Крот Филипп и мышка По Балина Ирина

* * *

Алисе

Он всё это увидел своими глазами и остался жив, а оставшись в живых, очень этому удивился.
Кеннет Грэм. «Ветер в ивах»

Глава I
Под старым деревом

Наступила поздняя весна. Снега уже нигде не осталось, земля просохла и нагрелась под солнечными лучами. На деревьях зеленели сочные листья, в ветвях щебетали птицы, радуясь возвращению домой. Под большим старым дубом, настолько старым, что часть ветвей его уже засохла, и настолько большим, что оставшиеся распростёрлись огромной тенистой кроной, за столиком, накрытым белой накрахмаленной скатертью и заставленным всяческими угощениями, завтракало семейство кроликов. Как и любое кроличье семейство, оно было большим и шумным. Папа кролик сидел во главе стола и чинно отхлёбывал чай из большой чашки. Мама крольчиха суетливо подбегала то к одному крольчонку, чтобы вытереть ему нос, то к другому, чтобы промокнуть за ним разлитый чай. А так как крольчат у них было семеро, суетиться ей приходилось бесконечно, и галдёж под деревом стоял ещё тот.

– Мама! Младший отнял у меня пряник! – запищал один из крольчат.

– Не сердись на него, он же маленький, – начинает уговоры крольчиха.

Но рёв поднимается до небес, и маме крольчихе приходится бежать в домик, скрытый в корнях старого дуба, на кухню, чтобы пополнить тарелку с пряниками на столе.

Папа кролик неторопливо разворачивает газету. Он никуда не спешит сегодня, потому что у него выходной.

– Дорога-а-ая! – Зовёт он, слегка оборачиваясь назад. – Здесь полно объявлений. Держу пари, что в ближайшие дни мы начнём переезд.

Крольчиха уже возвращалась из дома, неся тарелку с пряниками.

– Ах, милый… – вздохнула она и опустилась на стул рядом с ним, – ну разве нам действительно нужен новый дом? Ведь дуб ещё не такой старый, как лис уверял. Он был уверен, помнишь? Был уверен и нам доказать пытался, что этой весной листья уже не распустятся больше. Но дерево живёт. И я думаю, будет жить ещё достаточно долго.

– Я люблю этот домик не меньше чем ты, дорогая. Но лис ведь прав. Дом староват, ещё мой прадед вырыл здесь первую норку для своей жены и крольчат. А сейчас, когда нас уже девять, в нём становится тесно.

– Я ни на минуту не сомневаюсь, что ты прав. Просто во мне говорят привычка и страх перемен. Если найдётся подходящий дом, мы все с радостью переедем в него.

Сказав это, крольчиха на секунду замолчала, как будто задумалась, а потом вдруг вздрогнула и вскочила со стула, да так, что папа кролик от неожиданности чуть не опрокинул на себя чашку с чаем.

– Что такое? – медленно проговорил он.

Крольчата мгновенно затихли и испуганно прижали ушки.

– Не знаю… – шёпотом ответила крольчиха, – кажется, будто стул подо мною зашевелился.

Все боязливо перевели взгляд на стул, на котором сидела мама.

– Как только он шевельнётся ещё раз, – тихонько проинструктировал папа кролик, – бежать всем. Я остаюсь, а ты, жена, приготовь что-нибудь потяжелее и подай мне из окна, когда забежишь в дом.

И тут стул зашевелился вновь. Только шевелился, разумеется, не сам он, а земля под ним заходила ходуном.

– Все в дом! – шёпотом скомандовал папа кролик.

Но команды и не потребовалось. Крольчата уже ринулись к двери, а мама крольчиха, убедившись, что все зашли внутрь, унеслась на кухню искать что-нибудь тяжёлое.

В этот момент папа кролик, не выпуская из рук газету, медленно подкрался к кучке земли, которая образовалась под стулом. Кучка продолжала увеличиваться, и вскоре стул упал, а из дыры в земле на его месте показался чей-то нос. У папы кролика подкосились лапы, он больше не смог вынести такого нервного напряжения, когда этот нос ещё и захрюкал.

– Пустые шишки! – воскликнул он, зажмурился и со всего размаху хлопнул по этому носу свёрнутой в рулон газетой, а потом быстро отскочил назад и пригляделся.

Нос на какое-то мгновение исчез из виду, но вскоре вновь появился из дыры в земле. Тогда кролик, набравшись смелости, ринулся запихивать этот подозрительный нос обратно.

– Да что же это? – кряхтел он. – Ну, давай-ка назад, ну, ну… – толкал он его со всей силы.

– Эй, там! – послышался вдруг из-под земли вполне звериный голос. – Может, хватит хлопать меня по носу и пытаться запихнуть обратно? Что если бы я с утра пораньше запер вас дома, подперев снаружи входную дверь?

Кролик остолбенел от удивления. В этот момент крольчиха высунулась из окна, протягивая ему сковороду.

– Нет, нет… – помахал ей кролик, не оборачиваясь. – Тут, кажется, вышла ошибка…

Тон кролика совершенно переменился. Он стал невероятно робким и заискивающим. Тем временем из дыры в земле, неторопливо отряхиваясь и поправляя очки, вылез крот.

– Здравствуйте… – пролепетал кролик и тут же спрятал газету за спину.

– Да уж теперь-то… – пробормотал крот, потирая нос.

