Одесский юмор. XXI век Коллектив авторов
Мы вошли в гостиницу.
— Будь ласка, — сказал Чаплин на украинском языке, — прошу люкс на ніч та що-небудь поїсти.
— Фамилия?
— Чаплин.
— Только без шуток! Я серьезно спрашиваю!
— Чаплин.
— А чего усы рыжие? И один ус отклеился? Рома, где ты его нашел? Чаплин давно умер! На, приклей ему ус, а на люкс у вас не хватит денег!
В другой гостинице был только одноместный, без окна, туалет в коридоре, с мертвой мышкой в ванной. Я позвонил администратору:
— Девушка! В чем дело? Мертвая мышь в ванной!
— Да? Слава богу! Она сдохла! Пусть лежит! Не трогайте пока! Мы их травим.
— Девушка! Он комик знаменитый! Американец!
— Вот пусть там и смешит! Чмурик!
— Я проголодался, — простонал Чарльз Спенсер.
— Здесь нет ресторана, мы пойдем к маме.
Только во сне можно приготовить за двадцать минут фаршированную рыбу, холодец, селедку под шубой, чернослив с орехами внутри — сверху сметана, синенькие трех видов, фаршированные перцы, борщ, вареники с вишней.
Он ел молча, задумчиво, потом сказал:
— Помните, как я в фильме облизывал гвозди и ел подметку вилкой и ножом? Спасибо!
У дверей мама протянула ему авоську с едой:
— Покушаете на пароходе.
— Сенк ю!
Чаплин развернулся, крутанул тросточку, приподнял котелок и пошел своей походкой, подтягивая штаны.
Папа и мама рассмеялись — они не знали, кого я привел! Они знали Раджа Капура и Кадочникова!
Я привел его в номер, он сразу уснул. А я проснулся, было шесть утра. Уснуть не мог и подумал: «Господи! Если его уже не помнят, так же могут забыть и «Аншлаг»!»
Мои размышления прервал телефонный звонок:
— Это гостиница «Свежая рыба», Роман. Где твой Чаплин? Он не заплатил за телефонные разговоры! И свистнул пепельницу!
Я вспомнил, что сплю, закрыл глаза и увидел Чаплина на Привозе. Он ходил с гламурной блондинкой. Я присмотрелся — Собчачка!
— Познакомься! — сказал Чаплин.
— Чарли! Где пепельница?
Он покраснел:
— Это сувенир, вот написано «Одесса». А это Привоз. Смотри! Бычки в томате! Дунайская хамса! Бьютифул! Живая камбала! Май гад!
— Господа! Берите свежую камбалу! Сэр!
— Хау мач? — спросил Чаплин.
— Твенти долларс! — ответила без акцента продавщица.
— О! Но я не довезу ее до Голливуда, она испортится!
— Ой, довезете! Я вам выньму кишки!
Тут я во сне начал хохотать, подскочил, ударился о плафон и опять уснул.
За нами ходила по Привозу толпа.
— Кто это? Что-то знакомое! Чем он торгует?
— Это Чаплин.
— Боже ж мой! «Огни большого города»! «Диктатор»! — загудел Привоз. — Чаплин!.. Чаплин!.. Чаплин!..
И вдруг все исчезло. Он летел в сторону порта.
В следующую ночь он мне приснился только под утро. Я стоял в порту у причала, огромный теплоход медленно отходил от пирса. Чаплин стоял на корме, размахивал котелком. И уплыл!
Больше он мне не снился. Пока…
Наш юмор
Юмор в Одессе я называю разговорным джазом, потому что здесь нужен абсолютный слух: пойдешь налево — юмор угробишь, пойдешь направо — загубишь интонацию. Одесский язык требует точной интонации, чуткости к музыке слова, легкости.
Здесь…
Как-то в Одессе ко мне подошел мальчик лет восьми:
— Дядя Рома, я вас первый раз вижу живым!
— Ну и какое у тебя впечатление?
— Я думал, что вы хуже! А вы нормальный!..
На стадионе возле меня сидел мальчишка лет одиннадцати. Он увидел своего друга на противоположной трибуне и закричал:
— Придурок, иди сюда! Здесь место есть, придурок! Придурок, место для тебя есть! Придурок!..
Он кричал полтора часа, он был синий! Его били по голове, он всем мешал, но он орал:
— Придурок! Место есть!..
