Нирвана – последний кошмар. Беседы об анекдотах дзен Раджниш (Ошо) Бхагаван

Глава 9

Осознанная смерть

Мастер Фугай был искусным художником и славился своей мудростью и великодушием. Но при этом он был крайне строг — и к себе, и к ученикам.

Говорят, что Фугай встретил смерть необычным образом. Почувствовав, что настал его последний день, он выкопал могилу, забрался в нее и приказал закопать себя. Могильщик в ужасе убежал.

Вернувшись, он обнаружил мастера в могиле — исполненного достоинства и мертвого.

Жизнь — это возможность. Вы можете использовать ее, можете злоупотребить ею, а можете просто упустить. Все целиком зависит от вас. Кроме вас никто не несет за это ответственности. Ответственны только вы.

Как только вы понимаете это, вы становитесь бдительными, осознающими. Тогда вы начинаете жить совершенно иначе. Фактически, только тогда вы и начинаете жить.

Обычно люди живут как бы во сне — полусон, полуявь — где-то на стыке сознательного и бессознательного. Это не настоящая жизнь. Вы существуете, но не живете.

Существование вам дается. Существование — это дар. Но жизнь нужно заслужить. Когда существование обращается к самому себе, оно становится жизнью. Существование вам досталось от целого, вы ничего не сделали, чтобы его получить. Оно просто есть — это данность. Когда существование становится жизнью… Как только вы начинаете существовать осознанно, существование становится жизнью.

Жизнь — это осознанно проживаемое существование.

Жизнь — величайший вызов, путешествие в неизвестное, путешествие внутрь, путешествие в то, что есть. Когда вы живете неосознанно, просто существуете, вас не покидает страх смерти. Смерть всегда где-то рядом, за углом, она постоянно следует за вами по пятам. Только жизнь способна выйти за пределы смерти.

Существование приходит и уходит. Оно дается вам, и потом его забирают. Оно подобно волне в океане: волна вздымается и опадает.

Но жизнь вечна. Если вы ее получаете, вы получаете ее навсегда. Жизнь не знает смерти. Жизнь не боится смерти. Как только вы узнаете, что такое жизнь, смерть исчезает. Если вы все еще боитесь смерти, значит, вы пока не узнали жизни.

Смерть существует в неведении — в неведении относительно того, что есть жизнь. Вы продолжаете двигаться от момента к моменту, от действия к действию, совершенно не осознавая, что делаете, зачем делаете, почему вас несет от одного к другому.

Если вы станете хотя бы немного медитативными, вы заметите, что в течение дня очень часто возникают моменты, когда вы действуете совершенно неосознанно.

Задача религии состоит единственно в том, чтобы помочь вам осознать свое существование.

Существование и осознанность вместе образуют вечную жизнь — то, что Иисус называет жизнью в изобилии, что он называет «Царством Божьим».

«Царство Божие» внутри вас. Внутри вас уже есть семя — ему просто нужно дать прорасти. Позвольте ему пробиться в залитый солнечным светом мир, подняться в небо, освободиться, расти все выше и выше и достичь самой бесконечности. Воспарить можно, но для этого нужна осознанность.

Карл Юнг незадолго до смерти сказал: «Мы нуждаемся в более глубоком понимании человеческой природы, потому что единственная реальная опасность — сам человек. Человек представляет огромную опасность, но, к сожалению, мы не осознаем этого. Нам ничего не известно о человеке».

До сих пор существует заблуждение: вы думаете, что знаете себя, только потому, что вы есть. Вы чувствуете, что вы есть, — но вы не знаете, кто вы. Лишь смутное ощущение, туманное, неопределенное ощущение, что вы есть — этого не достаточно. Все должно стать кристально ясным. В вас должен загореться непоколебимый свет — только тогда вы узнаете, что такое человек.

На санскрите мы называем человека пуруша. Это слово невероятно красиво. Его сложно перевести — у него три значения. Его можно произнести тремя разными способами. Слово пуруша можно произнести как пур-у-ша. Тогда оно означает «восход солнца в городе… тот, кто полон света».

Можно произнести его как пуру-ша. Тогда оно означает «наполненный мудростью и вечным счастьем… небожитель».

Можно произнести его как пу-руша. В этом случае оно означает «тот, кто избавился от страстей и обрел бессмертие».

В вас заложено множество возможностей, слой за слоем. Первый слой — это уровень тела. Если вы отождествляете себя с телом, вы отождествляете себя с временным, с сиюминутным. Тогда неизбежно возникает страх смерти.