– Я очень прошу меня извинить, – заговорил кролик, – мы тут все страшно перепугались. Понимаете? Вы прорыли дыру посреди нашего дворика. Понимаете? Понимаете?

– Понимаю. А вы ходите по моей голове, – грубо буркнул крот себе под нос.

Кролик почему-то тут же посмотрел на макушку крота, как будто ожидал там увидеть одного из своих крольчат.

– Простите, как вы сказали? По голове?

– Именно. И я не жалуюсь. – Ответил крот. Потом он два раза топнул ногой и указал пальцем в землю. – Там.

Кролик выпучил глаза, пытаясь рассмотреть, куда он указывает.

– Там, под землёй. Там я живу. Мой дом под землёй, – растолковал крот.

– Ох, так мы соседи? – полностью растерявшись, спросил кролик.

Кролик уже понял, что сосед его угрюм и неразговорчив, а потому сам же и продолжил диалог: «Позвольте предложить вам присесть». Он поднял с земли упавший стул и пододвинул его к столу, одновременно приглашая крота садиться.

– Я постою, – ответил крот. И кролик подумал бы, что крот просто смутился и отказался из вежливости, если бы тон его не был таким недружелюбным.

– Ах, от чего же? – кролик старался улыбаться кроту совершенно искренне, но всё ещё было видно, что он побаивается его. – Отчего же? Зачем стоять? Прекрасная погода. Садитесь и пейте чай вместе с нами.

– Погода прекрасная, – отозвался крот, изредка бросая на кролика взгляд исподлобья. – В сущности, это вообще первая погода, которую я вижу. Я был некогда предупреждён о том, что лучшее время наверху – это поздняя весна. Тогда и солнце ещё щадит глаза, и воздух полон свежести, и птицы поют особенно красиво. Собственно, ради этого я и вылез. Но первое, что получил, – шлепок по носу. Чего и ожидал, откровенно говоря, идея выйти наверх всегда казалась мне крайне сомнительной.

– Ах, простите, простите же нас! – воскликнул кролик. – Да если б мы знали! Да если б мы… – Кролика переполняли неловкость за свой поступок и стыд перед кротом. – И всё-таки попейте с нами чаю. Жена! Дети! Выходите во двор! К нам любезно пожаловал наш давний сосед.

Мама крольчиха опасливо приоткрыла дверь и медленно подошла к супругу. Крольчата хотели было высыпать наружу, но мягкая материнская лапа их остановила. Она подошла к мужу и прошептала на ухо: «Кто этот странный зверь? Ты уверен, что он безопасен?». «Похоже на то, – прошептал он в ответ, – так или иначе, я перед ним виноват. Надо уважить его чаем и хорошим обращением».

Крот выглядел мрачно и насупленно. Он весь был вымазан в земле, и его запылённые очки почти полностью скрывали маленькие глазки, из-за чего он казался ещё более непроницаемым и замкнутым. Но опасностью от него не веяло, а уж что-что, а опасность мама крольчиха в звере разгадать всегда могла. Поэтому она тут же поманила крольчат из-за двери, и всё семейство снова уселось за стол.

– Надеюсь, вы нас простите? – всё ещё продолжал повторять кролик, когда крот медленно и с напускной неохотой всё-таки стал усаживаться за стол. – Мы ведь даже не знаем вашего имени. Вот же как получилось… Ну, мы ведь не знали. Не могли знать…

– Филипп, – коротко представился крот.

– А это моя жена Марта, – поспешил отрапортовать кролик, – детки: Эмма, Лил, Пушинка, Эдмунд младший, Найки, Хвостик и младшенький – Прыг. Меня зовут Эдмунд, но все зовут меня Эд, так что…

Крот выглядел совершенно безразличным. Крольчата с удивлением и опаской смотрели на незваного гостя.

– Прошу вас, угощайтесь, – сказал кролик и пододвинул кроту чашку.

Крот взял чашку в лапы и стал рассматривать её с неприкрытым пренебрежением. Крольчиха поинтересовалась, какого чая он желает, малинового или земляничного и, услышав краткое «всё равно», налила ему малинового. За столом воцарилось напряжённое молчание. Никто не знал о чём заговорить, и хотел ли их сосед вообще разговаривать. Крот выпил чаю, съел несколько пряников, стряхнул со стола крошки, кашлянул пару раз и стал собираться уходить.

– Ну, разве вы уже уходите? – задал вопрос кролик. – Ведь вы совсем ничего не съели. И мы даже не успели ни о чём с вами поговорить.

– Я не прочь посидеть чуток, – на удивление всем ответил крот, – и даже съел бы ещё чего-нибудь, если только вы позволите мне сидеть здесь молча. Прошу вас, говорите со своей семьёй, будто меня нет. Я и без того потревожил вас, да я и не мастер в застольных беседах.

Не успел кролик опомниться от столь длинного монолога крота, как крольчиха уже начала говорить: «Конечно, конечно! Сидите, сколько захочется. Мы можем совсем вас не замечать, если вам так угодно!». Потом она вздохнула как бы с облегчением и принялась поучать детей ровно держать спины и не класть локти на стол. Дворик кроличьего дома снова оживился весёлой болтовнёй и звонким детским смехом.

Кролик был в замешательстве, но решил, что предпринимать шаги по введению соседа в общество своей семьи он больше не станет по двум причинам: во-первых, очевидно было, что кроту этого не очень-то и хотелось, а во-вторых, – такой угрюмый гость за столом в воскресное утро грозил испортить всем чудесное настроение.

