Лэшер Райс Энн

Когда мы прибыли в Рим, дух вошел в мое тело и провел в нем много часов. Однако потребовавшиеся для этого усилия до крайности изнурили его. Более того, побывав в моей телесной оболочке, он пришел в состояние крайнего беспокойства и уныния. В полном исступлении он умолял нас отправиться назад, вновь пересечь океан и вернуться в дом, который он так любит. По его словам, Европа вызывала у него непреодолимое отвращение и он с нетерпением ожидал возможности ее покинуть. В ответ я заявил, что мы завершим намеченный маршрут и что с его стороны до крайности глупо полагать, что Мэйфейры будут вечно сидеть дома. В заключение я посоветовал ему не устраивать сцен и не отравлять нам удовольствие.

Когда мы покинули Рим и направились на север Италии, в сторону Флоренции, дух по-прежнему пребывал в печали и тревоге. Недовольство его зашло так далеко, что он решился нас оставить. Мэри-Бет никак не удавалось его вызвать, и она была очень озабочена этим обстоятельством.

— Мы предоставлены самим себе в мире смертных, — пожал я плечами в ответ на ее опасения. — Что с нами может случиться?

Но слова мои не развеяли ее грусть. Мэри-Бет почти перестала со мной разговаривать и по улицам Сиены и Ассизи предпочитала бродить в одиночестве. Она явно скучала по призраку. И сожалела о том, что мы огорчили и расстроили его.

Меня же это ничуть не волновало.

Однако, к величайшему моему сожалению, едва мы прибыли в Венецию и обосновались в пышном палаццо на Большом канале, призрак не замедлил явиться ко мне. То была одна из самых злобных, хитроумных и изобретательных его выходок.

Дома, в Новом Орлеане, я оставил своего секретаря и возлюбленного — молодого квартерона по имени Виктор Грегуар. В мое отсутствие он вел все дела в конторе и, должен признать, великолепно справлялся со своими обязанностями.

Я рассчитывал получить в Венеции очередной пакет от Виктора с отчетом о работе, контрактами, нуждающимися в моей подписи, и прочими документами. Главным же образом мне не терпелось получить заверения в том, что в Новом Орлеане все по-прежнему благополучно.

Увы, меня ожидало отнюдь не письмо. Стоило мне устроиться за столом в своем кабинете с видом на канал — просторном сыром помещении с мрачной настенной росписью в итальянском стиле, бархатными драпировками и холодным мраморным полом, — как вошел Виктор собственной персоной. По крайней мере, в первое мгновение у меня возникло именно такое впечатление. Секунду спустя, однако, я осознал, что передо мной вовсе не Виктор, а изобретательный дух, принявший его облик. Несколько мгновений он стоял передо мной — высокий, мускулистый, превосходно одетый молодой человек с золотистой кожей, голубыми глазами, темными кудрями и застенчивой улыбкой на красивой формы губах, — а потом исчез.

Разумеется, я понял, что дух неспроста притворился Виктором: чудовищу доставляло удовольствие меня помучить. Но почему? Страшная догадка пронзила меня. Я уронил голову на стол и разрыдался. А через час в кабинет вошла Мэри-Бет и сообщила печальную весть из Америки: две недели назад Виктор погиб в результате несчастного случая. Оступившись на тротуаре на пересечении Притания и Филип-стрит, прямо напротив аптеки, он упал под копыта мчавшейся по улице упряжки и два дня спустя скончался, повторяя в бреду мое имя.

— Нам лучше вернуться домой, — заявила Мэри-Бет.

— Вот уж нет! — решительно воспротивился я. — Все это подстроил подлый призрак.

— Лэшер тут ни при чем.

— Ты не хуже меня знаешь, что в этой смерти виноват он, и никто другой, — вспылил я. — Так что не пытайся его выгораживать.

Оставив Мэри-Бет в расстроенных чувствах, я выбежал из комнаты и заперся в своей спальне на третьем этаже палаццо. Оттуда открывался вид лишь на узкую аллею внизу. Вне себя от ярости, я принялся мерить шагами комнату.

— Приди ко мне, — твердил я. — Приди, я жду тебя.

В конце концов он внял зову и вновь явился в столь дорогом моему сердцу обличье улыбающегося Виктора.

— Все это очень забавно, Джулиен. Но я возвращаюсь домой.

Я повернулся к видению спиной и зажмурился. А он старательно шелестел шторами, скрипел половицами, скреб по каменным стенам.

Наконец я не выдержал и открыл глаза.

— Мне здесь нечего делать, — сообщил он. — Дома куда лучше.

— Значит, ты не хочешь прогуляться по улицам Венеции?

— Мне противен этот город, — заявил он. — Я не желаю слышать церковные гимны. Я ненавижу тебя, Джулиен. Я ненавижу Италию.

— А как насчет Доннелейта? Этот город ты ненавидишь тоже? Разве ты не знаешь, что вскоре мы отправимся на север Европы, в Шотландию?

Именно в этом состояла одна из самых важных целей нашего путешествия. Мне хотелось своими глазами увидеть город, где Сюзанна впервые вызвала призрака.

Услышав это, он впал в необузданный гнев. Со стола полетели бумаги и письменные принадлежности. Сдернув с кровати простыни и покрывала, он скатал их в огромный тюк и запустил им в меня. Удар оказался столь сильным, что я, не успев даже понять, что произошло, повалился на спину. Никогда прежде мне не доводилось быть свидетелем столь впечатляющего проявления его силы. Да, я знал, что она возрастала на протяжении всей моей жизни. И вот настал день, когда он сумел меня ударить.

Я поднялся с пола, схватил мягкий тюк, растерзал его и в неописуемом бешенстве выпалил:

— Убирайся прочь, дьявол! И никогда больше не приходи по мою душу. Моя семья разделается с тобой, сатанинское отродье!

Отчаянно напрягая всю свою волю, я попытался его увидеть, и усилия мои увенчались успехом: в углу комнаты глаза мои различили некий темный, постепенно уплотняющийся сгусток. С отчаянным, исполненным ярости воплем я схватил его, подтащил к окну и вышвырнул наружу. Он пролетел над аллеей, над крышами домов и развернулся в воздухе подобно некоему бесконечному куску чудовищной ткани.

В комнату вбежала испуганная Мэри-Бет. Призрак как ни в чем не бывало вновь вошел через окно. И я, одержимый ненавистью, обрушил на него очередной град проклятий — самых страшных, какие только пришли мне в голову.

— Я вернусь в Эдем, — грозно процедил он в ответ. — И принесу погибель всем, кто носит и будет носить имя Мэйфейр.