Тело — это поток, подобно реке оно непрерывно изменяется, движется. В нем нет ничего вечного. Тело изменяется в каждый момент времени. Фактически, каждый момент тело умирает. Вы не умираете внезапно через семьдесят лет. Тело умирает каждый день. Смерть длится в течение семидесяти лет — это процесс.

Смерть — не внезапное событие, смерть — это долгий процесс. Постепенно, шаг за шагом, тело достигает точки, в которой уже не может сохранять целостность. Оно разрушается.

Если вы отождествляете себя с телом, неизбежно возникнет страх приближающейся смерти. Вы живете, но ваша жизнь полна страха. Что это за жизнь, когда ее основы непрерывно расшатываются, когда вы сидите на действующем вулкане, ожидая его извержения в любой момент? Тогда очевидно только одно — смерть приближается. В остальном нет никакой определенности.

Разве можно так жить? Как тут можно праздновать? Как можно петь, танцевать, быть? Невозможно. Смерть не допустит этого. Смерть слишком страшна и слишком близка.

Второй слой — уровень ума. Он даже еще более временный, чем телесный уровень, более текучий. Ум также непрерывно распадается.

Ум — это внутреннее содержание тела, а тело — внешняя оболочка ума. Это не две разные вещи. Собственно, неправильно говорить «тело и ум». Правильнее будет сказать «тело-ум». Вы — психосоматическая система. Тело и ум не существуют отдельно друг от друга. Тело — это грубый ум, а ум — тонкое тело… две стороны одной монеты — одна внешняя, другая внутренняя.

Есть люди, которые отождествляют себя с телом. Их называют материалистами. Они не могут жить. Конечно, они отчаянно пытаются, но все равно не могут жить. Материалист только притворяется, что живет. Он не живет. Его жизнь не имеет глубины. Она поверхностна, пуста — потому что он пытается жить через тело, которое непрерывно умирает.

Он живет в доме, охваченном пожаром. Он пытается отдохнуть в доме, который полыхает огнем. Какой тут может быть отдых? Какая любовь?

Материалист способен только на секс, но не на любовь — потому что секс скоротечен. Любовь же имеет качество вечности. Материалист способен только на одноразовые связи, он не способен на отношения. Он все время бежит, потому что отождествляет себя с телом — а тело не знает покоя, оно находится в непрерывном движении.

В лучшем случае, у него может быть секс — временная, мимолетная вещь. Ничего глубже этого — ничего, что исходило бы от души, из самого центра его существа — быть не может. Существа далеки друг от друга, встречаются только тела — они переплетаются друг с другом и затем опять расходятся, расстаются. Материалисты — самые большие идиоты, потому что пытаются жить через смерть. Это идиотизм.

Другой тип людей — идеалисты. Они отождествляют себя с умом, с идеями, идеологиями, идеалами. Они живут в эфемерном мире — он ничем не лучше материалистического. Разумеется, у них больше возможностей для удовлетворения эго — ведь они могут осуждать материалистов.

Они говорят о Боге, о душе, о религии и обо всем великом. Они говорят о другом мире, но это только разговоры. Они живут в собственной голове — непрерывно думают, размышляют, ловко играют с идеями и словами. Они создают утопии, утопают в мечтаниях, но они также упускают возможность — потому что возможность существует здесь и сейчас, а они постоянно уносятся в мыслях куда-то еще.

Слово утопия замечательно. Оно означает «то, что никогда не наступит». Идеалист думает о том, чего нет, и что никогда не наступит. Он живет где-то в другом месте. Он существует здесь, но живет где-то еще. Он живет в состоянии раздвоения, двойственности. Его существование полно напряжения. Политики, революционеры, так называемые теологи, священники — все они отождествляют свою жизнь с умом.

Но настоящая жизнь находится за пределами ума и тела. Вы находитесь в теле, вы находитесь в уме, но сами вы ни то, ни другое. Тело — ваша внешняя оболочка, ум — ваша внутренняя оболочка, но вы не являетесь ни тем, ни другим.

Понять это, значит, начать новую жизнь. Как достичь этого понимания? Для этого и существует медитация. Начните свидетельствовать. Идя по улице, станьте свидетелем. Наблюдайте, как передвигается тело… а вы просто смотрите, наблюдаете, свидетельствуете из самой глубины вашего существа. И внезапно возникнет ощущение свободы. Внезапно вы поймете, что идет только тело — не вы.

Тело может быть здоровым, может быть больным. Смотрите, просто наблюдайте, и тогда вы ощутите совершенно иное качество существования. Вы — не тело. Да, иногда тело бывает больным — но это не значит, что вы больны. Тело здорово, но это не имеет к вам никакого отношения.