Завтрак растянулся до обеда, а на обед крота остаться не пригласили, потому он ушёл, не дожидаясь, пока ему начнут намекать о необходимости покинуть дворик. Он залез обратно в дыру, из которой вышел утром, и кролик аккуратно притоптал землю лапой.

– Гадкий тип.

Папа кролик ещё никогда и не о ком так не отзывался. Сказав это, он испуганно зажал рот лапкой, в страхе, что вслед за этими словами из него полезут и прочие, совершенно непрошенные. К счастью, их так никто и не услышал.

«Пф!» – фыркнул крот, не оборачиваясь, и зашагал вглубь подземного хода. – «Все эти семейные дела, суета, завтраки, Эдмунды и Пушинки, – ворчал он, углубляясь под землю, – ерунда! Как хорошо, что я живу один. Ни тебе жены, что вечно норовит накормить тебя чем-нибудь или стряхнуть крошки с воротничка, ни толпы маленьких бездельников, снующих повсюду, поднимающих пыль и шум». Крот ещё долго ворчал, пока, наконец, земляной ход не начал расширяться. А когда перед ним предстала просторная комната, заваленная сухими листьями и соломой, он вздохнул с облегчением, отдышался и, довольно ухмыльнувшись, завалился на свою любимую подстилку. После такого потрясения, как сегодняшняя встреча с внешним миром, кроту необходимо было поспать. И последним, что он буркнул, проваливаясь в сон, было: «Если б не эти наглые бобры…».

Глава II
В кроличьем домике

Утром кролик по привычке беззаботно вышел во двор своего дома, но, наткнувшись взглядом на разрытую землю в том месте, откуда вчера вылез крот, он тут же вздрогнул и поморщился. Ему было крайне неприятно вспоминать о вчерашней встрече с угрюмым соседом, а от осознания того, что он мог снова вторгнуться на его территорию, кролика пробирала настоящая дрожь. Поэтому он разворачивал утреннюю газету, время от времени поглядывая в сторону кротовьей дыры.

Через минуту во двор уже высыпали крольчата, а за ними показалась крольчиха с чайными принадлежностями на подносе.

– Хвостик, Лил, Пушинка, – строго звала крольчиха, – верните портфель и зонтик вашего отца на место немедленно, он уже опаздывает!

– Мне некогда гоняться за этими сорванцами! – с улыбкой произнёс кролик, поймав за ушки пробегавшую мимо Лил.

Крольчата носились по двору, встречая новый день, счастливые, не ведая, что такое необходимость утром идти на работу. Кролик наспех отхлёбывал не успевший остыть чай.

– Дорогая, я уже опаздываю.

Крольчиха только что догнала Пушинку и пыталась отобрать у неё зонтик.

– Что за непослушные дети?

Остальные тоже включились в игру догонялки. Вот Эмма и Найки уже пытаются спрятать папин портфель меж древесных корней, у порога. И только Прыг, ещё совсем маленький, забавляется, глядя на всю эту кутерьму со стороны.

Но кто это выходит из-за стола? Чинно, горделиво задрав нос, Эдмунд-младший ласково, но настойчиво раздвигает стену из своих сестёр, чтобы забрать портфель отца.

– Эмма, Найки, – тоном очень похожим на родительский, произносит он, – прекратите баловство. Сколько вам лет? Лил, Пушинка, приличные девочки себя так не ведут. Хвостик, посмотри, как ты растрепался от беготни! Маме опять придётся тебя причёсывать. А ты, Прыг, должен знать, что такие затеи глупы, а не смешны. Отцу пора на работу, а вы только мешаете ему собраться. Хорошие дети должны помогать родителям!

– Но мы просто… – обиженно протянула Лил.

– Мы просто… – начала Эмма.

– Мы просто не хотим, чтобы папа уходил! – выпалил Хвостик.

– Будет тебе, Эдмунд, – ласково проговорила крольчиха, приглаживая ушки Хвостика.

Отец семейства ласково обнял сбежавшихся к нему крольчат, а Эдмунд младший бережно и с особым почтением вручил отцу портфель и зонтик. Кролик принял их, выражая полное одобрение действиям сына.

– Семья, – проговорил кролик, окидывая взглядом их всех, – я действительно опаздываю!

Сказав так, он вприпрыжку направился к воротам, ребячья суета всегда поднимала по утрам его настроение.

«Какая глупость! – думал крот, который уже несколько минут наблюдал за происходящим, высунув голову из дыры в земле. – Столько детей, столько шума и гама! Никакого покоя и порядка. Ни тебе спокойно собраться на работу, ни тебе тихонько позавтракать у себя во дворе. Какой же глупец этот Эд. Пф… И имя-то какое глупое!». Последние два предложения он, кажется, произнёс вслух, так сильны и неудержимы были мысли в его голове на этот счёт. Поняв это, крот нисколько не смутился и даже не прикрыл рот лапой, как сделал бы любой другой зверь в лесу. Наоборот, он ухмыльнулся злорадно и безразлично, от чего морда его приобрела очень неприятное выражение. Крольчиха услышала эти его слова и не стала притворяться вежливой.

– Вы невоспитанный хам! – проговорила она. – Я попросила бы вас удалиться с нашего двора, если бы не наше соседство, о котором я жалею, что узнала.

