина отшатнулся и проворно вскочил на ноги, громко выругавшись. Очарование было нарушено, я вспомнила об угрозе, нависшей над всеми нами. Хаксли престал метаться и устремил на меня грозный взгляд:
– Вам следовало бы получше следить за своей воспитанницей, мисс Стоун.
Сложно описать словами те секунды, когда я услышала о побеге Виолы и ее похищении людьми лорда Итона. Возмущение, страх, отчаяние и бессильный гнев раздирали меня на части. Я не могла понять, к чему было совершать столь дерзкую аферу, ведь девушка и без того была без ума от рокового красавца, и только когда первый шок прошел, Хаксли нашел верный ответ на все мои вопросы.
– Вероятно, Дамиан узнал о нашей встрече и решил похитить тебя, но перепутал с мисс Бертрам, зачем-то покинувшей дом в твоей одежде.
Увы, подобная выходка была как раз в ее стиле.
Разговор этот мы вели на ходу, спеша в загородное имение Итона, где, по словам его камердинера, лорд строил свою чудовищную машину. Я едва поспевала за Кристофером, путаясь в длинном подоле. Хаксли без предупреждения схватил меня за руку и, без преувеличения, потащил за собой.
– Как мы собираемся добираться до имения? – задала я так волновавший меня вопрос, на что мужчина приложил палец к губам и завел меня в неприметный темный переулок – узкую каменную кишку между близко стоящими домами. В нос ударил ни с чем не сравнимый запах помоев и гниения, прежде мне никогда не приходилось бывать в таких местах, и мне не оставалось ничего иного, как во всем повиноваться моему провожатому. Кристофер отпустил меня и приложил ладонь к стене тупика. Мрак расцветился всполохами золотистого света, и камень «поплыл», искажаясь и плавясь, как лед на солнце. Сквозь него пробивалось бледное лунное сияние, и ветерок зашевелил мои волосы.
– Идем?
Я доверчиво шагнула вперед, на лесную тропинку в самом сердце серого человеческого города. Рука об руку мы пошли по волшебной тропе фэйри, впитывая кожей природную магию, разлитую в душистом теплом воздухе. Мои глаза светились зеленым, его – излучали желтое сияние. Мы оба вдруг стали настолько близки друг другу, что даже сердца наши, казалось, забились в унисон.
Тропа вывела нас на лужайку позади особняка Итона, прямо возле стены старой усыпальницы, высеченной из цельного камня, – замаскированного входа в лабораторию лорда. Я нежно погладила зеленоватый гранит и, улыбнувшись, повернулась к Кристоферу:
– Доверишься мне?
Он зажмурился и позволил провести его сквозь толщу камня. Спустившись по ступеням, мы вошли в подземную лабораторию. Взгляд мой сразу выхватил одинокую хрупкую фигурку Виолы, она сидела прямо на полу, пряча лицо в ладонях, плечи сотрясались от рыданий. Рука Кристофера удержала меня на месте, однако я все же позвала ее по имени.
– Как раз вовремя.
Голос лорда Итона заставил Виолу зарыдать пуще прежнего, а нас с Кристофером – застыть на месте, застигнутыми врасплох.
– Хотел предать меня… братец? – Лорд вышел на свет, и его безумный вид заставил меня отступить на шаг. – Забыл, что мы связаны? То, что знаю я, знаешь и ты. И наоборот.
Хаксли тихо выругался, незаметно заслоняя меня собой:
– Дай женщинам уйти.
– С какой стати? – Итон внезапно расхохотался, запрокинув голову, как ребенок, чья каверза удалась. Звонко, безумно, страшно. Я вдруг с пугающей отчетливостью поняла – он не даст нам уйти, никому из нас.
– Дамиан…
– Коул! – громко перебил лорд. – Мы начинаем!