Вы свидетель, наблюдатель, стоящий в отдалении, на вершине холма — разумеется, вы привязаны к телу, но не отождествлены с ним, укоренены в теле, но всегда выше него, вне его пределов.

Сначала в медитации пытайтесь отделить себя от тела. И постепенно, когда научитесь проницательно наблюдать тело, начните наблюдать свои мысли — они постоянно вертятся в уме. Но сначала наблюдайте за телом — оно более грубое, и за ним легче наблюдать, от вас не потребуется глубокой осознанности. А когда настроитесь на тело, переключайтесь на ум.

Все, что вы можете наблюдать, становится отдельным от вас. Все, что вы способны свидетельствовать, не является вами. Вы — свидетельствующая осознанность. То, что вы свидетельствуете — объект, а вы — субъект.

Когда вы становитесь свидетелем, тело и ум внезапно оказываются в стороне. Тогда вы — чистое сознание, без тела и ума, сама чистота, невинность, зеркало.

В этой невинности впервые вы узнаете себя. В этой чистоте впервые существование становится жизнью. Впервые вы есть. До этого момента вы просто спали. Теперь вы есть.

А когда вы есть, смерть перестает существовать. Тогда вы знаете, что станете свидетелем также и своей смерти. Если вы научились свидетельствовать жизнь, вы способны свидетельствовать и смерть, потому что смерть — это не конец жизни, а ее кульминация, высшая точка. Жизнь достигает своего пика в момент смерти. Но из-за страха вы упускаете. Смерть — величайший оргазм.

Вам известен только малый, сексуальный оргазм. Во время секса, по сути, случается маленькая смерть. Ваше тело высвобождает некоторую часть энергии, и вы испытываете оргазм, обремененность исчезает, вы расслаблены. Но только подумайте о смерти — освобождается абсолютно вся энергия. Смерть — это самый мощный оргазм.

Во время секса высвобождается лишь малая часть вашей энергии. Но даже тогда вы чувствуете себя так хорошо, так расслабленно — вы засыпаете крепким сном, напряжение исчезает. Все в вас приходит в гармонию. А в момент смерти высвобождается вся жизнь. Жизнь полностью покидает ваше тело, она возвращается в целое. Это самый сильный оргазм.

Да, смерть — величайший оргазм, но люди продолжают упускать его из-за страха.

То же происходит и во время секса — многие люди так и не испытывают оргазма. Оргазм не случается из-за страха. Они не могут погрузиться в секс тотально. Запомните: тот, кто боится смерти, боится также и секса.

Вы можете наблюдать это здесь, в этой стране. В этой стране люди всегда боялись секса, и, соответственно, они очень боятся смерти. Вы нигде больше не встретите столько трусов, нигде не найдете более трусливых людей. В чем причина? Люди, боящиеся смерти, боятся также и секса, потому что во время секса случается маленькая смерть. Те, кто боится секса, слишком сильно цепляются за жизнь. Они становятся скупыми. Скупцы упускают сексуальный оргазм, а затем и величайший из оргазмов, реализацию всей жизни.

Как только вы поймете, что такое смерть, вы встретите ее торжественно. Вы поприветствуете ее. Это главное свершение всей жизни. Это достижение конечной цели жизненного пути. Путешествие заканчивается. Вы возвращаетесь домой.

Но вы не умираете во время смерти. Освобождается только энергия, данная вам через тело и через ум — она снова становится частью мира. Вы возвращаетесь домой.

Если вы умираете неправильно, вы родитесь заново. Позвольте объяснить: если вы умираете неправильно, если не достигаете полного оргазма смерти, вы родитесь заново — вы упустили одну возможность, но получите другую.

Существование очень терпеливо. Оно продолжает предоставлять вам возможности. Оно полно сострадания. Если вы упустили эту жизнь, оно даст вам другую. Если в этот раз у вас не получилось, вы снова вернетесь в этот мир. Вы будете возвращаться сюда снова и снова, пока у вас не получится реализовать главную цель. В этом вся суть теории возрождения.

Христианский Бог не очень-то щедр. Он дает только одну жизнь. Это создает сильное напряжение. Всего одна жизнь? Нет времени на ошибки, нельзя сбиваться с пути. Возникает очень сильное внутреннее напряжение. На Востоке мы создали идею более сострадательного Бога, он продолжает давать нам жизни: «Упустили эту? Берите другую».