Крольчиха Марта всегда была прямолинейной, и муж её не раз упоминал этот факт, как одну из причин его любви к ней.

Крот не выказал никакого внимания её словам, напротив, он стал, как ни в чём не бывало, выбираться из-под земли. Медленно и неуклюже с непривычки, так как делал он это всего лишь во второй раз в жизни. Марта собрала крольчат и отправила их домой. Когда Прыг последним зашёл в дом, она проследовала за ним и демонстративно хлопнула дверью.

– Отлично… – проговорил крот. – Наконец-то я могу посидеть снаружи, не отягощённый обществом этого взбалмошного семейства.

Он бесцеремонно взял один из кроличьих стульев, пододвинул его поближе к дыре и уселся на него, вытянув задние лапы и откинувшись на спинку, передние лапы он закинул за голову, а нос устремил вверх. Он сидел так несколько минут и рассматривал крону старого дуба, сквозь которую в глаза ему бил солнечный лучик. Этот свет сильно раздражал крота, он пытался уворачиваться от него, но безуспешно. Крот уже почти рычал от недовольства, когда откуда-то на ветку, ближе всего склонившуюся над ним, прилетела стайка птичек. Они завели чудную весеннюю песню, но крот так сконфузился при первых же её звуках, что было совершенно ясно, что такое пение не пришлось ему по душе. «И как же тут, снаружи, можно жить? – думал крот. – Тут вечно какие-то звуки летят со всех сторон. Да ещё и этот ветер дует в спину. А солнце! Это солнце – просто наказание! Нет, неправ был тот крот, которому впервые пришла идея подняться на поверхность. Это место совершенно непригодно для жизни». Размышляя так, крот уже собрался было уходить, но тут внезапно он услышал посвистывание, которое отличалось от птичьего. Он повернул голову в сторону донёсшегося до него звука, тот шёл откуда-то из леса. «А это что? – пробурчал крот. – Ещё одна птица. Наверное, страшно уродливая и большая, раз не поёт с остальными». В эту минуту ветви кустарника у калитки раздвинулись, и из-за них показалась рыжая мордочка с длинным остроконечным носом, а вслед за ней и целый зверь. Он заглянул через забор, потом нагнулся и посмотрел в щёлочку между досок, потом подпрыгнул и снова посмотрел на двор. Кажется, он заметил крота только с третьего раза, потому что, заметив его, он как-то смутился и постеснялся своего поведения.

– Здравствуйте, здравствуйте! – переменив любопытное выражение мордочки на наигранно дружелюбное, прокричал он. – А хозяева дома? Позволите пройти?

Крот лишь пожал плечами. Это дело его не касалось, но ему было слегка любопытно.

Убедившись в безразличие крота, зверь просунул лапу меж двух досок забора и так ловко открыл калитку, будто делал это уже много раз. Затем он прошествовал мимо крота по дорожке, ведущей к входной двери. Он шёл, слегка согнувшись, а уши держал востро. Его мягкие лапы тихо ступали по земле и немного вязли в ней, оставляя следы. Позади себя зверь волок ветку, оторванную от кустарника у забора, – она прекрасно заметала следы.

– Жулик что ли? – поудобнее устраиваясь на стуле, совершенно безбоязненно произнёс крот.

От этих слов зверь весь сжался и пригнулся ещё ниже к земле, как будто на него замахнулись палкой. Он ненадолго замер, озираясь по сторонам, затем выпрямился в полный рост, сделал вид, что ветка ему нужна, чтобы отгонять мух и продолжил свой путь по направлению к двери дома. У самой двери он остановился, заглянул в окно и, убедившись, что в доме кто-то есть, постучал.

– Хозяюшка! Открывайте дверь. Это ваш верный друг и помощник лис! – призывно сказал он.

Дверь скрипнула, открывшись.

– Ааа… – протянула Марта, очевидно разочаровавшись в том, что увидела, – Гил… Здравствуйте. Какими судьбами снова к нам?

– Ну, Марта, я же просто скучаю по малышам. Зашёл повидаться.

– Вчера заходили. Заходили в пятницу. И так всю неделю. Гил, у вас всё хорошо?

– Мои дела лучше, чем у кого бы то ни было! – с сияющей улыбкой ответил лис. – Меня больше интересуют ваши. Видите ли…

Начала этого разговора крот не слышал, но продолжение услышать хотел, поэтому он влез обратно в нору и пошёл по длинному коридору в земле, ведущему в одну из его кладовых. Кладовая крота находилась как раз под кроличьим домиком, и там было прекрасно слышно всё то, что происходило внутри дома. Сначала крот слышал лишь топот маленьких заячьих лапок по дощатому полу, кто-то пару раз упал, один раз заплакал, потом был взрыв смеха со всех сторон, и тут с порога на пол ступили лапы двоих взрослых зверей.

– Видите ли… Ох, я пройду, если вы не против? – с этими словами лис протиснулся между крольчихой и противоположной стороной дверного проёма. – Видите ли, дуб очень стар, и мне крайне небезразличен тот факт, что, оставаясь жить в его корнях, вы подвергаете себя и своих крольчат опасности. – Говоря так, лис проследовал до середины комнаты, остановился и окинул потолок печальным взглядом. – Да, всё так, как я и думал. – Вздохнул он. – Он вот-вот обвалится. И я настоятельно советую…

– И вы настоятельно советуете нам скорее переехать отсюда. – Не дала ему закончить крольчиха. Она всё ещё стояла у открытой двери, как бы выжидая, когда лис вздумает удалиться так же неожиданно, как и пришёл. Но лис и не думал уходить. – Я и мой муж, мы слышали это от вас уже тысячу раз. Вы знаете, что Эд уже почти на вашей стороне, но мнение жены для него, скажу вам с полной уверенностью, не менее важно, чем… – Она помедлила. – Чем мнение лиса.