— Ах! — выдохнула Мэри-Бет, раскрывая объятия. — Но в таком случае ты никогда не обретешь плоть. Если мы погибнем, наши заветные мечты никогда не осуществятся. Подумай, как горько тебе будет, когда все, кто любил тебя и знал твои лучшие стороны, исчезнут. Ты вновь останешься в полном одиночестве.

Я предпочел устраниться и не мешать. О том, что сейчас произойдет, нетрудно было догадаться.

Мэри-Бет вновь протянула к нему руки и заговорила ласковым, почти умоляющим голосом:

— Ты всегда окружал нашу семью заботой, пекся о ее благе. Так что тебе стоит сделать нам этот небольшой подарок. Позволь нам провести здесь еще немного времени. Только твоими стараниями и попечениями мы получили все свои богатства и наша жизнь превратилась в рай. Неужели ты откажешь нам в возможности предпринять это маленькое путешествие? Ведь до сих пор ты предоставлял нам полную свободу и делал все, чтобы мы были счастливы.

Судя по всему, слова ее так тронули призрака, что он залился слезами. По крайней мере, я слышал его беззвучные всхлипывания. Странно, что он не произнес при этом слово «грустно», аналогично тому как в моменты веселья то и дело повторял свое излюбленное «забавно». Но, как ни странно, сейчас он молчал, выбрав более красноречивый и убедительный способ выражения чувств.

Мэри-Бет стояла у окна. Подобно большинству итальянских девушек, она рано созрела под нашим собственным жарким южным солнцем и сейчас удивительно походила на дивный яркий цветок. Благодаря красному платью с широкой юбкой талия ее казалась еще тоньше, бедра пышнее, а грудь выше. Я увидел, как она склонила голову, коснулась своей ладони губами и послала призраку воздушный поцелуй.

Он медленно заключил Мэри-Бет в свои бесплотные объятия и принялся играть с ее роскошными волосами, свободно рассыпанными по плечам. А она, словно вдруг обессилев, полностью отдалась на волю призрака.

Не желая быть свидетелем такого зрелища, я повернулся к ним спиной и молча ждал, гадая, что же будет дальше.

Наконец призрак подошел ко мне.

— Я люблю тебя, Джулиен.

— Так ты по-прежнему хочешь получить плоть? Ты по-прежнему будешь осыпать нашу семью всевозможными благодеяниями? По-прежнему будешь считать нас своими детьми и верными помощниками?

— Да, Джулиен.

— Тогда позволь нам съездить в Доннелейт, — произнес я, тщательно и осторожно подбирая слова. — Позволь мне увидеть горную долину, на просторах которой зародилась наша семья. Позволь положить венок на площадь, где сожгли заживо нашу Сюзанну. Позволь мне сделать это.

Должен признаться, я пустился в самую бессовестную ложь! На самом деле я желал возложить цветы на место гибели Сюзанны ничуть не сильнее, чем нацепить на себя дурацкий клетчатый плед или выучиться играть на волынке. Но я был полон решимости побывать в Доннелейте, увидеть все своими глазами и проникнуть в самую сердцевину тайны.

— Пусть будет по-вашему, — ответил Лэшер, как видно, купившись на мою ложь, что, впрочем, было вполне естественно, ибо никто не умел вводить его в заблуждение лучше меня.

— Когда мы попадем туда, не оставляй меня, — примирительно попросил я. — Стань моим наставником, подскажи, что мне следует узнать и увидеть.

— Непременно, — с готовностью откликнулся он, и в голосе его прозвучали покорность и смирение. — Об одном прошу: уезжайте поскорее из этой проклятой страны, которая кишмя кишит попами. Бегите прочь от итальяшек и их обшарпанных церквей. Мы и так здесь слишком задержались. Отправляйтесь скорее на север. И тогда и я буду вместе с вами, ваш верный слуга, ваш пылкий возлюбленный — ваш Лэшер.

— Хорошо, дух, — ответил я. А потом, стараясь, чтобы слова мои прозвучали как можно более искренне, добавил: — Я люблю тебя, призрак, люблю так же сильно, как ты меня!

К моему великому удивлению, от этих слов у меня самого на глазах выступили слезы.

— Когда-нибудь в кромешной тьме мы познаем друг друга, Джулиен, — пообещал Лэшер. — Когда-нибудь мы оба будем призраками блуждать по комнатам особняка на Первой улице. И тогда мы познаем друг друга. Я должен обрести плоть. Ведьмы непременно помогут мне в этом.

Мысль о том, что мне предстоит стать призраком, ужаснула меня столь сильно, что язык мой присох к гортани. Но не сомневайтесь, Майкл, пророчество Лэшера не сбылось. В том мире, где я ныне пребываю, ни одна душа не разделяет моего одиночества.

Подобные вещи трудно объяснить. Даже сейчас мое представление о том, что происходит, слишком туманно и его трудно выразить в словах. Я знаю, что вы и я — мы оба — здесь, в этом доме. Знаю, что я вижу вас, а вы видите меня. Возможно, это все, что доступно пониманию любых существ, в каких бы сферах они ни пребывали.

Но тогда я не ведал даже этого. Как и все живые существа, я понятия не имел о бесконечном одиночестве, на которое обречены духи, вынужденные скитаться по земле. Точно так же, как и вы сейчас, я обладал плотью. И это ограничивало доступные мне возможности постижения, не позволяя заглянуть за границы бытия. Иными словами, я был недалек и наивен. Зато ныне я в полной мере испытал смятение и тоску, присущую мертвым.

Заверяю вас, что, закончив свой рассказ, я приступлю наконец к выполнению своего великого предназначения. Наказание, которое мне предстоит, имеет свои цели и значение. Рассудок мой бессилен представить вечное пламя. Но я в состоянии постичь вечный смысл бытия.

Итак, выполняя просьбу призрака, мы поспешили покинуть Италию и отправились на север. По пути мы всего лишь на два дня задержались в Париже, а затем пересекли пролив и двинулись в сторону Эдинбурга.

Призрак, казалось, успокоился. Всякий раз, когда я пытался втянуть его в разговор, он ограничивался короткой фразой: «Я помню Сюзанну». Тон, каким он произносил эти слова, был проникнут безнадежностью.

В Эдинбурге произошло одно событие, достойное упоминания. Мэри-Бет в моем присутствии попросила призрака сопровождать ее во время прогулок по городу и быть ее защитником. Она привыкла беспрепятственно разгуливать в моем обществе, переодевшись юношей, и даже в чужой, незнакомой стране не могла отказать себе в удовольствии бывать везде, где захочется. Однако здесь ей пришлось ограничиться лишь компанией невидимого сопровождающего. Короче говоря, она выманила Лэшера из дома, спрятала свои пышные волосы под небольшую бесформенную шапочку, нарядилась в твидовый сюртук и бриджи и, весело посвистывая, отправилась на поиски приключений. Присущая Мэри-Бет размашистая легкая походка еще больше усиливала ее сходство с юношей.