И это, в некотором смысле, очень разумно. Не существует персонифицированного «Бога», который давал бы вам жизнь. В действительности, это делаете вы сами. Вы никогда не замечали, что ночью, когда вы ложитесь спать… Просто понаблюдайте: когда вы засыпаете, постарайтесь уловить самую последнюю мысль, последнее желание, последний фрагмент сознания. И утром, когда проснетесь, не спешите открывать глаза — посмотрите опять: тот, последний, фрагмент теперь станет первым.

Если, засыпая, вы думали о деньгах, та же мысль окажется первой в вашей голове, когда вы проснетесь. Вы снова будете думать о деньгах, потому что эта мысль осталась в вашем сознании, она ждала, когда вы снова подхватите ее. Если вы думали о сексе, утром вы снова начнете думать о нем. Это может быть что угодно… Если перед сном вы думали о Боге и молились, утром вы ощутите молитвенное настроение.

Последняя мысль перед сном становится первой после пробуждения. Последняя мысль в этой жизни станет первой мыслью в следующей жизни. Последняя мысль, с которой вы умрете, станет семенем, из которого вырастет ваша новая жизнь.

Но когда умирает будда — тот, кто достиг, — он просто умирает, в нем нет ни единой мысли. Он наслаждается оргазмом. Он испытывает такое удовлетворение, такое полное удовлетворение, что нет никакой необходимости возвращаться назад. Он исчезает в космосе. Больше незачем воплощаться.

На Востоке мы наблюдаем за тем, как умирает человек. В том, как вы умираете, отражается вся ваша жизнь. Если я вижу вашу смерть, я могу написать вашу биографию — в одном этом моменте в сжатом виде вмещается вся ваша жизнь. В этот момент в одной вспышке можно увидеть все про вас.

Скупой человек умрет со сжатыми кулаками — все еще удерживая и цепляясь, все еще пытаясь не умереть, не желая расслабиться. Любящий человек умрет с открытыми руками — он продолжает делиться даже смертью, так же, как делился и жизнью. На лице все написано — можно без труда понять, жил ли человек осознанно. Если так, то его лицо будет озарено светом, вокруг тела будет видна аура. Если приблизиться к такому человеку, можно ощутить покой — не печаль, но тишину и покой. Если человек умер блаженной смертью, в глубоком оргазме, тогда рядом с его телом можно испытать даже прилив счастья.

Это случилось, когда я был ребенком:

В деревне, где я жил, умер один очень святой человек. Я был привязан к нему. Он был священником в одном небольшом храме, очень бедным человеком. Каждый раз, когда я проходил мимо — а я проходил мимо минимум два раза в день, по дороге в школу и обратно — он подзывал меня и давал какой-нибудь фрукт, какую-нибудь сладость.

Когда он умер, собрался весь город, но я был единственным ребенком среди пришедших. Внезапно я стал смеяться — я сам не ожидал этого. Рядом был отец, и он пытался остановить меня, ему было неловко. Смерть — не повод для смеха. Он пытался успокоить меня. Снова и снова он говорил мне: «Ну-ка тише! Перестань!»

Больше я не испытывал ничего подобного. С тех пор такого не повторялось. И до его смерти со мной никогда не бывало такого — смеяться так громко, словно случилось что-то очень хорошее, прекрасное.

Я не мог сдержаться. Я смеялся так громко, что все вокруг разозлились, и меня отправили домой. Отец сказал: «Ты больше не попадешь ни на одно серьезное мероприятие! Из-за тебя мне пришлось краснеть! Почему ты смеялся? Что на тебя там нашло? Что смешного ты нашел в смерти? Все плакали, рыдали — один ты смеялся».

И я сказал ему: «Что-то случилось: от этого старика что-то исходило, и оно было невероятно прекрасным. Он умер в глубоком оргазме». Не совсем такими словами, но я сказал, что почувствовал, какой счастливой смертью, блаженной смертью умер этот человек — мне захотелось смеяться вместе с ним. Он смеялся, его энергия смеялась.

Меня сочли за сумасшедшего. Как можно умирать, смеясь? С тех пор я наблюдал много разных смертей, но не видел ничего подобного.

Когда вы умираете, вы высвобождаете энергию, а вместе с ней высвобождается и весь ваш жизненный опыт. Каким бы вы ни были в жизни — печальным, счастливым, любящим, злым, несдержанным, сострадательным — каким бы вы ни были, исходящая энергия наполнена вибрациями вашей жизни. Когда умирает святой, пребывание рядом с ним становится великим даром. Прикосновение к потоку его энергии наполняет вас великим воодушевлением. Вы попадаете в совершенно иное измерение. Эта энергия опьяняет вас, как наркотик.