– Позвольте присесть? – с бессменной улыбкой задал вопрос лис и тут же опустился за стол.

– Садитесь, но завтрак уже окончен, а обед ещё не готов, – сказала крольчиха и плавно отодвинула на другой край стола вазу с печеньем.

– Марта, – доверительным тоном произнёс лис, поймав её лапу в свою, – милая Марта. Почему же вы так не рады мне? Вы и ваша семья мне искренне симпатичны.

Крольчиха брезгливо отдёрнула лапку и обтёрла её о фартук.

– Если бы мы были вам симпатичны, да если бы вы просто относились к нам с почтением, вы не стали бы надоедать нам своими частыми визитами, Гил. Мой муж, возможно, и поддался вашему очарованию, но на то я и его жена, чтобы исправлять подобные упущения.

– Марта, Марта! Вы, кажется, думаете, я ваш враг?

– Не друг, уж точно. Пушинка, Найки, возьмите младшеньких и идите играть во дворе.

Крольчата послушно высыпали на улицу, а Эдмунд-младший остался стоять у закрытой двери, прислушиваясь к разговору матери с лисом. Крот же старательно прижимал ухо к потолку своей норы, который одновременно являлся полом в домике кроликов.

– Вы можете улыбаться мне сколько угодно, – спокойным тоном произнесла крольчиха, – но вам меня не обмануть. Вы знаете, что дерево, под которым мы живём, прекрасно сохранилось и простоит здесь ещё не одну зиму. А место, это чудеснейшее место, на котором расположился наш дворик, – оно просто не даёт вам покоя. Другого такого нет во всём лесу.

– Марта, – прервал её лис, – милая Марта! Да как вы только можете так обо мне думать? Я являюсь добрым другом вашей семьи с тех самых пор, как на свет появился ваш первый крольчонок. Я всегда желал вам только добра.

– Разумеется, семейству мышей вы тоже желали только добра. И где же они теперь? Они…

Крот всё сильнее прижимал ухо к земляному своду, но звук почему-то стал плохо долетать до него, и он решил сменить место положения. Торопливо он перемещался от одной части норы к другой, пытаясь поймать голос крольчихи и наконец…

– А утки? Как жестоко вы поступили с ними! Ведь Агнесс сидела на кладке, их детки ещё не успели вылупиться, как вы согнали их с берега речки и отдали его этим ненасытным бобрам!

– Прошу меня простить, Марта, но я никого не сгонял! – постепенно повышая голос, отвечал лис. – Они добровольно покинули свой дом, я был лишь безучастным советчиком, сторонним наблюдателем так сказать…

– Действовавшим исключительно в интересах бобров! – закончила за него крольчиха. – Я достаточно терпела вас, Гилберт. Теперь убирайтесь из моего дома!

Лис начал что-то говорить в ответ, но по решительному настрою в голосе крольчихи крот понял, что тот очень скоро сойдёт с порога кроличьего домика. А потому он поспешил вылезти наружу, чтобы воочию понаблюдать за этой картиной. И действительно, через пару минут дверь резко распахнулась так, что Эдмунд-младший, терпеливо прислушивавшийся всё это время к разговору за ней, отскочил, едва избежав удара по носу. Из домика выскочил лис и, как ошпаренный, на четырёх лапах, каким его ещё никто не видел, убежал в лес, перескочив через довольно высокий забор. О том, что лис мог так высоко прыгать, не ведал даже он сам.

«Вот гадкий, – ухмыльнулся крот, возвращаясь обратно под землю, – да и эта хороша. Ц-ц-ц… Балаган!».

«Чумазый грубиян! Скандальная мамаша! Пропади они пропадом! Как же я объяснюсь с медведем? Ай-и…» – так думал лис, убегая всё дальше и дальше, вглубь Зелёного леса.

Глава III
У огромной плотины

В Зелёном лесу, куда не взгляни, отовсюду на тебя в ответ взглянут глаза. Глаза совершенно разные: пара маленьких мышиных, пара больших совиных, пара хитрых лисиных или испуганных заячьих, – лес полон жителей. Поэтому когда крот, пообедав, собрался снова выйти наружу, он тщательно обтёр лапы о свою курточку и пригладил всклокоченные волосы на голове. Он никогда не стремился выглядеть хорошо, так как до недавнего времени его вообще мало кто видел, но после событий сегодняшнего утра ему захотелось снова подняться наружу, где, как известно, полагается не оскорблять других своим неопрятным видом.

«Хм… – хмыкнул крот себе под нос, – не могу же я позволить этим глупцам обвинить меня в неопрятности». И с этими словами он направился по подземному ходу туда, где, по его расчетам, должен был находиться выход в лес у берега реки. Несколько дней назад бобры завалили огромным деревом этот ход, поэтому крот не смог выбраться наружу, к воде, а вместо этого вылез во дворе у кроликов. Теперь он твёрдо вознамерился увидеть ту самую широкую реку, рассказ о которой он слышал ещё в детстве.