Что до меня, то, будучи предоставлен сам себе, я отправился в Эдинбургский университет, намереваясь узнать, кто из здешних профессоров считается наиболее сведущим в истории здешних мест и к тому же специалистом по интересующей меня эпохе. Вскоре мне удалось отыскать ученого мужа, вполне соответствующего моим требованиям, свести с ним знакомство и соблазнить его выпивкой и денежными посулами. В результате не прошло и нескольких часов, как мы оказались в кабинете моего нового приятеля.

Профессору принадлежал очаровательный небольшой домик в Старом городе. В последнее время многие состоятельные жители Эдинбурга предпочли покинуть этот район, однако профессор по-прежнему хранил верность своему дому, ибо досконально знал его историю. Все комнаты были буквально забиты книгами, стеллажи от пола до потолка стояли даже в узких коридорах и на площадке лестницы.

Новый мой знакомый оказался весьма обаятельным и веселым человеком. Он был невысок ростом, и главными украшениями его персоны служили сверкающая лысина, серебряные очки и белоснежные седые усы — чрезвычайно длинные и пышные, как того требовала тогдашняя мода. По-английски он говорил с сильным шотландским акцентом и был страстно влюблен в историю и фольклор своей родной страны. На стенах его дома висели потемневшие от времени портреты Роберта Бернса, Марии, королевы Шотландской, Роберта Брюса и даже Красавца принца Чарли [40].

Все это показалось мне довольно занятным. Признаюсь, я не сумел скрыть своего волнения, когда профессор с гордостью подтвердил, что, как справедливо сообщили мне студенты университета, именно он является непревзойденным знатоком древних обычаев и старинного фольклора горных районов Шотландии.

— А известно ли вам что-нибудь о городе под названием Доннелеит? — дрогнувшим голосом осведомился я. — Возможно, я произношу это слово не совсем правильно. Но звучать оно должно примерно так.

— Нет, вы произнесли совершенно верно, — заверил меня профессор. — Но откуда вы знаете о Доннелейте? Сейчас туда поднимаются лишь студенты — из тех, что сходят с ума по старым развалинам. Да еще, может быть, охотники и рыбаки. В этой горной долине полным-полно всякой дичи. Место, должен сказать, на редкость загадочное и красивое, и ради его посещения стоит преодолеть некоторые, скажем так, трудности пути. Разумеется, лишь в том случае, если у вас есть определенная цель. Кстати, о нем ходит множество легенд, столь же душераздирающих, как и об озере Лох-Несс или замке Гламз.

— Не скрою, у меня есть цель. Прошу вас, расскажите мне все, что вам известно об этом городе и о долине, где он расположен, — попросил я, опасаясь, что в любую минуту дух даст мне знать о своем присутствии. Впрочем, можно было не сомневаться, что Мэри-Бет сделает все от нее зависящее, чтобы не позволить ему вмешаться в мои дела. Наверняка, для того чтобы отвлечь Лэшера, она отправилась с ним в какой-нибудь паб, куда приличным женщинам доступ закрыт.

— Что ж, постараюсь выполнить вашу просьбу, — начал свой рассказ профессор. — История этого края восходит ко временам Древнего Рима. Тогда здесь, в горах, поклонялись языческим богам. Однако название Доннелеит происходит от имени одного древнего клана, некогда здесь проживавшего. Клан Доннелеит имел как шотландские, так и ирландские корни. Члены его были потомками ирландских миссионеров, которые во времена святого Брен-дана распространяли по всему миру свет Христова учения. И, разумеется, еще прежде римлян здесь, наверху, поселились пикты. Согласно старинным преданиям, они построили в Доннелейте свой замок, потому что языческие боги благословили это место. Теперь, вспоминая об языческих богах, мы непременно вспоминаем о пиктах. Они жили в высокогорной части Шотландии, и клан Доннелеит, возможно, ведет свое начало именно от них. Об отношениях язычества и католической церкви вы, уверен, знаете не хуже моего.

— Католические храмы воздвигались на месте языческих святилищ, дабы не оскорблять бытующих среди народа верований и подчеркнуть их связь с новой религией, — блеснул я своей осведомленностью.

— Именно так, — одобрительно кивнул профессор. — Но даже в хрониках древних римлян упоминаются повергающие в ужас события и явления, связанные с этой долиной. Там говорится о некоем грозном племени, члены которого подобны неразумным детям и в то же время отличаются беспримерной жестокостью. Якобы если позволить этому племени покинуть долину, оно опустошит мир. Полагаю, речь здесь идет об особо зловещей разновидности так называемого маленького народа. Вы, несомненно, слышали о маленьком народе. Предупреждаю вас, над ним ни в коем случае не следует смеяться.

Тем не менее сам профессор улыбнулся и продолжал:

— Однако же убедительных свидетельств, позволяющих утверждать, что этот загадочный народ существовал в действительности, не сохранилось. Как бы то ни было, еще до преподобного Вида племена, проживающие в горах Шотландии, образовали клан Доннелейт. У Вида мы уже находим сообщение о христианском храме, возведенном в долине.

— А как назывался этот храм? — спросил я.

— Его название мне неизвестно. У Вида, насколько я помню, оно ни разу не упоминается. Одно можно сказать с уверенностью: храм получил имя в честь какого-нибудь христианского святого, который, как вы уже догадались, прежде был язычником. Конечно, вы слышали легенды о могущественных древних правителях, потрясенных внезапным божественным откровением и принявших крещение. Потом, разумеется, они обретали способность творить чудеса. В те времена кельты и пикты обязательно требовали от своего бога многочисленных чудес.

Вы, разумеется, знаете, что римляне так никогда и не сумели подчинить себе горцев. Не преуспели в этом и ирландские миссионеры. Римские правители запретили своим солдатам входить в долину и занимать ближайшие к ней острова. Отчасти это было связано с крайней распущенностью и развратностью местных женщин. Позднее горцы приняли католичество и стали самыми что ни на есть рьяными последователями этой веры. За веру они были готовы сражаться до смерти. Однако основные постулаты католичества они понимали, скажем так, своеобразно. И в этом таились причины их гибели.

— Будьте столь любезны, поясните вашу последнюю мысль несколько подробнее. Какая связь между католичеством и печальной судьбой жителей долины? — спросил я, подливая своему ученому собеседнику портвейна и разглядывая пергаментную карту, которую он развернул на столе.

Профессор сообщил, что это факсимильная копия, которую он собственноручно снял с оригинала, хранящегося в Британском музее.