Смерть может стать окончательной реализацией, но только в том случае, если жизнь была действительно прожита.

Один рассеянный ученый однажды решил, что уделяет семье мало времени. Вечером того же дня он пришел домой, поцеловал жену и детей, побрился, принял душ и переоделся к ужину, а во время трапезы рассказал несколько забавных историй.

После ужина он настоял на том, чтобы самому убрать со стола и вымыть всю посуду.

Закончив наводить порядок, он отправился в спальню — но там обнаружил жену в слезах.

«Сегодня с самого начала все идет не так, — всхлипывала она. — Пылесос сломался, Джорджи разбил бейсбольным мячом окно нашей комнаты, Полли упала и порвала свое лучшее платье, а теперь еще и ты — пришел такой пьяный, что не соображаешь, что делаешь».

Никто не понимает, что он делает. Не нужно даже алкоголя. Вы просто ничего не замечаете. Вы просто бессознательны — словно вы сами все время создаете в себе бессознательность. Словно у вас в крови непрерывно вырабатывается некое одурманивающее вещество. Вы продолжаете синтезировать наркотики внутри себя. Да, все именно так.

Пока вы не попытаетесь стать осознанными — выйти из этого запоя, в котором вы оказались — вы не сможете понять, что происходит на самом деле.

Обычно все, что вы делаете, вы делаете автоматически. Вы ведете машину: нет никакой необходимости осознавать это, вы ведете ее просто как механизм. Вы научились этому трюку. Вы можете петь или курить, разговаривать или обдумывать тысячу и одну мысль, а тело тем временем продолжает управлять машиной.

Вы едете — едете автоматически. Вы ходите — тоже автоматически. Тело научилось этому и продолжает действовать. Вашего внимания здесь не требуется.

Внимание становится необходимо, когда что-то случается. Если что-то пошло не так, тогда включается внимание. Но когда все в порядке, вы можете и дальше идти, куда пожелаете, играя со своими мыслями. Вашего присутствия во время действия не требуется.

Например, если в звуке мотора возникают посторонние шумы, тогда вы начинаете прислушиваться. В противном случае, если мотор гудит, как обычно, вы просто ведете машину. Если все в порядке, вы продолжаете печатать. Ум похож на компьютер: однажды обученный, должным образом загруженный, запрограммированный, он начинает функционировать автономно. И чем эффективнее вы становитесь в жизни, тем менее осознанно вы начинаете жить.

Дети более осознанны. Иначе и быть не может — ведь они ничего не знают. Вы помните, как вы начинали писать? Каждую букву приходилось выводить так внимательно, так долго. Посмотрите, как пишут маленькие дети. Они стараются не только всем умом, но и всем телом. Они становятся сплошным вниманием, даже если пишут совсем короткое слово.

Несколько детей написали мне письма. Они написали в них лубовь, но я знаю, каких усилий им это стоило. Должно быть, они долго пытались вывести нужное слово. Пусть они написали неправильно — л-у-б-о-в-ь — но они очень старались, с предельным вниманием. В их лубви гораздо больше значения, чем в вашей любви, потому что когда пишете вы, вы пишете по привычке. Возможно, вы даже не осознаете, что пишете.

Я знаю одного очень культурного, очень воспитанного человека. Однажды я сидел с ним в гостиной, и он так разозлился на слугу, что сказал: «Убирайся к черту, пожалуйста!»

Я спросил его: «К чему тут «пожалуйста»?»

Он ответил: «А, старая привычка».

Вы пишете слово любовь, но это может быть только старой привычкой. Вы можете вовсе не осознавать его значение. Вы действительно это имеете в виду? Потому что произнести слово любовь, значит, произнести нечто сакральное, нечто исключительно важное. А как вы его используете, а?

Я знаю людей, которые говорят: «Я люблю свою машину, я люблю свой дом». Или: «Я люблю мороженое». Эти люди оскверняют священное слово. Когда они говорят женщине «я люблю тебя», это мало что значит. То же самое они могут сказать и мороженому. Они не вкладывают в эти слова свое сердце, свою осознанность, свое существо.

Дети осознают гораздо больше. Посмотрите на ребенка — он полон энергии, свежести, осознанности, он открыт, бдителен. Но мы учим его чему-то другому. Общество не нуждается в осознанности. Для так называемого общества осознанность опасна, потому что общество это больное, и ему выгоднее бессознательность.