Так он любил своего друга.
А главное, никогда не знаешь, чем закончится разговор.
Два одессита стоят разговаривают. Подходит третий, незнакомый, слушает часа два, потом бросает:
— Ой, не морочьте голову! — и уходит.
Звоню в Одессу из Москвы:
— Алло! Алло! Это Одесса?
Какой-то старичок:
— Пока да!
Та же гостиница. Иду с пляжа в шортах. Навстречу горничные — одна молодая, другая пожилая. Молодая здоровается:
— Мы так рады вас видеть! Как здоровье?
Пожилая:
— Кто это?
Молодая:
— Да вы что, Зина, это же Карцев, что вы, он в люксе живет!
Пожилая:
— А я думала, иностранец! Я ему каждый день меняла полотенца!
Больше я ее не видел. Ни ее, ни полотенец…
На одной из одесских Юморин зашли мы с компанией в ресторан. Встретили нас возгласами:
— О! Кого мы видим!.. Чем обязаны?..
Подходит ко мне официант принять заказ.
— Не узнаешь меня? — спрашивает. — Я Миша. Мы в одной школе учились.
— В какой?
— В сто девяносто третьей.
— Я там не учился, — говорю.
— Не выдумывай! Что, я тебя не помню?!
— Но я учился в семьдесят второй!
— Не морочь голову! В сто девяносто третьей. Я же лучше знаю!..
— Романчик! По пятьдесят!
Я:
— Почему по пятьдесят, давай по сто!
Он:
— Давай!
Я:
— Что «давай»?
Он:
— Деньги давай!
Встречаю на Дерибасовской знакомого, не видел его лет двадцать, он обзавелся огромной бородой. И еще издалека:
— Ты меня узнал? А?
Я:
— Конечно!
Он:
— Не может быть! Меня никто не узнает! Ну как меня зовут?
Я:
— Гриша.
Он:
— Где я жил?
Я:
— На Преображенской.
Он:
— Как маму зовут?
Я:
— Софа.
Он:
— Ну как тебе Путин?..
Прихожу в бассейн. Молодой тренер:
— О, кого я вижу! Ну, покажите класс!
Нырнул, плыву. У него ушла одна группа, другая, третья, он пришел закрывать бассейн — смотрит, я плыву.
— Сколько вы проплыли?
— Два километра.
— Ого! Класс! А по времени?
— Не знаю, часа полтора.
— Ого! Завтра у нас соревнования, вы всех побьете! Соревнования ветеранов!
— Так я уже ветеран? — говорю.
— Ну а кто же так медленно плывет?..
Захожу в магазин.
— Что такое, девушка? Я вчера покупал эту копченку по восемь гривен за кило, ночь прошла — она уже двенадцать стоит!
Продавщица:
— А вы не ложитесь!
Моментальный ответ, без обдумывания.
Привоз — любимое место. Рыночная экономика. Стоит женщина, кричит:
— Зелень! Зелень!
Я:
— Дайте два пучка.
Она:
— Отойди!.. Зелень!
Я:
— Дайте три пучка!
Она:
— Отойди, я доллары меняю! Зелень, зелень!..
В сентябре в Одессе огромный урожай винограда. На Привозе крики: «Пробуйте виноград!», «Без косточек!», «Лечебный виноград!»… Женщина ходит, пробует у одного, у другого.
— У вас виноград лечебный?
— Лечебный, мадам, лечебный. — И снова кричит: — Покупайте лечебный виноград!
А она все пробует, пробует…
— Мадам! Вы что, здесь будете лечиться?!
В одесской филармонии в шестидесятые годы работала контролером бессмертная мадам Гризоцкая, ей было тогда лет восемьдесят. Она уже плохо видела, и когда ей давали деньги, она их рвала вместе с билетами. Возле нее на полу лежали разорванные купюры. Ей говорили:
— Мадам Гризоцкая, идите уже на пенсию!
И она отвечала:
— Я умгу на контголе!..
— Куда вы едете? — спрашивала она меня.
— В Ташкент.
— Пгивезите мне фильдепегсовые чулки!
— Зачем?
— Пусть лежат!
В той же филармонии была уборщица тетя Маня: если ей вздумалось мыть пол, она выгоняла со сцены симфонический оркестр.
— А ну выходите, мне надо убирать!