А ведь до чего же странным был крот, подумает кто-то. Всю жизнь просидел под землёй, исшарил все возможные ходы под лесом, а наружу, где происходит всё самое интересное, так ни разу и не поднялся.

Тщательно отмеряя шаги, выбирая нужный путь на развилках, крот прошёл долгий путь под землёй. Когда он вылез на поверхность, прорыв новый ход в обход поваленному дереву, солнце уже начинало садиться. Красные лучи просачивались меж листвы деревьев и будто поджигали их, поэтому, высунув морду наружу, крот сначала немного испугался, подумав, что лес в огне. Но, не почуяв запаха дыма, спокойно вылез из-под земли.

«Где же река? – подумал он. – Я точно знаю, что она должна быть здесь. Где же шум воды? Плеск волны о берег?» Вместо этого до крота доносилось монотонное дыхание запыхавшихся бобров, которые трудились над плотиной без остановки. Они валили деревья, разгрызали их и тащили, тащили, чтобы возвести стену, которой не видела ещё ни одна пара глаз в этом лесу.

– С дороги! – проронил запыхавшийся бобёр, волоча за собой кусок древесного ствола. Он прошёл мимо крота и чуть было не отдавил ему лапу.

– Грубиян! – прошипел крот ему вслед.

Он всё ещё не мог понять, почему на месте, где его виду должна была предстать широкая полноводная река, сейчас он видел только лишь огромное русло и маленький ручеёк, бегущий по самому его дну. Внешний мир продолжал его разочаровывать.

«Опять понапрасну вылез» – подумалось ему.

– С дороги! – снова услышал он голос уже другого бобра. Тот протащил мимо него древесную ветку. Один из сучков больно щёлкнул крота по носу.

– Безобразие! – на этот раз в полный голос выкрикнул крот. Но бобёр его не услышал, он был слишком занят. И что-то этот «полный голос» у крота получился каким-то тихим, ведь ему ещё никогда не приходилось кричать. Крот посмотрел туда, откуда мимо него один за другим проходили бобры, – там за горизонт утекал ручеёк, который некогда был полноводной и шумной рекой. Он перевёл взгляд в другую сторону и закинул голову высоко-высоко вверх, чтобы увидеть небо. Нужно было посмотреть именно так высоко, ведь совсем неподалёку от крота возвышалась стена огромной плотины.

Вокруг крота кипела работа. Бобрам было совершенно безразлично его присутствие здесь, на их гигантской стройке.

«Взгляну-ка я, что там за этой стеной, – подумал крот и начал искать путь в толпе бобров. – Какие же мужланы, – думал он, и лицо его искривлялось, выражая отвращение. – Большие, сопящие, взмыленные и глупые звери. Только и знают, что работать. Таскают свои деревья взад-вперёд, грызут, грызут, несут, несут. И зачем им прикладывать столько труда, когда можно жить и в доме поменьше? Зачем строить эту громадину? Форменное уродство, ничего примечательного, совершенно ничего…». Пока крот так думал, он успел забраться уже достаточно высоко над тем местом, где в земле зияла дыра его подземного хода. С такого расстояния можно было хорошо разглядеть, как бобры испещрили лес древесными опилками, сколько тропок они проложили, таща по земле древесные ветки, как много их было там, молодых и сильных, старых и опытных бобров. Все они молча выполняли свою работу, и только изредка от кого-нибудь внизу доносилось «с дороги!». А далеко-далеко, туда, где заканчивался лес, и начиналось бескрайнее поле, за самый горизонт убегал маленький ручеёк по руслу, которое было ему очень велико. Всего этого крот не видел, так как зрение у него было плохое, а стёкла в очках исцарапаны пылью. И всё же он чувствовал по шумному дыханию сотен уставших носов где-то внизу, что работа над плотиной кипела нешуточная.

Неожиданно сопение смолкло, откуда-то сверху раздался пронзительный возглас: «Перерыв!», и сотни бобриных лап затоптались на месте, работники побросали на землю свою ношу, перестали грызть древесные стволы, остановили строительство и стали разворачивать корзины со съестными припасами. Монотонное сопение сменилось дружным причмокиванием. Бобры ещё тяжело дышали, но на мордах у них отображалось большое удовлетворение от проделанной работы и вкусной пищи.

«Уселись есть, – подумал крот. – А чавкают-то ещё противнее, чем сопят!». И он продолжил свой путь наверх. Но у самой вершины, когда он уже готов был ступить на верхний ярус плотины, путь ему преградили два огромных бобра.

– Стой! Сюда нельзя! Здесь начальство.

Крот не стал перечить этим господам и благоразумно попятился назад. Отступив на пару шажков, он присел неподалёку от самого края стены и вгляделся вдаль. «Всё тот же жалкий ручеёк, – пробормотал он, – разве что видно чуть дальше». Но ухо его было очень чутким, оно уловило звук, которого никогда доселе не знало. «Что это? – изумлённо подумал крот, – мягкий, шелестящий, прохладный звук, – приводил он на память когда-то давно слышанные им слова, – плеск волны?» – изумлённо пролепетал он и обернулся. О другой край плотины, действительно, бились волны. С того края вид открывался изумительнейший: широкая, синяя, как само небо, река раскинулась по лесу, подтопив кое-где деревья, в серебристой воде играли блестящие рыбки, а над волнами летали, пронзительно вскрикивая белые чайки.