Если люди станут осознанными, что тогда произойдет с табачной индустрией? Что произойдет с алкогольной индустрией? Что произойдет с индустрией, эксплуатирующей человеческую сексуальность, играющей на сексуальных желаниях? Что произойдет с политиками? Что станет со священниками? Все они существуют исключительно за счет вашей неосознанности. Они продолжают использовать вас, потому что вы не осознаете.

Если общество станет более бдительным, тогда начнется бунт, революция. Это не значит, что общество совершит революцию — сама идея свершения революции бессмысленна. Революция — это не то, что можно совершить, и все, с этим покончено. Революция — это образ жизни, процесс. Ее нельзя совершить раз и навсегда. Вы просто начинаете жить настолько осознанно, что сама жизнь превращается в непрерывный бунт.

Осознанность не нужна этому обществу. Это общество базируется на непонимании.

Я слышал историю…

Одна раковая клетка встречает другую — обе они плывут в потоке крови одного и того же тела. Одна спрашивает:

— Ты плоховато выглядишь. Болеешь что ли?

— Кажется, я подхватила пенициллин, — отвечает вторая.

Вы никогда не болеете пенициллином. Вы болеете гриппом, другими болезнями. Но раковые клетки — если подумать, они болеют пенициллином.

Общество больно, и осознанность убьет его. Общество не выживет, если слишком многие начнут осознавать, станут бдительными. Это опасно для общества. Общество мгновенно хватает детей и зашоривает их сознание, делает их неосознающими, отравляет, одурманивает их — и это одурманивание общество называет обучением, образованием.

Пойдите в любую школу, в любой детский сад. Загляните в окно. Дети полны жизни. Ничто не ускользает от их осознания, они замечают все. Запела птица — и, разумеется, дети смотрят в окно. А учитель злится. Он говорит: «Будьте внимательны! Слушайте меня!»

И что тогда остается ребенку? Как быть внимательным? Он притворяется. Он смотрит на учителя, кивает головой, следит за его движениями и делает вид, что слушает. И учитель счастлив. Его эго удовлетворено. Все дети слушают только его. Так эго взрослых людей развращает детское существо.

Снова и снова что-то привлекает внимание ребенка: то запоет птица или где-то залает собака, то слышны голоса прохожих или шум проезжающей машины. За окном происходит тысяча и одна вещь, мир такой огромный, а ребенок такой живой! Но учитель требует внимания к себе.

Учитель счастлив, когда дети смотрят на него. Он может говорить полнейшую ерунду. Он может преподавать историю — а это абсолютная глупость, лучше раз и навсегда забыть ее. Какая польза в том, чтобы знать, что когда-то жил такой сумасброд, как Александр Македонский? Или Адольф Гитлер? Лучше забыть про них. Это просто кошмары — но вы должны слушать эти кошмары!

Я читал историю:

Джонс останавливает свой дорогой роскошный автомобиль на обочине сельской дороги, выходит и неуверенно осматривается. Неподалеку он замечает рабочего — тот стоит, прислонившись к забору. Джонс кричит ему:

— Эй, ты! Далеко до Нью-Йорка?

— Не знаю, — немного подумав, отвечает рабочий.

— А как до него лучше доехать?

Рабочий снова задумывается.

— Не знаю, — опять отвечает он.

— Слушай, ну а где тут хотя бы ближайшая заправка, на которой можно купить карту?

Рабочий думает чуть дольше.

— Не знаю, — снова следует ответ.

— А ты не очень-то много знаешь, — презрительно бросает ему Джонс.

— А я и не заблудился, — отвечает рабочий.

Дети не заблудились, но мы продолжаем учить их. И это наше учение только отгораживает их от жизни — потому что для жизни требуется широкое, открытое со всех сторон сознание, а обучение требует сужения сознания — концентрации, внимания, но не осознанности.

Осознанность — это сознание, устремленное одновременно во всех направлениях. Вы слушаете меня. Вы также слушаете, как мимо проезжает грузовик. Вы слушаете птиц. Ничто не исключается, и ничто не отвлекает вас. Все существует вместе. Я продолжаю говорить — это не мешает вам слушать птиц. Птицы продолжают петь — чем они мешают? — вы продолжаете слушать меня. Если вы способны слушать осознанно, все вокруг становится частью единой гармонии.

Но обучение целиком основано на концентрации. Концентрация, сосредоточение — это яд для ребенка. Сосредоточение означает сужение его существа. Открытой остается только узкая щель — все остальное исключается. Открытым остается лишь маленькое отверстие, но бескрайнее небо закрывается, закрываются все окна и двери — это вы называете концентрацией. Сядьте перед замочной скважиной и смотрите в нее — вот что такое концентрация.