Воздух затрещал от напряжения, и металлическая громада, мной ранее не замеченная в темноте, загорелась десятками цветных ламп. От машины валил пар, лампы мигали так быстро, что заслезились глаза. Я не сопротивлялась, когда кто-то схватил меня и пристегнул кожаными ремнями к металлическому остову. Я не могла пошевелиться, только видела над головой крошечное окошко-«розу», сквозь которую на мое лицо падал лунный свет. Отчаянно кричал Кристофер, проклинал брата, но я не вслушивалась в слова. Просто лежала и ждала, когда мощная волна незнакомой искусственной энергии пройдет сквозь мое тело, чтобы забрать самое ценное. Забрать то, что делало меня мной.
– Катерина! Катерина, я тебя вытащу! Катерина!
Прутья подо мной завибрировали, по венам заструилась пробуждающаяся магия. И мне было страшно, что она поглотит меня, ибо тогда…
Разряд сотряс мое распластанное тело, однако я не издала ни звука, хотя боль терзала каждый его дюйм. Дамиан Итон хохотал как сумасшедший – он видел, как моя магия искрящимся зеленым потоком разбегается по трубкам его кошмарной машины.
– Да! – кричал он в неистовстве. – Да, получается!
…и тогда я просто поднялась. Разорвала ремни, оборвала трубки. Вид мой изменился, если раньше он отталкивал взгляды, то сейчас – внушал первобытный ужас. Я знала, что кожа моя посерела и покрылась сетью прожилок-трещинок, глаза налились кровью, а зрачки полыхали ядовито-зеленым. Тело мое вытянулось еще больше, на пальцах отросли острые когти, а платье и накидка компаньонки из богатого дома превратились в мешковатое рубище и остроконечную шляпу.
Я гвиллион. Я ужас горных троп и пустынных перевалов. Я Горная Старуха, кровавый туман, гибельные огни во тьме.
Я фэйри.
Я рыдала на плече у Кристофера, а Виола осторожно поглаживала меня по спине.
Когда закончился тот кошмар, я не помнила. Рушились стены, камень крошился в песок, и в том аду навсегда исчезла машина, похищающая магию. И лорд Итон. Имение сровнялось с землей, и только с падением последнего камня силы оставили меня.
– Не плачь, Катерина, – ласково шептал Кристофер, перебирая пальцами мои спутанные, присыпанные каменной крошкой волосы. – Мы никому не выдадим твой секрет.
Семья Бартрамов, конечно, знала, что приютила не полукровку. С ужасом представив, как выглядела в своем истинном облике, я побледнела. Какой кошмар!
– Кристофер, – пролепетала я. – Мистер Хаксли…
– Что? – он склонился к самому моему лицу. – Что случилось?
– Ты видел меня? – Голос задрожал. – Тебе не страшно?
Сердце ухнуло куда-то вниз, когда Кристофер вместо лишних слов накрыл мои губы своими, крепко поцеловав, а после отстранился и озорно подмигнул:
– Это тебе должно быть страшно, моя Катерина. У нас впереди очень много дел.
– Каких же?
– Найти другого жениха для мисс Бертрам, например. А еще устроить свадьбу.
Виола хихикнула в кулачок, а я же непонимающе уставилась на Хаксли:
– Свадьбу? Какую свадьбу?
Он переглянулся с Виолой, и девушка радостно воскликнула:
– Как это какую? Вашу!
Нежно-розовый рассвет окрасил небо на востоке. Первый, еще робкий и трогательный, солнечный лучик скользнул по руинам, отразился в медово-карих глазах Кристофера, и я поняла, что время фэйри еще не прошло. И мое время не прошло тоже.
Прижавшись к его груди, я услышала биение сердца. Оно билось в такт с моим, и я с улыбкой произнесла:
– Да. Я согласна.