— Город достиг своего максимального расцвета где-то в четырнадцатом веке, — продолжил он свой рассказ. — Мы располагаем документальными свидетельствами того, что он являлся крупным торговым центром и портом, — в те времена озеро было судоходным. Согласно преданиям, собор, возведенный в долине, представлял собой впечатляющее зрелище. Вы поняли, что сейчас я имею в виду вовсе не тот храм, о котором упоминает Вид, а колоссальный готический собор, строившийся в течение нескольких веков, причем, несомненно, при самой активной поддержке клана Доннелейт. Члены этого клана из поколения в поколение хранили преданность святому, который дал свое имя храму. Этого святого они считали покровителем всех шотландцев. И непоколебимо верили, что ему предстоит стать спасителем нации. Если вас интересует описание святилища, на месте которого был воздвигнут храм, — продолжал профессор, — то сведений сохранилось не так уж много и никто не взял на себя труд собрать их воедино и досконально исследовать.

— Я обязательно этим займусь, — заверил я.

— Возможно, вы сумеете выполнить это благое намерение, — усмехнулся профессор, — но только если собираетесь остаться здесь на десятилетия. Однако вам лучше подняться наверх, в долину, и увидеть остатки былого великолепия. Там, в горах, сохранился древний замок, каменный круг языческого святилища, фундаменты городских домов, сейчас почти полностью заросшие травой, и жалкие развалины собора.

— Но почему собор был разрушен? И что вы имели в виду, когда говорили о том, что религиозные убеждения здешних жителей таили в себе погибель?

— Католики-горцы никому не желали подчиняться, — пояснил профессор. — Ни Генриху Восьмому, который попытался обратить их в лоно протестантской церкви, узаконившей его брак с Анной Болейн, ни великому реформатору Джону Ноксу. Именно Джон Нокс — или его последователи — и погубили их.

Я опустил веки и тотчас увидел собор во всем его величии. Перед моим внутренним взором заплясали языки пламени, бегущие по высоким каменным стенам, я услышал, как трескаются от жара разноцветные витражные окна. Вздрогнув, я поспешил открыть глаза.

— Вы на редкость странный человек, — заметил профессор. — В ваших жилах течет ирландская кровь, не так ли?

Я кивнул и назвал ему имя своего отца. Профессор был изумлен до крайности. Разумеется, он помнил Тирона Макнамару, великого певца. Но он и думать не думал, что о нем помнит кто-нибудь еще.

— Неужели вы его сын?

— Да, — снова кивнул я. — Но продолжайте, прошу вас. Каким образом последователи Нокса уничтожили Доннелейт? И еще. Расскажите о витражных окнах. В соборе ведь были дивные витражные окна, правда? Откуда они взялись?

— Цветное стекло для витражей делали прямо здесь, — сказал профессор. — В двенадцатом и тринадцатом веках францисканские монахи, прибывшие из Италии, открыли горожанам секреты его производства.

— Францисканские монахи из Италии? Так, значит, влияние ордена Святого Франциска Ассизского распространилось и на это горное захолустье?

— Именно так. Орден Святого Франциска был чрезвычайно силен как раз во времена Анны Болейн. Вы помните, когда Генрих Восьмой пожелал развестись с королевой Екатериной, она поселилась во францисканской обители. Однако не думаю, что собор в Доннелейте возводился при участии монахов-францисканцев. Они проповедовали простоту, скромность и умеренность, и храм этот слишком роскошен и богато украшен, чтобы отвечать их вкусам. Нет, по моему мнению, строителями храма, скорее всего, были кон-вентуалы. Это ответвление ордена Святого Франциска Ассизского признавало за человеком право на собственность. Как бы то ни было, когда король Генрих поссорился с Католической церковью и принялся грабить и разрушать монастыри, клан Доннелейт, нимало не колеблясь, выступил против королевских солдат. Да, эта долина стала местом ужасающих кровопролитных сражений. И даже самые отважные британские солдаты оказались не в силах сломить сопротивление местных жителей — они боялись подниматься в эти горы.

— Но в честь какого святого получил свое имя храм?

— Я уже сказал вам, что не знаю. Возможно, то было всего лишь бессмысленное соединение гаэльских звуков. Но если мы сумеем расшифровать его, то вполне может оказаться, что оно звучит как Вероника или Кристофер…

— Или Джон Нокс, — вздохнул я.

— Так вот, после смерти Генриха Восьмого на престол взошла его дочь Мария, — вернулся к прерванному рассказу профессор. — Как вы помните, она была рьяной католичкой. Вновь полились реки крови, но на этот раз жертвами стали протестанты, которых повсеместно сжигали на кострах и вздергивали на виселицы. А потом настали времена королевы Елизаветы! Великой королевы, вновь превратившей Британию в протестантскую империю. Здесь, в горах, не придавали особого значения происходившим внизу переменам. Но вот явился Джон Нокс, великий реформатор. В тысяча пятьсот пятьдесят девятом году в Перте он произнес свою знаменитую проповедь, направленную против папистов, которых он назвал идолопоклонниками. В долине вспыхнула война, и пресвитериане разрушили собор. Они сожгли его дотла, разбили прекрасные витражные окна на мелкие куски, превратили в руины церковную школу и уничтожили все книги. Одним словом, уничтожили все. Кошмарная, жуткая история. Разумеется, местным жителям они заявили, что в долине живут ведьмы, которые служат дьяволу, принявшему человеческое обличье. По их мнению, именно этой нечисти поклонялись в соборе наряду с католическими святыми. Но на самом деле причиной всему была вражда между католиками и протестантами.

Город Доннелейт так никогда и не оправился от нанесенного удара. Впрочем, он еще влачил жалкое существование вплоть до конца семнадцатого столетия, когда последний представитель клана погиб во время пожара в замке. После этого в хрониках не встречается каких-либо упоминаний о клане Доннелейт. Никого не осталось.

— И святого тоже.

— Здешний святой — кем бы он ни был — покинул эту землю еще в тысяча пятьсот пятьдесят девятом году. Да хранит его Господь. Его культ прекратил свое существование вместе с собором. Остался только маленький вымирающий городок, жители которого почти сплошь были приверженцами пресвитерианской церкви. А за его пределами на месте «поганого» языческого святилища сохранился «этот ужасный» каменный круг.

— А что еще любопытного вы можете сообщить о языческих легендах и преданиях? — продолжал я свои расспросы.

— Лишь то, что некоторые люди до сих пор верят в эти легенды. Время от времени к нам сюда приезжают путешественники издалека, порой даже из самой Италии. Они расспрашивают о старинных развалинах. Ищут дорогу в Доннелейт. Осматривают место, где прежде стоял собор. Поверьте, я говорю вам чистую правду: не только вы один интересуетесь судьбой клана Доннелейт. До вас многие поднимались в горы и занимались там раскопками. И мне уже доводилось прежде отвечать на те же вопросы, что сегодня задали мне вы. В последний раз о соборе и клане Доннелейт меня расспрашивал один ученый из Амстердама.