Но учитель чувствует себя превосходно, учителю хорошо. Все смотрят только на него, все внимательно его слушают. А дети просто притворяются — потому что невозможно быть внимательным к тому, что само по себе не привлекает вашего внимания.

Когда за окном лает собака, она не говорит: «Обрати на меня внимание». Она просто лает, и ребенку хочется пойти и посмотреть — что происходит. Это гораздо привлекательнее, чем учитель. Когда поет птица, повторяет одну и ту же ноту, это интереснее, чем учитель. Она ничего не говорит, ничего не рекламирует, ничего не навязывает. Она не вынуждает вас обращать на себя внимание — вы можете и не обращать. Но ребенку интересно. Жизнь потрясающе интересна — а тут стоит этот учитель.

Постепенно учитель принудит ребенка, потому что мы прибегаем к самым разным уродливым уловкам. Мы идем на всякие хитрости, используем все возможные методы принуждения. Только подумайте: ребенок сидит на месте шесть часов. Он вынужден сидеть за партой, на твердой скамье, ему нельзя и пошевелиться. Спросите, что думают по этому поводу психологи. Они скажут, что чем подвижнее ребенок, тем он смышленее. А ребенок, который все время сидит, словно немой и глухой, практически умственно отсталый.

Энергия всегда в движении, энергия живая. По-настоящему живой ребенок не способен долго сидеть на месте. Он ведь не мертвый, а живой. Ему хочется бегать, прыгать, делать миллион других вещей. Его переполняет энергия. Но мы заставляем его сидеть.

И что тогда происходит? На момент окончания университета он становится почти парализованным. Он двадцать лет провел в напряженном сосредоточении — и общество очень ценит это сосредоточение. Проводятся экзамены. Если он их не сдает, его осуждают, а если сдает, его ценят. Это не что иное, как игра в эго. Мы учим его, как быть эгоистичным. Мы учим его уродливой конкуренции — быть враждебным всем остальным. И мы также учим его тому, что единственная ценность в этом обществе — эффективность, но никак не осознанность.

Тут нужно кое-что понять. Если вы хотите быть более эффективными, вам следует стать менее осознанными — ведь механизм работает надежнее, чем живой человек. Механизм просто повторяет действия. Он никогда не ошибается, никогда не дает сбоев. Поэтому ум нужно превратить в машину: вы нажимаете на кнопку и получаете результат. Вы просто нажимаете кнопку — и все идет как по маслу.

Общество всеми силами пытается превратить вас в эффективные механизмы. Огромные суммы денег тратятся на то, чтобы покалечить вас, разрушить, парализовать. И однажды вы обнаружите, что все упустили. Вы так и не вкусили жизнь.

Вы жили, но как будто и не жили. Вы любили, но нельзя сказать, что вы узнали любовь. Вы были живыми, но вы не знаете, что значит быть живым, какой у жизни вкус, какой аромат.

То, что до сих пор называлось образованием, на самом деле, величайшая катастрофа в истории человечества. В день, когда вся система образования рухнет, и на ее месте возникнет новая, не основанная на эффективности… Что изменится, если люди будут не такими эффективными? Что случится, если они станут немного менее эффективными, но более живыми? Ничего не случится.

Когда в основу образования ляжет осознанность, люди, может, и не будут такими эффективными убийцами в войнах, не будут такими эффективными клерками, такими эффективными государственными служащими — но это и хорошо. Если люди неэффективны в качестве убийц, это просто прекрасно! Меньше человеческих жизней погибнет. Если бы человек, который сбросил атомную бомбу на Хиросиму, не был настолько эффективным, и она упала бы где-нибудь в лесу — что в этом плохого? Это было бы просто замечательно. У этой истории был бы счастливый конец.

Если бы немцы были менее эффективны, Гитлер не причинил бы человечеству столько горя и бед. Если бы немецкие солдаты были немного ленивыми, менее дисциплинированными, менее обученными, не такими роботоподобными, у Гитлера ничего бы не вышло. Но он выбрал подходящую страну для рождения. Такие люди всегда очень и очень умны. Они всегда рождаются там, где нужно. И ему удалось превратить в военный лагерь целую страну.