– Да… – протянул голос, который только что сказал кроту «стой», – с того края вид то, что надо.

В этот момент крот вспомнил, что у него открыт рот. Он слегка вздрогнул, ссутулился и сделал вид, что смотрит совсем в другую сторону. Бобры переглянулись с довольной усмешкой на мордах. В них всколыхнулась гордость за творение собратьев.

– Такого вида в Зелёном Лесу нигде больше не отыскать, – протянул один.

– Это верно, – согласился второй.

«Горделивые наглецы», – шепнул крот себе под нос.

В эту минуту бобры прервали созерцание чудесного вида и быстро развернулись в сторону лестницы, по которой наверх поднимался какой-то зверь. Они заметили его издалека, так как шкура зверя не была бурой, как у всех остальных бобров, и её было хорошо видно на древесном фоне.

– Опять этот рыжий? – толкнул один бобёр другого в бок.

– Он самый. Приказано его больше не пускать.

Бобры спустились по лестнице вниз и преградили дорогу лису. Тот в свою очередь попытался сделать вид, что не заметил их. Он быстро поднимался по лестнице, опустив морду вниз, будто считая ступени, а когда уткнулся носом в стену из бобриных животов, извинился как бы мимоходом и попытался продолжить свой путь вперёд.

– Стой. Не велено тебя больше пускать.

– Простите, простите! – встрепенулся лис, – Вы, верно, меня с кем-то путаете. Гилберт! – представился он и протянул лапу одному из бобров. Тот не взял её, тогда лис попытался проделать то же самое с другим, но и второй был непреклонен.

– Виделись! Забыл? – угрожающим тоном произнесли бобры и встали друг к другу ещё теснее.

Лис то и дело пытался заглянуть через их спины, но бобры тщательно пресекали эти попытки.

Когда в стороне лис заметил крота, он поёжился, а затем стал ещё старательнее вставать на носочки и подпрыгивать, чтобы заглянуть через плечи бобров. Крот повернулся в ту сторону, куда так жаждал попасть лис. Там, у края плотины, за большим, богато накрытым столом, сидел бобёр и уплетал за обе щеки разнообразные кушанья. На шее у него была повязана белейшая накрахмаленная салфетка, на которую капали капли и сыпались крошки, когда он жадно вгрызался в богатое угощение. Бобёр обладал небольшим ростом и очень большим животом. Он был так увлечён едой, что не замечал ничего другого вокруг себя. Он только ел, поминутно отрывая взгляд от столаи переводя его на реку, и тихонько с придыханием произносил: «Какой вид!».

Метания лиса стали такими явственными, что бобры-охранники уже собрались удалить его вручную. Они схватили его под лапы и начали раскачивать, но в этот момент лис закричал и запричитал: «Господин Зельден! Господин Зельден! Не дайте вашим громилам меня выкинуть! Что же это делается?! Ай-яй-яй!».

В этот момент господин Зельден как раз допивал последний стакан божественного виноградного напитка и услаждал свой слух криками чаек и плеском волн. Глаза его были слегка прикрыты от удовольствия, поэтому, когда внезапный возглас лиса заставил его открыть их, господин Зельден выказал крайнее неудовольствие.

– Ну что ещё там? – прикрикнул он на бобров-охранников. – Неужели нельзя избавить меня от посетителей хотя бы на время еды?

– Господин Зельден, – отчаянно вопил лис, отпихиваясь от бобров, – это не посетитель! Это я! Ваш верный друг – лис Гилберт!

При звуке этих слов бобёр закатил глаза и разочарованно вздохнул. «Этот просто так не отвяжется», – подумал он и махнул лапой в знак того, что незваного гостя можно было подпустить к нему.

Лис довольно оправил пиджак и отряхнул штаны, приосанился, горделиво задрав нос, намеренно медленно прошествовал мимо бобров и направился к самому хозяину плотины.

– Я знал, я был уверен, что вы не оставите без внимания того, кто помог вам приобрести столь чудесный участок земли у реки, – самодовольно, но всё ещё подрагивающим голосом пролепетал лис.

– Ты как всегда во время, – не скрывая иронии, проговорил бобёр, – как раз к накрытому столу.

– Спасибо, спасибо, – лис сделал вид, что не заметил насмешки в его словах. – Я знал, что вы щедры в своей благодарности со всеми, особенно с теми, кто…

– Ну, выкладывай, чего пришёл? Поесть? Садись.

– Я забежал проведать, как дела на стройке, и вижу, что плотина грандиозна. Только вам под силу было спланировать и соорудить такое! Поэтому я и…

– Садись. Ешь, пей, только избавь меня от твоей болтовни хотя бы сегодня. – Оборвал его бобёр и повернулся мордой к реке.

– Ну если вы так любезны, что предлагаете мне разделить с вами этот чудесный ужин, – привычно начал рассыпаться в любезностях лис, но не докончил фразы, потому что уж очень он был голоден. Дела его в последнее время совсем не ладились, а потому в желудке было пусто. Он с жадностью набросился на угощение, надеясь, что бобёр не видит, с какой скоростью и как неприкрыто жадно он их поглощает. На какое-то время воцарилась тишина. Слышно было лишь, как лис жевал и как кричали чайки.