— Вот как? Из Амстердама?

— Да, в Амстердаме существует орден ученых-историков. Еще одна их Обитель — так они называют свои центры — находится в Лондоне. Их орден во многом напоминает монашеский, однако на самом деле они лишены религиозных убеждений. На моей памяти они приезжали сюда не менее шести раз. Осмотрели в долине каждый камень. У этой организации весьма странное название. В отличие от имени святого, в честь которого назван собор, оно запало мне в память. Такое трудно забыть.

— И что же это за название?

— Таламаска, — ответил профессор. — Должен признать, все члены этого ордена — по крайней мере, те из них, кто приезжал сюда, — ученые, обладающие на редкость богатыми и многосторонними знаниями. И к книгам они относятся с истинным благоговением! Видите вон тот маленький «Часослов»? Поверьте мне, это действительно бесценное сокровище. Так вот, эту книгу подарил мне один из них. Всякий раз они привозят мне изумительные подарки. Взгляните вот на это. Представьте себе, это одна из первых печатных Библий короля Иакова. Ее они привезли, когда приезжали сюда в последний раз. Тогда они разбили лагерь в долине. Впрочем, они всегда так делают. Проводят в долине несколько недель, а потом уезжают. И всякий раз я вижу, что они разочарованы. Как видно, поиски до сих пор не приносят желаемого результата.

Меня охватило волнение. И сразу же вспомнилась удивительная история, которую я в трехлетнем возрасте услышал от бабушки Мари-Клодетт. В ее рассказе упоминался некий не то ученый, не то колдун из Амстердама, который прибыл в Шотландию и спас несчастную Дебору, дочь сожженной заживо Сюзанны. В течение нескольких мгновений события и образы, хранившиеся в памяти Лэшера, ожили в моем сознании, и я едва не лишился чувств. Однако усилием воли я отогнал наваждение. Нельзя было терять драгоценное время, предаваясь видениям. Следовало воспользоваться словоохотливостью моего нового знакомого и вытянуть из него как можно больше столь важных для меня сведений.

— А еще меня интересует черная магия, — вновь заговорил я. — Насколько мне известно, в этих краях она процветала. В семнадцатом столетии были даже случаи сожжения ведьм на кострах. Вам что-нибудь известно об этом?

— А как же. Вот, например, одна кошмарная история. Героиню ее звали Сюзанна. То была простая крестьянка, жившая в окрестностях Доннелейта. Мне посчастливилось найти один бесценный документ. Представьте себе, это подлинный памфлет. Из тех, что распространялись здесь во времена суда над ведьмами.

С этими словами профессор направился к своему столу и извлек из ящика несколько листков пожелтевшей от времени бумаги. Взглянув на первый из них, я увидел грубо выгравированное изображение женщины, окруженной языками пламени, похожими на гигантские листья чудовищного растения.

Надпись под картинкой была сделана по-английски:

«ИСТОРИЯ ВЕДЬМЫ ИЗ ДОННЕЛЕЙТА»

— Вы не согласились бы продать мне это? — дрожащим от волнения голосом выпалил я.

— Ни за что на свете, — отрезал профессор. — Но, если пожелаете, я могу сделать для вас полную и точную копию.

— Буду вам очень признателен. — Я вытащил бумажник и положил на стол толстую пачку американских долларов.

— Премного благодарен. Однако не будем торопиться. Насколько я вижу, вы до крайности нетерпеливы. Это все ирландская кровь. Французы, те намного более сдержанны и хладнокровны. Видите ли, у меня есть внучка, которая занимается изготовлением копий. Большая мастерица по этой части. В самом скором времени она займется интересующим вас документом. Можете быть уверены, она сделает вам превосходную факсимильную копию на пергаменте.

— Прошу вас, профессор, расскажите мне, о чем говорится в этом памфлете.

— Это всего лишь собрание самых что ни на есть диких суеверий и предрассудков, и не более того. Подобные памфлеты были в ходу по всей Европе. Что касается именно этого, то он напечатан в Эдинбурге, в тысяча шестьсот семидесятом году и повествует о судьбе некой Сюзанны, хитроумной и злобной ведьмы, которая стала приспешницей сатаны и продала ему свою душу. Колдунья была изобличена и предана огню. Однако ее дочь, рожденная вне брака, так называемое дитя любви, избежала печальной участи матери. Дело в том, что девочка была зачата первого мая. Считается, что на таких детях лежит благословение Божие. Поэтому никто не осмелился ее тронуть. Впоследствии дочь Сюзанны взял под свою опеку кальвинистский священник. Он увез девочку в Швейцарию, где, я надеюсь, позаботился о спасении ее души. Если мне не изменяет память, имя этого священника было Петир ван Абель.

— Петир ван Абель?! Вы уверены, что его звали именно так? Его имя упомянуто здесь, на этих листках?

Я с трудом сдерживался, чтобы не выдать себя. Передо мной было единственное письменное подтверждение истории, некогда услышанной от Мари-Клодетт. О том, что этот священник является моим предком, я предпочел умолчать. Я и так поразил профессора, сообщив, что являюсь потомком Тирона Макнамары. Охваченный предчувствием важного открытия, я хранил молчание и отчаянно боролся с желанием похитить памфлет.

— Да, конечно, его звали Петир ван Абель, это имя упомянуто в памфлете, — подтвердил ученый муж. — Кстати, памфлет этот написан одним священником в Эдинбурге, там же отпечатан и распродан с немалой выгодой. В семнадцатом веке на подобные истории был немалый спрос. Точь-в-точь как на иллюстрированные журналы сегодня. Представьте только, как уютным зимним вечером вся семья собиралась у камина и рассматривала эту душераздирающую картинку, на которой несчастная женщина горит заживо. Как вы знаете, случаи уничтожения ведьм на костре в Эдинбурге отнюдь не были редкостью. Обычно их сжигали у Ведьмина колодца, на Эспланаде. И этот дикий обычай сохранялся вплоть до конца семнадцатого века.

Я издал нечто вроде сочувственного бормотания. Неожиданно полученное подтверждение семейного предания настолько поразило меня, что я лишился способности внятно выражать свои мысли. Я ощущал, что, стоит чуть ослабить волю, воспоминания Лэшера полностью захлестнут мое сознание. Чтобы отвлечься, я поспешил задать очередной вопрос.

— Если я не ошибаюсь, ко времени суда над ведьмой собор уже был сожжен? — Я старался говорить как можно равнодушнее.

— Да, разумеется, от собора к тому времени ничего не осталось. Да и от города тоже. В горную долину поднимались лишь пастухи со своими стадами. Но, знаете ли, некоторые историки полагают, что огненные казни ведьм явились своеобразным продолжением противостояния между католиками и протестантами. Возможно, подобная точка зрения недалека от истины. Сторонники ее утверждают примерно следующее: во времена Джона Нокса жизнь стала скучной и унылой. Церкви лишились украшений, витражных стекол, не стало ни статуй, ни благозвучных латинских гимнов. Горцы позабыли даже свои красочные обряды и обычаи. И в результате они вернулись к некоторым старым языческим обрядам — лишь для того, чтобы внести хоть какое-то разнообразие в свою тоскливую жизнь.

— Вы думаете, именно так произошло в случае с Сюзанной, ведьмой из Доннелейта?

— Нет. То был самый что ни на есть типичный процесс. Граф Доннелейт впал в крайнюю бедность, замок, где он жил, пребывал в плачевном состоянии. Об этом графе мы почти ничего не знаем. Известно лишь, что он погиб во время пожара, унесшего также жизнь его сына и внука. Что до ведьмы, то эта простая деревенская женщина была, по-видимому, весьма неглупа и недурна собой и потому пользовалась популярностью у соседей, которые нередко обращались к ней за помощью. Никаких свидетельств об ее участии в шабашах до нас не дошло. Возможно, подобные сборища и проводились где-то, но только не в этих краях. Вся вина несчастной Сюзанны состояла в том, что она любила ходить к языческому каменному кругу. За эту привычку ей пришлось дорого заплатить.

— Вы так часто упоминаете некий языческий каменный круг. Что он собой представляет?

— О, об этих старых камнях до сих пор ведутся жаркие споры. Некоторые ученые утверждают, что по древности они не уступают Стонхенджу, а быть может, даже древнее его. Если вам угодно знать мое мнение, то я полагаю, что круг этот воздвигли пикты. Камни, составляющие его, различаются по величине, и, несомненно, некоторые из них были специально обтесаны, хотя и весьма грубо. Уверен, некогда все камни покрывала резьба. Священный языческий круг служит последним напоминанием о прошлом этих мест, и, я думаю, в свое время надписи и рисунки на камнях были намеренно уничтожены, а время и непогода немало способствовали тому, чтобы даже следы их исчезли полностью.

Профессор достал небольшой альбом с рисунками.

— Взгляните, вот образцы искусства пиктов, — сказал он.

Рассматривая альбом, я почувствовал себя окончательно сбитым с толку. Я не понимал, к чему мне все это. И в то же время, разглядывая изображения воинов, ряды маленьких фигурок с чеканными жесткими профилями, с мечами и щитами в руках, я понимал, что рисунки эти навсегда останутся в моей памяти. Не зная что сказать, я хранил молчание.

— Думаю, каменный круг был местом, где пикты поклонялись своим богам. Черт с ним, со Стонхенджем. Впрочем, как знать. Не исключено, что каменный круг воздвигли племена, о которых нам почти ничего не известно. Не исключено даже, что это дело рук маленького народа.

— А кому сейчас принадлежит долина? — поинтересовался я.

На этот вопрос мой собеседник не мог ответить с уверенностью. Он сообщил лишь, что земли были очищены по распоряжению правительства Англии, а их несчастных, едва ли не умиравших от голода обитателей переселили в иные места — как утверждали, ради их же блага. Конечно, все это было прискорбно. Весьма прискорбно. Кстати, многие местные жители переселились в Америку, заметил профессор и поинтересовался, не доводилось ли мне слышать что-либо об изгнании горцев. Я заверил его, что ничего не знал об этом трагическом эпизоде.

— Я рассказал вам все, что знал сам, — завершил профессор свою речь. — К сожалению, больше ничем помочь не могу. Не скрою, мне хотелось бы располагать более полными сведениями.

— Вы непременно получите такую возможность. Я предоставлю в ваше распоряжение средства для дальнейших исследований, — пообещал я.

Потом я попросил профессора сопровождать меня в Доннелейт. Однако новый мой знакомый наотрез отказался, объяснив свой отказ тем, что прогулки по горам ему давно уже не по силам.

— Я люблю эту долину, — сказал он. — Но в последний раз я был там много лет назад, с одним из агентов амстердамского ордена, человеком блестящего ума и самой широкой образованности. Звали его Александр Каннингем. Разумеется, он оплатил все расходы, связанные с нашим путешествием. Мы провели в долине целую неделю. Не скрою, мне порядком там надоело и я был рад вернуться к цивилизации. А во время прощального обеда, состоявшегося здесь, в моем доме, между нами произошел довольно странный разговор.

«Вы нашли наверху то, что искали?» — поинтересовался я у Каннингема.

«Нет, не нашел, — ответил он. — И благодарю за это Бога, если только он существует».

С этими словами он вышел, но потом вдруг вернулся.

«Позвольте дать вам один совет, дружище, — сказал он, пристально глядя мне в глаза. — Помните, что все легенды, связанные с горной долиной, следует принимать всерьез. А еще помните, что история замка Гламз — не повод для шуток. Маленький народ по-прежнему живет в горной долине и, если в том будет надобность, вполне может созвать ведьм на шабаш».

Естественно, я осведомился, о какого рода надобности может идти речь. Но на этот мой вопрос Каннингем ответил молчанием. Мне показалось, он и сам этого не знал.

— А что за история замка Гламз?

— О, видите ли, над семьей Гламз тяготеет проклятие. И когда они рассказывают о нем новому наследнику, он навсегда утрачивает способность улыбаться. Об этом немало написано. Когда-то я и сам побывал в замке Гламз. Так вот, возвращаясь к тому ученому из ордена Таламаска… Он, знаете ли, поразил меня своим усердием и научным пылом. Мы с ним неплохо провели время в долине, любуясь луной.

— Однако пресловутый маленький народ вам увидеть не удалось? Профессор долго молчал.

— Признаюсь, кое-что любопытное я все-таки видел, — наконец заговорил он. — И уверен, это были не эльфы. В какой-то момент на опушке леса появились крошечные мужчина и женщина, довольно уродливые на вид. Похожи на тех бедолаг, что просят милостыню на улицах. Когда я рассказал об этом моему другу из Таламаски, он был просто вне себя. Страшно досадовал, что не видел их собственными глазами. Но, увы, больше они ни разу не показались.

— Однако вы-то их все же видели! Так, значит, выглядели они ужасающе?

— Откровенно говоря, это зрелище заставило меня содрогнуться. — Профессор тряхнул головой, словно отгоняя неприятное воспоминание. — Не слишком-то я люблю об этом рассказывать. Поймите, друг мой, для нас эльфы отнюдь не те забавные безвредные создания, какими их принято считать. Они демоны природы, духи лесов и лугов, могущественные, опасные, способные на жестокую месть. Поверьте мне на слово, в той горной долине вспыхивают по ночам таинственные огни. Они то и дело вдруг, без всякой на то причины, загораются у самого горизонта. Я желаю вам успеха, однако вынужден, к сожалению, отказаться от чести сопровождать вас в этой экспедиции. Тем не менее я буду счастлив оказать вам посильную помощь и немедленно приступлю к поиску и сбору всех материалов, которые могут вас заинтересовать, дабы предоставить их в ваше распоряжение.

Тепло простившись с профессором, я отправился домой, в нашу прекрасную квартиру в Новом городе.

Мэри-Бет еще не вернулась. В полном одиночестве я сидел в гостиной, располагавшейся между нашими спальнями, потягивал шерри и записывал все, что мне удалось запомнить из рассказа профессора. В комнатах было прохладно. Я не сомневался, что изрядно замерзну в горной долине, и все же должен был туда отправиться. В том, что неведомый святой и загадочный маленький народ, обитающий в горах Шотландии, связаны между собой, я не сомневался.

Вокруг стояла тишина. И вдруг мною овладело знакомое ощущение. Я понял, что Лэшер близко. Он был здесь, в комнате, совсем рядом со мной. И он читал мои мысли.

— Ты здесь, любимый? — беззаботно спросил я, записывая последние слова.

— Значит, теперь тебе известно имя, — раздался в моем сознании безмолвный голос.

— Да, Петир ван Абель. Но имени святого я по-прежнему не знаю.

— Петир ван Абель, — неспешно повторил он. — Я помню Петира ван Абеля. Петир ван Абель видел Лэшера.

Судя по всему, дух пребывал в спокойном и задумчивом настроении. Беззвучный его голос звучал четко и был красив, как никогда.

— Расскажи мне о нем, — попросил я.

— Я расскажу тебе о нем на священном каменном круге, — пообещал дух. — Мы отправимся туда вместе. Я все время пребываю там. И ты должен пойти туда.

— Ты все время находился там, в горах? Но как это понимать? Значит, ты мог быть там и одновременно с нами?

Да, — последовал ответ, сопровождаемый тяжелым вздохом. Но мне показалось, что сам он далеко не уверен в истинности своего утверждения. Судя по всему, это было нечто выходившее за пределы его понимания.

— Не упрямься, дух, скажи мне, кто ты такой? — взмолился я.

— Лэшер, вызванный Сюзанной, ведьмой из горной долины, — с готовностью сообщил он. — Ты меня знаешь, Джулиен. Я так много для тебя сделал.

— Скажи мне, дух, где сейчас моя дочь, Мэри-Бет, — потребовал я. — Надеюсь, ты не бросил ее на произвол судьбы в этом паршивом городе? Сам знаешь, она способна на рискованные затеи, которые могут завести слишком далеко.

— Позволь напомнить тебе, Джулиен, что все ее затеи на редкость разумны. Однако сегодня я оставил ее, дабы позволить ей потешить собственную плоть, а не разум.

— О чем это ты?

— Она нашла красивого молодого шотландца, который достоин стать отцом новой ведьмы.

Услышав это, я буквально впал в бешенство и как ужаленный подскочил на месте.

— Говори, где Мэри-Бет? — взревел я.

А в следующую секунду до меня донеслось ее беззаботное пение и звук ее легких шагов по коридору. Дверь отворилась, и Мэри-Бет появилась на пороге. Она была очень хороша: на щеках играл свежий румянец, волосы свободно рассыпались по плечам.

— Наконец-то я на это решилась, — радостно возвестила она, танцующей походкой подходя ко мне и целуя в щеку. — Почему у тебя такой дикий взгляд?

— Кто этот человек? — задал я встречный вопрос.

— Тебе не стоит даже думать о нем, Джулиен, — пожала она плечами. — Я никогда больше и не взгляну в его сторону. Ну, скажем… лорд Мэйфейр. Вполне достойное имя, не правда ли?

Некоторое время спустя, убедившись, что Мэри-Бет действительно беременна, мы отправили домой полное лживых измышлений письмо, где сообщили, что отцом будущего ребенка является некий лорд Мэйфейр из Доннелейта и что бракосочетание упомянутого лорда и Мэри-Бет состоялось в Доннелейте. На самом деле ни жениха, ни свадьбы, ни города не существовало.

Однако я забежал далеко вперед. Впрочем, должен отметить, в тот самый момент, как Мэри-Бет сообщила мне о произошедшем, я понял, что совокупление, на которое она решилась, обязательно будет иметь желанные последствия. По ее словам, избранник ее был истинным шотландцем — черноволосым, обаятельным, сладострастным и очень богатым. Что ж, подумал я, возможно, это не такой уж плохой способ выбрать отца своему будущему ребенку.

Обуревавшие меня чувства — боль, страх, ревность, стыд — я, конечно, всеми силами попытался скрыть от Мэри-Бет. Ведь мы с ней привыкли ни в чем не стеснять свободу друг друга. Я не хотел предстать перед ней косным и ограниченным ревнивцем, опасаясь, что она попросту поднимет меня на смех. К тому же мне не терпелось отправиться в Доннелейт.

Пока я рассказывал Мэри-Бет о том, что мне удалось узнать, наш преданный дух оставался в стороне и не вмешивался в нашу беседу. Воистину в ту ночь он пребывал в удивительно мирном и благостном настроении. Постепенно мы тоже успокоились. Но тут с улицы донеслись встревоженные голоса. Прислушавшись, я понял, что один из местных лордов только что убит.

Я не скоро услышал его имя, которое, впрочем, не сказало мне ровным счетом ничего. Кроме одного: я узнал, как зовут отца ребенка Мэри-Бет.

Однако вернемся в Доннелейт. Позвольте мне рассказать о совершенных там открытиях.

В горную долину мы отправились на следующий день, наняв две большие кареты. В одной разместились мы и наш багаж, в другой — несколько слуг, без помощи которых мы не могли бы обойтись в этом рискованном путешествии. Сначала мы двинулись на север, в Даркирк, где переночевали на постоялом дворе. Поутру мы продолжили путь уже верхом. Следом шли две лошади с поклажей. Нас сопровождали и двое местных жителей, тоже верхом.