Недостаток эффективности — это не проблема. Отсутствие осознанности — вот проблема. И когда я говорю о меньшей эффективности, я не имею в виду, что она обязательно должна быть меньше. Если вы попробуете делать что-нибудь осознанно — например, ходить… Если вы начнете идти осознанно, бдительно, вы почувствуете, что не можете идти так же эффективно, как и раньше. Если вы будете вести машину осознанно, вы обнаружите, что не можете ехать так же эффективно, как прежде. Но так будет только поначалу. Через пару дней эффективность начнет возрастать — но уже не ценой осознанности. Если эффективность сочетается с осознанностью, тогда все в порядке, она только приветствуется. А иначе вы будете жить практически мертвой жизнью.

Один человек в течение нескольких месяцев посещал психиатра, потому что считал себя пуделем. Однажды друг спросил его, как продвигается лечение.

«Ну, не могу сказать, что я полностью здоров, — ответил тот. — Но мне значительно лучше. Я уже перестал гоняться за машинами».

Если вы продолжаете жить неосознанно, если вы подобны роботам, то, в лучшем случае, возможны только такие перемены. Вы останетесь пуделем. В лучшем случае, вы перестанете гоняться за машинами.

Весь механизм общества направлен на то, чтобы сделать вас как можно менее осознающими. Общество беспокоится только тогда, когда ваша неосознанность начинает мешать его жизнедеятельности. Тогда оно пытается принять меры. Но если вы не бегаете за машинами — потому что это может создать серьезные помехи движению — если вы не бегаете за машинами, но внутри продолжаете считать себя пуделем, тогда все в порядке. Тогда общество спокойно.

Общество не заботите вы и ваш ум. Общество беспокоится только тогда, когда вы начинаете создавать проблемы. А так — все в порядке. Вам кажется, что вы пудель? Ерунда, такая безобидная вещь. Это не грех — лишь бы вы не бегали за машинами. Как только вы начинаете воплощать свои фантазии в реальность, вы совершаете преступление. Если же вы просто продолжаете фантазировать и не претворяете их в жизнь — тогда все нормально, у общества нет причин для беспокойства.

Вот чем грех отличается от преступления. Грех — это когда вы думаете, что вы пудель, но пуделем не являетесь. Это грех, потому что вы упускаете возможность быть человеком. А если вы бегаете за машинами, это уже преступление — вы создаете помехи движению, беспокоите полицейского. Вас нужно лечить.

Люди стали практически сумасшедшими, но общество начинает беспокоиться только тогда, когда сумасшедший создает проблемы. Между вами и людьми, находящимися в сумасшедших домах, нет качественных различий — вы отличаетесь только степенью безумия. Они могут быть сумасшедшими на сто один процент, вы — на девяносто девять. Вы находитесь по разные стороны больничной решетки, но разница между вами невелика — еще шаг или два, и вы станете такими же сумасшедшими. Однако общество терпит вас. Ваше безумие принимают, если вы не выражаете его публично. Но стоит заявить о нем во всеуслышание, и сразу поднимается волнение.

Пока вы не стали сознательными, вы остаетесь сумасшедшими. Вы можете не знать, что вы сумасшедший, и никто не скажет вам этого, но это так. Только будда не сумасшедший. Только просветленное сознание перестает быть сумасшедшим. Пока же вы этого не достигли, вы продолжаете все упускать — возможность исчезает каждую минуту.

Люди часто решают измениться, но и это решение они принимают в состоянии неосознанности, поэтому в нем мало пользы. Вот почему возникает необходимость в мастере, в доверии мастеру. Вы крепко спите и не можете разбудить себя сами. В лучшем случае, вам может присниться, что вы проснулись. Так что приходится полагаться на будильник.

Но будильник — это всего лишь будильник. Он может создать ситуацию для пробуждения, однако вы можете перехитрить его. Вы можете подумать, вам может присниться, что вы сидите в храме и звонят колокола. В таком случае будильник не поможет — вы не проснетесь.

Вам нужен живой будильник — то есть мастер — его вы не сможете обмануть. Он будет продолжать трясти вас до тех пор, пока вы окончательно не проснетесь. Ваши решения не многого стоят, потому что это ваши решения. На них нельзя полагаться.

Один человек как-то говорит своему другу…

— Все, я решил измениться. Больше я не взгляну ни на одну другую женщину. Сегодня я во всем сознаюсь своей жене и попрошу у нее прощения.

— Рад это слышать. Давно пора, — подбадривает его друг.

Тем же вечером жена, сильно уязвленная его признанием, требует рассказать, кто украл у нее его чувства.

— Эта та блондинка с почты, да?

— Прости, — деликатно отвечает он, — но я не могу тебе сказать.

— Я уверена, что это была та модель с соседней улицы, — не унимается жена.

Он продолжает молчать.

— А, я знаю, кто она! Брюнетка из «Грин Дрэгон».