Прервали генеральную репетицию, вышли. Она убрала, кричит:
— Идите играйте себе!
От нее я услышал лучшую рецензию на свое выступление. Она подошла ко мне после спектакля и заметила:
— Вы неплохой артист, товарищ Карцев, но вы сильно пересаливаете лицом!
Прилетаю в Одессу, меня не встречают. Таксисты толпой:
— О, давай подвезу за полцены!
— Давай за четверть цены!
Один подошел, отвел в сторону:
— Я тебя везу бесплатно, но ты будешь меня слушать!
Он повез меня в роддом — показать, где он родился. Потом повез в школу, где он учился, ЗАГС, где он женился, на кладбище, где лежит его мама. Он возил меня часа два и, когда мы подъехали к гостинице, сказал:
— Знаешь, мой брат уехал в Америку лет тридцать тому назад. Он живет вот так! — и показал выше головы. — Я здесь эти тридцать лет живу вот так! — и провел по горлу. — Так из-за такого кусочка я должен уезжать?!
… И там
Одесситы на Брайтоне, как у себя дома, разговаривают через дорогу, почти все знают друг друга — кто с кем, кто куда и зачем.
Встречает меня женщина:
— О!
Я:
— Что «о»?
Она:
— Ничего!
В гастрономе «Интернешнл» на Брайтоне есть все. Бычки в томате, дунайская селедка, свекольник, соленья — ну все! Хозяин — мой друг детства Марик, в магазине работают только его родственники — дяди, тети, сестры, племянники. Мы пришли с Витей покупать продукты. Марик со второго этажа дал команду сделать нам скидку двадцать пять процентов. Сказал громко — чтоб слышали все. Мы покупаем колбасу, мясо, рыбу, берем две селедочки, и продавщица берет с нас полную стоимость. Мы говорим:
— Марик же сказал — скидка!
Она:
— Ой! Что вы его слушаете!..
Оказалось, это его теща за прилавком.
Он сказал:
— Зачем вы к ней пошли? Она даже мне не делает скидку!..
Моя тетя Поля уехала с дочкой в Америку давно. В Одессе жила плохо, в Америке тоже. И вот я прилетаю в очередной раз в Нью-Йорк — она прекрасно выглядит, в пенсне, красиво одета. Я спрашиваю:
— В чем дело, тетя Поля?
— Ой, что ты знаешь! У меня оказался талант, я открыла кабинет — маникюр, педикюр, макияж. У меня очередь, запись, ходят американки!
— Ну а как с языком? Вы уже говорите?
— И не говорю, и не хочу!
— Почему?
— Я не хочу коверкать свой!
— Ну хорошо, а люди, которые по-русски не говорят? С ними как?!
— Американки — они как лошадь: стучу по правой — дают правую, стучу по левой — дают левую!.. Еще эти, в магазине, вьетнамцы, — ни бум-бум по-русски. Я беру альбом и рисую. Рисую морковку, капусту, нарисовала яички. Он не понял. Я дорисовала все остальное — и он тут же сообразил!.. Так зачем мне их язык?!
Иду я как-то по Брайтону — ищу, где можно отремонтировать фотоаппарат (не работает вспышка), — и встречаю знакомого. А у него есть привычка: когда разговаривает, все время смотрит не на собеседника, а по сторонам.
— Ну, что слышно? Чего ты здесь?
— Иду чинить фотоаппарат.
— Покажи!
И, едва взглянув, бросает его в урну.
— Леня, ты что?! — возмущаюсь я и чуть ли не с головой ныряю в эту урну. — Что ты делаешь?!
— У нас не чинят, — отрезает он. — У нас выбрасывают.
И тут же, без паузы:
— Что слышно в Одессе? Как «Черноморец»? Где ты выступаешь?
— В школе, — отвечаю, все еще роясь в урне.
— Я приду, — говорит он, — со всей семьей. Не волнуйся, я взял билеты. Идем, мусорщик!..
Переходим мы дорогу, заходим в магазин — там висят дубленки, кожаные пальто.
— Гриша! — с порога кричит мой спутник. — Дай ему фотоаппарат!
— Леня, какой фотоаппарат? — оторопел тот. — Ты что, не видишь, чем мы торгуем?!
— Дай фотоаппарат! Не видишь, что ли, кто это!
— Вижу, ну и что?