Мы с Мэри-Бет обожали лошадей, и верховая прогулка по холмистой местности была для нас обоих истинным удовольствием. Лошадей мы выбрали превосходных, запасом провизии располагали вполне достаточным. Впрочем, вскоре почтенный мой возраст начал о себе напоминать: суставы предательски заныли, а конечности затекли. Проводники наши были молоды, так же как и Мэри-Бет. Все тяготы пути они переносили с легкостью. Мне приходилось страдать в одиночку, замыкая процессию. Однако окружавшие нас холмы, поросшие густыми лесами, радовали взор, небо над головой сияло чистотой и синевой. Красоты пейзажа заставляли меня забыть об усталости, и, несмотря на свои преклонные лета, я чувствовал себя счастливым.

Великолепие природы, которое нам довелось увидеть, воистину поражало воображение! Как прекрасна Шотландия! Но нам приходилось спешить, чтобы добраться до долины засветло. При этом двигались мы почти наугад. Когда я ощущал, что нам необходимо повернуть в ту или другую сторону, я сообщал об этом проводникам, и, как правило, мы полагались на подсказки моей интуиции. В полдень мы остановились на привал, перекусили и продолжали путь почти до самого заката.

Последние лучи солнца догорали в небе, когда мы прибыли в долину, точнее, оказались на склоне, ведущем в нее. Выехав из густых зарослей шотландских сосен, дубов и ольхи, мы очутились на горном выступе, откуда открывался вид на замок, стоявший над озером. Колоссальная каменная громада, зияя провалами окон, возвышалась над сверкающим зеркалом воды. А в долине нам удалось разглядеть высокие обветшалые арки разрушенного собора и простой, без всяких украшений, каменный круг. Вопреки разделявшему нас значительному расстоянию он был виден удивительно отчетливо.

Несмотря на то что сумерки сгущались с каждой минутой, мы решили продолжить путь. Зажгли фонари и двинулись вниз, минуя небольшие рощи. Вскоре мы оказались на травянистом ковре долины, однако не стали разбивать лагерь, а направились прямиком к развалинам города, точнее, к остаткам деревенских домов, некогда его окружавших.

Мэри-Бет выразила желание остановиться на ночлег непосредственно внутри языческого каменного круга. Но наши проводники-шотландцы решительно воспротивились этому. Более того, предложение Мэри-Бет привело их в негодование.

— Это колдовской круг, мадам, — заявил один из них. — Вам не следует здесь останавливаться. Можете не сомневаться, маленький народ отомстит тому, кто осмелится это сделать.

— Эти шотландцы такие же сумасшедшие, как и ирландцы, — усмехнулась Мэри-Бет. — С таким же успехом мы могли бы отправиться в Дублин. И тут и там только и разговоров, что о ведьмах, гномах, эльфах и феях.

Услышав ее слова, я невольно содрогнулся. Теперь мы были в самом центре широкой долины. Деревня оказалась разрушенной до основания. Я понимал, что наши палатки и фонари будет видно издалека. И неожиданно мною овладело пронзительное чувство собственной беззащитности.

«Лучше бы мы поднялись наверх, к развалинам замка», — подумал я. И только в этот момент осознал главную причину своего беспокойства: за весь день дух ни разу не дал о себе знать. Мы не ощущали его близости, его прикосновений, его дыхания.

Чувство страха росло, становилось все острее и настойчивее.

— Приди ко мне, Лэшер, — прошептал я, неожиданно отчего-то испугавшись, что он покинул нас, дабы совершить нечто ужасное, причинить вред тем, кто был нам дорог. А что, если мы имели несчастье вновь вызвать его гнев?

Однако Лэшер откликнулся на мой зов, причем довольно быстро. С погасшим фонарем в руках я брел по высокой траве, с трудом переставляя одеревеневшие от долгой верховой езды ноги. И тут прохладный ветерок коснулся моего лица, а травы пригнулись к земле, образовав огромный круг.

— Я вовсе не сержусь на тебя, Джулиен, — услышал я его исполненный боли и страдания голос. — Мы на нашей земле, на земле клана Доннелейт. Я вижу то, что видишь ты. Это зрелище исторгает слезы из моих глаз, ибо я помню то, что некогда произошло в этой долине.

— Расскажи мне о том, что здесь случилось, — попросил я.

— Ты сам знаешь. Здесь стоял великолепный собор. Кающиеся грешники и недужные толпами приходили сюда, преодолевая все трудности нелегкого пути, дабы поклониться святой гробнице. Вокруг собора раскинулся город, где бурлила жизнь. И едва ли не во всех городских лавках продавалось изображение… изображение…

— О каком изображении ты говоришь?

— Не все ли равно? Я знаю лишь, что буду рожден вновь и уж никогда более не утрачу плоть. Знаю, что отнюдь не являюсь рабом истории. Скорее меня можно назвать рабом собственных устремлений. Ты понимаешь, в чем тут разница, Джулиен?

— Если тебе не трудно, выражайся менее туманно, — попросил я. — Это как раз тот случай, когда твои слова приводят меня в недоумение.

— Ты слишком чистосердечен, Джулиен, — заявил призрак. — Так и быть, постараюсь объяснить тебе. Прошлого не существует. Не существует вообще. Есть только будущее. И чем больше мы узнаем, тем сильнее убеждаемся в том, что благоговение перед прошлым это всего лишь предрассудок. Ты делаешь все, что в твоих силах, дабы твоя семья процветала. И я тоже делаю все от меня зависящее. Я хочу, чтобы могущественная ведьма наконец даровала мне плоть. Ты хочешь, чтобы твои дети и дети твоих детей обладали богатством и властью.

— Да, это так, — ответил я.

— Это все. Больше ничего не существует. Больше нечего желать. И это ты привез меня сюда, в это место, которое я никогда не покидал, дабы я это понял.

Я стоял под темнеющим небом. Передо мной расстилалась огромная равнина, посреди которой возвышались руины собора. Слова призрака глубоко врезались мне в память, и я знал, что они останутся там навечно.

— Кто научил тебя этому? — спросил я.

Ты сам и научил, — последовал ответ. — Ты и тебе подобные научили меня желать и стремиться к своей цели, вместо того чтобы горевать и сетовать на судьбу. А сейчас благодаря мне ты слышишь зов прошлого. Но это обманчивый зов.

— Это ты так думаешь, — возразил я.

Страницы: «« ... 1718192021222324 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Данная книга посвящена исследованию повседневной жизни Западной Европы и охватывает период с античны...
В настоящем томе представлено новое исследование российского философа и культуролога, профессора Нац...
Книга предназначена для детей от 2 лет.Добрые и смешные стихи с иллюстрациями, порадуют ваших малень...
Сон – это неотъемлемая часть жизни каждого человека, но, несмотря на вековые изучения, сны остаются ...
Среди всех изменений, которым мы подвергаемся в эпоху цифровых технологий, есть одно, которое вряд л...
«Воспитывай наблюдая» – уникальный метод взаимодействия родителей с маленькими детьми. Дебора Соломо...