Семтра и Тайдерен (Дмитрий Козлов)
Сегодня от Порт-Нартаса и до самых Островов Тысячи Скелетов вы не найдете таверны или постоялого двора, где после пары кружек эля или другого пойла не заводят разговор о Тайдерене и Семтре и их любви, которая бросила вызов самим богам. Сейчас-то я стар и даже к пекарю на другой стороне улицы тащусь так долго, что впору разбивать походный лагерь посреди мостовой. Но еще совсем недавно, когда кости при ходьбе не стонали, как осины в Сером Лесу, а малышня не спорила, кто старше – окаменевший Огнекрыл в Сумрачных Холмах или старик Ханралл, бывший торговец шелком, я проводил свои дни на Восточном Тракте, продавая марантийские шелка от Калланты и до самого Змеиного Моста. И когда у дороги попадался приличный трактир – с пойлом чуть вкуснее лошадиной мочи и бабами покраше ходячего мешка с картошкой, – я каждый раз слышал эту историю. Кто-то говорит, что она случилась в правление линтара Сонтерса Смелого, другие называют Родра Тупого или Майтерна Рыбью Чешую… Одни твердят, что все случилось в Серебряных Болотах на южной границе, другие упоминают Западный Предел… Раньше я порой и сам не прочь был потрепать языком, если ноги не выбивали камайн на дощатом полу под задорную скрипку или лютню, а на коленях не сидела, смеясь, прелестная девица, но в последние годы все больше сидел и слушал, потягивая то, что наливали, и лишь иногда грустно улыбаясь и усмехаясь в свою седую бороду. Ведь мне не нужно было слушать всех этих глупцов, чтобы узнать историю Тайдерена и Семтры.
Потому что я был там.
И хоть сегодня мои гляделки стали почти слепы, но пусть разорвут меня демоны Альтура, если тогда я не видел все, что произошло, своими глазами.
Прошло с месяц после того, как умер, не оставив потомков, линтар Гриналл Лысый, и страной тогда правило Семеро Достойных Лордов. В те дни от бледного диска Старой Йенфли уже остался лишь узенький серп, и хотя в диоцезах южнее Волчьего Озера еще зеленели листья на деревьях и крестьяне даже не начинали запасать дрова на зиму, в Картенте, куда ползла наша колонна, солнце уже едва успевало показываться в небе, как боязливый лесной горностай, а зимние ночи были черны, как рожи проклятых марантийцев, и холод стоял такой, что эль едва не замерзал прямо в пузе.
Только едва ли этот морозный воздух, в котором уже ощущалось смертельное дыхание подступающей зимы, волновал трибуна Роллса.
– Скорее! Шевелите задницами, мерзавцы! Шагайте быстрее, выродки, или клянусь Богиней Начала Адорной и всеми псами Сэти, что я брошу вас на съедение сторожевым собакам, когда мы доберемся до крепости! – орал он, скача мимо на единственной лошади, но всем давно было наплевать на его вопли. Мы ничего не ели уже сутки, зимнюю форму дали лишь одной манипуле из трех, а у некоторых ребят с юга и вовсе на ногах были сандалии, и будь я проклят, если сам не видел на привалах, что их пальцы почернели, как гнилой лук. Но кого волнует очередное стадо воинов Сына Богов, отправленное охранять границы его линтарии в такую даль, что сам он едва ли сумеет отыскать ее на карте? Если уж ты угодил в эту поганую армию, то терпи, жри похлебку с червивым мясом, кричи «Линтар, Адорна, честь!», когда говорят, и пытайся выжить, сколько сможешь. Тогда, может, и не пропадешь.
Тайдерен наверняка пропал бы. Ведь такие, как он, – высокие, худые, бледнокожие уроженцы Старых Королевств к востоку от реки Тэйе плохо переносили северные холода. И этого парня ожидала бы та же участь, что и многих его соплеменников – швырнули бы труп в придорожную канаву, жрец пробормотал бы пару слов, и колонна двинулась бы дальше. Но Тайдерен отличался от других.
Ведь он умел писать и читать.
Его заметил один из офицеров в Лурре, где собирали пополнение для северных гарнизонов. Офицеришка оказался не из тех, у которых в пустом черепе только «Линтар, Адорна, честь!» эхом звучит, а чуть посообразительнее. И потому, как только заметил юнца с потрепанным свитком в руках, сидевшего в стороне от других, и, пусть и дрожа от холода, но самозабвенно бегающего глазами по странным закорючкам, тут же велел выдать ему теплую одежду и приказал трибуну Роллсу кормить его как следует, плеткой в пути не охаживать, а по прибытии прикомандировать лично к префекту-командующему гарнизона. Скрипя гнилыми зубами, торчащими из его вонючей пасти, как покосившиеся надгробия, Роллс согласился. И в пути самым страшным, что доводилось терпеть Тайдерену от этого мерзавца, были его злобные взгляды.
Впрочем, и они перестали его донимать, когда за Черными Пиками – двумя почерневшими от древнего пожара башнями под Бранталом, отмечавшими границу диоцезов, – Роллс велел всем надеть повязки на глаза. Проклятая армейская традиция, идиотская, как и все прочие: дескать, завязав солдатам глаза и заставив их шагать, положив руку на плечо впереди идущего, подобно слепцам, их лишают возможности дезертировать – ведь они не знают дороги. Тот придворный кретин с заплывшими жиром мозгами, который придумал этот бред, должно быть, никогда не служил и не знал, что дорогу можно узнать у местных, или, за небольшую плату, у офицеров, которые повязки не надевали. Но, как говаривал мой старик – пусть боги хранят его душу от Сэти, – что есть линтария, как не старый сундук с покрытыми плесенью традициями? Так что волей-неволей, но пришлось идти добрых двое суток в темноте, как поганый сокол на рукаве у сокольничего, снимая пропахшую потом тряпку только на привалах. И когда, наконец, вонючее тряпье позволили снять и бледный свет едва не ослепил меня, я готов был вознести хвалу Адорне и всей Старшей Девятке за то, что эта проклятая прогулка завершилась.
Крепость Яланга на Бобровой Реке была самым северным форпостом линтарии, за которым начинались бесконечные, населенные дикарями леса. И это было единственной особенностью, отличавшей ее от тысяч подобных гадючников, разбросанных по всей стране. Приземистый каменный донжон, кучка лачуг-казарм да бревенчатый частокол, окружавший истоптанный людьми и лошадьми грязный пятачок с копошащимися в лужах свиньями, – вот и вся Яланга. Подобную «неприступную твердыню» без труда могло стереть с лица земли любое войско, владевшее хотя бы азами осадного дела, но тут нам всем повезло: дикари с другого берега были столь примитивны, что даже переправиться через реку были не в состоянии, и предпочитали с нами не связываться. Распихав нас по убогим хибарам, где каждого ожидала лежанка из гнилой соломы, Роллс поторопился отбыть на юг, а мы приступили к несению службы во славу линтара и Адорны.
Каждое утро начиналось с построения, где префект-командующий Мисий – коротконогая бочка с жиром и кустами седых волос на лысеющей башке – писклявым голосом вопил, какие же мы никчемные бездельники и сколько же выпили наши отцы, чтобы зачать таких жалких дохляков с нашими шлюхами-матерями. Потом мы дружно орали «Линтар, Адорна, честь!» и до обеда изображали что-то вроде боевой подготовки, размахивая деревянными мечами, пытаясь попасть в истыканные стрелами трухлявые мишени из луков, у которых то и дело лопались гнилые тетивы, или поразить тупоносым копьем обитое ржавой жестью пугало, скача на старой кляче по кличке Серобокая, составлявшей всю мощь кавалерии нашего гарнизона. Затем, забив животы жидким варевом из лука и жесткого, как камень, жилистого мяса, мы отправлялись заниматься основной своей работой – рубить лес и сплавлять его вниз по реке. Там-то я и познакомился с Тайдереном.
В тот вечер мы таскали бревна к воде. Несмотря на особые условия – его назначили писарем при префекте-командующем, и до обеда он вместо учений занимался составлением депеш и приказов в столицу диоцеза, а также читал Мисию свежую почту, доставленную посыльным, – на вырубках Тайдерен трудился вместе с остальными. И так получилось, что именно мне довелось тащить вместе с ним ствол свежесрубленной сосны к реке, когда мы впервые увидели Людей Реки.
Над темной водой висела белесая дымка, которая тонкой вуалью окутывала весь этот мрачный край. В этом тумане даже солнечный свет будто путался и увязал, как в густой паутине, отчего задолго до заката все вокруг погружалось в сумрак, а те, кто стоял совсем рядом, становились едва заметными призраками. Вот и сейчас мы будто брели в густом молочном мареве по заросшему бурой травой склону к полоске песка, за которой плескалась вода. И когда мы уже были внизу и готовы были бросить бревно в реку, в тумане появилась прореха, открыв нашим взглядам широкую речную гладь – как порой солнце на миг проглядывает сквозь тучи в дождливый день.
И тогда мы впервые увидели их.
Они плыли в широкой лодке с низкими бортами – вроде тех, что у пиратов с Островов Тысячи Скелетов, но без паруса. Двигались бесшумно, весла едва касались воды. Казалось, они хотят остаться незамеченными. До них было буквально рукой подать – совсем близко. Все четверо Детей Реки смотрели на нас, и по их покрытым причудливыми татуировками, как у элонов из южных диоцезов, лицам невозможно было понять, удивлены ли они, увидев нас, так же, как мы сами. Лодка медленно двигалась вместе с тихим, но мощным потоком, и одетые в теплые шкуры люди в ней смотрели на нас.
И среди них была она.
Конечно, тогда я не знал, что ее зовут Семтра. Но, скажу я вам, даже меня, прожженного гуляку, не пропустившего ни одной юбки в моей родной деревеньке у Ручья Трех Жрецов, и то заставила на миг задержать дыхание ее красота, а сердце в груди под этими дрянными, тяжелыми и продуваемыми колючим ветром кожаными доспехами забилось быстрее, чем после двух часов маханий топором в ближайшей роще. А у Тейдерена и вовсе глаза из орбит так повылезали, что хотелось руки подставить на случай, если они выпадут. Прежде чем бревно выпало из его рук, треснуло меня по ноге и заставило стряхнуть наваждение, я мог лишь пялиться на эту девицу, как сопливый юнец. Да уж, таких красоток описать под силу лишь поэту, а не старому вояке и торгашу вроде меня, да и время не щадит старческую память, но я все же попытаюсь. Тяжелая, напоминающая медвежью, шкура не позволяла разглядеть, что под ней скрыто, но я ни на миг не сомневался, что к такому прекрасному, строгому, полному какого-то первобытного благородства бледному лицу, обрамленному длинными, блестящими черными волосами прилагалось отличное…
– Мать твою! – выругался я, когда на ногу упало дерево, и подумал, что проклятая сосна отомстила тому, кто ее срубил. – Ты что же, не пожрал сегодня, что у тебя бревно из рук выпало?!
Тайдерен, кажется, даже не заметил, что уронил дерево, не говоря уже о моих криках. Он продолжал неотрывно смотреть на проплывавшую мимо девушку, и на его губах появилась едва заметная улыбка.
И будь я проклят три тысячи раз, если она не ответила ему тем же!
– Что, Детей Реки не видел никогда? – проворчал я, хоть и сам видел их впервые.
– Детей Реки? – подал, наконец, голос Тайдерен, когда туман вновь скрыл лодку и ее команду от посторонних глаз и оцепенение покинуло гарнизонного писаря. – Кто они?
И тогда я рассказал ему все, что вчера, за карточной игрой в убогом трактиришке «Свиное Рыло», прилипшем к стене крепости, как навоз к сапогу, поведал мне о них Одноглазый Брог, здешний кузнец.
С Детьми Реки мало кто имел дело – чужаков они сторонились и только торговали с ними тем, что имели, – рыбой, в ловле которой им не было равных, будто и сами они были родом из речных вод. Впрочем, так оно, возможно, и было, ведь они превосходно плавали и, судя по преданиям, вели свой род от Арленны Черновласой – речной богини, чьи дети от брака с простолюдином и стали предками Детей Реки. Так или иначе, но в древние времена – еще когда Первый Мир был молод, а океаны из крови Олурена Перворождающего еще не остыли, Дети Реки, которые тогда обитали не только в реках, дерзнули погрузиться на дно и украсть драгоценности из покоев самого Тодананна, бога подводного царства. И за это на совете Старшей Девятки Божеств было принято решение наказать их. Почти все они погибли в низвергнутом на них пламени – выжил лишь один из тысячи. Тем же, кто уцелел, позволили жить, но только на островах посреди рек, запретив соваться в океаны. Но самым страшным запретом был другой.
Детям Реки навеки запретили ступать на любую землю, кроме своих островов.
С тех самых пор лишь люди могли навещать их городки посреди речных течений, но не наоборот. Те, кто бывал там, говорили, что Дети Реки живут довольно богато, их женщины потрясающе красивы (тут кузнец оскалился и покачал головой – дескать, «уж я-то в этом знаю толк»), но они ненавидят чужих, и соваться к ним не следует.
Тайдерен слушал меня с интересом, но я понимал, что мысли его где-то далеко, а в его глазах я почти видел отражение той девушки из лодки.
Нельзя сказать, что дни в Картенте тянулись медленно. Нет, они упирались, скрипели, стонали и с громким хрустом отправлялись в небытие, совсем как сосны, которые нам с Тайдереном приходилось рубить. Один, другой, третий… Я размахивался и вонзал лезвие топора в ствол очередной сосны, стараясь не думать о том, как проведу здесь десять лет службы, и не подозревая, что меня ожидает совсем другая судьба.
Бутылка появилась на четвертый день после того, как мы видели лодку. Это был флакончик из полупрозрачного зеленого стекла, в каких торговцы из Кшатрии продавали духи и благовония. Она выплыла из тумана, когда мы сталкивали очередное бревно в воду. И пусть сама Адорна всадит молнию в мою тупую голову, если бутылка не плыла против течения, лавируя среди медленно ползущих к морю бревен, как юркая рыбешка! Только годы спустя я узнал, что этим нехитрым заклинанием владели многие из Детей Реки…
Тайдерен выхватил бутылку из воды, выдернул пробку и достал крошечный клочок желтой бумаги, исписанной теми закорючками, чтение которых не по зубам простому сыну крестьянина вроде меня.
– Что там? – спросил я, заглядывая через его плечо.
– Это руны… Руны Старого Наречия! – ответил Тайдерен, касаясь пальцем странных символов. – Это она! Она хочет встретиться со мной!
В его голосе звучала такая радость, будто ему с высочайшего позволения линтара позволили окончить службу этим самым вечером.
– Встретиться? Но где? Она не может сойти на берег, а нам запрещено… – начал я, когда Тайдерен перебил меня:
– Южнее крепости есть старый рыбацкий мостик. Она зовет меня туда, в полночь.
– Ну, это вряд ли… Часовые хрен тебя за порог казармы выпустят, – усмехнулся я, но, заглянув в его глаза, спросил уже без улыбки: – Ты что, и правда пойдешь?
– И мне понадобится твоя помощь, – ответил Тайдерен, и его лицо в тот миг было лицом самого счастливого человека во всем Первом Мире, клянусь Адорной, чтоб мне провалиться!
В окружавшем гарнизон, как грибы – гнилой пень, поселении помимо выпивки имелись женщины и петушиные бои, что, конечно же, служило достаточным основанием для многих смельчаков попытать счастья и выбраться ночью из крепости. В общем-то, это не было такой уж сложной затеей – стража у ворот за пару реленов готова была пропустить хоть вражеское войско. Но у Тайдерена не было ни гроша, а у меня после игры в карты с кузнецом кое-какие медяки водились… И хоть поначалу мне и не хотелось с ними расставаться, но я ссудил их Тайдерену, как только вновь заглянул в его глаза. Этот ошалевший взгляд… Скажу вам точно – если вы когда-то бывали влюблены и смотрелись в зеркало – вспомните эти искры, от которых, кажется, могут загореться любые преграды между вами и той, которую связали с вами боги… Но у Тайдерена даже тогда, в самом начале, это были не искры, нет – настоящие лесные пожары, вроде тех, что, по словам местных, часто бушевали здесь в Сухой Сезон.
Так что я дал ему два релена и заснул сном голодного подданного линтара, за весь день сожравшего лишь суп из гнилого лука, мясо с горстью червяков и на этом дохлом топливе срубившего во славу линтарии целый сосновый бор. Потом я часто думал, что было бы, если бы я не дал ему монеты и в ту ночь они не встретились. Порой мне хочется тешить себя надеждой, что все могло получиться иначе, но… Если бы вы видели его глаза, то поняли бы – чему боги велели быть, того людям не миновать.
Он вернулся под утро, когда сквозь хлипкую, вечно протекавшую от мало-мальски сильного дождя крышу казармы пробились первые солнечные лучи. Я едва вынырнул из сна, как корабль на гребне волны, чтобы заметить его, пробурчать что-то и вновь погрузиться в приятнейшее сновидение, в котором я стал префектом-командующим и заставил Мисия рубить сосны маленьким золотым столовым ножиком, которым, по рассказам прислуги, этот толстопуз резал огромные отбивные из оленины в своих покоях.
Но я запомнил лицо Тайдерена, совершенно одуревшее, обезумевшее, как у кота, объевшегося кошачьей мяты; растрепанные волосы и запах… Запах духов, которым от него, спящего на соседней койке, теперь вечно будет разить так, что я надолго забуду о вони немытых тел и нестираного белья наших сослуживцев… В то утро, клянусь Адорной, я видел абсолютное, первобытное счастье, от которого, как от расколовшей небо молнии, даже потрескивал воздух вокруг. Но, как и молния, длилось оно недолго.
И следом пришел гром.
С того самого дня Тайдерен начал покидать гарнизон по два-три раза в неделю. Думаю, он отлучался бы и каждую ночь, но у него недоставало денег, даже несмотря на то что он начал за скромную плату писать – а порой и сочинять – за солдат и офицеров письма к их отцам, матерям, женам и любовницам. Любого другого служаку из Яланги за эти еженощные похождения, скорее всего, ожидало бы наказание, но Тайдерен был писарем самого префекта-командующего, и на его отлучки закрывали глаза. Впрочем, сам он этому был не слишком рад. В те дни, когда сбежать из крепости и увидеться с Семтрой не удавалось, он ходил, будто сосной ударенный – вялый, хмурый, с потухшим тусклым взглядом, и едва не натыкался на идущих навстречу людей, походя на ожившего мертвеца – из тех, что бродят по кладбищам в Ночь Ужаса. Оживлялся он, лишь отправляя и получая послание в бутылке. Этот флакончик от духов – должно быть, тех самых, дух которых теперь вечно висел над Тайдереном, как мухи над навозной кучей, – служил той нитью, что связывала их, когда между ними стоял свет дня. Кажется, Тайдерен уже ненавидел само время, ползущее от утра к вечеру медленно, как капля сосновой смолы по бурой коре. Однажды, когда мы бросали очередное бревно в эту проклятую черную воду, я проворчал:
– Сколько же еще лет мозоли топором натирать…
На что Тайдерен, задумчиво глядя в туман, ответил:
– Не знаю, как тебе, Ханралл, но мне недолго. Пусть слышат боги, но мне осточертело видеть ее и любить ее только на проклятом гнилом рыбацком мостике!
– Ты что это имеешь в виду, мать твою?
Тайдерен не ответил. Лишь продолжал смотреть в туман, будто видел там что-то, открытое ему одному.
И не нужно было быть магом или провидцем, чтобы заранее предсказать случившееся в ночь Желтой Зари.
Желтой Зарей называли ночь, отделявшую осень от зимы, когда по небу, едва успевшему почернеть после заката, начинал свой путь исполинский факел, заливавший весь Первый Мир своим загадочным желтоватым светом. Жрецы говорили, что это Таийе, богиня разрушения, отвергнутая Солнцем, рыщет по небосводу, чтобы сжечь занявшую ее место Йенфли-Луну. Когда-нибудь они столкнутся, говорили жрецы, и тогда весь мир погибнет в этом желтом сиянии. Кто-то считал все это чепухой, а один алхимик из Кларста вообще имел наглость утверждать, что Желтая Заря – какой-то гигантский камень, горящий от того, что трется о воздух! Представляете, о воздух! Я вот думаю – приходилось ли этому глупцу когда-нибудь тереться о воздух? Или спотыкаться? Или разбивать свою глупую голову? Вот и жрецы так решили, за что алхимика и четвертовали… Но что-то я отвлекся, дери демоны старческие мозги… Итак, Тайдерен. Тайдерен и Семтра, да. В ночь Желтой Зари Тайдерен вновь сбежал. И все бы ничего, но на этот раз получилось не как обычно.
Потому что утром он не вернулся.
Конечно, случалось всякое. Кто-то, перебрав лишнего, засыпал в объятиях Басси-Хохотушки на втором этаже «Свиного Рыла». Кто-то просто-напросто принимал придорожную канаву за лучшее место для ночлега – особенно в сравнении с казармой, – и оттуда бедолагу и вытаскивал утренний патруль.
А кто-то пытался сбежать.
И вряд ли префекта-командующего вообще заинтересовала бы отлучка обыкновенного рядового, если бы речь шла не о его личном писаре. Поэтому уже к обеду деревушку за стеной перевернули вверх дном, обшарив все, от лачуг с сараями до колодцев и кроличьих нор. И, конечно же, ничего не нашли. Но самым интересным Мисию показалось другое – все жители поселка клялись и божились Адорной и всей Старшей Девяткой, что Тайдерена и вовсе не встречали. А если он отлучился из гарнизона и направился не в деревню… то куда же он подевался?
Очень быстро случилось то, чего и следовало ожидать: Мисий поинтересовался, кто был дружен с беглецом больше других. Надо ли говорить, что множество пальцев тут же указало на меня?
– Ханралл, если я не ошибаюсь? – пропищал префект, оказавшись рядом со мной в компании двух трибунов-заместителей. Я как раз брел на вырубку и вытянулся по стойке смирно, морщась от боли в уставшей от упражнений с мечом спине. – Рядовой Ханралл, я буду говорить быстро. Мне нужно знать, где искать вашего приятеля, этого негодника Тайдерена.
Я молчал.
Послушав, как из моего рта не доносится ничего, кроме запаха лука, Мисий вздохнул и сказал:
– Знаешь, я не хочу тратить время и пытаться вытянуть из тебя нужные мне слова. Я мог бы приказать выпороть тебя и превратить твою спину в кровавую рвань. Мог бы придумать еще что-нибудь. Но знаешь, что я думаю, Ханралл? Я думаю, что жадность – куда лучшее средство для того, чтобы развязать чей-то язык. Поэтому я спрошу еще раз, и хорошенько подумай, прежде чем ответить.
Он запустил руку в карман и достал золотой релен – один из тех, что называли «огнекрылами» из-за выбитого на аверсе древнего вымершего чудища – герба линтарии.
– Где. Мне. Искать. Тайдерена? – отчеканил жирдяй. И вы наверняка думаете, что я не сдался и не выдал друга.
Ни хрена подобного. Я сдал его с потрохами.
– У него есть женщина. Они встречаются по ночам на рыбацком мостике ниже по течению, – сказал я, разглядывая свои грязные сапоги. – Ее зовут Семтра, и она из Детей Реки…
– Дети Реки? – почти выплюнул Мисий и поморщился. А потом, поразмыслив, сказал трибунам: – Что ж, пойдемте. Проведаем любовное гнездышко моего писаря. И этого тоже захватите.
Один из трибунов толкнул меня в спину, и я последовал за префектом.
Направляясь на юг, мы миновали грязную, разбитую телегами сельскую улочку и, оставив позади небольшую рощицу, поднялись на холм, с которого в хорошую погоду был виден мостик в излучине реки. Несмотря на туман, его и сейчас можно было разглядеть. А еще было заметно, что он совершенно пуст.
– Что ж, господа, – вздохнул Мисий, поворачивая обратно. – Этого я, честно говоря, и ожидал. Значит, придется немного поплавать.
И пока мы шли назад к крепости и усаживались в лодку, моя тупая голова медленно, но верно подсказала мне, куда нам предстоит отправиться.
Налегая на весла, мы понеслись вниз по течению к острову Детей Реки.
Читать бесплатно другие книги:
