Одесский юмор. XXI век Коллектив авторов
Поход на пляж — это был ритуал.
Выбиралось по несколько семей. Распределялись обязанности: кто берет водку, кто рыбу, кто салаты, кто арбуз, кто воду и так далее. В пятницу утром, часов в шесть, на Привозе все это закупалось — и начиналась готовка. К вечеру трапеза была готова. Усталые хозяйки собирали детей, чтобы в субботу пораньше пойти на пляж: нужно было занять хорошие места. Детям обещали купание, мороженое, карусель…
Часов в десять вечера вся Одесса смотрела на небо — есть ли звезды. Как правило, небо было чистым, в звездах, — и, как правило, утром шел дождь…
Дети спали. Мужчины спали. Женщины звонили друг другу:
— Как твои?
— Спят! А твои?
— Спят!
— Ну завтра пойдем!..
А назавтра дождь еще больше…
Но мы возьмем ту удачную субботу, когда погода чудная — солнце, тепло! Все идут на пляж.
Одесса ходила на Ланжерон, в Аркадию (бомонд), на фонтанские пляжи — от восьмой до шестнадцатой станции. Были еще Люстдорф и Лузановка, закрытый пляж санатория Чкалова… Но мало кто знал самый лучший в Одессе пляж — Австрийский. Он находился в порту, куда мы, пацаны, могли попасть только через забор. Роскошное место: песочек чистый, вода прозрачная, а самое главное — волнорез, маяк, уходящий далеко в море. Оттуда мы прыгали в воду, ловили рыбу, наблюдали за дельфинами. Рыбы тогда было много, особенно бычков.
А с домашними мы ходили на Ланжерон: близко, через парк.
Субботние сборы заканчивались где-то к часу дня, и до пляжа добирались часам к двум. В самую жару…
Всю дорогу слышались крики мамаш:
— Илюша, иди сюда!
— Рома, не трогай кошку!
— Додик, помоги маме нести!
Женщины тащили кошелки, мужчины шли впереди, вели разговоры: о футболе, о том, кого посадили, где заработать…
Минут через двадцать на горизонте появлялась полоса моря. Оно играло блестками, манило.
Потные, мокрые, мы входили в парк. Начинались споры, куда идти: то ли здесь, в парке, сесть на траву, то ли спускаться к воде.
— К воде, к воде! — кричали дети.
Но отцы уже расстилали клеенку. А женщины выкладывали еду…
Настало время рассказать, что брали с собой. Итак, пляжное меню: помидоры, огурцы, салат «оливье», котлеты из барабульки (рыбка такая), говяжьи котлеты, жареная печенка, жареная курица, селедка с картошкой, черноморская скумбрия (тогда она еще была) — копченая, соленая, жареная, деликатесы — фаршированная рыба, фаршированная куриная шейка, малосольные огурчики, много хлеба. Напитки: водка, пиво, вода.
Пока все это выкладывалось, дети кричали:
— Хочу купаться! Мне обещали!..
Ведь по дороге на пляж детям говорили:
— Вот придем — будете купаться. Нырять, плавать! Загорать! Строить песочные замки!..
Ну а пока:
— Сиди!.. Никуда!.. Пойдешь с папой!.. Сейчас покушаем…
А мужчины уже разливают по рюмкам. А женщины уже едят…
Из репродуктора сладкоголосо поют Ободзинский, Магомаев, Бейбутов, Утесов. Громко…
Только подняли рюмки «за здоровье» — в центр еды падает мяч! Скачет по рыбе, размазывает оливье…
Зловещая пауза. Самый нервный вспарывает брюхо мячу. Крики:
— Что ты делаешь?
— Тебе жить надоело?!
В ответ:
— Сиди, а то мы встанем!..
И вдруг узнают друг друга:
— О! Гриша, привет! Как Миша?
— Ничего! Это как раз его мяч!..
Хохот.
— Ну, будем здоровы!..
Истерический крик:
— Мама! Хочу купаться!..
— Сейчас дядя Леня пойдет с вами. Да, дядя Леня?
— Почему я?!
— А кто? Пушкин? Иди! Иди!
— Ладно, пошли…
Один уходит, все продолжают есть. Ободзинский поет, подключается Радж Капур. Все едят, все подпевают: «абара я, а-а-а-а, абара я, а-а-а-а…» Никто из взрослых не идет купаться. Через час мужчины отваливаются и засыпают…
Женщины закуривают и начинают обсуждать жизнь. Вдруг одна вспоминает:
— А где дети?!
Бежит к морю и еще издалека истерически кричит:
— Миша, выйди с воды!.. Миша! Ты уже синий! Я тебе руки-ноги поломаю!.. Ты теперь у меня увидишь море!.. Паразит, выходи! Ты весь дрожишь!.. Я иду за папой!.. Не выйдешь?!! Так, теперь ты будешь купаться только под душем!..
Он неохотно выходит, получает крепкий шлепок по мокрым трусам и по затылку, жутко ревет. Она его успокаивает. Он ревет еще громче. А пляжники говорят своим детям:
— Видишь? И ты получишь!..
Мужчины просыпаются, выпивают, закусывают — и освобождают место для карт или домино.
Играют обычно на деньги. Азартно. Жены тайком следят, кто сколько проиграл. Едят — беспрерывно!
Игра продолжается часа два. И вдруг кто-то говорит:
— Пошли купаться!
— Да, да, — кричат дети, — купаться, купаться!
— Вот вы как раз и не пойдете. Вы наказаны! Купаться будете в следующую субботу…
Солнце уже почти скрылось за деревьями. А значит, наступает время сладкого стола: арбуз, груши, виноград — и торт!
Внезапно появляются соседи:
— Мы до вас. Вы не пробовали еще нашей рыбки… А? Под водочку хорошо пойдет!
— Витя! Лена! Вика! Маша! Дети! Все сюда!.. Разрешите выпить за ваше здоровье, за ваших детей, чтоб они нам были здоровенькими, и за нашу Одессу!
— Хай нам усім щастить!
И опять все закусывают — это уже вместе со сладким столом. Песни, танцы в купальниках, с полными животами, свисающими до колен…
И вдруг на тебе — дождь!.. Лихорадочные сборы, все в кучу — и бегом к трамваю. А он — битком! Кто-то животом вдавливает висящих на ступеньках. Дождь как из ведра!
Спокойно, не спеша подходит красный от выпитого Моня и говорит:
— Все в автобус! Я взял автобус, он нас развезет.
— Моня, по-моему, тебя уже развезло! — кипит его жена.
— Тихо, Зина, не позорь меня перед людьми!
— Ничего, ты у меня дома получишь! Я уже пойду с тобой на пляж!.. Ты уже меня увидишь на пляже, и ребенка, и море!..
— Зина, не порть мне вечер и жизнь, я же хотел как лучше!
Шофер:
— Так! Вы будете платить — или что?
— Кто выиграл в карты, тот пусть и платит!
— Все, поехали! Шофер, держи, только едь плавно, моего Шурика тошнит…
И вот все дома — уставшие, почти не купавшиеся, сытые.
И ложась спать, я слышу маму:
— Скоро суббота, мы пойдем на пляж, будешь купаться, загорать…
А я уже сплю…
…И когда наступала пятница, вся Одесса смотрела на небо.
В Одессе мне приснился Чаплин…
Он мне приснился — с тросточкой, в котелке и рыжие усы.
— Как вы сюда попали?
Он показал тростью в сторону порта. Там стоял огромный теплоход.
— Круиз!.. Ну, — сказал он, — что слышно у вас в Одессе?
Мы остановились. Он отдыхал, мы поднимались по Потемкинской лестнице.
— Помните «Броненосец «Потемкин»? Только они шли вниз!
Присели. Молчим…
— А что, скумбрия исчезла? — спросил Чаплин.
— Да, эмигрировала, — пошутил я. — В Турцию.
— А камбала, тюлька, барабулька, бычки?
— Пока есть, но дорого.
Мы остановились у памятника дюку де Ришелье.
— Не снесли? — пошутил Чаплин.
— Нет, снесли матросов, поставили памятник Екатерине.
— Кто это? — спросил комик.
— Царица легкого поведения, — пошутил теперь я. — Но казаки не хотят, она их не любила. Кстати, Одесса — город юмора, вас здесь уважают. Каждый год проходит Юморина, приезжают знаменитые юмористы — Сердючка, Кролики, новые русские бабки!
— Почему новые, а где старые?
— Старые были не русские!
— А как Винокур? — спросил Чаплин озабоченно.
— Он воюет с папарацци!
— О, папарацци, они меня тоже достали! Я не всегда был один…
В это время нас догнала одесситка, улыбнулась, поздоровалась.
— А как вы меня узнали со спины? — спросил Чаплин.
— А вы со всех сторон одинаковый!
Чаплин улыбнулся и послал ей воздушный поцелуй.
Женщина вернулась и попросила автограф. У меня!
— Вас все знают? Вы артист?
— Да! Юмор!
— О! — оживился Чаплин. — Ну расскажите что-нибудь смешное!
Я начал соображать, что ему рассказать. Вспомнил одну нашу убойную блиц-миниатюру. Выходит Витя Ильченко:
— Мария Ивановна, позовите ко мне Сидорова!
Я выходил.
— Товарищ Сидоров?
— Да!
— Вон отсюда!
Великий комик молчал.
— Ну-ну, дальше что? — спросил он.
Я сказал:
— Все!
— Я просил что-нибудь смешное!
— У нас смеялись!
— Так он что, — спросил Чаплин, — его уволил?
— Ну да!
— За что?
— Ну он, наверное, плохо работал, прогуливал.
— А в чем юмор?
— В неожиданности. Он не ожидал, что его так быстро уволят!
— А профсоюз? — спросил Чаплин.
— Я лучше расскажу вам одесский анекдот. Встречаются две женщины, одна спрашивает: «Где вы были вчера?» — «У Гриши!» — «Что вы делали?» — «Ой, я три часа играла им на рояле!» — «Да! Я тоже не люблю эту семью!»
С Чаплином случилась истерика, он хохотал, вытирая слезы.
Я сказал:
— Мне очень приятно, что вам понравился одесский юмор. И вообще, Одесса — необычный город, второго такого города в мире нет. Я здесь жил напротив театра оперы и балета. Кстати, мы с вами уже возле него! А вон моя квартира, там сейчас японский ресторан, называется «Суицидо». Хотите суши?
— А что это?
— Сырая рыба.
— У них что, нет времени сварить? — неудачно сострил он.
— А вот наша гордость — театр оперы и балета, первый в мире, есть еще в Вене, тех же архитекторов, но у них там не получилось! Хотите, сходим на «Паяцы»? Думаю, что будет трудно достать билеты.
Мы вошли в кассу. В окошке, как в амбразуре, за решеткой сидело лицо в очках, примерно двенадцать диоптрий, и не моргая смотрело на меня.
— Ты думаешь, я тебя не узнала? Думаешь, ты так состарился? А это кто?
— Это со мной, Чаплин.
— Не знаю. Так что тебе?
— Я бы хотел показать ему театр, послушать «Паяцы».
— Сколько билетов?
— Два.
— Два! А три! А сто! А двести! Никто в оперу не ходит. Смейся, паяц!
— Она меня не узнала! — обиделся великий клоун. Он надолго задумался.
— Чем опечалены, гений? — спросил я.
— Марсель Марсо умер, великий и неповторимый.
Он остановился у витрины, где стоял клоун, похожий на него.
— Боже, это я? Почему я такой длинный?
— Видимо, из уважения, — польстил я.
В это время ко мне подошел незнакомый пожилой одессит:
— Привет! Ну как ты?
— Ничего!
— Ты такой же, Роман! Совсем не изменился!
— Наверное, раз вы меня узнали.
— Как здоровье?
— Ничего, держусь!
— Чувствуешь себя хорошо?
— Да.
— Ну слава богу! — отошел, вернулся: — А это кто?
— Чаплин.
— С Молдаванки?
— Нет, с Голливуда!
Отошел, подошел:
— А он как себя чувствует?
— Тебя Роман зовут? Ты еврей? — спросил Чарльз.
— Да! — заплакал я и проснулся. Было часа три ночи.
Я стал вспоминать его фильмы, многие я видел за границей. Подумал: боже, какой он гениальный режиссер, композитор, сценарист, комик, трагик, лирик! Было уже четыре часа ночи. Я принял снотворное и уснул.
— Где ты был? — спросил Чаплин. — А сколько сейчас времени?
— Еще рано, а что?
— У меня часы остановились, лет пятьдесят тому назад. Это часы моего деда, и никто не может их починить.
— Вы поспите, а потом мы что-нибудь придумаем.
— Ничего вы не придумаете. Я был во многих странах, и никто не берется их чинить.
И, когда мы опять пошли гулять по городу, я зашел в первую попавшуюся часовую мастерскую. Человек пять выскочили навстречу. Ну, думаю, узнали!
— Роман! Здравствуйте! Как вы сюда попали?
— Да вот, шел с другом, у него часы не ходят!
— Сейчас не только ходить, бегать будут! Славик!
Вышел Славик:
— О-о, кого я вижу! Чему мы обязаны?
— Да вот, у друга часы, никто не может починить.
Славик зашел в будочку, вынул лупу, вскрыл часы, клизмочкой сдул пыль и ахнул:
— Это ваши часы?
— Он не говорит по-русски. Это часы его деда.
— Боже мой! Я впервые вижу такие часы, их в мире штук пятьдесят! Здесь написано: «Чаплину от Дж. Вашингтона»!!!
Он долго ахал, охал, потом сказал:
— Зайдите завтра.
— Завтра он уплывает.
— Хорошо. Зайдите в пять!
Мы пришли в четыре. Он сказал:
— Я же сказал в пять!
Мы зашли в пять. На пятачке в мастерской был накрыт стол! Тюлечка, картошечка! Водочка! Зелень! Скумбрия!
— О! — сказал Чаплин. — Где вы достали скумбрию?
— Турки прислали. Прошу к столу!
Вышли еще человек пять, красивые девушки. У них там был комбинатик — часы, обувная мастерская, портновская.
— Давайте выпьем за нашего земляка, мы вас, Роман, очень рады видеть! И за вашего друга! Кстати, вот ваши часы! Ходят как часы! И не только ваши дети, но и внуки будут сверять время по этим часам!
— У вас действительно смешной город. — Мы опять шли по Одессе. — Смотри, объявления: «Ремонт позвоночника», «Обмен валюты оптом», а вот: «Продается квартира, 5 комнат, мрамор из Бразилии, евроремонт, цветущий сад, и никаких сволочей». Мое судно будет стоять еще два дня, — продолжил Чаплин. — Я решил снять номер.