«Один пресквернейший обжора, – думал крот, – второй – несноснейший и лицемерный плут». Он покачал головой и проводил взглядом чайку, которая пролетела совсем близко от него. «И неужели он теперь сюда только лишь за едой? Видно, дела его, действительно пошли насмарку». Подумав так, крот ухмыльнулся и начал чуть слышно посмеиваться.

– Эй, ты! Уходи-ка отсюда. А то и тебе понадобится поживиться за чужой счёт. А нам перепадёт за плохую работу!

Один из бобров уже направился к нему, но крот не стал дожидаться своей очереди. Он ясно дал им понять, что собрался уходить. В последний раз он обернулся и посмотрел на них, когда уже стоял в самом низу лестницы, ведущей на верхний ярус плотины. «Тюфяки…» пробормотал он. «Гадкий тип», – переглянулись меж собою бобры.

Кроту же предстоял ещё достаточно долгий путь вниз, меж сидевших тут и там на лестницах бобров, жующих и довольно поглядывающих на творение своих лап. Они совсем не замечали крота, так были увлечены едой. Кроту казалось, что он невидимка. Обычно любой зверь тут же подмечал его и стремился либо прогнать, либо исчезнуть сам, а тут – тут он был, словно пустым местом. Он и не знал огорчаться этому или радоваться.

Этот день не понравился никому, кроме бобров. Ни кроту, который снова разочаровался в том, что увидел на поверхности, ни лису, дела которого совсем покатились под гору, ни медведю, который всё ещё не получил желаемого. И только одной маленькой мышке было невыразимо хорошо в этот день сидеть на берегу речки, слушать песни ветра в камышовых зарослях и смотреть на закатное солнце.

Глава IV
На ночной полянке

Крот порядком устал за день рыть обходные пути, взбираться и спускаться по лестницам, поэтому он решил немного погулять по лесу перед тем, как завалиться на боковую. Лазать под землёй – трудное занятие, лапы от этого сильно устают. Гораздо легче ступать по поверхности. К тому же крот хотел ещё чуть-чуть побыть у реки. Плотину он обошёл уже с другой стороны, река разлилась там во всём своём великолепии. Просторная водная гладь, чуть рябая от лёгкого ветерка, зарделась с последним лучом солнца. Крот прищурился и отвернулся к лесу. С реки подул прохладный ветер, он колыхал прибрежный камыш и отовсюду стал доноситься тихий шёпот.

«Речка баюкает рыбок…», – донеслось откуда-то впереди.

Крот решил пойти вдоль берега и посмотреть, кто там.

«Шшш…», – доносилось из зарослей камыша.

Чем ближе подходил к ним крот, тем яснее он слышал их шорох, но среди этого шороха ясное и чёткое «шшш…» какого-то зверя выдавало его присутствие среди этих растений. Крот приблизился к камышам и раздвинул их лампами, а потом нырнул в зелёные стволы и на минуту исчез в них. Потом он снова появился в самой гуще, огляделся и пошёл на «шшш…», которое становилось всё громче и громче.

«Нет, это не камыши, так шипеть может только зверь», – бормотал крот, озираясь по сторонам.

– Конечно, не камыши, – был дан ответ откуда-то впереди, – я не умею, как камыши, но я стараюсь.

Крот прошёл на голос, отодвинул последние ветки, скрывавшие от него владельца голоса, и увидел маленькую мышку. Она сидела у самого берега, на песке, вытянув лапы к воде и повернув к нему мордочку. Мышка широко улыбалась. Когда волны хотели набежать на её лапки, она ловко подтягивала их к себе, а потом возвращала на место.

Крот застыл в недоумении. Ещё никто и никогда при первой встрече с ним не улыбался так широко, даже кролик. «Наверное, эта мышь не в себе, – подумалось ему, – но она маленькая и вреда мне причинить не сможет». Успокоившись этой мыслью, крот подошёл к ней поближе и поздоровался.

– Здравствуйте, я Филипп, – представился он.

– А я По, – ответила мышка, не вставая и не подав ему лапы, – садитесь рядом, – вместо этого предложила она, – я вас тут не видела, вы проездом?

– Я тут первый раз, но живу совсем неподалёку, – ответил Филипп, удивлённый тем, с какой лёгкостью По заговорила с незнакомцем.

– А где вы живёте?

– Собственно, везде понемногу. Зимой перебираюсь подальше от реки, а летом у старого дуба… Но в целом я живу там. – И он указал лапой вниз.

– В норе под землёй?

– В норе живут зайцы и прочие… Хм… А у меня – система ходов.

– Я живу в норе, – сказала По без тени обиды на мордочке.

Филипп кашлянул и ничего не ответил. Они ещё немножечко посидели в тишине. Филипп не хотел уходить. По казалась безобидной, поздний вечер клонился к ночи, а ночью он ещё никогда не был на поверхности. Ему хотелось посмотреть каково это, когда наверху темно так же, как внизу.

– А я вышел посмотреть на ночь. – Прервал молчание Филипп.

– А вы её ещё не видели?

– Нет, никогда.

– У речки лучше слушать ветер, а ночь смотреть надо в лесу, – сказала По воодушевлённо и поднялась с песка, – пойдёмте, я покажу вам отличное место.

Поражённый, Филипп не знал что ответить. Но ему и в голову не пришло отказаться от такой экскурсии. По казалась неподдельно увлечённой тем, о чём говорила.

– Отлично, – сказал неуверенно Филипп, – показывайте дорогу!

Страницы: